Текст книги "Двадцать два несчастья 2 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Глава 19
– А кто? – удивленно спросил я, глядя на Брыжжака.
Сосед и сам изумленно крякнул и для дополнительной аргументации развел руками:
– Ну, точно не я. Не, Серег, всякое между нами бывало, конечно, это да… Я знаю, что плохо себя веду, но чтоб пойти насрать кому-то под дверь… Нет, это точно не я. Это уж прям слишком.
Я тоже удивился.
– Ну, там большая куча была, и дверь хлопнула на твоем этаже сразу после этого.
– Так там же еще соседи живут, – сказал Брыжжак. – Не только я. Кто-то из них, может. Там же не одна моя квартира.
– Да нет, они же вроде нормальные, адекватные люди.
– Ты хочешь сказать, что я неадекватный? – надулся Брыжжак.
– Ну а какой еще? Окно зачем разбил?
– Клянусь, не разбивал я тебе никакого окна!
– Опять мамой?
– Да ты задрал, хоть мамой, хоть папой клянусь!
Я промолчал, озадаченный, потому что эмпатический модуль показывал праведный гнев Брыжжака, он действительно был обижен моими обвинениями.
«Молодой еще совсем, – подумал я. – И тридцати нет. Чего же ты так рано на себе крест ставишь?»
Тем временем Брыжжак возмущенно пил чай, уши его покраснели.
– А музыку зачем так громко включал? – спросил я.
– Да позлить тебя хотел, – пожал тот плечами. – Ты же, Серега, помнишь, сначала сам как музыку громко включал? Сколько раз я приходил, просил не делать этого, а потом ты меня так достал, что рассердился и начал так же делать. А ты потом перестал и начал вызывать милицию, да? А я на тебя хоть раз вызывал?
«Видимо, тот прошлый Серега был не лучше Брыжжака», – подумал я, но вслух никак не прокомментировал этот тезис.
– А напился зачем? – спросил я. – Ты же мог в этом парке замерзнуть.
– Да че там замерзнуть? Октябрь на дворе, – фыркнул Брыжжак. – Да и заморозков не обещали, я смотрел прогноз.
– Я не в том плане говорю. Конечно, не до смерти, – пояснил я, – а вот почки отморозить или простудиться, какую-нибудь пневмонию заработать – вполне. Вот зачем оно тебе надо?
– Да я сам не знаю, – махнул рукой Брыжжак и вдруг сказал: – Слушай, Серега, у тебя выпить есть?
«У-у-у-у…» – подумал я. Как все запущено.
– Нет, Эдуард, – сказал я, – я не пью, давно уже завязал и тебе не советую. Хочешь, я тебе сейчас еще чаю налью? С душицей.
– Да заманал меня твой чай, – вздохнул Брыжжак. – С душицей. С душицей тем более заманал.
Он вздохнул, поморщился и обреченно сказал:
– Ой, ладно, давай наливай свою душицу…
– Еще пару минут – и ужинать будем. А потом чай налью, – сказал я. – Зачем ты так напился? Что-то случилось?
– Да, случилось, – махнул Брыжжак рукой. – Понимаешь, моя бывшая, ну, ты ж помнишь ее, Ляська, умотала, нашла себе мужика богатого, с машиной, с домом… с-сука…
– Ну, так бывает, – вздохнул я. – И что, из-за этого надо так напиваться и на лавочке себя вымораживать?
– Да не, она ж… понимаешь… пацанов моих забрала. Обоих, ну… сыновей… И теперь настроила их против меня. Они со мной общаться вообще никак не хотят. Ты прикинь, я иду сегодня такой по улице, а тут они с друзьями навстречу – и прошли мимо меня, мимо родного отца, даже не поздоровались!
– Почему?
– Стыдятся они меня, – печально объяснил Брыжжак. – Понимаешь, я же обычный человек, простой работяга, фрезеровщик. Ну почему меня надо стыдиться? Потому что она себе богатого бизнесмена теперь нашла? Потому что они аж в Турцию ездили?
Ну и что я на это мог сказать?
– Давай порассуждаем, почему они к тебе так относятся, – медленно и задумчиво проговорил я. – Ты с ними, когда она ушла, больше не общался? Что суд сказал, кому детей оставить?
– Ну, конечно, суд оставил детей с ней, – фыркнул Брыжжак и зло добавил, явно цитируя чьи-то слова: – Дети должны жить с матерью!
– А супруга твоя бывшая… Ляська?
– Лейсан.
– Ага. Она на алименты подавала?
Брыжжак нехотя кивнул. Ему эта тема явно была неприятна.
– Вот видишь. А ты платишь? Ну, или вообще как-то им помогаешь?
Парень вздохнул и почесал затылок. В глаза при этом он мне старался не смотреть.
– С фига ли им помогать? У них новый папка, блин. Богатый!
– Не платишь, – сделал вывод я. – Большая по алиментам сумма набежала?
– Ну, так, есть малеха…
– Малеха – это сколько?
– Да уж… около ста пятидесяти… под двести тысяч где-то…
– Вот видишь. Ты алименты не платишь. То есть своим детям на питание, на содержание денег не даешь. А содержит их вообще левый мужик.
– Так Ляська теперь богатая, дорого живет, зачем ей давать? Она их на тряпки потратит, а мне на что жить?
– Не ей, а детям, – сказал я, чеканя каждое слово. – И здесь совершенно неважно, насколько роскошно они живут и хватает ли им на все. Важно другое: отец не принимает участия в их жизни. Никакого. Ни материального, ни человеческого. Ты должен был платить алименты – это даже не обсуждается. Должен был приезжать, проводить с ними время, интересоваться их делами. А ты вообще поздравлял сыновей с днем рождения?
Брыжжак почесал затылок, и я понял, что он даже не помнит, когда у детей день рождения.
– Ну, вот и все. Ты сам, считай, своими руками прервал с ними контакт. Конечно, они прошли по улице и не поздоровались. Зачем им такой отец? Небось еще и выпивший был?
Брыжжак вздохнул. Я попал в точку.
– Ты когда с детьми разговаривал по душам, с пацанами своими? Когда спрашивал, какие у них проблемы, ходят ли они на футбол? Когда на рыбалку с ними ездил?
От моих слов голова Брыжжака опускалась все ниже и ниже.
– Ну, ты понимаешь, Ляська такая зараза…
– Да какая бы она ни была, – перебил я, – это твои дети. Родные. По крови. Пусть их мать хоть трижды стерва, пусть она тысячу раз неправа, пусть обобрала тебя до нитки и ушла к богатому – при чем тут они? Это же твои сыновья. И бросать их нельзя. Даже если у вас разные семьи, даже если вы с ней давно чужие люди, даже если ненавидите друг друга так, что в одной комнате находиться не можете – дети-то здесь при чем?
Я посмотрел на Брыжжака. Он молчал, ковыряя пальцем щербинку на столе.
– Да не скреби ты, а то скоро здесь дырка будет!
Брыжжак фыркнул, но стол мучить прекратил и вдруг выдал:
– А сам-то!
– Что сам? – посмотрел на него я.
– Ну, Наташка твоя… – сказал Брыжжак, глянул на меня и вдруг осекся, покраснел.
На сковородке, как назло, заскворчала перловая каша, которую я разогревал с яйцами. Пришлось вставать, выключать и насыпать. Разговор был прерван.
Что-то в прошлом казанского Сергея все-таки было. Что-то настолько темное, что даже пьяный Брыжжак осекся на полуслове и покраснел. Сейчас вытягивать из него подробности не имело смысла – по его лицу было видно, что он, как партизан на допросе, будет молчать до последнего.
Ладно. Подождем.
Но мысль засела занозой. Виноват Серега в чем-то – или его подставили? И если подставили, то кто и зачем? Кому вообще сдался этот опустившийся неудачник?
Вопросов больше, чем ответов. Но ничего, разберусь.
Я поставил перед Брыжжаком тарелку с перловой кашей, морковкой, луком и грибами, разогретой с яйцами, салат, а также положил отварной окорочок. Брыжжак чуть скривился и сказал:
– Майонез у тебя есть?
Я усмехнулся.
– Нет. Но есть немного сметаны, будешь?
– Да нафиг мне твоя сметана, блин! А кетчуп? Или соус какой?
– Кетчупа тоже нет. Соус могу сделать на сметане со специями, – предложил я, мысленно прикинув: сметана, сушеный лук и чеснок, паприка, черный перец и щепотка тмина – простой, но отличный вариант именно для перловки.
– Не надо. И как ты так живешь? – скривившись, проворчал Брыжжак, ковыряя еду. – И недосолено.
– Досолить всегда можно.
Я пододвинул ему солонку.
– Я, когда варил, толком не пробовал, но для меня нормально. Стараюсь с солью не перебарщивать, чтобы давление не рвало сосуды. Да и при моих габаритах и так отечность приличная, лишняя нагрузка на суставы ни к чему. Вот сброшу вес – тогда можно будет расслабиться.
Мне кажется, Брыжжак даже не прислушался к сказанному. Мысли мои вернулись к Диане, к поцелую. Усилием воли я отогнал их от себя.
Мы еще немного посидели, попили молча чай. А потом я сказал:
– Все, надо идти спать.
– Да как я пойду? – сказал Брыжжак, который разомлел в тепле от сытости. – Мать меня не пустит, все это надолго.
– Ну, ты же как-то планируешь домой попасть?
– Да вот пойду утром на завод, возьму там инструменты и открою замок.
– А дальше что?
– Не знаю, – сказал Брыжжак и пожал плечами. – Поругаюсь с ней.
– А смысл с ней ругаться, если она невменяемая? Тебе надо сделать замок так, чтобы ты мог входить в любой момент, невзирая на то, закроет она дверь или нет.
– Так она щеколду повесила.
– Ну так ты что, не можешь щеколду снять? Она сама ее прибивала?
– Нет, мне сказала – я прибил.
– Ну так сними щеколду и сделай нормальный замок, чтобы легко открывался с обеих сторон, – удивился я. – Тоже мне, проблему развел. Ты же не белоручка. А вообще ее в больницу положить надо, посмотреть, что там. Она сейчас тебя в дом не пустила, бесов изгоняет молитвами, а завтра спалит этот дом к чертям, скажет, что здесь портал в преисподнюю открылся. Может же такое быть?
Брыжжак вздохнул и кивнул.
– Так что на освидетельствование ее тоже по-любому надо. Я тебе постелю здесь, на кухне. У меня есть раскладушка, поставлю тут. Нормально тебе будет?
– Нормально, – сказал Брыжжак и тихо добавил: – Спасибо.
– Не за что. Но вот насчет музыки – давай договоримся. Смотри, я тебе пример приведу. Представь: я хирург, у меня завтра сложная операция, человек на столе между жизнью и смертью. А ты ночью врубаешь свой долбеж на полную, я не сплю до трех часов, прихожу в операционную с трясущимися руками. И что? Пациент умирает, потому что сосед любит басы. Ты понимаешь, что формально можешь оказаться убийцей?
Брыжжак вздрогнул.
– Извини, Серега.
– Да ладно, я сейчас все равно не оперирую. Но подумай: здесь же семьи с маленькими детьми, пожилые люди, все друг у друга на голове живут. Хочешь громкую музыку – купи наушники. Или езжай за город, ставь палатку в чистом поле и там хоть уши себе надрывай. Но не в панельной девятиэтажке, где стены – картон.
Брыжжак вздохнул. Не спорил, но понял ли он хоть что-то – или просто из вежливости кивает, потому что я его накормил и пустил переночевать? Черт его знает. Время покажет.
* * *
Утром, когда я вернулся с пробежки с Танюхой и уже возился с завтраком, из ванной вышел Брыжжак. Помятый, но протрезвевший. Молча сел за стол.
– Доброе утро, Эдуард. Сейчас поедим, и мне надо уходить.
– Да, я тоже пойду, мне на работу. – Он помолчал. – Спасибо, что приютил, Серега.
– По-соседски, как иначе. – Я поставил перед ним тарелку. – Только давай договоримся: музыку на полную больше не врубаем.
– Мы же вчера договорились, я помню, – покаянно кивнул он.
Некоторое время ели молча. Потом Брыжжак отложил вилку.
– Слышь, Серега…
– Что?
– Че мне делать-то?
– В смысле? Ты же на работу собирался.
– Да не про это. Как мне с пацанами наладить? Я теперь понимаю, что сам виноват.
Я отхлебнул чай, обдумывая ответ.
– Первое – выплати алименты.
– Я не знаю, сколько там набежало…
– Так узнай. Сходи к приставам, позвони бывшей, залезь на Госуслуги – это не высшая математика. Второе и главное: им нужно твое присутствие. Да, ты не можешь свозить их на Карибы или купить машину. Но можешь просто быть рядом. Чтобы, когда им паршиво, они звонили тебе, а не чужому дядьке. Чтобы знали: отец есть, отец поможет, подставит плечо.
Брыжжак слушал, уставившись в тарелку.
– И третье: воспитание. Это не нотации читать, как я тебе сейчас. Воспитывают делом, личным примером. Чтобы сыновья смотрели на тебя и хотели стать такими же. А сейчас они смотрят на кого? На того мужика. Почему, как думаешь?
– Потому что у него бабки, – буркнул Брыжжак.
– Отчасти да. Пока они мелкие, это работает. Но пройдет несколько лет, и деньги отойдут на второй план. Останутся человеческие качества. А если на тебя сейчас посмотреть – что они увидят?
– Одутловатого бухарика. – Брыжжак криво усмехнулся.
– Выпиваешь после работы?
– Выпиваю, – признал он.
– Вот видишь. И такую модель поведения ты хочешь передать сыновьям?
– Нет… Но у меня обстоятельства…
– Какие обстоятельства, Эдуард? Дети живы, здоровы, живут в полной семье, материально обеспечены, мать рядом. То, что ты не участвуешь в их жизни – это не обстоятельства, а твой выбор.
– У меня мамка больная…
– И что ты сделал, чтобы ей помочь?
Брыжжак открыл рот и закрыл.
– У нее явно ментальные проблемы, возможно, начальная деменция. Ее надо показать специалистам, обследовать, подобрать терапию. Если процесс необратимый – есть варианты. Летом вывезти на природу, в деревню. Раз она такая верующая – при монастырях существуют богадельни, можно на пару недель в год отправлять ее туда, пусть молится с монахинями, ей же легче будет. А ты задумывался, почему у нее это началось? Может, она насмотрелась, как вы развелись, как ты запил, как музыка гремит сутками? Стресс ускоряет когнитивные нарушения. Создашь ей нормальные условия – не вылечишь, но облегчишь состояние.
Брыжжак слушал, уставившись в стол, и молча кивал.
– Есть и крайний вариант: профильные учреждения для таких больных. Или, если хочешь держать ее дома, у тебя двушка, выдели комнату, найми сиделку. Это деньги и усилия, да. Но сейчас-то что? Представь: твои пацаны захотели прийти к отцу в гости. И что они увидят? Музыка орет, бабушка за стенкой завывает молитвы и бьется головой о пол, ты – с бутылкой на кухне. Куда ты их приведешь?
Брыжжак тяжело вздохнул.
– Поэтому начни с себя.
– А что я могу?
– Многое. Побрейся для начала. Подстригись нормально, не под горшок, а в парикмахерской. Получишь зарплату – не пропивай. Купи приличную рубашку, куртку, джинсы. Посмотри на себя в зеркало, Эдик.
– Да я на заводе работаю, мне и так нормально…
– А на заводе можно ходить как бомж? Есть разница – академик ты или токарь? Академикам в белых пальто ходить, а рабочему человеку – в засаленной фуфайке? Так, что ли?
– Ну, не так…
– Вот именно. Поэтому изволь выглядеть по-человечески. И еще вопрос: какие у тебя интересы? Кроме как прийти с работы и залезть в бутылку?
Брыжжак промолчал. Похоже, никаких интересов у него и не было.
– Вот. А почему бы не найти что-то общее с сыновьями? Рыбалка, походы, скалодром, ролевые игры, видеоигры, сериалы, аниме то же – сейчас чего только нет. Появится общее дело – будут совместные поездки, разговоры, воспоминания. Так и выстраивается связь.
– Младший на футбол ходит, – оживился Брыжжак. – В команде играет.
– Отлично. А ты сколько раз был на его играх?
Брыжжак снова сник.
– Вот видишь. Мог бы приходить на матчи, сопровождать команду на выездных играх, болеть за него. И у тебя уже точка соприкосновения с одним сыном, а через него – со вторым. Но ты этого не делаешь. Проще прийти домой и с тоскливой рожей влезть в бутылку.
– Правильно, – тихо сказал Брыжжак. – Все правильно.
Он встал и крепко, от души, пожал мне руку.
– Спасибо, Серега. Никогда не думал, что ты такой дельный мужик.
– Обращайся. Надеюсь, сделаешь правильные выводы.
Брыжжак кивнул и вышел. Я проводил его взглядом, вздохнул и повернулся к Валере.
– Ну что, дружище, сегодня опять к ветеринару пойдем?
Шутил, конечно, до вакцинации еще далеко, пусть окрепнет.
Валера скривил морду и демонстративно отвернулся. Идея ему категорически не понравилась.
Я усмехнулся, убирая со стола грязные тарелки.
Потом я мыл посуду, раздумывая о том, что делать дальше. Может…
Додумать не успел. Я как раз домывал сковородку, когда зазвонил телефон. Глянул на экран, там высветилось короткое «Банк Не Брать».
Сразу вспомнились слова родителей о каком-то потребительском кредите и то, что говорил Михалыч: мол, Серега заложил хату под игру. Как и с машиной на штрафстоянке, разобраться с этим нужно было давно. Но когда? Между долгами бандитам, комиссией, увольнением и попытками привести в порядок это тело руки просто не доходили.
Я выдохнул и принял звонок.
– Да.
– Сергей Николаевич Епиходов? – раздался женский голос, усталый и жесткий одновременно. – Отдел взыскания Совкомбанка. Вы получали наши уведомления?
– Э…
– Отлично, – не стала дослушивать женщина. – На сегодняшний день у вас просрочка девяносто шесть дней. Задолженность составляет миллион пятьдесят одну тысячу двести рублей. Тело кредита, пени, проценты. Полный пакет документов для подачи иска готов. Завтра утром направляем в суд. Обращение взыскания на залоговое имущество. Вам понятны последствия?
Глава 20
Услышанное ошарашило, и я некоторое время молчал, подбирая слова.
– Сергей Николаевич? – напомнил о себе женский голос.
– Да-да, я здесь.
– Я спрашиваю, вам понятны последствия?
Все было ясно. Единственная квартира, которая есть в этой новой жизни, может уйти с молотка за долги, которых я даже не делал.
– Понятны, – выдавил я. – Но у меня есть объективная причина. Я потерял работу. Не отказываюсь платить, но физически прямо сейчас не могу… – Подумав, я добавил: – Можно мне сделать реструктуризацию?
– Реструктуризация возможна только при личном визите. Сегодня. До восемнадцати ноль-ноль. – Она назвала адрес на Баумана. – Вы успеете?
– Во сколько лучше подъехать?
– До трех часов дня приму без очереди. После трех народ валом.
– Буду раньше, в течение часа.
– Меня зовут Ольга Витальевна Костромина. Жду вас в течение часа, кабинет двенадцать, второй этаж. Талончик не нужен.
Быстро собравшись, я надел новый костюм, прихватил документы, отругал Валеру, подозрительно засевшего в моей туфле, и отправился в банк.
Собрался ехать на своей машине, но обломался, «девятка» не завелась. Возиться с ней времени не было, так что пришлось ехать на такси.
В банке поднялся на второй этаж и нашел там двенадцатый кабинет.
В просторном помещении с огромным панорамным окном во двор за столом сидела женщина лет сорока с короткой стрижкой и каменным выражением на миловидном лице.
Я внимательно посмотрел на нее. Глаза слегка прищурены, словно свет причиняет боль. Виски бледные, почти прозрачные. Плечи напряжены, подбородок опущен – классическая защитная поза человека, которому плохо. На столе стояла чашка с остывшим кофе, рядом лежал блистер анальгина, наполовину выдавленный. Рука женщины машинально массировала висок.
– Епиходов? Садитесь. – Сказало устало, но без злобы, скорее безразлично, словно для нее я был не человек, а строчка в отчете.
Сканирование завершено.
Объект: Костромина Ольга Витальевна, 41 год.
Доминирующие состояния:
– Усталость хроническая (91%).
– Профессиональное выгорание (83%).
– Раздражение фоновое (74%).
Дополнительные маркеры:
– Прищуренные глаза (светобоязнь при мигрени).
– Массирование виска (попытка облегчить боль).
– Замедленная речь (экономия ресурсов).
– Эмоциональная отстраненность (защитный механизм).
Я сел напротив, быстро пробежавшись по строчкам данных от Системы.
Костромина вытащила папку из шкафа, не вставая со стула.
– Ваша ситуация мне известна. – Она пролистала документы, говоря чуть медленнее обычного. – У нас готов полный пакет для подачи иска. Завтра утром, если не подадите заявление на реструктуризацию и не внесете хотя бы минимальный платеж, передаем дело в суд. Блокировка счетов, арест имущества, обращение взыскания на залог. – Она сделала паузу. – Вам понятна серьезность ситуации?
Она оценивала меня: понять это помог эмпатический модуль, который я перезапустил на сканирование, когда она задала вопрос.
Сейчас Костромина смотрела, как отреагирую. Пойду на контакт или начну юлить.
– Серьезность понятна. Но у меня есть объективная причина. Я потерял работу.
Я отдал ей свой телефон с записью в электронной трудовой на Госуслугах, и женщина внимательно ее изучила.
– Не отказываюсь от долга, не прячусь, но платить нечем. Пока. Пришел найти решение. Мне нужна реструктуризация, пока не найду новую работу.
Ольга Витальевна вернула телефон, помолчала, окинув меня долгим взглядом. В ее глазах промелькнуло удивление. Видимо, на мне давно поставили крест.
– Хорошо, – кивнула она. – Большинство приходят с пустыми руками и просто просят «дать еще времени». Я сделала запрос в Пенсионный фонд, и они скинут ваши отчисления с доходов. Если все подтвердится, у вас действительно причина уважительная.
Она начала заполнять бланк, но я заметил, как ее рука замерла, а пальцы потянулись к виску.
Система включилась самопроизвольно:
Диагностика завершена.
Основные показатели: температура 36,4 °C, ЧСС 62, АД 93/58, ЧДД 14.
Обнаружены состояния:
– Артериальная гипотензия (хроническая, компенсированная).
– Мигрень без ауры (текущий приступ, интенсивность 6/10).
– Признаки хронического переутомления.
– Дефицит железа (вероятная причина гипотонии).
Рекомендации: магний, нормализация режима сна, контрастный душ, адекватное потребление жидкости.
– Ольга Витальевна, – сказал я мягко. – Простите за личный вопрос, но вы сейчас очень плохо себя чувствуете, правда?
Она вздрогнула.
– Что вы имеете в виду?
– Головная боль. Мигрень. Давление понижено. – Я говорил спокойно, просто констатируя факты. – Ведь так?
– Допустим, и что? – несколько агрессивно спросила она.
– Я врач. Хирург. Вы же видели запись. Вернее, был до недавнего времени. Но дело не в этом. Я вижу, как вам плохо, и хочу помочь. Просто как человек человеку.
Она смотрела на меня с нескрываемым удивлением.
– Откуда вы знаете про давление и мигрень?
– Бледность висков, прищуренные глаза, напряженные плечи, анальгин на столе, который явно не помогает. Классическая картина. Могу дать несколько советов. Не назначений, я не имею права. Просто то, что реально помогает.
Она смотрела долго, пытаясь понять, к чему я веду.
– Хорошо, – наконец сказала она тихо. – Говорите.
– При пониженном давлении нужна регулярная физическая активность. Не интенсивная, но постоянная. Прогулки, легкая зарядка – это улучшает тонус сосудов. Небольшие порции соли в рационе, если нет противопоказаний, потому что соль помогает удерживать жидкость. Адекватное потребление воды, не меньше полутора литров в день. Контрастный душ по утрам. И не вставайте резко: постепенный подъем снижает риск головокружения.
Ольга Витальевна слушала, не перебивая. Достала блокнот, записала несколько пунктов.
– А с мигренью?
– С мигренью сложнее. Главное – строгий режим сна, потому что недосып усиливает приступы почти у всех. Регулярное питание без длительных перерывов. Магний в форме цитрата или глицината как профилактика – это доказано исследованиями. Холод на лоб или шею часто снижает интенсивность боли. И, если чувствуете приступ, принимайте нестероидные противовоспалительные при первых симптомах, если нет противопоказаний. Не ждите, пока станет нестерпимо. Еще хорошо регулярно делать массаж шейного отдела. Лучше – два раза в году проходить курсом.
Она кивнула, продолжая записывать. Напряжение в ее плечах слегка уменьшилось.
– Спасибо, – сказала она тихо. – Я обязательно попробую. Честно говоря, уже отчаялась что-то сделать с этими головными болями.
– Пожалуйста. Главное, не откладывайте.
– И вы не откладывайте… с выплатами, – хмыкнула она. – Давайте теперь о вашей ситуации.
Она взглянула на экран компьютера, затем открыла папку, достала чистый бланк.
– Пенсионный фонд подтвердил. В этом месяце отчислений уже нет. Так что теперь по процедуре. На такую просрочку у нас стандартная схема: готовим документы в суд. Но если должник выходит на контакт, показывает готовность решать вопрос, мы можем приостановить подачу иска. Кредитный комитет смотрит прежде всего на одно: хочет человек платить или просто тянет время.
– А квартира? Залог?
– Квартиру мы не забираем на первом этапе. Это крайняя мера. Банку нужны деньги, а не недвижимость. Продавать, искать покупателя, оформлять сделку долго, дорого и невыгодно. Мы идем на это, только если человек вообще не выходит на связь. А вы сегодня пришли, подали заявление, готовы платить. Совершенно другая история.
Я выдохнул. Значит, есть шанс.
– Что конкретно можете предложить?
– Несколько вариантов. Первый: отсрочка по телу кредита на шесть-двенадцать месяцев. В этот период платите только проценты – примерно десять-пятнадцать тысяч в месяц. Тело не уменьшается, но новые долги не копите. Второй: продление срока кредита. Платеж падает, но переплата растет.
– Первый вариант. Отсрочка по телу, только проценты.
– Хорошо. Но есть важные моменты. Чтобы заявление приняли, нужно внести минимальный платеж. Достаточно десяти–пятнадцати тысяч. Это покажет комитету, что вы серьезно настроены.
Она подняла голову и посмотрела мне в глаза.
– Второе: подтверждение, что вы ищете работу. В идеале – справка из центра занятости. Но я понимаю, что вы только уволились. Сделайте так: завтра подайте документы через Госуслуги на портале «Работа России». Хотя лучше, конечно, наведаться в Центр занятости, и они все помогут сделать. Когда подадите заявление, сделайте скриншот и пришлите мне. Это уже будет доказательством. У вас же статуса самозанятого нет?
Я отрицательно покачал головой.
– Значит, проблем не возникнет. Тогда справку принесете позже, когда присвоят статус безработного.
– Понял. Завтра займусь.
– Третий момент: покажите любую активность по поиску работы. Резюме на портале трудоустройств, отклики на вакансии, переписка с работодателями. Все можно распечатать или скриншотами прислать. Банк смотрит не на результат, а на процесс. Но главное – вы должны каждый день заходить на свою страничку на портале «Работа России» и просматривать предложения работодателей. Мы потом проверим.
– А что по срокам?
– На платеж – неделя. Без него заявление отклонят автоматически. Комитет рассматривает от пяти до тридцати дней. Пока заявление на рассмотрении, банк не подает в суд, не передает дело приставам. Но если платежа не будет – все возобновляется.
– Я внесу. В течение недели точно.
– И еще: вносите платежи регулярно, даже если небольшие. Банк смотрит на регулярность. Даже пять тысяч в месяц лучше, чем ноль.
Она протянула бланк. Я заполнил его, вписывая каждую букву: ФИО, паспортные данные, номер договора, причину реструктуризации, желаемые условия. Передал обратно. Она проверила, поставила подпись, скрепила печатью.
– Заявление принято. Рассмотрение займет от пяти до тридцати дней. Пока оно на рассмотрении, никаких судебных действий не будет. Но вы должны выполнить условия. – Она начала загибать пальцы: – Первое – платеж в течение недели. Второе – завтра подать документы в ЦЗН. Третье – активность по поиску работы. Четвертое – регулярные платежи. Все понятно?
– Все понятно. Спасибо. Честно. Вы дали мне шанс.
Ольга Витальевна слабо улыбнулась – впервые за весь разговор.
– Вы помогли мне советами, я помогла вам. Взаимная выгода.
Я встал и направился к двери. На пороге обернулся.
– Кстати, Ольга Витальевна. Если есть возможность – лягте сегодня пораньше. Отдых при мигрени важнее всех лекарств. И выключите яркий свет дома.
Она кивнула.
Прощаясь, она смотрела на меня уже как на человека.
* * *
Из банка я вышел в приподнятом настроении, насколько это вообще возможно для человека в моей ситуации. Реструктуризация одобрена, квартиру пока не заберут, Костромина оказалась нормальным человеком. Да и денюжки на виртуальный счет рано или поздно упадут, никуда не денутся. Тогда и рассчитаюсь с кредитом полностью.
Свернув с Баумана на остановку, я полез в карман за телефоном, чтобы проверить расписание автобуса, и в этот момент прямо передо мной с глухим стуком на асфальт шлепнулся толстый кожаный бумажник.
Мужик в спортивном костюме, уронивший его, продолжал идти вперед, не замечая потери.
Я даже не успел решить, окликнуть его или нет, когда рядом материализовался второй персонаж: парень лет двадцати пяти в кепке и с добродушной улыбкой.
– О, братан, смотри, кто-то потерял! – Он указал на бумажник. – Подними, глянем, может, документы есть, вернем человеку.
Я посмотрел на него, потом на удаляющуюся спину «потерпевшего», который, судя по напряженной шее, отлично знал, что происходит у него за спиной.
– Давай-давай, – подбодрил парень, – ты же видел, как он уронил. Вдруг там деньги, он расстроится.
Схема была настолько древней, что я помнил ее еще по девяностым. Поднимаешь кошелек, «хозяин» возвращается, обвиняет в краже, «свидетель» подтверждает, вместе вымогают компенсацию. Вариации включали вызов липовой полиции или подсчет «пропавших» купюр, впрочем, суть оставалась неизменной.
– Знаешь что, – сказал я, доставая телефон и демонстративно включая камеру, – давай лучше в отделение. Там и вернем, и протокол составим, все по-честному.
Парень в кепке моргнул.
– Да ладно, зачем полиция, мы же по-человечески… Просто вернем кошелек. Да?
– А сам чего не вернешь?
– Э… Ну ты же первый нашел.
– Разводите, значит, – кивнул я. – Ну-ну.
«Потерпевший» впереди внезапно ускорил шаг и свернул за угол. Парень в кепке посмотрел на меня, на бумажник, на телефон с записью и растворился в толпе за три секунды.
Бумажник так и остался лежать на асфальте. Наверняка пустой.
Не по сезону теплое солнышко припекало затылок, пахло кофе из ближайшей кофейни и выхлопными газами от проезжающих машин. А я убрал телефон и пошел к остановке, усмехнувшись про себя.
Домой вернулся к полудню. Валера встретил меня у порога, нагло потерся о ногу и требовательно мяукнул.
– Не подлизывайся, – проворчал я. – Сегодня у нас по графику банный день. График, кстати, я утвердил только что. Помнишь, как там у классика было: надо, надо умываться по утрам и вечерам, а нечистым трубочистам – стыд и срам! Стыд и срам! Так что стыд и срам тебе, Валера!
Но Валере было откровенно плевать на классическую литературу. На его продувной роже никакого стыда отродясь не водилось. А вот когда я достал из пакета шампунь и направился в ванную набирать в таз теплую воду, его интуиция сработала безотказно. Он попятился, прижал уши, юркнул под диван и притворился, что его здесь вообще никогда не было.
– Ага! – свирепо кивнул я. – Вот, значит, как, да? Бунт, значит? Ладушки, будем тогда по-плохому.
Валера при звуках моего голоса забился еще поглубже.
– Ты бы еще голову в песок, как африканский страус, воткнул. Но сразу предупреждаю: так как пол под линолеумом бетонный, лучше так не делать. Потом перекрытия между этажами ремонтировать придется. Вылезай, террорист блохастый!
Подавив восстание, я вытащил сопротивляющуюся скотину из-под дивана и понес в ванную, игнорируя возмущенный ор. Воды в тазу было сантиметров пять, температура сорок градусов – я проверил локтем, как когда-то проверял для собственных детей.
И вот зачем так верещать?
Первый контакт с водой Валера воспринял как личное оскорбление. Он издал звук, который я бы описал как нечто среднее между сиреной воздушной тревоги и скрипом несмазанной двери.
– Тихо, тихо, – бормотал я, придерживая его одной рукой и смачивая шерсть другой. – Лишай мы вылечили, теперь надо отмыть всю эту гадость. Потерпи, Че Гевара.
