Текст книги "Домой до темноты"
Автор книги: Чарльз Маклин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
65
Мы гуляли по городу. На Вашингтон-сквер я остановился и показал дом на северной стороне площади, где в восьмидесятых была моя первая нью-йоркская квартира. Джелли отпустила какую-то шутку, а затем подхватила меня под руку и беспечно заявила, что ей хочется танцевать. В Хобокене она знает одно кубинское кафе с такой заводной музыкой, что никто не усидит на месте.
– Спокойно, мистер. – Джелли улыбнулась, заметив, как я напрягся. – Там половина народу старше тебя вдвое… по крайней мере.
– Благодарю, – усмехнулся я, ощущая тепло ее стройного тела. – Я не боюсь выставить себя дураком. Но танцор из меня не очень.
– Никто и не надеялся. Но все равно я хочу с тобой потанцевать.
– Смотри, доиграемся, – чопорно сказал я.
– Еще не хочется домой, вот и все.
– Может, найдем какое-нибудь тихое местечко, где можно поговорить? – предложил я, мечтая о другом. – Но лучше бы оставшееся время провести наедине с тобой.
Джелли нахмурилась:
– Ты куда-то спешишь? Я покачал головой.
– Ты все так грузишь… Прям, жизнь или кошелек… – Сейчас она казалась совсем юной.
– Похоже, ты не помнишь, что говорила в ресторане… – окрысился я, но она меня перебила:
– Эй, что с тобой?
– Сама же сказала, что ничего не будет.
– Чего именно ты от меня хочешь, мистер?
– А ты не знаешь?
Она выпростала руку и достала сигареты. Я подождал, когда она прикурит, потом вынул сигарету из ее губ и поцеловал ее.
Кэмпбелл глотнул свежего воздуха и тогда вдруг понял, что еще не все потеряно.
Выкатившись из-под двери, он уже не оглядывался. Сердце колотилось о ребра, но поршень страха обеспечил резвостью, и сыщик наддал к спасительной темноте подъездной аллеи. Он промахнул ярдов тридцать, прежде чем сообразил, что бежать надо в другую сторону, вглубь усадьбы.
Едва он решил сменить курс, как воздух прорезал непонятный свист. В следующее мгновенье тело взорвалось болью, словно чей-то гигантский кулак саданул по почкам. Воздух вышел из груди сиплым выдохом, показавшимся ревом толпы. Колени подломились, и Кэмпбелл ничком грянулся оземь.
Удар оглушил.
Сыщик попытался встать. Ноги не слушались. Он их совсем не чувствовал. Кэмпбелл нашарил очки, слетевшие при падении. Одна линза выпала, другая покрылась сетью трещин, но он все же разглядел, что его сшибло. В паре ярдов поблескивала голОвка тяжелого плотницкого молотка, который, поразив цель, срикошетил в канаву. Добраться до него он не успеет.
Кэмпбелл судорожно выхватил из кармана телефон.
Опустив голову, Страж приближался. Мелькала полоска света из гаража, изломанная его шагами. Сыщик раскрыл телефон и нажал семерку – быстрый набор номера Киры. Надо сказать, чтобы она связалась с Листером и вызвала полицию. Шли гудки.
Ну же, Душка, ответь. Подтягиваясь на локтях, Кэмпбелл пополз к молотку. В финишном броске он ухватил рукоятку, но в ту же секунду на нее наступил ботинок Стража, придавив его пальцы. Сыщик выронил телефон. Страж нагнулся за молотком.
– Алло? – раздался голос Эми.
Почему она еще не спит? Милая, позови маму.
Кэмпбелл хотел ответить, но телефон лишь слабо хрустнул, когда ботинок Страж втоптал его в бетонную площадку. Затем башмак перебрался на шею сыщика, пришпилив его к земле.
Краем глаза Кэмпбелл видел, что Страж постукивает молотком о ладонь, словно что-то решая.
– Нет, погоди… не надо… – просипел сыщик. – Я позвонил в полицию. Они знают, кто ты… Они уже едут…
– Ах, Кэмпбелл, Кэмпбелл, – покачал головой Страж.
– Ты оставил… в поезде обнаружили чешуйки кожи… – лихорадочно сочинял Кэмпбелл, – … образцы ДНК сопоставят и…
– С чем? Сначала надо меня найти.
– Флорентийская квестура…
Страж фыркнул:
– Морелли? Этот придурок? Я тебя умоляю.
– Есть ордер на твой арест… – При каждом вдохе грудь пронзало болью. – Ох… кажется, ты мне хребет переломил…
– Поправишься. С теннисом маленько обождешь. Все будет хорошо.
– Международный ордер…
– Ну да, конечно. А на чье имя? Когда девку выудят из реки, копы непременно захотят кое с кем поболтать. Сдается мне, они будут искать парня, который ее пас и который не слышит, когда ему говорят «нет», – твоего клиента Эда Листера.
– Тебе незачем ее убивать, – прохрипел Кэмпбелл. – Почему ты это делаешь? Вошел во вкус, да? Ты даже не понимаешь, до чего ты свихнулся, ебнутый сукин сын…
– Я следую программе, дружок. Если это делает меня решительным – можно сказать, храбрым и независимым, – что ж, пусть так. Возможно, я не умею прощать, но свихнуться… Ебнутый? Нет, не думаю.
– Ты вовсе не стремишься отомстить… Сам знаешь, все это сплошная выдумка.
– Кто вбил тебе это в голову – Душка? – Страж рассмеялся. – Однако любопытно, как ты меня нашел? Ведь не через сайт, правда?
Кэмпбелл не видел смысла откровенничать. Сторговаться не выйдет.
– Ты сам все облегчил, – только и сказал он.
Он бы не постыдился выпрашивать жизнь и говорить, что у него семья – любящая жена и маленькая дочь. Не за себя, но ради них он бы стал умолять о пощаде. Но понимал, что все это будет попусту.
Однако сказал:
– Прошу тебя, у меня семья.
– Не надо было приезжать сюда, Кэмпбелл.
– Знаю… Теперь понял.
Его пугала не смерть, а ее несвоевременность. Хотелось кому-то объяснить: слушайте, здесь какая-то ошибка, меня с кем-то спутали, я еще не закончил с делами на этом свете. Завтра нужно отдать деньги… О боже мой…
Страж склонился над ним.
– Кажется, твоя удача иссякла. А уж тебе-то лучше других известно: тут ничего не попишешь.
Кэмпбелл дернулся, но ботинок придавил крепче.
Пытаясь отразить неизбежный удар, он вскинул руку навстречу молотку, который взлетел в воздух и по дуге ринулся вниз.
С первого раза молоток его не убил.
Мы шли молча. Джелли выскользнула из моих объятий, и уже казалось, что никакого поцелуя не было. Хотя меня еще потряхивало. Не верилось, что после сегодняшнего вечера мы больше не увидимся.
Наверное, поэтому я заговорил о Софи. Я отпустил себя и стал изливать душу. Я говорил о том, чего не рассказывал никому, даже Лоре. На Парк-авеню мы остановились у бара в стиле двадцатых годов и сели за столик на тротуаре. Я заказал выпивку.
– Прости, что нагрузил тебя.
– Мне всегда хотелось, чтобы ты рассказал о ней.
– В последний раз во Флоренции я зашел в церковь Санта-Мария-дель-Кармин, что неподалеку от места, где она погибла, и поставил поминальную свечу. – Я смотрел ей в глаза. – А в книге посетителей оставил наши имена… твое и мое.
Джелли отвела взгляд.
– Наверное, ты ее очень любил.
– Не знаю, почему я это сделал. Просто понял, что скучаю по тебе.
– А не потому, что я напоминаю ее, нет?
– Нет. Ты никого не напоминаешь.
Джелли ничего не сказала. Я услышал, как заурчало у нее в животе. Это выглядело удивительно интимным и трогательным ответом. Она вскинула брови. Потом засмеялась, на лицо ее упала прядь волос.
– Я сделаю так, что мы будем вместе, – сказал я.
– Не говори глупостей, мы не можем быть вместе.
Помолчали.
– Еще выпьешь?
– Знаешь, дело не в том, что ты старше и у тебя другая жизнь, – сказала Джелена. – В тебе боль… Ты пережил самое страшное, что только может случиться с человеком. Вот что нас разделяет. Рядом с тобой я будто вообще не существую.
Это выглядело так, словно она сдается.
66
Метя в висок под очень густыми волосами, Страж тюкнул молотком раз, потом другой. Ни к чему заливать кровью всю площадку, а черепные раны самые кровоточивые. Он бил в одну точку и наконец увидел, как от лопнувших капилляров побагровели белки узких глаз китаезы. Посветив брелоком в умирающий зрачок, Страж узрел в нем собственное отражение: словно перегнулся через сруб и заглянул в колодец.
В его своеобразном восприятии мира не было места аналогиям и метафорам, для него вещи не «походили» друг на друга, а были друг другом. Отражение собственного лица в колодце испугало, в этом виделся скрытый нежелательный смысл. Пугающий знак перемен.
Раздавленный мобильник сыщика Страж забросил в кусты.
Потом заткнул липкий молоток за ремень и захлестнул тело веревкой, пропустив ее под мышками. Он потащил труп к дому, но был вынужден остановиться, чтобы подобрать свалившуюся кроссовку. Не пытаясь водворить ее на место, он сдернул с ноги убитого вторую кроссовку и, связав пару шнурками, повесил себе на шею.
Это отражение в угасшем глазу… Нет, не его лицо показалось на дне того чертова колодца. Скрытая способность выхолащивать смысл и перестраивать ход событий изгнала неприятный образ.
Давай-ка закончим с делом.
Страж задом выехал из гаража, отогнал «бьюик» к развилке подъездной аллеи и ухабистой тропой, огибавшей тылы усадьбы, покатил к реке.
Днями он подыскивал место, куда привести девушку (на случай, если все пойдет не по плану), и в болотистой заводи обнаружил старый лодочный сарай, сохранившийся с тридцатых годов. Заросшее кустами строение показалось слишком ветхим и грязным, но теперь могло пригодиться.
Остановившись на тропе, Страж заглушил мотор.
Из машины не вышел. Просто сидел и смотрел перед собой, положив руки на баранку. Ждал, чтобы внутри все утряслось. За дальней стенкой сарая слышалось серебристое журчание реки.
Что, дружок, маленько тяжелее, чем в прошлые разы? Жалко молоденькую женушку и дочурку во Флориде? Некогда распускать сопли. Отстаем от графика.
Просто это не входило в планы.
Страж допускал, что Кэмпбелл обнаружит тело Грейс раньше, чем к дому вышлют полицейский патруль, но появление сыщика в «Ла-Рошели» застало его врасплох. О содеянном он не сожалел. Конечно, китаеза был бы полезнее живым, ибо мог свидетельствовать против своего клиента; с другой стороны, теперь его убийство выглядит делом рук Эда Листера.
Во рту еще жил едкий вкус спаржевых помоев – зеленовато-голубой треугольник с шипастыми углами. Как же гаденыш его нашел? Неужели синестезия чем-то себя проявила? Будь больше времени, он бы вытряс из косоглазого, как тот пронюхал о «Небесном поместье». Насчет полиции беспокоиться нечего. Вранье от безысходности.
Однако в чем-то он допустил промашку, что не давало покоя.
Растопыренные на руле пальцы бросали на него строгие неодобрительные взгляды. Ну что еще с тобой? Их осуждающие выпады были неприятны.
Страж открыл багажник и сбросил тело на грязную мягкую землю. В доме он нашел старые резиновые сапоги Эда Листера; они слегка жали, зато не приходилось беспокоиться о следах. По мосткам он поволок труп к сараю. Бесхозное сооружение опасно скособочилось: крыша провисла, дощатые стены, зияющие щелями, кое-где обвалились.
Знаешь, а ведь специально для тебя, своего маленького Эрни, Грейс сделала прическу в «Первом впечатлении» – лучшем салоне Норфолка.
Хорош зудеть. Я там был, не помнишь? Сказал, она хорошо выглядит – ей было приятно, что я заметил ее старания.
Дверь просела. Страж ударил ее плечом и втащил тело в сарай. Вначале тьма показалась непроглядной; он постоял, привыкая к мраку и гнилостному запаху, прислушиваясь к неугомонному плеску затхлой воды о сваи.
В дальнем конце сарая замаячил проход.
Страж потянул за веревку. Застонали балки, под ногами прогнулся пол. Дальше идти нельзя – двойного веса настил не выдержит; первоначальный план – сбросить труп на лодочный пандус – пришлось похерить. Страж выпустил тело; голова сыщика привалилась к рухнувшей балке, глаза смотрели на реку в рамке дверного проема.
Страж был рад вернуться к машине.
– Мне надо в Нью-Йорк, – сказал он, отужинав с Алисой. – Возьму твой «бьюик», не возражаешь?
В холодильнике нашелся суп – состряпанный Хесуситой гаспачо, – который он разлил по тарелкам и вместе с крекерами и початой бутылкой «Шардонне» принес в гостиную.
– Хорошо выглядишь, милый, – по-матерински сказала Алиса.
Страж помылся и надел старый Эдов костюм, позаимствованный из шкафа в гостевой комнате. Там же нашлись рубашка и галстук.
– У меня свидание с красивой девушкой. Я покажу ей город, а потом, наверное, привезу сюда.
– Тебя тут какой-то человек спрашивал. Почему ты так задержался?
– Извини, – промямлил Страж. – Мы с ним все же пересеклись.
Старуха кивнула.
– Имя у твоей красавицы есть?
– Джелена.
– Однако ты поступаешь нехорошо, Эдди. Джеленой звали одну из последних принцесс Черногории. Ты ее любишь?
– Мы влюблены друг в друга, – рассеянно ответил Страж. Он смотрел на обрамленные фотографии Софи Листер на столе, ощущая во рту рассыпчатую сладость леденцов. – Без нее я был никем.
– Как романтично! – улыбнулась Алиса.
– Ты никто, пока тебя не любят.
– Однажды Дин Мартин [102]102
Дин Мартин (1917–1995) – американский актер и певец. Песня Расса Моргана, Ларри Стока и Джеймса Кавано «You're Nobody till Somebody Loves You» (1944) стала в его исполнении хитом номер один в 1965 г.
[Закрыть]мне это спел, я не говорила? Хочешь на ней жениться?
– Я женат, ты забыла?
– Ох, Эдди! – укоризненно фыркнула старуха. Зазвонил телефон. Она протянула к нему трясущуюся руку.
– Не отвечай! – Окрик заставил ее отпрянуть.
Страж накрыл рукой трубку. Алиса смотрела непонимающе. Когда телефон смолк, она спросила:
– Ты не Эдди, правда?
– С чего ты взяла? – усмехнулся Страж.
– Думаешь, я не понимаю? – Она откинулась на ротанговом шезлонге и закрыла глаза.
– Ты немного запуталась, вот и все.
– Да, наверное. – Алиса вздохнула – Вы очень похожи.
Она задремала, но тотчас встрепенулась, словно испуганная своим нечаянным отсутствием. Что с ней делать, Страж еще не решил.
Идеально заточенное лезвие не отражает свет.
Страж поднес изогнутый клинок меццалуны к люминесцентной лампе над верстаком. Поворачивая взад-вперед отполированную дугу, он заметил проблески. Как все новые ножи, меццалуна имела фабричную заточку, которая абсолютно не годилась для его целей.
Черным фломастером Страж провел вдоль изогнутого клинка толстую полосу и зажал нож в тисках. Точило он держал обеими руками под углом двадцать градусов и круговыми движениями продвигался от одного края серповидного лезвия к другому, следя за тем, чтобы угол наклона не менялся и полоса исчезала равномерно. Когда метка стерлась, он перевернул нож и повторил процедуру с другой стороны. Потом сосредоточился на шлифовке режущего края…
Когда я занят, меня лучше не отвлекать.
Понимаю, сейчас не лучшее время поднимать этот вопрос, но иногда, Эрни, и впрямь необходимо уладить отношения с памятью.
Отношения с памятью? О чем ты, мой главный врач?
Мясницкое точило с мелким алмазным абразивом одновременно затачивало и шлифовало. Край лезвия истончился, оставив на оселке длинное металлическое волоконце. Это был знак готовности. Страж изменил наклон бруска до десяти градусов и легкими, скользящими движениями снял заусенцы. Добившись максимальной гладкости, он вновь поднял лезвие к лампе и посмотрел, нет ли бликов.
Теперь ничего не было.
Страж вновь поместил нож в пластиковый чехол, обернул тряпкой и положил в рюкзак. Все было готово. Забросив рюкзак на плечо, он стукнул по дверному выключателю и вышел к припаркованной машине. Ноздри заполнил сладкий ночной запах виргинского табака, росшего у крыльца. Прикосновение к дверце машины вызвало четкий образ гостиной в «Небесном поместье».
Когда он сзади подошел к Грейс, она сидела, чуть подавшись вперед, чтобы не смять о пыльный подголовник кресла свою прическу, похожую на сахарную вату. Пусть голубчик Эрни не тревожится, говорила она, его секрет умрет в ней. Что ж, каким бы ни был «его секрет», он умер…
Пусть бы договорила, дружок. Пусть бы договорила. Пусть бы…
Пусть бы? Не шевелясь, Страж смотрел за реку на парк Уэйв-Хилл. Сквозь кроны деревьев посверкивали далекие огни моста Джорджа Вашингтона. Страж глянул на часы: 11.42. Из ресторана они ушли. Скорее всего, отправились прямо к ней, но если еще где-то валандаются, это ему на руку.
Вряд ли Эд пригласит ее к себе в отель.
Страж взглянул на дом. В спальне старухи было темно. Пожелав Алисе спокойной ночи, он напомнил ей о снотворном. Страж проверил рецепт: старухиной дозы – два миллиграмма «лунесты» – хватит, чтоб загасить Майка Тайсона. [103]103
Майк Тайсон (р. 1966) – скандально известный американский боксер-профессионал, неоднократный чемпион мира в супертяжелой категории.
[Закрыть]Утром бабка вспомнит лишь о том, что ужинала с мужем внучки, который уехал в город и обещал вернуться с какой-то девушкой. На прощание она сказала:
– Я не проболтаюсь, Эдди. Ни единой душе.
От бабки, у которой в черепке слегка замыкает большого вреда не будет, подумал Страж и, развернув «бьюик», двинулся по аллее.
67
Им было удивительно легко друг с другом.
Ноги Джелли в ее любимых туфлях от Джимми Чу, [104]104
Джимми Чу (р. 1948) – знаменитый модельер женской обуви.
[Закрыть]стоивших ей месячного жалованья, почти отваливались, но на все предложения Эда взять такси она отвечала: нет-нет, все в порядке, я обожаю ходить пешком.
Джелли изо всех сил оттягивала ту секунду, когда они доберутся до ее улицы. Она наперед продумывала, что скажет в решающий момент, – о том, чтобы пригласить его к себе, не могло быть и речи.
Они были на Третьей авеню – в двух кварталах от ее дома; шаг их замедлялся, чем ближе они подходили к Тридцать девятой стрит. Эд оживленно порол всякую чушь о том, как он изменит свою жизнь: раздаст деньги, поможет бедным, спасет планету; дескать, любовь представила мир в новом изумительном свете.
Потом завел бодягу насчет того, что бросит жену и приедет за ней.
– На все про все уйдет месяц, а то и меньше.
Господи, дурень говорил всерьез.
– Зачем трепаться, если знаешь, что никогда этого не сделаешь? А если и сделаешь, я не смогу тебя любить. Ты не свободен, у тебя семья, которой ты нужен…
Эд остановился посреди тротуара, схватил ее за руку и развернул к себе.
– Я не могу жить без тебя.
– Ты рехнулся, понятно? Сколько мы знакомы, пять часов? И ты хочешь все бросить… хрен знает ради чего!
Прохожие кидали на них опасливые взгляды.
– Семь, если с ланчем. Я сдам билет и останусь еще на пару дней. Вот и узнаем друг друга лучше.
– О боже мой! – Джелли вырвала руку и отвернулась. – Ну почему ты такой упертый? Знаешь что? Ты вправду начинаешь меня пугать. – Она прошла вперед и обернулась, вытирая глаза. – И потом, на выходных меня здесь не будет. Я еду с Гаем на побережье в Джерси…
– С Гаем? Как это?
– Его друзья арендовали участок на берегу. Просто потусуемся, будет весело… Он достал билеты на концерт Мэри Джей Блайдж [105]105
Мэри Джей Блайдж (р. 1971) – американская поп-певица
[Закрыть]в Асбери-Парке.
– По-моему, ты сказала ему, что любишь другого.
– Ну и что, мы остались друзьями. Между нами ничего нет.
Джелли боялась, что Эд разгадает ее попытку выдать Гая за бывшего любовника. Хотя как он догадается? Она сама не знала, почему в ресторане назвала имя Гая. Наверное, сочла его своего рода страховкой. Охраной. Он появился в нужное время, они вроде поладили, но вряд ли захочется увидеть его снова.
– Я просто хочу и дальше жить своей жизнью.
– Может, если ты все же надумаешь поехать в Париж…
– Эдди, давай с этим кончать, – мягко сказала она, взяв его за руку. Они свернули на ее улицу. – Мы оба знаем: я не та, кто тебе нужен.
Это была реплика из какого-то фильма. Он покивал и мрачно усмехнулся:
– Скорее уж, это я не тот, кто нужен тебе.
– Прости, Эдди. – Джелли не поднимала глаз.
Страж припарковался у перекрестка Тридцать восьмой стрит с Лексингтон-авеню, в квартале и чуть наискосок от дома Джелены – последнего оплота старых жилищ среди вульгарных многоэтажек, заполонивших некогда степенные окрестности Мюррей-Хилл.
Он приехал в арендованном «фольксвагене», оставив более приметный и менее надежный «бьюик» на стоянке в Нью-Джерси; Страж намеревался забрать его, когда будет возвращаться с пассажиркой. Сквозь ветровое стекло он смотрел на окна четвертого этажа. Света в них не было.
Все еще шляется, сказала бы Алиса.
Страж включил приемник, настроил его на помехи и врубил звук на полную мощь – как делал ребенком, заглушая крики родительской свары.
Он уселся удобнее и приготовился ждать.
Мы стояли на крыльце ее дома, и я смотрел, как Джелли ищет ключи, наклонив раскрытую сумочку к фонарю над дверью. Руки ее ужасно тряслись.
– Давай помогу, – предложил я.
– Спасибо, уже нашла. – Она защелкнула сумочку и показала ключ.
– Ну что ж… – Я сунул руки в карманы и отступил на тротуар. – Наверное, больше не увидимся.
– Ты же понимаешь, я не могу тебя пригласить, – сказала она.
– Понимаю.
Джелли тыкала ключом в скважину.
– Береги себя, Эдди.
Я опустил голову и молча отвернулся, боясь, что голос меня выдаст.
Потом звякнул упавший ключ. Я метнулся на крыльцо и схватил Джелли, уже открывшую мне объятия. Я крепко ее прижал, и она то ли всхлипнула, то ли вздохнула. Наши губы соприкоснулись, и я тотчас ощутил ее язык, искавший мой; когда они встретились, меня ударило теплым электрическим током, превратившимся в серию теплых разрядов.
Не знаю, сколько мы так простояли, сплетясь в близости, какая только возможна для одетых людей. Наш поцелуй таил в себе бремя сомнений, что придавало ему флер прошлого века. Но от этого он был ничуть не хуже. Потом она меня оттолкнула. Спотыкаясь, я сошел с крыльца. Не помню, как Джелли нагнулась за ключом, как вбежала в подъезд. Она просто исчезла, и только хлопнула парадная дверь.
Страж не поверил своей удаче.
Эд Листер добрел до угла Тридцать девятой стрит и выперся на проезжую часть, подзывая такси. Неизвестно, что там не сложилось, но этюд на крыльце явно был сценой прощания.
Иначе пришлось бы ждать всю ночь.
Желтое такси с визгом затормозило, едва не отдавив англичанину лапы.
Страж съехал на сиденье и опустил стекло. Радио он выключил и был абсолютно уверен, что Эд назвал шоферу отель «Карлейль».
Страж выждал десять минут – вдруг кто-нибудь из парочки передумает. Потом завел мотор, объехал квартал и медленно вкатил на Тридцать девятую стрит.
– Ес-с-сть! – удовлетворенно просипел он, увидев на парковке свободное место прямо перед входной дверью. Пока все шло как надо.
Просмотрев список жильцов возле почтовых ящиков, он нажал кнопку против фамилии Сежур. Никакого ответа. Страж нетерпеливо придавил кнопку еще раз.
Переговорное устройство ожило.
– Джелена?
– Уходи, Эд… Пожалуйста, уходи. – Ее ломкий от волнения голос напоминал не растворившиеся крупинки сахара на дне кофейной чашки.
– Это я – Гай… Гай Мэллори. – Видимо, камера наблюдения не работала.
– Гай? – Она смешалась. – Откуда ты взялся?
– Да я был тут по соседству и подумал, вдруг ты захочешь прогуляться и принять стопочку на сон грядущий… Если ты свободна…
– Поздновато уже… Извини, ужасно болит голова.
– Лекарство нужно? Хочешь, я поднимусь?
– Ничего, оклемаюсь.
– Ну как знаешь.
– Что?
– Нет, ничего. Выспись хорошенько.
– Звякни потом, ладно?
Она заторопилась и повесила трубку, прежде чем Страж попрощался.
Понурившись, он стоял на крыльце. Щеки его пылали. Его слегка задело, что Джелли не пригласила к себе. Похоже, она здорово расстроена. Ну вот и поплакала бы на его плече.
Охваченный внезапной злобой, он яростно пнул дверь и громко выругался, заставив обернуться проходившую пару.
Страж скинул на ступеньки рюкзак и присел на корточки. Старясь не запачкать Эдов костюм, он спиной привалился к облицованной плиткой стене с почтовыми ящиками.
Взломать замок и проникнуть в дом не составило бы труда, но Страж решил дождаться кого-нибудь из жильцов. Лучше, чтобы кто-то увидел, как он поднимается к Джелли, и запомнил его.
Если за двадцать… ну, тридцать минут никто не появится, тогда он войдет сам.