Текст книги "Великие адмиралы"

Автор книги: Д. Свитмэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)

Воцарившаяся атмосфера всеобщей экономии привела к тому, что капитаны 1 ранга, намеченные к производству в адмиралы, не могли проводить в море более 1 года. В конце 1930 года Каннингхэм покидает «Родней» и становится комендантом казарм Королевского Флота в Чатаме. Именно он находился на этом ключевом посту, когда произошел знаменитый Инвергордонский мятеж 1931 года. В ходе событий Каннингхэм проявил истинное благородство. В своих мемуарах он не отрицает своей доли ответственности, так как не осознал полностью, к каким последствиям может привести сокращение жалования матросам. Каннингхэм руководил своими казармами железной рукой, однако при этом проявлял гуманность и понимание, проводя весь день среди моряков и пытаясь по мере сил решать их финансовые проблемы. Вероятно, поэтому в Чатаме почти не было волнений.

В 1932 году Каннингхэму сообщили, что он должен получить звание контр-адмирала. Закончив технические и тактические курсы подготовки старших офицеров в Портсмуте, он получил прекрасную должность – командующего минными силами Средиземноморского флота. В распоряжении Каннингхэма оказались 3 лучшие флотилии эсминцев Королевского Флота. С 1930 года Средиземноморский флот отрабатывал методы ведения ночного боя. Четфилд, который в этом году стал командующим флотом, был полон решимости «продолжать исследовать проблему, так как не подлежит сомнению, что ее значение возрастает, и она предоставляет большие возможности». Его активно поддерживал очень способный заместитель У.У. Фишер, который в октябре 1932 года стал командующим Средиземноморским флотом и продолжил эту работу. Каннингхэм готовил свои эсминцы, для которых ночные бои являлись самой важной задачей. Он добивался, чтобы эсминцы действовали еще лучше. Фишер оказался достаточно умен, чтобы начать готовить к ночным боям и линкоры. Вскоре после прибытия Каннингхэма в 1934 году были проведены совместные учения английских флотов возле Мальты. Средиземноморский флот «разгромил» Флот Метрополии благодаря внезапной ночной атаке. Эсминцы Каннингхэма сыграли в этом «бою» решающую роль, проведя предварительную торпедную атаку, несмотря на сильное волнение. Это позволило линкорам Фишера вести бой в наиболее благоприятных условиях.

Боевые инструкции линейных сил Средиземноморского флота эпохи Келли подчеркивали, что ночного боя следует избегать. Теперь их сменили инструкции, указывающие, что подобный бой является крайне желательным. Каннингхэм был наиболее подходящим адмиралом для использования подобной тактики, требующей решительности, инициативы, отваги, воображения, желания идти на риск, причем каждый корабль должен будет поворачиваться с проворством эсминца. Разумеется, в это критическое время, когда Абиссинский кризис сделал перспективу войны с Италией вполне реальной, здоровый и еще не старый Каннингхэм казался командирам своих эсминцев самым лучшим командующим минными силами.

Каннингхэм покинул Средиземное море в 1936 году, навсегда распрощавшись с эсминцами, что было довольно грустно, так как службе на этих маленьких кораблях он отдал почти 30 лет. Еще хуже оказалось то, что Адмиралтейство не нашло ему применения, особенно потому, что в июле он стал вице-адмиралом и отправлять его на какие-нибудь курсы было уже просто неловко. В начале 1937 года его сделали председателем комитета по изучению вопросов обитаемости и вентиляции кораблей Королевского Флота, так как в этой области давно назрела необходимость перемен. Однако тут среди командования флота началась целая эпидемия болезней и смертей, которая накануне Второй Мировой войны едва не обезглавила его. Утомление и напряжение Первой Мировой войны, разоружение и международные кризисы, которые осложнялись профессиональной привычкой все делать самостоятельно, не передоверяя работу подчиненным, могли подорвать самое крепкое здоровье. Результатом становилась болезнь, преждевременная отставка и ранняя смерть. К счастью для себя, Каннингхэм никогда не был «линкорным адмиралом» и артиллеристом, вдобавок Адмиралтейство как-то очень кстати находило возможность заставить его отдыхать. Поэтому он оказался в нужном месте списка старшинства, когда флоту потребовался его талант.

Первым в скорбном списке оказался У.У. Фишер, командовавший базой в Портсмуте. Опечаленный Каннингхэм присутствовал на его похоронах. Затем со Средиземного моря пришло известие, что командир Эскадры Линейных Крейсеров адмирал сэр Джеффри Блейк серьезно заболел. Каннингхэму предложили временно занять его должность. Но Блейк заболел слишком серьезно и ушел в отставку, поэтому Каннингхэм пробыл на этом посту дольше, чем предполагалось. Он примчался на Мальту и поднял флаг на гордости Королевского Флота линейном крейсере «Худ». В состав его эскадры также входили линейный крейсер «Рипалс», авианосец «Глориес» и ремонтное судно «Ресурс». Каннингхэм также оказался заместителем командующего флотом. Эту должность занимал сэр Дадли Паунд, с которым у Каннингхэма сложились хорошие отношения. Каннингхэм получил очень способного флаг-капитана А.Ф. Придхэма и вскоре начал вертеть своей эскадрой в привычном стиле. «Глориес» обычно действовал в одиночку, но, как показали учения, британский авианосец просто не мог поднять в воздух достаточно самолетов, чтобы обеспечить собственную безопасность. Поэтому Каннингхэм сделал вывод, что авианосец должен входить в состав линейного флота и действовать под его прикрытием. Это был не шаг в будущее, а откровенное отступление назад. Но нельзя видеть в этом ревность старого миноносника к самолетам, взявшим на себя функции эсминцев. По ряду причин Великобритания просто не смогла создать такую же мощную морскую авиацию, как Соединенные Штаты или Япония. В подобных обстоятельствах ограниченное число самолетов лучше было привязать к линкорам, тогда они могли добиться более серьезных результатов.

Для Средиземноморского флота начались трудные времена, так как в Испании вспыхнула гражданская война. Появилась необходимость вести патрулирование, чтобы к флоту националистов не присоединялись «неопознанные» корабли и самолеты, а также чтобы помешать итальянским подводным лодкам топить торговые суда. «Худ» крейсировал вдоль побережья Испании, и Каннингхэму приходилось неоднократно вести переговоры с командованием флота националистов. Он вел себя дружелюбно, но твердо. Адмирал также помог организовать прием итальянского флота на Мальте в июне 1938 года. Этот визит стал попыткой сближения между Великобританией и Италией.

Следующая работа Каннингхэма также требовала дипломатического искусства. В феврале Паунд сказал АВС, что тот избран уходящим Первым Морским Лордом Четфилдом и его преемником сэром Роджером Бэкхаузом на пост заместителя начальника Морского Генерального Штаба в Лондоне. Каннингхэму явно хотелось остаться на «Худе», и во время беседы он заявил своему потенциальному будущему командиру, что не подготовлен и вообще не подходит для бумажной работы. Бэкхауз знал его лучше и в ответ только улыбнулся. Каннингхэм был одним из тех исключительных людей, чьи природные способности делают недостаток формального штабного опыта не слишком важным.

Каннингхэм не знал этого, но должен был стать не только заместителем, а фактически Первым Морским Лордом, – в марте 1939 года Бэкхауз заболел раком. В тот же период Третий Морской Лорд ушел в отставку по болезни. Причем все это случилось в том месяце, когда гитлеровские войска вторглись в Чехословакию, вынудив Британию перейти от политики умиротворения к конфронтации. Многое зависело от Каннингхэма, который должен был представлять своего начальника в Комитете Начальников Штабов и Комитете Имперской Обороны. В отличие от Бэкхауза, Каннингхэм мог справиться с этими тяжелыми обязанностями, и он добился большого успеха во время первого появления на вершине власти.

Обострение кризиса в Европе поставило под вопрос дальневосточную политику Великобритании. В частности, появились сомнения в возможности отправки крупных сил флота в Сингапур. Очень может быть, что Бэкхауз, который уделял Европе больше внимания, чем Четфилд, избрал Каннингхэма своим заместителем именно по этой причине. Разумеется, Каннингхэм, досконально знавший этот театр и не обладавший опытом закулисных штабных интриг, сразу начал со всей энергией отстаивать идею сосредоточения усилий на Средиземном море. Флот, который увязнет в войне с Италией, просто невозможно будет быстро подготовить к отправке на восток. 5 апреля 1939 года Каннингхэм написал меморандум, в котором все это было изложено в довольно резких выражениях. «Существует огромное множество факторов, которые нельзя предусмотреть в настоящее время, а потому невозможно определить точно, как скоро после японского вмешательства флот будет отправлен на Дальний Восток. Равным образом невозможно точно определить состав флота, который будет предложено послать туда».

Каннингхэму очень нравилась идея атаковать Италию как слабейшего партнера Оси. Попытка оторвать Муссолини от Гитлера явно провалилась. Враждебность Муссолини подтвердилась буквально через 2 дня после того, как Каннингхэм подписал этот документ. Итальянцы вторглись в Албанию. Через неделю, 13 апреля, Каннингхэм стал членом важнейшего Комитета Имперской Обороны. Комитет рассмотрел предложения начальников штабов по определению европейской стратегии, которые касались вероятных операций с целью «выбить из войны» Италию.

Оказав помощь в разработке новой стратегии, агрессивный Каннингхэм становился самой подходящей фигурой для ее реализации. В мае Паунд был вызван в Англию, чтобы сменить умирающего Бэкхауза. Каннингхэм, который превратился в сэра Эндрю, получив в феврале Командорский Крест Ордена Бани, был назначен главнокомандующим Средиземноморским флотом с временным званием адмирала. 6 июня 1939 года он поднял свой флаг на «Уорспайте».

Однако вскоре Каннингхэм с разочарованием обнаружил, что в его отсутствие обострение отношений с Японией привело к тому, что в Лондоне опять возобладала традиционная точка зрения. 24 июля Паунд написал Каннингхэму о своих сомнениях в том, что Италию удастся вывести из войны первым же ударом. Поэтому перед ним снова встала старая дилемма британской стратегии межвоенного периода – сосредоточение главных усилий на одном театре могло привести к большим сложностям на других. Если преждевременно бросить линейный флот против Италии, он понесет потери, особенно от воздушных атак. И это может подтолкнуть Японию к вступлению в войну.

Паунд всегда советовал Каннингхэму быть откровенным, и тот не скрывал своих чувств. Он ответил, что письмо Первого Морского Лорда его «обеспокоило» и «крайне опечалило», и что его собственные «взгляды расходятся кое в чем с изложенными там». Каннингхэм утверждал, что опасность, грозящая линейному флоту, преувеличена. Он более уязвим, находясь в плохо защищенных гаванях, чем в море. Поэтому лучше использовать все имеющиеся силы против итальянцев, постаравшись выгнать их в море. Он писал: «Я не вижу смысла не позволять линкорам сделать то, что они могут, против державы, с которой мы находимся в состоянии войны, на том основании, что в будущем нам придется сражаться еще с кем-то».

К сожалению для Каннингхэма, Италия не присоединилась к Германии, когда в сентябре 1939 года началась война. Самый лучший из адмиралов Королевского Флота был вынужден смотреть, как раздергивают его флот для ведения войны в Атлантике. Однако Адмиралтейство еще до вторжения немцев во Францию поняло, что следует вновь укрепить флот Каннингхэма, и в мае 1940 года он снова поднимает флаг на «Уорспайте», вернувшемся из Атлантики. Теперь Каннингхэм имел в своем распоряжении 4 линкора, с которыми он начал свои операции против итальянцев, когда в июне 1940 года они все-таки вступили в войну. Он уже решил, что будет использовать свой флот для удержания господства в Восточном Средиземноморье и блокады Додеканезских островов, лишь изредка совершая рейды в центральную часть моря. Это шло вразрез с его желаниями, однако нехватка легких сил и особенно самолетов не оставляла иного выбора. Когда он сообщил о своих намерениях в Лондон, то получил ответ Паунда, что Черчилль счел их слишком «оборонительными». Впрочем, в личном письме Паунд сообщал, что сам он думает иначе. Это «удивило» и «разозлило» Каннингхэма, особенно в контексте переписки прошлого года. Каннингхэм сообщил Адмиралтейству, что «больше всего боится, что мы ничего не обнаружим, кроме самолетов и подводных лодок. Я должен принять меры против этого, прежде чем развернуть широкие операции в Центральном Средиземноморье».

Каннингхэм просто ненавидел «водителей с заднего сиденья», которые пытались мешать ему. Его гнев прорвался, когда он писал свои мемуары. Он сумел внушить своим морякам чувство превосходства над итальянским флотом.

«Каково бы ни было количество их линейных кораблей (данные колебались от 3–5 до 7), мы были совершенно уверены, что наш флот сумеет справиться с ними. Существовала лишь одна трудность, которую мы сразу осознали, но которой не понимали дома, и особенно – премьер-министр. Какой дьявол поможет обнаружить их, если мы практически не имеем никаких средств разведки. И как мы сможем задержать их, чтобы подойти вплотную… Это был пример вмешательства премьер-министра, которое приносило только вред. Он вообще не мог принести никакой пользы. Если главнокомандующий, который досконально знаком с ситуацией, не готов драться с врагом при первой же подвернувшейся возможности, не следует заставлять его делать это. Попытка управлять им с «заднего сиденья» является просто оскорблением».

Падение Франции заставило Каннингхэма продемонстрировать и моральную стойкость, и дипломатическое искусство. Ему пришлось отбивать настойчивые атаки Лондона, требовавшего принять жесткие меры против французских кораблей, находящихся в Александрии. Каннингхэм сумел мирным путем разрешить щекотливую проблему их демилитаризации. После этого в июле 1940 года в бою у Калабрии он подтвердил превосходство англичан над итальянцами, особенно в стрельбе на дальние дистанции. Этот бой резко ограничил активность итальянского флота до самого конца войны. К сожалению, оправдались самые мрачные опасения Каннингхэма относительно неэффективности авиации флота. Его единственный авианосец «Игл» не сумел остановить удирающего врага и не сумел защитить флот от атак итальянских горизонтальных бомбардировщиков. Когда к «Иглу» присоединился более современный «Илластриес», Каннингхэм сумел реализовать давно вынашиваемый штабом Средиземноморского флота замысел. Он решил атаковать итальянцев прямо в их базе. Налет на Таранто в ноябре 1940 года сократил вдвое силы итальянского линейного флота – были потоплены 2 линкора и поврежден третий. Но, к несчастью для Каннингхэма, этот успех сделал перспективу генерального сражения еще более призрачной. Зато на Средиземном море появились ужасные пикировщики Люфтваффе, которые в январе 1941 года едва не потопили «Илластриес».

Каннингхэм энергично выполнял программу активных действий. Его флот прикрывал конвои, обстреливал вражеское побережье, проводил воздушные атаки. Джеллико и Нельсон не могли выманить в море более слабый флот противника, чтобы уничтожить его, не удалось это и Каннингхэму. И все-таки он использовал свой единственный шанс. В марте 1941 года началась переброска морем английских подкреплений в Грецию. Это подтолкнуло немцев потребовать, чтобы Италия ввела в дело свой все еще сильный флот. 26 мая служба радиоперехвата Средиземноморского флота с помощью «Ультры» расшифровала несколько радиограмм и предупредила Каннингхэма о готовящемся выходе итальянцев. Это позволило ему своевременно убрать войсковые транспорты из опасной зоны, «чтобы очистить указанный район и таким образом заставить противника нанести удар в пустое пространство, одновременно сделав все возможное, чтобы нанести ему максимальные потери в это время». Каннингхэм опасался, что итальянцы узнают о выдвижении его флота в район запланированной ими операции и просто останутся в гавани, пока нехватка топлива не вынудит англичан вернуться. Исключительное значение приобретала скрытность, и 27 мая Каннингхэм разыграл целый спектакль, чтобы обмануть вражескую разведку. Он сошел на берег в Александрии, чтобы сыграть партию в гольф. При этом он захватил с собой чемодан, как бы намереваясь провести ночь на берегу. Но с наступлением темноты адмирал вернулся на «Уорспайт», и в 19.00 флот покинул гавань. Летающая лодка Королевских ВВС подтвердила, что вражеские крейсера и эсминцы находятся в море и направляются к Криту. В действительности в море вышли 3 итальянские эскадры. В состав одной из них входил новейший линкор «Витторио Венето» под флагом главнокомандующего итальянским флотом адмирала Анджело Иакино, который взял на себя руководство операцией.

Часть кораблей Средиземноморского флота уже находилась в море. 4 легких крейсера и 4 эсминца под командой вице-адмирала Генри Придхэм-Уиппела прикрывали войсковой конвой. Придхэм-Уиппел, который был командующим легкими силами Средиземноморского флота, в прошлом был капитаном одного из эсминцев той же флотилии, в которую входил «Скорпион» Каннингхэма. Он получил приказ встретиться с главными силами флота возле острова Гавдос юго-западнее Крита утром 28 марта. Но, прежде чем английские эскадры соединились, самолет с нового авианосца «Формидебл» заметил в том же районе итальянскую эскадру. Все сомнения исчезли, когда с «Ориона», флагманского крейсера Придхэм-Уиппела, заметили одно из итальянских крейсерско-миноносных соединений. Английские крейсера повернули, чтобы завлечь противника под орудия 3 линкоров 1-й эскадры. Однако скорость британских крейсеров была снижена неполадками в машинах «Глостера», самого сильного корабля эскадры. К счастью для англичан, стрельба итальянских тяжелых крейсеров оказалась исключительно неточной.

Чтобы поддержать своего старого товарища, Каннингхэм отправил вперед свой самый быстроходный линкор «Вэлиант» вместе с 2 мощными эсминцами типа «Трайбл». Но прежде чем они появились на сцене, итальянцы решили использовать ту же уловку и повернули назад, к своему линкору. Каннингхэм снова собрал воедино свои силы и пошел вперед со скоростью 22 узла – больше не позволяли развить машины линкора «Барэм», который давно не проходил модернизаций. Каннингхэм задержал, насколько это было возможно, атаку своих самолетов, чтобы предоставить возможность своим тихоходным линкорам как можно больше сблизиться с противником, чтобы воспользоваться повреждениями, которые нанесут итальянским кораблям самолеты. Однако опасное положение крейсеров Придхэм-Уиппела вынудило его сначала отправить в атаку торпедоносцы «Суордфиш» с аэродрома на Крите, а вслед за ними – «Альбакоры» «Формидебла». Интуиция не обманула Каннингхэма. Именно в этот момент британские крейсера заметили итальянский линкор, и их положение из опасного превратилось в отчаянное. От гибели их спасло только своевременное прибытие «Альбакоров», которые вынудили Иакино начать отход на север.

Самые мрачные ожидания Каннингхэма относительно того, что противник немедленно повернет назад, сбылись. Теперь англичанам приходилось надеяться лишь на то, что воздушные атаки сумеют остановить удирающих итальянцев. В 15.19 самолеты «Формидебла» (4 «Альбакора» и 2 «Суордфиша») всадили торпеду в корму итальянского линкора. Удачливый «Альбакор» был сбит, но «Витторио Венето» потерял ход. Из-за противоречивых донесений самолетов Каннингхэм плохо представлял ситуацию, и он отправил Придхэм-Уиппела выяснить, что же произошло. Это также позволило собрать все имеющиеся на авианосце самолеты для последней атаки в сумерках. Иакино выстроил свои корабли защитным кольцом вокруг поврежденного линкора. Итальянская эскадра уже двинулась дальше, когда прибыли британские торпедоносцы. Зенитчики отогнали их, однако «Суордфиш» с Крита торпедировал тяжелый крейсер «Пола», который итальянцам пришлось оставить в одиночестве. В 20.18 Иакино, который по-прежнему не получил ни одного донесения, в котором говорилось бы о присутствии британских линкоров, отправил на помощь поврежденному крейсеру тяжелые крейсера «Зара» и «Фиуме» вместе с 4 эсминцами.

Каннингхэм тоже принял тяжелое решение, которое оказалось одним из самых важных в его жизни. После долгого ожидания, в начале вечера он получил детальный рапорт опытного наблюдателя одного из самолетов-разведчиков «Уорспайта», который позволил ему ясно представить картину происходящего. Однако сообщение, что вокруг поврежденного итальянского линкора держатся по крайней мере 6 крейсеров и 11 эсминцев, делало погоню за ним довольно рискованной. Любой британский офицер в такой ситуации непременно постарался бы развернуть эсминцы на пути догоняющего противника. Штабные офицеры советовали Каннингхэму проявить осторожность, особенно потому, что флот давно не проводил ночных учений. Но примерно в 20.00 адмирал посмотрел на них «с хорошо знакомым стальным блеском в глазах» и назвал свой штаб «бандой вонючих засранцев». Так как наступило время обедать, АВС сообщил, что идет есть, а там посмотрит, «кто из нас окажется смелее». Во время трапезы Каннингхэму пришлось взвесить много факторов. Он знал, что британские методы ночного боя являются лучшими в Европе, и в этом отношении Королевский Флот намного обогнал итальянцев. Поэтому дожидаться утра было опаснее, чем продолжать погоню, так как на рассвете флот окажется в пределах радиуса действия германских пикировщиков. Вопрос заключался в том, послать ли немедленно эсминцы в атаку против опасной цели или дождаться утра, чтобы на рассвете дать бой, при этом подвергая флот риску мощных воздушных атак. Адмирал принял решение бросить вперед эсминцы, а линкоры должны были следовать за ними.

Учитывая характер Каннингхэма и сложившуюся ситуацию, следует признать, что иное решение было просто невозможно. Его природная агрессивность была отточена блестящим интеллектом, и она помножилась на многолетний опыт и упорные тренировки. Наступил тот критический момент, к которому он готовился всю жизнь. Требовалось принять единственно верное решение. Разумеется, его моряки, испытывавшие «здоровое презрение» к итальянскому флоту, не ждали ничего иного. В 20.37 Каннингхэм отправил вперед 8 эсминцев под командой капитана 1 ранга Филипа Мака, чтобы атаковать противника торпедами. Сам адмирал вместе с линкорами двигался следом. Результат был описан в начале главы. «Фиуме» и «Зара» разлетелись на куски под залпами тяжелых орудий, «Пола» был добит эсминцами Мака. Также были потоплены 2 итальянских эсминца. И за все это англичане заплатили потерей всего 1 «Альбакора» во время атаки итальянского линкора.

К сожалению, Каннингхэм тоже поддался горячке боя и в 23.32 отправил радиограмму: «Всем силам, не ведущим бой с противником, отойти на северо-восток». Так он намеревался отвести как можно больше кораблей «подальше от свалки эсминцев. Приказ был отправлен под впечатлением, что крейсера поддерживают контакт с противником». К сожалению, крейсера в бою не участвовали. Придхэм-Уиппел истолковал «очень плохой» сигнал в буквальном смысле и прекратил погоню. Так как Каннингхэм отвел свои линкоры подальше от опасности на восток, остатки итальянского флота получили возможность удрать.

Вероятно, более интенсивные штабные учения позволили бы найти точную формулировку приказа, не допускающую двоякого толкования. Однако Каннингхэм был достаточно великим человеком, чтобы признать свою ошибку.

«Оглядываясь назад, на сражение, которое теперь официально известно как бой у Матапана, я могу признать, что было несколько дел, которые можно было выполнить лучше. Однако спокойное рассмотрение предмета из мягкого кресла, когда имеется полная информация о происходившем, сильно отличается от управления боем ночью с мостика корабля в присутствии неприятеля. Постоянно следует принимать решения, на что отпущены считанные секунды. Быстро перемещающиеся корабли, проносящиеся совсем рядом, и грохот орудий не облегчают размышлений. Один тот факт, что бой происходил ночью, настолько сгущает туман над сценой, что кое-кто из участников может остаться в полном неведении относительно истинного положения дел. И все-таки, оглядываясь назад, я не могу найти объяснения решению отвести линкоры столь далеко на восток после боя с крейсерами, так же, как не вижу достаточного основания для приказа кораблям, не ведущим бой с противником, отойти».

Однако радость Каннингхэма приугасла ненадолго, так как результат боя оказался очень значительным. Уничтожение 3 тяжелых крейсеров устранило угрозу гораздо менее сильным британским крейсерским силам. Более важно то, что итальянский флот получил еще один болезненный урок, показавший его слабость, и потому до осени больше не выходил в море. По словам самого Каннингхэма, успешная эвакуация британских войск из Греции и с Крита «происходила под прикрытием боя у Матапана». Воздушная угроза оставалась достаточно сильной, но Каннингхэм сумел удержать моральный дух флота на исключительно высоком уровне, в очередной раз показав себя незаурядным командиром. [79]79
  Именно тогда была сказана знаменитая фраза, достойная быть высеченной на граните золотыми буквами. Британский флот понес тяжелые потери, но в ответ на предложение прекратить эвакуацию, бросив солдат на произвол судьбы, Каннингхэм сказал: «Чтобы построить новый корабль, нужно 3 года. Чтобы создать новую традицию, нужно 300 лет. Продолжать эвакуацию!» Прим. пер.


[Закрыть]

Ни разу больше адмиралу Каннингхэму не привелось участвовать в крупных сражениях. До конца войны ему приходилось проявлять лишь свои дипломатические и политические таланты. В апреле 1942 года Каннингхэм возглавлял делегацию Адмиралтейства на переговорах в Вашингтоне. После этого он вернулся на Средиземное море в качестве главнокомандующего экспедиционными силами союзников, высадившимися в Северной Африке в ноябре 1942 года. В начале 1943 года он получил звание адмирала флота и занял пост главнокомандующего Средиземноморским театром военных действий. Каннингхэм руководил высадками в Сицилии и Салерно. В сентябре 1943 года ему выпало удовольствие присутствовать при сдаче итальянского флота.

В следующем месяце он вернулся в Лондон, чтобы занять пост Первого Морского Лорда, освободившийся после смерти сэра Дадли Паунда. Помня о предыдущих конфликтах, Черчилль противился назначению Каннингхэма на эту высокую должность. Каннингхэм, как и раньше, продемонстрировал полнейшую неуязвимость к риторике Черчилля, что означало счастливое завершение эры Паунда. Каннингхэм проявил в боях незаурядную храбрость и стал одним из немногих адмиралов, завоевавших уважение Черчилля. Впрочем, АВС тоже уважал премьер-министра. Это взаимное уважение сделало очень успешной работу Каннингхэма на посту Первого Морского Лорда. Ни один другой «боевой адмирал» не имел интеллекта АВС, и потому лишь Каннингхэм сочетал гений флотоводца и полное доверие премьер-министра. В 1945 году, уходя в отставку, Черчилль представил лорда Каннингхэма к награждению Орденом Подвязки. В январе 1946 года Каннингхэм получает титул виконта Хиндхоупа, а в июне того же года покидает Адмиралтейство. После весьма активной «отставки» он скончался в 1963 году. Тело адмирала было опущено в море с борта новейшего ракетного эсминца «Хэмпшир».

Несмотря на большие успехи, достигнутые на высших должностях, его подлинным призванием было командование флотом в море. Истинный звездный час Каннингхэма пришелся на 1940 – 41 годы, когда Британия в одиночку сражалась против держав Оси. Харизматическая фигура Каннингхэма, «пылкого, агрессивного и нетерпеливого, сверкающего, удачливого и мальчишески хвастливого», «призового рысака», которого иногда приходилось останавливать его штабу, была именно тем, чего требовало отчаянное положение. В мае 1940 года, когда начался критический период, сэр Уолтер Коуэн отправил одно из многочисленных писем своему другу Каннингхэму. Грозный старый служака писал: «Нед, я думаю, когда все это триумфально закончится, ты покажешь себя лучшим среди всех». Он показал.