Текст книги "Его пленница. На грани ненависти (СИ)"

Автор книги: Дарья Милова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 32.Ева

Я смотрела на Илью и думала, что он совсем не похож на того, кого я ожидала увидеть.

Высокий, худощавый, с ухмылкой, будто весь мир – это бесконечный анекдот, который смешон только ему одному. Глаза серые, холодные, как сталь, но в них играло что-то живое, дерзкое. И от этого становилось не по себе.

Он двигался легко, лениво, словно знал: его не достанут. Даже рядом с Вадимом, который в любой момент мог вцепиться в глотку, Илья держался так, будто всё под контролем.

Я смотрела на Илью и думала, что он совсем не похож на того, кого я ожидала увидеть.

Высокий, худощавый, с ухмылкой, будто весь мир – это бесконечный анекдот, который смешон только ему одному. Глаза серые, холодные, как сталь, но в них играло что-то живое, дерзкое. И от этого становилось не по себе.

Он двигался легко, лениво, словно знал: его не достанут. Даже рядом с Вадимом, который в любой момент мог вцепиться в глотку, Илья держался так, будто всё под контролем.

Он посмотрел на меня чуть дольше, чем нужно, и ухмыльнулся шире. Будто ему нравилось проверять границы.

А потом он сказал про клуб. И внутри меня всё похолодело.

Закрытый клуб. Место, где богатые ублюдки покупают тела и ломают души. Место, куда ходят Фёдор и Савелий, каждую, мать его, пятницу.

Я слушала Илью и чувствовала, как ладони становятся липкими. Картины сами вставали перед глазами: смех, крики, чужие руки, кровь… то, что они могли делать там. И мысль: они могли утащить меня туда. Я могла оказаться частью этого.

– Ты врёшь, – выдохнула я, больше для себя, чем для них.

– Я никогда не вру, малышка, – Илья наклонился чуть ближе, и его голос стал ниже, резче. – Ты понятия не имеешь, насколько грязными бывают твои враги.

– Заткнись, – рявкнула я, но голос сорвался.

Вадим тут же оказался рядом, шагнул так, что его плечо заслонило меня от Ильи.

– Не трогай её.

Илья рассмеялся. Хрипло, будто всё происходящее его только веселило.

– Расслабься, я всего лишь сказал правду.

Я прикусила губу, чтобы не заорать. В голове билась только одна мысль: если они и правда там… я должна это увидеть. Я должна знать.

Вадим резко повернулся ко мне. Его глаза были тёмными, тяжёлыми, в них клубилась ярость, но под ней – ещё кое-что. Страх. За меня.

– Ева, – его голос был низкий, срывался на рычание, – ты уверена, что хочешь ехать?

Я вскинула подбородок, хотя внутри всё дрожало.

– Да. Я уверена.

Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Он стиснул зубы, будто хотел спорить, но понял – я не отступлю.

Илья хохотнул и хлопнул в ладони:

– Отлично. Раз оба согласны, тогда слушайте внимательно.

Он шагнул ближе, его ухмылка исчезла, а голос стал резким и серьёзным:

– В этом клубе нет случайных людей. Каждый там либо платит, либо принадлежит. И если хоть на секунду кто-то заподозрит, что мы чужие, нас раскроют и вышвырнут… если повезёт.

Я почувствовала, как у меня похолодели пальцы.

– Что значит «принадлежит»?

Илья скользнул по мне взглядом и усмехнулся криво:

– То и значит. Женщины туда попадают только как «сопровождение». Никто не поверит, что ты пришла сама по себе. Так что… – он кивнул на Вадима, – будешь его.

– Она и так моя, – прорычал Вадим, шагнув вперёд, будто готовый вцепиться ему в горло.

– Спокойно, бугай, – Илья поднял руки. – Я не спорю. Я говорю о правилах. В клубе ты ведёшь себя так, будто она твоя собственность. Понял? Ни шагу в сторону.

Я почувствовала, как жар поднимается к лицу. Собственность. Чёртово слово резануло, но я проглотила протест. Потому что понимала: если не сыграю роль, мы не пройдём.

– И что насчёт тебя? – Вадим прищурился.

Илья ухмыльнулся снова, достал из кармана третье приглашение и покрутил его в пальцах:

– У меня там своя история. Скажем так, кое-кто будет очень рад меня увидеть. И это наша карта.

Он посмотрел сначала на Вадима, потом на меня.

– Так что или мы играем по правилам – или нас раскроют к чёртям собачьим ещё на входе.

Слово ударило, как пощёчина. Собственность.

Я почувствовала, как меня подбрасывает внутри, как всё женское упрямство рвётся наружу. Я не вещь. Не игрушка. Не чей-то аксессуар.

Я уже открыла рот, чтобы сказать «чёрта с два», но Вадим опередил.

– Она может быть кем угодно, но никто, сука, даже пальцем её не тронет, – его голос был глухой, низкий, как раскат грозы.

Он смотрел на Илью так, будто в следующую секунду сломает ему челюсть.

Илья лишь фыркнул, будто это его развеселило.

– Да мне плевать, кто кого трогает, – отмахнулся он. – Главное, чтоб выглядело правдоподобно. Иначе мы даже в зал не войдём.

Вадим резко повернулся ко мне. Его ладонь легла мне на шею – не грубо, но жёстко, так, что я не могла отвернуться.

– Слушай внимательно, Ева. Там никто не имеет права даже взглянуть на тебя не так. Я не позволю. Если кто-то сунется – я ему переломаю руки. Если попытается больше – я снесу голову.

Я сглотнула. Его пальцы были горячими, сильными. И в этот момент я поверила каждому слову. Поверила, что он действительно способен разорвать любого, кто рискнёт приблизиться.

– Я… я знаю, – выдавила я, и вместо протеста прозвучало почти признание.

Он наклонился ближе, его дыхание обожгло мою щеку.

– Хорошо. Тогда играем по их правилам. Но запомни одно: ты моя. Не потому что я так сказал. Потому что так есть.

Я закрыла глаза на секунду, и внутри меня всё смешалось: протест, желание, страх, странное, почти болезненное чувство, что он прав.

А Илья, снова хмыкнул в стороне:

– Господи, как будто на свидание вас веду, а не в клуб для маньяков.

– Заткнись, – рявкнули мы с Вадимом одновременно.

Мы разъехались ближе к девяти вечера. Дорога тянулась длинной петлёй сквозь спящий город, и всё время казалось, что стрелки часов бегут быстрее, чем колёса машины.

К дому Ильи мы подъехали в темноте. Старый кирпичный особняк, окна которого светились жёлтым, будто внутри уже кипела жизнь.

Илья встретил нас на пороге, как хозяин бала. Улыбка до ушей, в руках бокал виски.

– Добро пожаловать в ад, друзья мои.

Вадим прошёл мимо, толкнув его плечом.

– Ты псих.

– Нет, – спокойно ответил Илья, закрывая за нами дверь. – Я просто люблю всё продумывать до мелочей.

Мы вошли в гостиную – и я замерла. На диване и креслах, на столе, даже на полу лежали аккуратные стопки одежды, коробки с масками, туфлями, перчатками. Всё – чёрное, глубокое, вызывающее. Не гардероб, а арсенал.

– Ты серьёзно готовился, – буркнул Вадим, разглядывая это.

– Конечно серьёзно, – Илья махнул рукой. – Думаешь, я стал бы рисковать своей шкурой ради вашего шоу? Нет, брат, я рискую только, когда уверен в деталях.

Он повернулся ко мне и улыбнулся уже мягче, почти дружелюбно:

– Не волнуйся, для тебя я тоже всё подобрал. Размер угадал на глаз, так что если не сядет – придётся импровизировать.

Я почувствовала, как уши вспыхнули жаром, но взгляд не отвела.

– Ты слишком много обо мне знаешь.

– Должен же кто-то знать, – ухмыльнулся он, наливая себе ещё виски.

Вадим зарычал, но Илья сделал вид, что не слышит.

Глава 33. Вадим

Мы стояли у входа. Ночь была густая, липкая, будто сама пыталась удержать нас от этой двери. Клуб прятался за тёмными стенами старого здания – без вывески, без намёка, что внутри творится ад.

Ева рядом. В чёрном платье, что обтягивало её, как вторая кожа. Высокий разрез открывал ногу, и каждый грёбаный мужчина на улице свернул бы себе шею, глядя на неё. Маска – тонкое кружево, закрывающее половину лица, – делала её похожей на чужую, опасную. Не Ева, а соблазнительница, которой поклоняются и боятся.

Моя женщина. Моя, мать его, собственность.

Я едва удержался, чтобы не сорвать с неё это платье прямо здесь, у дверей, и не доказать всем, кто она. Внутри всё рвалось на части от желания и ярости одновременно.

Илья стоял чуть поодаль. В чёрном костюме, в маске в виде полумаски венецианского стиля, со своим вечным наглым видом. Казалось, что он не шёл на войну – он шёл на приём, где будет развлекаться, пока мы с Евой держим оборону.

Охранник перегородил нам путь. Огромный, лысый, с лицом кирпичом.

– Приглашения.

Илья первым протянул три карты. Его улыбка была настолько самодовольной, что я захотел врезать.

– Вот, дружище. Всё как надо.

Охранник взял, внимательно посмотрел. Тишина повисла на несколько долгих секунд. Моё сердце билось глухо, как барабан. Если нас раскроют здесь – всё закончится, даже не начавшись.

Он вернул карты, чуть склонил голову.

– Можете проходить.

Я взял Еву за руку, крепко, так что костяшки побелели. Провёл мимо охраны, не отпуская ни на секунду.

Внутри пахло грехом. Дым, вино, духи, секс. Музыка – глухие удары баса, от которых дрожали стены. Люди в масках, в костюмах и платьях, слишком дорогих и слишком откровенных. Смех, стоны, шёпоты.

Ева прижалась ближе. Я почувствовал её дрожь, и сам сжал челюсти.

– Держись рядом, малышка. – Я наклонился к её уху, мой голос был хриплым, чужим даже для меня. – Если кто-то посмотрит на тебя дольше секунды – я вырву ему глаза.

Она молча кивнула.

Мы двинулись дальше вглубь. Каждый шаг был словно провал в чёртову бездну.

Обстановка – не клуб, а извращённый театр. Красный свет из-под потолка лился, как кровь. По стенам – зеркала, отражающие людей в масках, их тела, сцены, которые нормальный человек не выдержал бы смотреть.

На диванах – женщины в слишком дорогих платьях и мужчины в костюмах, их руки под тканью, их голоса срывающиеся в стоны. В углу двое трахались прямо на глазах у всех, и никто даже не пытался прикрыться. На сцене, в центре зала, шёл какой-то извращённый аукцион: девушку в кандалах показывали толпе, как лошадь, а мужские голоса перегоняли друг друга ценами.

Ева резко отвернулась, уткнулась в моё плечо. Я сжал её руку так сильно, что она охнула.

– Не смотри. – Моё горло обожгло, слова вышли хрипом. – Ты сюда пришла не для этого.

Но внутри всё кипело. Я бы вырвал сердце каждому ублюдку, кто хоть пальцем тронул тех, кто был на той сцене.

Я искал глазами Фёдора и Савелия, но заметил другое.

Илья.

Ещё секунду назад он шёл рядом – ухмылялся, кидал свои идиотские реплики. Но теперь его не было.

– Чёрт, – процедил я сквозь зубы, обводя взглядом толпу. – Где он?

– Что? – Ева дёрнулась.

– Илья. Исчез.

Я проклял всё на свете. В этом логове он мог уйти куда угодно – и чёрт его знает, вернётся ли.

Ева вцепилась в мою руку, глаза под маской блестели страхом.

– Ты думаешь, он…

– Думаю, что этот ублюдок играет в свою игру, – рыкнул я. – И если он подставит нас – я сам сверну ему шею.

Мы пробирались сквозь толпу. Музыка долбила так, что гул от неё шёл прямо в кости. Люди в масках смеялись, шептались, стонали. Еву прижимало ко мне, и я чувствовал её дрожь всем телом.

Я искал Илью, но вместо него столкнулся плечом с кем-то.

– Смотри куда идёшь, – прохрипел я и вскинул глаза.

Чёрная маска, строгий костюм, уверенный взгляд, от которого веяло холодом и властью.

Фёдор Астахов.

Моё сердце ударилось так, будто сломало рёбра. Он стоял прямо передо мной. Мать его, в двух шагах.

Я наклонил голову чуть ниже, чтобы маска прикрывала лицо, и притянул Еву ближе, будто хотел поцеловать её в висок. Если он узнал бы её… если он узнал бы меня… конец.

Но Фёдор был чем-то занят. Его взгляд скользнул мимо, будто мы были просто частью толпы. И уже в следующее мгновение он пошёл вперёд, отталкивая людей с дороги.

– Идём, – прошипел я Еве, и мы двинулись следом, держась на расстоянии.

Он уверенно шагал через зал и остановился у другого мужчины. Маска закрывала половину лица, но глаза… Господи, эти глаза. В них не было ничего человеческого, только пустая, звериная жажда.

Савелий.

Я узнал его по одному взгляду. Даже если бы этот ублюдок был в мешке с прорезями, его сука-придурошная манера смотреть сквозь людей всё равно выдала бы его.

Фёдор что-то сказал ему, и они оба рассмеялись – коротко, жестко, как палачи перед казнью.

Я сжал руку Евы так, что она вздрогнула.

– Вот они, – прошипел я ей на ухо. – Два ублюдка. Живые и рядом.

– Давай подойдём ближе, – выдохнул я, не сводя глаз с ублюдков.

Ева вцепилась в мою руку.

– Ты уверен?

– Если хотим услышать, о чём они пиздят, – у нас нет другого выбора.

Она кивнула, и мы двинулись к бару. Толпа гудела, смех, музыка, стоны – всё сливалось в одно чёртово месиво. Я завёл её вперёд себя, прижал к стойке так, чтобы с нашей стороны это выглядело, будто я вдавливаю её в дерево от желания.

Она вскинула на меня глаза, и я не дал ей ничего сказать – накрыл её губы своими.

Поцелуй был жёсткий, яростный. Не игра – огонь, который вырывался изнутри. Я чувствовал, как она дрожит, но отвечает мне, и это делало меня ещё более безумным.

Я развернул её к себе, пальцы вцепились в её бёдра, подняли чуть выше. Она обвила меня руками за шею, и со стороны мы были той самой парочкой, что сгорает от страсти, не замечая никого вокруг.

Но я замечал.

За её плечом – Савелий, его мерзкая ухмылка. Рядом – Фёдор, серьёзный, холодный, как всегда. Их голоса гулом пробивались сквозь шум, и я ловил обрывки слов.

– …партия прибудет через три дня…

– …купцы заплатят вперёд, как обычно…

И вдруг к их голосам примешался третий – женский. Лёгкий, звонкий, слишком знакомый.

Я почувствовал, как Ева в моих руках дёрнулась, будто её ударили током.

– Кира… – прошептала она мне в губы так тихо, что никто больше не мог услышать.

Я сжал её сильнее, не давая обернуться. Только слушать.

– Ну что, Кира, – голос Фёдора был хриплый, насмешливый, – ты нарыла ещё информации о нашей Евочке? И этом придурке Викторе?

Я ощутил, как дыхание Евы сбилось. Она хотела сорваться, но я держал её так, что она не могла двинуться.

– Да, – ответила Кира. Её голос… я видел, как Еве больно его слышать. – Но я всё ещё не понимаю, зачем она вам нужна. Тут, – она хихикнула, – везде, даже в клубе, столько красивых девчонок. Зачем именно она?

Я услышал, как Савелий засмеялся. Смех был мерзким, липким, от которого хотелось сломать ему челюсть.

– Не твоего ума дело, малышка. Тебе платят – ты работаешь. Вопросы – лишние.

– Но я всё же не зря трачу ваше время, – Кира понизила голос, и я почти видел её самодовольную ухмылку. – Я подкопала кое-что на Виктора. Немного криминала, старые дела, которые он думал, что похоронены. Если это достанет пресса или конкуренты – ему конец.

Фёдор коротко кивнул.

– Неплохо. Это нам пригодится.

– А Ева? – протянул Савелий, и в его голосе было то самое звериное любопытство, от которого у меня внутри всё рвалось на части. – Где она сейчас? Чем дышит, чем живёт?

– Ничего нового, – ответила Кира так легко, будто говорила о погоде. – Всё так же спит с этим Вадимом.

Я почувствовал, как Ева в моих руках напряглась так, что её ногти вцепились мне в плечи. Она замерла, будто земля ушла из-под ног.

– Вадим, значит… – Фёдор протянул имя холодно, с намёком, и я почувствовал, как у меня внутри рванула ярость.

– Ага, – продолжила Кира, её голос стал ядовито-сладким. – И, судя по тому, что я видела, она держится за него. Даже слишком. Тебя, Савелий, – она усмехнулась, – похоже, видеть рядом вообще не хочет.

Воздух словно стал тяжелее.

Савелий расхохотался – громко, мерзко, так что у меня по коже пошёл холод.

– Вот сучка, – протянул Савелий, и в его голосе было столько липкой похоти, что я готов был перегрызть ему горло прямо здесь. – Думает, что нашла себе защитника? Ха. Посмотрим, что она скажет, когда после свадьбы я возьму её так, как захочу.

Ева дёрнулась в моих руках, будто в неё вонзили нож.

И тут рядом с ним заговорил Фёдор. Его голос был ровный, холодный, как лёд.

– Мы возьмём её вместе.

Мир сузился до этих слов.

Я почувствовал, как у Евы вырвался тихий, едва слышный всхлип – и прижал её к себе ещё сильнее, накрыв губы её губами в поцелуе, чтобы заглушить её крик.

Я оторвался от её губ, держал её лицо ладонями, чувствуя, как она дрожит вся, до костей. Глаза красные, слёзы под маской блестят. Я наклонился к самому её уху:

– Пошли отсюда. – Голос у меня был хриплый, рваный от злости. – Нам там больше делать нечего.

Она кивнула, глотнула слёзы и прижалась ко мне ближе, будто боялась, что ноги её не выдержат.

Мы двинулись к выходу, не оборачиваясь.

И прямо у дверей мы наткнулись на Илью.

– Ты где, блядь, был?! – я схватил его за плечо, в голосе звенела ярость. – Мы тут чуть не сгорели к хуям!

Илья даже бровью не повёл. Стряхнул мою руку, усмехнулся так, будто только что вышел с дружеской пьянки.

– Решал вопросы.

– Какие нахуй вопросы?! – я едва не заорал, Ева вздрогнула у меня под боком.

– Те, которые тебе знать не обязательно, – он затушил сигарету об дверной косяк, посмотрел на нас внимательно. – Ну что? Можем идти. Я тут закончил.

Я выдохнул, так и не сбросив злость, и обнял Еву крепче. Она молчала, но её пальцы мёртвой хваткой вцепились в мою руку.

Мы сели в машину. Я хлопнул дверью так, что стекло едва не треснуло, завёл двигатель, но не тронулся – ждал, пока Илья устроится сзади.

Ева сидела рядом. Тихая, будто выжженная изнутри. Маска уже в руке, по щеке размазалась чёрная тушь, и от этого она выглядела ещё больнее.

Я хотел что-то сказать, но вдруг заметил, как её взгляд метнулся в сторону. Глаза расширились. Она вся дёрнулась, будто её кто-то ударил током.

– Ева… – начал я, но не успел.

Она рывком распахнула дверь и выскочила наружу.

– Блядь! – я рванулся за ней, но она уже бежала. Каблуки скользили по асфальту, платье путалось в ногах, а она неслась, будто в этом бегстве было всё её дыхание.

И только когда я выскочил из машины и побежал следом, я понял, на кого она бросилась.

Сердце ударилось в грудь так, что на секунду мир замер

Глава 34.Ева

Я увидела её.

В нескольких шагах от нас, прямо у припаркованной машины. Маска уже снята, волосы растрёпаны, на губах – та же самая самодовольная улыбка.

Кира.

Моя подруга. Та, которой я доверяла больше, чем себе. Та, что предала меня, продала, выбросила, как мусор.

Я даже не помню, как распахнула дверь и выскочила из машины. Мир сузился до одного лица. Моё дыхание сбилось, сердце стучало в ушах, кровь кипела. Я неслась к ней, и во мне не осталось ни страха, ни сомнений. Только ярость.

Она как раз открывала дверцу, собираясь сесть внутрь, когда я влетела в неё. Схватила за волосы, рванула так, что она вскрикнула, и с силой ударила её лицом об стекло.

Глухой звук удара. Треск. Кира завизжала, кровь хлынула из носа и разбитой губы, стекло пошло паутиной трещин.

– Сука! – я заорала ей прямо в ухо, тряся её за волосы, чувствуя, как она дёргается. – Ты, блядь, продавала меня им?! Ты, тварь, сдавала им всё?!

Она забилась под моей рукой, захлёбываясь визгом:

– Ай! Больно! Блядь, отпусти! – Кира орала так, что прохожие начали оборачиваться, но ей было плевать. Она не поняла даже, кто держал её. Для неё я была просто безликой яростью.

– Кто ты, сука?! – завизжала она, дёргаясь в разные стороны, пока я сжимала её волосы так, что клочья уже оставались у меня в ладони. – Отпусти, больно, блядь, очень!

Её голос был пронзительным, истеричным, совершенно не похожим на ту самоуверенную, ухмыляющуюся "подругу", что только что лебезила перед Савелием. Сейчас она была обычной жалкой крысой, пойманной в капкан.

Я рванула её сильнее, ударила лицом о стекло ещё раз. Кровь брызнула, Кира завизжала громче, почти захлёбываясь воплями:

– А-а-а! Помогите! Кто-нибудь! Она меня убивает!

Я впилась ей прямо в ухо, зашипела так, что сама себя не узнала:

– Это я, Ева, тварь. Твоя лучшая подруга. Узнала теперь?

Её тело дёрнулось так, будто её пронзил ток. И я впервые увидела в её глазах – не наглость, не насмешку. Настоящий ужас.

Вдруг чьи-то руки резко вцепились в меня сзади, с силой оторвали от Киры. Я взвыла, брыкаясь, когтями цепляясь за воздух, но хватка была железной.

– Ева! – рявкнул Вадим прямо в ухо, и его голос пробился сквозь мой визг. – Если ты сейчас не перестанешь – охранники выйдут. И тогда нас рассекретят к хуям!

Я замерла. Дыхание рваное, грудь ходит ходуном. Кровь стучала в висках, ладони липкие от чужой крови. Но слова дошли. Я застыла, позволив ему удерживать меня, и только рыдания рвались наружу.

Илья оказался рядом в тот же миг. Хмыкнул, наклонился к Кире, которая уже сползла по двери вниз. Лицо всё в крови, губы разодраны, глаза закатились.

– Ну и нахуй она так быстро сдулась? – усмехнулся он, оглядывая её. – Ладно, вопрос другой. А эту куда?

Я дрожала, стиснув зубы. Хотела снова кинуться на неё, но Вадим держал меня крепко, не отпуская ни на сантиметр.

Он посмотрел на Илью, коротко и холодно:

– С собой.

– С собой? – брови Ильи чуть поползли вверх.

– У меня есть план. – Вадим рывком поднял Киру за плечи, как мешок, и втолкнул в машину. – Она расскажет нам всё. И Еве. И её отцу. А потом… – его голос стал ещё ниже, и даже у меня по коже пошли мурашки, – потом будем действовать.

Я вцепилась в спинку сиденья, слёзы текли, не останавливаясь.

– Я её убью, Вадим. Своими руками.

Он обернулся, впился в мой взгляд стальным, яростным взглядом:

– Не сейчас, малышка. Сначала пусть эта тварь откроет рот.

Он захлопнул дверцу, и мы рванули прочь от клуба.

Машина летела по ночным улицам, а внутри царила гробовая тишина. Только хрип и редкие стоны Киры, которая валялась на заднем сиденье, обмякшая, как тряпка. Я смотрела вперёд, сжав зубы так, что челюсть сводило. Пусть хрипит. Пусть стонет. Пусть умирает. Мне плевать.

Я чувствовала, как сердце колотится где-то в горле, руки дрожат, ногти впиваются в ладони. Адреналин так и хлестал по венам. Хотелось бежать, орать, разрывать на куски всё вокруг.

И когда машина остановилась у ворот, я первой вылетела наружу. Не дожидаясь, пока Вадим откроет дверь, не глядя на охрану. Просто рванула в дом.

– Папа! – мой крик взорвал тишину особняка. Голос был срывающийся, дикий. – Папа!

Первой появилась Тамара Васильевна. В халате, со встревоженным лицом, она бросилась ко мне.

– Ева? Господи, Ева, что случилось? Что ты орёшь?

Я даже не услышала её. Меня трясло. Я металась по холлу, задыхаясь от злости и слёз.

И тут в дверях появился отец. Быстрый, собранный, но глаза… глаза выдали. В них был страх. Настоящий страх.

– Ева! – он подошёл ко мне, схватил за плечи. – Что произошло?

Сзади уже вбежали охранники, сбивчиво переглядываясь. Они понимали: если я кричу так, значит, дело серьёзное.

Отец только успел задать свой вопрос, как в холл вошёл Вадим. На руках он тащил Киру. Бросил её, как мешок, прямо на мраморный пол. Она застонала, скатилась на бок, кровь размазалась по щеке.

Отец остолбенел. Его лицо исказилось – смесь шока, недоверия, ярости.

– Кира?.. – голос сорвался. – Что… что с ней вы сделали?

Я горько усмехнулась, в горле ком, глаза жгут от слёз.

– Что мы сделали?.. – я шагнула ближе, указав на неё рукой. – Нет, папа. Вопрос не к нам.

Он перевёл взгляд на меня. В глазах – непонимание, страх.

Я рассмеялась – горько, почти истерично.

– Вижу, узнал её, да? Твоя любовница.

Отец дёрнулся, будто я его ударила. Лицо побледнело, губы сжались.

– Ева… – выдохнул он. – Ты…

– Моя любимая молодая подружка папочки, – я процедила, глядя ему прямо в глаза, – всё это время сдавала нас твоим врагам. Под тебя.

Тишина рухнула на дом так, что даже охранники перестали дышать.

Отец смотрел то на меня, то на неё, и впервые в жизни я видела, что он не знает, что сказать.

А я стояла, дрожа, и думала только одно: пусть он теперь посмотрит в глаза правде, которую сам привёл в наш дом.

Тишина тянулась, как петля на шее, пока вдруг не раздались сухие, отчётливые хлопки.

Тамара Васильевна. Стояла посреди холла, руки в боки, глаза сверкают, и хлопает в ладони, будто мы все маленькие дети, а она учительница.

– Так! – её голос пронёсся по дому громче, чем мой крик. – Всем успокоиться!

Мы обернулись к ней, и она продолжила, не моргнув:

– Сейчас дружно перемещаемся в гостиную. Я налью вам чаю. А эту девушку, – она презрительно кивнула на Киру, валявшуюся на полу, – положим на диван. Чтобы, прости Господи, она тут не сдохла у нас в прихожей, как собака.

Я ахнула, а отец только дёрнулся, но возразить не решился.

– А там, – продолжила Тамара Васильевна, её голос стал ледяным, – вы всё спокойно расскажете. Без криков, без истерик.

Вадим ухмыльнулся, но улыбка вышла жёсткая, хищная.

– Чай? – он хрипло усмехнулся. – Тут, Тамара Васильевна, нужно что-то покрепче. Нам всем.

Она смерила его взглядом, и на секунду уголок её губ дёрнулся.

– Значит, будет покрепче. Но сначала – в гостиную.