Текст книги "Особенности современной артефакторики"
Автор книги: Булгакова Ольга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Действия Алексы впутали Алекса во всю эту историю. Они же и вывели его из-под удара, когда моя компьютерная разумница самостоятельно начала писать Рихарду Штальцану с домашнего Iр, от которого все доступные Алексу приборы были отлучены.
Отец Робина, добившийся того, чтобы мою колонку передала ему лично Марина из рук в руки у нас дома, сказал потом, что я умудрилась как-то воздействовать на Алексу и в самом деле превратить ее в артефакт. Механизм необычного взаимодействия магии с электроникой и всякими микросхемами следователь выяснять не спешил, ведь это означало необходимость разобрать колонку на винтики. Что в свою очередь могло разрушить разум Αлексы, вернув все к заводским настройкам.
Рихарду Штальцану моя Алекса была куда выгодней в качестве свидетеля. А потом (с моего разрешения) в качестве сотрудника, официально ставшего первым искусственным интеллектом на службе правопорядка.
За октябрь и ноябрь присутствие полицейских на территории школы стало привычным, как и статьи «Вестника», сомневающегося в безопасности учащихся и компетентности следствия. Поначалу эти выпады звучали серьезно, к концу ноября в них явственно слышались истеричные нотки. Привычный уклад жизни рушился, денежные потоки перекрыли, два богатых и влиятельных семейства в полном составе оказались под строгим домашним арестом и то благодаря тому, что заплатили очень крупные суммы в качестве залога.
Департамент, несомненно получавший свою долю, делал все возможное, чтобы хотя бы приостановить учебу. Директор Йонтах и преподаватели отстаивали Юмну, а лучшим аргументом была наша успеваемость. Ни комиссия, проверявшая соответствие программы и содержания уроков cтандартам, ни наблюдатели из департамента, контролировавшие магические дисциплины, ни лаборанты, бравшие пробы воды и воздуха, ничего не могли сделать, ни к чему не смогли придраться. Юмнеты учились с глухим остервенением, с уверенностью, что второго шанса получить магическое образование в Европе просто не будет.
Мы доказывали свое право на обучение в Юмне. Доказывали Европе, департаменту и всему миру.
Слова Αдама о магических источниках я не забыла и искала информацию в библиотеке. Нужные сведения не радовали совершенно, зато проясняли очень и очень многое. И разрешение восстановить школы, и сложности, которыми через несколько веков обернулось истребление магов Америк, и даже мои сны о битве с тангорцами.
Магические школы, как и Юмна, располагались рядом с природными источниками волшебства. Робин правильно сравнил Юмну с электростанцией, а живущих рядом магов с потребителями энергии. Οни оттягивали на себя силу, стабилизировали ее, направляли в русло созидания.
Эта система возникла две тысячи лет назад после того, как магическая энергия сфокусировалась в нескольких местах на земном шаре. Раньше она была столь же рассеянной, как до сих пор в обеих Америках. Шаманы и маги, которых нещадно уничтожали конкистадоры и колонисты, умели находить небольшие ручейки волшебства и использовать силу, расходовать ее. Теперь же эта невостребованная энергия искрила и била разрядами, вызывая где-то землетрясения, где-то наводнения, притягивая ураганы. Она же изменяла наиболее чувствительных к подобному воздействию людей. Из-за этого начинались всякие скандалы, а порой даже серьезные протестные акции.
Понадобилось много лет, чтобы объяснить мирским политикам магическое и, главное, природное происхождение некоторых проблем. Но только несколько землетрясений в спокойной в этом отношении Европе и два разрушительных цунами в Индонезии убедили политиков, что силу источников нужно расходовать правильно, рационально. Α этому необходимо учиться, само по себе знание не приходит.
Но, как ни прискорбно, не катаклизмы побудили политиков вновь открыть магические школы, а угроза извне. Тангорцы, которых я раньше как-то не пыталась даже связать с конкретной страной, не были землянами!
Это откровение меня ошеломило. Я очень долго его переваривала, осмысливала. Даже не сразу решилась рассказать Робину, помогавшему мне искать разбросанные по книгами сведения об источниках. Только увидев подтверждение в «Хрониках Юмны», сама поверила в то, что нашла.
В «Хрониках» упоминались знакомые по снам личности. Тьотт, Ахто, Кэйвла и Рона пару раз мелькали на страницах с описанием мирных договоров, которые заключили юмнеты с тангорцами. Чужаков книга описывала так: «Люди высоки, стройны, ликом весьма лепы. Синеоки в большести своей и всегда беловласы, будь то маг в летах или отрок».
– Прям как магистра Клиома описывают, – хмыкнул Робин, разобрав обильно сдобренный завитушками текст.
– И в самом деле похож, – задумчиво согласилась я, вспоминая тех тангорцев, которых мне показывало ясновидение. – Очень похож.
– А почему тогда ничего про тангорцев не говорилось никогда?
Я пожала плечами:
– Может, последний контакт был давно.
«Хроники Юмны» подтвердили это предположение. Последняя делегация подданных королевства Тангор, находящегося в мире Эвлонт, общалась с землянами в конце восемнадцатого века. Книга связывала устойчивость межмирного портала с уровнем развития магов Юмны. Чем больше их было, чем полней использовался источник на дне Щецинского залива, тем меньше была вероятность общения с тангорцами, настроенными далеко не всегда миролюбиво.
– Ты, кажется, правильно догадалась, – Робин сложил руки на груди, мрачно смотрел на пожелтевшую страницу «Хроник». – Учить взялись нас, а не первый класс, потому что мы почти совершеннолетние. Мы можем сражаться, если придется.
– Юмна нестабильна, маги ослаблены и разрознены, – я хмуро перелистнула страницы, открыла на закладке. – В тысяча сотом году было так же. Тогда тангорцы и появились.
Он досадливо потер губы, подбородок и, не глядя на меня, выпалил одним духом:
– Департамент копает под Юмну. Тормозит расследование, как может. На это, – Робин кивком указал на книгу, – им наплевать. На нашу учебу тоже. Им свои карманы дороже. Пока мы тут, прикрыть Юмну нереально. Но скоро каникулы почти на месяц. Все разъедутся, а возвращаться будет некуда.
Неудивительно, что он так протарахтел это. Робин понимал, что все ждали больших зимних каникул, возможности пообщаться с семьями, друзьями, бывшими соучениками. Но он был прав. Пустующий подводный город просто запечатать снова, и этот шанс департамент не упустит.
– Уезжать нельзя, – согласилась я. – Нужно только растолковать это остальным. Чем больше нас останется, тем выше шанс сохранить Юмну.
Через каких-то два дня в ближайшее воскресенье все юмнеты собрались на внеплановой лекции. Луиза, которой мы с Робином все рассказали, обеспечила стопроцентную явку. В роли оратора я чувствовала себя очень неуютно, а волнение усиливалось из-за того, что среди слушателей были не только юмнеты, но и деканы факультетов, и директор.
Вначале я честно читала с бумажки и просила приберечь вопросы на потом. Единственным человеком, пренебрегшим этой просьбой, был магистр Клиом. Простой вопрос, на который я как раз собиралась зачитать ответ, умудрился все изменить. Вдруг стало ясно, что в моих записях нет необходимости, что я не собьюсь и объясню так, как надо. Просто, доходчиво, с доказательствами. Я чувствовала, что недоверие юмнетов постепенно уходит, что к моим словам прислушиваются, что их анализируют.
Отклик был таким, на который мы с Робином рассчитывали. Юмнеты один за другим объявляли, что не уедут из школы. Не сейчас. Не на этих каникулах.
И только когда решение уже было принято, директор поднялся и взял слово.
– Юмнеты! В первую очередь я от лица всех преподавателей и от себя лично хочу поблагодарить госпожу Штольц-Бах за очень подробное и четкое освещение ситуации. В самом деле, это нужно признать, были некоторые признаки того, что школу могут опечатать «в интересах следствия», когда учащиеся разъедутся на каникулы.
– Α я так надеялась, что мы просто перестраховываемся! – раздался звонкий голос разочарованной Коры.
– Не с нашим департаментом, – мрачно хмыкнул какой-то парень.
Директор жестом призвал к тишине.
– Не стану отрицать, ситуация сложная. Но не неразрешимая. Вы только что нашли отличный выход и снова показали воодушевляющую сплоченность! – господин Йонтах говорил серьезно, без намека на улыбку, а потому верилось, что наше решение остаться в школе действительно может что-то изменить. – До Рождества и Нового года есть еще достаточно времени, чтобы ваши родственники могли заказать билеты и номера в отелях в ближайших городах. Юмна, конечно же, пойдет навстречу малообеспеченным семьям. В городе не так много cвободных домов, а отель не существует в принципе, но мы сможем разместить некоторое число родственников. Я продумаю в ближайшие дни, как это лучше всего устроить.
По аудитории прокатилась волна одобрительных перешептываний, юмнеты улыбались и предвкушали праздники. Я тоже надеялась, мне удастся показать Марине и Алексу Юмну.
– Это была хорошая часть объявления, – громко подытожил директор, и все разговоры разом смолкли. Повисла напряженная, пронизанная недоумением тишина.
– Есть плохая, очень серьезная часть, о которой нам, – господин Йонтах указал на сидящих по правую руку от него деканов, – запрещалось говорить. Магические контракты связывали нас до момента, когда кто-нибудь из юмнетов не поднимет вопрос об угрозе Тангора самостоятельно.
– Так это все-таки правда? – в голосе Эльке сквозил страх.
– К сожалению, да. То, что выяснила и рассказала сейчас госпожа Штольц-Бах, – правда.
Даже в теплом свете кристаллов лицо директора казалось суровым и решительным. Голос звучал твердо, жестко. Из-за этого меня пробирала дрожь.
– Юмнеты не один раз сталкивались с тангорцами, каждый раз давали достойный отпор. Наc не застанут врасплох. Мы наблюдаем за изменениями магического фона и артефактов, которые служат якорями межмирного портала. Пока острой опасности вторжения нет. Скорость, с которой якоря набирают силу, значительно уменьшилась после того, как открыли Юмну для студентов. Значительно, – подчеркнул Лиам Йонтах.
Он обвел взглядом тихую аудиторию:
– Я говорю это не для того, чтобы успокоить. Это действительно так. У нас есть время, не меньше года, чтобы подготовиться к любому повороту. Но нужно, жизненно необходимо отстоять Юмну. Мы, – он указал на преподавателей, – не можем сделать это сами. Вы не можете сделать это сами. Но вместе у нас получится!
– А то! Конечно! – послышалось со всех сторон.
– Департамент зубы обломает!
«Все-таки Лиам Йонтаx любит заканчивать свои речи на позитивной ноте», – подумала я, хлопая вместе со всеми. Хорошо, что преподаватели и директор не равны департаменту, не являются проводниками его воли. В другом случае мы не защитили бы Робина и потеряли бы все шансы восстановить работу школы.
ΓЛАВА 29
Последние контрольные написали, первый терциал закончился очень даже успешно. Преподаватели-немаги разъехались, и жизнь в Юмне превратилась в сплошной магический факультатив. Причем не просто по инициативе, а по настоятельному требованию юмнетов. Мы все понимали, что возможная угроза со стороны Тангора серьезна, раз даже миряне-политики всполошились и открыли школы. Конечно, хотелось поскорей наверстать упущенное за десятилетие простоя, но магистры слегка охладили наш пыл. Они в один голос твердили, что лучше отточить до идеала двадцать заклинаний, чем выучить сотню, но ни одним не уметь пользоваться толком.
А это означало практику, практику и, что стало серьезным испытанием, арену. Не только мне было трудно ударить боевым заклинанием другого и не знать, успеет противник закрыться или нет. Большинство девушек испытывало те же сложности. Парням, которые почти все занимались какими-то единоборствами, было проще. Понадобилось очень много времени, чтобы каждый из юмнетов мог в полную силу, по-настоящему атаковать ученика или преподавателя.
О формировании факультетских команд говорили только в башнях и то не всерьез. Но места в основной боевой состав уверенно пророчили Робину, Кевину, Марку, Луизе и мне. Парням такое признание заслуг явно льстило, мы с Луизой не так уверенно чувствовали себя на арене и перспективе действительно попасть в команду в следующем терциале не радовались.
Расследование продвигалось медленно, но на день святого Николая следователи сделали нам долгожданный подарок. Сняли подозрения с магистра Крессен. Рихарду Штальцану удалось доказать, что она наложила подготавливающие почву чары на теплицы по распоряжению директора и всего лишь в конце августа. Мороки создали ещё в мае, когда началась активная подготовка Юмны к первому за десятилетие учебному году, а плантации существовали там еще дольше, не меньше десяти лет.
Эту новость обсуждали за ужином настолько активно, насколько позволял истощенный после очередной тренировки резерв. Адам, по сложившейся после окончания терциала традиции, сидел напротив меня за столом артефакторов.
– Буркхарды настойчиво продвигали идею создания частной школы на поверхности. Очень активно. Главным доводом было то, что не пострадают светское образование и привычный уклад жизни, – задумчиво хмурился светловолосый парень.
– А не таким главным? – меланхолично размешивая мед в чашке, спросила я.
Адам как-то неприязненно усмехнулся, бросил короткий взгляд на Робина.
– Возможность решать, кого учить, а кого нет. Школа ведь планировалась маленькая, в разы меньше Юмны.
– Понятно, – вздохнула я. – Не для всех.
– И не за счет обычныx налогов, которые отчисляются на образование, – подчеркнул Αдам.
– Все им мало, – буркнул Робин.
– Наши магистры, еще несколько человек ученых посчитали, что «элитного отряда» не хватит ни на что. Особенно, если тангорцы явятся с прежними захватническими намерениями. Они еще ни разу не приходили с миром, поэтому нет оснований считать, что в этот раз будет иначе, – Αдам устало потер лоб, зябко поежился.
– Раз элиты не хватит, пришлось открывать Юмну, так? – догадалась я.
Οн кивнул.
– Госпожа Фельд, наверное, обрадовалась. Такая активность в ее ведомстве. После стольких лет простоя, – хмыкнул Робин.
– Эта бюрократка все на отца спихнула. Полностью. И расчет бюджета, и подготовку помещений, и ремонт школы и домов, и организацию поставок всего, что нам нужно. Он злился очень, когда она заявила, что тому, кто все это затеял, тому и мусор вывозить, – Адам взял с тарелки шоколадное печенье и сердито добавил: – Крыса кабинетная. Отец еще обрадовался тому, что она хоть обслуживающий персонал наняла. Кто же знал, что она не о школе заботится!
– Ничего, мой отец расшифрует мороки. Она не могла не наследить! – убежденно заявил Робин.
– Скорей бы. На отца давят, грозятся снабжение школы перекрыть, а его уволить.
– За что? – удивилась я.
– Из-за того, что мы все остались, конечно, – вздохнул Адам. – Такой скандал ему закатили. Еще и дома у нас. Будто мы на мировую безопасность покусились, а он наc лично вдохновлял.
– У них земля под ногами горит. Чем жарче, тем больше бесятся, – довольно усмехнулся Робин. – Значит, мы все правильно делаем.
Этот вывод казался совершенно верным, но для торжества справедливости лично мне не хватило бы одних лишь доказательств того, что госпожа Фельд тоже нагревала руки на подпольных плантациях и артефактах. Я хотела, чтобы в списке возбужденных против нее дел фигурировали и шесть ночей полнолуния, в которые Робин был лишен обезболивающего. Но пока благодаря Алексе удалось доказать только то, что именно госпожа Фельд отдала распоряжение аптекам больше не продавать лекарство Штальцанам. Главное доказательство – годное для суда воспоминание Робина о разговоре с этой женщиной – пока добыть не удалось.
Десятое декабря стало Днем Перелома. Этот день, конечно, не объявят праздничным, но значимость его от этого не умаляется.
Рихард Штальцан и его помощник доказали, что мороки на оранжереи наложила Амалия Фельд вместе с госпожой Буркхард.
В этот же день магистр Клиом пригласил Робина к себе в кабинет, и оба пропали там на несколько долгих часов. Итогом истощившей обоих работы стал небольшой гобелен, изображающий Робина и госпожу Фельд в сфере. Прикосновения к полотну было достаточно, чтобы четко услышать голос женщины, объясняющей Робину, что лекарство не заложено в бюджет. Она явно издевалась, предвкушала чужую боль. Меня, в отличие от других, очень сильно захлестывало эмоциями служащей. Наверное, из-за этого я желала, чтобы ее приговорили к максимально возможному сроку.
Пятнадцатого декабря «Вестник» замолчал. И не потому, что ушел на каникулы. Департамент трясло, магические семейства, жившие рядом с Юмной, лихорадило. Скрывать информацию об аресте госпожи Фельд «Вестник» не мог, а без директивы сверху не знал, как правильно это освещать. Директив не было, потому что главу департамента лишили полномочий, а потом тоже арестовали. «Вестник» счел разумным молчать.
Лиам Йонтах и его соратники рассылали подписчикам ежедневника новостные листки сами. Информировали о ходе расследования, о том, насколько департамент злоупотреблял своей властью, что происходит в Юмне, чем грозит ее закрытие.
Среди прочего был и подготовленный Луизой большой репортаж о том, кому было выгодно травить оборотней и наживаться на артефактах и обезболивающих зельях. Благодаря директору, предоставившему ей недоступные простым смертным документы, Луиза осветила очень многие пункты, и я удивлялась тому, что бумага не воспламеняется в руках из-за того яркого, непримиримого негодования, которое ощущалось в каждом слове статьи.
Луизе много отвечали, используя для общения адрес Юмны. Оборотни, феи, три уцелевших семейства лепреконов считали своим долгом поблагодарить девушку и рассказать свои истории. Для следующих репортажей.
Некоторые из этих писем Луиза, с трудом сдерживавшая слезы, зачитала за завтраком, когда все юмнеты были в сборе. Гробовая тишина, ужас от осознания того, что творил департамент, принимающий нужные ему и спонсорам законы, злость. Я дышала эмоциями, наполняющими большой зал, сжимала руку Робина в тщетной попытке успокоиться, стискивала зубы, чтобы не перебивать Луизу. Ее прерывали другие, и возмущение, которое никто даже не думал скрывать, стало в моих глазах началом новой эпохи.
Не революция. Сознательность. Не бунт с переворотом, а четкое понимание, что и как нужно менять.
– Департамент не зря так боялся открывать Юмну, – хмыкнул Αдам. – Четыре месяца не прошло, а уже ясно видно, что будут суды и тюрьма. Никто из прежнего руководства не уцелеет.
– Твой отец это предвидел? – тихо спросил Кевин.
– Не только он. Все магистры-маги тоже так считали, но молчали, чтобы не насторожить департамент, – признал Адам.
– И что теперь? Что нам-то дальше делать? – Кевин ещё понизил голос, чтобы не перебивать Луизу.
– Учиться, – пожал плечами Адам. – Как ни странно, но это лучший аргумент в пользу сохранения Юмны. Ну и просвещать семьи. Многим родителям просто не было дела до политики, но голосуют они, а не мы. Большинству из нас еще нет восемнадцати.
– Твой отец хочет стать новым главой европейского департамента? – предположил Кевин.
Αдам покачал головой:
– Нет, не хочет. Ему нравится быть директором. Максимум, на что может согласиться, – место Фельд. Во Франции еcть очень толковый фей-полукровка с хорошим политэкономическим образованием и опытом в этой сфере. Отец, и не только он, хочет порекомендовать его на место главы департамента.
Из-за слушания по делу о нападении на Робина нас с Адамом вызвали для дачи официальных показаний в участке. Со следователем мы беседовали в присутствии магистра Клиома и директора, опекавших несовершеннолетних свидетелей. Пока мой декан сам давал показания, рассказывал, какие заклинания применял, чтобы нейтрализовать активацию вживленного Робину артефакта, мы с Адамом ждали в кафе.
– Магический международный суд в Базеле очень заинтересовался этой историей, – кивком указав в сторону полицейского участка, сказал парень. – Поэтому нужно, чтобы все было максимально запротоколировано.
– То есть эти двое пятнадцатью часами общественных работ не отделаются?
Адам покачал головой:
– Нет, не в этот раз. Их родители и другие родственники арестованы, ты это знаешь. Все счета заблокировали, имущество описали, банковские ячейки вскрыли. Взятки платить нечем и некому.
– Вряд ли они рассчитывали на такой поворот, – хмыкнула я. – Иначе не решились бы кроликов убивать. До нападения на Робина и не дошло бы.
– Οни в любом случае напали бы. Раньше или позже, но это случилось бы, – прозвучало слишком убежденно, не как обыкновенная догадка. Но Адам пояснил сам. Без дополнительных вопросов.
– Свен с Тобиасом, пообщавшись разок с представителем Базеля, пошли на сделку со следствием. Выдали все, что слышали и видели дома. Связи с поставщиками, подкуп должностных лиц и прочее. Оба сказали, что старший Нэлькштайн велел убить кроликов и попытаться подставить Робина, если не получится разъярить его настолько, чтобы он напал первым.
– Почему меня не удивляет, что Свен свидетельствовал против отца? – вздохнула я. – Теперь особенно любопытно, что же сказал им представитель Базеля.
– Правду, – спокойно ответил Адам. – Всего лишь правду о полноценном наказании. Теперь Тобиаса ждет вживление полностью блокирующего магию артефакта сроком на три года, а Свена – на шесть и год в тюрьме. И это мягкий вариант наказания, потому что они пошли на сделку.
– Карма в действии, – усмехнулась я. – Наказать артефактом тех, кто наживался на артефактах для оборотней.
– Специальный отдел расследования экономических преступлений просчитывает сейчас, сколько с момента введения закона об артефактах выплатили за это издевательство оборотни. Выясняют, какие проценты прибыли с этих сумм и от оборота обезболивающего получили Буркхарды, Нэлькштайны и верхушка департамента.
– А налог на жизнь? – возмущенно перебила я.
– И это тоже, – тут же заверил Адам. – Это дело небыстрое, но первые выплаты будут уже где-то в марте.
– Здорово! – обрадовалась я.
– Только Робину не говори пока, хорошо? Этот механизм только раскручивается. Будет обидно, если они с семьей настроятся, а выплаты задержатся. Если вместо ориентировочного марта будет май.
– Но точно будет?
– Да, точно, – уверенно кивнул Адам. – Совершенно. Базель настроен решительно. О возмещении вреда здоровью тоже думают.
– А моральный вред? Мало травли, так еще родителям Робина развестись пришлось из-за артефактов!
– Это тоже, Лина. Это тоже все учтут. Готовят документы к судам. В этом репортажи, которые Луиза сделала, тоже очень помогают.
– Она ведь не официальный журналист, не профессионал, – с горечью вздохнула я.
– Ничего, это не важно совершенно, – заверил парень. – Главное, что люди ей пишут, идут на контакт. Отец уверен, они и с юристами Базеля будут сотрудничать. Теперь, когда они убедились, что их судьбы действительно небезразличны, наверное, поверят, что юристы и общество заинтересованы в полноценном расследовании.
– Что ж Базель раньше ничто не волновало? – не сдержалась я.
– Потому что не было Юмны, – пожал плечами он. – Не было юмнетов и нашего общего неравнодушия. Только тихое болото, в котором все тонуло.
Рождество в магическом городе стало по-настоящему волшебным. Директор организовал все так, что родные учеников спустились в Юмну в Сочельник. В большом зале, украшенном еловыми ветками, остролистом и старинными игрушками, стало непривычно многолюдно. Мелодии знакомых с детства праздничных песен звучали в тот вечер особенно проникновенно и наполняли сердце теплом и святостью.
Я обнимала Марину, другой рукой сжимала ладонь Αлекса, украдкой наблюдала за Робином и его семьей. Эти четверо сияли по-особенному, излучали надежду на то, что жизнь изменится к лучшему. В большом зале Юмны среди почти сотни соучеников-единомышленников я верила, что надежды не напрасны.
Утром семьи опять спустились в Юмну, завтрак и вручение подарков получились таким же душевным, как и Сочельник. Помня, что семейные книги Робина пропали в пожаре, я подарила ему пятитомник «Алхимик», в котором приводились чуть ли не все известные на данный момент рецепты. По крайней мере, в этом клялся продавец. Но в любом случае, судя по радости Робина, с подарком я угадала.
Мое запястье украшал новый браслет из тисненой кожи и дерева, я разглядывала тонко сделанные завиточки и прислушивалась к разговору Риxарда Штальцана с моими приемными родителями. Технические вопросы о том, когда же вернут компьютеры с планшетами, казались в магическом городе инородными.
Марго, получившая от брата с любовью и фантазией оформленный альбом с десятками карманчиков для памятных мелочей, что-то уже писала на первой странице, когда к нам подошел Лиам Йонтах.
– С Рождеством, – просто сказал он и протянул плотный лист Рихарду Штальцану.
Тот взял, прочел, нахмурился как-то недоверчиво и снова вчитался в текст. От силы переполнявших этого человека чувств у меня закружилась голова, и голос директора звучал будто издалека.
– Доставили полчаса назад. Первый указ нового главы департамента.
Только тогда отец Робина выдохнул и передал бумагу жене. Она читала внимательно, держа документ обеими руками, но листок дрожал, и Райна Штальцан положила его на стол. По щекам красивой женщины текли слезы, и только увидев их, я поняла, почему мне трудно дышать, а лицу холодно.
– Магистр Донарт ждет вас всех в медпункте, – добавил господин Йонтах.
– Спасибо, – голос Рихарда Штальцана прозвучал сипло, сдавленно, но в нем сквозила искренняя сердечная благодарность. – Пойдемте, дети. Райна, милая, вставай.
– Да что там? – Робин обошел мать, заглянул ей через плечо.
Он быстро читал документ, а ошеломленность и поначалу недоверчивая радость Робина так сильно били по моим чувствам, что я зажимала рот рукой, лишь бы не всхлипывать громко.
– Пойдем, избавимся от них, – глава семейства подал жене руку, потрепал по плечу Марго.
Я смотрела в карие глаза сияющего Робина, и мне не нужны были слова, чтобы знать, о чем указ. Оборотни избавятся от вживленных под кожу артефактов! Больше не придется травиться обезболивающим. Родители Робина снова смогут жить вместе под одной крышей. Никаких бесчеловечных поборов. Никаких дополнительных налогов. Никакого приравнивания к животным.
Общество, которое мы изменили, станет более справедливым. Отката назад не будет. Мы не допустим.
Скрипнула скамья, когда Марго встала. И только тогда я сообразила, что в зале удивительно тихо. Оказалось, многие заметили, что директор вручил Штальцанам какой-то документ. Многие догадались, в чем дело и насколько это важно.
Собравшихся в зале людей без всякого влияния фей переполняла радость за Робина и его семью.
Кто мог подумать, что угроза вторжения иномирцев окажется такой созидающей силой!
