Текст книги "Домой до темноты"
Автор книги: Чарльз Маклин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
16
Первые напыщенные такты «Грез» из цикла «Детские сцены» Роберта Шумана наполнили белый класс. Заложив руки за спину, я стоял у окна и смотрел на сказочную, но слегка запущенную территорию Музыкального городка.
– Trop fort, trop fort, pardon. [46]46
Извините, слишком громко, слишком громко (фр.).
[Закрыть]– Лука Норбе потянулся к регулятору и уменьшил громкость.
– Официально она нигде не училась. – Я будто за что-то извинялся. – Заметно, что нет уверенности. Волнуется. Надеюсь, вы это учтете.
– Однако начальные такты должны быть медленными, мсье Листер… лентиссимо!
Он одарил меня обнадеживающей улыбкой и что-то черкнул в блокноте. Далеко за пятьдесят, голубые виноградины глаз, безупречная детская кожа и фирменная копна белоснежных волос – Лука выглядел именно так, как надлежит профессору музыки. Заструилась мелодия Шумана, и он, откинувшись в кресле, воззрился в потолок.
В следующие полчаса Лука прослушал репертуар из файлов, которые Джелена неохотно позволила скачать. Если б я сказал, что собираюсь продемонстрировать его педагогу, отвечающему за прием в парижскую консерваторию, она бы почти наверняка заартачилась. Но учиться здесь было ее честолюбивой мечтой. Я просто хотел помочь.
Я представил Джелену за черным роялем, который стоял в углу: голова чуть наклонена, тонкие пальцы бегают по клавиатуре. Когда мы слушали ее интерпретацию «Фигового листка» Скотта Джоплина, [47]47
Скотт Джоплин (1868–1917) – американский пианист и композитор, основоположник джазового стиля рэгтайм. Композиция «Fig Leaf Rag» написана в 1908 г.
[Закрыть]лицо Луки медленно расползлось в громадной ухмылке. Он не скрывал своего удовольствия, и сердце мое разбухло от радости; в присутствии второго слушателя Джелена будто играла живьем.
Последней пьесой на компакт-диске была бетховенская «Багатель ля минор “К Элизе”»; мина Луки говорила о том, что ему слишком часто приходится выслушивать сие «любимое произведение». После нескольких тактов он выключил проигрыватель.
– Позвольте узнать, мсье Листер, сколько лет вашей крестнице?
– В сентябре будет двадцать шесть.
– Ага, вот чего я боялся. – Лука театрально вздохнул. – Мы не принимаем на фортепьянное отделение тех, кому к началу учебного года перевалило за двадцать два. На другие, менее популярные отделения, – пожалуйста, а фортепьянное всегда переполнено.
– Кажется, я уведомил, что она… взрослая, – спокойно заметил я.
Лука покачал головой. Я еще не определил, что это: подлинная загвоздка или тактический ход. Какофония голосов и инструментов в классах музыкального Вавилона стала громче и блистательно виртуозной.
– Если у нее есть какой-нибудь диплом, то могу предложить курс «усовершенствования» для зрелых студентов до тридцати лет.
– Диплома нет.
Лука нахмурился.
– Знаете, что меня удивляет? В Нью-Йорке есть Джуллиард, [48]48
Джуллиард – лучшая музыкальная школа США; существует на средства Музыкального фонда банкира, промышленника и филантропа Августина Джуллиарда, оставившего большую часть своего состояния на развитие американской музыкальной культуры.
[Закрыть]Бруклинская музыкальная академия и много Других отличных школ. Она может получить стипендию. Зачем ехать в Париж?
Точного ответа я не знал, но исходил из того немногого, что Джелли рассказала о своем детстве: бедная семья на Мартинике, отца вечно нет дома, обожаемая бабушка учит играть на пианино и поощряет мечту поступить в лучшую на свете школу… ну и так далее.
– Вы сказали, девушка хочет быть учителем музыки?
– Она молода и еще не утратила идеализма.
– On sati jamais, [49]49
Как знать (фр.).
[Закрыть]– бросил взгляд Лука. – Что-то в ней есть, особенно в том, как она играет Скотта Джоплина. Есть куда двигаться.
– Я бы хотел этому способствовать.
Лука неторопливо спрятал диск в футляр и положил на стол.
– Иногда в виде исключения мы принимаем студента, не соответствующего всем критериям, – наконец сказал он. – Обычно его финансирует какое-нибудь учреждение.
Лука не сводил с меня взгляда. Я уже сообщил ему о фонде имени Софи, учрежденном для того, чтобы талантливые, но бедные художники и музыканты могли развить свои способности. Я также разъяснил, что наша с Лорой благотворительность и мое желание помочь девушке никак не связаны – последнее надо воспринимать как частное дело.
– В случае с вашей крестницей…
Я уж не помню, как он это изложил. Французы непревзойденные мастера по части подобных деликатных маневров. Мне намекнули, что взнос в консерваторский фонд пожертвований обеспечит моей «крестнице» собеседование и официальное прослушивание, если не автоматическое зачисление. Мы заключили сделку, но она бы вряд ли состоялась, если б Джелли не обладала подлинным талантом.
– Экзамен может быть строгим. – Вероятно, Лука хотел себя обезопасить.
Я выписал чек (нули проделали изрядный путь на восток) и напомнил, что необходима конфиденциальность – никто, тем паче сама девушка, не должен знать о покровителе. Наверное, вопрос, могу ли я полагаться на сдержанность собеседника, показался диким.
Глаза Луки округлились, когда он взглянул на чек.
– Маленькая деталь, мсье Листер. – Мы ждали лифта, и он коснулся моего плеча. – Как нам связаться с вашей крестницей? – Лука смущенно улыбнулся. – Я не знаю… ее имени.
В этом мы были схожи. Разъехались двери лифта.
– Она сама с вами свяжется, – ответил я.
Такси, в котором я покинул Музыкальный городок, проезжало по авеню Жан-Жоре, когда я набрал свой домашний номер, но тотчас дал отбой – забыл о часовой разнице во времени. Лора во всем любила распорядок и сейчас, наверное, выгуливала Джуру – нашего старого черного Лабрадора. Я представил их на любимой тропинке, уводившей к холмам позади особняка.
Был вторник, со дня рождения Джорджа прошло три дня.
Компания «Бьюли-Листер» имела офис на бульваре Сен-Жермен, где я еженедельно проводил день-другой; нынче же я прилетел взглянуть на неиспользуемый пакгауз, расположенный в прежде немодном районе к востоку от Марэ. Обзор с верхних этажей разочаровал. Агент пыталась убедить, что вид железнодорожных задворков Берси и возможность прочесть номера машин на бульваре Периферик – достоинства склада. Я поблагодарил ее и ушел.
Было около семи, когда такси высадило меня на Монмартре. Чтобы убить время, я бродил по тихим улочкам к северу от собора Сакре-Кёр. После дождя небо очистилось, посвежевший воздух пах лавандой и дымком.
Я пребывал в хорошем настроении, радуясь тому, как прошла встреча с Лукой. Нынче Джелли возвращалась в Нью-Йорк, и мне не терпелось вновь с ней «повидаться», я только о том и думал. Но вовсе не потому, что хотел сообщить ей добрые вести. Я не искал никакой выгоды. Мне хватало того, что с моей помощью дело тронулось.
Спускаясь по крутым уступам рю Утрилло, я вспомнил об угловом кафе, где ощущался подлинный французский дух. Я сел за столик на улице и заказал кружку пресьон и асьет дё шаркютери [50]50
Pression – бочковое пиво, assiette de ckarcuterie – порция колбасы (фр.).
[Закрыть]с цикорным салатам. Хотелось наскоро перекусить чем-нибудь легким и простым.
Покончив с едой, я закурил и вновь набрал Гринсайд. Прошло полдюжины гудков; половина девятого – Лора либо принимает ванну, либо где-то ужинает. Я уже хотел разъединиться, когда получил сигнал вызова.
– Слушаю.
– Вам нужно кое-что знать.
– Кто это?
– У меня мало времени.
В груди стало тесно.
– Подождите.
Я никогда не слышал голоса Сам Меткаф. Моя эсэмэска и последнее письмо остались без ответа. Я уже не надеялся вновь о ней услышать, но тотчас понял, что звонит она.
– Пожалуйста, я не могу ждать.
– Всего секунду, – спокойно сказал я. – У меня разговор по другой линии. Позвольте, я закончу с тем звонком.
– Нет времени… послушайте…
С рюкзаком на плече Страж шел через вагоны ночного экспресса, то и дело поглядывая на платформу.
Нужно знать наверняка, что Сам в поезде.
В четвертом вагоне он осмотрел свое купе, которым не собирался воспользоваться, и пошел дальше к первому классу. Там он ее и увидел – она стояла почти напротив вагонной двери и говорила по таксофону. Страж занял позицию в тамбуре, чтобы успеть выпрыгнуть, если в последний момент девица решит, что поезду лучше отправиться без нее.
Судя по ее позе, она еще не приняла окончательного решения.
Сам посмотрела на вокзальные часы. Оставалось три с половиной минуты, чтобы Эд Листер все понял. Она заговорила тихо и быстро:
– Извините за Флоренцию. Встречаться было опасно. По телефону меня предупредили, что если я кому-нибудь скажу… Он следил за мной.
– Кто?
– Тот, кто убил вашу дочь.
– Понятно. А почему сейчас вы со мной говорите? – В голосе Листера звучала осторожность, если не подозрительность. – Что заставило вас изменить решение?
– Я знаю, что меня преследуют.
Молчание.
– Где вы сейчас?
– Еще две минуты в Вене. Потом сяду в поезд – ночным экспрессом уезжаю в Париж. Помните, я говорила, что Софи забегала ко мне, чтобы воспользоваться моим ноутбуком? По-моему, на жестком диске сохранились еще материалы, которые помогут найти убийцу… Я хочу отдать их вам.
– Как вы узнали, что я в Париже?
– Я не знала… – Сам оторопела, но это совпадение показалось добрым знаком. – Будем считать чудом, хорошо? Мой удачный день, Эд. Какая, на хрен, разница?
– Ладно, завтра я вас встречу. Во сколько?
– Девять сорок восемь, Восточный вокзал. Я попробую отправить вам письмо из поезда… на всякий случай. У меня есть фотографии, которые кто-нибудь должен посмотреть. Кое-где он виден. Вот так я поняла, что за мной следят.
– Если беспокоитесь, сообщите проводнику. У вас спальный или купе?
– Спальный. Первый класс. – Сам выстреливала фразами под гул близкого отправления.
– Заприте дверь. Старайтесь быть на людях.
– Я еду с друзьями. Все будет в порядке. Поезд отходит.
– Секунду! Вы дали адрес сайта. Без логина и пароля я не войду.
– Завтра, – проговорила она. – Только, пожалуйста, пожалуйста, будьте там.
– Вы будьте там… Сам повесила трубку.
Оставалась всего минута; она подхватила сумку и через платформу бросилась к вагону, но вдруг замешкалась. Если все верно, то он уже в поезде. А что если опоздать? Оставить ноутбук в телефонной будке и бежать куда глаза глядят. Есть шанс, что он ее не видит. Даже если видит, больше всего ему нужен ноутбук.
Из единственно открытой двери поезда махала Ферн Риверс. Она что-то кричала, но ее было не слышно за возрастающим рыком локомотива.
Кондуктор поднес к губам свиток – движение казалось медленным и плавным, словно человек был под водой.
Кто-то коснулся ее плеча; Сам резко обернулась. Рядом улыбался Балф.
– Пора ехать, детка.
17
Было почти девять, когда я вернулся на Вандомскую площадь. В вестибюль отеля «Риц» я вошел, притворяясь невидимкой. Портье пытался перехватить мой взгляд, но я проскользнул мимо и лифтом поднялся на третий этаж. Я спешил к своему ноутбуку. После звонка Сам Меткаф я каялся, что не разыскал ее раньше.
В Париже я всегда останавливаюсь в «Рице». Было бы дешевле снимать квартиру поблизости от офиса на Сен-Жермен, но договоренность с отелем меня больше устраивает. Когда-то Хемингуэй писал, что не проживать «Рице» можно только по одной причине – слишком дорого. Он вряд ли узнал бы отель, после того как его коснулась волшебная палочка Аль-Файеда. [51]51
Мохамед Аль-Файед (р. 1933) – египетский миллиардер, владелец отеля «Риц». В 1997 г. его пятый сын Доди Аль-Файед и принцесса Диана погибли в Париже в автокатастрофе.
[Закрыть]Вульгарная роскошь вытеснила тихие зеркальные холлы, но я этого уже почти не замечаю. Такая снисходительность приносит дивиденды.
Я плеснул себе крепкого виски и сел к столу.
В почтовом ящике меня ждало сообщение от Сам Меткаф – всего одна строчка, ссылка на ее страницу. Под фото симпатичной голубоглазой толстушки в золотых очках и гриве темных курчавых волос располагались биографические данные (как обычно, намеренно невнятные) и папка со снимками «Мой отпуск».
Всего я насчитал одиннадцать фотографий – в основном разных людных улиц. Систематизированные по дате и времени, они лежали в папках с названиями городов. Некоторые запечатлели взмокшую пожилую пару (судя по одежде, американцев). На заднем плане двух снимков виднелась нечеткая фигура, которую Сам обвела электронным маркером. На третьем снимке – мощеная пешеходная улица – над размытой тенью в подворотне стоял вопросительный знак.
Надеясь добиться большей четкости, я поколдовал над снимками в «Фотошопе». Впрочем, работать было не с чем: лицо всегда отвернуто, никаких характерных черт; видно, что мужчина, но рост, цвет кожи, волос и одежды определить невозможно. Единственная зацепка, которую я углядел на паре снимков: отмеченная фигура имела нечто похожее на черный рюкзак или сумку.
Я пригубил виски и откинулся в кресле, размышляя о том, что, в сущности, не знаю Сам Меткаф. По телефону я расслышал в ее голосе характерную трель – похоже, дамочка склонна к истерике. Ее повод прервать наш флорентийский контакт выглядел убедительным. Если предупреждение исходило от убийцы, было чего опасаться. Хотя паранойя сама себя подпитывает. Но если на снимках доказательство того, что за девушкой шпионили по всей Италии, ее страх не чрезмерен.
Потянувшись к мыши, я щелкнул по фотографии Сам, чтобы увеличить изображение и рассмотреть ее лицо. Источник не вполне надежный, однако другого ничего не было. Вроде бы серьезная, впечатлительная, пылкая и умная личность… На психичку не похожа.
И все же нельзя поручиться, что Сам Меткаф не окажется истеричкой, одной из тех заблудших душ, что изголодались по вниманию и жаждут драмы ради драмы.
Наскоро приняв душ, я переоделся в свежую рубашку, старые джинсы и мокасины. Примерно в девять пятнадцать я проверил компьютер – вдруг Джелли вернулась из Вашингтона раньше. От нее вестей не было, но в корзинку впорхнул конверт – еще одно послание из поезда.
Надеюсь, фото долетели благополучно… Есть еще, но некогда загружать. Какие первые впечатления? Вот что я нашла, перетряхивая файлы. Логин для domoydotemnoty.net – Рубеж7. Пароль Балансбелого. Если какие проблемы, поменяйте их местами и/или попробуйте другое написание.
Поезд – сказка! Села в последнюю секунду, и мне сразу подали холодное шампанское! Иду в вагон-ресторан ужинать. Не волнуйтесь, приступ паники миновал. Все будет хорошо. С нетерпением жду завтра – Восточный вокзал, 9. 48 утра. Удачи, Саманта.
Радостный и чересчур доверительный тон письма лишь укрепил мое мнение о Сам как неврастеничке. По крайней мере она успокоилась. Я коротко ее поблагодарил и сразу вышел на сайт domoydotemnoty. Удачи? Вероятно, она имела в виду доступ к сайту, но тем не менее подобная концовка выглядела странно.
Пока загружалась картинка, я изнывал от нетерпения. Сначала появились деревья, лужайка и частокол, но едва возник виртуальный дом, как я тотчас протащил мышь по садовой дорожке и «постучал» в парадную дверь.
Внизу экрана появилось окошко с запросом логина и пароля. Я набрал комбинацию, которую сообщила Сам, и тотчас – это показалось слишком просто – темно-зеленая дверь распахнулась, тихо наигрывая «Вечерний звон».
В доме я сразу отметил, что интерьер не согласуется с элегантным колониальным фасадом. За изящным крыльцом с белыми колоннами лежал иной, не столь безмятежный мир. Сумрачным неприветливым вестибюлем я прошел (движение курсора сопровождал звук моих шагов) в еще более мрачный зал с громоздкой викторианской мебелью и понял, что планировка и декор дома мне знакомы. Повсюду я узнавал детали из альбома Софи.
Значит, она посещала этот дом. Доказательства тому были повсюду. Я представил, как испуганная Софи перемещается по сайту… Что ее испугало?
Хлопнула дверь.
Невольно я оторвал взгляд от экрана. В зеркале над столом отражалась закрытая дверь в мой номер. Звук был так реалистичен, что на секунду возникло сомнение. На экране я медленно повернул курсор и увидел, что парадная дверь захлопнулась.
Теперь я очутился в длинном темном проходе, по обеим сторонам которого виднелись закрытые двери; в середине его пересекал другой коридор. Впереди я увидел старинный круглый стол красного дерева и украшенную затейливой резьбой лестницу на второй этаж, над которой висела люстра. Я поочередно щелкнул по всем дверям – ни одна не открылась. Попытки войти в коридор или подняться по лестнице тоже ничего не дали. Выключатель работал – люстра зажигалась и гасла. Но это было единственное диалоговое устройство, которое удалось найти.
Я понятия не имел, чего ищу и чего ждать. Тщательная отделка интерьера, реалистические графика и звуковые эффекты качеством превосходили многие видеоигры. Но зачем все это?
Я подлил себе виски, закурил сигарету и стал ждать.
Тут я услышал музыку. Очень слабую и неуверенную, будто в дальнем конце дома кто-то играл на пианино, без конца повторяя один и тот же кусок. Я никак не мог уловить мелодию.
Потом приглушенное бренчанье оборвалось, а на лестничной площадке вдруг возникла женская фигура. Вероятно, черная одежда, гладко зачесанные и собранные в пучок волосы и мрачное лицо аватара были скопированы с экономки из «Ребекки» Хичкока. [52]52
Альфред Хичкок (1899–1980) – английский кинорежиссер и продюсер, автор классических триллеров и фильмов ужасов; в 1940 г. переехал в Голливуд, где снял фильм «Ребекка» (по одноименному роману Дафны Дюморье), получивший премию «Оскар».
[Закрыть]Виртуальная «миссис Данверс» проплыла по лестнице и чопорно заскользила к столу. Что-то положив на серебряный поднос, она сместилась вправо и скрылась в коридоре.
Карточка, которую она оставила, после моего щелчка превратилась в оттиснутое приглашение:
в полночь вас ждут на рауте живого общения в Сети
Едва я успел прочесть послание, как оно свернулось, темный проход исчез, и я вновь очутился на залитом солнцем крыльце. Я опять «постучал» курсором, но темно-зеленая дверь с блестящим латунным молотком не открылась.
Интересно, что это за раут. Кого я там встречу?
Официальное приглашение выглядело вполне безобидно, но я знал, что подобные «живые общения в Сети» часто имеют непристойную подоплеку. Преисподняя интернета кишмя кишит сайтами, которые угождают необычным и запредельным сексуальным вкусам. Некоторые отвратительны, большинство просто глупы, но все печально предсказуемы. Мысль, что Софи могли интересовать садомазохистские игрища в склепах, была столь же нелепой, сколь мерзкой. Судя по всему, сайт domoydotemnoty представлял собой нечто иное.
От рисунков Софи, особенно с интерьерами, веяло опасностью, которую я не ощутил на сайте. В альбоме дом пропитан реальным страхом, а его виртуальный облик походил на скрипучую декорацию из старого фильма ужасов. Но здесь вполне могло произойти нечто, испугавшее Софи.
Я разглядывал белый особняк. Десятый час. Оставалось почти три часа – конечно, если приглашение не розыгрыш, – прежде чем я опять войду в дом, который уже считал жилищем того, кто убил мою дочь.
Я подошел к бару и долил в стакан. Интересно, что могло задержать Джелли – ведь она должна уже быть дома? Зазвонил телефон.
Портье сообщил, что на линии Фил из «Систем безопасности» (я просил контролировать входящие звонки). Он уже звонил, но меня не было в номере.
– Могу обрадовать, мистер Листер. Есть результат.
– Секунду.
Из белого особняка донеслась музыка.
Я опустил трубку. Кто-то опять репетировал пьесу, бесконечно повторяя один и тот же кусок. Я прибавил звук и узнал мелодию. В звенящей, печальной и приятной, но с горестным подтекстом музыке мгновенно угадывались начальные такты бетховенской «К Элизе». Чуть кольнула тревога.
– Вы верите в совпадения, Фил?
Этот знакомый переменчивый мотив я уже слышал в консерватории и никак не мог от него избавиться.
18
Обернув чресла полотенцем, Андреа Морелли стоял на балконе гостиничного номера и уныло смотрел на Неаполитанский залив в лунном сиянии. Казалось, знаменитый романтический пейзаж издевается над его несчастьем, добавляя соли в самую ужасную рану, какую только может получить мужчина: влачить жизнь, уже не будучи мужчиной. Андреа облокотился на перила, прижал кулаки к вискам и громко застонал.
– Иди в постельку, милый, – позвала девушка. Ее имя вылетело из головы. – Я тут кое-что придумала.
– Сейчас. – Морелли прокашлялся. – Минутку.
Унижение казалось глубоким, как Средиземное море… нет, глубже – как океан. Прежде осечек никогда не случалось, даже с женой.
– Конечно, конечно. Гретхен – вот как ее зовут.
Он встретил ее в гостиничном баре, куда заглянул после конференции. Молодая красивая чешка, физиотерапевт из Мариенбада, отвечала его представлению о женском идеале: высокая, блондинка, ладно скроенная, спортивного типа. И не ломака.
Пустяки, улыбнулась она, бывает… От ее слов стало только хуже. Красивая, страстная, готовая – она не виновата.
Морелли вернулся в постель на вторую попытку; придумка Гретхен начала срабатывать, но тут зазвонил мобильник. Домашний номер. Приложив палец к губам, Андреа выбрался из кровати, чем несказанно удивил даму, и с телефоном вышел на балкон. На сей раз без полотенца.
Возможно, в этом была и забавная сторона. Морелли гордился своим чувством юмора, редким у итальянских мужчин, но теперь оно напрочь отказало, как и елдак.
Мария не нашла другого времени, чтобы напомнить о подарке ко дню рождения младшей дочери. Морелли заверил, что все помнит, поклялся в любви и дал отбой. Почти сразу телефон зазвонил снова. Инспектор раздумывал, стоит ли отвечать. Заместителю было строго наказано – не беспокоить без крайней необходимости.
– Да, Лучча? – устало сказал Морелли.
После доклада Луччи Франкобальди настроение рухнуло окончательно. Одно к одному.
– Может, его собирались съесть? – сказал Морелли, услышав, где нашли тело. Молодой детектив рассмеялся. – Я не шучу. С хозяином говорили?
– Пока не разыскали. Он в отпуске в Таиланде.
– Прелестно. Сколько труп пролежал в холодильнике?
– С выходных. Эксперты говорят, из-за низкой температуры трудно установить точное время смерти. На полу кухни обнаружено немного крови.
– Что твой осведомитель? Думаешь, он еще свяжется с тобой?
– Сомневаюсь. Парень насмерть перепуган. Похоже, ему что-то известно о сорвавшейся краже.
Морелли почесал грудь.
– Говоришь, при трупе никаких документов?
– Ничего. Но я собираюсь поговорить с соседями и уборщицей. Есть еще какой-то американец, который должен был кормить кота. Животное изголодалось. Я вам позвоню, если что нащупаю.
Морелли задумался и через дверь посмотрел на Гретхен. Голая, она сидела в позе лотоса и – мать честная! – сама себя ублажала.
– Лучча… я немного занят.
– Вы приказали в случае кризиса вас информировать.
– Да разве это кризис? – Морелли опустил взгляд – его собственный кризис был преодолен. – Замороженный жмур в холодильнике английского педика – это еще не кризис, Лучча.
– Ну ладно, извините за беспокойство. Доброй ночи.
Морелли захлопнул мобильник, глубоко вздохнул и вошел в комнату.
– Милый! – У Гретхен глаза полезли на лоб.
– Имя Джимми Макчадо вам что-нибудь говорит? – спросил Фил.
– Сразу не вспомнишь. – Я пытался сообразить. Любое имя станет важным прорывом.
– Абонент – он. Проживает во Фьезоле, Виа-Бельведер, шестнадцать. Звонок на ваш мобильный в прошлую пятницу был сделан из Флоренции. С тех пор Джимми в разъездах. Список его звонков нужен?
– Нужно все, что у вас есть.
– Я так и думал. Мы получили неограниченный доступ к сетевой системе регистрации, но там не так уж много. В субботу он был в Венеции. Вечером сделал три вызова на один и тот же мобильный. В воскресенье он оказался где-то на севере Италии и звонил в отель «Марини» в пригороде Асоло. Затем в понедельник, то есть вчера, он объявился в Вене…
– Вокзал.
Фил помолчал.
– Не гоните, мистер Листер. Звонок в кассу предварительной продажи на Западном вокзале. Сделан в шесть тридцать девять вечера по местному времени.
– Черт! – Я прикрыл глаза. – Что-нибудь еще?
– Это был последний выход. Больше он в сети не появлялся. Мы пытались с ним связаться. Сим-карта уже не действует.
– Кому он звонил в Венеции?
– Сейчас… – Фил зачитал номер, и на половине цифр я признал в нем телефон Сам Меткаф. – Имя абонента нужно?
– Нет, я его знаю, – мрачно ответил я.
В голове запульсировало. Нужно срочно уведомить Сам, что она не ошиблась насчет слежки, и тот человек, скорее всего, сел в ночной экспресс.
Еще не закончив разговор с Филом, я по мобильному набрал номер Сам. Механический голос ответил, что ее «„Водафон" в настоящее время выключен». На экран компьютера я вывел ее последнее сообщение. Сам его отправила в 8.46 вечера; значит, последние двадцать минут она в вагоне-ресторане. Там безопасно. Будем надеяться, она с друзьями и засидится за ужином.
– Фил, мне надо идти. Может быть, я еще с вами свяжусь.
– Вы знаете, где я.
Повесив трубку, я снова набрал Сам по мобильному. Теперь мне сказали, что «нет сигнала». Видимо, экспресс шел в горах.
Связь через интернет тоже была под вопросом, но я все равно послал сообщение о том, что предполагаемый убийца в поезде – возможно, под именем Джимми Макчадо. Я просил Сам немедленно поговорить с бригадиром или проводником и ни на секунду не оставаться одной.
Затем я позвонил администратору и попросил соединить меня с сюрте. [53]53
Сюрте – французская сыскная полиция.
[Закрыть]
