Текст книги "Его пленница. На грани ненависти (СИ)"

Автор книги: Дарья Милова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 5.Вадим

Эта маленькая сучка.

Неделю она устраивает спектакли, будто я слепой и тупой. Платья, которых хватило бы на носовой платок. Ходит без белья, как будто я не замечаю, как ткань прилипает к коже. Специально наклоняется, выгибает спину, улыбается чужим парням, будто проверяет, сорвусь я или нет.

А я вижу всё. Каждое её движение. Каждый чёртовый вздох.

И да, Ева Лазарева – сексуальная. Грешно отрицать. Любой мужик сорвался бы. Но я не любой.

Я не трахаю тех, кого должен охранять.

Я не даю девочке играть мной, как куклой.

Я не теряю контроль.

Она думает, что если будет шевелить задницей в короткой тряпочке, то я сорвусь, залезу к ней под юбку, и отец её тут же выгонит меня к чёртовой матери. Наивная. Я таких уже видел – избалованных принцесс, которые привыкли получать всё, что захотят. Но эта – особенная. Эта сдохнет, лишь бы выиграть.

Я молчал. Терпел. Игнорировал её провокации, её дешёвые трюки.

Пока она не решила, что может сбежать.

Клуб. Машина. Этот смех.

Она реально думала, что перехитрила меня. Думала, что её маленький бунт останется безнаказанным.

Вот тогда она меня и достала. Окончательно.

Я мог бы просто вытащить её из машины за волосы. Мог бы пристегнуть к себе наручниками ещё там. Но я хотел, чтобы она сама увидела: от меня не убежишь. Никогда.

Да, её тело соблазняет. Слишком.

И если бы я не был на работе – я бы уже давно оттрахал её так, что она забыла бы своё имя. Без зазрения совести. Без сожалений.

Но я здесь не за этим.

Я не трахальщик на вызов. Я – её охрана. И я держу себя в руках, потому что должен.

Каждый раз, когда она проходит мимо меня в этих тряпках, у меня внутри всё натягивается, как струна. Я мужик, а не камень. Я представляю, как прижимаю её к стене, как затыкаю ей рот ладонью, чтобы она перестала визжать свои детские оскорбления, и как довожу её до слёз уже совсем другим способом.

И в этот момент я ненавижу её сильнее всего. Потому что она заставляет меня думать о том, чего я не должен.

Но она даже не подозревает, что всё это – только верхушка.

Она думает, я приставленный телохранитель, тупой робот, которому приказали держаться рядом. Она смеётся, проверяет мои нервы, пытается найти трещину.

А я знаю: если я дам слабину, всё пойдёт к чёрту.

Она думала, что её маленький побег закончится смехом в клубе и дешёвым коктейлем.

Закончился он наручником на её щиколотке.

Я наклонился ближе, чтобы она услышала каждое слово.

– Добро пожаловать в свои новые правила, Лазарева.

Её дыхание сбилось. Она пыталась то вырваться, то прожечь меня взглядом, но я уже отошёл от кровати и открыл ящик её стола. Движения спокойные, будто у меня было вечное право копаться в её вещах.

– Что ты делаешь в моём столе?! – Ева почти сорвалась на крик, рванулась вперёд, но наручник резко дёрнул её назад.

Я вытащил из ящика папку. Белые листы. Аккуратный шрифт. Заголовок: «Набор №2».

Я медленно пролистал страницы, потом бросил взгляд на неё.

– Я так понимаю, «Набор №1» ты разорвала, – я сказал спокойно, словно обсуждал погоду. И поднял перед ней папку. – Отлично. Тогда вот второй набор.

Я отвернулся, спокойно, будто у меня вечное право копаться в её вещах, и открыл ящик её стола.

– Что ты делаешь в моём столе?! – Ева почти сорвалась на крик, рванулась вперёд, но металл дёрнул её назад, снова.

Я вытащил папку. Белые листы, аккуратный шрифт. На обложке – «Набор №2».

Медленно пролистал страницы, потом бросил на неё взгляд.

– Я так понимаю, «Набор №1» ты разорвала, – сказал я спокойно, будто обсуждал погоду. – Отлично. Тогда вот второй набор.

Она замолчала. Резко. Будто у неё вырвали голос. Глаза метались, но слова застряли.

Я перелистнул дальше.

Я листнул страницу и прочитал вслух, не оставляя ей даже шанса перебить:

– Подъём в шесть утра. Зарядка сорок минут. Захочешь ныть – будешь ныть на беговой дорожке.

Я скользнул взглядом по ней и продолжил:

– В семь завтрак. Опоздала – остаёшься голодной.

Её губы дёрнулись, но я не дал вставить слово.

– В десять утра лекции. И да, сразу предупрежу: я поговорил с Виктором. Мы решили, что безопаснее для тебя сейчас обучение на дому. Так что можешь забыть дорогу в универ.

Она резко подалась вперёд, глаза расширились:

– Что?!

Я перешёл на следующую строку, будто не слышал:

– В три часа – тренировка. Каждый день. Тебе повезло, я не из тех, кто щадит.

Я захлопнул папку и бросил её на кровать, рядом с её рукой в наручнике.

– А после – свободное время. Но не радуйся, Лазарева. Свободное – значит под моим присмотром.

Я вышел из её комнаты и прикрыл дверь так, чтобы щелчок отозвался у неё в висках. Пусть знает – границы поставлены.

Моя комната через стену. Специально.

Я вошёл и закрылся на ключ. Здесь всё просто. Кровать, шкаф, стол. Пара гантелей в углу, коврик для отжиманий. Никаких украшений, никаких фото. Чужие дома не становятся моими – я в них не живу. Я их контролирую.

Снял куртку, кинул на стул. Сел. Тишина. Но я слышу её. За стеной. Как двигается, как дёргает наручник, как шепчет себе под нос проклятья.

Она ещё не поняла, что у меня своя игра. И ставки в ней выше, чем её капризы.

Телефон мигнул. Экран осветил темноту. Пропущенный звонок.

Илья.

Я сжал аппарат, стиснул зубы. Этот ублюдок звонит не ради болтовни.

Нажал «перезвонить».

– Ну что, Морозов, – его голос ленивый, самодовольный. – Всё идёт по плану?

Я откинулся на спинку стула. Глаза закрывать не стал – мне нужно видеть комнату. Нужно чувствовать пространство.

– Контроль полный, – сказал я, медленно, спокойно, так, чтобы каждое слово звучало как факт.

На том конце повисла пауза, а потом голос Ильи раздался лениво, но с тем скользким оттенком, который всегда бесил меня:

– Забавно. А я вот смотрю по камерам в доме Лазаревых и, знаешь, не считаю так.

Я резко выпрямился. Кровь ударила в виски.

– Что?

– То, что слышал, – Илья ухмыльнулся так явно, что даже через динамик было слышно. – Принцесса явно не на поводке. Скорее, она дёргает тебя за него.

Я сжал телефон так, что хрустнули суставы.

– Ты взломал камеры?

– Конечно, – он даже не пытался скрыть удовлетворение. – Расслабься, Морозов. Я же тебе помогаю. Глаза в доме нужны, если хочешь удержать такую дикую сучку.

Я стиснул зубы, проглотив первое, что хотел выдать.

– Убери лапы из системы, Илья. Это не твоя территория.

– Территория Виктора, – он протянул слова, словно наслаждаясь. – А ты – всего лишь инструмент. Так что не забывайся.

Тишина натянулась между нами. Я смотрел на чёрный экран телефона и представлял, как бы выбил эту ухмылку у него изо рта.

Илья продолжил уже другим тоном, холоднее:

– Не забывай, зачем ты там, Морозов. Девка – не цель. Она – средство. Если ты потеряешь фокус, всё пойдёт к чёрту.

Я выдохнул носом, коротко, почти рывком.

– Я в фокусе.

– Посмотрим, – усмехнулся он и отключился.

Я бросил телефон на стол, и он глухо ударился об дерево.

Да, эта маленькая принцесса играет со мной. Да, её тело просит греха. Но я не забываю, для чего я в этом доме.

И я не дам какому-то ублюдку напомнить мне об этом так, будто я мальчишка.

Глава 6.Ева

Солнце било прямо в лицо, будто специально. Я зажмурилась, отвернулась, но всё равно почувствовала, как кожа нагрелась. Погода – чертовски хорошая. Настроение… странное. Даже почти нормальное.

И только потом я вспомнила. Наручники.

Дёрнула ногой – пусто.

Я резко села, волосы упали на лицо, сердце ударило чаще. Он снял их. Испарился. Этот извращенец, мать его, пришёл ко мне ночью, пока я спала, и просто… открыл замок.

Я фыркнула и покачала головой.

– Больной ублюдок, – пробормотала я в пустоту.

Перевела взгляд на часы.

10:40.

Я прыснула смехом, прикрыв рот рукой.

– Зарядка в шесть, да? Правила, график, дисциплина… ага, Морозов, считай, что я тебя уделала, не вставая с кровати.

Я сползла с постели. Ноги коснулись ковра – мягкого, ворсистого, белого, такого, что утопаешь в нём пальцами. Комната слишком правильная: идеальные светлые стены, шкаф-купе, зеркало во всю высоту, огромная кровать с подушками, будто я не студентка, а жена олигарха. Всё в этом доме кричало «чужое». Даже воздух.

Я зевнула и потянулась, зацепив рукой край тюля на окне. Солнечный свет хлынул ещё сильнее. Небо было чистым, без единого облака. Тихо, будто мир решил дать мне передышку.

Ванная ждала через шаг от комнаты. Белая плитка, блеск хрома, зеркало в человеческий рост. Всё слишком стерильно, как в отеле. Я щёлкнула кран, и вода загудела.

Встала перед зеркалом. Вчерашний блеск на губах растёкся, волосы спутались, глаза с тёмными кругами. Но, чёрт, я всё равно выглядела так, будто готова выйти на подиум – или в драку.

Я вытерла волосы полотенцем, натянула на себя чёрные шорты и майку – никакого пафоса, просто чтобы было удобно. И спустилась вниз.

На кухне пахло кофе и чем-то сладким. За столом сидела только Тамара Васильевна, как всегда в идеально выглаженном фартуке, будто сама кухня слушалась её.

– Доброе утро, Евочка, – она подняла на меня глаза, тёплые, внимательные. – Завтракать будешь?

– Доброе… – я села на край стула и облокотилась на стол. – А где все?

– Виктор Сергеевич на работе, – спокойно ответила она, ставя передо мной тарелку с сырниками. – А Вадим… взял выходной.

Я моргнула.

– Стоп. У него есть выходной?

Тамара улыбнулась уголком губ.

– Конечно. Он тоже человек.

– Не уверена, – пробормотала я и ткнула вилкой в сырник. – Если честно, я думала, он спит в углу на подзарядке.

Она только покачала головой, но ничего не сказала.

А у меня внутри всё перевернулось.

Выходной.

Этот псих, который вчера чуть не вышвырнул меня из собственной машины, который диктует мне расписание, который даже во сне ухитряется контролировать… у него, оказывается, бывают выходные.

Интерес грыз меня сильнее, чем голод.

«Выходной», – звучало как шутка. Что он там делает? Спит? Тренируется? Дрочит на своё собственное отражение?

Я фыркнула, но внутри всё чесалось. И тут вспомнились слова Киры.

Покопай. Найди трещину.

О, да. Это идея куда интереснее, чем сидеть и гадать.

Я доела сырники, поставила тарелку в раковину и поднялась наверх. В коридоре было тихо – слишком тихо. Дверь в его комнату встретила меня холодным, закрытым взглядом. Тёмное дерево, ручка, и замок. Конечно.

– Серьёзно, Морозов? – прошептала я, наклоняясь ближе. – Думаешь, меня это остановит?

Я вытащила из кармана маленький наборчик. Кира когда-то подарила его мне в шутку: «Ты же у нас проблемная, вдруг пригодится». Смешно – оказалось, пригодился.

Пара движений, щёлчок, и замок поддался.

Я улыбнулась.

– Упс.

Дверь открылась мягко, без скрипа. Я замерла на пороге, сердце колотилось, как будто я только что влезла в чужой дневник. Хотя, по сути, так и было.

Внутри – пустота. Даже не комната, а чертов барак.

Кровать – идеально заправленная, углы натянуты так, что хоть монету кидай. Стол – голый, только лампа, выключенная из розетки. Тумбочка – закрыта, пустая. Шкаф – как армейский склад: десяток одинаковых чёрных футболок, брюки в ряд, ботинки блестят до абсурда.

Ни фотографий. Ни книг. Ни записок. Ни одной мелочи, которая говорит: здесь живёт человек.

Просто белая клетка с мебелью.

– Господи, Морозов, – я закатила глаза и толкнула дверцу шкафа. – У тебя даже тюрьма уютнее.

Шарилась по полкам, заглядывала в ящики, открывала тумбочку. Ничего. Чисто. Будто он стерильный, как хирургический инструмент. Или будто реально не живёт здесь, а только ночует, чтобы утром снова превратиться в моего проклятого надзирателя.

Я уже собралась хлопнуть дверцей и сдаться, как вдруг… заметила странность.

Под столом. На самом дне. Тень легла не так, как должна.

Я присела на корточки, потом наклонилась ещё ниже. Подол платья скользнул вверх, но мне было плевать. Провела рукой по дереву – и пальцы зацепили что-то.

Тонкая грань. Не дерево.

Сердце ухнуло вниз. Я сунула голову почти под стол и увидела: к нижней поверхности приклеена папка. Чёрная, плоская. Так аккуратно, что с первого взгляда её можно было принять за часть мебели.

– Ага, – выдохнула я и облизнула губы, будто только что выиграла охоту. – Попался.

Я поддела край ногтём. Клей тянулся, не сдавался. Дёрнула сильнее – хрустнуло. Раздался резкий треск, и папка наконец оторвалась.

В руках она оказалась неожиданно тяжёлой. Холодная. Будто сама знала, что хранит в себе нечто, от чего у меня пересохнет во рту.

Я прижала её к груди, почувствовав, как бешено колотится сердце. Шумно выдохнула, будто только что украла драгоценность.

– Посмотрим, какие скелеты у тебя в шкафу. – прошептала я, ощущая азарт на губах.

Я села прямо на пол, скрестив ноги, и положила папку на колени. Пальцы дрожали – не от страха, а от адреналина. Как будто я сейчас играла в русскую рулетку, только вместо револьвера – чужая тайна.

Открыла.

Первая страница.

Я замерла.

Мир, казалось, сдвинулся, качнулся, перестал дышать вместе со мной.

Глаза сами скользнули дальше, и с каждой строкой во мне что-то холодело. Всё, что я могла ожидать – любовные письма, военные фото, хоть порно-журналы, мать его, – но не это. Никогда не это.

– Чёрт… – сорвалось у меня с губ еле слышно.

Я прижала ладонь к губам, но сердце уже стучало так громко, что казалось, он услышит даже сквозь стены.

Глава 7.Ева

Я выскочила из комнаты Вадима так, будто там горело. Дверь хлопнула за спиной, и я почти бегом метнулась к своей.

– Ева? – голос отца ударил, как обухом.

Я резко застыла на месте, пальцы всё ещё дрожали после папки. Повернула голову – он стоял внизу у лестницы, руки в карманах, взгляд холодный и внимательный.

– Ты куда так бежишь?

– Никуда, – выпалила я слишком быстро. – Всё нормально.

Он прищурился, но спорить не стал. Только кивнул, будто сделал мысленную пометку.

– Сегодня вечером благотворительный ужин, – сказал спокойно, но так, что это звучало как приказ. – Мы должны быть там оба.

Я закатила глаза и упёрлась руками в бёдра.

– Пап, у меня нечего надеть.

Он тихо выдохнул, явно борясь с раздражением.

– Господи, Ева… – Он достал из кармана чёрную карту и протянул её. – Ладно. Поезжай с Лёшей, купи себе платье. Но карточку верни.

Я ухмыльнулась, выхватила карту и крутанула её между пальцами.

– О, наконец-то от тебя хоть что-то полезное.

– Ева… – предостерегающе.

– Верну я твою драгоценную карточку, не бойся, – перебила я. И, к собственному удивлению, почувствовала, как настроение подскочило вверх. День, который начинался с наручников, вдруг обещал закончиться платьем и светом софитов.

Через четыре часа я уже ехала домой довольная, как кошка на сметане: платье в пакете рядом, мороженое в руке, каблуки где-то в пакете, потому что к чёрту, ноги тоже хотят жить.

Я слизывала растаявшую каплю с пальцев и смеялась, чувствуя, как хорошее настроение разливается по венам. На секунду я даже забыла про то, что видела в комнате Вадима. Совсем. Стерлось, растворилось в сахаре и новом шёлке.

– Лёша, – протянула я, поворачиваясь к нему. – Почему ты не можешь быть моим охранником? С тобой хотя бы весело.

Он скосил на меня взгляд, улыбнулся уголком губ.

– Наверное, потому что я просто водитель.

– Ну и зря, – я надула губы театрально. – Ты был бы лучшим надзирателем. По крайней мере, ты не смотришь на меня так, будто хочешь приковать к батарее.

Лёша усмехнулся, покачал головой.

– Если бы я был твоим охранником, ты бы меня возненавидела через неделю.

– О, не ври, – я махнула мороженым, едва не капнув на платье. – Ты бы меня таскал в кафе, а не на зарядку в шесть утра.

– Ага, а потом твой батя с меня шкуру снял бы.

Я прыснула со смеху, едва не подавившись.

– Ну тогда спасибо, что ты просто водитель, Лёш.

К вечеру, когда солнце уже клонилось к закату, я решила, что одна не справлюсь. Вечера с этими людьми всегда были похожи на поле боя, и лучше иметь под рукой союзника.

Я набрала Киру.

– Срочно приезжай, – сказала я, едва она взяла трубку. – Мне нужна поддержка.

– Опять твой Морозов? – в голосе Киры слышалась улыбка.

– И он, и весь этот балаган. Через час у нас благотворительный вечер, и я не собираюсь выглядеть там овечкой.

– Отлично, – хмыкает она. – Моя мама тоже туда идёт, так что у нас будет совместный выход. Подожди меня.

Через сорок минут Кира влетела в мою комнату – в кожаной мини-юбке, высоких сапогах и с пакетом косметики в руках.

– Так, принцесса, – она сбросила сапоги у двери, – сегодня мы сделаем так, чтобы никто на этом вечере не смог от тебя глаз оторвать.

– Только учти, – я подмигнула, – нам надо совместить «дорогую леди» и «опасную сучку».

– Легко, – Кира уже рылась в моём шкафу, вытаскивая платья. – Вот это… нет, это слишком скромно. А вот это… да, это кричит: «Я могу разрушить твою жизнь и даже не вспомнить об этом».

Мы устроили на полу хаос из ткани, туфель и украшений.

– Садись, – Кира хлопнула по стулу перед зеркалом. – Сейчас я превращу тебя в произведение искусства, от которого Морозов подавится своим контролем.

– Думаешь, он вообще заметит? – скривилась я, но всё же села.

– Поверь, милая, – она наклонилась ко мне, держа в руках помаду цвета спелой вишни, – сегодня заметят все.

Через полчаса я уже смотрела на своё отражение и едва узнавала себя. Волосы – мягкие волны, макияж – акцент на губы и глаза, платье – чёрное, обтягивающее, с разрезом до бедра.

– Ты богиня, – вынесла вердикт Кира, застёгивая на мне браслет. – И если хоть один мужик на этом вечере будет дышать, когда ты пройдёшь мимо, я удивлюсь.

Я обвожу взглядом комнату и цепляюсь за рамку на туалетном столике. Фотография. Мама в длинном шёлковом платье, волосы в высоком пучке, глаза сияют.

Я беру рамку, большим пальцем провожу по стеклу.

– Вот бы она сейчас меня увидела, – говорю тихо. – Мне её так не хватает.

Кира подходит ближе, кладёт руку мне на плечо.

– Она бы гордилась, – говорит уверенно. – И точно была бы в команде «разрушить этот вечер с шиком».

– Думаешь?

– Уверена, – Кира подмигивает. – У нас теперь общий фронт.

Мы обе смеёмся, и я поправляю разрез платья так, чтобы он открывал ровно столько, сколько надо.

– Всё, – Кира берёт свою сумочку. – Вперёд, подружка. Сегодня мы входим как королевы.

И в этот момент дверь распахивается.

Дверь распахивается.

Без стука.

Он.

Вадим встаёт в проёме – высокий, чёртово спокойный, будто весь мир принадлежит ему. Его взгляд медленно проходит по мне сверху вниз. Не торопится. Сканирует. Как будто режет кожу тонким ножом.

Я застываю перед зеркалом, но сердце рвётся наружу.

– Можно хотя бы постучать? – язвительно бросает Кира, откинувшись на стол.

Он даже не переводит на неё взгляд.

– Могу, – его голос низкий, спокойный. И он всё ещё на мне. Только на мне.

Я встречаю его глаза в зеркале. Серые. Ледяные. И слишком… близко.

– Что? – я выгибаю бровь, бросая вызов. – Не вписываюсь в твой дресс-код охраняемой девочки?

Пауза. Тишина.

И он делает шаг. Потом ещё один.

– Вписываешься, – тихо произносит он, и от этой тишины у меня по спине бегут мурашки. – Слишком хорошо.

Его слова режут воздух, как кнут. Он разворачивается и уходит так же спокойно, будто только что не оставил в комнате взрыв.

Кира резко выдыхает, её глаза округляются.

– Он только что посмотрел на тебя так, будто ты не человек. Ты проблема. Которую он собирается решить.

Я усмехаюсь, но пальцы дрожат, и смех даётся тяжело.

Мы вышли к машине, каблуки тихо щёлкали по плитке, но внутри я всё ещё чувствовала этот взгляд. Он будто врезался в кожу, и даже когда двери за ним закрылись, я ощущала, как он прожигает меня насквозь.

У чёрного «Майбаха» уже ждал отец. Сидел внутри, как хозяин всего происходящего. Спокойный, собранный, но от этого только холоднее.

Я открыла дверь, склонилась:

– Пап, можно Кира с нами поедет? Ей тоже туда надо.

Отец поднял глаза от телефона и посмотрел на меня. Секунда. Две. Три.

Слишком долго.

Будто решал не пустяк, а судьбу.

– Можно, – сказал наконец. Но этот долгий взгляд оставил след, будто он что-то просчитал, что-то понял.

Я скользнула внутрь, Кира села рядом, и машина тронулась.

Дорога была тихой. В салоне пахло кожей и дорогим парфюмом отца, и этот запах почему-то душил больше, чем сигареты Киры.

Через полчаса мы прибыли.

Фонари, вспышки камер, красная дорожка, хруст бокалов за дверями. Вечер, где каждая улыбка фальшива, а каждое слово на вес золота.

Благотворительность, мать её.

Я уже знала – меня будет тошнить от этого.

Не успела я ступить в зал, как вокруг меня тут же сомкнулось кольцо.

Мои «подружки». Те самые, что улыбаются слишком широко, а в глазах блеск – не дружбы, а хищного любопытства.

– Ева! – пискнула одна, хватая меня за руку. – Ты куда пропала?

– Мы уже думали, ты в рехабе, – добавила вторая с таким видом, будто заботится. На самом деле ей только сплетни нужны.

Я выпрямила спину и изобразила улыбку.

– Всё в порядке. Просто отдыхала. – Сказала так, будто мне плевать, что они думают.

Но они не отставали. Слова сыпались, как град: «где ты», «с кем ты», «почему тебя нигде нет».

И тут одна из них, блондинка с идеально натянутой улыбкой, наклонилась ко мне и сжала мою ладонь сильнее, чем стоило бы.

– Тут один ждёт тебя. В саду.

Я моргнула.

– Что?

Она наклонилась ближе, её дыхание обожгло щёку.

– Говорит, вы знакомы. И что тебе стоит выйти к нему.

Мир будто дёрнулся. Музыка, смех, звон бокалов – всё стало тише.

Кто? Кто, мать его, там может ждать меня?

Я краем глаза заметила его.

Вадим.

Стоял у колонны, разговаривал с каким-то мужчиной в дорогом костюме. Лицо – привычно каменное, голос низкий, спокойный. Но он был занят.

И это было идеально.

– Прошу прощения, – пробормотала я своим «подружкам», изобразив вежливую улыбку, и скользнула прочь. Каблуки стучали по мрамору, но я шла уверенно, даже слишком, будто не убегаю, а иду туда, куда сама хочу.

Дверь в сад открылась легко, холодный воздух обжёг кожу. Я вышла, и шум зала остался за спиной. Здесь пахло сыростью, зеленью и чем-то ещё – настороженным.

Фонари освещали дорожку мягким светом, но за ними начиналась тень. Именно туда меня и тянули слова той девчонки: «Он ждёт тебя».

Я замерла.

Кто «он»?

И какого чёрта я вообще иду туда?

Тень между колоннами двигается, и я различаю фигуру. Высокий, темноволосый, в идеально сидящем костюме. Лет двадцать восемь, может чуть больше. Лицо – как из обложки журнала: правильные черты, лёгкая щетина, глаза тёмные и внимательные.

Он делает шаг вперёд, и мягкий свет фонаря ложится на него.

– Ева, – произносит он, как будто мы с ним уже знакомы. Голос низкий, бархатный, с хищной ноткой. – Как приятно вас видеть. И наконец… познакомиться.

Я останавливаюсь в паре шагов, скрещиваю руки на груди и приподнимаю бровь.

– Серьёзно? Вы уверены, что мы раньше встречались? Потому что я точно бы запомнила мужчину, который появляется из темноты, как герой дешёвого триллера.

Он чуть улыбается, будто моя дерзость его забавляет, и медленно приближается.

– Значит, будем считать, что это – наше первое официальное знакомство.

– И, возможно, последнее, – парирую я, но не двигаюсь с места. – Так кто вы, чёрт возьми, и зачем искали меня в саду, вместо того чтобы сделать, как все, и подойти в зале?

Он останавливается на расстоянии вытянутой руки, чуть наклоняет голову.

– Савелий Троицкий, – произносит он, словно бросает на стол козырь.

Имя щёлкает где-то на краю памяти. Троицкие… да, я что-то слышала. Отец упоминал их пару раз за обедами. Очень богатые. Очень влиятельные. Те, кто предпочитает решать вопросы до того, как они становятся проблемами.

– Звучит… знакомо, – говорю я, прищурившись. – Только не уверена, что мы с вами вращаемся в одних и тех же кругах.

– Возможно, и нет, – его взгляд скользит по моему лицу чуть дольше, чем прилично. – Но я давно хотел это исправить. Познакомиться с вами лично.

– И для этого вы выманили меня в сад? – усмехаюсь я, делая вид, что это меня забавляет, хотя внутри уже что-то насторожилось.

– Я считаю, что укромное место лучше всего подходит для первых встреч, – он произносит это спокойно, но в голосе есть намёк… на что-то большее, чем просто светская беседа. – Там, где никто не перебьёт, не подслушает… и не вмешается.

– Вы сегодня… – Савелий чуть склоняет голову, разглядывая меня так, будто запоминает каждую деталь. – Честно? Потрясающе красивы. Даже лучше, чем я ожидал.

– И как же вы могли что-то ожидать, если мы не знакомы? – я приподнимаю бровь.

– Фото… слухи… но живьём всё гораздо интереснее, – он чуть улыбается и вдруг достаёт из-за спинки скамейки бутылку шампанского и два узких бокала. – Я думаю, стоит выпить за наше знакомство.

Я фыркаю, не скрывая усмешку.

– Вот это да… запасливый. Что дальше? Скажете, что сами лично давили эти виноградные ягоды босыми ногами?

– Нет, – он тихо смеётся. – Но если бы это гарантировало встречу с вами – возможно, попробовал бы.

– Какой романтик, – тяну я с лёгким сарказмом, но бокал всё же беру. – Осторожнее, Троицкий, такими темпами вы рискуете показаться мне чересчур настойчивым.

– Настойчивость – это плохо? – Савелий разливает шампанское, и пузырьки весело поднимаются вверх.

– Зависит от того, к чему она приводит, – я принимаю бокал, склонив голову набок.

– Надеюсь, к приятному вечеру, – он чокается со мной, взгляд при этом не отрывает. – Хотя, честно говоря, я рассчитываю на большее, чем просто вечер.

– Смело, – я отпиваю глоток, прищурившись. – Обычно мужчины стараются завоевать моё внимание чуть дольше пяти минут.

– Может, я не как обычно, – он усмехается, а в глазах появляется тёплый, но дерзкий огонь. – И, кажется, вы это уже поняли.

– А может, я просто люблю игры, – отвечаю я, делая вид, что оглядываю сад. – Особенно, когда ставки высокие.

– Тогда нам определённо будет интересно, – он чуть подаётся ближе, его голос становится ниже. – Но предупреждаю, я играю на победу.

– А я, Троицкий, – улыбаюсь краем губ, – играю так, чтобы соперник забывал правила.

Он тихо смеётся, и этот смех будто оставляет на коже след.

Я как раз подношу бокал ко рту, когда из-за изгороди слышу знакомые шаги.

Тяжёлые. Уверенные.

– Лазарева, – голос Вадима режет воздух так, что пузырьки в бокале будто замирают.

Я медленно оборачиваюсь. Он стоит у края аллеи – чёрный костюм, руки в карманах, взгляд, в котором нет ни капли вежливости. И в то же время в нём что-то опасно притягательное.