Текст книги "Папина содержанка (СИ)"
Автор книги: Дарья Десса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)
Глава 49
Братан? Она назвала меня этим словом? Кажется, у мажорки окончательно поехала крыша от пьянки.
– Да не собираюсь я с тобой пить в этом… бомжатнике, – брезгливо сказал я. – Мы тут ее ищем со вчерашнего дня, а она премило так устроилась. Бухает, видите ли. Посмотри на себя! Ты женщина! Забыла?!
– Замолчи и послушай.
– Ну уж нет! – выкрикнул я, поскольку вся эта история с исчезновением меня крепко достала. Она мне кто? Сват, брат, с зацепа хват? Да плевать я на неё хотел с высокой колокольни! Та Максим, которая пробудила в моем сердце странное чувство, она была… яркая, смелая, решительная, веселая. Красивая, наконец! А эта? Полупьяная, воняющая перегаром, опустившаяся… шалава! И ладно, было бы из-за чего, а так ведь… Но тут до меня все-таки дошло: стану себя накручивать, ничего не узнаю. Загоняться смысла не было. Потому усилием воли подавил в себе глупые мысли и сказал примирительно:
– Хрен с тобой, золотая рыбка. Давай.
Мы подняли стаканчики и, не чокаясь, выпили.
– А теперь расскажи мне, подруга любезная, с чего ты так загуляла? – спросил я.
– Саша, ты только выслушай меня внимательно и не перебивай, хорошо? – сказала Максим. Глаза её были печальными. Я, поражаясь этому обстоятельству, кивнул.
– Дело в том, что ты – мой сводный брат.
Мажорка замолчала, а у меня глаза на лоб лезут от удивления. Нет, реально достала она своими шутками. Я встаю и собираюсь немедленно отсюда уйти.
– Сядь, – властно приказывает она. Я скриплю зубами, но сдерживаюсь. В самом деле, надо бы послушать до конца весь этот бред.
– Это правда, я тебя не обманываю. Когда-то, много лет тому назад, Кирилл Андреевич был молод и горяч. Познакомился с девушкой, та родила от него девочку. Но жениться он не собирался. Хотел наследника, а тут, видите ли… Короче. Бросил их и ушел в свободное плавание. Несколько лет спустя благополучно сочетался браком с другой дамой, которая занималась наукой. Естественно, о своих прошлых приключениях ей ничего не сказал. У них в браке родился мальчик. Но через двадцать лет Кирилл Андреевич неожиданно воспылал любовью к старшему ребёнку. И признался во всем своей жене. Та его выставила за порог. Тогда он психанул, ушел из семьи и стал жить сам по себе. Так вот. Тот, старший ребёнок – это я, младший – это ты.
– Твою ж мать… – всё, на что у меня хватает сил. Я даже не знаю, что говорить. Руки трясутся, сердце колотится. Сестра… Мажорка, о которой я так пошло мечтал всё это время, моя сестра! Да быть того не может… Мы ведь не похожи с ним даже!
– Я не понимаю, – мотаю головой.
– Что уж тут не понять, – говорит Максим. – Давай лучше еще по одной.
Она разливает водку, я пью ее, а вкуса не ощущаю. Машинально бросаю в рот кусок хлеба, жую, глотаю чисто механически.
– Ты сказал – сводная. Как это?
– Отец у нас один, матери разные. Когда мать одна и отцы разные – единоутробные, – поясняет Максим.
– Господи… – я настолько шокирован признанием мажорки, что мне становится жутко стыдно за самого себя. Столько мечтал переспать с этой девушкой, а она, оказывается, моя родственница! Какой кошмар. Как стыдно!
– Понимаю твой шок, – говорит Максим.
– Ни хрена ты не понимаешь, – отвечаю. – Я думал, что ты – любовница моего отца!
– Кто-то?! – удивляется мажорка, и глаза у неё становятся, как блюдца.
– Его содержанка, вот кто!
Максим откидывается на спинку стула и начинает хохотать. Да так сильно, что несколько минут успокоиться не может. Только слезы утирает и покраснела. Наконец понемногу успокаивается. Наливает себе водки трясущейся рукой – её по-прежнему колотит от смеха – и выпивает. Морщится, закусывает.
– Ну ты даешь стране угля! – говорит она. – Содержанка. Вот это да! И кто тебя только надоумил!
– Не помню уже. Кто-то из родственников мамы сказал. Так и повелось: считать, что папа ушел от мамы к молодой любовнице. Да еще и ты его папиком называешь, ну, я и решил, что правда.
– Папиком я его зову просто так, безо всяких левых мыслей, – смеется Максим. Кажется, к ней снова вернулось его привычное ироническое состояние духа. – Ну, может, еще и потому, что он так наглупил в своей жизни – немного мщу ему за нанесенную моей маме обиду. Конечно, он уже сто раз перед ней извинился, и она его простила даже, когда он приблизил меня к себе. В хорошем смысле, понимаешь?
– А твой… официальный отец? Как же он? Как он воспринял это? Ну, что твой родной папаша решил заняться твоим воспитанием двадцать лет спустя.
– Да нормально. Я ведь уже взрослая девочка, меня хрен воспитаешь, – усмехнулась Максим. – Кроме того, они давние приятели, еще со студенческих лет, потому мой приемный отец знал, чья я дочь, с самого начала.
– То есть вы… не любовники?
– С ума сошел?
– Прости, никак в себя прийти не могу. А как же… Костя? Он ведь твой парень, верно? Не сестра, не… брат. Да?
– Ха-ха-ха! – смеется мажорка. – Вот уж он мне точно не брат и тем более не сестра. Да, он мой парень. Мы собираемся пожениться через несколько месяцев.
– Нет-нет, погоди-ка. Ты же ему изменяла напропалую. Сначала в Токио, потом в Лондоне, – говорю я. – Получается, Костя для тебя ничего не значит?
– Когда это я ему изменяла? – удивляется Максим.
– Ну, когда я… кхм… – прочищаю горло, поскольку признаваться стыдно. – Подслушивал через дверь. Там были эти японцы, которые трахались. А потом ты вышла, и мне показалось, что у тебя в номере тоже кто-то был! Признавайся: ты с япошкой-гейшей там развлекалась!
– Во-первых, умник, гейша – это устаревшее понятие, и никогда, да будет тебе известно, не означало обычную проститутку. Тем более мужского пола! То были искусные эскортницы, как бы сказали сейчас. Девушки образованные и стильные. Те, о ком ты говоришь, называются юдзё. Так вот, никакой шлюхи у меня в номере не было. Это ты сам выдумал, – сказала Максим.
– А Лондон? Ты же там с парнем каким-то миловалась у бара! Что, тоже скажешь, он никакой не твой трахаль, и вы с ним не шпили-вили в номере? – бросаю мажорке злые слова в лицо.
– Ну, ты точно, Сашок, с дуба рухнул, – говорит Максим. – Водка палёная, что ли? – она берет бутылку, читает этикетку. – Нет, вроде. Да с чего ты такую ерунду придумал вообще? Почему тебе всюду мои любовники мерещатся?
– А кто он был?!
– Частный детектив, балда ты эдакая! Я наняла его, чтобы разобраться, поскольку мне с самого начала поведение Джейни показалось подозрительным. А еще я заметила после первой передачи денег у них в стиральной машине мокрые вещи – верхнюю женскую одежду. Откуда ей там взяться, если у девушек разные фигуры, а то барахло было явно меньше. Да и Джейни в воду не лезла, оставаясь на лодке. Потому и нанял детектива, чтобы последил за Джейни. Он и выяснил: девицы пытались нагреть клан Мацунага, чтобы исчезнуть из их поля зрения, и Наоми смогла жить припеваючи со своим Майклом, – рассказала Максим.
– Вот же черт, – сказал я, потирая виски. От обилия информации у меня голова идет кругом. – Тогда я не понимаю: зачем старик Мацунага нас обоих позвал? Он же говорил, что собирается посмотреть на сына – будущего наследника холдинга «Лайна»?
– Так он и посмотрел. На тебя, – ответила мажорка.
– А… как же ты? – удивляюсь снова.
– Ну, о твоем существовании он знал, а вот я для него до последнего времени оставалась темной лошадкой. Вот старикан и решил заодно на меня полюбоваться. Заодно понять, можно ли мне доверять сложные поручения, уж коли я доверенный человек нашего отца. В конце концов, если две компании сольются, то кому-то придется в будущем руководить ее западным отделением.
– Тебе то есть? – спрашиваю ядовито.
– Возможно, – уклоняется Максим от прямого ответа.
– А я, значит, не пришей кобыле хвост, да?
– Не говори ерунды. Отец к нам одинаково хорошо относится. Будем с тобой совладельцами, – отвечает мажорка. – У тебя восток, у меня запад. Или наоборот, если хочешь.
– Всё это понятно. Более-менее. Хотя у меня голова кругом. Но ты вот что скажи: зачем надралась так? Могла бы просто приехать и мне всё рассказать. Так нет, надо было зачем-то убегать, бухать, скрываться. Я думал, ты серьезная и ответственная, а ты… – говорю Максим, и сам себе поражаюсь: стал такой рассудительный, тон появился назидательный. Моралист, ядрён батон! А сам-то похотью к сестре воспылал! Стыдобище! Кому расскажешь – на смех поднимут!
– Есть одна вещь, которую я тебе пока не могу сказать, – отвечает Максим.
– Что, еще одна семейная тайна? – восклицаю я.
– Не семейная. Моя личная.
– Если учесть, что ты моя сестра, то получается семейная.
– Нет, это имеет отношение только ко мне, – упорствует мажорка.
– Или ты мне говоришь, или я уезжаю домой. Раз уж начала, то рассказывай всё. Тем более ты мне должна.
– То есть?
– У меня уже несколько раз телефон вибрировал. Мы должны были сегодня предстать перед светлы очи моего… нашего папеньки. А сами это дело, как выясняется, благополучно пробухали. Так что мне придется ему врать и рассказывать, что ты якобы заболела, и я помогал – за таблетками бегал. Вместе с Костей.
– В этом случае он бы и сам удачно справился, – усмехается Максим.
– Ну, ты же мне, как выясняется, сестра. Вот я, узнав об этом, и вызвался помогать, – говорю ей. – Так что у тебя там приключилось?
– Я… влюбилась, – говорит Максим и опускает глаза.
– Да что ж такое-то! – вскакиваю я со стула. Хватаю сигарету, прикуриваю и начинаю нервно ходить по комнате от одной стены до другой. – То она сестра, то у неё жених, а теперь она влюбилась. Да в кого?!
– Ты его не знаешь.
Мажорка молчит. Я курю, замерев на месте. Ну ничего себе утро стрелецкой казни!
Глава 50
Если я стану так же много, как мажорка, курить и выпивать, то скоро превращусь… нет, не в нее. Она же все-таки намного симпатичнее меня. Женский алкоголизм не лечится. Но чтобы девушка превратилась в уродину, ей придётся долго стараться. Я же, начни пить, и довольно скоро… Какая же она красивая! Даже несмотря на загул! Так-так-так, Сашка. Прекращай. Это уже извращеньцием попахивает. Суиц… сент… да как же его, заразу?! Сын филологини, а слово из головы вылетело. На нервной почве, конечно. У меня лексический запас большой. Вспомнил! Инцест! Фу, гадость!
Но курить я не могу остановиться. И пить тоже, потому что наша с мажоркой душещипательная беседа явно продолжается. Хотя уже оба «тёпленькие», но теперь между нами, как выясняется, кровное родство, а значит можно бухать до посинения, не боясь, что проснешься в обнимку. Я смеюсь над своими мыслями, а самому не слишком приятно.
Столько мечтал, как сделаю Максим приятное! Как мы будем целоваться, лежать в позе 69 и орально ублажать друг друга, а потом…
– Жарко тут, – говорю я. – Воняет, как в ночлежке для бомжей. Давай окно открою?
– Пробовала, – отвечает мажорка. – Оно такое старое, что раму давно перекосило. Пойдем лучше на свежий воздух.
– А что люди подумают?
– Наплевать, – равнодушно сказала Максим. В её голосе тот задор, который ещё совсем недавно снова пробился, как луч солнца сквозь закрытое облаками небо, опять растворился в сигаретном дыму. Мажорка поднялась, покачиваясь немного, взяла стаканчики, бутылку. Я забрал несколько кусков хлеба и посудину с газировкой. Мы вышли, сели на крыльцо.
Погода была под стать настроению сестры. О! Я впервые так подумал о ней! Надо же… Словом, тучи, тучи. Хорошо, ветра не было сильного, иначе мы, распаренные алкоголем, простыли бы. Уселись, налили ещё граммов по сто. Теперь уже торопиться было некуда. К отцу окончательно опоздали, на телефонные звонки его я не ответил, да там пропущенных уже с десятка два, наверное.
Это мажорке хорошо – её выключенный смартфон остался в доме. Я видел сам – Максим, когда выходила, даже не посмотрела на него. Можете себе представить современного человека, который уходит, не интересуясь телефоном? То ли сила воли у неё железная, то ли… Скорее второе – ей просто сейчас на всё наплевать.
– Так в кого ты там влюбилась, Максим? – спрашиваю. Хочу в конце добавить «сестрёнка», но звучит как-то… неубедительно, что ли. Люди вообще имеют свойство хорошие слова превращать в помойку. Вот было же классное слово – «товарищ». В царской России так называли заместителей. Товарищ министра путей сообщения, например. Красиво же, чем «первый зам». Потом пришли большевики, и сделали «товарищ» общеупотребительным. Потом это слово постарались позабыть, сделав всех дамами и господами.
А брат? Теперь некоторые друг друга так зовут перед тем, как в морду дать: «Братан, ты попутал?!» или «Эй, братишка, семки есть? А если найду?» А ещё эти гадкие «братец», «братуха», «братик» и прочие словечки. С сестрой не лучше. Нет, все-таки зря мама привила мне любовь к русской словесности. Жил бы проще, а теперь мучаюсь вот.
– Ты его не знаешь, – отвечает Максим на мой вопрос, куря уже не знаю какую по счету сигарету. Раком легких заболеть она не страшится.
– Вот уж нет, так не пойдет, – говорю. – Сказала «А», говори и «Б», иначе к чему всё это?
– Что это?
– Твое признание, что мы родня? – спрашиваю. – Молчала бы тогда, и я неизвестно когда бы потом узнал, и не от тебя наверняка. Но раз взяла на себя такую ответственность, продолжай.
– Кто бы про ответственность говорил, мальчишка, – ухмыляется Максим. – Кто напился на юбилее отца?
– «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», – цитирую в ответ. – Ну, будешь говорить, или мне вызвать такси и отправиться следом за Костей?
– Зачем за ним? – вскидывает голову Максим, в глазах вижу подозрение.
– Образное выражение.
Мажорка тут же успокаивается. Надо же, мнительная какая стала!
– Ладно. Скажу. Но только тебе одному. И если разболтаешь…
– Знаю-знаю, набьешь мне морду, – спешу подсказать.
– И зубы раскрошу, – добавляет мажорка.
– Хорошо. Договорились, – слушать дальше эти пугалки не хочу.
– Его зовут Лёша, он… помощник твоего отца.
– Лёша… Лёша… Подожди-ка… – пытаюсь вспомнить, в голове вихрь из лиц, имен и должностей. – Это такой… Твоего роста примерно, только более худой, субтильный блондин с голубыми глазами? Безупречно одетый и жутко вежливый?
– Да, – кивает Максим обреченно.
– Как же тебя так угораздило-то? – участливо спрашиваю.
– Если бы я только знала, – отвечает мажорка и вздыхает. – У меня ведь это впервые, понимаешь? Мне казалось до знакомства с ним, что мне нравятся мужчины другого типажа. У меня же есть Костя, в конце концов. Мы собираемся пожениться. Всё хорошо, спокойно. И тут вдруг… как граната в голове взорвалась. Да весь мозг нашинковала осколками. И в каждом – мысль о нем.
– Я знаю, о чем ты говоришь, – тихо ответил я.
– Да? – заинтересованно посмотрела мне в глаза мажорка. – Откуда? Ты же вроде не из этих? У тебя же девушка есть, Лиза, кажется.
– Из каких ещё из этих? – спрашиваю я, игнорируя вопрос о Лизе. Что проку её вспоминать? Она есть, а словно бы и нет в моей жизни.
– Ну, синонимов много, – горько усмехается Максим. – Тебе приличные назвать или как?
– Всякие.
– Содомиты, голубые и прочие.
– Мерзость какая, – говорю я. – Знаешь, Максим… Это больно осознавать. Горько, неправильно. Тем более говорить тебе такое. Но раз уж у нас с тобой такой откровенный разговор, то признаюсь: вот те чувства, которые ты испытываешь к тому парню, Алексею, у меня… эх! Были к тебе.
– Да ладно? – глаза мажорки становятся огромными.
– Правда, не вру, – киваю я. – В тот самый вечер, когда впервые увидел тебя на юбилее отца. Потому и напился. У меня буквально снесло крышу. Не думал, что девушка может на меня так подействовать.
– Как же ты…
– Теперь? Всё в порядке… сестрёнка, – улыбаюсь и мягко хлопаю Максим по плечу, она вздрагивает. – То есть у меня, конечно, переоценка ценностей в мозгу продолжается. Ну, знаешь, это как убираться после цунами: все перевернуто с ног на голову и разбросано по берегу. Но зато все живы.
– Значит, ты меня понимаешь. Слушай, ведь это означает, что мы с тобой… запутались в своих чувствах?
– А, ну да… То есть… не знаю. Черт, как же всё сложно!
– Значит, надо сесть и спокойно во всем разобраться, – предлагаю я. – Только для этого вернуться в Москву, привести себя в порядок, пообщаться с отцом, а после мы с тобой пойдем в какое-нибудь тихое место, посидим и поговорим обстоятельно. Если захочешь, конечно. Только не подумай, что я навязываюсь. У такой, как ты, подруг полно, может, ты с кем-то хочешь поговорить, так пожалуйста.
– У какой «такой»? – спрашивает Максим.
– У мажорки.
– Я – мажорка?! – улыбается она.
– Ну да.
– Кто тебе сказал?
– Сам придумал.
Максим хохочет в ответ. Так продолжается минуты две, после чего говорит:
– Насмешил, честное слово! Я, и вдруг мажорка. Да с чего ты взял?
– Крутой байк, стильная одежда, папаша… отчим то есть миллионер. Квартиру вон Косте купила. Телефон у тебя стоит, как два моих. Тебе папаша мой… наш то есть доверил все деньги на командировку. Да и ведешь ты себя… смелая, наглая даже. Мажорка и есть, – выкладываю Максим всё начистоту.
– Эх ты, Саша, Саша, – она впервые так ласково мне говорит, вместо привычного «Сашок», что я даже оттаиваю сердцем к этому лохматой, неприятно пахнущей нетрезвой женщине. – Не умеешь ты отделять зёрна от плевел. Я не мажорка, просто так выгляжу. Мы же в Москве. Здесь по-другому нельзя, если ты вхож в круг состоятельных людей. На самом деле – это лишь маска, чтобы казаться своей среди чужих.
– То есть… – я пытаюсь подобрать правильное слово. – Ты иная?
– Я не мажорка, это уж точно. А вот какая, плохая или хорошая, правильная или нет… У меня по этой части полный кавардак в голове приключился с недавнего времени, – Максим замолчала. Достала сигарету. Помяла её в пальцах и положила обратно в пачку. – Ты прав, Саша. Нам нужно возвращаться. Побухали, и хватит. – Потом смотрит на меня и подмигивает с улыбкой. – Чую, будет нам от Кирилла Андреевича на орехи, как думаешь?
– По полной программе, – отвечаю.
Надо же. Жил не тужил, хотел любовницу своего папаши соблазнить, а оказалось – она моя сестра. Ну, ничего, мы обязательно во всем разберемся и придумаем. В конце концов, для чего ещё нужны родные, как не помогать друг другу? Особенно когда речь идет о такой тонкой вещи, как интимная жизнь. Тут кого попало в качестве собеседника к себе приближать нельзя. Можно ошибиться с доверием. Мне Максим может говорить всё. Я готов выслушать. Да и мне это поможет разобраться в себе. Наверное.
Глава 51
Наплевав на правило, что прежде чем попасть к отцу в кабинет, следует договориться о встрече, а иначе можно просто оказаться там из-за плотного графика, мы с Максим решили поехать туда к шесть часов вечера. В надежде, что к этому времени работы у нашего папаши станет поменьше, и он сможет уделить нам время. Звонить и предупреждать мы не захотели. В конце концов, Кирилл Андреевич персонально мне должен.
Мало того, что бросил меня с матерью, так еще и не сказал, что у меня есть старшая сестра. Мама, конечно, тоже хороша птица! Молчала столько лет, как рыба. Даже запретила про Максим говорить. Какое там! Упоминать, и то! Почему, интересно? Подумаешь: узнала, что у её мужа есть ребенок, нажитый на стороне. Что такого? Подобное сплошь и рядом. Ладно, с ней разговор предстоит попозже. Вот вернусь от батюшки своего, там и поговорим. Не отвертится.
Я приехал домой, принял душ, привел себя в порядок. Благо, в квартире никого не было, но это и понятно: маман ведет занятия в университете, пытаясь привить своим балбесам любовь к филологии. Что делала Максим в это время? Видимо, поехала к Косте, чтобы также навести марафет. Только им предстоит еще побеседовать о произошедшем. Хотя кто знает? Может, отшутится мажорка привычно или наврет, ей не привыкать.
С сестрой мы встречаемся без пяти минут шесть вечера у входа в главный офис холдинга «Лайна». Вот не хотел я больше её мажоркой считать, но как еще назвать девушку, которая так выглядит? Подлетела на своем шикарном сверкающем байке, грациозно перекинула ногу и вылезла из седла. Сняла шлем и взмахнула головой, расправляя длинные волосы. Узкие обтягивающие джинсы, подчеркивающие офигенной красоты ноги и попку. Черные кожаные сапоги и такого же цвета куртка-косуха со сверкающими застежками-«молниями».
Я в который раз невольно залюбовался, совершенно позабыв, что мы родня. Пусть не близкая, по отцу, но все-таки это ставило крест на возможности нашего интимного сближения, о котором так страстно мечтал те несколько дней, что мы с Максим мотались по всему континенту в попытках помочь проблеме главы клана Мацунага. Только теперь старик, наверное, счастлив тем, что ему возвратили любимую правнучку, будущую наследницу его финансовой империи. А у нас с Максим теперь сплошные проблемы. Ментального свойства, как бы сказала мама.
Мы курим с мажоркой у входа. Причем делаем это совершенно молча. О чем ещё говорить? Нас ожидает непростой разговор с отцом. При условии, что тот захочет нас видеть, естественно. Однако по глазам Максим вижу: ей наплевать на график папаши. Вид у неё очень решительный, а это значит: нас остановить не смогут.
Бросив окурки в урну, мы идем внутрь. На посту нас встречает охранник в костюме с бейджиком. Видя наши хмурые лица, не улыбается в ответ, а молча кивает и нажимает на кнопку: загорается зеленый огонек, мы проходим через турникет. Попробовал бы нас кто-нибудь сейчас остановить! А мне даже хочется этого. Ух, я бы сказал ему пару ласковых! Но охрана прекрасно знает наши лица и статус, потому беспрепятственно поднимаемся на этаж, где расположен офис отца, и идем по широкому коридору, покрытому толстым ковролином – чтобы не слышать шаги.
Подходим к двустворчатой двери, открываем и входим в приемную. Там никого. Поскольку рабочий день уже полчаса как закончился, Маргарита Петровна покинула рабочее место. Мы идем к двери кабинета, она приоткрыта. Слышатся голоса. Максим вдруг замирает на месте и останавливает, ухватив за рукав. Я стою.
– Ты должна была мне сказать! – голос отца очень громкий, почти угрожающий.
– Это ты мне говоришь? Ты? – отвечает ему женщина. У меня расширяются глаза: там, в кабинете, моя мама. Ангелина Александровна собственной персоной. Вот это да! Я думал, они вообще за последние три года виделись только один раз, когда отец приезжал к нам домой, чтобы попросить её отпустить меня с Максим, а теперь, оказывается, у них встречи происходят намного чаще!
– Ты, человек, который бросил родившую от тебя девушку? И ещё у тебя хватает наглости мне морали читать? – мама почти кричит, что для неё совсем не свойственно. Обычно, когда сильно нервничает, всё наоборот. В её голосе появляются ледяные интонации. Она бросает слова, тщательно продумывая их, как тяжелые камни. Но теперь всё не так, и её речь – это поток горячей лавы.
Мы с Максим стоим и не произносим ни единого звука. Нехорошо подслушивать, но и вмешиваться в разговор тоже неправильно. Станем уходить – нас могут услышать во время паузы, а если останемся, то… ну уж нет! Я никуда не уйду. Останусь и буду слушать. Сыт по горло этими семейными тайнами!
– Я не читаю тебе морали, Лина, – пытаясь снизить градус беседы, отвечает отец. – Но ты поступила очень неправильно. Это, знаешь, очень обидно: узнать, что мальчик, которого ты двадцать лет считал своим сыном, не от тебя.
Максим смотрит на меня. У него зрачки расширены, как у кошки в темноте. У меня, кажется, такие же. Это они что же… обо мне?!
– Я была молода и наивна, потому и совершила эту ошибку, – примирительно говорит мама. – Да, согласна. Я поступила с тобой… нечестно. Но боялась, что если ты узнаешь, что Саша не твой сын, ты меня бросишь одну с маленьким ребенком на руках.
– А как же твои родители?
– Думаешь, они бы приняли меня обратно? С их-то строгими порядками? – спросила риторически мама. – Сказали бы нечто вроде: сумела обзавестись потомством, сумей его и прокормить. И себя заодно.
– Не знал, что они у тебя такие жестокие, – заметил отец.
– Они люди первого послевоенного поколения. Выросли в суровых условиях. Тогда ведь к понятиям «семья» и «брак» относились гораздо строже, чем теперь, – сказала мама.
– Что нам теперь делать? Вот ведь какая удивительная штука жизнь! – сказал отец с усмешкой, и она показалась мне горькой. – Максим – моя дочь, из-за которой я бросил её мать, решив, что мне рано становиться папашей, и я вообще сына хотел. Александр – мой сын, получается, лишь формально, поскольку ты его родила… От кого, кстати?
– Тебе правда так сильно хочется это знать? – спрашивает мама.
– Конечно, если ты не станешь упрямиться. Или станешь?
– Я не знаю, – слышится в ответ. – Ты его вряд ли знаешь. Или, скорее, не знаешь совсем.
– Ну, тогда и не говори. Как его зовут хотя бы?
– Игорь. Он был… мимолетным увлечением. Ещё до тебя, буквально за месяц.
– То-то я все думал, почему Саша родился через восемь месяцев. Ты сказала – преждевременные роды. А на самом деле всё в порядке, верно? – спросил отец.
– Да.
– Эх, вы, женщины. Так нам, мужчинам, порой мозги заплетёте, похлеще рыболовной снасти будет, – вздохнул отец.
– Ну, по крайней мере, ты мне не изменяла. Хотя бы это так?
– Да, я была беременна не от тебя, но никогда не ходила на сторону. И… не буду, – сказала мама.
– Странно, – ответил отец.
– Что?
– Охрана снизу сообщила, что Максим с Сашей приехали и поднимаются. Что-то их долго нет.
– Может, в приемной сидят ждут?
– Пойду, проверю.
Я слышу шаги отца. Он открывает дверь и видит нас с мажоркой, замерших в метре от неё. Смотрит на наши ошарашенные лица и осознает: мы слышали этот непростой разговор.
– Зайдите, – вздохнув, говорит отец.
– Да пошли вы на фиг!!! – внезапно кричу я так, чтобы и мамаша моя слышала. Чтобы весь этот ёбаный офис слышал, если тут кто остался ещё!
Я выбегаю из приемной и несусь по коридору. Слезы душат. Они вылетают из глаз на бегу, попадая то на лицо, то на одежду, а то ещё куда-то. Но мне наплевать. Я не могу перевести дыхание, – ком в горле застрял. Потому, добежав до лестничной площадки между этажами, останавливаюсь. И, дав волю чувствам, рыдаю навзрыд. Словно маленький мальчик, у которого кто-то страшный и злой зверски растоптал прямо на его глазах самую любимую игрушку.
Мне жутко обидно. Мне горько так, как никогда в жизни не бывало. Оказывается, у меня нет отца! Вернее, человек, которого я считал таковым, мне на самом деле нет никто! И во всём виновата моя мамаша. Как последняя шлюха, трахнулась с каким-то огрызком, залетела от него и поспешила замаскировать свой залёт замужеством! Ненавижу эту суку!!! Ненавижу! И снова рыдаю. Взахлеб, растирая до боли голову руками. У меня эта привычка с детства. Когда плачу, начинаю хватать волосы и тискать, почти выдирая.
Сползаю на пол и сижу, опершись спиной в холодную стенку. Согнулся в три погибели. Почти эмбрион, только они рыдать не умеют, а я… Господи, да вся жизнь моя теперь вдребезги! Как я дальше-то жить стану, а? С такой-то мамашей, которую презираю теперь до самой глубины души! И с папашей, которому я, получается, совсем не нужен. Вот дурак, ещё мечтал стать владельцем холдинга! Идиот конченый!
Снова накатывает волна горечи и жалости к себе. Едва перейдя к обычным слезам, вдруг начинаю реветь в голос, и шум от меня, кажется, прокатывается на несколько этажей во все стороны.
– Ах, вот ты где! – слышу сквозь плач знакомый голос. Это Максим. Запыхалась. – А я тебя ищу во всему зданию, – говорит она. – Ну, чего ты, Саша, расклеился совсем, а? – мажорка вдруг опускается передо мной на колени. Протягивает руки и убирает мои ладони, готовые от бессильного отчаяния выдрать всё, что растет на голове.
Она смотрит в мое опухшее, красное, жутко некрасивое, залитое влагой лицо и вдруг шепчет:
– Ну, чего ты, как маленький, в самом деле? Успокойся же.
– Максим! Как ты не понимаешь! – выкрикиваю я. – У меня же теперь семьи нет!!!
– У тебя есть я, – неожиданно проникновенным голосом заявляет мажорка.
Я даже реветь перестаю. Только хлопаю глазами, уставившись на нее. А она вдруг, резко приблизившись и обхватив мою голову руками, целует в распухшие соленые губы.
