Текст книги "Его пленница. На грани ненависти (СИ)"

Автор книги: Дарья Милова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3. Ева

Утро встречает меня отражением, которое я ненавижу. Синяк под глазом едва сошёл, но на лбу – тонкая розовая полоса, тянущаяся к виску. Словно метка. Я вожу по ней пальцем и думаю, как спрятать. Тональник ложится неровно, консилер бесполезен. С каждой минутой злость растёт – на дерево, на тот чёртов поворот.

– Отлично, просто идеально, – бормочу, откидывая кисть в сторону. Волосы распущу, пусть падают вперёд. Может, закроют. А может, и нет.

Спускаюсь вниз, ступени отдают холодом в босые ноги. На кухне пахнет кофе и свежей выпечкой. Тамара Васильевна уже суетится у плиты, в руках у неё деревянная ложка, которой она грозит воздуху.

– Вот и наша спящая красавица, – говорит она с улыбкой, но взгляд всё равно цепляется за мой лоб. Я делаю вид, что не замечаю.

И он там.

Вадим сидит за столом, кружка в руке, и выглядит так, будто ночевал в этом же кресле. Белая футболка, тёмные джинсы, волосы чуть взъерошены – но даже это ему идёт. Его глаза лениво скользят по мне сверху вниз, а потом он возвращается к кофе. Ноль эмоций.

– Доброе утро, – говорю я, больше обращаясь к Тамаре.

– Садись, я сейчас омлет подам, – отвечает она, и в её голосе есть то мягкое участие, которое меня раздражает ещё сильнее.

– Отец уехал на работу? – спрашиваю между делом, наливая себе кофе.

– Да, ещё рано утром, – отвечает Тамара, поправляя фартук.

– Кира заедет за мной, – бросаю я через плечо, пока копаюсь в кофемашине. Сказано так, будто вопрос закрыт.

– Нет, – Вадим отвечает сразу, даже не делая паузы.

Я замираю, медленно оборачиваюсь.

– Нет? – повторяю, прищурившись.

Он сидит за столом, локоть на спинке стула, кружка в руке. Спокоен. Слишком.

– Нет значит нет, Лазарева. Я тебя отвожу. С тобой хожу. Тебя забираю.

– Ага, и в туалет за мной пойдёшь? – я прищуриваюсь, наклоняю голову и улыбаюсь криво, как будто бросаю вызов.

Его взгляд скользит вниз – на долю секунды, достаточно, чтобы у меня внутри всё дернулось, – и возвращается обратно. Холодный. Резкий.

– Если придётся – пойду.

Ни тени сомнения. Ни намёка на шутку.

И меня от этого пробирает сильнее, чем если бы он закричал.

– Ты ненормальный, – я ставлю кружку на стол чуть громче, чем нужно, будто этим ударом могу разорвать тишину. – Ты вообще охрану путаешь с домашним арестом.

– А ты путаешь свободу с правом творить глупости, – он медленно откидывается на спинку стула. Его голос низкий, спокойный, но каждое слово давит так, что хочется врезать. – Придётся привыкнуть.

Он делает паузу, взгляд цепляет меня, как капкан.

– И первое правило, Лазарева, – его голос становится тише, но от этого только тяжелее. – Не выходить без уведомления.

Я стискиваю зубы, не отрываясь от его глаз. Он даже не моргает. Просто сидит и держит меня в капкане взгляда.

И я понимаю: игра только начинается.

Тогда я ещё не знала, что к вечеру возненавижу его до дрожи.

И что эта ненависть станет первой трещиной в ловушке, из которой уже не выбраться.

В университете он превратился в мою тень.

Не просто следил – он занимал всё моё пространство. Каждый мой шаг отражался в его шаге. Каждый вздох будто под его контролем. Он шёл чуть позади, но так близко, что я чувствовала тепло его тела в холодных коридорах.

Стоило мне замедлиться – он тут же оказывался рядом. Стоило остановиться – его тень перекрывала свет. И без единого слова делал очевидным: подойти ко мне теперь никто не рискнёт.

Парни, с которыми ещё неделю назад я флиртовала, теперь отворачивались. Один, заметив Вадима за моим плечом, выругался и свернул в другую сторону. Другой, уже поднявший руку, чтобы поздороваться, резко сделал вид, что просто поправляет волосы, и исчез.

Даже Кира, которую трудно запугать хоть чем-то, налетела на меня с привычным шумом – объятие, запах её дорогих духов, десяток вопросов наперебой:

– Где ты была? Почему молчала? Что у тебя с головой?

Я только вдохнула, чтобы ответить, как чья-то рука крепко легла мне на локоть. Тёплая. Уверенная. Без резкости, но так, что спорить было бессмысленно.

Вадим.

Он развернул меня так, будто Кира растворилась в воздухе, и повёл вперёд.

– Эй! – выкрикнула Кира мне в спину, но он даже не повернул головы.

Я шла рядом с ним, сжав зубы, чувствуя, как внутри закипает злость. Каждое его движение говорило: ты не управляешь этим днём, Лазарева. Управляю я.

Вадим, кажется, решил, что его утреннее «нет» было недостаточно убедительным, и перешёл на уровень максимальной опеки. На каждой паре он сидел в коридоре, но так, чтобы видеть меня через стеклянную дверь. На переменах вставал так, чтобы перекрывать проход к моей парте.

К обеду парни уже шептались за спиной, делая ставки, кто первый рискнёт заговорить со мной. Никто не рискнул. Девчонки косились на Вадима так, будто он новый герой их ночных фантазий, но я-то знала – он не герой. Он тюремщик.

Так, шаг за шагом, день стянулся в тугой узел раздражения. К вечеру, когда мы наконец вернулись домой, я мечтала только об одном – запереться в своей комнате.

Я захлопнула дверь так, что по коридору прокатилось эхо. И сразу увидела его очередную «милость» – белый лист на столе.

Ровный, аккуратный, будто издевка.

Правила.

Бросаю взгляд.

Первое: не выходить без уведомления.

Второе: не разговаривать с посторонними без разрешения.

Третье: соблюдать график.

Четвёртое: не спорить по поводу правил.

Улыбка сама по себе кривая и злая.

Он реально думает, что может поставить меня в рамки, как собаку на поводке?

Лист шуршит в пальцах, пока я сжимаю его, готовая порвать. И именно тогда замечаю крошечный штамп внизу:

«Набор №1».

Секунда – и в груди неприятно холодеет.

Набор.

То есть есть второй. Третий. Может, десяток. Он заранее знал, что я уничтожу этот.

Он знал.

В горле поднимается злость, горячая, едкая. Я всё равно рву бумагу на куски. Медленно, намеренно. Пусть подавится своими «наборами».

Клочки падают в корзину, как белый снег.

– Посмотрим, Морозов, – шиплю в тишину. – Если ты решил играть со мной в правила, я начну играть в хаос.

И в этот момент мне вдруг кажется, что в коридоре скрипнула доска. Будто он стоит там, за дверью.

Ждёт.

И улыбается своей ледяной, хищной улыбкой.

Глава 4. Ева

Кира ввалилась в комнату, как всегда, без стука, и сразу плюхнулась в кресло, расплескав по воздуху запах своих духов.

– У тебя тут подозрительно тихо, – сказала она, держа банку энергетика так, будто это бокал шампанского. – Даже скучно.

– А что должно быть? Оркестр? – я лениво перевернула страницу учебника.

– Нет, но с твоим характером – как минимум пожарная тревога, – она ухмыльнулась, делая глоток. – И давай, колись. Что это за тип вечно рядом с тобой ошивается?

– Вадим, – отозвалась я, глядя в окно.

– Я имя слышала. Я спрашиваю, кто он для тебя.

– Никто, – слишком быстро.

Кира приподняла бровь.

– Никто обычно не ходит за тобой, как тень, и не смотрит так, будто держит под прицелом.

Я захлопнула учебник, встретила её взгляд.

– Он просто мой надзиратель. Отпугивает всех, кто решает приблизиться.

– Хочешь, я помогу от него избавиться? – её глаза сверкнули так, что я знала: она и правда могла бы что-то выкинуть.

Я усмехнулась безрадостно.

– Уже пробовала. Не работает.

– В смысле? – Кира подалась вперёд, глаза горят, как будто я рассказываю ей лучший сериал.

– Неделю он за мной ходит, – я откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. – Семь дней, Кира. И все семь я делаю всё, чтобы хоть раз он сорвался. Хоть на секунду перестал быть каменной статуей.

– И? – она не отводит взгляда.

– И ни хрена, – сквозь зубы. – Я носила платья, которые скорее тряпки для пыли. Ходила без белья. Поднимала книги так, чтобы спина тянулась, подол поднимался, а воздух за спиной густел. Ноль. Даже моргнуть не удостоил.

Кира прыснула.

– Ты сумасшедшая.

– Ага, – я скривила губы. – Но я не только соблазняла. Я делала всё, чтобы его выбесить. Уходила, когда он говорил «ждать». Специально терялась в толпе, чтобы он метался. Флиртовала с каждым идиотом в коридоре, даже с тем, кого терпеть не могу.

– И что?

– А он… ничего. Никаких криков, никаких эмоций. Только взгляд. Тяжёлый, цепкий.

Кира выгнула бровь.

– Может, ты не настолько хороша, как думаешь?

Я усмехнулась, но пальцы вцепились в край стола так, что побелели костяшки.

– Знаешь, что самое мерзкое? Я уже не уверена, кого я пытаюсь довести – его или себя. Потому что каждый раз, когда он молчит, я чувствую себя так, будто это я проиграла.

Я вспомнила: как специально уронила телефон, чтобы он наклонился и поднял, а он даже не дотронулся – только посмотрел так, что я сама схватила его в спешке. Как оставила дверь открытой, надеясь, что он войдёт – а он встал в проёме и просто ждал, пока я закрою её перед ним. Как нарочно смеялась слишком громко с Кирой по телефону, чтобы проверить его реакцию – а он даже не моргнул.

– Он как сталь, Кира, – выдохнула я. – Я ломаю ногти, пока стучу по этой стене, а он стоит.

Кира наклонилась ко мне, поставила банку на стол и сузила глаза.

– Может, тебе его не провоцировать, а найти на него что-то?

Я моргнула.

– В смысле?

– Ну, покопай, – она пожала плечами так легко, будто говорит о новой помаде. – У каждого есть слабое место. Даже у твоего робота. Может, у него баба есть. Или тайна. Или хотя бы пачка презервативов в тумбочке.

Я фыркнула, но внутри что-то дернулось.

– Ты предлагаешь мне устроить обыск в его комнате?

– А почему нет? – Кира склонила голову набок, её глаза блеснули. – Ты сама говорила, он живёт рядом. Значит, у него где-то вещи. А где вещи – там и ключи к человеку. Даже к такому каменному, как он.

Я закатила глаза, но сердце билось быстрее.

– Отлично. Завтра меня ещё и на обысках поймают.

– Так это же весело, – Кира хищно улыбнулась. – Ты хочешь сломать его стену? Иногда проще найти трещину, чем долбить лбом бетон.

– Ну не знаю, – протянула я, кусая губу.

– Ладно, – Кира взмахнула рукой, как будто отмахнулась от ерунды. – Не хочешь играть в Шерлока – так пошли хотя бы в клуб. Повеселимся, развеемся.

Я фыркнула и покачала головой.

– Кира, ты иногда такая умная, что я тебя боюсь. А иногда такая тупая, что удивляюсь, как ты вообще дожила до этого возраста. Ты забыла, что у меня надзиратель?

– Твой робот, ага, – ухмыльнулась она.

– И вообще, – продолжила я, – отец лишил меня денег. Так что твоя блестящая идея заканчивается на слове «клуб».

Кира медленно улыбнулась, глаза у неё сверкнули хищно.

– Не волнуйся. У меня есть план, как сбежать из-под присмотра твоего Вадима.

– Ага, – я скрестила руки на груди. – Ты слышишь сама себя? «Сбежать от Морозова». Звучит как диагноз.

– А ещё, – она сделала глоток энергетика и ткнула в меня банкой, – сегодня всё за мой счёт. Так что или ты перестаёшь ныть, или я тебя тащу силой.

Я закатила глаза, но внутри уже дрожало предвкушение. Если Кира сказала «у неё есть план», значит, вечер точно не закончится тихо.

Мы собирались долго – слишком долго, если учитывать, что каждая секунда приближала момент, когда Вадим мог появиться у двери. Кира вытащила меня из джинсов и футболки и засунула в платье, которое скорее тень ткани, чем одежда. Волосы – на одну сторону, блеск на губах, каблуки, от которых я сразу почувствовала себя в западне.

– Господи, Кира, – я крутанулась перед зеркалом. – Если он увидит меня в этом, он решит, что я вышла на панель.

– Пусть решает, – она улыбнулась так, будто именно этого и добивалась. – Главное, что мы выглядим как миллион.

И вот мы уже у двери. Я остановилась, сердце гулко ударило в грудь.

– А если он там?

– Расслабься, – Кира прижала палец к губам и кивнула в сторону окна. – План «Призрак».

Мы вышли не через парадный, а через чёрный ход – тихо, на цыпочках, как воровки. Кира заранее узнала, что Вадим сейчас на обходе у ворот, и тащила меня к старой калитке в саду. Металл заржавел, но петли не скрипнули – она заранее побрызгала их маслом.

– Ты что, готовилась? – я шепнула, чувствуя, как сердце колотится до боли.

– Конечно, – Кира подмигнула. – Я всегда готовлюсь к веселью.

Мы проскользнули во двор, пригнувшись, как школьницы на каникулах. Тень кустов скрывала нас, фонари били слишком высоко. Ещё пара шагов – и мы за забором.

Когда калитка щёлкнула за спиной, я впервые вдохнула свободно. И засмеялась – громко, нервно, почти истерично.

– Мы сделали это! – прошептала я и чуть не заорала от адреналина.

Кира сияла, как кошка, которая стащила сметану.

– Я же говорила, у меня есть план.

Мы выскочили к дороге, где её машина уже ждала. Красная, блестящая, будто из рекламы. Мы плюхнулись в кресла, захлопнули двери, и мотор взревел так, что вибрация отозвалась в груди.

Я откинулась на сиденье, смех не останавливался.

– Чёрт, это реально работает.

– Конечно работает, – Кира нажала на газ, и мы вылетели на дорогу. – Сегодня ночью мы свободны.

Я смотрела, как фонари проносятся мимо, и впервые за долгое время почувствовала – я не под чьим-то контролем. Только ветер, только мы, только ночь.

Но рано мы расслабились.

Минут через десять Кира гнала по шоссе, ветер бил в окна, а я уже почти верила, что мы ушли чисто. И тут позади вспыхнули фары.

Машина. Чёрная. Летела, будто в ад торопится. Сигналила так, что сердце у меня подпрыгнуло к горлу, моргала дальним, ослепляя нас.

– Что за псих? – Кира нахмурилась, но рука не дрогнула на руле.

Машина взревела мотором и пошла на обгон. Я успела заметить только блеск капота и миг – и он встал прямо перед нами, перегородив дорогу.

– Чёрт! – Кира вдавила тормоз, мы рванулись вперёд, ремни впились в грудь.

Тишина после визга шин была гулкой, как удар по голове. И в эту тишину я почти усмехнулась, хотя внутри всё сжалось.

– Ну, недолго музыка играла, – я выдохнула, глядя на Кирю. – Повеселись в клубе за меня.

Она повернула голову и замерла. Глаза округлились, рот приоткрылся.

– Ты издеваешься…

Дверь той машины открылась. И, конечно же, это был он.

Вадим.

Высокий, спокойный, будто он не только что выкинул манёвр, который другим бы стоил жизни. Вышел из машины, закрыл дверь и пошёл к нам – размеренно, с той ледяной уверенностью, от которой мурашки пробежали по коже.

– Господи, – Кира прошептала так, будто видела перед собой не человека, а приговор.

Он подошёл к машине и открыл мою дверь так спокойно, будто это не было нападением, а будничным действием.

Холодный ночной воздух ударил в лицо, пахнущий металлом и его силой.

– Выходи, – сказал он ровно. Ни громко, ни резко. Просто приказ.

И именно эта спокойность довела меня больше, чем если бы он сорвался на крик.

Он действовал так, будто у него нет ни единого сомнения – я подчинюсь.

– Нет, – ответила я, встретив его взгляд снизу вверх. Голос дрожал от злости, не от страха. – Не выйду.

Вадим не моргнул. Не изменился в лице.

Только взгляд стал тяжелее, будто давил прямо на кожу.

– Ева, – его голос опустился ниже, вкрадчиво, опасно. – Выходи. Или я тебя вытащу сам.

Я сжала пальцы в кулак на коленях, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

– Попробуй, – выдохнула я.

Кира шумно вдохнула, глаза по-прежнему огромные, рот приоткрыт. Она металась взглядом между нами, как будто смотрела не диалог, а столкновение хищника и жертвы.

Вадим наклонился ниже, его тень накрыла меня целиком. Я почувствовала, как запах ночи и его собственной холодной кожи смешался с моим бешеным дыханием.

– Я предупредил, – тихо сказал он и протянул руку.

– Не трогай меня! – я оттолкнула его ладонь, но он схватил меня за запястье так, будто моя сила была ничем против его стальной хватки.

– Ева, выходи, – его голос оставался спокойным, как будто я не брыкалась и не рвала воздух криками. – Добровольно.

– Ненавижу тебя! – я заорала, вцепляясь другой рукой в дверцу, ногами упираясь в пол. – Я никуда с тобой не пойду!

Кира сидела, вжавшись в сиденье, глаза у неё были шире фар, рот приоткрыт. Она не произносила ни слова, только шептала едва слышно:

– Ева… Ева, пожалуйста…

Я дёргалась, брыкалась, ударила его коленом, но он даже не поморщился. Просто чуть наклонился ближе, его губы почти касались моего уха.

– Ты сама выбрала сложный способ, – прошептал он так низко, что мурашки пробежали по коже.

И в следующее мгновение его руки оказались на моей талии. Я закричала, вцепилась ногтями в его плечо, ударила кулаком в грудь.

– Пусти, чёрт тебя побери! Пусти!

Но он поднял меня так легко, будто я ничего не весила, и выдернул из машины.

Мои каблуки стукнулись о землю, я попыталась вырваться, но его рука обхватила меня крепко, не оставляя ни миллиметра свободы.

Я дышала рывками, горло саднило от крика. Сердце бешено билось, но больше всего бесило не то, что он меня вытащил.

Машина рванула с места. Я сидела на переднем сиденье, ремень впился в грудь, руки дрожали от злости.

– Ты ненормальный! – заорала я, не дожидаясь даже, пока трасса выровняется. – Ты понимаешь, что ты сделал? Ты чуть нас не убил на этой дороге своим дебильным обгоном!

Он молчал. Просто держал руль. Спокойно. Уверенно.

– Ты вообще слышишь меня?! – я ударила ладонью по панели, так что ногти царапнули пластик. – Ты превратил мою жизнь в тюрьму! Дышать невозможно, шагу нельзя ступить без твоего «разреши». Кто ты, чёрт тебя дери, такой, чтобы решать за меня?!

Фары выхватывали из темноты куски дороги, мотор рычал. Он не ответил.

– Я не вещь, – продолжала я, голос срывался, но я не могла остановиться. – Не проект, не миссия! У тебя нет права! Ты просто охранник! Нанятый, мать твою, телохранитель!

Ноль реакции. Даже взгляд не повернул.

Я подвинулась ближе, почти нависла над ним, слова летели, как удары:

– Ты думаешь, если у тебя эти твои мышцы и холодные глаза, ты можешь ломать людей? Ты ошибаешься! Я никогда не буду твоей послушной куклой! Никогда!

И снова – тишина. Он только переключил передачу, его профиль подсвечивали огни трассы.

Я стиснула зубы, ощущая, как злость внутри рвётся уже в слёзы.

– Скажи хоть что-нибудь, трус! – выдохнула я. – Кричи! Спорь! Сделай хоть что-то, кроме этого долбаного молчания!

Он наконец повернул голову. Одним движением, медленно, будто у него было всё время мира. Его взгляд встретил мой – холодный, тёмный, такой спокойный, что мне захотелось разбить стекло, лишь бы не видеть.

– Ты закончила? – спросил он тихо.

И этим тоном – без эмоций, без давления, как будто он вообще не признавал моей ярости за что-то серьёзное – он довёл меня сильнее, чем если бы орал.

– Нет! – я сорвалась, и, не думая, врезала ему кулаком в плечо.

Он не повёлся. Даже не дёрнулся.

Я ударила ещё раз, потом ладонью – по стеклу, по панели, по чему угодно, лишь бы разорвать это мёртвое спокойствие. Стучала, кричала, рвалась, ногти впивались в кожу ладоней, грудь горела от крика.

А он ехал. Молча. Уверенно. Как будто я вообще не существовала.

Я даже не заметила, как мы свернули к дому. Деревья мелькнули знакомыми тенями, и вдруг машина остановилась у дома.

Тишина после гула мотора ударила в уши так, что стало ещё хуже – теперь слышно было только моё собственное тяжёлое дыхание.

Он вышел первым. Дверь хлопнула коротко, гулко. Несколько секунд – и тень Вадима появилась у моей стороны.

Щёлкнула ручка. Дверь распахнулась, холодный воздух ударил в лицо.

– Даже не думай, – прохрипела я, но голос сорвался, злость смешалась с усталостью.

Он ничего не ответил. Наклонился, схватил меня так, будто я весила меньше учебника, и без малейшего усилия перекинул через плечо.

– Чёрт! – я заорала, но крик звучал сдавленно, слабее, чем я хотела. Я ударила кулаком по его спине, ногами дёрнула в воздухе, но сил не хватало. Всё утекло ещё в машине, вместе с голосом и злостью.

– Поставь меня! Немедленно! – я рвалась, била его ладонью по плечам, но он шёл ровно, шаг за шагом, будто несёт не взбешённую девушку, а мешок с книгами.

Дом поднимался перед глазами вверх тормашками. Кровь стучала в висках, мир плыл, а его плечо упиралось в живот – жёстко, не давая даже вдохнуть нормально.

– Ненавижу тебя! – выдохнула я хрипло, почти сорвавшись на шёпот.

Следующее, что я почувствовала – жёсткий матрас под спиной. Он бросил меня, даже не дав опоры, и я врезалась в подушку так, что перехватило дыхание.

Я дёрнулась, собираясь подняться, но…

Щёлк.

Звонкий металлический звук разрезал тишину.

Я замерла. Лодыжка словно утонула в холоде. Я дёрнула ногой – и не смогла вырваться.

Ещё один щелчок – ближе, громче.

Я резко подняла голову, сердце ухнуло вниз.

Он склонился надо мной, тень легла на лицо, и в его глазах не было ничего, кроме спокойной, мёртвой уверенности.

– Добро пожаловать в свои новые правила, Лазарева, – произнёс он тихо.