Текст книги "Братья"

Автор книги: Да Чен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 46

1986

2 ЯНВАРЯ, ПЕКИН

Утро было туманным, шел мелкий мокрый снег. Солнце даже не проглядывало. Серенький день как нельзя лучше соответствовал моему настроению в то утро. Я тосковал по Суми, и эта тоска становилась почти невыносимой в такие дни, как этот. Ветер налетал порывами, гоняя по улицам мусор и собирая его в кучи на углах улиц, он проносился подобно привидению, раскачивая провода и лишенные листьев голые ветки деревьев. Такие мрачные дни созданы для сил зла. Неудачи постигают несчастных людей, неприятности наводняют дома. Люди реже смеются. И чаще плачут. Пьяницы пытаются добраться до луны на небе, психи бросаются в море. В таком мрачном расположении духа я добрался до своего офиса в то утро. Все мои менеджеры выстроились у дверей, на их лицах отражалось уныние и мрачность этого дня.

– Присаживайтесь, друзья мои. Что случилось? – спросил я.

Фей-Фей взглянул на Майка Блейка, а тот посмотрел на Лену.

– В чем дело? – строго переспросил я.

– Прочтите это, пожалуйста, босс! – Фей-Фей положил передо мной газету. – Все тридцать официальных газет нашей страны, включая «Женьминь жибао» и «Гуанминьжибао», сегодня вышли с одинаковым текстом на первой полосе.

Я уселся и прочел заголовок статьи на первой странице:

«ОПРОВЕРЖЕНИЕ ФАЛЬШИВОГО АНТИКИТАЙСКОГО СООБЩЕНИЯ

Опубликованное вчера сообщение, в котором Специальный гарнизон Китая обвиняется в незаконном похищении популярной писательницы Суми Во, было сфабриковано антикитайскими элементами, внутри страны и за ее пределами. Это клевета, целью которой было запятнать грязью и опорочить торжество социалистической демократии в Китае, неуклонный феноменальный рост экономики, улучшение ситуации с соблюдением прав человека. Дело о публикации заведомо ложной информации будет тщательно расследовано. Подрывные элементы, имеющие отношение к данному случаю, предстанут перед судом, который защитит честь нашего народа».

– Меня это не пугает, – сказал я, подняв голову и оторвавшись от чтения.

– Босс, спуститесь ненадолго на землю, – стал умолять меня Фей-Фей.

– Спуститься? Мне? Это что еще за риторический оборот? – спросил я. – И это говоришь ты – лидер либерально думающей части общества?

– Было специальное собрание кабинета министров и всего пропагандистского аппарата на уровне провинций, – продолжил Фей-Фей.

– Приближается очередная чистка. Она всегда так начинается, – озабоченно заметила Лена.

– И всегда заканчивается тем, что наказывают какую-то крысу, чтобы напугать всех обезьян. Боюсь, что на сей раз этой крысой окажемся мы, – сказал Фей-Фей. – Никто из находящихся здесь не может чувствовать себя в безопасности.

– Вы всегда можете вернуться в свой бизнес по продаже лодок в Виргинии, Майк, – обратился я к своему американскому другу. – А вы снова можете возглавить руководство банка в Фуцзяци, Лена. Но я останусь здесь. Однажды меня выслали из этого города, в котором я родился. Ничто, – я стукнул по столу кулаком, – ничто теперь не заставит меня сдвинуться с этого места и уехать отсюда!

– Мы просто хотим, чтобы ты был осторожен, – сказал Майк.

– Почему никто не пытается быть полезным или помочь другим, почему вы все призываете только к осторожности? – горько заметил я. – У меня есть новость и похуже, чем эта. Суми и я… Мы разошлись, каждый пошел своим путем… временно, вот так.

– И что же могло произойти между вами? – спросила Лена.

– Причина, которую никому здесь знать не интересно. – Я отказался обсуждать это.

Лена подошла ко мне и обняла. Майк покачал головой и сказал:

– Мне жаль, парень. Налить тебе?

– Ты никогда не думал, что женитьба на ней – хорошая идея, – с упреком сказал я Майку.

Майк пожал плечами:

– Это мое обычное отношение к браку вообще, но я совершенно не настаивал на том, чтобы вы расходились.

– Давайте займемся делами. Садитесь, – приказал я.

– Дела подождут. Мы можем вернуться сюда в любое другое время, – сказал Фей-Фей.

Майк и Лена согласно кивнули.

– Нет, останьтесь и послушайте. Вчера мне в голову пришла одна мысль. «Дракон и Компания» должны расширить сферу своего влияния в средствах информации. У нас есть издательство, но я бы хотел, чтобы вы, Фей-Фей, организовали еще дюжину новых журналов. Политика, образ жизни, моды, бизнес – все что угодно. И еще газеты, которые бы публиковали любые подходящие для печати материалы. Меня всегда приводил в восторг простой девиз, который напечатан вверху первой страницы «Нью-Йорк таймс»: «Все новости, достойные опубликования». Мне это нравится. Все, что можно напечатать.

– Но сейчас не самое подходящее время, – прервал меня Фей-Фей.

– Наоборот, это лучшее время. Экономический рост требует большей свободы слова. Режим душит желания и волю людей и тормозит подъем, который переживает наша страна. По традиции правительство осуществляет надзор за средствами массовой информации и велит народу, целому миллиарду граждан, что им следует слушать и читать. Мы должны изменить это. Это зависит только от нас. Я хочу печатать и распространять правду. У людей есть на это право, как это гарантировано конституцией.

– Ты знаешь, что ваша китайская конституция – это же просто смех, – заметил Майк.

– Ты прав. Сейчас это смешно. Но я хочу изменить и ее тоже, чтобы усилить непреложность законов для каждого, а не поддерживать и дальше абсурдное правление наших коррумпированных правителей. Изменения должны происходить по нашей воле, а не по их произволу. Я хочу иметь собственные телевизионные станции, кабельное телевидение, радио. И знаете, чем мне особенно нравится эта мысль?

– И чем же? – полюбопытствовал Майк.

– Тем, что, пока мы будем делать нечто важное для всей страны, мы заработаем кучу денег. Они сами потекут к нам рекой. Средства информации в скором будущем превратятся в мощную индустрию. Еда, напитки и все необходимые для жизни вещи уже и так доступны. Но огромное население нашей страны жаждет пищи для ума и души. Они хотят читать, видеть и слышать новые, полные глубокого смысла вещи. Отправляйтесь и разыщите для меня команду издателей и авторов с новыми идеями и свежим стилем. Я хочу, чтобы люди с нетерпением ждали наших публикаций. Я хочу внедрить новое название для целого бренда, что-то вроде «Нью-Йорк таймс», или журнала «Форбс», или «Экономист». Я хочу, чтобы люди гордились тем, что читают журналы и газеты, чтобы они духовно обогащались и повышали свой интеллектуальный уровень благодаря нашим изданиям. Они никогда не бросят нас, если нам удастся завоевать их сердца. Фей-Фей, я хочу, чтобы ты изучил вопрос о лицензии на открытие новых теле– и радиостанций по всему Китаю.

– Сделаю, мистер Лон. Но правительственная цензура будет нашим самым большим препятствием.

– Я верю, что мы сделаем все возможное и невозможное. Вы, Лена, пожалуйста, побеседуйте с Дэвидом Ли – менеджером Национального банка Китая, чтобы выяснить, не могут ли коммунистические деньги профинансировать еще некоторые наши капиталистические проекты. Продайте ему эту идею, как вы всегда делаете. У вас это прекрасно получается, Лена.

– Я сейчас же займусь этим.

– Майк, мы уже отправили прошение в городской совет Пекина о разрешении строительства «Центра Дракона»?

– Его вчера передали из рук в руки прямо в кабинет генерального директора Архитектурного управления Пекина. Еще одна копия была направлена в кабинет уважаемого мэра. Я полагаю, что мы получим разрешение до конца недели. Они все еще чувствуют во рту вкус вашей прекрасной еды, чудесных сигар и напитков и не скоро забудут его.

– Спасибо, Майк. Оставь все тревоги по поводу этих дел с правительством мне. Мы сумеем привлечь лучшие мозги в Китае на нашу сторону. Мы будем драться до конца. Всем – счастливого Нового года!

ГЛАВА 47

Впервые за всю мою долгую армейскую службу я проспал. Протирая глаза и моргая спросонья, я удивленно смотрел на солнце, которое вторглось в мою спальню без всякого приглашения.

Суми ушла. Она была моей, только моей, но всего лишь одну ночь. Я вскочил с постели и бросился к окну, надеясь уловить хотя бы какое-то напоминание о ней, но я уже знал, что даже ее тень уже пропала. Она ушла куда-то далеко от высоких стен императорского дворца, которые отделяли мой мир от ее. Я поцеловал ее безмолвное послание, коснувшись губами следа ее поцелуя, потом сложил лист пополам и осторожно отложил его в сторону. В полной тишине я задумался о смысле ее послания. Что это было: поцелуй, который означает весь мир? Или поцелуй на прощание, чтобы покончить со всей этой историей? Или подкуп, чтобы мое сердце открылось, или, наоборот, печать, которая будет наложена на мою душу? Такая вот двусмысленность.

Но ее тайна больше не будет для меня недоступной. Мое воображение диктовало мне, что теперь ничто в этом мире не уйдет от моего настороженного взгляда, а Суми для меня была делом первостепенной важности. Ее багаж будет проверен, телефон поставлен на прослушивание, а за дверью станут наблюдать днем и ночью. Зачем же еще нужна власть, если она не может принять конкретную форму и ею нельзя пользоваться? Зачем нужна власть, если она не может служить тебе так же, как служит другим или всей стране?

Зная, что Суми, моя маленькая птичка, находится в полной безопасности в моей клетке, я вернулся к своей работе, к своему реальному мужскому миру.

– Какие у нас дела в первую очередь на сегодня?

– Вас ждут двое следователей, – ответил мой секретарь.

– Пригласите их.

Двое мужчин из Министерства государственной безопасности вошли в кабинет и уселись в кресла.

– Что у вас есть для меня?

– Всем иностранным репортерам, которые участвовали в этой кампании, было предложено немедленно освободить свои посты и вернуться к себе домой, – сказал высокий мужчина.

– И?

– Мы также получили протесты от их газет, где говорится о том, что мы нарушаем свободу слова.

– У нас здесь нет свободы слова. Разве они этого не знают?

– Один репортер поддался нажиму. Девушка из «Дейли Шинбун» из Токио передала нам пресс-релиз, который получила от Фей-Фея Чена, заместителя директора издательства «Blue Sea» в тот самый вечер. Все остальные тоже получили эти бюллетени. Вот каким образом информация пошла гулять по газетам. – Он передал мне копию пресс-релиза, подшитую в дело.

– Слово в слово, – улыбнулся я.

– Имея на руках это, мы можем выдвинуть несколько очень серьезных обвинений против того, кто стоит за публикацией этого сообщения. Утечка информации государственной важности, разглашение государственных секретов иностранцу – это государственная измена, за которую приговаривают к смерти или к пожизненному заключению без права досрочного освобождения или смягчения наказания. Его можно также обвинить в нарушении статьи восемнадцать Гражданского кодекса – нанесение урона национальной гордости и репутации страны. А еще статьи девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два, и если поднапрячь воображение, то можно смело приписать ему все статьи вплоть до тридцати пяти.

– Короче говоря, вы можете обвинить его во всех смертных грехах.

– Да, полковник.

– Ограничьтесь предательством. Я люблю публичные казни. Вы – прокурор? – спросил я долговязого парня.

– Да, я юрист по образованию. Четыре года юридического факультета Пекинского университета.

– Не хотите взять на себя это дело и сделать себе имя?

– Это честь для меня. Но я – простой следователь, который работает в Министерстве государственной безопасности. А прокуратура подчиняется Министерству юстиции.

– Какие формальности. Ваш перевод будет произведен немедленно.

– Да, полковник. – Он поднялся и отдал мне честь.

– Вы, кажется, примерно тех же лет, что и Тан Лон. Вам посчастливилось быть знакомым с ним во времена учебы в университете?

– Да, это так, полковник.

– Я полагаю, вы не из его друзей.

– Нет, совсем нет. Он украл у меня должность старосты класса еще в начальной школе.

– Неужели? Как ваше имя, следователь?

– Хито Лин.

– Хито, вы знаете, мы можем стать друзьями.

– Я бы не отказался, полковник.

– Хорошо. Когда вы сможете публично выдвинуть свои обвинения против Тана Лона?

– Полковник, это может подождать. Я бы предложил сначала взяться за Фей-Фея Чена. Если он расколется, то в дело вмешается его работодатель Тан Лон.

– Искусство войны. Стратегия выманивания змеи из ее норы, – заметил я.

– Именно так, полковник. Если один из его сотрудников будет обвинен, Тан ради его защиты наделает множество ошибок. Затем мы сможем укротить его.

– А вы хорошо изучили его характер.

– Да, он превыше всего ценит лояльность. Инцидент накануне Нового года – прекрасный пример. Ради своих друзей он готов пойти на все. И это будет его крахом.

– Ну, раз уж вы займетесь этим делом, я бы хотел, чтобы были заведены дела и на всех остальных представителей семьи Лон в налоговой инспекции Пекина и Фуцзяни по любому намеку на уклонение от налогов или любым неточностям в отчетах. Проверьте вместе с инспектором все дела на предмет нарушений в оформлении бумаг на регистрацию и лицензирование корпорации, а через банковскую группу отыщите любое нецелевое использование фондов. И последнее, но не менее важное: прикажите Национальной гвардии и Таможенной службе проверить все на предмет возможных обвинений или подозрений в контрабанде его отца, – приказал я.

– Я хотел бы возглавить расследование, о котором вы упомянули, и свести эти дела вместе, – сказал Хито. – Мы постараемся похоронить все три поколения в одной могиле.

– Согласен, – довольно кивнул я, – закон всемогущ.

– Если он на вашей стороне.

– Он всегда на моей стороне, Хито.

И только когда наступила ночь и моя форма была сброшена, я позволял Суми вернуться в мой мир. Ничто, касающееся ее или моего сына, не казалось мне слишком тривиальным, чтобы не быть упомянутым в отчетах. Она сняла квартиру в западной части города на чужое имя – квартиру номер четыре, в двадцать восьмом доме по улице Ксимун, по соседству с седовласым пенсионером-учителем. Ее дни начинались тем, что она провожала моего сына до школы, которая находилась в нескольких кварталах от ее убежища, а затем она писала. Сидя за столом и глядя в окно, выходящее на юг. Затем шла за Тай Пинем и готовила еду на двоих. Она редко звонила по телефону и всего лишь один раз ходила на почту, чтобы отправить рукопись своей второй книги. Конверт был вскрыт и затем заклеен заново. В ее жизни не было мужчин.

Чтобы заполнить мои одинокие ночи, я вспоминал ее тайно сделанные фотографии: Суми, удивленная появлением корзины яблок у дверей ее квартиры в один из дней; Суми, читающая поздравительную открытку от несуществующего соседа, которая вызвала у нее на лице улыбку. Драгоценные моментальные снимки Тай Пиня с большими мягкими игрушками, которые он принес из школы домой. Как я наслаждался звуком голоса моего сына, когда он убеждал свою маму, что все эти игрушки ему подарила учительница за хорошую работу, а потом голосом Суми, немедленно позвонившей той самой учительнице, которая, в соответствии с моим планом, полностью подтвердила слова ребенка. Все эти украденные фотографии Суми и моего сына стали частью моей мечты. Они придавали смысл моей жизни, позволяли мне дышать, терпеливо ждать каждого нового дня, следующей недели, месяца.

ГЛАВА 48

1960

БАЛАН, ЮГО-ЗАПАДНЫЙ КИТАЙ

Жизнь утратила все свои краски после того, как Суми покинула меня. Ее объятия, поцелуи, улыбка, слезы, наполнявшие мою жизнь, превратились в воспоминания. Я сидел в своем кабинете, выходившем окнами на промышленный район Пекина, пытаясь воскресить чувства, которые наполняли меня, когда я наблюдал, как она занимается самыми простыми делами. Я мог вспоминать то, как она целует Тай Пиня в нос, как грызет кончик карандаша, как смотрит вдаль, пытаясь подобрать подходящее слово. То, как в свете утреннего солнца она, стоя ко мне спиной, расчесывает свои черные волосы, которые водопадом стекают по ее спине. Я вспоминал чудесный запах ее самых интимных мест. Как я хотел ее, как мечтал о ней!

И хотя я остался в одиночестве со своими воспоминаниями, я уважал просьбу Суми и не мешал ей разобраться в себе. Это было честно и мудро. Я буду ждать, когда минует это досадное недоразумение, и надеяться, что каждый день будет короче, а каждая ночь теплее. Как и любой другой мужчина, я продолжал свою деловую активность и рутинные дела независимо от своей частной жизни. Это была жизнь, в которой находилось место и для смеха, и для выпивки. В ней было много разных состязаний, испытаний, всяких дел, которые позволяли насыщенно проживать каждый день. Я мог победить в этой игре под названием жизнь, но знал, что могу и проиграть. Я осознавал риск, его можно было заранее просчитать, и я был к нему готов. Я мог бы даже выпить за проигрыш, потому что точно знал, что в следующем раунде смогу выпить за победу.

Жизнь, в которой я остался без Суми и Тай Пиня, была вовсе не лишенной событий. Она даже стала еще более яркой, но в других аспектах. Каждое утро я пролистывал пачки китайских газет, чтобы обнаружить, что меня клеймят в них такими словами, как «загнивающий элемент» и «вдохновитель оскорбительного инцидента в канун Нового года». Хотя мое имя прямо не упоминалось, я стал темной силой, которая поддерживает антиправительственное движение против коммунистического режима. Абсурд. Это была война слов против Лонов, и в ней чувствовалось присутствие Шенто, этого сумасшедшего.

Дурные вести не заставили себя ждать. Лена сообщила, что Дэвида Ли таинственно сняли со своего поста. Финансирование новых журналов со стороны банка теперь должно было осуществляться новым сотрудником, который определенно был мелкой сошкой в пропагандистской машине. Я немедленно позвонил Ли домой.

– Это из-за того телефонного звонка в канун Нового года, – грустно сказал Дэвид Ли.

– Это была моя вина. Я свалил ее на тебя.

– Ничего не говори больше. Я сделал тот звонок как друг и ради друга.

– Я всем тебе обязан. Давай работать со мной. Ты же не откажешься?

– Я очень признателен тебе за приглашение, но один мой старый друг уже просил меня присоединиться к нему в Нью-Йорке, и я уже принял это предложение…

– Новая жизнь? Как прекрасно. Когда ты едешь?

– Завтра.

– Значит, я должен увидеться с тобой сейчас.

Я велел своему секретарю подготовить чек и поехал в квартиру Дэвида в центре Пекина, всего в двадцати минутах езды отсюда.

– Пожалуйста, прими этот небольшой знак моей признательности, – сказал я, передавая Дэвиду чек.

– Двадцать тысяч долларов! – воскликнул Дэвид.

– Уверен, что ты видел чеки и на большие суммы.

– Я не могу это принять.

– Ты можешь отказаться принять этот чек, но рискуешь потерять друга.

Дэвид пожал мне руку:

– Тогда я сохраню его.

– Однажды, когда взойдет солнце, мы снова будем работать вместе.

– Я должен кое-что тебе рассказать до того, как уеду. Твой проект «Центра Дракона» никогда не получит разрешение на строительство в этом городе. Думаю, ты знаешь почему.

– Но я ничего не слышал.

– И не услышишь. Проект положили на полку до лучших времен.

– Но мы так много работали над ним, и ты и я!

– Тан – ты мудрый человек. Делай то, что сделает любой разумный человек, – пережди, не высовывайся.

Опять те же слова.

– Но почему?

– Против тебя поднимается волна. Пожалуйста.

Мы обнялись, как два друга, и расстались.

Я отъехал на своем «родстере», за которым поднялся столб пыли. Я хотел прямиком направиться в городское архитектурное бюро за объяснениями, но развернулся на полпути. Злость – плохой помощник в деле. Я поехал обратно в свой офис, а в голове у меня уже начал складываться план контрмер.

Возле моего офиса были припаркованы две полицейские машины с яркими надписями на бортах, с включенными мигалками и сиренами. Дюжина полицейских с автоматами в руках стояли двумя рядами перед входом в здание, их глаза внимательно рассматривали каждого входящего и покидающего здание. Вокруг собралась большая плотная молчаливая толпа. Люди наблюдали за разворачивающейся драмой.

Я передал свою машину служащему и поспешил к зданию. Когда я проходил мимо офицера, стоящего в дверях, он потребовал предъявить документы.

– Я президент холдинга «Дракон и Компания». Пропустите меня, – велел я.

– Хорошо, они ждут вас, товарищ Лон, – сказал он. – Следуйте за мной.

– Кто ждет меня?

– Увидите. – Офицер легонько подтолкнул меня. Я сердито взглянул на него. Мы вошли в лифт. Двое в гражданской одежде присоединились к нам. Мы молча поднялись наверх. Я не удивился, увидев, что множество полицейских окружило мой офис. Мои служащие стояли, сбившись в кучку, в углу. Фей-Фей в наручниках сидел на стуле.

– За что он арестован? – набросился я на офицера.

– Кто вы такой? – сердито спросил он.

– Тан Лон – президент этой фирмы. На каком основании вы арестовали Фей-Фея?

– Антиправительственная деятельность. Измена.

– Какие есть тому доказательства?

– Вы задаете слишком много вопросов! Пройдите в свой кабинет и ответьте человеку, который ждет вас там. – Офицер обеими руками подтолкнул меня в сторону двери. Я отпихнул его обратно, и в это время другой офицер ударил меня прикладом по голове и рассек мне правый висок.

– Тан, берегись! – выкрикнул Фей-Фей. Другие служащие закричали.

– Фей-Фей, я вытащу тебя! – крикнул я, закрывая голову руками. Кровь потекла по скуле вниз.

– Тан, не беспокойся. Со мной все будет в порядке. Я… – Трое полицейских вытолкнули Фей-Фея из комнаты. Его руки были стянуты наручниками так сильно, что посинели.

– Фей-Фей, я буду бороться с этим гестапо до самой смерти! – кричал я.

– Пожалуйста, позаботься о моем отце.

– Обещаю, Фей-Фей.

Меня втолкнули в мой кабинет, где я предстал перед лицом еще одного правительственного чиновника с презрительной улыбкой на длинном узком лице.

– Какое странное место для очередной встречи, мистер Лон.

– Кто вы такой? – спросил я человека, который сидел в моем кресле.

– Я полагаю, что богатство влияет на память. Я дважды был вашим однокашником. Сначала в начальной школе, где вы украли у меня должность старосты. А на юридическом факультете вы нанесли мне поражение на учебном судебном процессе два раза.

– Ах, Хито. Слезай с моего места.

– Очень грубо, мистер Лон.

– Я добр только к своим друзьям. Чем обязан вашему визиту?

Хито подвинул ко мне лист бумаги.

– Это ордер на ваш арест. В нем перечислены тридцать пунктов всевозможных уклонений от налогов, подкупа и целая палитра прочих обвинений. Но мы здесь не ради ареста. Мы должны более детально обосновать наше дело.

– Не ради ареста? Как это благородно с вашей стороны!

– Мы пока не арестуем вас, но вы можете быть совершенно уверены, что, когда все факты подтвердятся, вам придется предстать перед судом.

– Давайте уточним. Вы только что заявили, что я уклоняюсь от уплаты налогов, хотя пока у вас нет доказательств, а теперь вы и ваши люди находитесь здесь, чтобы найти какие-нибудь документы, которые докажут вашу правоту.

– Все точно.

– Восхитительная простота и справедливость, Хито. Я удивлен, что вы дважды проиграли мне.

– Вам везет. В других случаях мы арестовываем людей, бьем их, заставляем их признаться, а потом отправляем в тюрьму.

– Что-то я не чувствую себя очень счастливым. А разве все это расследование не имеет отношения к Шенто?

– Я получаю приказы сверху. Они говорят: сделай это, я делаю. Они говорят: сделай то, и я делаю. Сегодня мне велено занять ваш офис и оставить вас в одиночестве. А я всегда точно выполняю приказы.

– Отсутствие воображения.

– У меня нет места для воображения, – ответил Хито. – Этот офис будет временно опечатан.

– Но это нарушение конституции, отлучение от частной собственности, – сказал я.

– И что вы собираетесь с этим сделать?

– Я направлю ходатайства прямиком в Верховный суд, чтобы прекратить это преследование, – сказал я, – и расскажу правду всему миру.

Хито махнул рукой своим людям:

– Уведите его отсюда и убедитесь, что он ничего не взял с собой.

Я с ревом поднял свой тяжелый стол красного дерева и перевернул его. Хито продолжал сидеть неподвижно, улыбка блуждала на его лице.

– Убирайся из моего кабинета, или я убью тебя! – крикнул я.

Дюжина полицейских набросились на меня и вытащили из кабинета, пиная ногами.

– Никто не дотронется до моих вещей! Никто! – продолжал выкрикивать я, пока меня не вышвырнули на улицу.

– Вам повезло. Я мог бы застрелить вас только за это, – сказал полицейский.

– Убирайся, ты – нацистская собака!

– У меня приказ – заставить вас страдать.

И еще раз в лицо мне ударили прикладом автомата. Страшная боль и тьма поглотили меня.

Когда я пришел в себя, были уже сумерки. Я лежал в кровати в Пекинском народном госпитале. Я чувствовал тупую боль в голове, мой лоб был забинтован. Рядом с озабоченным видом сидела Лена.

– Лена, – слабым голосом произнес я.

Она потерла бровь:

– С нами все кончено.

– Нет, не кончено.

– Они заморозили все наши банковские счета.

– Мы получим их назад.

Она кивнула, посмотрела через плечо и прошептала:

– В тот момент, когда они вторглись в наш офис, я позвонила вашему отцу в Фуцзянь, чтобы предупредить его.

Я пожал ей руку.

– Извините, – сказала нянечка. – Вас здесь хотят видеть.

Это была Суми. Она стояла у двери и выглядела изможденной и озабоченной.

– Я все видела в новостях по центральному правительственному каналу, Тан, – пробормотала она, торопливо подходя к моей кровати.

Лена простилась со мной и ушла, кивнув на Суми.

– Почему ты здесь? – спросил я Суми.

Суми опустилась на колени рядом со мной и прижалась своей щекой к моей.

– Чтобы быть с тобой.

– Если бы я знал, что ты из-за этого вернешься ко мне, я бы сам нанес себе ранения намного раньше.

– О, дорогой мой, как я люблю тебя!

Мы поцеловались так, как всегда это делали, потом Суми отстранилась и объявила:

– Я знаю, кто виноват в этом. Я исправлю содеянное. Я сочиняла эту статью с того самого момента, как увидела новости по телевизору: «Упоение властью над людьми».

– Нет, ты должна остаться в стороне от этого. Политические амбиции Шенто поглотят тебя целиком.

– Сумасшедший должен быть остановлен. Он арестовал Фей-Фея, опечатал твой офис и избил тебя. Что будет дальше? Я не могу позволить ему сделать это со мной, с тобой, с людьми. Я больше не могу молчать!

– Ты рискуешь своей жизнью, Суми!

– Мне так не кажется. Ты, Фей-Фей, мои читатели, миллионы людей сделали меня тем, что я есть сейчас. Я – их голос. Я не могу молчать.

– Ты говоришь, как Лу Ксун, – заметил я, вспомнив о писателе, который жил на рубеже веков и прославился своей борьбой против социальной несправедливости.

– «Я прикрываю глаза и холодно взираю на дела элиты», – процитировала Суми.

– «Я поднимаю голову вверх, желая проложить межу, как это делает бык для простых людей», – продолжил я.

– Значит, ты – за меня? – спросила Суми.

– Я с тобой, как всегда. – Я сел, испытывая боль в виске. – Я напечатаю твою статью в виде памфлета и разнесу по всему городу, по всей стране. Иди домой и напиши ее. Наши печатные станки недолго еще будут работать.

– Если сегодня я вернусь домой, то, может быть, больше никогда не увижу тебя. Я останусь и напишу ее здесь и сейчас, пока еще не слишком поздно.

Под слабой лампочкой Суми наклонилась над своим импровизированным столом – подушкой, положенной на стеклянную тумбочку. Она опустила голову, забыв о времени и пространстве, ее правая рука непрерывно водила по бумаге, мысли обгоняли ее. Она спешила записать чернилами то, что складывалось у нее в голове. Наклонив голову, пыталась передать мысль поточнее. Суми хмурилась, вскрикивала, затем глубоко вздыхала и продолжала писать. Из-под ее руки на листе бумаги рождалась поэзия и магия.

– Вот моя история. Вот моя сказка, – сказала Суми. Она передала мне страницы и уткнулась лицом в мое плечо.