Текст книги "Великие адмиралы"

Автор книги: Д. Свитмэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)

Первую победу греки одержали 5 августа 1824 года, когда эскадра Сактуриса атаковала турецкий флот у острова Самос. 3 турецких корабля были взорваны 6 греческими брандерами, погибли 2000 вражеских моряков. Ярость турецкого адмирала была столь велика, что он приказал отрубить головы своему вице-адмиралу и командиру фрегата. После этого он спешно отправился в Галикарнасс на соединение с египетским флотом, преследуемый Сактурисом.

Миаолис направился туда же и встретился с Сактурисом возле Галикарнасса. С 17 по 29 августа греки сумели собрать 70 кораблей, вооруженных 800 орудиями. Общая численность экипажей равнялась 5000 человек. Кроме того, Миаолис имел несколько брандеров. Турецко-египетский флот имел в общей сложности 133 корабля: 3 линейных корабля, 16 фрегатов, 14 корветов, 70 бригов и большое число мелких судов. Турки располагали 2500 орудиями, численность экипажей равнялась 9500 человек. Кроме того, они имели 150 транспортов, на которых размещались 16900 солдат и 150 орудий.

Во время военного совета греки одобрили предложение Миаолиса немедленно атаковать противника в Галикарнасской бухте. Там находилось множество вражеских кораблей, и при попытке спешно сняться с якоря и поднять паруса им будет очень трудно избежать столкновений. Сначала действия греков успеха не имели. 25 августа они подожгли 6 брандеров, но ничего не добились из-за неблагоприятного направления ветра. Ночью бой ненадолго прекратился, так как Миаолис отошел в бухту Геронтас, чтобы прикрыть подходы к Самосу. Он был готов вмешаться, если противник попытается высадиться на остров. Но среди греков снова начались раздоры, несмотря на критическую ситуацию. Несколько греческих эскадр отделились от флота Миаолиса и подошли ближе к Самосу, другие предпочли ждать, отойдя к западу.

29 августа вражеский флот перешел в наступление. Турки пошли на запад, чтобы атаковать рассеявшиеся греческие корабли, а египтяне пошли прямо на флот Миаолиса. Рассредоточенные силы делали положение греков сложным. Вдобавок почти полный штиль сделал его еще более трудным, так как практически лишил Миаолиса возможности реагировать на действия противника. Однако он проявил обычную изобретательность и приказал спустить корабельные шлюпки, чтобы буксировать свои корабли. Миаолис решил двигаться на помощь отделившимся отрядам, которые находились в 15 милях от него.

Тем временем турки и египтяне открыли огонь, мешая Миаолису соединить свои разбросанные корабли. У греков оставалась последняя надежда – брандеры. Как только первые слабые порывы ветра подняли мелкую рябь на зеркально гладкой поверхности Эгейского моря, Миаолис отдал несколько приказов, ставших историческими:

«Приготовиться атаковать противника, и когда я сделаю вам сигнал, двигайтесь вперед. С божьей помощью сделайте все возможное, чтобы сцепиться с вражескими судами».

«Идите и сцепитесь с вражескими бортами. При выполнении приказа проявите все свое мужество».

«Смело атакуйте, и я подберу вас потом».

4 брандера сумели сжечь турецкий бриг и отогнали турок к египтянам, что дало наконец возможность греческим отрядам соединиться. Однако противник имел преимущество, так как находился на ветре. Орудия буквально раскалились докрасна, ведя непрерывный огонь, в воздухе плыл густой пороховой дым. Миаолис скомандовал своим брандерам общую атаку. 5 из них прорвали вражескую линию и взорвали тунисский фрегат с 1300 матросами и солдатами на борту. Так закончился бой, о котором известный французский морской историк адмирал Жюрьен де ля Гравьер писал: «На страницах морской истории можно найти очень мало столь же интересных эпизодов».

Уход противника из бухты Геронтас не означал окончания кампании. Последовало еще несколько столкновений вокруг Самоса и Хиоса. Канарис руководил действиями брандеров и сумел сжечь египетский фрегат и 3 мелких корабля. Эти новые потери вынудили Хозрева-пашу вернуться в Константинополь. Командующий египетским флотом Ибрагим-паша вернулся в Галикарнасс. После этого Ибрагим решил воспользоваться советом французского капитана 1 ранга Друо и вскоре подготовился к отплытию на Крит. Там он мог более спокойно готовиться к высадке на юге Пелопонесса.

Однако Миаолис после своей победы не стал почивать на лаврах, а немедленно направился на Крит. Его маленькая, но грозная эскадра сумела добиться ощутимого успеха, отбив у египтян прибрежный город Кания. Ночная атака против египетского флота у Гераклиона (1–2 ноября 1824 года) была настолько эффективна, что Ибрагим был вынужден поднять сигнал: «Приготовиться поднять паруса, чтобы спастись». Это было не удивительно, так как 20 египетских кораблей были уничтожены, а остальные разбежались кто куда – на Родос, Скарпанто, в Александрию. Последствия для капитанов Ибрагима оказались жуткими. Гнев командующего, вызванный новым поражением, был страшен. 10 капитанов из 15 были разжалованы и казнены. Остатки египетской эскадры были отведены для переформирования и подготовки новой экспедиции на Крит.

Миаолис разгадал замыслы врага и ждал развития событий, находясь в Критском море. Он использовал передышку, чтобы переговорить с утомленными экипажами. Он призывал людей сохранять терпение и веру, иногда жестоко ругая кого-то, иногда разговаривая мягко и ласково. Если даже не вспоминать недавнюю вспышку неповиновения, греческому адмиралу все еще приходилось бороться с последствиями разногласий среди руководства революционеров. Совет просто не желал его слушать, когда он требовал новые брандеры и деньги для продолжения борьбы. Вопиющее отсутствие согласия в правительстве в очередной раз вынудило Миаолиса вернуться на Идру, предоставив египтянам свободу действий. Ибрагим не замедлил ею воспользоваться и высадился на Крит. Отсюда до материковой Греции было всего 80 миль, преодолеть которые не составило труда. 24 февраля 1825 года первые египетские солдаты высадились на берег южного Пелопонесса. Греческое правительство было застигнуто врасплох. Охваченное паникой, оно спешно попыталось найти деньги на новую кампанию, руководить которой должен был Миаолис. А кто же еще?

Верный своей привычке атаковать, Миаолис попытался напасть на египетскую базу на Крите, но сильный ветер расстроил его планы. На сей раз удача была на стороне противника. Только 30 апреля Миаолис сумел нанести первый удар. 6 греческих брандеров атаковали египетскую эскадру в маленьком пелопонесском порту Метони. С чудовищной скоростью пламя перекидывалось с одного корабля на другой, пожрав 2 фрегата, 4 корвета, 6 бригов и от 13 до 20 транспортов. Вдобавок на берегу взорвались несколько складов, еще больше увеличив потери египтян.

К несчастью, нехватка брандеров и десантных судов помешала Миаолису развить свой успех. Более того, вышедший из Дарданелл турецкий флот вынудил греков разделиться на 2 эскадры. Одна направилась на север, вторая осталась на юге. Эти события заставили Миаолиса опасаться за судьбу революции. Огромная загруженность делами не позволила ему насладиться праздником, который устроили в его честь благодарные идриоты после боя в Метони. Миаолис был полностью поглощен драмой, разыгрывавшейся в Миссолонги.

Миссолонги был маленьким живописным городом, построенном на берегу бухты. Он стал центром сопротивления туркам в материковой Греции. Город был окружен с моря и суши огромными силами турок, но его защитники вписали славную страницу в историю Греции. В городе начался голод, однако его жители предпочли есть кошек, собак и других животных, чтобы не сдаться.

Миаолис был полон решимости не бросать жителей Миссолонги на произвол судьбы. Он собрал эскадру из 40 или 50 судов с боеприпасами и продовольствием, которые были так нужны в городе. 22 июля 1825 года он дал бой турецкой эскадре из 56 кораблей, в том числе 8 фрегатов, которая блокировала Миссолонги. Миаолис не пытался нанести противнику потери, он хотел отвлечь его от бухты, что позволило бы транспортам со снабжением прорваться в Миссолонги. Усмирив свой пылкий нрав, умелыми маневрами Миаолис увлек противника за собой, и 5 кораблей проскочили в город. После этого не приходится удивляться, что благодарные жители называли бастионы и батареи в честь греческих адмиралов: Миаолис, Сактурис, Канарис…

Хотя силы вражеского флота, блокирующего Миссолонги, увеличились со 135 до 145 кораблей, Миаолис решил повторить свою попытку доставить продовольствие и боеприпасы в Миссолонги. В конце января он сумел доставить в город продуктов еще на 2 месяца. Когда в начале апреля он вернулся в третий раз, оказалось, что войска Ибрагима захватили греческие укрепления на входе в бухту и полностью отрезали Миссолонги от моря. Миаолис отправил Центральному революционному совету депешу с требованием прислать суда с малой осадкой, а сам начал разрабатывать план прорыва в бухту. Однако прежде чем адмирал приступил к его выполнению, голод вынудил жителей Миссолонги принять отчаянное решение. В ночь на 22 апреля все жители города, военные и гражданские, попытались прорваться через вражеские линии. К рассвету из них уцелела лишь горстка.

Падение Миссолонги и распространение влияния турок по всему Пелопонессу поставили под сомнение будущее революции. Однако в то же время крепло по всей Европе движение филэллинов, которых вдохновляла героическая оборона Миссолонги. Все это увеличивало вероятность вмешательства ведущих европейских держав. Займы, выданные английскими банками революционному совету, привели к установлению особенно прочных связей между Греций и Англией. В июне 1825 года вожди революции выпустили прокламацию, выражая желание доверить борьбу за свободу и независимость Греции королю Георгу IV. (Как командующий греческим флотом Миаолис был одним из подписавших эту прокламацию.) Король отклонил это предложение. Впрочем, положение Георга IV тоже было сложным, так как на него давили британские кредиторы, требуя назначить адмирала Джорджа Кохрейна, лорда Дандональда, командующим греческим флотом. Поэтому английский король не дал революционным лидерам возразить, и в феврале 1827 года Кохрейн прибыл в Грецию. Он был назначен главнокомандующим и полностью отвечал за ведение морской войны.

А что Миаолис? Бывший командующий греческими морскими силами теперь командовал новым фрегатом «Эллас» (2200 тонн), построенным в Соединенных Штатах. Американец, который служил офицером в греческом флоте, рассказывал: «Я лично слышал, как Миаолис говорил, что охотно передаст командование своему отважному союзнику Кохрейну, и что, если это принесет пользу его стране, он сам готов служить даже юнгой».

Вклад Кохрейна в революционную борьбу не оказал серьезного влияния на ее исход. Под сильнейшим давлением общественного мнения правительства Великобритании и России предложили Оттоманской империи даровать Греции автономию. Султан отказался. Это привело к тому, что в июле 1827 года был заключен союз между Великобританией, Францией и Россией с целью оказать помощь грекам в завоевании независимости. Одновременно в Эгейское море был отправлен объединенный флот под командованием адмирала сэра Эдварда Кодрингтона, «чтобы помешать расширению военных действий». 20 октября флот Кодрингтона вошел в порт Наварин, расположенный на западном побережье Пелопонесса, где стоял на якорях турецко-египетский флот. Внезапно началась стрельба, причем обе стороны обвиняли в этом противника. Началась последняя крупная битва деревянных кораблей. К концу дня оттоманский флот был уничтожен, и независимости Греции больше ничто не угрожало. Вскоре после этого Кохрейн сдал командование греческим флотом и вернулся в Англию.

Тем временем граф Иоаннис Каподистрия, уроженец острова Корфу, который отличился на русской дипломатической службе, был избран первым правителем Греции. В 1828 году он высадился в Навплии под восторженные крики толпы и взялся за решение труднейшей задачи – формирование правительства раздираемого склоками нового государства. Однако довольно быстро приветственные возгласы сменились недовольным ропотом, когда новый правитель с согласия Национальной ассамблеи временно отменил некоторые статьи конституции. Однако Каподистрия вкладывал всю душу в создание греческого правительства. Обещанная ему помощь держав-протекторов (Британии, Франции и России) оказалась довольно двусмысленной. Так как каждая из этих держав стремилась играть решающую роль в греческих делах, их отношение к Греции менялось от помощи до откровенной вражды и обратно. Каподистрия также столкнулся с ожесточенным сопротивлением местной знати, которая обнаружила, что ее привилегии и власть серьезно ограничены после создания центрального правительства.

Каподистрия признал решающую роль, которую сыграл Андреас Миаолис в ходе войны за независимость. Отважный идриот получил высшее морское звание, и все его амбиции оказались удовлетворены. Другой знаменитый герой революционных войн, Константинос Канарис, получил точно такие же почести. Многие видели в этом тайные происки Каподистрии, который стремился посеять семена раздора между моряками, так как, объединившись, они представляли собой серьезную политическую силу, которая могла противостоять власти Каподистрии.

Миаолис почти не интересовался политикой в первые месяцы правления Каподистрии. Он был занят искоренением пиратства в центральной части Эгейского моря. Он поднял флаг на «Элласе» и патрулировал этот район во главе своей эскадры. Его способности были еще раз продемонстрированы с блеском во время стремительной кампании, когда он атаковал базы пиратов и захватил более 80 кораблей. Он внес новый вклад в укрепление молодого государства, когда участвовал в освобождении Хиоса. Его опытные канониры отправили на дно турецкий фрегат. Позднее он установил морскую блокаду Миссолонги, которая вынудила турецкий гарнизон капитулировать. Над прославленным городом снова взвился греческий флаг. Это событие стало последней операцией Миаолиса в ходе войны за независимость. Одновременно оно стало символом окончания 400 лет турецкого ига.

Наверное вы удивитесь, узнав, что в ходе всей войны Миаолис не потерял ни одного корабля. Один из кораблей Спеце был захвачен турками, когда в сентябре 1821 года во время погони стих ветер. Однако его экипаж успел бежать. В том же году еще один греческий корабль пропал без вести в море. Мы не располагаем точными данными о потерях в личном составе, однако, по оценкам они не превышают 1000 человек убитыми. Совсем иначе обстояло дело у турок. Одни только брандеры Канариса уничтожили 4 крупных оттоманских корабля, на которых погибло более 3000 человек. Во время остальных операций греческих брандеров, а также в различных столкновениях турки и египтяне потеряли в общей сложности более 25000 человек.

Хотя Греция добилась независимости в 1830 году, Каподистрия обнаружил, что его положение стремительно ухудшается. Франция и Британия негласно поддерживали недовольных его правлением. Местное население некоторых районов изгоняло представителей правительства, что провоцировало месть со стороны людей, сохранивших верность Каподистрии. Начались политические казни.

В 1831 году остров Идра начал вести себя как государство в государстве, игнорируя распоряжения центрального правительства. Миаолис, уверившись, что политика Каподистрии ведет Грецию к катастрофе, поддержал сепаратистов. Сначала Каподистрия стремился к компромиссу, благородно предложив забыть бунт Идры, если жители острова сохранят верность правительству. Обнаружив, что его призывы к переговорам остаются без ответа, Каподистрия решил показать силу. Он приказал Канарису привести в порядок корабли греческого флота на верфях Пороса и установить блокаду мятежного острова. Однако губернатор Пороса не уследил за Миаолисом. Адмирал прибыл туда во главе двух сотен моряков и захватил все корабли. После этого он просто отправил Канариса назад с пустыми руками.

Напряжение постепенно нарастало. Оппозиция требовала созыва Национальной ассамблеи, чтобы снять запрет с отмененных статей конституции и ограничить власть Каподистрии. Сам Каподистрия обратился за помощью к командиру русской эскадры в Эгейском море адмиралу Рикорду. Он убедил Рикорда направиться на Порос и подавить мятеж. Рикорд вскоре пришел к заключению, что вести переговоры с Миаолисом бесполезно, и решил применить силу. Тем временем командиры британской и французской эскадр тоже направились к Поросу, чтобы соединиться с русскими. Они тоже осудили мятеж идриотов.

Встреча между иностранными офицерами и мятежниками не привела к соглашению. Британский и французский командиры решили вернуться в Навплию, чтобы сообщить об этом Каподистрии и попытаться убедить его пойти на компромисс. Рикорд довольно резко обвинил их в разрушении альянса и немедленно направился к Поросу, чтобы атаковать мятежников. Миаолис без колебаний открыл ответный огонь. 2 русских корабля получили серьезные повреждения, их экипажи понесли тяжелые потери. Это вынудило Рикорда отойти.

Перестрелка Миаолиса с русской эскадрой хотя и была попыткой защититься, тем не менее потрясла очень многих. Это было прямое оскорбление флага одной из держав-протекторов. Рикорд сообщил французскому капитану 1 ранга Вайлану, через которого держал связь с Миаолисом, что намерен снова атаковать Порос. В ответ бесстрашный идриот заявил, что готов уничтожить все корабли на Поросе в случае враждебных действий русской эскадры. И 13 сентября 1831 года он доказал, что это не пустые слова. Он сжег флагман греческого флота, его гордость фрегат «Эллас» и корвет «Идра». Рикорд попытался отомстить, атаковав остров, как и обещал. Миаолис, которому исполнился 61 год, еле спасся. Под сильнейшим огнем русских он на маленьком кораблике добрался до Идры. Там его радостно встретили сограждане, одобрявшие любые поступки адмирала. Но с другой стороны, в своем рапорте Каподистрии Канарис писал: «Миаолис сжег «Эллас» и «Идру». Да будет проклято его имя навсегда».

Ситуация стремительно ухудшалась. Идра вскоре обнаружила, что находится в тисках блокады, установленной кораблями держав-протекторов. Новый командующий греческим флотом адмирал Канарис предпринял новую попытку договориться с мятежниками. Корабли идриотов проскальзывали сквозь блокаду к берегам Греции. Эмиссары мятежников пытались раздуть пламя недовольства и передавали деньги заговорщикам, намеревавшимся свергнуть правителя.

Пик кризиса наступил 9 октября 1831 года, когда в Навплии был убит Каподистрия. Единое правительство, которое он пытался создать, немедленно рассыпалось. Появились 2 греческих правительства, которые дружно объявили о своем суверенитете. Партия конституционалистов, к которой принадлежал Миаолис, победила. Когда державы-протекторы выбрали в качестве короля Греции принца Оттона Баварского, Миаолис был включен в состав делегации и направился в Мюнхен, чтобы в августе 1832 года встретиться с новым правителем.

Верность Миаолиса королю не осталась без вознаграждения. Он получил звание вице-адмирала греческого флота. Все, кто встречался с ним в этот период, описывают спокойного, мягкого человека, чья скромность просто не позволяла ему рассказывать о собственных подвигах в годы революции.

11 июня 1835 года в возрасте 67 лет тихо скончался Андреас Миаолис, честолюбивый моряк с острова Идра, человек, которому Греция обязана столь многим. Его могила находится на территории морского кадетского корпуса в Афинах, рядом с могилой знаменитого флотоводца древности Фемистокла, победителя в битве при Саламине.

Интродукция III
Эпоха машин на море
(1830–1866)

Хотя успех брандеров Миаолиса оказался самым эффектным техническим новшеством периода греческой революции, его влияние на эволюцию морской войны было нулевым. Все значение этого конфликта заключалось в том, что совпали два других события: бой у Наварина (последний бой парусных флотов) и появление парохода «Картериа» (первого парохода, участвовавшего в настоящем бою). Этот колесный пароходик водоизмещением 400 тонн был вооружен 8 – 64-фн пушками. Он обязан своим существованием и своей славой капитану Фрэнку Эбни Гастингсу, английскому филэллину и бывшему офицеру Королевского Флота, который 11-летним гардемарином участвовал в Трафальгарском сражении. По рекомендации Гастингса Греческий Революционный Комитет в Лондоне заказал этот пароход, и под его командованием корабль с сентября 1826 по май 1828 года отличился в боях с турками на суше и на море. Но практически все операции парохода закончились после того как Гастингс был смертельно ранен в бою против вражеских береговых батарей. Но к этому времени «Картериа» успел продемонстрировать потенциал паровой машины, самого первого из нововведений Эпохи Машин – бомбические орудия, броня, железные корабли, – которые в течение менее чем 30 лет полностью изменили все военные флоты мира.

«Картериа» не был первым паровым военным кораблем специальной постройки. Эта честь принадлежит 24-пушечной плавучей батарее, спроектированной во время Англо-американской войны 1812 года блестящим американским инженером Робертом Фултоном для защиты гавани Нью-Йорка от английских атак. Фултон назвал свою батарею «Демологос» (Глас народа). Конструктор умер до завершения постройки, и тогда корабль был переименован в его честь. В отличие от «Картерии», «Фултон» никогда не воевал. Война закончилась раньше, чем он был достроен, но в любом случае англичане отказались от атаки Нью-Йорка. Один из матросов завершил недолгую службу корабля в июне 1829 года, когда принес горящую свечу в пороховой погреб, чтобы разыскать картуз для выстрела вечерней пушки.

Тем временем 2 бывших гражданских корабля – паром с реки Гудзон и крошечный буксир – вступили в бой следом за «Картерией». Бывший паром «Энтерпрайз» превратился в корабль флота США «Си Галл» и дебютировал в феврале 1824 года захватом торговой шхуны. Он активно участвовал в уничтожении пиратов Вест-Индии. Через несколько месяцев буксир стал ЕВ кораблем «Диана» и во время Первой бирманской войны участвовал в подавлении мятежей туземцев на берегах реки Иравади. Появление этих кораблей совсем не означало вспышки интереса военных моряков к пароходам. Оба были приобретены по личной инициативе офицеров – коммодора Дэвида Портера и капитана Фредерика Марриэта соответственно. Они угадали огромную ценность таких мелкосидящих кораблей, способных самостоятельно маневрировать, в совершенно конкретных кампаниях. Карьера этих небольших пароходиков завершилась с окончанием боевых действий. В следующем десятилетии Королевский Флот приобрел несколько вспомогательных пароходов – буксиров, драг и тому подобных, даже вооружив некоторые из них. Французский флот в 1829 году спустил на воду авизо «Сфинкс», но пока еще не появился ни один крупный военный корабль с паровой машиной.

А между тем прошло уже 29 лет с того момента, как Уильям Саймингтон построил первый пароход, имевший практическое применение – колесный буксир «Шарлотта Дандас». По всему миру уже работали буквально тысячи гражданских пароходов, и отсутствие интереса военных флотов к паровым машинам приписывали обычному консерватизму моряков. В этом практически никто не сомневался. Когда всю жизнь служишь на корабле, который могут утопить, как-то невольно отдаешь предпочтение проверенным вещам.

Впрочем, военные моряки имели вполне законные причины, тактические и технологические, не спешить с использованием паровых машин. Тактически потому, что океанские пароходы имели огромные бортовые колеса, занимавшие треть длины корпуса, настолько же сокращая размеры бортовой батареи. Кроме того, эти колеса являлись прекрасной мишенью для вражеских ядер. Технологически потому, что паровые машины бил несовершенны и имели привычку ломаться слишком часто. Вдобавок ни один корабль не мог взять с собой угля больше, чем на несколько дней хода под парами. Во время долгих переходов корабли по-прежнему полагались на паруса. Фултон попытался решить тактическую проблему, сконструировав «Демологос». Он использовал одно широкое гребное колесо, расположенное в центре корпуса в диаметральной плоскости. Но такое решение, вполне пригодное для плавучей батареи, нельзя было использовать на океанских кораблях.

Но время шло, и постепенно повышалась надежность паровых машин, улучшались их характеристики. Это устранило технологические трудности, мешавшие их применению на военных кораблях. Британский и французский флоты в начале 1830-х годов построили несколько паровых шлюпов, самых малых военных кораблей, вооруженных 2–6 пушками. В конце этого десятилетия англичане, французы и американцы перешли к строительству паровых фрегатов. Эти корабли были гораздо крупнее и принесли гораздо больше пользы. Например, американский фрегат «Миссисипи» (3250 тонн), спущенный в 1842 году, являлся флагманским кораблем коммодора Перри во время Мексиканской войны. На нем Перри открыл двери в Японию. Фрегат совершил 2 кругосветных плавания, перед тем как погиб на реке Миссисипи (!) во время Гражданской войны. Однако тактические недостатки колесных паровых судов оставались слишком велики.

Их удалось устранить с появлением гребного винта. Это устройство освобождало весь борт для установки орудий и его нельзя было вывести из строя даже самым сильным обстрелом. Идея гребного винта родилась очень давно. К 1830 году несколько изобретателей – самым заметным среди них был Иозеф Ресель, лесничий австрийского флота, который построил первый пригодный для службы винтовой пароход, – продемонстрировали, что использование паровой машины стало вполне реальным. Однако почти никто из них не сумел заручиться поддержкой военных моряков. Это удалось только двоим. Они проявили чудеса красноречия и глубокое знание техники (такое интересное сочетание). Это были английский землевладелец Фрэнсис Петит Смит и отставной шведский офицер и инженер капитан Джон Эрикссон, осевший в Соединенных Штатах. Эрикссон руководил постройкой первого винтового военного корабля – корвета «Принстон» (954 тонны), вошедшего в строй в сентябре 1843 года. Смит сумел убедить британское Адмиралтейство, что винт более выгоден, чем гребное колесо. Он руководил установкой паровой машины на шлюпе «Рэттлер» (1115 тонн), испытания которого начались в октябре того же года. Полученные результаты полностью удовлетворили сторонников винта, и в 1845 году Адмиралтейство устроило сравнительные испытания «Рэттлера» с колесным пароходом «Алекто», имевшим те же размеры и ту же мощность машины. Результаты испытаний убедили даже закоренелых скептиков. Апофеозом стал эпизод, когда корабли сцепили между собой, и они дали полный ход. «Рэттлер» потащил колесный пароход за собой со скоростью 2,5 узла.

В том же году французский флот первым спустил на воду винтовой фрегат «Помона» (2010 тонн), машину для которого спроектировал Эрикссон. Королевский Флот переоборудовал в пароход строящийся парусный фрегат «Амфион», который вошел в строй в 1846 году. В 1847 году вошел в строй фрегат «Даунтлесс», который сразу был спроектирован с паровой машиной. И опять французский флот вырвался вперед, так как в 1848 году заложил 90-пушечный винтовой линейный корабль «Наполеон». Проект подготовил молодой инженер Дюпию де Лом. Королевский Флот, который раньше перестроил 4 двухдечных линейных корабля в плавучие батареи с паровой машиной, начал работы на своем первом винтовом 91-пушечном линейном корабле «Агамемнон». Он вышел в море в 1853 году. Но к этому времени эпоха парусных судов закончилась, по крайней мере технологически. Колесные пароходы в составе военных флотов тоже можно было пересчитать по пальцам. Если не считать канонерок для прибрежных и речных операций, которые во множестве наштамповали американцы в годы Гражданской войны, после 1853 года военные корабли с гребными колесами больше не строились.

Несмотря на все свои недостатки, колесные пароходы внесли большой вклад в триумф паровой машины. Они участвовали в нескольких кампаниях и экспедициях, явственно показав преимущества, которые получает корабль, не зависящий от ветра и течений. Ни один из этих конфликтов не был отмечен серьезными морскими боями, и большей частью колесные пароходы играли вспомогательные роли, вроде буксировки парусных кораблей на исходные позиции для бомбардировки. Однако в двух случаях они оказывались в центре внимания. Первый имел место в октябре 1845 года на реке Парана в Аргентине возле порта Облигадо. 3 парохода из состава небольшой англо-французской эскадры сумели прорвать бон, установленный поперек реки, подавили береговые батареи и потопили 3 канонерки, с помощью которых диктатор Рохас пытался перекрыть иностранным судам доступ в реку. Второй случай произошел в марте 1847 года в мексиканском порту Веракрус, где маленькие американские пароходы «Спитфайр» и «Виксен», каждый из которых вел на буксире 2 парусные канонерские лодки, подошли на дистанцию 600 ярдов к замку Сан-Хуан де Уллоа и оставались там более часа, не получив ни царапины. Наконец встревоженный коммодор Перри приказал им отходить. Потом мексиканские артиллеристы объясняли, что просто не могли придать своим орудиям нужный угол снижения, чтобы стрелять по кораблям, подошедшим вплотную к крепости.

К началу Крымской войны в 1853 году винтовые корабли, в том числе «Наполеон» и «Агамемнон», смогли присоединиться к колесным пароходам, чтобы показать полезность паровых машин, которая значительно возросла со времени прошлых войн. Они активно использовались при атаках русских укреплений на Балтийском и Черном морях. Спустя 3 года французский морской министр барон Франсуа Гамелен, который в 1854 году командовал французским флотом на Черном море, кратко просуммировал полученный опыт, изрекши то, что уже стало банальной истиной: «Ни один корабль без паровой машины не может считаться военным кораблем».

Крымская война также дала драматическое доказательство эффективности еще одной новинки, которая полностью изменила ход войны на море, – разрывного снаряда. Сами по себе бомбы не представляли чего-то нового. Строились специальные «бомбические корабли», на которых устанавливались одна – две мортиры. Они вели навесной огонь по береговым фортам. Впервые эти корабли использовали французы в 1682 году, послав в составе флота для обстрела Алжира 5 galiotes a bombes. Так как бомбы представляли исключительную опасность в случае пожара или случайного взрыва, они редко находили себе место в погребах кораблей, предназначенных для боя с другими кораблями. Их влияние на ход морских операций было ничтожным.

Резкое увеличение их значимости произошло благодаря французскому артиллеристу генералу Анри-Жозефу Пексану. Он окончил Политехническую школу и был ветераном 9 наполеоновских кампаний. Тогда еще майор Пексан ни одного дня не прослужил на флоте, но интересовался вопросами морской войны и в 1822 году опубликовал книгу « Nouvelle Force Maritime». В ней он доказывал, что Франция может сокрушить деревянные стены Британии, построив множество маленьких бронированных пароходов, вооруженных 1–2 бомбическими орудиями. Пексан писал: