Текст книги "Домой до темноты"

Автор книги: Чарльз Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Часть третья

49

Нью-Йорк

В полете я только о ней и думал. Пробовал занять себя работой, смотреть фильм, читать, но сосредоточиться не удавалось. Мысль беспрестанно возвращалась к тому, что с каждым медленно убывающим часом наша встреча все ближе. О сне и речи не было.

Самолет заходил на посадку над северо-восточной оконечностью Лонг-Айленда; сердце мое скакнуло, когда внизу промелькнуло что-то похожее на огни Вест-хэмптон-Бич. Открыли двери салона, и с первым же глотком теплого вечернего воздуха, пропитанного запахами реактивного топлива и электричества, я почти физически ощутил, что она совсем близко – просто рукой подать.

Но когда я наконец прошел таможню и паспортный контроль, всякая надежда свидеться с ней этим вечером испарилась. После двухчасового стояния в очереди (перед тем в аэропорту объявили тревогу, и служба безопасности мариновала прибывающие рейсы) злость и разочарование перебродили в усталую покорность.

– Отель «Карлейль», – сказал я шоферу, залезая в поджидавший меня лимузин.

Было далеко за полночь – слишком поздно, чтобы ехать в Вестхэмптон. Пока доберусь, все танцы уже закончатся.

На пути в Манхэттен я плеснул себе виски с содовой и, откинувшись на сиденье в серой кожаной обивке, думал о том, что скорее всего упустил верный и, пожалуй, единственный шанс разыскать девушку. Над Форест-Хиллс уже светлело небо, и до меня вдруг дошло, что в огромном городе я хочу найти человека, не зная его адреса, телефона и даже фамилии, – это было бы смешно, если б не так важно.

Но ведь ты хорошо знаешь Нью-Йорк, напомнил я себе. Все-таки здесь прошла почти половина моей деловой жизни. В этом городе я совершил прорыв в бизнесе, сколотил свой первый миллион, встретил Лору. Для меня Большое Яблоко всегда будет городом на верху горы. [82]82
  Ассоциация с Нагорной проповедью Иисуса Христа: «Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф 5:14).


[Закрыть]Здесь ты можешь оказаться на самом дне (что со мной бывало дважды), но потом выкарабкаться и достичь успеха, ибо в этом городе нет ничего невозможного.

По радио шофер слушал Джеймса Брауна. [83]83
  Джеймс Джозеф Браун (ок. 1930–2006) – знаменитый соул-певец, дважды лауреат премии «Грэмми».


[Закрыть]Я попросил сделать погромче и стал разрабатывать план действий на завтра.

Машина нырнула в туннель Мидтаун, а я раздумывал о трагедии Ситонов, поведанной в газетной заметке. Я сказал, что не знаю родителей мальчика, но размытая свадебная фотография не давала покоя – что-то в ней казалось знакомым. Может, она как-то связана с моим прошлым?

Наверняка не скажешь, но Джун Ситон слегка напоминала безымянную девушку из моего нечеткого нью-йоркского сна, в котором я смотрю на ее полуобнаженное тело, распростертое на дне черной слякотной ямы.

Казалось, телефон зазвонил минут через десять, как я уснул.

Я попросил Кэмпбелла дать мне время на кофе, но он спешил в Торрингтон на беседу с домработницей Грейс Уилкс, которая в последнюю минуту раздумала встречаться в «Небесном поместье», – дескать, там слишком много воспоминаний.

Я решил открыться ему насчет Джелены. Меня точила тревога, что Страж о ней знает. Пусть я ошибся, и он не подменял Джелли, пусть я преувеличил или нафантазировал грозившую ей опасность, но сыщик помог бы ее разыскать. Однако по телефону всего не объяснишь. Мы подтвердили нашу договоренность о завтрашней встрече. Ладно, до завтра терпит.

Приняв душ и позавтракав в номере – в «Карлейле», с которым у меня те же давние отношения, что и с парижским «Рицем», я чувствую себя как дома, – я принялся за дело.

Не имея обычных данных, приходилось довольствоваться весьма скудной информацией: я знал электронный адрес, знал, что Джелли берет музыкальные уроки у преподавательницы, которую называет «миссис К.», и занятия проходят неподалеку от ее бруклинской квартиры, знал, что она вроде бы воспитательница в детском саду. Джелли скрывала его название, но однажды случайно – а может, намеренно – упомянула ближайшую к нему станцию метро.

В «Гугле» я запросил «детские учреждения» в районе Проспект-Парка. Результат не заставил себя ждать. С помощью электронной карты я сузил круг поиска до трех детских садов, расположенных в пяти минутах ходьбы от станции «Черч-авеню» на линии «Кони-Айленд».

Сознаюсь, я не впервые пытался ее найти. Вскоре после нашего знакомства я предпринял вялую попытку отследить Озорницу. Просто из любопытства я передал ее электронный адрес одному из сетевых детективных агентств, которые за минимальное вознаграждение обещают разузнать о человеке все, вплоть до подробностей его истории болезни и платежеспособности. Агентство обмишулилось, и я оставил попытки. Девушка могла бы неверно истолковать мои намерения, если б узнала об этих проверках.

Теперь же совсем иная ситуация. Не знаю, какое желание – увидеть или защитить – подстегивало сильнее, но чувство безотлагательности действий крепло.

На такси я доехал до перекрестка Пятой авеню и Пятьдесят третьей стрит, где спустился в метро. На входе меня окатило знакомой жаркой волной воздуха, пропитанного стоялыми запахами мочи и претцелей, [84]84
  Претцель – сухой соленый кренделек, популярная закуска к пиву.


[Закрыть]отчего кольнуло ностальгическое воспоминание о временах двадцатилетней давности, когда я был ровесником Джелли и не всегда мог позволить себе такси.

Поезд выскочил на эстакаду; контуры Манхэттена отступали под грубым натиском плоского неказистого ландшафта: приземистые здания, рекламные щиты, обветшалые, залитые солнцем улицы. Меня грызли опасения, но не только из-за расставания с цивилизацией. Чтобы не выделяться, я надел старые джинсы, черную футболку и темные очки, однако вот что меня тревожило: спеша найти Джелли, я мог привести к ней Стража.

– Вы напрасно теряете время, – сказала Грейс Уилкс. – Я понятия не имею, что сталось с парнишкой, и даже не знаю, жив ли он.

– Хотелось бы услышать вашу версию событий.

– Как вы про меня узнали? – Грейс хмуро щурилась поверх чашки с кофе.

– Из местной газеты. – Это было недалеко от правды. Почему-то казалось неразумным извещать домработницу о беседе с доктором Стилуэллом. – Там сказано, что тела обнаружили садовник Эрл Уилкс и его жена Грейс… Вот я и провел небольшое изыскание в телефонном справочнике. – Кэмпбелл улыбнулся.

Грейс молчала.

– Я всем сердцем соболезную вашей недавней утрате, миссис Уилкс, – проникновенно сказал сыщик.

Вышло неуклюже, но вполне искренне.

Глаза женщины словно тонули в лице. Его нездоровая припухлость – видимо, следствие гормональных препаратов – стерла некогда миловидные черты. Этой невысокой и, в общем, изящной старушке в светло-зеленом спортивном костюме и кроссовках с помпонами на вид было под семьдесят; рядом со стулом она пристроила пару костылей, обвитых веселенькими шифоновыми косынками, оранжевой и желтой.

Трудно представить кого-то менее похожего на миссис Данверс.

Грейс опустила чашку, высыпала в кофе пакетик сахарина и неспешно проговорила:

– Эрл был хороший человек. В конце шибко мучился. Ни слова жалобы. Дозвольте кое о чем спросить, мистер Армур…

– Конечно, все, что угодно, – кивнул Кэмпбелл.

– Зачем опять ворошить печальную историю? Это случилось давно, я рассказала полиции все, что знала. И выкинула из головы. Пришлось.

– Я понимаю, мэм. – Кэмпбелл отведал фирменное блюдо – макароны с сыром под острым соусом – и пожалел, что не заказал апробированного жареного цыпленка. – Но не знаю, с чего еще начать. От полиции никакого толку, абсолютно.

Была мысль заглянуть к местному шерифу, но без лицензии частного детектива он далеко не продвинется и лишь привлечет к себе внимание. Шериф, который вел дело Ситонов, умер несколько лет назад.

– Вы не похожи на частного сыщика.

– Правда? – Кэмпбелл улыбнулся. Интересно, чем он вызвал сомнение: молодостью или этнической принадлежностью? – Значит, хорошо замаскировался.

Вопреки надеждам разговор не складывался. Более уверенный в общении с плазменным экраном, сыщик не желал признать, что отсутствие опыта играет против него.

Они сидели в кофейне «Гриль Энни» в Торрингтоне – захудалом рабочем поселке, что в десяти милях к югу от Норфолка. Место встречи, от пола до потолка выложенное белой плиткой и украшенное магнолией, выбрала Грейс. Она ничего не ела.

– Не понимаю, чем могу помочь.

– Вы его знали, миссис Уилкс, – подался вперед Кэмпбелл. – Вы единственная ниточка, никого не осталось, кроме вас.

– Наверное. А что конкретно ваш клиент от него хочет?

Кэмпбелл откинулся на стуле и помолчал, ковыряя в тарелке.

– Вопрос конфиденциального характера, – сказал он официальным тоном, глядя поверх очков. – Могу лишь намекнуть, что дело касается наследства.

Грейс секунду раздумывала.

– По телефону вы сказали, что мое беспокойство может окупиться. Как это понимать?

– Мой клиент предлагает существенное вознаграждение за любую информацию, которая поможет узнать местопребывание Эрнеста Ситона.

Наступило молчание. Грейс придвинула к себе розовый мобильник-раскладушку, лежавший рядом с ее чашкой.

– Может, для начала расскажете, что произошло тем вечером? – спросил Кэмпбелл.

Секретарша «Всесвятского дошкольного центра» по имени Джой – беременная индианка в сари – напевным шепотом сообщила, что вакансий не предвидится до будущей весны.

– Я не по поводу устройства ребенка, – терпеливо объяснил я. – У меня тут приятельница работает. – Я огляделся. – Кстати, а куда все подевались?

Стояла необычная для детского сада тишина.

– Тихий час, – сказала Джой. – Пожалуйста, говорите тише.

Я показал фотографию Джелли; едва взглянув, секретарша вернула снимок и помотала головой:

– Не знаю такую.

– Кажется, она воспитательница. Еще… играет на пианино.

Джой скосила коровьи глаза к стене, где висел общий снимок всесвятского персонала под предводительством мамаш-наседок миссис Куинн и миссис Арбогаст. Джелли в этой группе не было.

– Как, говорите, ее фамилия?

– Фамилии я не знаю. Послушайте, это важно. Может, я спрошу кого-нибудь из сотрудников?

– Говорю же, здесь она не работает. – Тон секретарши стал жестче и утратил любезность.

Та же история повторилась в «Лягушке-попрыгушке» и «Цветах жизни». Никто не узнал Джелену ни по фотографии, ни по моим отвлеченным описаниям. Еще час я мотался по жаре, проверяя другие окрестные сады, которые на карте пометил как «возможные». Безрезультатно. Конечно, насчет работы Джелли могла слукавить, но было жаль расстаться с идеей, что она как-то связана с этим районом. Станция метро была моей единственной зацепкой.

Я уныло плелся по грязным улицам с чахлыми деревцами. Разношерстные дощатые жилища мелких лавочников, дома из силикатного кирпича, разрисованные надписями, захудалый угловой мини-маркет – все это сильно разнилось с отелем «Карлейль». Когда я дотрюхал к перекрестку с Макдональд-авеню, футболка моя промокла от пота. Асфальт лип к подошвам, каждый шаг давался с трудом, словно я брел по зыбучим пескам.

Наверное, это был знак.

Помню, я стоял перед федеральным банком «Астория», раздумывая, зайти или нет – Джелли говорила, что одно время работала в банке, – когда почти над головой со звуком рвущейся бумаги пронесся реактивный истребитель. Я взглянул на пульсирующее белое небо, и вдруг закружилась голова. Я хотел шагнуть, но не видел тротуара, не чувствовал ног. Кто-то поддержал меня под руку.

Глаза мои заволокло чернотой, едва мы вошли в мороженицу, что соседствовала с банком. Я думал, упаду, но отпустило.

– Вам плохо? – услышал я женский голос. – «Скорую» вызвать?

– Водички, если можно.

Девушка вышла из-за прилавка и усадила меня на стул. В мороженице больше никого не было.

– Неважно выглядите, мистер.

Кто-то меня привел или мне показалось?

– Сейчас пройдет. Непривычен к жаре. – Я поежился – кондиционер шевелил майку на мокрой липкой спине.

– Вы уж поберегитесь, эта жара совсем замудохала.

Словцо удивило. Девушка выглядела школьницей лет шестнадцати: светленькая, юное конопатое личико. Воскрешенный ледяной водой, я поблагодарил ее за «спасение моей жизни» и дал чаевые, от которых ее глаза вспыхнули. Задержавшись у двери, я спросил:

– Скажите, кто-то помог мне войти сюда?

Девушка непонимающе воззрилась на меня и сдернула белый наушник.

– Что?

Я повторил вопрос.

– Честно говоря, я не видела. Вы уж поаккуратней.

50

– Было слишком тихо даже для воскресенья, – начала Грейс, нервно хлопая крышкой телефона. – Я еще в дверях почуяла неладное… Мертвая тишина и какой-то незнакомый запах.

– Время запомнили? – спросил Кэмпбелл.

– По воскресеньям мы приходили позже, около девяти.

– В доме вы не жили?

Грейс покачала головой:

– Съехала после замужества.

Кэмпбелл отвел взгляд.

– Значит, вошли в дом… И что потом?

– Там ни души, и я позвала Эрла, чтобы поднялся наверх… проверить, все ли в порядке… Я ждала у лестницы… Было ужасно тихо, а ведь маленький Эрни всегда носился по дому.

Старуха помолчала; было видно, что она отсеивает воспоминания, стараясь в них не потонуть.

– В зале тикали часы, потом я услышала, как Эрл постучал в дверь спальни и окликнул хозяев…

Кэмпбелл подтолкнул ее к развязке:

– Мальчик прятался в чулане под лестницей?

– Сначала мы подумали, он тоже мертвый.

Кэмпбелл кивнул:

– Писали, он был весь в крови.

– Мы его растолкали… Он не понимал, где находится, даже говорить не мог и только дрожал. Я укутала его одеялом и дала горячего чаю.

– Думаете, он от кого-то спрятался?

Грейс сощурилась:

– Эрни терпеть не мог, когда родители ссорились. Иногда он забирался в чулан, чтобы их не видеть. Это было вроде… его домика.

– Откуда на нем взялась кровь?

– Крови-то было чуть-чуть. Вечно газеты понапишут.

– Но как он измазал лицо и руки? Думаете, это произошло на его глазах или он вошел в комнату, когда все было кончено?

– Я-то откуда знаю?! – вдруг вспыхнула Грейс. – Я и тогда не хотела думать о том, что бедняжка видел и слышал, а сейчас и подавно не желаю этого знать.

– Я вас понимаю, – сдал назад Кэмпбелл.

Опять возникла пауза. Сыщик разглядывал замкнутое лунообразное лицо старухи, не зная, как поступить: постараться вновь расположить ее к себе или поднажать. Отодвинув тарелку, Кэмпбелл мягко спросил:

– Как он ладил с родителями?

– Эрни? Еще несмышленыш, он понимал, что такое Гэри Ситон – провинциальный неудачник, для которого только и радости что вдрызг нахлестаться в клубе «Джин и уха». Они не ладили. Мать была ему гораздо ближе.

– Я видел ее фото, – кивнул Кэмпбелл. – Привлекательная женщина.

– Знаете, в ней ощущалась какая-то сила… жизнелюбие, от которого всем становилось хорошо. У нее была куча поклонников, но она, неугомонная душа, вечно рвалась к приключениям. – Старуха помолчала. – Что ее и сгубило.

– То есть в семье она желаемого не находила?

– Это был несчастливый брак… Они только и знали что собачиться. – Взгляд Грейс стал рассеянным, мысли унеслись в прошлое. – В тот вечер они затеяли свару… Я была в доме, собирала ужин. Гэри напился… оба так орали, что я уж хотела вызвать полицию. – Старуха тяжело вздохнула. – Но потом решила – пускай сами разбираются.

– Не помните, из-за чего они ругались?

– Да та же старая песня, Джун умотала в Нью-Йорк на вечеринку, гуляла всю ночь, да еще в больницу угодила. Ничего серьезного – сковырнулась и расшибла голову, но Гэри пришлось за ней ехать.

– Она ему изменяла?

Грейс кивнула:

– Гэри нашел письмо к какому-то парню, в которого она втрескалась. Наверное, забыла или не успела отправить.

– Вы видели письмо?

– Он стал ее обвинять… мол, она хочет его бросить и сбежать. Джун все отрицала, говорила, это понарошку. Тогда Гэри заставил ее вслух прочесть кусок… про то, как она влюбилась. Джун расплакалась.

– Не знаете, кому было адресовано письмо? Какое-нибудь имя упоминалось?

Старуха медленно помотала головой:

– Этого не знаю.

– А что стало с письмом? В дознании ничего не сказано. Вы говорили о нем полиции?

– Наверное, Гэри его порвал и выбросил; а может, затерялось в суматохе. Я сказала им все, что знала. Какая теперь разница?

Большая, подумал сыщик, однако промолчал. Наверное, более опытный следователь сейчас надавил бы, но он боялся, что старуха замолчит намертво.

– По-вашему, Джун действительно хотела его бросить?

– Как-то она сказала, что терпит лишь из-за сына. Мол, в этом огроменном доме она будто в западне, которая сводит ее с ума и высасывает жизнь. Гэри устроил ей комендантский час. Куда ни пойдет, он тотчас напоминает: «Смотри же, душенька, чтобы домой до темноты».

– Домой до темноты… – повторил Кэмпбелл.

– А Джун всегда за него договаривала, так, знаете, будто в насмешку над приказом: «А то боженька накажет».

– Очевидно, для вас это было настоящей пыткой, Грейс. – Кэмпбелл говорил спокойно, хотя сердце его колотилось. – Ведь в этой семье вы были больше чем просто служанка, верно?

– Пожалуй. Джун была очень дружелюбна с прислугой, но забываться не позволяла. Всегда держала грань. – Старуха вздохнула. – Однако я любила ее.

– А мальчика?

– Как собственное дитя. – Грейс приложила руку ко лбу.

– Вы с ним виделись после того, как бабушка забрала его в Нью-Йорк?

– Раза два пыталась созвониться. Затем от миссис Калверт пришло письмецо, дескать, мальчика отправили к родичам на запад… кажется, в Вайоминг. Она благодарила за верную службу, а еще приписала, что для всех будет лучше, если парнишка забудет прошлое и начнет новую жизнь.

– Значит, от него не было вестей? Ну там, в какую школу ходит, учится ли в колледже, где работает… Он не пытался с вами связаться?

– Сколько раз повторять-то? Нет.

Кэмпбелл отхлебнул содовой.

– Неужели за все эти годы вы не поинтересовались, как у него дела, как сложилась его новая жизнь?

Грейс отвернулась, взгляд ее беспокойно рыскал по автомобильной стоянке.

– Почему-то я знала, что с ним все хорошо. После всего пережитого Господь не оставил бы его своей заботой.

Помолчали.

– По сию пору каждое воскресенье я приношу цветы на могилу Джун.

Кэмпбелл вспомнил, как «миссис Данверс» вышла из верхней комнаты, спустилась по лестнице и повела его в лес, где луч фонарика скользил по темным деревьям.

– В «Небесном поместье» есть семейное кладбище?

Грейс покачала головой.

– Как вы думаете: может, тем вечером в доме был кто-то еще? – будничным тоном спросил сыщик.

Он внимательно следил за Грейс и заметил, как что-то промелькнуло в ее взгляде.

– Я слышала, что Гэри Ситон угрожает жене. Дескать, не мне, так никому. Он убил Джун, а потом застрелился. Если б Эрл был жив, он бы вам сказал…

Старуха осеклась, словно поняла, что сболтнула лишку.

– Что, Грейс? В доме был кто-то еще?

Я спустился в метро и сел на деревянную скамью, дожидаясь поезда в Манхэттен. Вспомнился приступ дурноты. В общем-то, пустяки – сочетание недосыпа и легкого теплового удара. Все длилось пару минут, и я уже совсем оклемался. Тревожило лишь воспоминание о сердобольной руке и ее крепкой свойской хватке.

Я представил, как в час пик сюда спускается Джелли. Наверное, она тысячу раз проходила по этой платформе и даже сидела на этой самой скамье – конечно, если вообще бывает на этой станции, если хоть в чем-то ей можно верить.

Помню, однажды я спросил, читала ли она «Завтрак у Тиффани» Трумена Капоте, [85]85
  Трумен Капоте (1924–1984) – американский писатель, признанный стилист и мастер диалога. Повесть «Завтрак у Тиффани» (1958) послужила основой выпущенного в 1961 г. фильма Блейка Эдвардса с Одри Хепберн в главной роли.


[Закрыть]и удивился ее острой обиде. «Думаешь, я как та девушка из книги? Ты вправду считаешь, что я лгу в серьезных вещах?»

Интересно, каким было ее лицо, когда она это писала? Может, Уилл прав: всеобщее постоянное вранье – единственная достоверная черта интернета? Всемирная паутина лжи.

К противоположной платформе подкатил поезд линии «Шестая авеню». Думая о Джелли, я вполглаза наблюдал, как дюжина пассажиров выходит из вагонов и направляется к выходу. Потом состав отъехал, и я увидел девушку, которая осталась на платформе и сосредоточенно возилась с мобильником. Прежде я никогда ее не видел, однако что-то в ней показалось знакомым.

Чуть наклонив голову, она стояла ко мне боком. Высокая, стройная и даже вроде бы изящная – с такого расстояния не разглядеть. Болтая по телефону, девушка засмеялась и повернулась ко мне лицом. Я тотчас ее узнал.

Она оказалась выше, чем я представлял, либо такое впечатление создавала хитроумная прическа, в какую были уложены ее волосы (светлее и курчавее, нежели на фото).

Просто удивительно, как меня оглушило, каким неготовым я оказался к мигу, который так часто предвкушал. Я был сражен не столько ее внешностью, полностью отвечавшей моим грезам, сколько самим фактом ее реального существования, подтвердившим то, что уже знало сердце. Я признал в ней ту, кого любил.

Это стало сногсшибательным откровением.

Джелена меня не видела. Я не знал, что сделать: помахать ей, окликнуть или взлететь по лестнице, пересечь улицу и спуститься на ее платформу? Завороженный, я боялся шевельнуться, чтобы не разрушить чары. Проходившие мимо люди воспринимались как размытые тени.

Потом вдруг я заметил мужчину, стоявшего за чугунной колонной в конце платформы. Казалось, он тоже наблюдает за девушкой. Разглядеть его не удалось. Это мог быть кто угодно.

Поезд я услышал за секунду до того, как он загрохотал по разделявшему нас пути. Я вскочил, Джелли подняла голову, и на миг наши взгляды встретились.

Она не улыбнулась, в лице ее ничто не изменилось. Лишь в испуге или удивлении напряглись плечи – единственный знак, что она меня узнала. В следующее мгновение нас разлучил экспресс на Кони-Айленд.

Казалось, он будет тянуться вечно. Я тщетно пытался разглядеть ее сквозь яркое мельканье вагонных окон.

Когда платформа открылась, я уже мчался к выходу на Макдональд-авеню. Но Джелли исчезла.

– Вы сказали, в доме было пианино.

Она кого-то выгораживает или чего-то боится, думал Кэмпбелл.

– Старый инструмент, – кивнула Грейс. – Он до сих пор в гостиной. Джун любила поиграть. Талантливая была, выдумщица.

Что если Эрнест Ситон уже вышел на старуху? Тогда она передаст ему каждое слово. Может, рассказать ей о недавних убийствах, которые наверняка связаны с событиями в «Небесном поместье»? Нет, пока рано.

– Мальчик унаследовал музыкальные способности? – спросил Кэмпбелл.

– Эрни? – улыбнулась Грейс. – Он вовсе не любил музыку. Совсем еще клоп, а уже заткнет уши и воет, даже если кто-нибудь рядом напевает. Хотя слух имел идеальный, проверяли.

Стилуэлл сказал, что сирота ассоциировал Моцарта с дохлыми мухами. Похоже, Грейс не в курсе, какой диагноз поставил доктор.

– Наверное, тяжело ему приходилось.

– Иногда, – не сразу ответила старуха. – Он был одиночка. С людьми сходился трудно, да и не нуждался в них. Другие дети считали его странным.

– Я в смысле воздействия музыки.

– Я поняла. Если включали пластинку или радио, он бесился, а папаша говорил: «Выкрутасничает», и делал погромче.

– Но вы-то знали, что для него это подлинное мучение.

Грейс кивнула:

– Помню, как-то раз Джун занималась в гостиной, все мусолила один и тот же кусок, а потом вдруг что-то как грохнет! Я влетела и вижу: крышка захлопнута, она склонилась над пианино, которое еще гудит… Эрни весь багровый и так исподлобья зыркает… Я аж струхнула. Ясно, что это было, но Джун все обернула в случайность. Не выдала его.

Он изгой по природе, думал Кэмпбелл, умен и вовсе не сумасшедший, но предрасположен к психозу и вряд ли способен испытывать угрызения совести или понять чувства других…

– Какая музыка была, не помните?

– Смеетесь, что ли?

Кэмпбелл оглядел пустую кофейню, затем подался вперед и чуть фальшиво просвистел начальные такты «К Элизе». Старухины брови съехались домиком, челюсть отвисла.

– Господи твоя воля, как вы догадались-то?

Кэмпбелл не ответил. Пусть сама подумает.

– Вы должны помочь найти его, Грейс.

Глаза ее увлажнились.

– Я уже сказала все, что знаю… и больше, чем надо.

– Имя «Страж» вам что-нибудь говорит?

– Нет. – С ответом старуха не замешкалась.

– Есть вероятность, что Эрнест, которого вы любили и воспитывали, стал опасен. Вы поможете ему…

– Ничего я его не воспитывала. Не ясно, что ли?

Не выдержав, она закрыла руками лицо и тихо разрыдалась. Кэмпбелл дождался, когда она успокоится, и спросил:

– Он вам звонил?

– Извините, не могу… мне пора.

Грейс сунула в карман розовый телефон, потянулась за веселенькими костылями и неловко встала; губы ее собрались в нитку, точно у старого упрямого пони.

Разбередил старуху. Жалко ее.

Заплатив по счету, Кэмпбелл вышел на парковку. Грейс тыкала ключом в дверцу древнего черного «форда», но дрожащие руки не давали попасть в замок.

– Позвольте мне, – сказал Кэмпбелл.

Грейс неохотно отдала ключ.

– Вы женаты, мистер Армур?

Кэмпбелл улыбнулся и показал левую руку с обручальным кольцом на безымянном пальце.

– В августе будет четыре года. У нас дочка Эми. – Он открыл дверцу.

Грейс закинула костыли в машину и взгромоздилась на сиденье. Достав из бардачка пачку «Ньюпорт лайте», она выбила сигарету, закурила и уголком рта выпустила струйку дыма в сторону от Кэмпбелла.

– Вот и езжайте к ним. – Она взглянула на сыщика. – Домой. Не лезьте в это дело.

– Сначала найду Эрнеста Ситона. – Кэмпбелл пригнулся к окну. – Я хочу спросить его об убийстве Софи Листер и Сам Меткаф. Если передумаете, позвоните – мои телефоны у вас есть.

Старуха снова затянулась.

– Не надо было говорить с вами вообще.

– Иначе еще кто-нибудь пострадает. Может, он вас послушает.

Старуха смотрела перед собой; потом носом выпустила дым и помахала рукой, разгоняя его. Ее лицо, наполовину освещенное солнцем, отливало нездоровым блеском. Зажав в губах сигарету, она повернула ключ зажигания и, не глядя на Кэмпбелла, глухо проговорила:

– Он не знает.