Текст книги "Кольцо Риторнеля (ЛП)"

Автор книги: Charles L. Harness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Его глаза буквально впились в ее глаза. – Только два человека знали это имя! Я сам, и еще один человек – мой брат. Ваши следователи, должно быть, говорили с моим братом, и недавно. Он жив!

Аматар вздрогнула. – Вы сделали мне больно.

– Извините. Он отпустил ее руку, но продолжил быстро говорить. – Теперь мы должны это проверить. Вы видели отчеты. Кто-то должен был их подготовить, а перед этим кто-то должен был опросить людей. Кто-то говорил с моим братом. Когда? Где? Аматар, помогите мне.

Но она была уклончива. – Посмотрим, что я смогу сделать. Только сейчас я не могу вспомнить..

Она продолжала торопливо, очевидно, стремясь изменить тему. – В именах столько тайн. Мой отец назвал меня «Аматар». Это что-то означает, я думаю, на одном из древних языков, но я не уверена – что. Мой отец говорит, что я произошла из игральной чаши Алеа. Когда-нибудь я потребую, чтобы он объяснил мне все.

– Действительно? Андрек не понял ничего из этого, за исключением того, что девушка не хотела говорить далее о его брате или о его собственном досье в службе безопасности. – Если вы – дочь Алеа, вы могли бы попросить, чтобы ваша божественная мать произнесла мне сегодня вечером благостную весть. Поскольку я намереваюсь сказать вашему отцу о нас – если я смогу поговорить с ним.

– Вы понимаете, конечно, – сказала девушка глубокомысленно, – что он уже знает?

– Я так и предполагал. Но я хочу, чтобы он услышал это от меня.

– Пусть так и будет. Мы действительно находимся в чаше Алеа.

Она остановилась около яблони в полном цветении. – Подождите момент. Я хочу показать вам кое-что.

Следуя за ее взглядом на дерево, Андрек заметил паутину, искусно спрятанную во внешних ветвях, и вскоре увидел паука, размером с его кулак, ожидающего под скоплением цветов.

– Их помещают сюда на время цветения, для ловли гигантских бабочек, которые иначе откладывали бы яйца в цветки, – сказала Аматар. – Но когда время цветения закончится, садовники соберут и убьют всех пауков. Жаль. Давным-давно, в те времена, когда Горис-Кард был колонией Террора, это делалось по-другому. Древние распространяли смертоносный туман на своих деревьях и посевах, так что любое насекомое, поедающее фрукты, умирало. Но это потерянное искусство, и мы не хотим его вернуть. Так, наши садовники следуют путями своих дедов. Она вздохнула, затем положила руку на крайнюю прядь паутины.

Андрек подавил удушье. – Осторожней! Они кусаются!

– Они довольно порочны, – согласилась Аматар беззаботно.– Их токсин смертельно опасен для насекомых: он разжижает их ткани в течение нескольких секунд. Все насекомые боятся их. Все. Тем не менее, укус редко бывает фатальным для гоминидов, хотя это достаточно плохо. Мгновенная потеря сознания с последующей высокой температурой. Она настоятельно завершила. – То, что я говорю вам, очень важно. Можете ли вы всегда помнить об этом?

– Да, – ответил Андрек, весьма озадаченный. – И не лучше ли нам немного отойти?

Аматар рассмеялась. – Ерунда. Мы с Рак разговариваем почти каждый вечер. Свет тускнеет, и пришло время, ей нужно выходить, в любом случае.

Андрек с ужасом наблюдал, как огромный паук осторожно выполз из конуса паутины.

– Она чувствует вас, – сказала девушка. – Я скажу ей, кто вы. Она слегка потрясла прядь паутины кончиками пальцев. Волосатая тварь замешкалась на мгновение, затем изящно прошлась по паутине и вошла в ожидающую ладонь девушки. Она погладила щетинистую спину указательным пальцем другой руки, а затем начала что-то напевать в низкой тональности. Через несколько секунд паук почувствовал явную тревогу, но вскоре расслабился.

– Что все это было?– спросил Андрек в удивлении.

– Я сказала ей, что для нее настало время, чтобы оставить сеть и пойти с вами.

– Вы... что?

Их глаза на мгновение закрылись, и в этот момент сияние и веселье покинули ее лицо, и глаза выглядели уставшими и осунувшимися. – Джим, любимый,– сказала она спокойно. – Я не могу объяснить. Просто сделайте это.

– Да, конечно. Он ничего не понял, за исключением того, что он был в серьезной опасности, и что Аматар знала об этом и пыталась использовать свои странные чары для его защиты.

– Откройте ваш чемоданчик, – скомандовала девушка. – Ах, ячейка декодера пуста. То, что нужно. Прокладка из пены, и она прекрасно подойдет. Туда. Закрывайте.

– Мы будем в пути длительное время, – сказал Андрек. – Я не думаю, что на корабле будут какие-нибудь насекомые. Чем я буду кормить ее?

– Есть один выход. Она показала ему крошечный черный футляр в своей ладони. – Это поможет кормить ее. Не открывайте его сейчас – просто уберите. Вы поймете, что делать, когда придет время. Она продолжила, почти весело. – Как видите, это хорошо сработает. Через неделю садовники убили бы ее. Вы спасли ей жизнь. Возможно, она сможет вернуть долг. А теперь, не пора ли пойти на ужин?

8. Риторнель и антиматерия

Банкетный стол представлял собой полое двенадцатигранное «кольцо». Теоретически Андрек знал, что двенадцать сторон представляют «волшебные» числа Алеа, и кольцо было символом Риторнеля. Как и большинство правительственных компромиссов, это никого не радовало и фактически бесило его предполагаемых бенефициаров. Тем не менее, совет ужинал здесь каждый вечер, и каждый советник приглашал таких помощников, которые могли быть полезными в завершении делового дня всей галактики. Андрек много раз присоединялся к группе за прошедшие месяцы. Обычно присутствовали выдающиеся посетители из других звездных систем Домашней Галактики (если позволяли их размер, форма и система пищеварения), а иногда даже гости от одной из других галактик, которые формировали Кластер Узла. На самом деле (как вспоминал Андрек) в книге мифов рассказывалось, что подобные посетители завезли религии Алеа и Риторнеля в Горис-Кард из галактик Узла много веков назад, задолго до великих войн с Террором.

Когда он сел, то обменялся приветствиями с гостями с обеих сторон: с Фаерой – жрицей Риторнеля, которую он немного знал, и конечно, с Аджяном Вэнгом, знакомым, к настоящему времени беспокоящим его лицом из кругов Большого Дома. В то время как подавалось первое блюдо, Андрек огляделся вокруг стола, начиная с Аматар, которая сидела справа приблизительно на одну треть окружности стола. Она свободно беседовала с двумя красивыми молодыми священниками – Алеанином справа от нее и мужчиной Риторнеля слева от нее. Андрек подавил хмурый взгляд и даже не потрудился посмотреть на панель перед собой, на которой были указаны имена для разговора. Повернувшись налево, он снова взглянул на отца Аматар – Оберона Дельфьери, который серьезно разговаривал с физиком – Риторнеллианцем самого высокого класса, о чем свидетельствовал блестящий золотой галун на его блузе. Кедрис стоял рядом с ученым, заканчивая кушать фруктовый салат. На свой вечерний костюм он надел шелковый передник, специально разработанный Аматар.

Андрек снова посмотрел на Оберона. Этот человек очаровал его.

Оберон, последний из рода Дельфьери, несмотря на то, что был человеком среднего роста, был доминирующей фигурой. Он рассматривал каждый дюйм человека, предки которого управляли Лигой в течение многих веков и сделали неизбежным поражение Террора. Его черные глаза смотрели с лица, которое казалось отлитым из бронзы. Величавый эффект был усилен, а не омрачен (подумал Андрек), широким шрамом, идущим от его лба, вниз по левой щеке, вдоль его шеи, чтобы исчезнуть под гибкой синей тканью его куртки. Когда великий человек двигался в своем кресле, под его курткой время от времени обрисовывался какой-то пояс, твердый и жесткий. До Андрека доходили различные слухи об этом поясе. Некоторые говорили, что это был бронежилет; другие настаивали, что грудь Оберона была раздавлена в ужасном взрыве в его юности, и что пояс, фактически, был заменой грудной клетки.

Андрек осознал, что Фаера говорила с ним. —... демонстрация фундаментальной теории... антивещество... урсекта... присутствовать...?

Он повернулся, чтобы глупо посмотреть на нее. – Демонстрация, сестра? О. Да, конечно. С нетерпением ожидаю ее.

Жрица пристально посмотрела на Кедриса. – Поразительный человек, не так ли?

– «Человек»? – подумал Андрек, следуя за ее глазами на юного кентавра. Он спросил вежливо: – Вы находитесь в штате Кедриса?

– Просто пара дополнительных рук, – ответила жрица. – Я убеждаюсь, что оборудование настроено и работает должным образом. После этого остается только нажать на нужные кнопки.

Андрек сделал глоток вина. – Я уверен, что вы делаете больше, чем это. Он понял, что жрица все еще уставилась на Кедриса. Он тайком посмотрел на ее лицо. Ее губы были полуоткрыты, и щеки вспыхнули. Она пробормотала: – Это развлекает вас, Дон Андрек?

– Мои извинения, сестра, – сказал он застенчиво.

– Нет необходимости. Жрица криво улыбнулась ему. – До того, как я стала жрицей, я была женщиной. Возможно, я все еще больше женщина, чем нужно для меня или Храма. Она добавила, не пытаясь обороняться: – Генетика также изучает его, знаете ли. Прямо сейчас у них идет большой спор о величине его IQ, о том, что он более пятисот или более шестисот.

– И как это объясняют, в любом случае? – спросил Андрек любопытно.

– Это – комбинация руки, копыта и крыла. Гоминид, как вы знаете, развил свою мозговую сложность как кибернетическую обратную связь ловкости его рук. Если вы добавляете крылья и другую пару ног, вы более чем в три раза увеличиваете извилины мозга. Невероятное существо. Она вздохнула. – Если я когда-нибудь останусь на пустынной планете, я хотела бы быть с Кедрисом. С его менталитетом он может легко воссоздать всю цивилизацию. И все же, кто он? Просто испорченный любимый сибаритского суда.

Только теперь Андрек понял, что Вэнг говорил, говорил через него с Фаерой. – Я уверен, что вы понимаете, – говорил Алеанин с размеренной злобой, – что ваш знаменитый Кедрис никого не впечатляет. Человек злобно воткнул нож в свой кусок мяса. – В просвещенных кругах его считают мошенником.

Андрек снова ощутил себя размышляющим относительно назначения Вэнга и его цели в Большом Доме. У некоторых из этих святых людей были странные специальности. В его карьере он встречал церковных юристов, врачей, ученых, пропагандистов, и даже одного высококвалифицированного убийцу. Лицо монаха отражало твердое, холодное целеустремление. У нас есть что-то общее, подумал Андрек. У него, как и у меня, есть единственная цель. Моя цель – мой поиск Омира. Интересно, какая цель у него? Что бы то ни было, я бы не хотел встать у него на пути, который, оказывается именно там, где я. Он вздохнул. Здесь мы снова вместе. Мне нужно поговорить с сидящим хозяином. Только сейчас, я не хотел бы сидеть между двумя святыми людьми противоположных полярностей. Но, конечно, это невозможно. Меня намеренно посадили между ними, потому что Алеа и Риторнель не будут сидеть вместе. Он мягко спросил: – Значит, вы чувствуете, Брат Вэнг, что Кедрис не внес весомого вклада в космическую механику?

– Возможно, несколько, – неохотно признал Алеанин. – Но это вряд ли имеет значение.

– Какой в этом смысл, Брат? – потребовала жрица.

– Это просто, – ответил Алеанин. – Он восхваляет Риторнель, тогда как по праву это всё благодаря Алеа. Все, что ваш Кедрис разработал, это только продукт случайности, а не замысла. Поэтому он продвинулся в науке только в той мере, в какой дала ему Алеа. Вся суть в Алеа!

Андрек долгое время держал в тайне подозрение, что каждый храм существует исключительно с целью несогласия с другим. Ему казалось, что всякий раз, когда один храм объявляет о новом аспекте учения, другой, который до этого не задумывался и не беспокоился, в одночасье создает шумное опровержение, показывая не только грубые ошибки нового учения, но и доказывая, что это предложение в первую очередь было украдено у них.

Углом своего глаза он увидел, что жрица пьет вино со смертельным спокойствием.

– Это, – поспешно сказал Андрек, – затрагивает очень больной и спорный момент. Означает ли это, что Риторнель через свой грандиозный план контролирует игральную чашу Алеа; или, скорее, Алеа, благодаря случайному повторению случайных событий, обманывает нас, заставляя думать, что мы участвуем в предопределенном эталоне? Возможно, сегодня мы отложим в сторону этот великий вопрос и довольствуемся признанием того, что он действительно существует. Он хладнокровно добавил: – Кроме того, может быть, вы оба не правы?

– Как это может быть? – потребовал Алеанин подозрительно. – С Риторнелем рождаются тысячи цивилизаций, процветают и умирают, за исключением одной. Эта одна живет, чтобы воссоздать следующую тысячу. Приверженцы Риторнеля видят повторяющийся, преднамеренный выбор Богом одной из тысяч возможных форм жизни, такой, что она должна выстоять и выжить, когда ее девятьсот девяносто девять соседних культур мертвы, чтобы самой стать родителем следующей процветающей тысячи культур. Проект Бога определяет курс всей жизни во вселенной и полностью, заранее обдуман. Алеа, с другой стороны, является апофеозом случайностей. И все же, когда случай воздействует на очень крупный масштаб, результат больше не шанс, но статистическая неизбежность. Например, «температура» одной молекулы полностью случайна и определяется просто ее скоростью в данный момент. Но температура общего объема воздуха вполне предсказуема, потому, что определяется средней скоростью миллиардов молекул. Таким образом, случайная вероятность Алеа, действующая в космическом масштабе, неразличимо сливается с определенной предсказуемой способностью Риторнеля. Разве не возможно, что существует преобладающая воля, которая контролирует как шанс, так и шаблон – навязчивые даже самые маленькие, а также самые большие вещи? Что управляет микроскопической нитью нуклеиновой кислоты, а также Вселенной в повторяющихся мирах? Разве не может быть, что крошечная клетка и огромная Вселенная неразрывно переплетены, что каждая требует и воспитывает другую?

– Поэтому, богохульство в сторону, – сказал Вэнг самоуверенно, – скорее скажите, что Алеа, действующая во всех масштабах, больших и малых, является причиной всего, даже тех вещей, которые кажутся невероятными, предопределенными. И в любом случае, наверняка вы не претендуете на то, что тайна Вселенной запрограммирована – заложена, если хотите – в тривиальную, инсенсатную нить ДНК? Что судьба космоса заключена в невидимо маленькой клетке?

Кедрис присматривался к Вэнгу. Несмотря на отсутствие реплик, у Андрека было впечатление, что их измышления в значительной мере развлекали его. Он наблюдал за лицом кентавра. – Сколько вселенных создано только для того, чтобы появилась последняя, совершенная? Речь Андрека была мягкой, почти рассудительной. – Сколько миллиардов гоминидных клеток растет, чтобы одна могла выжить, чтобы размножиться? Разве мы всего лишь крошечные пловцы в генетическом океане времени и вселенных без конца? Что такое великое изменение, которое мы ожидаем? Изменение, которое сделает устаревшим не только наш вид, но и последовательность миров, которые создали нас? Каким будет это последнее чудо?

– Дон Андрек. Это был Кедрис. Кентавр говорил с ним телепатически. – Дон Андрек, из-за вашего чувства к Аматар, вы имеете право знать ответы, и скоро придет время, когда вы получите их. Но есть много вещей, которые должны сначала свершиться за этим столом с несколькими роковыми последствиями.

Пока адвокат изучал большие кристаллические глаза Кедриса, он понял, что Фаера и Вэнг все еще спорили друг с другом. Было очевидно, что сообщение кентавра было только для него одного. Действительно ли кентавр знал то, о чем он говорил? Он слышал, что кентавр разработал странную электронную схему, способную читать будущее в ограниченном индивидуальном масштабе. Но его собственные вопросы, и ответ Кедриса имели дело с бесконечным космосом. Он пытался скрыть свой скептицизм, когда сформировал мысль: – Спасибо, Кедрис. Я был бы рад узнать больше об этом.

Странный юноша просто улыбнулся.

Андрек глубоко вздохнул и возвратился к религиозным войнам. – Конечно, для такого язычника, как я, невозможно определить с авторитетом любую из ваших религий или отличить одну от другой. Он повернулся к каждому по очереди. – Я не должен даже пытаться. В лучшем случае, я могу обеспечить только личное впечатление.

– Сильно предвзятое мнение, искаженное пагубным влиянием профессиональной жизни, проведенной в логове логики, – пробормотала жрица. Андрек резко посмотрел на нее, но увидел, что глаза женщины сияли. Он улыбнулся. – Но вы можете говорить как эксперт. Что такое Риторнель?

– Риторнель, – начала Фаера, – это кольцо, цикл, вечный возврат, непреклонный и нерушимый. Например, давайте рассмотрим события в Узле. Там формируется водород. Теперь, формируется ли это вещество, как говорят некоторые – как метаболические отходы урсекты, питающими толчки и сотрясения пространства, не имеет никакого значения. Он формируется. Медленно, более чем миллиарды лет, обширные облака водорода накапливаются в Узле. И не только в нашем Узле, но и во всех Узлах между всеми галактиками. И наконец, этот водород уплотняется в сто миллиардов новых звезд. Появляется новая галактика, и старый узел исчезает. Между тем, проходят эпохи, и вселенная никогда не перестает расширяться. Галактики удваивают расстояния между собой, и между галактиками, большие сотрясения сопровождают рождение и развитие новых узлов. Различные формы жизни рождаются в новых галактиках, развиваются, распространяются, но, наконец, солнца стареют и стареют, и старые галактики умирают. Так было всегда, и так будет всегда. Это шаблон, цикл, кольцо Риторнеля, мега, или огромное «О». «Омега», Дон Андрек, и так будет длиться вечно.

– Вы имеете в виду, – спросил Андрек, – что все это уже было раньше? Что в предыдущей галактике, миллиарды лет назад, был еще один Горис-Кард, колонизированный другим Террором, и еще один двенадцатигранный стол с такими же, как мы, людьми, праздно болтающими, как мы сейчас? Он был по-настоящему недоверчив.

– Мы думаем так, – сказала Фаера.– И не один раз, а много раз, возможно, бесконечное количество раз. Позвольте мне объяснить. Мы говорим об одном из наших более простых химических уравнений, что два атома водорода объединяются с одним атомом кислорода, чтобы дать воду. Мы знаем из многолетнего опыта, что если мы соединим водород и кислород в правильных условиях, то получим воду. И аналогично для любой другой химической реакции: когда мы определяем реактивы и условия, мы тем самым заявляем продукт реакции. И мы не можем ограничиваться простыми операциями в лаборатории: это универсальное правило. Оно применимо ко всем химическим, физическим и биологическим процессам, происходящим во Вселенной сегодня, вчера и всегда. Из этого следует, что грубые первобытные силы, выбрасывающие пространство из бездны, тем самым заявляют о гоминиде. Поскольку человек является неизбежным конечным продуктом неизбежной последовательности водорода, конденсирующих галактик, солнц, планет и жизни млекопитающих. И если это так для существующих галактик, то это должно быть так для всех прошлых галактик. Гоминидная раса была создана не один раз, а бесконечное число раз, и продолжит воссоздаваться, пока вселенная продолжит расширяться. Этот цикл – Кольцо Риторнеля.

– И чем больше об этом думаешь, тем менее вероятным это становится, – сказал Вэнг мрачно. – Для того чтобы принять Риторнель буквально, требуется вера не только в то, что эти же события будут повторяться снова и снова, но и требуется вера в саги из книги мифов. Риторнелианцы просят вас поверить, что мы, гоминиды произошли от одного мужчины и одной женщины, которые появились на сцене с помощью божественного вмешательства Риторнеля. Но они не останавливаются на этом. Трудность заключается в том, что они просят, чтобы мы поверили далее, что, когда гоминиды вымрут, раса будет воссоздана другой парой гоминидов. Он продолжал педантично.– Доказанный цикл рождения, развития и смерти существует. И существует он благодаря воле Алеа. И именно по ее воле Кольцо должно быть разорвано. Наши пророки знают, что уже сейчас, в этом поколении, разрыв начался. Возникнет новая форма жизни, совершенно чуждая чему-либо в истории любой галактики, и она пронесется на больших крыльях по Вселенной, и она никогда не умрет. По чистой случайности она появилась на свет, по чистой случайности сохранилась, и по чистой случайности она должна когда-нибудь выйти из Бездны!

– Вы имеете в виду, что она сейчас находится в Бездне? – спросил Андрек.

– Мы не знаем, где она, – заявил Алеанин откровенно. – Возможно, это как раз хорошо, что мы не знаем. Поскольку, если мы не знаем, то и они, – он впился взглядом в жрицу, – тоже не знают.

– Вы говорите о жизни, новой жизни, Брат Вэнг, – сказала Фаера.– Но что такое жизнь? Рождение, существование и смерть. Это – то же самое для вас, меня, и для любого смертного, независимо от того, гуманоид он или нет. Это – то же самое для планет и солнц, которые дают им их короткие жизни. То же самое для галактик этих солнц. Пока вселенная расширяется, будет продолжаться Кольцо Риторнеля. Бесчисленные мертвые галактики заявляют, что так должно продолжаться вечно.

– Смерть ничего не объявляет, – сказал Вэнг. – Все прошедшее время – это всего лишь мгновение с Алеа. В ее силах создать то, что сломает кольцо, заставит вселенную стоять на месте, и оставаться рукой смерти. Вы можете отрицать, – резко сказал Вэнг, – что Риторнель – слишком статическое повторение и предопределение? Для вас вся вселенная – это колея.

– Но это – хорошая колея, – возразила Фаера. – Вы не знаете то, что подстерегает цивилизацию вне колеи. Зачем рисковать?

– Любое отклонение может быть улучшением, – настаивал Вэнг.– Мы должны пробовать замены. Мы должны быть скептичными.

– У вас, кажется, есть большая вера в скептицизм, – спокойно заметила Фаера.

Вэнг посмотрел через Андрека на жрицу. Его брови предостерегающе выгнулись. – Не насмехайтесь над богиней с парадоксами.

Андрек поспешил вмешаться. – Но как вы оба можете быть так обеспокоены тем, что может занять миллионы лет? – спросил он. – Что относительно здесь-и-сейчас?

– Вот именно, – заявил Брат Вэнг. – Вечность – это бесконечная серия «здесь-и-сейчас». Если мы действительно можем управлять одним моментом, мы захватим власть над вечностью. Если мы сможем сделать только один разрыв в Омеге, Риторнель уйдет навсегда. И когда это будет сделано, это будет работа мгновения, случайная вещь, выполненная «здесь-и-сейчас», если хотите.

– Должен ли я тогда понимать, – спросил Андрек, – что между этими двумя религиями нет абсолютно ничего общего?

– О, у нас действительно есть одна общая черта, – сказала Фаера. – Это Омега.

– Именно так, – фыркнул Вэнг. – Она было настолько динамична, что они просто украли ее у нас. За исключением того, что они полностью изменили ее к их собственному извращенному мышлению. Они утверждают, что, поскольку она означает конец вещей, она также должна означать начало, так как для них конец – это начало, и наоборот. Абсурд, правда.

Фаера улыбнулась. – По крайней мере, мы устроили небольшую драму. Для нас «Омега» – это цикл смерти старых галактик, рождение новых галактик в Узлах, воссоздание жизни от пары предков, затем созревание, старость и снова смерть. Мы говорим: так было всегда, для миллиардов и миллиардов циклов, так будет всегда.

Вэнг фыркнул. – Вы действительно не верите всему этому.

Фаера пожала плечами, но ее глаза мерцали. – Ну, я не слишком уверена в этой наследственной паре гоминидов.

– Я думаю – нет, – заявил Вэнг.

– Кажется, там слишком много гоминидского эгоцентризма, – согласилась Фаера лукаво. – По моему личному мнению, наследственная пара для следующей Омеги, скорее всего, будет не гоминидской, – скажем, рептилии, рыбы или, – она посмотрела на Кедриса, – возможно, даже какой-нибудь вид лошади.

Вэнг быстро повернулся к ней с подозрением, открывая и закрывая рот. Фаера вежливо улыбнулась ему, и его лицо медленно покраснело.

Андрек тревожно рассмеялся.– Я всего лишь адвокат. Все это слишком для меня.

Я ... – он резко задохнулся. Через стол на него смотрело странное лицо. Это была Аматар, и все же это была неизвестная Аматар. Отчаянные глаза сцепились с его глазами в течение самого краткого мгновения. И затем Аматар улыбнулась. Это другое лицо существовало так мимолетно, что он задался вопросом, не вообразил ли он его. В конце он улыбнулся ей в ответ. Но он был потрясен. И как отсроченная пульсация глубокой боли, он медленно начал понимать то, что он увидел. Это было лицо смерти. Он был отмечен, чтобы умереть по приказу Большого Дома. Аматар знала, но не могла сказать ему.

Его виски пульсировали. Но он снова успокаивающе улыбнулся ей, а потом она отвернулась.

Его компаньоны по ужину, по-видимому, ничего этого не заметили.

Жрица слегка коснулась его локтя. – Эта музыка, – пробормотала она. – Она настолько странная и неотразимая.

– Да, – сказал Андрек рассеянно. – Это – Римор. Я несколько раз слышал его. Это напоминает мне о чем-то... или о ком-то, но я не могу сказать о чем.

Вэнг фыркнул. – Это – всего лишь машина, просто тщательно продуманный компьютер.

– Тогда это еще более замечательно, – сказала Фаера. – Он кажется почти живым.

– Я понимаю, – сказал Андрек, – что когда ужин закончится, он будет читать новую эпическую поэму собственного сочинения в музыкальной комнате. О войне с Террором, я думаю. Он посмотрел в сторону Аматар, но она избегала смотреть в его глаза. Оберон встал. – Управляющий, – объявил он, – проведет вас в музыкальную комнату.

Андрек задвинул свой стул на место. – Я сожалею, что не могу присутствовать на концерте с вами, – сказал он Алеанину, – потому, как Магистр попросил меня присутствовать на какой-то научной демонстрации, которую Кедрис дает в лабораториях. Извините меня, пожалуйста.

«Бездна не является занятым пространством, хотя она расширяется во всех направлениях без предела. И она все же и не время, хотя существует только в настоящем, всегда, и без конца. Как легко сказать, что Бездны нет».

(Андрек, в Бездне).

По специальному приглашению, Андрек оказался в ложе с Обероном, обозревая физический амфитеатр. Физик Лайсдон сидел по другую сторону от Оберона. Несколько приглашенных наблюдателей расселись по близлежащим ярусам мест за ложей.

Кедрис управлял демонстрационной камерой. Здесь он был явно как дома. Андрек не видел никаких следов юной неуверенности в его поведении. Кентавр поднял свою руку с требованием тишины, и затем обратился к Оберону. – Магистр, сама демонстрация займет всего несколько секунд. Она будет включать в себя эти две кварцевые камеры, и они немного погремят по полу. В этой первой камере будет вспышка синего света, но это все, что вы действительно заметите. Важно то, чего вообще не произойдет во второй камере, здесь, и я хотел бы подробно изучить последствия этой вещи. Так что я собираюсь отложить грохот и синюю вспышку до самого конца лекции.

Оберон кивнул, и Кедрис продолжил. – Процедура разделена на две части. В первой части я преобразую около ста молекул нормального водорода в водород антиматерии. Половина этой антиматерии будет проанализирована, чтобы доказать, что это на самом деле антиматерия; то есть, что «протоны» атомного ядра отрицательно заряжены и что «электроны» оболочки заряжены положительно. Этот анализ включает в себя разрешение антиматерии вступить в реакцию с равным количеством нормальных молекул водорода, чтобы дать крошечный космический взрыв, который мы увидим как вспышку синего света... Это излучение затем анализируется спектрофотометрически. Другая половина антиматерии водорода будет выгружена в специальную камеру, также содержащую обычный водород, но содержащую дополнительно некоторое количество урсекта. Эта часть…

Оберон прервал его. – Урсекта? Вы имеете в виду, эти насекомые в Узле?

– Да, сир. Очень странная форма жизни – очень мелкая. Урсекта обычно существуют только в Узле. Там, они питаются необработанной энергией, произведенной напряжениями в нашей расширяющейся вселенной, несколько таким же образом, как бесчисленные диатомовые водоросли наших океанов питаются с помощью фотосинтеза. На самом деле, мы очень мало понимаем о жизненно важных процессах урсекты, но мы знаем их конечный метаболический продукт, так же, как мы знаем метаболический продукт диатома. Для диатомовой водоросли это – главным образом, углекислый газ; для урсекты это – протон или водород. И это – основание для нашей демонстрации этим вечером.

– Извините, что перебил, – сказал Оберон. – Пожалуйста, продолжайте.

Кедрис поклонился. – Как я уже сказал, другая половина нашего антиматериального водорода будет выгружена в специальную камеру, также содержащую нормальный водород, но содержащую дополнительно несколько урсекты. В этой камере молекулы антиматерии также будут реагировать с нормальным водородом, но в этом случае не будет взрыва: урсекта будет мгновенно «съедать», если хотите, возникающую энергию и преобразовывать эту энергию в протоны, так же, как они делают это в Узле. Он приостановился и посмотрел на озадаченные мыслями лица.– Мы уже провели этот эксперимент с многочисленными формами атомной энергии, включая несколько процессов ядерного синтеза, и обычно в более крупном масштабе. Здесь, мы демонстрируем с антивеществом по двум причинам. Во-первых, эксперимент может быть выполнен в миниатюре, с полной безопасностью; во-вторых, взрыв антивещества является самым мощным известным источником энергии, – будь то для мира или для войны. Это покажет возможности этих странных маленьких существ, что невозможно никакими другими средствами, когда ими управляют с научной точки зрения. Его глаза пытались найти Оберона. – Последствия, сир, огромны. Если мы в состоянии разработать это средство для защиты планет Домашней Галактики против ядерного удара, прежде чем другие одиннадцать галактик обнаружат его... Он пожал плечами.

Андрек с трудом переводил дыхание. Столетний тупик, который последовал за войной с Террором, будет преодолен. Вся теория возмездий, это великое неотвратимое сдерживание ядерной войны, рухнет. Это была бы полная Защита; ее обладатель доминировал бы над Двенадцатью Галактиками.

– Мы понимаем последствия, Кедрис, – спокойно сказал Оберон. – Идем дальше.

Кентавр снова поклонился. – Мы подаем очень небольшое количество обычного водорода в резервуар с очень высоким вакуумом. Он показал взмахом руки. – Из этого резервуара мы далее отмеряем около ста молекул в напряженную плазму: это кольцо Мёбиуса-Клейна.