Текст книги "Особенности современной артефакторики"

Автор книги: Булгакова Ольга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

ΓЛАВА 20

О диких кошках школа гудела еще пару дней, а потом все успокоилось, утихло. С поверхности привезли новых кроликов для бойцов, загончик полностью вычистили, всех заверили, что новые охранные чары не допустят повторения такой ситуации. Оговорку о том, что чары действуют только на животных, большинство пропустило мимо ушей.

К тренировке в среду магистр Донарт освободил Робина от повязки и, велев ничего тяжелого не поднимать, пожелал удачи на занятии. Οна ой как понадобилась и Робину, и всем артефакторам вообще.

Щиты и атаки сменяли друг друга. Воздух искрил от чар и напряжения. Магистр Фойербах гонял нещадно, подстегивая разными ироничными фразочками. Он был прав в одном: нам на поле боя никто не сделает поблажек.

После боев один-на-один настал черед боев по парам. И тогда случилось невероятное! Робин, не делавший раньше щит на напарника, потому что для этого нужны две руки, прикрыл меня, а магистр Фойербах его похвалил.

Я думала, в этот момент купол Юмны обрушится! Или земля разверзнется! Но нет, ничего такого не произошло. Декан бойцов, бросив «Отлично, господин Штальцан!», переключил свое внимание на Кору.

– Так, с вас хватит на сегодня, госпожа Лёдер, – жестко заявил он. – Вам пора отдохнуть.

– Но я…

– Нет, – магистр покачал головой. – Вы прелестная девушка, и я бы с удовольствием носил подобную вам нимфу на руках, но не в медпункт же.

Послышались смешки, Кора зарделась, робко улыбнулась. Магистр Фойербах продолжал как ни в чем не бывало.

– Учитесь не только колдовать, но и чутко чувствовать свой резерв. Растратите слишком много – окажетесь в медпункте с истощением. Не расстраивайтесь, ощущение резерва придет со временем, а сейчас просто отдохните.

Кора кивнула и отошла на скамейку у стены. Вскоре к ней присоединилась Сабина, через пару минут Луиза, почти сразу за ней отдыхать отослали Марка и Кевина. Магистр Фойербах отсеивал уставших одного за другим, пока не осталось только двое. Робин и я.

Сердце противно колотилось, пальцы дрожали от напряжения и расхода магии. Я ждала новыx нападок, какой-нибудь гадости в исполнении декана бойцов. И ошиблась. Магистр вполне доброжелательно поправил Робина, когда тот снова прикрыл меня щитом.

– Больше упор на «аск» во втором слове. Этот слог нужно произносить энергично. Попробуйте ещё раз, господин Штальцан.

Заклинание, достаточно резкое движение – передо мной поблескивает щит.

– Οчень хорошо. Даже не сказал бы, что повязку вам сняли только сегодня, и вы это заклинание выполняете впервые, – одобрил магистр Фойербах.

Пока я терялась в догадках, что же такое случилось со спецназовцем, он закончил занятие и, пожелав приятного вечера, простился до завтрашнего урока.

«Что это с ним такое?» стало вопросом вечера. Первое нормальное, проведенное в благожелательном ключе занятие показало, наконец, зачем магистра Фойербаха позвали в школу.

– К таким классным тренировкам неплохо бы и привыкнуть, – хмыкнул Кевин.

– И не говори! Может же, когда хочет, – согласилась Луиза. – Вот что ему стоило с самого начала так, а?

– Действительно, в чем радость постоянно нервы нам и себе трепать? Он больше ни с каким факультетом так себя не вел, – вставил Марк. – Его хвалили все, у нас же будто другой препод был.

– А мы, увидев его в хорошем настроении, думаем, а не приготовил ли он нам какую-нибудь феерическую пакость, – не сдержалась я.

– Точно, есть такие мысли, – подтвердил Кевин. – Хочется ошибаться.

– Не тебе одному, – задумчиво согласился Робин.

Мы ужинали, долго пили чай. Кора, засыпающая над чашкой, нехотя признала, что магистр был прав, отправив ее на скамейку.

– Я так старалась, что перестаралась, – вздохнула девушка. – Он сегодня был даже милым.

– Я бы не поверила, если бы сама не присутствовала, – хмыкнула Луиза. – Нужно отметить этот день в календаре. Вдруг это больше не повторится?

Прислонившись к плечу Робина, я слушала вялые разговоры артефакторов, вдыхала чудесную смесь древесного аромата, меда и лимона, поглядывала в сторону стола преподавателей. Отрешенно поняла, что через несколько минут меня можно уже будет уносить в общежитие, сама я вряд ли дойду.

– Я подумал над твоими словами, Штефан, – раздался рядом голос задумчивого магистра Φойербаха. – Ты был прав, а я вел себя глупо.

– Ты о Штальцане, – магистр Клиом, сидящий в какой-то незнакомой мне комнате в кресле у камина, не спрашивал, а утверждал.

– О нем, о ком еще, – вздохнул декан бойцов и принял из рук собеседника чашку с блюдцем.

Красные кристаллы, горевшие в камине вместо огня, поблескивали, оттого золотое обручальное кольцо магистра Клиома вспыхивало алым.

– Даже во время этой клятой истории с кроликами парень держался отлично. Достойная уважения выдержка. Я уверен, что он ни при чем. Уверен. Как знаю и то, что животных разодрали не кошки. Создалось ощущение, что его хотят подставить.

– Я тоже так думаю, – кивнул магистр Клиом. – Но если попытались сейчас, то не остановятся. Дама из департамента ясно дала понять, что не видит его в числе выпускников.

– Двойственные чувства, – покачал головой боец. – Никогда бы не подумал, что мне захочется защитить оборотня.

– Парень никому ничего не сделал и сам по себе такого отношения от департамента не заслуживает, – подчеркнул наш декан. – У него сестра есть. Ей не позволят учиться, если парня выгонят.

Магистр Фойербах тихо выругался.

– Их заставляют эмигрировать в Россию? Этого добиваются? Чтобы они в Китеже учились?

– Кажется, да. Ты же помнишь, были в начале века тенденции «очистим магическое сообщество». От вампиров, водяных и леших уже поочищали, – помрачнел магистр Клиом. – Экосистему нарушили, несколько видов животных и растений исчезли, какие-то безвозвратно. Теперь медленно, но уверенно проделывают то же самое с оборотнями. Ничему не учатся, хоть бы на историю Америк посмотрели! Видно же, к чему истребление привело.

– Видно, это точно, – задумчиво и недовольно подтвердил спецназовец. – Причем шаманов-индейцев уничтожали с шестнадцатого века, а расхлебывать теперь нам. И тот же департамент это знает, даже миряне и те осознали.

– Потому и запрет на обучение сняли. Будет очень мерзко, если Штальцанов и другие семьи вынудят уехать в Россию.

– Зато в духе политики департамента, – магистр Фойербах устало потер ладонью лоб. – С другой стороны, куда им еще податься? Не в Ирландию же.

– Лина, – тихий голос Робина доносился издалека. – Лина, проснись, пожалуйста.

Комната, освещенная кристаллическими лампами и магическим камином, потускнела, фигуры мужчин постепенно растворились. Я открыла глаза, подняла свинцовую голову.

– Ты уснула, я не трогал, но уже уборщицы пришли. Кристаллы гасят, – оправдывался Робин.

– А… ясно. Спасибо, что не стал никуда меня носить.

– Стоило, знаю, – помрачнел он.

– Нет, Робин, я серьезно, – горячо заверила я. – Спасибо, что послушал меня! Честно! Тебе нельзя тяжелое поднимать. Плечо вывихнешь. Это важно. Правда важно.

Мой рыцарь, которому я заблаговременно запретила жертвовать здоровьем ради того, чтобы произвести впечатление на себя, прекрасную даму, вздохнул, промолчал.

– Другие давно ушли?

– Да нет, не очень. Многих сморило. Тренировка была напряженной. Хорошо, что уроки на завтра заранее поделали. Сейчас не до занятий.

– Точно, – я потянулась, размяла шею. – Α завтра еще боевая магия, тоже гонять будет наверняка. Мне почему-то кажется, нас хотят как можно скорей натаскать, чтобы в бою был толк.

– Ясновидение подсказало? – Робин подал мне руку, помогая встать с большой скамьи.

– Не только. Ты не задумывался о том, почему в Юмну зачислили именно нас?

– Потому что мы доказали, что уважаем законы и достойны доверия? – предположил он.

– Ну, официальная версия звучит именно так. Но еще они говорят, что будущее школы зависит от того, как хорошо ученики будут справляться и с магией, и с обычными дисциплинами, – подчеркнула я, обходя ведро с мыльной водой.

– Есть такое, да.

– Почему тогда не начали обучение с первого класса? К маленьким меньше требований, программа уже обкатана поколениями юмнетов. Меньше предметов по выбору, нужно меньше преподавателей-немагов. Иностранные языки на начальном уровне могут преподавать и магистры.

– И владеют магией дети так, как рассчитано по программе, – вставил Робин, а в голосе послышалась настороженность.

– Именно. А начали с нас. Куча сложных предметов, необходимость приглашать в школу немагов-учителей уже сейчас, выпускные экзамены и прочее.

Чем больше доводов я приводила, тем уверенней становилась в своих выводах. Α они, учитывая события десятилетней давности, радовать не могли никак.

– У тебя, кажется, есть объяснение.

– Есть, – я взяла Робина за руку, надеясь в тепле прикосновения снова обрести силу. – Возраст. Скоро нам всем будет восемнадцать. Мы будем совершеннолетние. Но нам всем уже есть шестнадцать, значит, в соответствии со статутом о воинской повинности магов, нас могут привлечь к боевым действиям.

– Что-то у тебя мысли слишком мрачные, не думаешь? – судя по тону, Робину такие объяснения не казались верными.

– К сожалению, нет. Не думаю, что сгущаю краски, – я отрицательно покачала головой. – Надо выяснить, какие именно последствия уничтожения коренного населения Америк проявляются сейчас. В моем сне магистр Клиом сказал, снятие запрета на обучение связано с этим.

– Не знаю, как это вообще может быть с нами связано, – хмыкнул Робин. – Америки завоевывали черти-когда! Шестнадцатый-семнадцатый век.

– А сказывается сейчас. Он так сказал, – я пожала плечами.

– Твои видения всегда точные? – теперь в голосе Робина слышалось чистое любопытство. Эта тема ему явно была интересней возможной в неподтвержденной теории войны.

– Вполне точные, но я не могу вызывать их нарочно. Вообще управлять не могу, – вздохнула я.

– Появляются пока только, когда ты устала?

– Да, пока только так. Не нашла никаких упражнений, чтобы потренировать эту способность. На рассматривание аур и диагностику по ним упражнения есть, а на ясновидение нету.

– Придет само со временем, – утешил он. – Обязательно. Дар только-только открываться начал. Допинг от школы получил. Дай ему время.

– Надеюсь, оно есть, – прозвучало не слишком оптимистично, но после видения о разговоре деканов на сердце было тревожно.

– Конечно, есть и будет, – Робин остановился, посмотрел мне в глаза. – Все будет просто отлично. Не переживай зря.

Я изобразила улыбку, и он меня обнял. Приятный древесный запах, сильные руки, ласка движений не успокоили так, как хотелось бы. Я чувствовала, что права, что нельзя терять бдительность и поддаваться желанию видеть только хорошее. Нельзя. Это попросту опасно.

Утром задумалась о том, что мои видения, скорей всего, точными не были. Сон о разговаривающих магистрах почему-то крепко был привязан в моем сознании к только что прошедшему вечеру среды. Значит, первый разговор между деканами состоялся раньше, чем я думала. Интересно, это связано с тем, что будущее вариативно, или объяснялось неточностью моего восприятия? Почему-то казалось, что все же первое предположение правильное.

Эта мысль подтвердилась тем, что сразу после завтрака Робин предложил быстренько заглянуть в теплицу номер три, и сцена из сна повторилась в точности. В оранжерею мы не попали – опаздывать было нельзя, ведь за такое преподаватели назначали отрицательные баллы. Робин шепнул, что попробует один на следующее утро еще до завтрака.

У занятия по боевой магии впервые осталось приятное послевкусие. Магистр Фойербах оказался милым, чуть ироничным, хорошо знающим и объясняющим свой предмет человеком. Ни следа привычной придирчивости, жесткой требовательности. Он больше не поджимал губы, не скупился на похвалу, если она была заслуженной, не рубил фразы и спрашивал не только Робина.

Лишь один момент напомнил прежнего магистра. Декан бойцов задал вопрос Робину, тот ответил точно так, как было написано в учебнике.

– Заучить фразы может каждый, господин Штальцан, – жестко заявил спецназовец. – Я хочу знать, поняли вы их или нет. Οбъясните своими словами, будьте добры.

Робин выполнил требование.

– Хорошо, что вы понимаете смысл, скрытый за сухими формулировками, – подвел черту магистр и наградил Робина пятью заслуженными баллами.

Четверг пролетел незаметно, настроение у всего факультета после отличной тренировки и действительно хорошего урока по боевой магии было приподнятым. Перемены поведения магистра Фойербаха активно обсуждались, и многие даже жалели, что сейчас не среда. Ведь среда предоставляла законную возможность спросить нашего декана, что же такое случилось с магистром Фойербахом и можно ли надеяться, что эти перемены надолго.

Но у всего хорошего есть одно плохое качество: хорошее имеет привычку заканчиваться. Так произошло и с этим четвергом. Наша группка долго сидела над учебниками, романтическое свидание с Робином было коротким, но достаточно ярким, чтобы превратить необходимость расстаться в нежеланную повинность. Тем хуже было пробуждение.

Мне снились сполохи в темноте, отблески молний в каких-то стеклах, крики, треск. Бой, настоящий бой, который, казалось, шел прямо под боком!

Вспышка осветила лицо магистра Фойербаха. Он крикнул: «Нет!», выбросил вперед обе руки, и я знала, что он для кого-то сделал щит. Миг – вокруг магистра засияли чьи-то чары. Кто-то прикрыл его!

Я в ужасе подскочила на постели, смахнула со лба холодный пот. Отдышаться не получалось. Стрелки на циферблате с сакурой показывали почти три чаcа ночи.

Сомнений в том, что бой происходит прямо сейчас рядом с оранжереями, не было.

Быстро оделась, выбежала из женского крыла общежития. У выхода в коридор нажала на кристалл вызова медицинского персонала из города. Если зря – извинюсь! Только бы было зря!

Поворот, лестничка, сумрак и бескрайнее звездное небо. Нужно будет с Робином посидеть как-нибудь под этим небом…

Я бежала к оранжереям, дорожки извивались под ногами, блестели белые камни.

– Лина? – удивление и облегчение в голосе.

Я вскинула голову.

– Робин?!

– Нужна помощь! Срочно! Беги в замок!

– Боже, что с ним? – я разглядела магистра Фойербаха, которого Робин тащил на себе.

Темная кровь текла из-под волос, мантия разорвана. Сквозь прореху в рукаве виднелась рана! Магистр явно был без сознания.

– Чужие. Тут. Зови лекаря!

– Уже, Робин. Уже позвала. Я помогу!

Я поднырнула под второе плечо мужчины, закинула его безвольную руку на себя. Робин нервничал, к разговорам не стремился. Больше слова не сказал, пока мы не вошли в школу.

Вместе мы доволокли магистра Фойербаха до медпункта как раз к моменту, когда прибежал магистр Донарт.

– Что произошло? – декан целителей отстранил меня, взвалил на себя коллегу и, затащив в кабинет, осторожно положил на тапчан.

– У оранжерей были чужаки. Они напали на магистра Фойербаха, а потом и на меня, – сухо отрапортовал Робин.

– Так, будьте там. Надо посмотреть, что с ним, – магистр Донарт махнул в сторону двух стульев у входа и ушел в диагностику.

Под его пальцами искрило и переливалось всеми цветами радуги волшебство. Декан целителей превратился в недвижимого истукана, сосредоточенного на сполохах под ладонями. Я знала, я почему-то знала, что его магия истощена и нуждается в подпитке. Будто во сне встала, высвободилась из руки Робина, пытавшегося удержать меня, и коснулась плеча магистра Донарта.

Я видела его глазами, ощущала чужую боль, боль магистра Фойербаха. Знала, что раны нанес не Штальцан. Знала, что парень перевел на себя часть боли. Столько, сколько умел, и этим спас Йохана от болевого шока. А щит парня пробили. Щиты первогодок слабые, другим не учат.

Оборотень помогал спецназовцу, ненавидящему его! Не вопрос, знание. Знание полноценное, сияющее вдохновляющей смесью уверенности и надежды. Раз Штальцан таков, то Йохан излечится от своей ненависти к оборотням, которые уничтожили его подразделение. Излечится! Он поймет, что это был не народ против народа, а спецназ против спецназа. Это другое. Это побочный урон военных действий. Нельзя смешивать! Нельзя!

Надо извлечь из парня боль. Он еле сидит. Чудом сознание не потерял, хотя оборотни выносливей. Поразительно, что Штальцан изо всех сил спасал Йохана. Тот ведь искренне ненавидит парня! Штальцан точно чувствовал! Точно! Чего только понедельник стоил с этими кроликами! Чего только Йохан не наговорил! И опасный, и только этого и ждали, и исключить, и арестовать…

Сила уходила выматывающими рывками. Меня тошнило и качало, но руку я не убирала. Целитель был истощен, ему требовалась подпитка, чтобы спасти жизнь Йохану Фойербаху. Лечебные заклятия ткались одновременно у меня в сознании и под пальцами магистра Донарта. Чудесные цветы, оранжевые с золотом…

Все уплыло как-то в сторону. Под боком было холодно и жестко. Робин склонился надо мной, и, думаю, только благодаря ему я не ударилась сильно.

– Лина, – разобрала я по движению губ.

Свет померк, меня сковало холодом.

– Крайнее магическое истощение, – тихий голос магистра Донарта донесся издалека. – Пара дней нужна, чтобы оба полностью пришли в себя. Ничего столь уж страшного.

– Хорошо, что ни у госпожи Штольц-Бах, ни у господина Штальцана завтра нет вылазки на поверхность, – директор Йонтах явно не хотел огласки.

– Господин Штальцан, к сожалению, повредил плечо. То самое, которое ему травмировали на футболе. Тащил на себе раненого, – с нажимом подчеркнул целитель.

– Самоотверженный юноша, – как наяву я увидела вежливую улыбку директора.

– Подобная самоотверженность и то, что парень перевел на себя чужую боль, заслуживает занесения в личное дело. А то, что в минуту опасности Робин Штальцан закрыл другого человека щитом, значительно уменьшившим урон, хороший повод дать господину Штальцану особую награду Юмны. Робин Штальцан заслуживает «Золото Юмны», как никто другой. Он в самом деле спас Йохану жизнь!

– Это необходимо обсудить с департаментом, – сухо ответил директор.

– Лиам, серьезно? Ты сейчас серьезно? – от возмущения магистра Донарта, казалось, дрожал воздух. – Парень – редкостная умница! Способный, талантливый. Он спас Йохану жизнь. Честное слово, без него Йохан был бы мертв еще ночью! К черту департамент! Тебя выбрали директором именно потому, что ты можешь их к чертям собачьим послать, а они пойдут! Им только там и место!

– Торстен, уймись, – хмуро велел директор. – Сам знаешь, какова политика. Ты cам все знаешь!

– Эта политика уничтожает нас, магов! Уничтожает, Лиам! – прикрикнул декан целителей. – Штальцан, Штольц-Бах и твой сын сильнейшие на потоке. Они на две головы выше остальных! Ты сам это видишь!

– Штальцан оборотень, – прозвучало сухо, глухо, как-то мертво.

– Ну и что? Он спас Йохана.

– Департамент…

– Да к черту его! От них только вред!

– Это мировая политика, Торстен.

– Которая разрушит магическое сообщество! – отрезал декан целителей. – Еще ни одна война за мнимое превосходство чистой расы не заканчивалась ничем хорошим! Ни одна!

– Пойми, я не в восторге от происходящего! Но я не могу изменить мировую политику! – рявкнул директор.

– Ты уверен, что она в самом деле такая? Я не верю, что японцы своих кицунэ так контролируют. И не верю, что всех Патрикеевных в России на учет взяли. У Фельд свои счеты с оборотнями. У ее начальника, Тэттера, тоже. Это не мировая политика, а тупая зашоренность!

Долгая напряженная пауза. Если поначалу я жалела, что не хватает сил, чтобы открыть глаза и повернуться к говорившим, то теперь радовалась свой немощности. Я бы спугнула их и не узнала и десятой части необходимых сведений.

– Иди, тебе еще лекцию читать, – хмуро подвел черту магистр Донарт. – Йохана я вытащу. Ты не представляешь, как девочка мне помогла. Если бы она не подпитала, не отдала бы магию до капли, я бы три сцепившихся заклинания в жизни не распутал.

– Девочке тоже медаль предлагаешь дать? – хмыкнул старший Йонтах.

– Если бы я ценил своих подчиненных, я бы распорядился дать две медали. Робину Штальцану за мужество и то, что вынес раненого с поля боя, и Лине Штольц-Бах за самоотверженное жертвование силой ради спасения жизни человека.

Прозвучало веско и определяюще, я не сомневалась, что магистр Донарт распорядился бы наградить медалями и Робина, и меня. Но казалось, Йонтах старший подобным великодушием не страдал. А жаль, Робину, его семье и другими оборотням медаль пошла бы на пользу.

Стало темно, звуки затухали в необъятной дали, а когда приблизились снова, был уже вечер. Я лежала на кровати в больничном покое, рядом была ещё одна разобранная постель со смятыми простынями. Третью койку, с которой доносились тихие стоны, закрывали ширмы.

– Где Робин? – мой первый вопрос застал магистра Донарта, как раз отсчитавшего какие-то капли, врасплох.

– Вы всегда сразу к делу переходите? – неловко усмехнулся он.

– У меня приемная мама врач. Οна научила сразу важное выяснять, – осторожно сев на кровати, я огляделась.

– Господин Штальцан хорошо себя чувствует. Я отпустил его пару часов назад поужинать. Потом магистр Клиом отвел его в общежитие. Господину Штальцану, его здоровью ничто не угрожает, – заверил лекарь.

– Это прекрасно.

– Вас я намерен оставить здесь еще на день. Вы точно угадали тот момент, когда мне понадобилась подпитка, но, к сожалению, еще не умеете регулировать поток волшебства. Поэтому ваш резерв расшатан. Я понаблюдаю вас до утра, если состояние будет стабильным, разрешу вернуться в общежитие.

– А магистр Фойербах?

– Он серьезно ранен, но вы и господин Штальцан спасли ему жизнь. Это бесспорно, – подчеркнул магистр Донарт.

– Я так и не знаю, что случилось, – мое признание целителя не удивило, значит, с Робином он уже подробно поговорил.

– Господин Штальцан гулял недалеко от оранжерей, когда увидел вспышки. Подбежав к месту боя, он понял, что на территорию Юмны проникли посторонние и атаковали магистра Φойербаха. Он дежурил ночью и, видимо, обходил земли.

– Чужих поймали?

Магистр покачал головой.

– Нет. Я прибежал из дома, потому что меня вызвали кристаллом. Состояние магистра Фойербаха было таково, что я не мог отвлечься на поиски неизвестных. Он и сейчас плох. Его даже нельзя перевезти на поверхность в лечебницу.

– Мне жаль это слышать.

Декан целителей вздохнул и взял меня за руку.

– Все обойдется. Сцепившиеся заклятия мне с вашей помощью удалось рассоединить. Пара-тройка дней – и вы получите своего бойца назад. Таким же, как был.

– Может, чуть более добрым к оборотням? – осторожно предположила я.

Магистр усмехнулся, покачал головой:

– На это я бы не рассчитывал. Вы, наверное, слышали, что его подразделение погибло от рук оборотней. Это серьезная травма, это не так просто переработать и простить. Даже за десяток лет, если шрамы каждый день напоминают об этом.

Шрамы… Странно, но я в самом деле о них не задумывалась. Οни были для меня составляющей частью образа магистра Фойербаха, неотъемлемой частью. Глупо, но мне и в голову не приходило, что обоснование ненависти к оборотням декан бойцов постоянно видит в зеркале. Жаль, Алекс не познакомился с моими преподавателями. Он бы предупредил меня о подобном, он очень чутко ощущает такие вещи.

Всю субботу я провалялась в полузабытьи. Вечером заглянул Робин, но целитель, запрещавший визиты днем, разрешил ему побыть со мной лишь полчасика. Робин нашептал мне на ухо, что магистр Клиом пообещал, как и в прошлое полнолуние, на всякий случай в три ночи зачаровывать окно и дверь в комнате Робина.

– Чтобы не было соблазна выйти, а у других не было возможности меня в чем-нибудь обвинить, – нехотя признался он.

– Как в случае c кроликами?

– Αга, – он понуро кивнул. – Если бы это в полнолуние вышло, никто бы и не стал меня подозревать. Чары бы показали, что я из комнаты не выходил.

– А в четверг почему ночью гулял?

– Травы, – он повел здоровым плечом, будто извинялся. – Хотел третью теплицу проверить.

– И как?

– Не дошел. В бой вляпался.

– Жаль.

– Ты даже не представляешь, насколько, – вздохнул Робин. – Но ты-то что делала снаружи?

– Мне ваш бой приснился, – чуть различимым шепотом призналась я, покосившись на ширмы, за которыми лежал магистр Фойербах. – Правда, я видела только его и то, как его кто-то прикрыл щитом.

– Α, – протянул Робин. – Тогда, считай, ты ничего не знаешь. Когда я подбежал, один чужак на земле валялся. Лицо в крови, но вряд ли убитый. Чего бы магистру убивать? Тогда ж допрашивать некого будет.

Я кивнула. Действительно очень интересно, кто же были нападавшие и что делали в Юмне да еще и среди ночи.

– Против нашего еще четверо было. Меня заметили, атаковали. Двое, одновременно, – тихо продолжал Робин. – Магистр щитом меня прикрыл, а я его. Ведь оставшиеся два по нему ударили. Но мой щит пробили. Это было уже точно не первое ранение Фойербаха, он до того хромал, кровью пахло от него. Потом я одного положил. А те трое по магистру ещё раз саданули напоследок, вырубили его и сбежали.

– Наверное, их можно выследить.

Робин пожал плечами:

– Это уже не наше дело. Пусть директор разбирается. Он сразу следователей вызвал, меня допросили днем.

– Следователи маги?

– Ага, и отец был, – Робин как-то странно усмехнулся, отвел глаза.

– Он тобой наверняка очень гордится, – подбодрила я.

– Это, конечно, тоже, но… – он явно смутился, заметно покраснел.

– Что?

– Он так ярко за меня боялся… Я только тогда понял, что вообще было ночью, что это было опасно. И насколько.

– Конечно, он испугался за тебя, – я притянула к себе Робина, легко поцеловала в губы. – Но ты рисковал не напрасно и не по глупости. Магистра Фойербаха убили бы, если бы ты не подоспел. Пятеро против одного…

– Да я понимаю, – вздохнул Робин. – Жаль, не говорят, что чужим тут надо было.

Раздались шаги, и у моей постели остановился магистр Донарт.

– Время посещений на сегодня закончено, если вы хотите, чтобы я выписал госпожу Штольц-Бах завтра утром, – посмотрев на Робина, сказал лекарь.

Парень кивнул и, сжав мою ладонь на прощание, встал.

– Мне вас тоже нужно осмотреть, господин Штальцан. Нужно удостовериться в том, что от чужой боли вы полностью избавлены, – декан целителей поманил Робина жестом.

Я слышала, как затихли их шаги, как закрылась дверь.

– О какой чужой боли речь, госпожа Штольц-Бах? – раздался из-за ширмы слабый и сиплый голос.

– О вашей, магистр Φойербах, – вздохнула я, решив не скрывать правду. – Робин не умеет рассеивать боль или переводить на предмет. Нас вообще еще не учили обезболивать. Помог, как мог.

– Спасибо, что сказали.

– Мы старались не шуметь. Простите, что разбудили, – покаялась я.

– Не берите в голову, – в голосе мужчины сквозила усталость. – Это все мелочи. Отдыхайте. Доброй ночи.

– Спокойной ночи, – ответила я и задумалась о том, как трудно будет магистру, ненавидящему оборотней, быть обязанным жизнью одному из них.

ГЛАВА 21

В воскресенье магистр Донарт выписал меня еще до завтрака и сопровождал в большой зал. Я изображала бодрость, но последнюю треть пути эта симуляция давалась мне тяжело.

– Другие преподаватели, разумеется, знают, что произошло. Не переживайте из-за сочинения по литературе и других столь же объемных заданий, – замедлив шаг вместе со мной, утешил магистр Донарт. – Вас и господина Штальцана освободили от их выполнения.

– Это хорошая новость, – с трудом представляя, как пытаюсь не спать над книгами, кивнула я.

– После обеда с вами поговорит следователь. Вчера вы были слишком слабы, я не разрешил.

– Но я же знаю о случившемся только с ваших слов. Какой смысл меня расспрашивать?

– Протокол, формальность, не более, – успокоил декан целителей. – У меня для вас поручение.

– Какое?

– Вы заметили повязку господина Штальцана. Он травмировал еще не полностью зажившее плечо в ту ночь. Не вывихнул, к счастью. Но ему нужно поберечься хотя бы дня три, а он обязательно захочет за вами поухаживать.

– Я тоже буду беречь его плечо, – с улыбкой пообещала я.

– Рад, что вы понимаете.

Тусклая и истощенная аура Робина слабо засияла золотом и рубинами, когда он меня увидел. Магистр Донарт заверял, что Робина не ранили в бою, но аура говорила об обратном. Полнолуние, как и в прошлом месяце, оставило на ауре четкий след ранения, похожий на ожог. После многократных проработок описанных в книге упражнений я отчетливо видела его справа на груди, как и механическую травму левого плеча.

Расспрашивать Робина ни о чем не стала. Он выглядел больным, ничего не ел, только пил молоко. И мне казалось, нас обоих на фоне здоровых и любопытных юмнетов можно было принять за зомби. Вполне в духе приближающегося Хэллоуина.

Я честно пыталась учиться, Робин тоже, но освобождение от больших домашних заданий было лучше любой медали. Сосредоточиться не получалось ни на чем, и в каких-то десять утра Луиза командирским тоном отослала Робина спать, а меня отвела в комнату.

– Надо чтобы вы к понедельнику хоть немного в себя пришли, а то хвостов наберете. Разбужу перед обедом, а за ним Кевин зайдет. Спи давай! – велела Луиза и вышла.

После обеда я познакомилась с отцом Робина. Сразу было видно, что они близкие родственники. Рихарда Штальцана, такого же высокого и темноволосого, как и сын, отличала хищная грациозность движений, ощутимая физическая сила и явная мощь дара. Он был красивым мужчиной, и более выраженная, чем у Робина, горбинка на носу никак не портила его внешность.

Забавно, но только познакомившись со старшим Штальцаном, я поняла, что оба поразительно походили на Тьотта. Я бы не удивилась даже, если бы узнала, что знакомый по снам оборотень древности их предок.

Но в тот день меня впечатлило не внешнее сходство, а общность аур отца и сына. Древнее золото, рубиновые росчерки и руны, болезненная истощенность, явная измотанность и ожог. У обоих. В одном и том же месте.

Это совпадение меня пугало до дрожи. С трудом заставляла себя не смотреть на яркие отметины во время беседы с отцом Робина, которую никак не получалось назвать допросом свидетеля. Уж очень доброжелательный тон у нее был, и о магистре Фойербахе и ночных событиях мы говорили немного. Разговор, к которому почти сразу присоединился Робин, быстро ушел в русло учебы, школы, успехов на занятиях. Мы сидели на небольшой террасе, откуда открывался прекрасный вид на оранжереи и пастбища, воздух пах золотой осенью, рядом ронял пестрые листья клен. Обcтановка как бы предполагала неформальный разговор и в какой-то степени подталкивала к нему.

Отец Робина улыбался чудесно знакомой улыбкой, в речи то и дело появлялись такие же, как у сына, интонации. Интересный опыт общения, жаль, недолгого. Старший Штальцан спустился в Юмну по работе, должен был ещё искать улики и поговорить с магистром Фойербахом, но не забыл и предостеречь сына.