Текст книги "Сёши (СИ)"

Автор книги: Christian Bergensen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

   Было. Пока мы не пришли.

   Стоило подойти к ближайшему дому, и нам навстречу выплеснулась радостно галдящая волна. Собаки и дети. Весёлый лай, писк и куча вопросов. Заперекликались и выбежали взрослые. Я чувствовал себя слишком замученным, чтобы искренне приветствовать новых знакомых, но этого никто и не требовал. Какаши сказал, что мне нужно отдохнуть, и мы мигом оказались под крышей.

   На растерзание охочих до свежих новостей Хатаке остался безотказный Гай.

   Хатаке Какаши и другие Хатаке

   У меня аж сердце запнулось, когда мелкий рассказал про взорванное убежище.

   Спалить документы и свитки Орочимару потому, что его дзютсу "гадостные"?! Волосы дыбом!! Страшно подумать, что могло оказаться внутри. Непривычный к детским выкрутасам Гай чуть заикаться не начал. Всё пытался образумить Сёши и объяснить, что жечь чужие свитки и взрывать крепости очень опасно. Если что-то не нравится, то нужно просто пожаловаться ему – Благородному Зверю Конохи. Он придёт и с удовольствием всё разрушит своей Пылающей Силой Юности. Мелкий проникся и пообещал больше так не делать.

   Новости о Саннине требовали нестись домой, ну или хотя бы отправить Майто с донесением, но здоровье сына казалось мне важнее, чем все нукенины мира. Представив, какой нагоняй устроит Хокаге за задержку важных сведений, я наспех обдумал последствия и решительно наплевал.

   Ворота Конохи не штурмуют – значит, не срочно.

   Сведения потерпят. Сначала Сёши. Малыш нуждался в срочной помощи, но госпиталь Конохи был для нас закрыт. Метку на спине непременно заметят. Выйдет не лечение, а множество неприятных вопросов, новые проверки и закономерный провал моего укрывательства. Поэтому со всей возможной быстротой мы шли на север в селение родичей, в сторону совершенно противоположную Скрытому Листу.

   Собаки почуяли нас ещё на подходе – навстречу гостям высыпала беззаботная малышня. За прошедшие шесть лет тут ничего особо не поменялось. Перестроили пару домов, появились новые детские лица, а мои сверстники казались непривычно взрослыми. И, в общем-то, всё.

   Родные радовались, но Сёши жалобно морщился от шума. Сократив приветствия до неприличия, мы убрались в дом. Одна из моих дальних-предальних тёток поспешно расстилала футон в гостевой комнате, ободряюще улыбаясь в ответ на извинения. Сын вскользь глянул на окружение и облегчённо распластался на постели. Я потихоньку, стараясь не беспокоить раненую руку, вынул его из куртки.

   Засыпал мелкий почти мгновенно, но через несколько минут сон превращался в кошмар. Лекарства помогали плохо, а соваться к нему с гендзютсу Багу запретил. Теперь вся надежда была на умения деда Саваги – уж по части лечения ран старик легко мог поучить половину коноховских костоправов. Главное, чтобы он сидел в деревне, а не убрёл погулять по горам на недельку-другую.

   Сёдзи сдвинулись на ширину ладони, и тонкая рука поманила меня в коридор.

   За стенкой пряталась хорошо знакомая мне парочка. Канзо и Рёко. Брат и сестра. Разные, как полдень и полночь. Канзо – широкоплечий и светлый, острослов и выдумщик. Рёко – стройная и темноволосая, мягкая тень ехидного брата. Последний раз мы встречались в детстве, и тогда эти двое считались настоящим бедствием. Унять их мог только суровый дед Саваги, да и то ненадолго.

   – Давно не виделись, Какаши! – Канзо веселился. – Нам сказали, что кто-то додумался доверить тебе ребёнка, и ты уронил его с дерева.

   – Обхохочешься, – сейчас мне меньше всего хотелось изощряться в насмешках. Я послал за лекарем, а притащились эти двое. – Где Саваги-сан?

   – Дедушка опять ушёл в гости к пёсикам. Мы его раздражаем своей суетой. Вот и приходится нам с сестричкой всех тут пользовать. Веришь, некоторые даже чихнуть боятся?

   – Хватит дурачиться! – сестра пихнула балабола локтем. – Какаши, выкладывай, что с твоим сыном.

   Я перечислил раны и описал самочувствие.

   – Он не испугается чужих?

   – Нет. С этим всё в порядке. Наоборот, сейчас ему страшно оставаться одному.

   Канзо и Рёко хлопотали вокруг мелкого. Сестра занималась последствиями контузии и раной над ухом, а брат сломанной рукой и остальными синяками. Через час их забот Сёши уже не казался таким замученным и отчётливо порозовел, но мои переживания никуда не делись. Бой, смерть, подземелье Орочимару, телесные травмы, истощение чакры, почти двое суток, проведённых под кучей камней в беспомощности и неизвестности. Как всё это скажется на ребёнке?..

   Канзо закончил укрепляющее дзютсу на сломанном запястье, заменил жёсткий лубок плотной повязкой и кивнул мелкому.

   – Недельку придётся отдохнуть. Зато потом будешь как новенький!

   Сёши поднял взгляд, молча спрашивая о наших дальнейших планах.

   – Мы поживём тут, пока ты не поправишься, – я погладил криво обкромсанные волосы, радуясь тому, что жар уменьшился. – Сможешь немного побыть без меня? Постараюсь скоро вернуться.

   Мелкий неуверенно вздохнул:

   – Попробую... Только вдруг усну! Пусть кто-нибудь со мной посидит.

   Рёко немедленно согласилась:

   – Спи сколько нужно, мы с братом останемся здесь. А хочешь, позову тебе собаку? Пушистую-пушистую! Хочешь?

   К собакам мелкий питал слабость, как прирождённый Хатаке.

   – Хочу. Спасибо... извините за хлопоты, Рёко-сан...

   Улыбнувшись, сестра вытащила из причёски острую шпильку.

   Решилась подписать Договор?

   Движение пространства, хлопок, и белая матаги кэн разлеглась на полкомнаты. Рёко с гордостью затормошила огромную псину, демонстрируя достоинства своей спутницы:

   – Вот знакомься, Сёши-чан, – это моя Джунко... О-о! Джунко с радостью тут поспит. Поспать она любит. А еще покушать... Ты не хочешь кушать, малыш? Нашим мамам только дай постряпать!..

   Под воркование сестры я утёк в коридор.

   Напарник нашёлся в комнате неподалёку. Наспех привёл себя в порядок и сосредоточенно занимался снаряжением. Моему скорому приходу он удивился.

   – Как Сёши-чан?

   – Заметно лучше. Отдыхает... Мы пробудем здесь какое-то время.

   – Понимаю, – Гай помолчал, критически разглядывая свою полупустую аптечку. – Как планируешь сообщить в Коноху?.. – не желая трепать вслух имя одиозного нукенина, он добавил к вопросу печать Змеи.

   – Напишу письмо. Твоё задание я закрываю. Можешь сообщить Хокаге, где мы находимся и сказать, что мелкий плохо себя чувствует. Всё остальное – наши семейные дела, которые никого не касаются.

   – Если нужно, я могу вернуться за вами через пару недель.

   – Спасибо. Не хочу злоупотреблять твоим временем. Пришли сюда тройку чунинов, этого будет вполне достаточно. – Я благодарно поклонился. – Очень признателен за всё, что ты для меня сделал...

   Признательности решительно оборвали.

   – Что ты несёшь, Какаши?! Не вздумай меня оправдывать!! Это худший провал миссии! Даже не знаю, как быть... как мне с Сёши... теперь... – раздосадованный Майто запыхтел, как чайник.

   Гай и его щепетильность. Спас меня и мелкого, и всё ещё недоволен. Я так не радовался, наверное, с самого детства, а этот невозможный дуралей ворчит.

   – Сёши жив и скоро поправится. Я в порядке только потому, что ты об этом позаботился. Уж позволь мне побыть благодарным.

   Друг ожидаемо смутился, но быстро опомнился:

   – Ты уверен насчёт порядка? – он бесцеремонно покрутил меня из стороны в сторону. – Между нами, Какаши, выглядишь полудохлым. Поспи хоть немного. Этот твой глаз...

   – Я отдохну. И ты тоже, иначе свалишься по дороге.

   Зря сказал. Упрямый соревновательный дух вспыхнул немедленно.

   – Ха!! Скажешь тоже! Да мы тащились... как черепахи! Не волнуйся, Какаши. Усталость – это пустяк! Спорим, я доберусь до Конохи меньше, чем за сутки?!..

   Спорить я не стал. Кое-как утихомирив двужильного напарника, объяснил, что собираюсь выяснить у Сёши побольше подробностей о подземной крепости. Заверил, что этого времени вполне хватит, чтобы помыться, поспать и пополнить истраченные запасы. Друг попенял на недостаточное Цветение Юности в моей душе, но смирился.

   Вот так-то. И пусть не рассчитывает отвертеться от благодарности.

   Возвращаясь через сад, я обернулся на северный склон долины. Тонкая нитка лестницы всё также тянулась с уступа на уступ, но зелёная стена сосен надёжно скрывала семейный храм от случайных взглядов.

   Жизнь опять распорядилась по-своему, превращая случайный обман в правду. Уходя из Конохи, я не задумываясь наплёл каге, что собираюсь отвести сына в фамильное святилище ради родового хидзютсу. И вот мы здесь. Неожиданно.

   Может, это какой-то намёк свыше?

   Ага, например, на то, что не стоит излишне завираться.

   Сбрасывая напряжение, я крепко растёр лицо. Неуютно без маски. Зато тянущее чувство в шарингане почти исчезло.

   Сёши спал, зарывшись в собаку, как в меховое покрывало. Рёко поглаживала его по плечу и тихо шептала на ухо, когда он вздрагивал. Поймав мой обеспокоенный взгляд, проговорила одними губами:

   – Всё образуется. Скоро будет бегать, словно ничего не случилось. Вот увидишь.

   – Просто я никогда не видел его таким...

   Беспомощным и слабым.

   Канзо поправил тлеющие палочки кайко, чтобы пепел не падал на стол, и успокаивающе зашелестел:

   – Не волнуйся. Судя по внутренним повреждениям, он попал под выброс чакры и ударную волну. Несколько дней почти не пил. К тому же сильно ушиб голову. Малышу следовало лежать, а вы додумались таскать его на руках, – он нарочито нахмурился, но не стал развивать эту тему, понимая, что иногда другого выхода нет. – Некоторое время будут частые перепады настроения, страхи, тревога, плохие сны, но постепенно это пройдёт.

   Сестра добавила:

   – Он не прячется в уголке и не отворачивается к стенке, а живенько на всё откликается. Выносливый и упрямый ребёнок. Так что не суетись, Какаши. Учись проявлять терпение. И почтительно слушать наши советы!

   Родичи одинаково насмешливо ухмыльнулись.

   Мне оставалось только кивать и кланяться. Удивительно, что эти головорезы выбрали путь своего ворчливого деда. Старый склочник Саваги вечно их ругал и ценил дешевле потёртого сэна, а теперь оставляет семью им на попечение.

   Сёши, наблюдения и соображения

   В перегородку между ванной и раздевалкой легонько постучали.

   У-уу... как же не хочется наружу! Вкусный пар, тёплый деревянный бортик под головой, пахнущая травами водичка. Век бы не вылезал. Да кто ж разрешит?

   Канзо и Рёко оказались настоящими тиранами от медицины. Они опасались перегревать мою разбитую головушку, и несчастному больному ребёнку дозволялось лишь плюхаться в тазике. Намываясь, как кошка лапой, я люто завидовал остальным домашним. Они-то в любой момент могли устроить себе баньку на выбор: хоть паровую, хоть водяную, хоть из кедровой стружки... Но сегодня мне тоже разрешили полежать в тёплом (не горячем!) офуро. Я просился покупаться хотя бы четверть часика – сторговались на пяти минутах.

   Совсем чокнулись на почве моего здоровья!

   Единственным спасением от диктата и произвола была Джунко. Когда родня слишком уж наседала, невозмутимая собака сажала меня к себе на загривок и решительно утаскивала гулять. На некоторое время это остужало страсти и восстанавливало мир. Впрочем, если забыть о безумствующих взрослых, то жизнь в горах мне нравилась. Новые знакомые, зимняя полусонная природа, деревенская живность, разнообразные псы (говорящие и обычные) – всё шло на пользу. Башка зажила. Сломанное запястье почти восстановило подвижность. Шрамы светлели и таяли с каждым днём. На память о пережитом осталась только вялость мышц, головные боли и неточность движений. Ну и кошмары. Само собой.

   – Сёши-чан, хватит тебе мокнуть.

   В натопленное помещение просочился Канзо с охапкой одежды и полотенец.

   – Вылезай-вылезай, вечером ещё одну сделаем, с пионовым корнем, – он нагнулся, собираясь выудить меня из бадьи, и его длинные волосы немедленно плюхнулись в воду.

   – Ой! Простите, Канзо-сан!

   – Ты-то тут причём? – семейный врач усмехнулся, отжимая намокший хвост.

   Ближе познакомившись с роднёй, я выдвинул гипотезу о том, что в незапамятные времена первый Хатаке нечаянно съел какой-то особый генетический закрепитель. Во всяком случае, дети у них водились лишь двух мастей: светлые мальчишки и черноволосые девчонки. Но только Канзо отрастил себе пижонский хвостище в Джирайя-стиле и теперь маялся с ним. Полотенца пригодились нам обоим.

   После офуро он не позволил мне сразу удрать, а закутал и уложил на лежанку.

   – Отдохни. Сердце нужно остужать потихоньку. Ты и так его загоняешь каждую ночь.

   – Я не хочу. Так получается.

   – Ну, что ты, Сёши-чан, я же не ругаю! – запротестовал Канзо.

   В том-то и дело. Никто не сердится, а все равно гадко. Родные каждую ночь дежурили возле моей постели, и только благодаря их усилиям я до сих пор не скатился в тотальную фобию сна. Последним средством, которое мы ещё не пробовали, оставалось гендзютсу. Брат с сестрой протестовали, требуя дождаться, пока пройдут последствия контузии, но сегодня Какаши их уломал. Пообещал действовать невероятно осторожно.

   Если верить отцу, это что-то вроде общего наркоза. Раз! И тебя нет. И никаких снов.

   Немного боязно, но очень хочется!

   Из ванной я слинял через окно. В доме правили женщины, поэтому любой неосторожный проход по коридору был чреват для меня лёгким перекусом... из тринадцати блюд. Понятно, что подвалы Орочимару никого не красят, но желудок тоже не бесконечный. Разом осилить наготовленные «крошечки» и «капельки» мог бы какой-нибудь безотказный проглот, вроде Наруто, а у меня в последнее время проблемы с аппетитом.

   Поэтому до официального обеда мы с Джунко прятались в самом дальнем углу сада, за кустами вечнозелёного бересклета. Большая собака считала меня "забавным щенком" и великодушно позволяла валяться на своей мохнатой спине, чем я беззастенчиво пользовался, взамен насвистывая ей бесконечные музыкальные темы из "Властелина колец".

   Теперь мне было намного понятнее, что мог чувствовать Гаара.

   Не имеет значения, как сильна твоя воля и сколько у тебя чакры – от тех, кто приходит во сне, защиты нет. Когда сутки напролёт не можешь уснуть, то голосам окружающих начинают вторить голоса призраков. Мне было легче, чем одинокому джинчурики из Суны. Я знал, ради чего упираюсь и не отчаивался, но чувство, что бессонница начинает потихоньку грызть рассудок, пугало и меня.

   Джунко повела носом.

   – Какаши нас ищет.

   Отец заглянул в кусты через секунду.

   – Сёши, уже обед. Тебя ждём.

   – Ага. Извините, Какаши-сан.

   Я подобрал сброшенные дзори, собираясь обуться и идти, но он легко усадил меня к себе на плечо. Тоже изрядно натерпелся, хоть и делает вид, что всё ему нипочём. Гай перед уходом просил присмотреть за ним, говорил, что с шаринганом какая-то фигня...

   Хатаке Какаши, Сёши и чувство вины

   Мелкий посопел, перекатился на другой край футона, но не проснулся. Я переставил лампу, чтобы свет не падал ему на лицо, пододвинул к себе новый свиток и вывел первый знак на чистой бумаге.

   Всё-таки у Канзо и Рёко гораздо больше времени и нужного опыта. Замечательные оздоровительные практики, которые пёстрой грудой вывалил Сёши, просили к себе вдумчивого отношения. Им требовались умные головы и умелые руки, чтобы выбрать лучшее, отсеять сомнительное и бесполезное, провести кропотливую работу по созданию новых хидзютсу. Таких, против которых не возразит даже наша капризная старейшина.

   В госпитале Конохи отличные ирьёнины. Которые единодушно твердили, что из-за шарингана, поглощающего часть моей чакры, я никогда не смогу открыть три последних потока. Ирьёнины говорили, что любые тренировки дадут лишь усиление существующего кейраку-кей. Полагаю, мой врач сильно удивится, когда узнает, что его подопечный открыл шестой и недавно ощутил пробуждение седьмого потока.

   Перед отлучкой в Узу, я несколько раз досуха выжимал всю доступную чакру, и убедился, что её количество уже шагнуло за "непреодолимый" порог.

   Сонное дыхание мелкого прервалось.

   Второй раз за час. Всё-таки придётся использовать гендзютсу. Но прежде чем я успел отодвинуть свиток, сын взвился на постели. Перепуганным взглядом обвёл комнату... и обессилено упал назад, хватая воздух. Опять. Отложив кисть, я пересел на край футона.

   – Простите, – Сёши шмыгнул носом, – отвлекаю?

   Эта новоприобретённая манера извиняться через слово неприятно царапала. Вежливость хороша, но во всём должна быть мера. Родные радовались каждый раз, когда он хоть что-нибудь у них просил, а мой дурашка вел себя, словно нелюбимый пасынок у злых родителей. Я решительно сгрёб комок из ребёнка и одеяла, и пересади себе на колени. Пора поговорить.

   – Сёши, неужели похоже, что я сержусь?

   Сын неуверенно помотал головой.

   – Тогда зачем постоянно извиняться? На меня уже семья косится, думают, тебя дома бьют.

   – Ой! Я не хотел. Простите... больше не буду, – он зябко поёжился и сознался: – Я уже сам себе опротивел. Эти сны... все меня жалеют, но... Вы же говорили, что опасно, а я не слушал и настаивал... а потом ещё не сумел убежать, и меня...

   Мелкий выдыхал разорванные фразы, а я вслушивался в интонации и паузы. Сказанное – правда. Собственные ошибки терзают, но истинная причина пока не названа.

   – Ты не говорил, что тебе снится.

   Он вздрогнул у меня в руках. И замолчал.

   – Не можешь сказать?

   – Наверное, могу... прошло уже достаточно времени. Там люди. Те, которых я убил... Из подземелья.

   Сёши? Кого-то убил?

   А потом я вспомнил и понял.

   ...Вот сын говорит о взорванном убежище. Мы с Гаем переглядываемся, представляя, что могло быть в тех свитках, и какие последствия могли быть у взрыва. Майто пытается воспитывать мелкого, а я думаю о том, что разрушенная крепость позволила ему удачно сбежать. Погибшие шиноби и пленники отнесены к вражеским потерям и никаких эмоций не вызывают.

   – Ох, Сёши! – теперь мне хотелось постучать головой об пол, – Прости, мне жаль! Мы должны были подумать об этом.

   – Прощаю, – мелкий совершенно серьёзно кивнул и неожиданно поинтересовался: – А как шиноби с этим справляются?

   Не думаю, что этот опыт ему подходит, но...

   – Нас приучают с детства. Постепенно. Особые тренировки существуют. Ну и с заданиями так же.

   – Как? – малыш окончательно проснулся и теперь любопытничал.

   – Поначалу без близкого контакта, только диверсии, яд или ловушки.

   – И помогает?

   – Не всем. Но если слишком тяжело, можно уйти в небоевое подразделение. Никто не осудит. Люди везде нужны.

   – А вы?

   – Я привык.

   Привык настолько, что совершенно не подумал, каково это для мелкого.

   Сёши вздохнул.

   – Эти погибшие люди постоянно твердят, что я должен был умереть... ещё там, на острове. Я хочу поговорить с ними, попросить прощения, но каждый раз забываю. Слишком страшно... понимаете?

   Понимаю.

   – Мне стоило выучить печать Фуджа Хоин.

   – А что она делает? – заинтересовался мелкий.

   – Запечатывает зло и проклятия.

   Сын по-совиному вывернул шею, чтобы окинуть меня скептическим взглядом.

   – Знаете, Какаши-сан, в моей стране есть особые люди, которые лечат... ну, когда человек пережил что-то плохое. Помогают исправить такие вещи, если сам не можешь. В крайнем случае, совет какой-нибудь дают.

   Я нахмурился, но быстро сообразил:

   – Монахи-отшельники или каннуси? Ну здесь есть храм Госпожи Тоёукэ Бимэ. Вот только его настоятель...

   – Что?

   – Ватари-сама очень мудрый человек и многим помогает. Некоторые паломники приходят в долину исключительно, чтобы с ним поговорить... но вряд ли он тебе понравится.

   – Почему?

   – Ма-а... Да потому, что это самый вредный и гнусный старый пень на всём свете! Мне даже не верится, что можно таким быть!

   – Хотелось бы посмотреть!

   – Ну, значит, завтра посмотришь. Усыпить тебя?

   – Ага! – сын зажмурился и доверчиво подставил лоб.

   Сёши, Хатаке Какаши и религиозная деятельность

   Гендзютсу Какаши разобралось с моими мозгами быстрее, чем гвоздь с резиновым мячиком. Пш-ш-ш-ш... Я почти слышал шипение улетающих мыслей.

   Глаза продрал ближе к полудню, но наведённая сонливость не отпускала ещё долго. Наконец, переполненный мочевой пузырь надавил на нужные кнопки, и с третьего раза головной компьютер выдал телу команду: "Подъём!" Двигаясь исключительно "по приборам", я донёс себя до ванной. Дважды рассыпал зубной порошок, разлил мыло, чудом не уснул в тазике с водой, но кое-как умылся.

   Снотворное послевкусие от чужой чакры окончательно рассосалось только к обеду, и настроение резко скакнуло вверх. Вчерашний разговор с отцом подбодрил, а ночь без змееруких чудовищ и падающих на голову камней придала сил. Даже лопать захотелось в кои-то веки.

   Домашние одобрительно наблюдали за поглощением еды. Стоило мне одолеть суп, Рёко немедленно пододвинула тарелку с тикува и горшок с печёной тыквой.

   – Спасибо, я столько не съем, Рёко-сан.

   – Кушай побольше, – она заботливо подлила чаю. – Если пойдёте к дедуле Ватари, вкусно поедите не скоро, а тебе нужно поправляться.

   – Почему не скоро?

   Взрослые совершенно одинаково вздохнули.

   Поправлялся я и так семимильными шагами, но в долгую горку заехал на плечах у Какаши. По дороге узнал, что некогда Тоёукэ Бимэ считалась одним из духов неба, но в эпоху Воюющих Стран большинство её храмов пришли в упадок. Это святилище Хатаке нашли покинутым, подновили и с тех пор обращались к богине, как к покровительнице, дарующей еду и кров.

   Неудивительно, что стражами Тоёукэ Бимэ были собаки. Но только не привычные для меня львиноголовые Фо, а остроухие и широкогрудые охотничьи псы, больше похожие на волков. Серые каменные защитники парами сидели на каждом изломе лестницы, уверенно упираясь лапами в тяжёлые постаменты.

   И точно такие же, только живые, вышли нам навстречу у ворот храма. Бдительно обнюханный и даже слегка облизанный, я собирался шагнуть внутрь, но Какаши меня придержал.

   – Подожди. Нас должны пригласить.

   Интересно кто? Просторный двор был совершенно пуст.

   – Поиграй пока тут.

   Легко! К мышцам понемногу возвращались силы, им хотелось движения. Я оглядел поросшие соснами косогоры, серые каменные желваки, мягкие залежи хвои...

   – Йу-ху!

   Следующий час прошёл недаром. Широкие рукава ловили ветер, запах смолы и солнце. Собаки охотно носились наперегонки. Я коварно обстреливал шишками медитирующего с закрытыми глазами Какаши. Шиноби неторопливо брал мои снаряды из воздуха и аккуратно складывал рядом с собой. Попытка подкрасться и насыпать ему на голову сухой хвои, неведомым образом закончилась в зарослях самшита. Наконец, угомонившись, я почти собрался прикорнуть на солнышке, и в этот самый момент к нам вышел настоятель.

   Да уж, гудзи у этого храма действительно был необычный. Можно сказать – оригинальный. Но вовсе не такой гадостный, как расписывал отец.

   – ...шиноби!! Желаете зла! Как вы намерены в гневе обрести искренность? Вы – лживые, кривые, немилосердные. Омрачаете своё сердце недолжными делами, пятнаете ум дурными мыслями... Навлекаете гнев богов!! Хорошо бы только на себя...

   Невысокий седой старик расхаживал перед воротами храма и ругался на Какаши. Из его речи я узнал десятки недостатков шиноби и ни одного достоинства. Притом, что дедуля не повторялся, а только иногда делал паузы, набирая побольше воздуха перед особо заковыристыми пассажами.

   – Ватари-сама... – нерешительно вякнул распекаемый.

   Бац! Кой-кому прилетело по башке сложенным веером. Деревянные планки звонко щелкнули, и Какаши виновато уставился в землю.

   Я впервые видел, чтобы мой крутой отец так робел перед кем-то и жмурился, как нашкодивший кот.

   – Ты! – для верности священник потыкал пальцем. – Пришёл просить помощи и расположения Госпожи для своего сына, не принёс ни красивого шёлка, ни даже завалящего зеркальца!

   Вид у Какаши стал совсем пристыжённый.

   – Сенсей, я пожертвую тории... и... и всё, что вы велите. Только помогите, пожалуйста! – он согнулся в поклоне.

   Полюбовавшись униженным противником, старик притопнул ногой в простой сандалии.

   – Хех! Входите уж. Попробую отмыть вас от скверны и тех цуми, что вы накопили. Тебе, Какаши, и тысячедневное очищение не поможет, но ради ребёнка попробую обойтись малым. Если не получится – не обессудь! Останется твой сын здесь на три месяца.

   Однако! Какой мощный дедан! Не знаю, насколько он хорош в следовании Пути Богов, но психолог отменный. После того как на нас целый час рявкали, не давая головы поднять, я прямо чувствовал, что встал на путь исправления. Ей-ей, за такое не жалко и раскошелиться.

   Хатаке Какаши, Сёши и религиозная деятельность – 2

   Я потёр усталую шею. Вчера ставил тории, а сегодня болела каждая мышца. Ни минуты не сомневался, что старому зануде захочется именно каменные ворота!

   Вырубить столбы и перекладины из скалы ничего не стоило, но они получились совершенно неподъёмными – я чуть не надсадился, пока втащил их на гору! Вредный гриб постарался и выбрал "самое подходящее" место, откуда можно взять камень, почти на другой стороне долины. Спасибо, что устанавливать ворота помогли родичи, а то с двойниками я бы до сих пор вокруг них прыгал.

   Дед капризно покрутил носом, но было видно, что приношение ему нравится.

   Осталась последняя мелочь – таблички с посвящением. Работа тонкая и потому небыстрая. Чакра Земли отслаивала песчинки и прозрачные чешуйки, освобождая из камня выпуклые знаки надписей. Я благодарил за спасение жизни сына, а тории мелкого будут с признательностью за исцеление.

   На земле святилища его болезнь, как водой смыло, и воздержание далось Сёши без труда. Малыш послушно лопал безвкусную чистую пищу, спал в нетопленном сайкане, умывался в ледяном источнике, прилежно упражнялся, восстанавливая силы после болезни, и охотно выслушивал бесконечные поучения Ватари. Однообразные притчи о жизни богов, от которых всю семью тошнило, сын считал чем-то вроде сборника удачных анекдотов и хвостом бегал за настоятелем, прося рассказать очередную "смешную" историю.

   Сейчас мелкий чистил обросшие лишайником фонари и вёл поучительную беседу со стариком, рассеянно метущим двор. Говорили они о душах светлых, чистых, прямых и правдивых.

   – ...Только тот, чьё сердце свободно от загрязнений и нарушений сможет радовать ками и тем самым обретёт счастье. Вот ты понабрался кривого и грязного, даже спать не мог. Понравилось тебе?

   Мелкий помотал головой.

   – То-то! – Ватари назидательно поднял палец.

   – Деда, а как понять, что поступаешь неправильно?

   – Хороший вопрос, – одобрил священник. – Слушай! Если ты делаешь что-то с открытым сердцем, не тая никакого подвоха, действуешь уважительно и честно – то вернее всего совершаешь добро. Ну, а если тобою движет гнев, жадность, осуждение других или неумеренное соперничество – ты копишь цуми, и ками от тебя отвернутся.

   – Вроде понял, – Сёши ополоснул почищенный фонарь из ведра. – А если кто-то считает, что мир неправильный и его нужно переделать, чтобы всем стало лучше?

   – Небось, какой-нибудь бестолковый шиноби?

   – Ага. Вроде того.

   Интересно, о ком он? Не припомню, чтобы мелкий вёл такие глубокомысленные разговоры. Может кто-то из его учителей это сказал? Точно не Гай. Майто от подобной ерунды мигом засыпает.

   – Эх! – дед досадливо махнул метлой. – Передай ему, что пока он не научится жить в согласии с собой и людьми, ничего путного всё равно не получится. А когда научится, то поймёт, что переделывать ничего и не нужно. Мир хорош. Всё, что есть нестройного, со временем поправится само.

   – Здорово! А главное, делать ничего не нужно.

   Ватари неожиданно добродушно посмеялся.

   – Маленький бездельник. Скажи-ка мне своё имя. Когда закончим очищение, представлю тебя предкам.

   – Имя?.. – удивился малыш. – Моё?.. Да Сёши же!

   – Погоди-погоди! Не детское прозвище. Настоящее имя, которое нарекает священник.

   – А мне не нарекали. Я сам придумал!

   – Са-а-ам... Ну, а родился ты когда?

   – Э-э... На прошлой неделе! – заявило дитя с излишне правдивым сердцем.

   – Вон оно что... – многообещающе протянул старик, медленно оглянулся на меня и с хрустом отломал черенок у метлы.

   Чувствуя разгорающееся сакки и понимая, что одного незадачливого родителя собираются побить, я торопливым шуншином ушёл на крышу. Бамбуковая палка со свистом прилетела следом. Вовремя пригнувшись, удалось разминуться и с метёлкой.

   Следующие несколько минут старик демоном носился внизу, изощрённо ругаясь и швыряясь чем попало. Мелкий бегал следом, вис на его рукавах и взывал к благоразумию бушующего служителя.

   – Оджи-сама! Вы же сами не велели гневаться!

   – Я восстанавливаю гармонию! – заорал старый хрыч, прицельно запуская ведром. – Всякое нечистое должно быть очищено!! Какаши, слезай, паразит! Я ж тебя изничтожу, лентяя этакого!!

   – Деда, ну разве можно убивать в храме?! – благочестиво причитал мелкий.

   – Тащи лестницу! – отрубил настоятель. – Щас мы его воспитаем. Будет знать, как ребёнка без наречения оставлять! А потом ещё удивляется, что дитё болеет.

   – А-ааа!! Но мне нравится это имя! – с претензией завопил Сёши. – Я не хочу другое!

   Ма-а... прогуляюсь пока к водопаду, наберу воды. Авось, когда вернусь, Ватари уже успокоится.

   Темнело рано, и долгими зимними вечерами мелкий развлекался, как мог. Сегодня он вспомнил разученные с Умино перекаты и затеял упражняться. Получалось вполне прилично – по деревянному полу сайкана Сёши кувыркался, как шерстяной мячик, не стукаясь ни единой костью.

   Выполняя строгий наказ Рёко, я каждый день расспрашивал мелкого о самочувствии. Судя по его описаниям, сейчас у него было открыто не больше двух дополнительных потоков. Для ребёнка хорошо, но не идёт ни в какое сравнение с его прошлым кейраку-кей. Потоки Тигра и Змеи, прежде заметно увеличенные и существенно прибавляющие силу, теперь ничем особым не выделялись.

   Ладно, это мелочи. Захочет – наверстает. Меня интересовали особенности его чакры. Насколько она будет отличаться на взгляд владельцев додзютсу?

   – Сёши, собери чакру.

   Подкатившись поближе, малыш выпрямился и щедро плеснул энергии в переплетение. Попробуем. Я приоткрыл шаринган, в любой момент готовый зажмуриться, если почувствую что-то... Не то?

   – Оу... – сын удивлённо склонил голову к плечу.

   Ещё не понимая в чём дело, я оглядел комнату. Ощущение было непривычным, но не болезненным. Мелкий протянул руку и полностью стащил с меня хитай.

   – А ничего так, почти одинаковые... только левый немного темнее.