Текст книги "Услышанные молитвы"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
«Бедняжка, Фред! Какой же он все-таки болван! Насчет Элли не беспокойся – она во всем разберется. Дети всегда во всем разбираются. Мои родители в свое время вывалили на меня такое же дерьмо. Я хоть и не сразу, но разобрался, что к чему. Они вознамерились извести друг друга, и каждая сторона решила воспользоваться мной как заложником. Мерзкое дело! Но ты-то как раз этим не занимаешься. Элли все поймет, надо подождать и набраться терпения. Крепись и не поддавайся! Советуйся со своим адвокатом и не отдавай дом. Уж это-то он должен тебе оставить. Извини, завтра рано на работу – выяснять, какие кошмары случились за выходные. Все было прекрасно. Ты чудо моей жизни. Потешь себя – съешь банановый «сплит», только не забудь вытереть подбородок. Ну ладно, до скорого. Любящий тебя Брэд».
Он умел заставить ее улыбнуться, умел успокоить. И теперь, снова войдя в ее жизнь, был постоянно с ней. Фейт откинулась на спинку стула и перечитала письмо. У нее впервые за долгое время отлегло от сердца. И она поблагодарила Бога за то, что он послал ей Брэда.
Глава 19
Беспокойство Фейт по поводу дома было вполне обоснованно. Впрочем, адвокат ее немного успокоил. Он позвонил ей на следующий день после того, как она с ним связалась. Фейт только что пришла из университета. Она не могла целиком сосредоточиться на учебе – постоянно отвлекалась. И писала контрольные хуже, чем того бы хотела, что не преминуло сказаться на оценках. Но она не сдавалась.
Фейт вошла в дом и подняла трубку. Новости были не блестящие.
– Вы правы, – сказал адвокат, – ваш муж хочет вас выселить. И дает вам девяносто дней. – Это означало начало мая.
– Господи, неужели он на это способен? – Фейт побледнела как мел.
– Лишь в том случае, если вы сами на это согласитесь.
У нее отлегло от сердца. Фейт уже видела себя выброшенной на улицу.
– Он должен вам половину всей общей собственности. Если вы предпочтете обратить ее в деньги, вам придется продать дом. Если он сам потребует деньги, то через какое-то время вынудит вас съехать. Но он собирается заключить с вами соглашение. И мы можем потребовать в обмен его долю дома. Фейт, я вполне могу это устроить. В противном случае я не сумею заставить его пойти на мировую.
– Я хочу сохранить дом, – сказала она подавленно.
Фейт не желала никуда переезжать, не желала ничего менять – только бы сохранить все, к чему она привыкла за двадцать шесть лет семейной жизни.
– Мы будем с ним судиться, – пообещал адвокат. – Пока я от противной стороны ничего не имею. Но в любом случае он не может вас выселить, пока дело не решено.
Но долго ждать не пришлось. К концу недели Фейт получила письмо от адвоката Алекса. Оно было адресовано ее адвокату и требовало ее выселения с целью скорейшего выставления дома на торги. Срок был до первого июня. Такой жестокости Фейт никак не ожидала. Хуже было только то, как Алекс затащил любовницу в ее постель и наврал дочерям.
Брэд подбадривал ее, как умел. Фейт послала Элоиз с полдюжины электронных писем, но дочь их все возвратила обратно. Мать обрадовалась, когда в начале марта Зоя сообщила ей, что Элли едет домой.
– Почему она мне сама не сказала? – возмущалась Фейт. – Не приняла ни одного сообщения.
Это не удивило Зою, сестры сильно поругались по телефону. Каждая защищала свою сторону и обвиняла противоположную во лжи.
– Ты сама не понимаешь, что говоришь, – кричала Зоя среди ночи, у Элоиз в это время уже наступило утро. – Он до ручки ее довел. Видела бы ты, в каком она состоянии.
– И поделом! Она еще год назад за нашими спинами потребовала у него развода! А теперь настаивает, чтобы он продал дом.
– Это все ложь! Ты что, не понимаешь, кретинка? Затеял все он – извел маму, а теперь выгоняет ее из дома!
– А что ему остается делать? Она на него насела и требует кучу денег. Отвратительно! Ну и стерва оказалась наша мамочка! Ты просто не хочешь замечать, какая она в действительности.
– Сама ничего не видишь! – накинулась на старшую сестру Зоя. – Тебе задурили голову, а ты и радуешься!
В конце концов обе бросили трубки, и на Зое повисла неприятная обязанность сообщить матери, что Элоиз остановилась в Нью-Йорке у снимавшего квартиру отца и ни за что не хочет объявляться дома. Разве что забрать свои вещи.
У Элоиз выдалась свободная неделя, и она приехала в Нью-Йорк на День святого Патрика, то есть за целых два дня до звонка Фейт. А та сидела дома одна и переживала размолвку с дочерью. Зоя дала ей новый телефон отца, но там никто не брал трубку – только включался автоответчик. А Элли не перезванивала. Фейт так расстроилась, что не пошла в университет, но взяла себя в руки и все же начала готовиться к экзаменам.
А когда все-таки услышала голос Элоиз, чуть не разрыдалась. Однако разговор получился кратким и очень конкретным. Дочь сообщила, что она намеревается заехать за вещами и очень надеется, что матери в этот момент не будет дома. Для почти двадцатипятилетней женщины, на взгляд Фейт, Элли говорила уж слишком по-детски, но тем не менее причинила ей сильную боль.
Когда она вошла в дом, Фейт находилась в своей спальне. Оставаться в комнате Зои казалось неудобным, и Фейт решила поступиться гордостью, побороть брезгливость и снова спать в своей постели. Она лежала на кровати, когда Элоиз прошла по коридору. Дочь заметила мать, но не проронила ни слова. Фейт встала и остановилась на пороге своей спальни.
– Элоиз, ты что, даже не поздороваешься? – тихо спросила она.
При этом ее глаза светились невыразимой мукой. Зоя убила бы сестру, если бы увидела мать в таком состоянии. Элоиз была замешена совсем из другого теста, и сердце у нее оказалось тверже.
– Я же просила, чтобы ты ушла. – Она стояла в конце коридора и смотрела на мать.
А Фейт подумала, неужели надо принимать такое участие в их размолвке и безоглядно становиться на чью-то сторону. Но, видимо, отец сумел ее убедить.
– Это мой дом, – спокойно сказала мать. – Я хотела тебя видеть и не собираюсь тебя терять. Если твой отец что-то там затеял, мы не должны разбегаться. Даже если мы с Алексом разведемся, я и ты – мы одна семья.
– Что это ты так разволновалась? Сама же развалила семью! Ты, а не он! А теперь затеяла продавать дом! Так что нечего морочить мне голову разговорами про наш «семейный очаг».
– У меня и в мыслях этого не было, но я могу показать письмо от его юриста, где сказано, что я обязана освободить дом. Он хочет меня выселить, Эл! А я мечтаю здесь остаться!
– Ему приходится на это идти. – Дочь мотнула головой, как упрямый ребенок. – Ты требуешь от него слишком много денег.
– Я об этом даже не заикалась. И вообще не представляю, что ему нужно. Сейчас я хочу только одного – остаться в этом доме. Клянусь, это правда.
– Ты лжешь! – бросила ей дочь и скрылась в своей комнате.
А Фейт стояла и думала, неужели ее собственный ребенок способен так недобро, так жестоко, с таким недоверием и без всякого уважения к ней относиться? Тут дело не в воспитании и не в чувствах. Элоиз – взрослый человек. Оружие вложил ей в руки отец, но она, не задумываясь, им воспользовалась. Фейт страшилась думать о последствиях: семья уничтожена – они никогда больше не будут вместе. Вот им последний подарок Алекса!
Элоиз вышла через полчаса с ворохом одежды и двумя небольшими чемоданами. Фейт смотрела на дочь, и у нее разрывалось сердце.
– Почему ты меня так ненавидишь, Элли? – тихо спросила она. Фейт не могла себе представить, что она сделала такого, чтобы вызвать подобную реакцию дочери.
– Я ненавижу то, как ты поступила с отцом.
Фейт так и подмывало рассказать, как Алекс привел в их дом постороннюю женщину – ту самую, в трусиках не шире ремешка, – и уложил в ее постель. Но чувство порядочности не позволило чернить мужа в глазах дочери, хотя сделать это с каждым днем хотелось все сильнее, особенно после последних обвинений Элоиз. Но она не хотела вовлекать детей в войну родителей. Мораль всегда довлела над Фейт, хотя при этом она зачастую чувствовала себя довольно глупо.
– Я ему ничего не сделала. Не знаю, как тебя убедить. У меня сердце разрывается при мысли, что ты мне не веришь!
– Не надо было валять дурака с университетом. Ты очень расстроила отца. – Элоиз не приходило в голову подумать, какую чушь она несет, настолько девушка находилась под влиянием отца.
– Я бы хотела с тобой повидаться, пока ты в Нью-Йорке. – Фейт старалась говорить спокойно и не выдать голосом душевной муки.
– У меня нет времени, – мстительно ответила дочь. – Хочу побольше побыть с отцом.
– А как насчет обеда?
– Как-нибудь дам тебе знать. – Элоиз сбежала по лестнице и выскочила из дома.
Стоило двери за ней захлопнуться, как Фейт села на ступеньку и разрыдалась. Совсем не так, как после разрыва с Алексом, и не так, как в день гибели Джека, – мучительнее. Ей казалось, что она потеряла старшую дочь. У нее даже не хватило сил позвонить Брэду или Зое. Она не потрудилась включить свет и, когда стемнело, просто легла в кровать.
Фейт не знала, что Зоя прилетела в Нью-Йорк, встретилась с Элоиз и сестры окончательно разругались. Младшая кричала, что нельзя предавать мать и занимать сторону отца. Они спорили до хрипоты несколько часов, а потом Зоя улетела обратно в Провиденс. Она не хотела говорить матери, что была в Нью-Йорке и вконец рассорилась с сестрой. Понимала, что это еще сильнее расстроило бы Фейт.
Дни шли своим чередом, Фейт старалась не отстать в университете и помириться с Элоиз, хотя и безрезультатно. Элли улетела в Лондон, так и не повидавшись с матерью. Фейт узнала о ее поступке спустя два дня и свалилась с гриппом. Она все еще лежала в постели, когда доставили документы, касающиеся развода. Адвокат вел переговоры с Алексом, но тот уперся и настаивал на освобождении дома. Из-за неприятностей у Фейт не хватало даже духу написать Брэду. Он звонил каждый день проверить, как ее состояние, но был такой момент, когда она не стала поднимать трубку. Сидела, смотрела в стену и слушала голос Брэда на автоответчике.
– Слушай, я беспокоюсь, – сказал он после того, как Фейт два дня не отвечала. Он позвонил ей в полночь, и она не выдержала.
– Все в порядке, – ответила она слабым голосом. Она еще кашляла, но в университет уже ходила.
– Ничего себе в порядке! Хрипишь, как туберкулезница, и говоришь еле-еле. – Брэд знал, что Элоиз улетела в Лондон, не повстречавшись с матерью, и чрезвычайно расстроился. Видимо, девушка находилась целиком под влиянием отца, и это убивало Фейт. – Тебе нужна передышка. Слушай, поехали со мной в Африку!
– Представляю, как это понравится Пэм.
– Еще как понравится! Ведь ты поедешь вместо нее. Пэм ненавидит путешествовать. В жизни не видел столько лекарств и средств от насекомых. Набирает полный чемодан этого барахла и еще консервы. Она ничего не оставляет на волю случая.
– А тебя принуждает лететь в смокинге? – наконец рассмеялась Фейт. Брэд всегда умел ее развеселить.
– Вроде того. Я лечу через Нью-Йорк и встречаюсь с ней в Лондоне. Пэм предпочитает прямой рейс. Буду у вас только день и ночь. – В этот приезд Брэду на самом деле требовалось забежать к адвокату проконсультироваться по одному делу. Он очень боялся проиграть – тогда его подопечному подростку грозила высшая мера – и решил посоветоваться с уважаемым нью-йоркским юристом. Хотел поговорить с ним час-другой с глазу на глаз. – Можешь со мной поужинать, если доживешь до того времени? Что ты принимаешь от кашля?
– Ничего особенного, лекарства нагоняют на меня сон, а мне надо написать три контрольных.
– У меня для тебя новость – мертвецам не дают дипломов.
– Я уж сама забеспокоилась, – рассмеялась Фейт. – Когда ты приезжаешь?
– В четверг. Прикинь, куда ты хочешь, чтобы я тебя сводил, и закажи столик. Или тебе больше подходит, чтобы ужин готовил я? – Брэд был готов на все, что угодно, только бы побыть с ней. И с радостью узнал, что Пэм не желает лететь через Нью-Йорк. – Не могу дождаться встречи с сыновьями. – Не успел он произнести эти слова, как тут же понял, что напомнил Фейт об Элоиз.
– А я не могу дождаться встречи с тобой, – ответила она. С приезда Брэда в Нью-Йорк прошел уже почти месяц.
– И я, береги себя, Фред.
Фейт говорила ужасно, и он всерьез встревожился. На беднягу столько всего навалилось! А тут еще ожидание результатов из университета… Но Брэд знал, что их объявят не раньше, чем через месяц. Не самое страшное из зол в ее жизни.
Когда он приехал через три дня в Нью-Йорк, Фейт чувствовала себя намного лучше – грипп почти прошел. Она похудела, побледнела и нервничала сильнее, чем месяц назад, но Брэд знал, как она расстраивалась из-за Элли и из-за дома. Так что неудивительно, что горести отразились на ее внешности.
Фейт решила сама накормить его ужином – сказала, что никуда не хочет идти. И это тоже насторожило Брэда. Он едва уговорил ее съездить в «Серендипити» отведать на десерт бананового «сплита». И обрадовался, когда она набросилась на лакомство – ведь дома Фейт почти не прикоснулась к приготовленному ею ужину. Она обрадовалась Брэду как давно потерянному брату и, когда он переступил порог, буквально бросилась в его объятия. Брэд оторвал ее от земли и почувствовал, какая она легкая – с тех пор как они виделись в прошлый раз, похудела еще сильнее.
– Ты надолго в Африку? – спросила Фейт, проглатывая огромный кусок шоколадного мороженого.
Брэд улыбнулся и стер с ее носа крохотное пятнышко шоколада.
– Как ты умудряешься размазывать всю еду по лицу? – пошутил он и сказал, что едет к сыновьям недели на две.
Брэд ужасно боялся, что ему не удастся встретиться с Фейт, и теперь радовался, что они вместе. Когда Фейт не пребывала в волнении от перспективы развода или после очередного разговора с Алексом, они ежедневно вот уже пять месяцев перезванивались или обменивались электронными сообщениями. Она стала частью его жизни, и Брэд стремился к общению с ней: не только выслушивал ее жалобы, но и делился своими невзгодами. Мысль, что Фейт не сможет с ним говорить, казалась ему нестерпимой. Он подал ей листок с какими-то цифрами, но это были всего лишь номера, по которым можно было оставить для него сообщение. Он не имел возможности позвонить работавшим в заказнике сыновьям, значит, и Фейт не сможет связаться с ним, пока он будет у них гостить.
– Две недели без общения с тобой – это так долго, – пожаловался он. Брэд готов был торчать на почте несколько часов и ждать, только бы дали с ней разговор. Но связь не всегда бывала. И потом, как объяснить свое поведение Пэм?
– Понимаю, я сама только что думала об этом, – погрустнела Фейт.
Когда-то у нее были подруги – женщины, чьи дети росли вместе с ее дочерьми, и коллеги по благотворительным комитетам. Но после смерти Джека она почувствовала себя ужасно одиноко. Алекс никогда не любил ее знакомых, и с годами становилось все труднее убедить его с ними общаться. А после разрыва с Алексом, когда замаячила угроза развода, Брэд безоговорочно стал ее лучшим и единственным другом.
– Веди себя хорошо, пока меня не будет. – Брэд опустил ложку в вазочку с банановым «сплитом». – Могу я рассчитывать, что будешь о себе заботиться? – Он по-настоящему о ней беспокоился.
– Не знаю, но не тревожься, все будет хорошо. Может быть, я узнаю, как мои дела в университете еще до того, как ты возвратишься. А может быть, и нет – еще слишком рано.
– Будь паинькой: ешь, спи, ходи на занятия и побольше разговаривай с Зоей.
Брэд не был знаком с девушкой, но из того, что рассказывала Фейт, она заочно ему понравилась, и он решил, что дочь дала матери ценный совет. А Фейт размышляла: как странно – Брэд ехал в Лондон, туда, где жила Элоиз. Однако не мог ни встретиться с ней, ни передать письмо. Фейт не забывала ей звонить по нескольку раз в неделю – все надеялась на возобновление отношений. Но Элли отмахивалась от матери, разговоры, если они случались, всегда бывали краткими и очень конкретными. В большинстве случаев дочь не брала трубку – застать ее удавалось лишь в редких случаях.
А потом они возвращались домой. И Брэд тоже ненадолго вошел вместе с ней. На этот раз они устроились в гостиной. Брэд разжег камин и устроился в любимом кресле Алекса. А Фейт села у его ног, и он стал гладить ее по волосам. С ним ей было хорошо и очень уютно, и она невольно подумала о том, как же повезло Пэм. Однако тут же вспомнила, что Пэм больше не видела мужа таким, Каким он был, не желала замечать его лучших качеств. Годами держала его на расстоянии вытянутой руки. А если ей требовалось утешение, получала его от друзей. А Фейт, наоборот, купалась в его нерастраченных чувствах.
– Я буду скучать по тебе, Фред.
Она все так же сидела у его ног, только крепче прижалась к его коленям. Брэд наклонился и взял ее руку. Они долго сидели и смотрели на огонь. И Фейт впервые почувствовала, что питает к нему сердечную склонность, которую никогда не испытывала раньше. Появилось ощущение бурлящего потока, хлынувшего к Брэду. Она не понимала, как ей быть, что ему сказать и нужно ли вообще что-либо говорить. Но, подняв глаза, испугалась.
– Что с тобой? – Брэд заметил в ее глазах нечто необычное, но не мог догадаться, что именно. – Что-нибудь не так?
«Кое-что действительно не так», – подумала Фейт. У нее не было права на подобные чувства к нему. Оставалось только покачать головой.
– Чего ты вдруг испугалась? Подумала о доме?
Не найдя, что ответить, Фейт кивнула.
Но дело было не в доме. Дело было в нем. Фейт внезапно ужаснулась: неужели Зоя права? Не в том, что касалось его, а в том, что касалось ее? Рядом с ним она испытывала столько счастья, что ей захотелось большего. Она влюбилась в Брэда. Однако понимала, что если он догадается об этом, то ужаснется не меньше ее. Ей нельзя нарушать его спокойную, устоявшуюся жизнь. Такую, какую некогда вела она сама. Поэтому, что бы она ни чувствовала, надо все отрицать. Брэд не должен ни о чем догадаться.
Весь вечер она оставалась необыкновенно тихой, и Брэд это заметил, Вел себя очень осторожно. Делал все, чтобы Фейт было хорошо, и это ему прекрасно удавалось.
Брэд ушел почти в полночь. На следующий день ему предстояло рано вставать, после встречи с нью-йоркским адвокатом он планировал отправиться прямо в аэропорт. У Фейт в это время были еще занятия. Она подумала, не пропустить ли ей день, чтобы его проводить, но Брэд решительно воспротивился – нечего из-за него ломать распорядок.
– Я тебе позвоню из лондонского аэропорта, – сказал он. – А потом две недели давай вести себя по-взрослому. Справимся?
Другого выхода не было, но им обоим стало не по себе от того, что на целых две недели они лишались общения. Фейт понимала, что их связь сделалась не совсем обычной и оба слишком привязались друг к другу. Теперь предстояла проверка, достанет ли у них сил жить в одиночестве.
– Мне будет плохо без наших разговоров, – призналась она.
– И мне тоже, – отозвался Брэд. Перед тем как уйти, он обнял ее так крепко, что Фейт чуть не задохнулась. – Я люблю тебя Фред.
Точно так же ей бы сказал Джек, но ее чувство к Брэду стало гораздо глубже.
Как-то незаметно он перекочевал в другую половину ее сердца, но сам не подозревал, где оказался. Фейт понимала, что это ее ноша, и ничего ему не сказала, только поцеловала на прощание в щеку и помахала рукой.
На следующий день она ушла из дома в половине восьмого и два квартала до храма Иоанна Крестителя, что на Лексингтон-авеню, шагала под ледяным дождем. Ей показалось, что это ей в наказание – и поделом! Фейт успела на исповедь до службы и стала шептать священнику признания. Она чувствовала, что надо исповедаться, потому что обнаружила ужасную вещь: влюбилась в Брэда всем сердцем, всей душой, а он был женат на другой и не хотел с ней разводиться. Она не имела прав вторгаться в его жизнь, разрушать брак и тревожить покой. Фейт призналась себе и святому отцу, что оскорбила братскую дружбу и теперь ей надо найти какой-то выход.
Священник отпустил ей грехи, но наказал десять раз прочитать «Богородица, Дево, радуйся», что показалось ей слишком мягкой епитимьей. Она заслуживала гораздо большего наказания за то чувство, которое испытывала к Брэду, и за ту боль и риск, которым она бы его подвергла, узнай он правду.
Фейт прочитала предписанную молитву и еще все положенные, перебирая бусины подаренных Брэдом четок. Она держала их дрожащей рукой и думала только о нем.
Фейт возвращалась домой под холодным дождем в большом волнении. Проверив автоответчик, она обнаружила, что дважды звонил Брэд. Он набирал ее номер до того, как ушел из гостиницы на встречу с адвокатом, – хотел поблагодарить за вчерашний вечер. Фейт слушала его голос, закрыв глаза, и чувствовала, как волны любви захлестывают все ее существо. Она радовалась, что Брэд уезжал в Африку и они до его возвращения не смогут разговаривать. Требовалось время, чтобы схлынул поток чувств и они вернулись к прежним отношениям. Две недели она будет пытаться забыть Брэда и врачевать раны.