Текст книги "Братья"
Автор книги: Да Чен
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА 27

1983
ОСТРОВ НОМЕР 9
На четвертую годовщину моего пребывания на острове номер девять сержант Ла вызвал меня к себе в кабинет и сказал:
– Твое обучение здесь закончено. Больше мне нечему тебя учить. Сегодня вечером мы отправляем вас обратно на материк на новую службу.
Я опустился перед ним на колени:
– Я очень признателен вам.
– Быть признательным хорошо, а полезным – еще лучше. Вы отправляетесь рейсом 0700.
Той ночью я улетел в Пекин. Город светился огнями. Когда самолет приземлился, меня захлестнули эмоции. Город Дин Лона стал теперь и моим. Городом моей мести и моего возрождения.
Я спустился по трапу самолета и вдохнул глоток сухого воздуха северного города. Стояла золотая осень. Яркие огни высветили лежащие на взлетно-посадочной полосе красные листья. Я протянул руки вперед и внезапно, как символу, вручил свою новую судьбу листку, аккуратно сорванному с клена, растущего у выхода. Я положил его в середину дневника в сумку. Однажды, когда я снова найду Суми, я отдам листок ей.
– Товарищ Шенто! – Встречавший солдат поприветствовал меня. Я тоже поздоровался с ним. – Пожалуйста, следуйте за мной.
Джип стоял неподалеку. Я взобрался на заднее сиденье. Солдат завязал мне глаза. Поездка проходила, как мне показалось, по бедным кварталам столицы. Я погрузился в звенящий шум тысячей велосипедных звонков, грохота автобусов, выкриков на старомодных диалектах, которые напомнили мне о деревенских базарах.
Мой острый нюх подсказал мне, что море и горы далеко. Машина медленно взобралась на холм, а потом опять спустилась, и мы оказались в тихом месте, где ничего не было слышно, кроме пения птиц. Мне не терпелось снять повязку и оглядеться. Но я был вынужден подождать до тех пор, пока меня не проводили в комнату, где сняли повязку. Мне приветливо улыбался бочкообразный офицер средних лет.
– Добро пожаловать, солдат. Меня зовут генерал By.
– Вы и есть тот мой спаситель, который пощадил меня на корабле? – Чувство глубокой благодарности захлестнуло меня, и я робко опустился перед ним на колени.
Он поднял меня:
– Вставайте, солдат. Мы будем говорить не о вашем прошлом, а о вашем будущем. Ваш путь к спасению и славе зависит от желания преданно служить вашему будущему покровителю.
– Я не разочарую вас, генерал.
– Надеюсь, что нет. Вы прибыли сюда с блестящими рекомендациями от преданного нам сержанта Ла. Есть какие-то соображения по поводу вашего пребывания здесь?
– Нет, генерал.
– Вы здесь, чтобы охранять председателя КНР. Вы готовы к такой ответственности?
У меня по спине побежали мурашки. Я не мог поверить своим ушам. Председатель! Человек, который уничтожил власть клана Лонов. Я отдал честь.
– Да, генерал!
Полковник Пекинского гарнизона специальных войск Паи был монахом-конфуцианцем. Я не знал, как его приветствовать: кланяться ему или отдавать честь. Полковник каждый день вставал в пять утра, а ложился спать ровно в девять. Он молился и медитировал, ел один в своей комнате вегетарианскую пищу, запах которой распространялся из его окон. Полковник называл себя холостяком, а не монахом, ибо слово «монах» было клеймом в коммунистической структуре. Он напоминал мне королевского евнуха из старинных династий.
Полковник был серьезным мужчиной с темными проницательными глазами. Когда он смотрел на меня, я чувствовал себя единственным человеком на земле. Его худощавое телосложение заставляло меня вспомнить о длинноногих голодных горных собаках, с которыми я сталкивался на ветреных горных тропинках. С обвисшим задом, высокими ушами и настороженными глазами, они постоянно находились в поисках добычи и остерегались хищников.
Полковник считался лучшим солдатом, но, к сожалению, неважным учителем. К подчиненным он испытывал враждебность, а высоким чинам пел дифирамбы. Он молча наблюдал за сутулыми фигурами новобранцев в мешковатой форме. Мы были лучшими в стране, выбранными из миллионов. Но лишь некоторые из нас станут его рабочими лошадками, на которых он может рассчитывать, чтобы обеспечить абсолютную безопасность его богу – председателю КНР. На третью ночь пятнадцать новобранцев из нашей сотни были отбракованы и отправлены туда, откуда они прибыли, после того как полковник устроил проверку в бараке и обнаружил беспорядочно разбросанную под кроватью обувь. За те лишние минуты, которые понадобятся, чтобы найти эту обувь в экстренной ситуации, главу государства могут похитить.
Следующие несколько недель оставшихся новобранцев проверяли, как лабораторных крыс: кровь, объем легких, выносливость, умение читать и знание различных диалектов. Все, что измерялось и проверялось, было в сфере его компетенции. Иногда монах мог сузить свои холодные глаза и сосредоточиться на человеке, а в следующий момент этого солдата дисквалифицировали. Полковник утверждал, что его внутренний голос подавал ему сигналы о намерениях человека, на которого он смотрит.
К концу третьего месяца нашего пребывания в Пекине полковник открыл бутылку превосходного пива «Тай» и обрызгал каждого.
– Теперь вы получили мое благословение. Сегодня я хочу, чтобы вы пошли в город и повеселились. Вы прошли все препятствия. Мои поздравления. Теперь идите и развлекайтесь. Каждый у себя под подушкой найдет кошелек, полный премиальных.
Пятьдесят один человек, прошедший все испытания, подскочил от восторга и бросился в бараки. Я пересчитал деньги, аккуратно сложенные в моем новом кожаном кошельке. Тысяча хрустящих новеньких юаней. Близился закат, и небо было окрашено красками, которые идеально сочетались с волнением этой ночи. В течение последних нескольких месяцев мы жили, как монахи. Тяжелая работа, напряжение, стресс наполняли наши дни, которые начинались на рассвете и заканчивались по приказу полковника обычно около полуночи. Это ночное веселье было долгожданным.
Ветеран войск специального назначения вызвался повести нас в самое злачное местечко в городе – клуб «Дикий цветок». Он посадил всех в автобус и стал сигналить мне, чтобы я присоединился к ним.
– Давай! – кричал он, в то время как другие улюлюкали и свистели.
Помахав им на прощание, я остался. В конце концов, я не чувствовал себя одиноким, потому что слишком долго был один. Я решил написать письмо Суми, а это, вероятно, была единственная свободная минутка перед моим назначением. Несколько других солдат тоже предпочли остаться. Интересно, они тоже думали о своих любимых?
Я сел за стол, набросал короткое, но емкое письмо, адресованное в общину, где находился сиротский приют. Насколько я знал, Суми думала, что я мертв. Я чувствовал необходимость увидеть ее как можно скорее. Мне невыносима была мысль о том, что она будет оплакивать меня всю оставшуюся жизнь или, что еще хуже, кто-то другой займет мое место в ее сердце. Где она сейчас? Остаток ночи я провел, размышляя о том дне, когда мы встретимся вновь. Как бы мне хотелось, чтобы это случилось как можно скорее.
Незадолго до рассвета возбужденная толпа с трудом возвращалась назад – пьяные, шумные, пропахшие духами. Один коротышка был настолько пьян и невменяем, что упал навзничь, после того как помочился прямо в штаны. Другой поцеловал меня и разбудил, приговаривая:
– Дорогуша, иди к папочке.
Я оттолкнул его:
– Уже поздно.
– Ты много потерял, Шенто. Девочки так пели и танцевали! Я говорю тебе: у них были такие сексапильные груди, надо было остаться там, – заявлял другой громким пьяным голосом.
Я накрылся одеялом с головой и продолжал спать. Через пару часов нас разбудил звук горна. В дверном проеме барака появился полковник с листком в руках.
– Те, чьи имена я назову, пожалуйста, сделайте шаг вперед. – Меня назвали вместе с другими девятью солдатами. – Остальные начинайте собираться домой.
Возникшему замешательству был положен конец, когда полковник продолжил:
– Те, кого я не назвал, не прошли последнюю проверку на испытание силы воли. Весьма прискорбно, но вы не устояли перед малейшим искушением, молодые люди.
Я поднял глаза к небу и сказал про себя: «Суми, дорогая, ты благословила меня, ты мой ангел-хранитель».
В то утро меня вызвали в аскетичный кабинет полковника. То, что скажет мне монах, возможно, изменит мою жизнь навсегда.
– Я отсылаю вас сопровождать главу государства на пляж в Беидахе в течение недельного отпуска.
– Охранять председателя? – спросил я с восторгом.
– Такие детские восклицания не должны повторяться, – нахмурился полковник. – С этого момента вы, как его охранник, должны жить нашим девизом.
– Как звучит этот девиз?
– Умереть за него, без малейшего сомнения!
Я был среди сопровождающих лиц, окружавших председателя КНР, в то время когда его личный поезд вылетел из города со скоростью пули. Я светился от счастья, если Хэн Ту время от времени кивал в мою сторону, когда его сопровождали в купе. Совершенно неожиданно полковник привел меня в личное купе председателя и представил великому человеку.
– Шенто, ваш новый телохранитель, товарищ председатель, – сказал полковник, кланяясь.
– Добро пожаловать, молодой человек. Откуда вы?
Я низко поклонился, почти касаясь коленей:
– Я из Юшана, товарищ председатель.
– Благодарю вас за то, что приехали охранять меня, – сказал Хэн Ту. – Вы старомодный парень, – улыбнулся он.
– Я верю в старомодные добродетели и готов защищать вас, жертвуя своей жизнью. Спасибо вам за оказанную честь.
Хэн Ту кивнул, и полковник вывел меня. Мое лицо так горело от волнения после этой встречи, что мне пришлось плеснуть на него холодной водой из-под крана, чтобы успокоиться.
Поезд следовал по равнинной местности среди зеленых полей. На севере уже появились горы. Преодолевая свой путь туннель за туннелем, поезд медленно двигался по холмам. Команда обедала, в то время как Постоянный комитет Всекитайского собрания, также присутствовавший в поезде, собрался в середине специального вагона.
На горизонте появилась большая гора. Поезд нырнул вниз и исчез в очередном туннеле. Он медленно полз и свистел, а затем неожиданно остановился. Свет в поезде погас. Темнота и удушливый жар окутали экспресс, и я вдохнул запах смолистых шпал. Мой внутренний голос заставлял меня действовать, что я и сделал. Я разбил окно и спрыгнул на темную каменистую землю. Из набедренного кармана я вытащил маленький фонарик, но не включил его. Я побежал бесшумно, насколько это было возможно, считая выгоны от своего до вагона Хэн Ту. Я вспомнил, что его вагон был третьим. Один раз я упал на насыпи, поцарапав колени, но поднялся и снова побежал. Достигнув третьего вагона, сокрушительным ударом я разбил стекло и пролез в разбитое окно. В одной руке у меня был пистолет, в другой – фонарик, который я использовал лишь для того, чтобы посветить в лицо испуганному главе государства. Я отшвырнул коротышку и выскользнул из двери. Когда мы побежали по темной колее в туннель, раздались выстрелы.
– Вы в порядке? – спросил я Хэн Ту.
– Да, я в порядке. Вы мой новый телохранитель?
– Да.
– Спасибо вам, – сказал он с достоинством, несмотря на свое ужасное положение.
Я карабкался вниз по склону со стороны железной дороги, Хэн Ту трясся на моем плече. Позади нас все еще раздавались выстрели. Затем появились огни поезда. Я посадил председателя и закрыл его своим собственным телом, когда услышал шаги за спиной. Это был полковник.
– Вы в порядке, товарищ председатель? – спросил полковник настойчиво.
– Да, ни единой царапины. Этот молодой человек спас меня.
– Теперь вы должны вернуться в поезд, – сказал полковник.
– Нет, нам не следует идти туда! – запротестовал я.
– Выполняйте приказ! – резко оборвал полковник.
– Пожалуйста. – Я умолял. Мои ноги крепко увязли в земле.
В следующий миг раздался громкий взрыв, и столп огня покатился прямо на нас из конца поезда. Я быстро перекинул Хэн Ту через плечо, повернулся и побежал в противоположном направлении. Если бы я не сделал этого сразу же, могла взорваться вторая бомба, и мы бы уже были мертвы и погребены под булыжниками и камнями. Потолок туннеля от взрыва затрещал, и обломки породы дождем посыпались на нас. Земля вздрогнула. Тоннель начал разрушаться. Я понесся еще быстрее, маленький председатель пронзительно закричал от страха.
– Мы сделаем это, – задыхаясь, произнес я. – Я доставлю вас в безопасное место.
После бесконечного изматывающего броска я увидел свет в конце тоннеля. Достигнув выхода, я поднажал, взбираясь на холм, в удобное место. Спрятав Хэн Ту за скалой, я просмотрел местность и увидел след пыли, поднимающейся от горной дороги. Две машины со скрипом спускались с холма, исчезая с арены событий.
Как мне сказали позже, атака была организована сторонниками отставного генерала Дин Лона. Девять солдат остались погребенными под обломками камней, двух министров застрелили, а их тела сгорели при пожаре. Председатель КНР стал бы следующим, если бы я не спас его.
– Как вы догадались? – спросил меня полковник.
– Я родился в горах, – ответил я.
Без всяких церемоний мне присвоили звание полковника и Хэн Ту наградил меня за героический поступок золотой медалью.
– Отныне, сынок, я хочу, чтобы ты руководил моей личной охраной. Ты согласен?
– Да, товарищ председатель. – Я низко поклонился. – Для меня это будет большой честью.
Когда Хэн Ту сказали, что я недостаточно взрослый, чтобы руководить его охраной, тот сухо ответил:
– Он быстро повзрослеет, не беспокойтесь.
ГЛАВА 28

Дорогой!
Я перевернула еще одну страницу моей жизни. Ты знаешь, куда я направляюсь. Я чувствую это. Ты был очень занят, играя роль Будды, давая мне силы, чтобы я смогла наконец выбить дух из этого ненавистного толстого Чена. Разве ты не горд, что на сей раз я не убегаю и не прошу других защитить меня?
Теперь все позади. Я независимая женщина, не только в душе, но и в жизни. Я не только учусь в университете, оплачивая свое обучение, но вполне способна нанять няню для нашего сына, которого я привезла с собой. Деньги, хотя мне стыдно упоминать такое банальное слово, я получаю от издания моих мемуаров. На эти деньги я также снимаю небольшую квартиру за пределами университетского городка. Свой угол – это просто мечта. Я знаю, тебе бы понравилось. По правде говоря, твое отсутствие мне заменяет твой сын – какой он сейчас большой мальчик и как он счастлив жить в большом городе.
Благослови меня, всегда будь с нами, где бы мы ни путешествовали.
Суми
ГЛАВА 29

1980
ПЕКИН
Пекинский университет располагается в западной части столицы. Его архитектура очень походила на Запретный город, с его золотыми крышами, красной черепицей и каменными львами, охранявшими высеченный из камня вход. Было нечто скрытое в этом старом фасаде – нечто далекое от реальности, все еще грезящее о прославленном прошлом.
Я представил себе Конфуция сидящим на бамбуковой циновке, окруженного учениками, которые размышляли вместе с Учителем об актуальных в то время философских вопросах, заваривали чай и даже не подозревали о том, что проходят дни и века. Платой за обучение в те дни были кусочки сушеной свинины, а цели последователей заключались в том, что они проводили свою жизнь, скитаясь и распространяя правду, полученную от Учителя. Философия тех времен еще жила здесь – в гармонии со всем и в поклонении учителям. Без такой философии я не мог себе представить, как десять пар вонючих ног могут сосуществовать в тесной комнате общежития ночью, днем набиваться, как сардины, в лекционные залы и слушать почтенных беззубых профессоров, выкрикивающих те же самые лозунги, которые когда-то все орали на улицах.
– Я не могу больше выносить эти бесконечные лекции об эффективной коммунистической пропаганде, – заявила однажды Суми вскоре после нашего приезда, когда мы гуляли возле озера Веймина. – Предполагается, что я изучаю литературу, философию, иностранную и китайскую классику. Вместо этого все, что я делаю, – читаю пропагандистский материал в библиотеке.
– Ты слышала о клубе «Ядовитое дерево»? – спросил я. – Это секретный клуб, где его члены продают запрещенные книги.
– Правда? Давай присоединимся.
– Тебе необходимо продать одну или две книги, прежде чем ты сможешь присоединиться к запретному направлению.
– Ты знаешь, у меня есть одна такая, – сказала Суми улыбаясь.
– Правильно. «Сирота».
Той ночью я повел ее на лесистый холм за городком. Круглая луна озаряла лучами плотную листву, и освежающий бриз заставлял листья танцевать. На поляне дюжина молодых людей слушали флейтиста, игравшего на бамбуковой флейте старинную мелодию, как нельзя лучше подходившую к настроению лунной ночи.
Суми и я сели на краю поляны. На траве стояли кружки пива. Я был удивлен тем, как много пили студенты: и парни и девушки. Они тайно проносили пиво в пропахнувшие общежития, воровали его в кафетериях – небольшое преступление, если поймают, – и часто танцевали пьяными на столах. Они пили пиво на дни рождения, во время каникул, а большинство из них – по любому поводу и без повода.
Музыка прекратилась, и толпа громко загремела кружками, начались разговоры. Высокий парень подошел к нам и поприветствовал.
– Впервые здесь? Выпейте. Сейчас будут читать отрывок из «Анны Карениной».
– Мы хотим присоединиться к вам. Это Суми, первокурсница, специальность – литература, а я Тан Лон, студент первого курса юридического факультета.
– Фей-Фей, специальность – философия, старшекурсник. Я президент клуба «Ядовитое дерево». Очень рад, что встретил здесь вас обоих. – Он протянул руку. Суми и я одновременно сделали то же самое. Фей-Фей сначала пожал руку Суми, задержав ее дольше, чем необходимо.
– Хорошенькая, – он улыбнулся ей, затем потряс мою руку, – и вы тоже приятный молодой человек – прекрасная пара. Какую книгу вы принесли с собой? – спросил он.
– «Сирота», – сказала Суми.
– А вы? – спросил он у меня.
– «Сирота».
– Удивительно. Могли бы вы, товарищи, быть более… Впрочем, я ничего не слышал об этой книге. – Фей-Фей сделал еще глоток пива. – Но я заинтригован. Почему одна и та же книга?
– Я ее автор.
– А я издатель.
– Хорошо-хорошо, теперь мы поговорим.
Суми передала книгу Фей-Фею, который небрежно пролистнул ее.
– Посмотрим, издательский дом «Blue Sea». Я слышал о таком. Теперь, Суми, не будете ли вы так любезны прочесть для нас отрывок из вашей книги? Но только первые пять страниц, пожалуйста.
– Даже не главу? – спросила Суми.
– Нет, и помните, вы соревнуетесь с такими авторами, как Толстой, Набоков, Дюма-отец и Дюма-сын.
Фей-Фей прыгнул на пустой ящик из-под пива, стоящий в середине пьющей толпы.
– Друзья! – закричал он. – Любители книг! Сегодня я пригласил свою новую знакомую и, возможно, нашего будущего друга, Суми Во, автора книги «Сирота», которую я не имел чести прочесть. Я хочу дать ей десять минут нашего времени, чтобы вы послушали ее. Согласны?
– А как же «Анна Каренина?» – спросил кто-то.
– Толстого здесь нет, а Суми есть, – оправдывался Фей-Фей.
– Она не Толстой!
– Не очень хорошенькая, чтобы быть даже его горничной, – прокричал кто-то еще.
– Молодой человек, я бы не ставил ваше пиво на кон в этом пари, ибо наша Суми просто красотка. Даже наш бородатый Толстой пожелал бы ее.
– Давай тогда, сделай это побыстрее, и по возможности безболезнее.
– Эй, начинай, ты говоришь слишком много, Фей-Фей.
– А ты пьешь слишком много, черт тебя подери, – парировал Фей-Фей. – В следующий раз сам заплатишь за свое пиво.
Я покачал головой, опасаясь за литературное будущее Суми. Фей-Фей поклонился, и Суми заняла центральное место. Лунный свет красиво озарил ее лицо, и толпа, состоящая преимущественно из мужчин, успокоилась, но временное затишье вскоре наполнилось свистом и улюлюканьем.
– Какая же ты прелесть! Ты всегда можешь посидеть со мной на уроке химии, – сказал один мальчик.
– У меня есть история, которую ты можешь написать. Давай завтра выпьешь со мной пива, здание номер пять.
– Заткнись, непристойный пьяница! – закричал Фей-Фей, бросая в него пустую кружку.
Хотя Суми читала перед толпой впервые, она была спокойна и начала тихим голосом:
– Я не была уверена, что красива, пока об этом мне не стали говорить глаза мужчин. У меня не было родителей, которые расчесывали бы мои волосы, пели мне колыбельные и советовали посмотреть на себя в горном ручье. Красота не имела особого значения, но вот средства к существованию – да. Потому что с пяти лет мне пришлось жить одной в сиротском приюте. Он возвышался на пустынном полуострове, вдающемся в Тихий океан. Когда я поступила туда, мне дали ржавую железную чашку, прикованную цепью к моей шее, деревянную ложку, слишком толстую для моих губ и слишком большую для моего рта. Если я потеряла бы их, мне пришлось бы есть руками, так сказал директор школы. Моя рубашка была выкроена из старых лохмотьев, на два размера больше. Прежде она принадлежала взрослой женщине, которая утопилась в реке, и ее вещи никто не хотел брать в деревне, не говоря уже об этих лохмотьях. Меня обули в деревянные сандалии, вырезанные из кусков сосны, к которым были прибиты куски ткани, постригли наголо, хотя это все равно не спасало от блох и вшей. Гной сочился из порезов, покрывавших мою голову.
Однажды толстый директор школы ударил меня за то, что я украла два кусочка маринованных овощей. Я не плакала. Он спросил, почему я не плачу. Я ответила ему, что все мои слезы высохли. Но правда была в том, что слезы не принесут вам еды…
Толпа молчала. Пять страниц были прочитаны, затем десять. Когда закончилась первая глава, Суми остановилась и вытерла слезы рукавом. Задумчивые аплодисменты, начатые Фей-Феем, медленно переросли в продолжительную овацию.
– Что за ужасная жизнь. Это выдумка? – спросил чей-то голос.
– Нет, маленькая девочка – это я, и это – моя жизнь. Позвольте представить мне человека, который осмелился опубликовать эти мемуары, – Тан Лон. Кстати, это мой друг. По-английски – бойфренд.
– Счастливчик, встань! – закричал Фей-Фей. Я встал и взял Суми за руку. – Где мы сможем купить эту книгу? – поинтересовался Фей-Фей.
– Да, где? – спросил кто-то еще.
– Только по специальному заказу, – сказал я. – В настоящее время только в магазинах Фуцзяни.
– Что вы делаете там, в подпольном издательском мире? – заинтересованно спросил Фей-Фей.
– Мы делаем то, что, по нашему мнению, может изменить жизнь, – сказал я.
Суми окружили люди, каждый хотел получить копию и узнать адрес ее общежития, несмотря на ее публичное объявление о нашей романтической связи. Звезда родилась прямо у меня на глазах и принадлежала всем, кому понравилась она сама и ее сочинение. Я наблюдал за Суми с восхищением и уважением. Она краснела от избытка внимания, но тем не менее часто находила меня глазами и, улыбаясь, махала мне. Казалось, она говорила: «Я люблю тебя. Ты единственный».
Когда толпа рассеялась, Суми стояла передо мной. Ее глаза были похожи на два сияющих озера любви. Ее щеки горели желанием, а взгляд – томительной лаской.
Вместе мы вбежали в серебряный лунный лес и обнялись; луна и тихие деревья – свидетели нашей любви.
На следующий день долговязый Фей-Фей остановил меня, когда я шел завтракать.
– Я знаю несколько самых талантливых молодых писателей в этой стране, – сказал он, – но они не могут найти издателя.
– Что за работы?
– Всех направлений. Поэзия, проза, короткие рассказы, эссе, романы.
– Мне интересны новые идеи. Пиво за мной в любое время, когда ты хочешь поговорить о книгах.
– Согласен, – сказал Фей-Фей.
Он умел не только распознать хорошую книгу, но также сам был автором семи книг, которые никак не мог опубликовать. Он оказался одним из тех бывших студентов, кто был отправлен в деревню во время «культурной революции», кто оплачивал свое обучение в университете непосильным трудом. Теперь ему было о чем рассказать миру.
Школьная работа была для него пустяковым занятием. Отец Фей-Фея был редактором крупной газеты, а мать – танцовщицей. Он мог работать кем угодно. Правительство было в долгу перед Фей-Феем. Но при коммунистическом режиме, казалось, никакая работа не подходила ему. Непреходящее чувство горечи красноречиво проявлялось во всех его работах. Самая выдающаяся называлась «Под палящим солнцем». Это была мучительная история о лишениях и невзгодах жителей Северного Китая во время «культурной революции». В ней подробно описывалось, как партийные работники грабили своих однокурсников, занимались содомией со своими друзьями, воровали их деньги, возлюбленных, их молодость, мечты. Неудивительно, что Фей-Фей играл роль человека, который пережил это время и ненавидел его.
Я переправил работы Фей-Фея кораблем к Лене и попросил издать их как можно скорее. После получения восторженных отзывов от редактора «Blue Sea» я навестил Фей-Фея, привез ему аванс в тысячу юаней и предложил ему работу по поиску и редактированию работ в отделении «Blue Sea» в Северном Китае.
– Главный редактор северокитайского отделения «Blue Sea»? – криво усмехнулся Фей-Фей. – Я превзошел в должности своего отца.
– И скоро превзойдешь его снова с теми деньгами, которые заработаешь. – Я знал, на что следует делать упор.
Клуб «Ядовитое дерево» расцвел, как молодое дерево весной, когда Суми стала его почетным членом. Сеть подобных клубов вырастала как грибы после дождя в сотнях пекинских кампусах. В понедельник вечером Суми читала в Авиакосмическом техническом колледже, по вторникам – в Пекинском медицинском колледже, по средам – в художественной школе. По четвергам и пятницам она занималась со мной. По субботам после обеда мы брали Тай Пиня в Летний дворец и совершали прогулки на лодке по озеру Квинминг.
Мальчик рос ни по дням, а по часам. Он вытянулся на несколько сантиметров и носил хорошо скроенный хлопчатобумажный пиджак. У него были большие глаза и красивый тонкий нос. Много раз любопытные прохожие говорили, как похожи отец и сын. Когда Тай Пинь однажды бросился ко мне в объятия, назвав меня папой, я почувствовал, как теплая волна захлестнула мое сердце. Ребенок был так наивен и доверчив. Но мне было любопытно узнать, кто надоумил его называть меня таким образом.
– Я думала, ему будет приятно называть вас папой, – призналась няня. – Вы делаете для него гораздо больше, чем отец.
Роман «Сирота» постепенно становился национальным бестселлером, хотя официального рейтинга такого рода тогда не существовало. Но я узнал об этом, когда однажды няня сказала:
– Я знаю еще одну женщину, которую зовут Суми Во. Она автор книги «Сирота», которую читает моя внучка. Глупая девчонка переписала книгу для себя от руки.
Я бросился в ближайшее почтовое отделение, вытащил банкноту достоинством сто юаней и попросил служащего отправить Лене следующую телеграмму:
«Если ты этого еще не сделала, пожалуйста, немедленно запускай повторный тираж „Сироты“ в сто тысяч экземпляров для распространения в Северном Китае по нашему обычному дистрибьюторскому каналу. Тан».
Пять дней спустя я пошел на Пекинскую железную дорогу, чтобы лично проконтролировать отгрузку первой партии.
Той ночью в баре отеля «Пекин» Суми и я праздновали поставку – или лучше сказать, благополучное прибытие груза, без неожиданных проверок и вмешательств – ее книги на новую территорию. Мы впервые попробовали шампанское, и оба согласились, что теперь мы можем себе позволить привыкнуть к нему.








