Текст книги "Особенности современной артефакторики"

Автор книги: Булгакова Ольга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Призвал меня к сдержанности на уроках, – соврала я. – Пригрозил, что снимет баллы, если буду так часто выступать. Не напугал.

Робин улыбнулся, а поцелуй согрел сердце, отогнал смутные страхи.

Остаток дня и пятница стали приятным подтверждением того, что беседы магистра Клиома с коллегами приноcили результаты. Преподаватели немаги, раньше сторонившиеся Робина, оттаяли и как-то успокоились. Учитель литературы, не заговаривавший прежде с парнем, сам подошел обсудить с ним сочинение по Уайльду и очень хвалил.

Я сидела рядом, слушала, присматривалась к ауре Робина. Было в ней что-то удивительно родное, в свете этого древнего теплого золота хотелось греться. Изменившееся отношение учителей, поддержка факультета отражались на энергетическом коконе Робина, украшали его. Казалось, стоит закрыть глаза, и я окажусь вместе с парнем на лесной тропинке, сквозь пожелтевшую листву будет светить солнце, я вдохну неповторимый воздух позднего августа, еще напоенный летом, но уже мечтающий об осени.

Жаль, что нельзя все время держать Робина за руку, прижиматься к его плечу, отрешиться от всего и жить только чувством, что мы оба важны друг другу. Это ощущение, непроходящее и вдохновляющее, лучше поцелуев и объятий подчеркивало, что между нами возникло нечто большее, чем притяжение двух молодых людей в репродуктивном возрасте, как говаривала Марина.

Она, решившись на разговор о чувствах и сексе, призналась мне, что считала любовь ярким фейерверком, невероятным всплеском чувств, бурными страстями и прочей мелодрамой. Она искренне верила в это, искала подобное и отчаивалась, когда чувства угасали. А угасали они быстро. Потом моя мама познакомила ее с Алексом.

– Я не хотела тогда идти в гости, устала после смены, но Клара была непреклонна, – с усмешкой рассказывала Марина. – Οна уговорила меня заглянуть хотя бы на часик-два. Я приехала, вышла из машины, а дорожка к подъезду была скользкая. Так я и пробиралась по сантиметру к двери, боясь уронить эклеры и себя. «Позвольте предложить вам руку», – раздался мужской голос, я испугалась, дернулась, но не упала. Алекс поймал меня.

– Не помяв эклеры? – уточнила я с деланным недоверием.

Марина рассмеялась:

– Он ничего не помял, нет. Алекс был очень мил, и чувствовалось, что это не напускное. Знаешь, – она замялась, немного смутилась, – оказывается, это очень сложно объяснить, уж прости. Главное, что еще в тот вечер я поняла, насколько мы с ним… свои. Это сильней бразильских страстей и неуемного желания целоваться. Это как Рождество, Рождество в детстве. Когда пахнет корицей и гвоздикой, тепло и бесконечно уютно, каждый день становится праздником, а мир наполнен волшебством.

Я кивнула, представив это чудесное ощущение. Марина ласково улыбнулась, обняла меня:

– Любовь очень разная. Для меня такая – настоящая. Она в миллионы раз сильней и ценней других привязанностей. И я очень хочу, чтобы и ты встретила того самого. Думаю, ты поймешь, когда это случится.

Этот разговор с Мариной я часто вспоминала в последние дни, потому что рядом с Робином чувствовала себя почти так, как она описала. Только запах рождественской выпечки и хвои заменял аромат чуть прелой листвы, легкий грибной дух, золотое свечение ауры. Я думала о том, как сияли мои приемные родители любовью друг к другу, как в любой момент я ощущала, насколько дорожат они своим чувством. Очень похожий отклик я ощущала в ауре Робина, видела в его взгляде и считала чудом.

Выходные подарили много приятного времени наедине, хотя об уроках мы тоже не забывали. Ребята опять уcтроили футбол, Робин стоял на воротах и действительно оказался прекрасным вратарем. Но больше всего меня порадовало даже не это, а отношение Адама к нему. Жесты, некоторые слова, желание обязательно заполучить Робина в свою команду… Все это свидетельствовало не просто о доброжелательности. Адам вел себя как друг и, казалось, хотел бы наладить отношения. Робин этого явно не желал. На словах он был приветлив, но аура выдавала обиду. Что же между ними произошло?

Трижды против Робина сыграли очень грубо, хотя мне всегда казалось, что вратарь имеет некоторый иммунитет. Видимо, для Свена с Тобиасом правила были не писаны, а штрафы, которые назначала магистр Торнвальд, не огорчали. Эти парни и против других противников играли жестко, но я была уверена, что на Робина они нападали намеренно. После третьей атаки это стало очевидно не только мне, но и декану алхимиков. Магистр Торнвальд прекратила игру, строго отчитала забияк и оштрафовала факультет бойцов в общей сложности на сотню баллов. Ощутимый удар, очень болезненный, но я жаждала мести и считала его недостаточным!

Робин тер пострадавшее плечо, от лечения и осмотра в медпункте отказался. Марина учила меня, что такие повреждения нельзя оставлять без внимания, но при большом стечении народа я не стала спорить с Робином. И без того хватало проблем со Свеном и Тобиасом. Они явно нарывались, искали ссоры. Даже отрицательные баллы не охладили их пыл.

Постепенно у меня складывалось ощущение, что Αдам Йонтах был единственным бойцом, не пытавшимся испортить Робину жизнь. Мне очень не хотелось связывать это с отношением магистра Фойербаха к моему парню, но тем больше любопытства вызывали упомянутые преподавателем законы. К сожалению, библиотека ничем мне не помогла. Нужной книги в коллекции не было, библиотекарь обещала заказать, но предупредила, что ждать посылку придется больше недели.

Ο том, чтобы спросить самого Робина, я даже и не думала. Хоть магистр Фойербах и подстрекал меня, пытаясь взять на слабо, причина была в другом. Я не хотела огорчать Робина, чувствовала, что подобный разговор мог стать только исключительно неприятным и трудным. При этом внутренний голос подсказывал, что на самом Робине никакой вины нет. А раз так, зачем вредить нашим отношениям всего лишь ради удовлетворения моего любопытства?

ГЛΑВА 17

В воскресенье я заметила, что Робин бережет левую руку. Ту самую, которую сильно ушиб Свен во время последнего нападения в игре. Но и после моего осторожного вопроса Робин только отмахнулся:

– Скоро пройдет. Обычный ушиб.

– Я просто беспокоюсь о тебе, – мягко подчеркнула я, поставив на поднос два стакана апельсинового сока и свою тарелку с кашей. – Может, хотя бы вольтареном намазать и холодное приложить?

– Это хорошая мысль. Лишним не будет, – согласился он и, отставив на стол тарелку с яичницей и сосисками, обнял меня здоровой рукой и поцеловал.

– Как жаль, что вы не можете сдерживать свои животные порывы в общественных местах, – хмыкнул проходящий мимо магистр Фойербах.

Робин вздрогнул, потупился. Я почувствовала, как запылали мои щеки и его аура.

– И вам доброго утра, магистр Фойербах, – с вызовом ответила я. – В зале до вашего прихода мы были одни.

Он не ответил, даже не повернул голову в мою сторону, а Робин шепнул:

– Не связывайся с ним лишний раз. Не хочу, чтобы тебе из-за меня доставалось.

В чем-то он был прав, ведь каждое столкновение с деканом бойцов настраивало его против Робина и против меня тоже, а магистр и без этого не только искал, но и старательно создавал поводы, чтобы прицепиться.

Из-за того, что преподаватели поменялись раньше, ещё до завтрака, школа, равно как и медпункт, перешли в ведение магистра Фойербаха. Неудивительно, что Робин решил терпеть с осмотром больного плеча до завтра.

Домашнее задание сделали и после обеда мы даже посидели в библиотеке. Робин, в первые дни взявший для дополнительного чтения книгу по алхимии, искал что-то по тому же предмету. Α я, прикрываясь интересом к аурам, читала о ясновидении. Меня озадачивали участившиеся видения, подслушанные мысли и ощущения других, и я надеялась найти способ все это контролировать и развивать.

Практических советов в книге пока было мало. Создавалось впечатление, что ясновидение – интуитивно понятный дар, который будет развиваться вне зависимости от желания своего обладателя. Меня это не слишком устраивало, и я перелистывала страницы, пытаясь выудить из разливанного моря воды полезную информацию. Множество лишних слов складывалось в тяжелые, неподъемные предложения, в какой-то момент поймала себя на том, что с трудом получалось сконцентрироваться на тексте. Потерла пальцами лоб, и в этот момент Робин безмолвно протянул мне альбом.

Тот же жест, который я уже видела, тот же рисунок с двумя растениями. Я взяла альбом, погладила пальцем корневище с пузыриками, снова посмотрела на Робина.

– Зачем тебе это?

Он не ответил, но на его золотой ауре ясно проступили алые черточки и руны. С каждой секундой они становились все ярче, пульсировали и затмили собой золото. Аура Робина стала красной, но не от гнева, как я раньше видела, не от раздражения. От молчащего парня волной шли горечь и безнадежность. Его отчаяние было таким сильным, что у меня слезы на глаза навернулись.

Кто-то положил ладонь мне на плечо. Я вздрогнула, дернулась и, повернувшись, увидела Робина.

Он сидел рядом со мной, а на том месте, где он только что стоял, был стол. Как и прежде. Массивный темный библиотечный стол, на котором лежали книги и открытые тетради.

– Кажется, ты задремала над учебником, – в голосе Робина слышались ласка и беспокойство. – Я бы не будил, но ты, кажется, плачешь.

Кивнула и выпалила одним духом:

– Ты обо мне не все знаешь. У меня есть одна особенность, о которой я никому еще не говорила. Никогда.

Ошеломленный Робин осторожно спросил:

– Ты хочешь поделиться со мной? Уверена?

Я кивнула и, взяв его за руку, постаралась подобрать слова. Нужные находиться никак не желали, поэтому, когда молчание показалось мне гнетущим, ляпнула первое, что пришло на ум.

– У тебя очень красивая аура. Золотая, такое, знаешь, старинное золото…

– Знаю, – улыбнулся он. – Как твоя.

– Правда? – я встретилась с ним взглядом. – Я не знала. Свою ауру ведь не видно.

– У тебя очень красивая аура, очень, – заверил Робин и накрыл мою руку своей.

– Спасибо, – из-за его искренности и нежности в голосе я смутилась, почувствовала, как краснею.

– Ауру вообще разглядеть сложно, но ради красоты твоей стоит постараться, – улыбнулся Робин.

Комплимент льстил, но я решила не отступать и выдохнула:

– Я вижу ауры значительно лучше других. Это как со стереограммами. Я просто знаю, как и куда смотреть, потому что у меня дар ясновидения.

– О, это здорово, Лина! – воодушевился Робин. – Это большая редкость, особенно, если дар сильный. Это очень круто!

– Пока не очень. Я не умею контролировать видения. Управлять ими. Вот и сейчас тоже было одно. О тебе.

Он заметно напрягся, отвел взгляд.

– Что же ты видела? – голос Робина осип и дрогнул.

– Рисунок двух растений в твоем альбоме. Одно с бирюзовыми цветами, а второе с интересным корневищем.

– С красными пузырьками, – закончил Робин мою фразу.

– Да.

Он коротко кивнул, взял со стола альбом, знакомым жестом протянул мне.

– Эти?

– Да. Эти.

Робин кивнул, горько усмехнулся, но постарался говорить бодро:

– Знакомься. Живая лазурь и волдырьянка блеклая. Два редких исключительно магических растения. Живут только в насыщенной магией почве, в большинстве своем одомашненные, если так можно о цветах говорить.

Он пытался шутить, я улыбнулась в нужный момент, поддерживая нарочитую легкость беседы. Но аура Робина излучала обреченность так же ярко, как в моем видении. А я очень старалась держать себя в руках и не показывать, насколько меня беспокоит и даже пугает скрытность парня.

– В оранжереях Юмны были эти растения. Тут вообще была очень богатая коллекция трав.

– Не уходи от темы, – перебила я, а голос подвел, прозвучал сдавленно. – Зачем они нужны?

Робин отвел взгляд, но все же ответил:

– Они обязательные ингредиенты очень сильного обезболивающего.

– Обезболивающего? – сердце противно заколотилось.

Он кивнул, явно нехотя добавил:

– Некоторые магические состояния бывают болезненными, и только это средство помогает.

– А эта болезнь…

– Точнее, периодически возникающее состояние, – глухо поправил он.

Я подалась вперед, свободной рукой коснулась его лица, вынуждая Робина посмотреть на меня.

– Это что, смертельная болезнь? Вроде лейкемии, саркомы и прочего?

– Нет! – мое предположение явно его удивило. – Нет, не смертельное и точно не заразное.

Я порывисто обняла Робина и чуть не расплакалась от облегчения. Он ласково гладил меня по спине и ждал, когда я успокоюсь. На это понадобилось много времени, потому что я очень четко осознала, что не готова даже надолго расстаться с Робином, что там говорить о смертельных болезнях.

– Я испугалась за тебя, – пробормотала я. На честное признание его аура откликнулась волной тепла, но я так и не решилась посмотреть ему в глаза, отстранившись. – Правда, если подумать, «магическое состояние» звучит немногим лучше «болезни».

– Зато верней, – хмыкнул Робин.

– Но зачем тебе растения? Разве в школе нет готового лекарства?

– Мне очень ясно дали понять, что в школе этого лекарства нет и не будет. Оно дорогое очень из-за этих вот трав. Хотя варить его не так и сложно, а остальные ингредиенты вполне доступные.

– Ты хотел поискать в оранжереях, не осталось ли тут этих цветов? – догадалась я.

Робин кивнул:

– Ага, но без толку пока. Магический фонарик гаснет каждые два шага, обычные не работают. Да и теплиц много, грядок тоже. Я и не знаю даже, где искать.

Вспомнился сон, который я видела в первую ночь в Юмне.

– Думаю, нужна теплица номер три.

– Οчень уверенно прозвучало, – насторожился он.

– Ясновидение, – пожала плечами я.

– Какой удобный дар, – теплая улыбка тронула его губы, и я поцеловала Робина. Он ответил, и время перестало существовать. Только биение сердца, вкус поцелуя, прикосновения и блаженство.

Робин прижался лбом к моему лбу, чуть слышно сказал:

– Ты не спросила, как называется магическое состояние.

– Я подожду, когда ты сам захочешь рассказать.

– Тебе не любопытно?

– Любопытно, но я не хочу на тебя давить. Я подожду, Робин, подожду.

Он поцеловал меня, от нежности на душе было светло, сияющая золотая аура Робина обнимала меня, и я чувствовала, знала, что все преодолимо.

В понедельник у нас был сдвоенный урок целительства. Очень кстати, учитывая то, что покой, холод и вольтарен не принесли Робину облегчения. Боль ярко-оранжевым пятном растекалась по ауре и сильно ограничивала движения.

– У вас подвывих плеча, господин Штальцан, – заключил магистр Донарт, осмотревший Робина за пару минут до урока. – Вы согласитесь побыть на занятии подопытным кроликом?

– Кроликом мне быть еще не приходилось, – хмыкнул парень.

– Надо вправлять? – догадалась я.

Декан целителей кивнул:

– Да, надо. Если вы, господин Штальцан, согласитесь, я сделаю для наглядности подобие рентгеновского снимка в режиме реального времени. Тогда будет видно, насколько сместилась плечевая кость и как она становится на место. Вы почувствуете легкое покалывание, как от любого диагностического заклинания. Обезболю я загодя. Будете пособием?

– Буду, – согласился Робин.

– Отлично, – улыбнулся магистр. – Тогда снимите, пожалуйста, пиджак, а я принесу из медпункта повязку. Магия магией, но сустав нужно будет поберечь некоторое время.

Только наблюдая за тем, как осторожно Робин раздевается, я поняла, насколько была права, уговорив его не ждать большой перемены, а обратиться к магистру Донарту еще до урока.

– Он кажется таким сильным, – шепнула Луиза, когда Робин подошел к лежаку, застеленному большим бумажным полотенцем.

– Он не кажется, он есть, – усмехнулась я.

– Доброе утро, юмнеты, – улыбнулся магистр Донарт. – У нас с вами по плану сегодня визуализация костей и суставов. Этим мы займемся чуть позже, а сейчас поговорим об обезболивающих заклинаниях. Они делятся на три типа: чистое обезболивание, перевод боли на предмет, перевод боли на лечащего. Я для полноты картины напишу на доске формулы, но не советую вам пока ими пользоваться.

Он обвел взглядом класс и подчеркнул:

– Вам действительно еще рано. Чтобы использовать эти чары, нужно хорошо владеть даром, а для этого нужно терпение, тренировки и время. В ином случае обезболивающие заклинания могут произвести прямо противоположный эффект. Может, хоть это еще и не проходили, кто-нибудь знает, какие обезболивающие чары проще всего в использовании?

Робин поднял руку, но магистр Донарт спросил Кору, робко тянувшую вверх ладонь. Девушка редко вызывалась сама, и складывалось ощущение, что магия вообще дается ей тяжело.

– Проще всего перевести боль на себя, – пробормотала Кора. – Мамы часто говорят: «Пусть бы у меня болело, а не у тебя». В этом желании исток древнейшего обезболивающего заклятия.

– Совершенно верно, – кивнул магистр Донарт. – Пять баллов артефакторам. Господин Штальцан, расскажете о других заклинаниях?

– Перевод боли на предмет – следующее по сложности заклинание. Если при переводе на себя потом эту негативную энергию материализовывать нужно и извлекать из тела, то в предмете этого делать и не надо. Только не все для этого подходит. Дерево, если в него много вложить, может воспламениться, камень – треснуть, а металл – расплавиться. Потому опасно пользоваться, если не знать, как.

– Верно, – подтвердил целитель. – Ожоги и осколочные ранения лечащего в таких случаях не редкость, заживлять их очень трудно.

– Ну и последний тип, чистое обезболивание. Это уже для профи. Там надо сконцентрировать негативную энергию и полностью ее нейтрализовать и развеять, – добавил Робин.

– Отлично, – похвалил магистр. – Десять баллов за подробный ответ.

Парень улыбнулся и, глянув на меня, подмигнул.

– К сожалению, господин Штальцан получил травму на футболе. Чтобы вправить подвывих плеча, нужно обезболить, потом визуализировать повреждение, лишь потом вправить и зафиксировать чарами и повязкой. Для обезболивания я использую чистое обезболивание. Прислушайтесь к мелодии фразы, – велел магистр, – обратите внимание на то, какую форму имеет сияние целебных чар. Я спрошу потом.

Οн положил ладони на поврежденное плечо Робина, произнес нужные слова – под его пальцами забрезжил свет, разгорелся сильней и соткался в большой оранжевый цветок. Миг – лепестки обняли плечо и растворились. Робин прикрыл глаза и вздохнул с явным облегчением.

– Теперь, собственно, чары, которые являются темой нашего сегодняшнего урока. Отметьте, как я подчеркиваю «о» в словах, произношу чуть дольше, нараспев. Благодаря тому, что магическая энергия направляется через сомкнутые указательный и cредний пальцы, для диагностики не нужно называть часть тела. Пальцы касаются ее, – декан целителей жестом призвал внимательно следить за его действиями. – Заклинание только для костей и суставов. Пальцы ведущей руки на нужном месте. Слушайте и запоминайте.

Формула звучала красиво, напевно. Долгие, протяжные «о», ясные ударения – воздух задрожал, и появился четкий мираж, напоминающий рентгеновский снимок, только почему-то желтый. Восторженное «вау» стало магистру наградой, он же с улыбкой заверил, что мы тоже сможем уже к концу полугодия делать такие подробные картины костей и внутренних органов.

Робин лег, расслабил и вверил целителю руку.

– Вправление подвывиха, который виден вот тут, – магистр Донарт указал на мираж, – я буду делать по методу Гиппократа, одного из известнейших магов-целителей древности. Смотрите внимательно.

Посмотреть было на что, особенно тем, кто не был приемной дочерью Марины. Она работала и на скорой помощи тоже, часто делала презентации о неотложных состояниях, вправлении вывихов и обработке ран. Так что для меня новизна заключалась в ощущениях. Я так ярко ощущала в момент вправления эмоции Робина, что даже услышала глухой щелчок, с которым головка плечевой кости встала на место.

– Вот и все, – возвестил магистр, указав на желтый мираж костей. – Видите? Теперь сустав выглядит естественно. Нужно зафиксировать повязкой и чарами. Это сложное волшебство, я даже пока не буду его записывать на доске. Раньше четвертого курса к нему нет смысла подступаться, если не хотите после зачарования слечь и валяться денек, разглядывая потолок.

Под пальцами магистра Донарта вспыхивало и поблескивало голубым и белым, черная повязка плотно легла на руку Робина.

– Неделю вам придется ходить с ней, господин Штальцан, – прозвучало строго и наставительно. – Спать тоже нужно в повязке. Берегите руку, иначе снова вывихнете сустав, но на этот раз полностью.

Робин поблагодарил за лечение, придержал здоровой рукой пострадавшую и вернулся за парту.

До конца урока весь класс пытался создать подобия рентгеновских снимков. Получилось только у Робина, Луизы и у меня. Каждый день учебы так или иначе давал понять, кто из артефакторов наиболее способен к волшебству. На этом фоне постоянные попытки магистра Фойербаха убедить Робина в ничтожности его дара выглядели по меньшей мере странно.

После обеда магистр Клиом подошел к Робину, чтобы обсудить игру, намеренные нападения Свена и Тобиаса, травму и рекомендации магистра Донарта. О бойцах Робин говорил неохотно, а Кевин, тоже игравший в тот день, вмешался и подозвал Адама. Робин на бывшего друга даже не посмотрел и, судя по всему, не ожидал поддержки.

– Они брали вратаря в «коробочку», магистр Клиом, – жестко подчеркнул младший Йонтах.

– Магистр Торнвальд не разбирается в футболе. Она назначила штрафные баллы только за сам факт нападения, – пояснил декан. – Поэтому мне нужно знать, что произошло.

– Они нападали на вратаря! – выпалил Кевин. – Трижды!

– Они вели себя так, будто у них была цель нанести травму. раньше они ограничивались словесными атаками и высказываниями на грани оскорблений, – прокурорским тоном заявил Адам.

– Я очень давно научился их игнорировать, – холодно бросил Робин.

– Со своей стороны подтверждаю, что господин Штальцан никоим образом не провоцировал конфликт ни на вербальном уровне, ни тем более на уровне действий. Его поведение всегда было исключительно корректным и миролюбивым, – твердо глядя в глаза преподавателю, вещал Адам. – Даже после трех нападений с грубейшим нарушением правил господин Штальцан не сказал агрессорам ни одного плохого слова и не сделал ни одного непристойного жеста. Также он не ответил силой на агрессию.

Поразительно. Адам говорил холодным канцелярским языком не хуже заправского адвоката, но при этом чувствовалось, насколько он возмущен поведением приятелей. Он явно хотел помочь Робину и переживал за него как друг. Мне так хотелось, чтобы они помирились!

– Спасибо за рассказ, – кивком поблагодарил магистр Клиом. – Приятно, что вам, господин Йонтах, справедливость дороже итоговых баллов вашего факультета. Вы ведь не могли не знать, что за тройное грубое нарушение правил и травму я назначу бойцам отрицательные баллы.

– Конечно, я знал. Я считаю, что это честно. Это хороший инструмент давления, – согласился серьезный парень.

– По пятьдесят штрафных баллов каждому нападавшему и отстранение от всех командных видов спорта до начала следующего полугодия, – озвучил наказание декан. – К командному спорту относятся и бои на арене тоже.

– Хорошее наказание за неспортивное поведение, – довольно хмыкнул Кевин.

Я под столом сжала свободную руку Робина. Он даже не улыбнулся. Робин, как и я, отлично понимал, что Свен с Тобиасом так просто не отстанут, сколько отрицательных баллов им ни назначай.

Начало недели выдалось напряженным, много задавали, и мы с Робином так и не ходили искать теплицу номер три. Элементарно не было ни времени, ни сил. Я привычно опасалась тренировки в среду, но она прошла довольно мирно благодаря магистру Клиому. Он ограждал во время занятия Робина и активную часть факультета.

В четверг для сотворения нового заклинания, создающего щит не перед магом, а вокруг другого человека, нужно было две руки. Повязка мешала Робину, и он не практиковался в тот день со всеми. Только это уберегло его от очередной порции беспочвенных и жестоких придирок. Магистр Фойербах не нападал на Робина открыто, но ухитрился взбесить и его, и большую часть присутствующих тем, что старательно игнорировал парня. Будто того и вовсе не было. У магистра изменился тон, жесты стали более открытыми, улыбался он тоже дружелюбней, словно пытался показать, насколько приятной может быть атмосфера на уроке, если не участвует Робин.

Еще противней было от того, что не все поняли эту игру. Кое-кто даже хвалил магистра. К счастью, мне не пришлось вмешиваться. Кора с нескрываемой злостью назвала поведение декана бойцов отвратительной манипуляцией. И пусть, как и в другие разы, негативные эмоции феи не влияли на чувства ее собеседников, нужный эффект все равно был достигнут. Парни, дав себе труд подумать, согласились с Корой и тоже злились на магистра, потому что попались на его уловку.

Не знаю, что могло бы изменить отношение артефакторов к магистру Фойербаху. Наш факультет считал его придирчивым, высокомерным, излишне требовательным и несправедливым человеком, выбравшим Робина жертвой. И, как верно сказал Марк, на месте Робина мог оказаться любой из нас. Значит, нам оставалось лишь сообща давать отпор.

ГЛАВА 18

А тем временем приближались долгожданные выходные и желанная вылазка на поверхность. У Коры, почти излечившейся за месяц изоляции от эмоциональной зависимости от лайков, наметился рецидив. Девушка говорила только об инстаграме, новых фонах, подписчиках, переживала из-за того, что от нее наверняка отписывались толпами, обсуждала с Робином украшения, которые он должен был привезти из дома для фотосессии. Отрыв от интернета и музыки всем давался тяжело, но Кора страдала больше всех. Робин объяснял это особенностями дара, говорил, что феи очень привязчивые.

В субботу, когда Робин поехал к маме и сестре, а мы с Корой зашли в уже знакомую кофейню, девушка поделилась со мной секретом своей необычной для феи устойчивости к плохим эмоциям. Это получилось случайно. Снимая шарф в кафе, Кора зацепила цепочку кулона, который носила на шее, и вытянула украшение наружу.

– Какой интересный артефакт, – заметила я, лишь позже сообразив, что мне даже не пришло в голову назвать крупный синий ирис в стиле арт нуво украшением, кулоном или хотя бы цветком. Для меня он в первую очередь был артефактом с выраженным магическим излучением.

– Дедушка сделал для бабушки, – Кора смутилась и поскорей запрятала кулон под ворот свитера.

– Она тоже была феей? – ляпнула я, позабыв из-за любопытства, что о таком не говорят.

Девушка натянуто улыбнулась, отодвинулась, а голос прозвучал звонко и напряженно:

– Не понимаю, о чем ты.

Мне стало стыдно. Очень совестно из-за того, что влезла не в свое дело да еще и так грубо, по–глупому. Щеки горели, сердце забилось быстрей, и больше всего на свете хотелось загладить вину, успокоить Кору.

– Прости. Пожалуйста, прости. Я случайно, я не хотела обидеть, тем более ничего же обидного в этом нет.

Девушка поджала губы, сцепила руки на коленях. Дурной признак.

– Кора, послушай, я в самом деле не хотела говорить об этом. Вырвалось. И никому другому я не сказала и не скажу. Честное слово!

Кажется, мое искреннее раскаяние немного ее убедило.

– Давно знаешь? – тихо спросила Кора.

– С первого дня учебы, – глядя ей в глаза, поспешно рассказывала я. – Ты во время поездки в автобусе и зачисления растратила много сил, утром еле двигалась. Робин тебя подпитал немного комплиментами, а я беспокоилась о тебе, вот он мне и сказал, что ты фея. Чтобы я преподавателей не переполошила в первый же день. Робин предупреждал, что я никому не должна рассказывать. Я и молчала, но наедине с тобой вот вырвалось. Прости, пожалуйста.

– И как ты к этому относишься? – Кора хмурилась, смотрела настороженно. Наверное, поэтому я не придумала ничего лучше, чем вернуть вопрос.

– А какие у нас с тобой отношения?

– Ну… – она заметно покраснела, – я думала, мы подруги.

– Вот и я думаю, что мы подруги.

– Но я же фея…

– А у меня глаза зеленые, и что теперь?

Кора несколько долгих мгновений молчала, хлопая ресницами. А потом порывисто обняла меня.

– Я никогда не думала, что кто-то так отреагирует! – защебетала она, отстранившись и восторженно глядя на меня, а счастье расходилось от нее волнами. – Это ведь… Это так здорово. Я боялась, что ко мне будут относиться снисходительно. Или ещё хуже, будут помощь навязывать, списывать предлагать, потому что у меня дар немного слабей. А ты и Робин… Я поверить не могу. Это так классно!

Она чуть не подпрыгивала на месте от возбуждения и воодушевления, ее радость изменяла людей вокруг. Даже тех, кто просто проходил мимо кафе. Я замечала, как прохожие вдруг расцветали улыбками, а Кора рассказывала, как отчим на последний день рождения подарил ей ирис, как девушка использовала жемчужину, чтобы сделать точную копию артефакта для своей сестры.

Она была не единственным артефактором, позаботившимся с помощью жемчужины о своих родных. Луиза сделала для отца-пожарного жароотталкивающий амулет, Кевин создал для мамы брошь с такими же свойствами, как моя веточка сакуры, только без обратной связи. После рассказа Коры мне стало еще интересней, что же за зелье сделал Робин. То, что он старался не для себя, а для семьи, было очевидно так же, как то, что солнце встает на востоке.

Разговор с девушкой подвел меня и к другой мысли. Фея боялась разоблачения, боялась того, что к ней будут иначе относиться. Магистр Фойербах прямо сказал, что феям и еще некоторым категориям магов закон позволял колдовать. К какой же категории относится Робин, раз он не просто боится разоблачения, а уверен в том, что станет изгоем, едва секрет откроется?

В этот раз свидание наедине не получилось, но, наблюдая за тем, как Робин и Кора обсуждают инстаграм, оформление постов и авторские украшения, я ни о чем не жалела. Α когда за пару часов первый же пробный пост с резными сережками собрал под две сотни лайков, я радовалась не меньше Коры и немного смущенного таким успехом Робина.

В тот день по школе дежурил магистр Донарт, поэтому никакого настоящего обыска не было. Декан целителей попросил Робина сесть с ним в одну сферу и не возражал против моего присутствия.

– Мне жаль, но я должен заглянуть в вашу сумку, господин Штальцан. Департамент обязал, – в искренности недовольного таким распоряжением преподавателя я не сомневалась.

Робин откинул клапан, расстегнул змейку, магистр глянул буквально одним глазком и отстранился.

– Если вам неприятно это делать, – начала я.

– Почему все же создаю видимость досмотра? – продолжил мою фразу магистр Донарт.

Я кивнула.

– Магический контракт. Правила составления таких документов и способы зачарования проходят на четвертом году обучения, – пояснил преподаватель, – поэтому сейчас не буду вдаваться в детали. Суть в том, что сторонам становится известно, если условия контракта не выполняются. Хотя бы формально.