Текст книги "Его пленница. На грани ненависти (СИ)"

Автор книги: Дарья Милова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20. Ева

Я дождалась, пока шаги Тамары Васильевны растворятся в конце коридора.

Плевать, что босиком и что ковёр под ногами холодный – я почти бежала в комнату, прижимая конверт к груди.

Дверь. Замок. Щелчок.

Только теперь позволила себе выдохнуть, хотя лёгкие будто и не хотели работать.

Конверт был старый, с пожелтевшими краями. Пах пылью, временем… и чем-то, что я знала только в детстве.

Я поддела клапан ногтем, бумага поддалась с сухим треском.

Почерк был её.

Маминым. Чёткие буквы, но кое-где чернила смазаны, как будто рука дрожала.

"Если ты читаешь это письмо, значит, я спрятала дневник достаточно глубоко, чтобы они его не нашли.

В нём всё, что я не успела сказать вслух. Всё, что не должно попасть в чужие руки.

Ты найдёшь его там, где я пряталась чаще всего. Там, где даже стены знают мои тайны."

Строки заканчивались резко, как обрубленная нить.

Я сидела, вцепившись в лист, и чувствовала, как слова будто впиваются в кожу.

Воспоминание вспыхнуло само.

Мне девять. Летний полдень. Я ищу маму, а дождь уже хлещет по крыше дома.

Я бегу по саду, босиком, трава липнет к ступням.

И вдруг вижу: дверь старого сарая приоткрыта.

Внутри темно, пахнет деревом и мёдом.

Она сидит в углу за старыми ящиками, обнимая колени, и улыбается, когда я подхожу.

– Здесь нас никто не найдёт, – шепчет. – Даже если очень постараются.

Я помню, как тогда подумала, что это её секретное место.

И теперь я знала – дневник именно там.

Я открыла глаза.

Сарай. Тот самый. Он всё ещё стоит в дальнем углу сада. Там редко кто бывает – разве что садовник пару раз в год.

Я сжала письмо сильнее. Если дневник там, значит, мне нужно забрать его первой. До того, как кто-то другой догадается.

На секунду воображение подкинуло картинку: Вадим. Он идёт за мной, как всегда. Его взгляд, от которого невозможно спрятать ничего.

Нет. В этот раз он не должен знать.

Я проснулась в пять утра, ещё до будильника.

Дом спал – даже обычно шумная лестница казалась пустой.

Письмо лежало под подушкой, как живое, и я знала: если не сделаю это сейчас, потом может быть поздно.

Быстро натянула джинсы, толстовку, волосы собрала в небрежный хвост. Тихо, на носках, вышла в коридор. Двери спален – закрыты, внизу темно.

Идеальное время.

Я спустилась по лестнице, шаг за шагом, обходя места, где доски могли скрипнуть. Прошла мимо гостиной и уже почти добралась до черного входа, когда заметила слабое свечение из кухни.

Сердце ухнуло.

Там, за столом, сидел он.

Вадим.

Чёрная футболка, руки скрещены на груди, взгляд – прямо на меня. И ни намёка на сонливость. Такое чувство, будто он вообще не спит.

– Рано встала, – его голос был тихим, но резанул, как лезвие. – Куда-то собралась?

Я остановилась, сжав руки в карманах, чтобы он не увидел, как дрожат пальцы.

– Просто решила пройтись. Воздухом подышать.

Он чуть приподнял бровь, скользнув взглядом от моей головы до кроссовок.

– В джинсах и с ключами в руке?

Я опустила глаза – чёрт. Ключ от сарая торчал между пальцами.

Я заставила себя улыбнуться, легко, будто ничего не произошло.

– Забыла, что они у меня в руке, – сказала я, сунув ключ в карман. – Вдруг захочу потом что-то из кладовой взять.

Вадим не двинулся. Просто продолжал смотреть, будто считывал меня по слоям.

– Кладовая не в саду.

– А если я хочу яблоки? – парировала я, делая шаг к двери.

Его пальцы медленно коснулись стола, и я услышала, как скользит дерево под его ладонью.

– Пойдём, – сказал он.

– Куда? – я прищурилась.

– К яблокам. Или куда ты там собралась.

– Я могу и сама.

– Не сомневаюсь. Но я не для того здесь, чтобы ты гуляла одна.

Внутри всё сжалось. Он был как замок с кодом, который невозможно подобрать – всегда на шаг впереди.

– Ладно, – кивнула я, стараясь, чтобы это выглядело равнодушно. – Пойдём.

Мы вышли на задний двор. Трава ещё была мокрой от ночной росы. Я шла чуть впереди, чувствуя его шаги за спиной. Он не прикасался, но это «почти рядом» давило сильнее любого прикосновения.

Сарай показался из-за яблони. Я знала, что внутри, знала, зачем мы здесь… но с каждым метром понимала: открыть его при нём – значит выдать всё.

Я обернулась.

– Я возьму яблоки, а ты можешь подождать снаружи?

– Нет, – ответил он, даже не моргнув. – Я зайду с тобой.

Мы вошли в сарай, и воздух тут сразу сменился – запах старого дерева и пыли, тонкая паутина в углу.

Вадим обвёл взглядом полки, ящики, мешки с чем-то непонятным.

– Кто вообще прячет яблоки в сарае? – спросил он, и в его голосе было что-то между насмешкой и подозрением.

– Тот, кто не любит делиться, – ответила я, наклоняясь к ящику в дальнем углу. – Здесь их никто не ищет.

Он чуть прищурился, будто проверяя, насколько убедительно я вру, но ничего не сказал.

Я достала пару яблок, стряхнула с них пыль и сунула одно ему.

– Держи. Чтобы не думал, что я тебя обманываю.

Он взял, но не откусил. Просто смотрел, как я делаю вид, что занята исключительно фруктами.

– Ладно, – сказал он наконец, разворачиваясь к выходу. – Воздухом подышала – возвращаемся.

– Ага, – кивнула я, пряча взгляд.

Мы вышли, и я почувствовала, как напряжение отпускает плечи. Дневник был там, за досками в углу… но сегодня я его не достану. Не при нём.

Мы вернулись в дом, и первым, что я увидела, была Тамара Савельевна.

Она стояла у плиты, что-то помешивала в кастрюле. Запах кофе смешивался с чем-то сладким.

– Доброе утро, – сказала она, бросив короткий взгляд в нашу сторону. И этот взгляд был… как всегда. Слишком внимательный.

– Утро, – отозвалась я, проходя мимо.

Вадим остался на пару секунд, что-то тихо сказав ей, но я не стала прислушиваться. Слишком хорошо знала – чем больше слушаешь их разговоры, тем сильнее вязнешь.

Развернулась и поднялась наверх.

В своей комнате я заперла дверь и села на кровать.

Письмо снова оказалось в руках.

Глава 21.Вадим

Ева что-то скрывает.

Я это чувствую.

Она всегда была шумной, колкой, с глазами, которые умели стрелять словами. Сейчас – тишина. Слишком много тишины.

С того дня, как Виктор объявил о её «будущем замужестве», она будто вышла из нашего мира. Смотрит сквозь людей. Слушает, но не слышит. Даже на меня.

Особенно на меня.

Не знаю, что раздражает больше – эта показная покорность или то, что она больше не бросает в меня свои острые реплики. Её язвительность всегда была оружием. И я знал, куда она целится. Теперь она разоружена. Или делает вид.

Сегодня она встала в пять утра.

Для неё это ненормально. Для меня – сигнал.

Лёгкие шаги по лестнице. Замедленные, чтобы никто не услышал.

Она появилась в дверях кухни, и первое, что мелькнуло в её глазах, – разочарование. Не удивление. Разочарование, что я здесь.

Джинсы, толстовка, ключи в руке.

Она попыталась спрятать их слишком быстро. Я всё видел.

Сказала что-то про «подышать воздухом».

Воздухом в шесть утра? С ключами?

Её ложь звучит так, будто она хочет, чтобы я проверил.

Шаги на лестнице я услышал раньше, чем Ева успела сделать ещё один шаг к выходу.

Тяжёлые, размеренные – Виктор.

Он вошёл на кухню в идеально выглаженной рубашке, будто не шесть утра, а полдень.

– Доброе утро, – кивнул он. Потом, без паузы: – Вадим, у тебя сегодня выходной.

Я не двинулся.

– В смысле?

– В прямом, – он налил себе кофе, даже не глядя на меня. – Вечером мы с Евой идём в ресторан. Семья Троицких. Обсудим детали свадьбы.

Я перевёл взгляд на неё. Она стояла чуть в стороне, с тем же лицом, которое было утром – слишком спокойным, чтобы быть правдой.

– Понял, – сказал я, хотя внутри всё сжалось. Выходной – слово, которого в моей работе не существует. Если он его произнёс, значит, хочет, чтобы я был подальше.

Виктор сделал глоток и добавил:

– Так что можешь заняться своими делами.

Тогда, может, я наконец увижу Сашу.

Эта мысль всегда была спрятана в глубине – личное, не для чужих ушей. Никто в доме не знает, что у меня есть брат, и я намерен, чтобы так и осталось.

Утро я проведу с ним..

Вечером я найду её.

Где бы она ни была, с кем бы ни сидела за столом, я буду рядом. Тихо. Невидимо.

Ева стала другой. Чересчур тихая. Чересчур правильная. Это не смирение – это затишье перед бурей.

И если она собирается спрятать что-то от меня, значит, я узнаю об этом первым.

Она – моя задача.

И моё личное правило – я никогда не упускаю свою цель.

***

Я ненавижу запах тюремных коридоров.

Смесь железа, дешёвого моющего средства и чего-то гнилого, что впиталось в стены навсегда.

Металлическая дверь лязгнула, пропуская меня внутрь комнаты для свиданий. Саша уже сидел за столом, локти на поверхности, пальцы сцеплены.

Тот же взгляд – прямой, как удар.

– Не думал, что увижу тебя так скоро, – сказал он, но в его голосе не было ни радости, ни обиды. Только констатация факта.

– У меня было утро, – ответил я, садясь напротив. – И возможность.

Он усмехнулся, но быстро вернул лицу ту же спокойную маску.

– Значит, у тебя всё под контролем?

– Всегда.

Врал ли я? Нет. Но мысль об Еве всё равно стояла где-то сбоку, как заноза. Даже сейчас, в этой комнате, я видел, как она спускалась по лестнице в шесть утра с ключами в руке.

– О чём думаешь? – спросил Саша, прищурившись.

– О работе, – коротко ответил я. И это была единственная часть правды, которую я мог озвучить.

Саша откинулся на спинку стула, изучая меня так, будто знал, что есть что-то ещё. Он всегда знал.

Я сел напротив. Стол между нами был узким, но не настолько, чтобы не чувствовать, как от Саши идёт напряжение.

Он не улыбался.

– Ну? – его голос был ровным, но с металлическим оттенком. – Привёл тебе Виктор список поручений? Или просто решил проверить, дышу ли я ещё?

– Нашёл время, – ответил я, держа темп его взгляда.

– Нашёл… – он усмехнулся, но в этой усмешке было столько яда, что металл стула под ладонью заскрипел. – Тебе напомнить, кто этот человек, ради которого ты, как собака, бегаешь по команде?

– Осторожнее, – сказал я тихо.

– Почему? Боишься, что стены услышат? – он подался вперёд. – Виктор – гниль. Всегда был и будет. И вся его семья такая же.

– Хватит, – в голосе моём не было крика, но металл всё же проскользнул.

– Нет, брат. Не хватит. – Его пальцы сжались в кулак. – Я здесь из-за него. Не из-за себя. И ты это знаешь.

– Я помню наш план, – произнёс я медленно, чтобы каждое слово дошло. – И всё, о чём мы договаривались.

Саша не отводил взгляда.

– Но мы с Ильёй не нашли ничего на тебя. Ничего, что могло бы вытянуть тебя отсюда.

Его губы дёрнулись в тени усмешки.

– Значит, ищите лучше.

– Мы копаем глубоко, – сказал я, чуть подавшись вперёд. – Но если Виктор настолько зачистил следы…

– Он всегда зачищает, – перебил Саша. – Просто вы копаете там, где он хочет, чтобы вы копали.

В его голосе не было злости – только уверенность. И это злило больше.

– Не учи меня моей работе, – бросил я.

– Тогда делай её, – Саша посмотрел на меня с холодной прямотой. – Пока у тебя ещё есть время.

Гул в голове не стихал, даже когда за мной захлопнулась металлическая дверь.

Слова Саши сидели в черепе, как гвозди, и каждый удар сердца забивал их глубже.

Виктор – гниль.

Ева – пешка.

И я – тот, кто должен решить, останется ли она в игре.

Вечером я уже сидел в машине напротив дорогого ресторана, где собирались Троицкие. Мотор был заглушен, но пальцы постукивали по рулю в такт моему дыханию.

Тёмные стёкла давали иллюзию невидимости, но я всё равно отодвинулся чуть назад, чтобы слиться с тенью.

Через огромные окна я видел её.

Ева сидела рядом с ним – с этим вылизанным ублюдком, которого Виктор называл «будущим мужем». Белоснежная рубашка, натянутая улыбка, взгляд, в котором не было ни тепла, ни интереса. Только расчёт.

Она держалась прямо, но плечи были чуть напряжены, как у человека, который считает минуты до конца спектакля.

Я не слышал их слов, но они мне и не нужны.

Я читал её по глазам, по тому, как она чуть прикусила губу, когда он что-то сказал.

Знал, что это не флирт. Это сдержанность, чтоб не ответить так, как она привыкла.

Он говорил слишком много, слишком быстро, и улыбался так, будто репетировал перед зеркалом.

Она кивала. Не потому, что слушала, а потому, что ей приходилось.

Пальцы на её бокале были чуть напряжены, костяшки побелели.

Она делала вид, что расслаблена, но я видел всё.

Виктор сидел рядом, наблюдая, как удав, который уже обвил добычу, но ещё не начал душить.

Я знал этот взгляд. Он был не про семейный ужин. Он был про сделку.

В какой-то момент жених наклонился к Еве ближе, чем позволял приличный стол.

Она не отодвинулась – и это было самым громким сигналом за весь вечер.

Они вдвоём поднялись из-за стола.

Ева что-то тихо сказала Виктору, и он кивнул, отпуская их, как будто это не имело значения.

Для меня – имело.

Я проследил взглядом, как они исчезают в сторону бокового коридора ресторана, ведущего к маленьким кабинетам и террасе.

Уединённое место.

Где нет чужих ушей. И где он может позволить себе больше, чем при всех.

Грудь сжала такая злость, что пальцы на руле побелели.

Я представил, как этот вылизанный ублюдок склоняется ближе, кладёт руку ей на талию, и у меня возникло очень простое желание – войти туда и пробить ему голову об ближайшую стену.

Чёрт, я ревновал.

Сильно.

Так, что гул в ушах перебивал даже шум вечернего города.

Я уже знал, что останусь здесь ровно столько, сколько нужно, чтобы увидеть, с чем она вернётся из этого «уединённого места».

И если хоть что-то в её взгляде мне не понравится – он выйдет оттуда с кровью на лице.

Глава 22. Ева

Мы с отцом зашли в ресторан, и меня тут же окутал запах чего-то дорогого и приторного.

Троицкие уже сидели за столом – идеально выпрямленные спины, отрепетированные улыбки.

Я узнала Савелия сразу.

Белая рубашка, тёмный костюм, взгляд, который будто заранее привык считать, сколько ты ему стоишь.

– Ева, – сказала мать Савелия, – мы так рады.

Я изобразила вежливую улыбку и кивнула. Радость – это, видимо, когда твой сын женится по договору.

– Садитесь вместе, – предложила она. – Так будет… уютнее.

Савелий встал, пододвинул мне стул, и я села рядом. Настолько рядом, что чувствовала лёгкий запах его парфюма – холодного, как он сам.

Отец Савелия выглядел довольным. Мой же отец – ещё более довольным.

А я – просто считала секунды до конца этого спектакля.

Мать Савелия что-то говорила о предстоящей церемонии – про цветы, про список гостей, про то, как всё должно «выглядеть гармонично».

Я кивала, улыбалась в нужных местах, но внутри была далеко отсюда.

Ресторан выглядел как место, где еда – всего лишь повод.

Тёмное дерево стен, приглушённый золотистый свет, столы, накрытые белоснежными скатертями, и сервировка, в которой каждый предмет лежал под углом, выверенным до миллиметра.

Слишком идеально. Слишком… чуждо.

За окнами мерцали огни города, а внутри – играли свои роли.

Кто-то искренне, кто-то по контракту.

– Ева, отвечай, – окликнул отец, и я моргнула, возвращаясь из своих мыслей.

– Что? – спросила, поворачиваясь к нему.

– Я спрашивала, какое платье ты хочешь, – повторила мать Савелия. Голос у неё был мягкий, но в нём сквозила та нотка, которая всегда подразумевает: «правильный» ответ уже есть.

– Белое, – сказала я, выбирая безопасный вариант. – Простое. Без лишнего.

– Простое, – повторила она, словно пробуя это слово на вкус. – Ну, это можно обыграть.

Савелий усмехнулся, но ничего не сказал. Лишь чуть наклонился ко мне, так, что его дыхание коснулось моего уха.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, – произнёс он тихо, чтобы никто за столом не услышал.

– Мы отойдём, – спокойно сказал Савелий, но в его тоне не было вопроса. Это звучало как решение, которое никто не собирается обсуждать.

– Хоть на весь вечер, – вставил отец Савелия, и громко расхохотался. – Вы же теперь пара.

За столом кто-то улыбнулся из вежливости, кто-то – потому что так принято.

Я тоже изобразила улыбку, хотя внутри скрипнули зубы.

Савелий встал, и мне пришлось последовать за ним.

Мы прошли мимо столов с гулом чужих разговоров, мимо официантов с подносами, пока не оказались в полутёмном коридоре.

В конце – ряд закрытых кабинок с матовыми дверями.

Тишина здесь была другой – густой, отрезающей нас от остального зала.

Он закрыл за нами дверь кабинки, и шум ресторана остался где-то далеко, будто мы нырнули под воду.

Савелий присел напротив, откинувшись на спинку кресла, и какое-то время просто изучал меня.

– Ты сегодня тихая, – сказал он наконец. – Не такая, как в прошлый раз… на благотворительном вечере.

Я склонила голову чуть в сторону.

– Такой ты и будешь, когда тебя выдают замуж за человека, которого ты видела один раз.

Его губы дёрнулись в усмешке.

– Значит, ты всё ещё считаешь, что у нас ничего общего?

– Кроме договора между нашими семьями? – я подняла бровь. – Нет, не особо.

Он наклонился вперёд, опираясь локтями о стол.

– А я думаю, у нас гораздо больше общего, чем ты готова признать.

– Например? – я скрестила руки на груди, глядя прямо ему в глаза.

– Например, я тоже не хочу этой свадьбы, – сказал он без паузы.

– У тебя есть любимая? – вырвалось у меня быстрее, чем я успела подумать.

Он усмехнулся, но в этой усмешке было что-то горькое.

– Была.

– И что с ней? – спросила я, хотя ответ, наверное, лучше было не знать.

Савелий смотрел прямо в глаза, но в следующую секунду отвёл взгляд, будто потерял к этому разговору интерес.

– Неважно, – сказал он коротко. – Давно прошло.

Он сделал паузу, откинулся на спинку кресла и скользнул по мне взглядом так, словно рассматривал товар.

– Уж лучше я женюсь на тебе, чем на ком-то ещё. Ты хотя бы глазу приятна.

Слова упали между нами тяжело, как камень в воду.

И тут же – его мерзкая, самодовольная улыбка.

– Так что свадьба будет. Хотим мы этого или нет, – добавил он, словно ставил последнюю точку в споре, которого даже не было.

– Ты говоришь об этом так, будто покупаешь машину, – сказала я, стараясь не дать голосу дрогнуть.

– А что, это не похоже на сделку? – в его тоне не было ни грамма стыда. – Две семьи, общие интересы, подписанные бумаги.

– Я не твоя собственность, – парировала я.

Он усмехнулся, медленно, с каким-то почти ленивым презрением.

– В этом мире, Ева, собственность – это не то, что ты подписала. Это то, что можешь удержать.

Я поймала себя на том, что сжала ладони так, что ногти впились в кожу.

Его слова были как удар – резкий, без предупреждения.

– Если ты думаешь, что сможешь удержать меня, – я подняла бровь, – придётся постараться сильнее.

Савелий наклонился ближе, опершись ладонью о стол так, что я почувствовала тепло его тела.

– Не переживай. Я умею добиваться того, что моё.

– Пойдём к нашим родителям, – сказал Савелий так, будто мы просто вышли на минуту подышать.

Я кивнула, хотя внутри хотелось сказать совсем другое.

Мы вернулись за стол, и разговор снова потёк в русле дат, ресторанов, списков гостей.

Я не вмешивалась. Пусть решают сами – для них это всё равно сделка, а я всего лишь часть договора.

Часы тянулись медленно, но вечер всё же закончился.

Пожатие руки Савелию, дежурная улыбка его матери, холодный взгляд отца – и мы вышли в прохладный вечерний воздух.

Дорога домой прошла в тишине. Я смотрела в окно, считала огни фонарей и пыталась выбросить из головы его слова.

Я поднялась в свою комнату, закрыла за собой дверь и сделала шаг к кровати.

И тут кто-то оказался за моей спиной.

Чья-то ладонь резко закрыла мне рот, отрезав крик.

Тепло чужого тела, дыхание у самого уха.

– Тише, Ева, – знакомый, хриплый шёпот. – Это всего лишь я.

Я дёрнулась, но его хватка на моём лице только усилилась. Пальцы врезались в кожу, ладонь глушила дыхание.

– Ещё раз дёрнешься – и мы поговорим совсем по-другому, – прорычал он прямо в ухо, и в его голосе не было ни капли шутки.

Он убрал руку, но остался в опасной близости, словно намеренно запирая меня в углу комнаты.

– Что, блядь, это было, Ева? – слова вылетели как удары. – Ты решила устроить мне шоу в этом грёбаном ресторане?

– Ты о чём вообще? – я вскинула подбородок, хотя сердце колотилось в горле.

– О чём?! – он шагнул ближе, и я почувствовала, как спиной упёрлась в стену. – Ты сидела с этим ублюдком, позволила ему увезти тебя в отдельную комнату, и думаешь, я просто посмотрю на это со стороны?

– Мы разговаривали, – выдавила я.

– Разговаривали, – он усмехнулся, но эта усмешка была опаснее любого крика. – С ним. Наедине. Где никто не видел, что он мог тебе сказать или сделать.

– И что он сделал? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Неважно, что он сделал, – он схватил меня за подбородок, заставив поднять глаза на него. – Важно, что ты позволила ему быть рядом.

– У тебя проблемы, Вадим, – выдохнула я. – Большие.

– У меня проблемы? – его губы искривились в злой усмешке. – Да у меня, блядь, инфаркт, когда я вижу тебя рядом с такими, как он.

– Ты не имеешь права... – начала я, но он перебил.

– Имею. – Он резко отпустил мой подбородок, но тут же вбил руку в стену рядом с моим лицом, так что штукатурка осыпалась мелкой крошкой. – Потому что я знаю, кто он. Я знаю, зачем он здесь. И я знаю, что ты, сука, не понимаешь, в какую яму тебя загоняют.

Я замерла, вцепившись пальцами в край платья.

– А ты понимаешь?

– Да, – ответил он без колебаний. – И именно поэтому ты не останешься с ним наедине. Никогда.

Его голос был тихим, но в нём чувствовалась такая злость, что воздух будто стал тяжелее.

– Потому что если ты ещё раз дашь мне повод увидеть это, я... – он сделал паузу, глядя прямо в глаза, – я сотру его с лица земли

– А теперь, – он резко выпрямился, но не отходил, – ты мне будешь доказывать, что не думаешь о своём ебаном женихе.