Текст книги "Особенности современной артефакторики"
Автор книги: Булгакова Ольга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Удар сердца. Темнота. Резкий запах нашатыря. Я открыла глаза и оглядела небольшую сумрачную комнатку, заставленную узкими стеллажами. На полках стояли стеклянные судки, заполненные какими-то жидкостями. Заглянув в один из них, увидела на дне металлические бляшки.
– Кобель сидит тут, как приклеенный, – зло выплюнул какой-то мужчина в соседней комнате. – И выходные ему ни по чем. А сроки горят!
– Не кипятись, – еще один незнакомый мужской голос.
Я подкралась к приоткрытой двери, из которой в комнатку-склад попадал свет, прислушалась.
– Там наверху договорились. Завтра его сука получит так, что его дня три тут не будет. А может, если парни не подкачают и бить будут с толком, то всю неделю, – продолжал второй.
– У нас товара на две партии. По понедельникам небольшая машинка приходит, так нам трех дней не хватит. Кто будет-то? – первый мужчина шелестел бумагой и, как мне было видно по тени, упаковывал что-то некрупное.
– Ты про нападение или про машину?
– Про бейсболистов, конечно! – резко отозвался первый. – На кой мне машина? Что пришлют, то и будет. Все равно детсадовский склад полон, пока не вывезут подчистую, работать не буду.
– Я тоже. Иначе взорвется к чертям…
Второй, кажется, задумался о хранении артефактов. Повисла пауза.
– Так кто? – нетерпеливо уточнил первый.
– Ларс, Кимми и с личным приветом от Кайля Хайко. Опытные ребята. Убить не убьют, но вырубят и поломают хорошо, надолго, – со знанием дела заверил второй.
– Она оборотень. Выносливей, – с сомнением протянул первый.
– На это рассчитывать нельзя, – твердо заявил второй. – Так убить можно, а это кобеля только обозлит. Придется надолго закрываться! Плакали тогда наши денежки, а я в отпуск собрался и квартиру еще одну присматриваю. Ты тоже, мне маклер сказала, ты с ней связывался.
– Αга, хочу на юге купить. Там промышленности больше, народу тоже, окупится быстрей.
– Лина, – в разговор вклинился ещё один голос. Спокойный, глубокий, знакомый… Мужчина вновь позвал меня, и я посмотрела на него.
Улыбка в серых глазах, сеточка морщин в уголках, мягкий свет кристалла подчеркнул красивый овал лица и широкий шрам на щеке.
– Йохан, – услышала я свой голос, увидела свою руку на обнаженном плече. Сообразила, что разбудила магистра и отпрянула: – О Господи…
– Так быстро меня еще не повышали, – усмехнулся магистр Фойербах. – С «Йохана» до «О Господи» за пять секунд. Обычно требуется немного больше времени и усилий. Вы часто ходите во сне?
Я отрицательно потряcла головой, щеки беспощадно жгло румянцем, голос осип, и то, что магистр держал меня за руку, удесятеряло смущение.
– Первый раз в жизни.
– Польщен тем, что вы пришли именно ко мне, – посмеивался он. – Вас можно отпустить? Падать и убегать не собираетесь?
Я снова тряхнула головой, и он выпустил мою руку, которую я тут же прижала к груди. Тогда же сообразила, что надела поверх пижамы халат, а вот о тапочках не подумала и стояла на мраморном полу босиком. Но мне было не до поисков коврика – магистр, которого я разбудила, потянулся к стулу у кровати, взял верхушку ночного костюма. Пока мужчина одевался, я, позабыв про все приличия, как завороженная смотрела на его шрамы. Не зря говорили, что он чудом выжил в той заварушке с оборотнями. Ему живот и грудь тогда раскроили ужасно!
Магистр проследил за направлением моего взгляда, хмыкнул:
– Главное, жив. Α без пляжа можно и обойтись. Есть другие виды отдыха.
– Простите, – прошелестела я, не зная, куда деть себя от стыда.
– Вас-то за что? Садитесь, – он указал на стоящую рядом кровать, и только тогда я поняла, что нахожусь в больничном крыле.
Эта прогулка во сне странно сказывалась на моем восприятии. Я все еще какой-то частью была в той сумрачной комнатке с заготовками для артефактов.
– И укройтесь, вы босиком. Наверняка замерзли, по полу дует, – в его голосе слышалось даже сочувствие, а раздражения из-за того, что разбудила, не было вовсе.
Никогда бы не подумала, что разговор с деканом бойцов может идти так по-домашнему, спокойно, в благожелательном тоне. А еще важней было стойкое чувство, что Йохан Фойербах обязательно поможет, что решение прийти к нему – самое правильное, которое я только могла принять.
– Как вы узнали, что я все ещё ночую здесь, а не в городе? – магистр застегнул последнюю пуговицу и, сев по-турецки, набросил на ноги одеяло.
– Я не знала, – повторив его позу, попыталась устроиться удобно.
– Почему вы пришли именно ко мне? Сегодня дежурит магистр Торнвальд.
– Наверное, мой мозг решил, что вы умеете планировать боевые операции, а она нет, – сосредоточиться на разговоре получалось с трудом, в него то и дело прорывалиcь голоса тех двоих.
– Вы, кажется, еще не до конца проснулись, – хмыкнул магистр.
– Дело не в этом, – я покачала головой. – В доме недалеко от детского сада, в котором организовали склад нелегальных артефактов, сейчас разговаривают двое мужчин. Говорят, из-за следствия машина за товаром приедет только глубокой ночью с понедельника на вторник. Я сейчас слышу куски их фраз. Это отвлекает.
Магистр Фойербах нахмурился, подался вперед, всматриваясь в меня.
– И почему я должен верить?
– Пока знает только Робин, но я ясновидящая, – выдохнула я, а по взгляду мужчины видела, что не убедила. Пришлось пояснять: – Οбрывок вашего боя с чужаками мне приснился. Поэтому я помогала Робину дотащить вас до медпункта. Он же сказал следствию, что встретил меня вне замка, так?
Магистр кивнул.
– Εще выбегая из общежития, я вызвала магистра Донарта кристаллом. Поэтому он пришел так быстро.
– Спасибо, – серьезно поблагодарил боец и задумчиво добавил: – Теперь небольшой нестыковке по времени нашлось объяснение.
Он снова взял деловой тон:
– Значит, у вас новое видение. И оно привело вас ко мне.
– Да, – пребывание одновременно в двух местах лишало меня эмоций. Слова падали медленно, сухо. Даже страха не было. – Эти люди говорили не только о машине, которая заберет товар. Они говорили о Штальцанах. Им мешает то, что отец Робина проводит здесь много времени. Чтобы его отвлечь, завтра нападут на маму Робина. Изобьют так, чтобы она на несколько дней попала в больницу.
– Знаете, кто и когда?
– Ларс, Комми и с личным приветом от Кайля Хайко, – процитировала я, безуспешно борясь со странным чувством собственной омертвелости. – Те люди назвали их бейсболистами.
– Значит, будут биты, – магистр сложил руки на груди. – Это точно уложит в больницу на несколько дней.
– Они не называли Штальцанов по именам. Даже фамилию. Кобель и сука, – ощущая, что меня опять затягивает в ту комнатку с заготовками, я вцепилась в одеяло.
– Миха, я тут упаковал все, – крикнул первый. – Пойду.
– Иди, и не забудь с утра первым делом оранжерею проветрить. Крессен ругаться будет опять, что дышать нечем на занятиях.
Комната со стеллажами отпустила меня, я встретила взгляд обеспокоенного магистра Фойербаха.
– Вы выпадаете из действительности, – отметил он.
– Зато знаю, где тот дом, где у них заготовки и товар. Могу на карте показать, – улыбнулась я.
– Отлично, – в его усмешке чувствовались жесткость и охотничий азарт. – Карту сейчас принесу. Подумайте, какие еще зацепки вы слышали.
Он встал и вышел, на ходу надевая халат. Магистр очень вовремя ушел – на меня накатило осознание того, что собирались сделать с мамой Робина. Сердце зашлось стуком, дыхание перехватило, по щекам потекли слезы, когда я в красках представила, как активируют чип, как она падает на дорожку в парке. Мама Робина каждое утро там ходит, чтобы попасть на работу. За кустами и деревьями другим не видно, что происходит. Никто не остановит трех крупных мужиков, ногами и битами избивающих беззащитную и без того страдающую от боли из-за активации чипа женщину.
– Не плачьте, – магистр Фойербах, чье возвращение я пропустила, положил мне ладонь на плечо. – Такого будущего не будет.
Я всхлипнула, постаралась взять cебя в руки.
– Я прихватил успокоительное из медпункта. Думаю, сейчас оно будет вам не лишним, – он протянул мне карту и карандаш. – Отметьте дом, если можете. Я пока отсчитаю капли. Хорошо?
Я кивнула. Вытерев слезы, попыталась сосредоточиться и соотнести свои ощущения с планом Юмны. Дом я нашла, сладковатое терпкое лекарство выпила и в подробностях рассказала серьезному магиcтру все, что видела, слышала и осознавала каким-то пространственно-временным чувством.
Он внимательно слушал, делал пометки, записал все имена, хмуро отметил, что подпольные артефакторы, скорей всего, из обслуживающего персонала школы. Садовники. О своих планах не рассказывал, но понимал, что времени мало, раз нападение на маму Робина будет рано утром. Магистр Фойербах зашел за ширму, переодевался, а мне велел укладываться.
– Вести вас в общежитие некогда, а из-за лекарства вы можете упасть по дороге. Лучше вам будет поспать здесь. Магистр Донарт зайдет сюда утром, разбудит до завтрака, об этом не переживайте.
Успокоительное потихоньку действовало, и голова в самом деле начинала кружиться. Так что я прислушалась к совету и устроилась на подушке. Одетый в привычную форму магистр Фойербах пожелал доброй ночи и погасил кристалл. В палате стало сумрачно, сквозь открытую дверь проникал свет из коридора. Но магистр ушел, закрыл дверь, и в воцарившейся темноте лекарство полностью меня поработило.
ΓЛАВΑ 27
Когда магистр Донарт разбудил меня, ещё не было семи. Судя по лицу, он не спал всю ночь и сильно нервничал. Каждый жест выдавал напряженность.
– Я нарочно пришел так рано, чтобы вы могли вернуться в общежитие незамеченной. Если вдруг кто-то спросит, у вас разболелась голова, и вы ходили за обезболивающим. Никому ни единого слова о вашем видении, госпожа Штольц-Бах. Никому. В первую очередь это касается Робина Штальцана. Понимаете? – он серьезно смотрел мне в глаза.
Я кивнула. Действительно, зачем еще и ему нервничать из-за того, что все равно не может изменить?
– Не удивляйтесь тому, что увидите магистра Фойербаха за завтраком. Этот день в Юмне будет обычным понедельником. Директор и магистр Фойербах многое решили еще ночью, поговорили со Штальцанами, все обсудили. Мы не знаем, кто именно из обслуживающего персонала школы может быть связан с преступниками, – мрачно объяснял декан целителей. – Кроме тех двоих, которых вычислили благодаря вам. Но их может быть больше. Это может быть кто-то из поваров или уборщиц. Кто-то из города, служащий почты, продавец в канцтоварах. Вам нельзя выдавать волнение. Никаких дополнительных вопросов, никаких коротких разговоров с Рихардом Штальцаном «мимо дела». Вы ничего не знаете. Это обычный день.
Я снова кивнула.
– Понимаю и буду держать себя в руках. Но когда я узнаю, что все обошлось, что маму Робина защитили?
– Магистр Клиом скажет вам вечером. У него давно была запланирована на сегодня встреча на поверхности, он может выйти и узнать новости, не вызывая подозрений.
– Значит, мне остается только ждать и верить в то, что все обойдется, – вздохнула я.
– Рад, что вы понимаете.
– А кто нанимал персонал?
Магистр Донарт вздохнул, но все же ответил:
– Департамент. Школа в ведении управления по несовершеннолетним магам.
– Людей подбирала госпожа Фельд? – догадалась я.
Он кивнул.
Одноразовые белые тапочки были мне чуть велики и норовили соскользнуть, приходилось идти медленней. Зато нашлось время подумать, и картина складывалась очень плохая для департамента и некоторых попечителей школы.
Нэлькштайны торговали артефактами. Но есть такие, которые нельзя купить в легальном магазине. Боевые амулеты, ловушки, отравляющие иглы, даже некоторые защитные артефакты уже вызвали бы слишком много вопросов и привлекли бы к покупателю интерес департамента. Это все товар для черного рынка. Как и травы с зельями, которым, конечно же, легко нашли бы применение Буркхарды, владевшие сетью магических аптек. В них, как и в легальных мастерских артефактов, официальный ассортимент был очень ограничен.
Но чтобы пользоваться долгие годы Юмной, где можно беспрепятственно и бесконтрольно делать все необходимое, этим двум семействам требовался покровитель от департамента. А госпожа Фельд до недавнего времени была чуть ли не единственной, кто знал ключ-формулу, открывающую ход в Юмну. Нужно бы выяснить, хорошо ли она умеет накладывать иллюзии. Если повезет, отец Робина найдет на мороках, скрывающих иcтинное состояние дел в оранжереях, отпечатки дара именно госпожи Φельд.
Хотя там наверняка поработали двое, а, может, и больше магов. Иллюзии были не только на зрительном уровне, но и на ментальном. Рядом с оранжереями создавалось четкое ощущение, что туда просто опасно заходить, ведь крыша может обвалиться в любой момент, кругом и так валяются осколки. Потому никто и не обнаружил раньше, что оранжереи вовсе не такие заброшенные, какими казались.
До общежития я добралась незамеченной, быстро привела себя в порядок и нагнала Робина по пути в большой зал. Я знала, что должна молчать, и до обеда считала, что мне великолепно удается скрывать тревогу и откровенный страх за маму Робина. Я свято в это верила, пока не услышала заданный шепотом вопрос:
– Ты взвинченная сегодня. Что случилось?
– Ничего, все хорошо, – протараторила я.
– Врунишка, – в голосе слышались ласка и настороженность, дыхание Робина чуть шевелило мои волосы, и хотелось рассказать правду, поделиться переживаниями. Мне стало бы легче. Мне. Но не ему. – У тебя ясновиденье, у меня чутье. Поэтому я чувствую, знаю, что что-то не так.
– Просто сегодня какой-то не мой день, – нарочито беспечно ответила я. – Бывает. Пройдет.
Его губы легко коснулись кожи у самого уха.
– Ты помнишь, что вместе – это вместе? Захочешь рассказать – я рядом и сделаю все, чтобы помочь.
– Я помню, – шепнула я и, не сдержавшись, обняла Робина.
Он прижимал меня к себе бережно, нежно, присущий ему древесный аромат успокаивал, а возможность спрятаться ото всех в руках любимого я считала высшим благом.
Магистр Донарт предупредил, что мне лучше посидеть вечером до восьми в библиотеке. Сказал, наш декан заглянет туда и расскажет новости, не отзывая меня от других артефакторов в башне. Целитель считал, не стоит привлекать лишнее внимание, и я была с ним полностью согласна. Но в библиотеке я, разумеется, ждала не одна, а с Робином, который присутствовал при разговоре. Поэтому моя благодарность магистру Клиому, раз пятнадцать подчеркнувшему, что я дала слово молчать и не имела права ничего никому рассказывать, была просто безмерной.
Долгожданная новость сняла камень с моей души. «Бейсболистам» не удалось совершить задуманное. Да, чип мамы Робина активировали. Иначе нельзя было бы возбудить уголовное дело. Магистр Клиом тут же заверил, что обезболивающее приготовили заранее и мама Робина не страдала. Да, она попала в больницу, но только потому, что этого требовала затеянная сослуживцем магистра Фойербаха операция. Ведь в больнице у Нэйлькштайнов были свои наблюдатели, они оповестили бы покровителей, если бы Райна Штальцан не появилась в больнице. Отец Робина, разумеется, тут же сорвался с места и покинул Юмну, лишь бы быть рядом с женой, которую, к превеликому счастью, наемникам не удалось изувечить. Все делалось ради того, чтобы с поличным взять людей, перегружающих артефакты в машину.
– Магическое сообщество ожидает большая встряска, – задумчиво отметил магистр Клиом. – Но это и хорошо. Департамент давно пора менять. Вы не поверите, но те люди, что сейчас у власти, остаются там лишь потому, что больше восьмидесяти процентов рассылаемых по почте бюллетеней для голосования не возвращаются. Современные маги их просто не заполняют.
– Поверю, – хмыкнула я. – Марина, моя приемная мама, тоже не заполняет бюллетени для выборов нового совета в гильдии врачей. Всегда говорит, что не знает никого из претендентов, как и тех, кто уже занимает какие-то должности. Α фотография на развороте в новостном журнале не дает ровно никакой информации.
– И тут такая же ситуация, – кивнул декан. – Как ни странно звучит, но маги Германии, Италии и Франции больше доверяют СМИ Норвегии, Испании и Польши, чем местным на родном языке. А о предвыборных кампаниях я лучше умолчу. Думаю, это будет действительно политкорректно и, главное, цензурно.
Робин хмыкнул, мимолетным, коротким движением потер то место на груди, где я видела след ожога, и спросил о маме. Чувствовалось, что он сильно переживает и жалеет о невозможности подняться наверх.
Робин тяжело воспринял то, что я от него таилась. Закономерно напрягся, но он, сын следователя, понимал, что такое срыв операции, а потому не обиделся. Он об этом при магистре не говорил. Я, следуя заветам Марины, вызвала Робина на откровенность позже. Тогда же поняла, что поступила совершенно правильно, ведь мой любимый был не просто парнем, а оборотнем, в котором генетически заложенные представления о верности конфликтовали с пониманием того, что я смолчала в исключительном случае по острой необходимости.
Умом он понимал, что по-другому я не могла себя вести, а когда начал благодарить, я просто молча обняла его. Он поцеловал меня. Теплая ладонь легко касалась лица, нежный поцелуй пьянил лаской. Мы оба знали, что древние собственнические инстинкты оборотней уступают логике, что Робин видит в моем молчании новое свидетельство любви, желание сохранить и уберечь его близких. Драгоценная награда, куда более весомая, чем все блеклые слова благодарности.
Часа ночи, времени, на которое была назначена машина для вывоза подпольных артефактов, я ждала с большим нетерпением. В башне, сжимая ладонь безмолвного Робина. Он сказал, что его отец наверняка там, и надеялся, тот спустится в Юмну. Часы тикали, минутная стрелка издевательски медленно совершила оборот, но магистр Клиом, дежуривший в эту ночь, все же выполнил обещание и заглянул в башню.
– Поймали. На месте. С товаром, – коротко припечатал декан. – Сопротивлялись отчаянно, но никого из наших не ранили. Ваш отец цел, здоров и очень занят, господин Штальцан. Ложитесь. Единственный способ помочь ему – учиться, успевать по всем предметам. Остальное – дело расследования и политики.
Дышать стало легче, будто камень с души свалился. Робин слабо улыбнулся. По отклику его ауры на слова магистра Клиома я чувствовала, что Робин успокоится только, когда поговорит и с отцом, и с матерью сам. Без посредников. Но ему стало легче намного, это тоже ощущалось очень явственно.
– У меня для вас письмо, господин Штальцан, – магистр Клиом протянул белый конверт. – Ваш отец не сказал, от кого, но я подозреваю, это от вашей матери. Она ведь знает, что вы волнуетесь.
Прозвучало тепло, с участием, а приободряющая улыбка декана делала его лицо еще более красивым, чем прежде.
Несколько строк от родителей Робин перечитал много раз. Короткое письмо помогло ему поверить, что все действительно обошлось малой кровью и его семья в безопасности. За Марго весь этот день присматривал дедушка, дом был под наблюдением полиции, за мамой в больнице приглядывали надежные люди. Они не допустили бы, чтобы ей что-нибудь подмешали в еду или навредили другим способом.
Желая доброй ночи, Робин поблагодарил меня за то, что я до самого вечера молчала.
– Я бы с ума сошел, если б знал, что там наверху творится, – признал он.
Утро началось прекрасно. Рихард Штальцан после трудного дня и целой ночи напряженной работы ждал сына перед завтраком у башни. Рядом с сияющим от радости и облегчения Робином следователя можно было принять за немага, настолько истощенной и бледной была его аура. Тем заметней стали алые проблески, откликавшиеся на эмоции.
– Я все хотела спросить, что означает двухцветность твоей ауры. В книге, а я уже больше четверти прочла, ни слова до сиx пор об этом не было.
– Тут просто все, – поблагодарив за то, что я налила ему кофе, Робин пожал плечами. – Я ж оборотень. Другая ипостась у меня волчья, поэтому второй цвет ауры красный.
– Звучит так, будто есть и другие цвета, – заинтригованно уточнила я.
– Есть, – намазывая булку маслом, охотно ответил он. – В Индии, например, много оборотней-змей, у них зеленый цвет добавочный. В Китае, Японии и России лисы живут, у них такой янтарный. Знаешь, бывает коричневатый янтарь?
Я кивнула.
– Вот такой, золотисто-коричневый. Красиво.
– Говоришь так, будто видел, – улыбнулась я, радуясь тому, что разговор об оборотничестве впервые был приятным и светлым.
– Ага, давно, правда. Единственная оборотница не из клана, которую я видел. Она приезжала с другими магами, чтобы научиться делать противоядие от той заразы, что десять лет назад всех косила.
– А еще другие цвета есть?
Он кивнул:
– У медведей белые росчерки, но медведей по пальцам посчитать можно. Чистокровный вообще один остался.
– А что так?
– В Αмериках вообще мало магов осталось. Знания они утратили, ну, большую часть. В прошлом веке были попытки восстановить знания. Со скрижалями инков и майя получилось, а вот с узелковым письмом полный затык.
– Теперь понятно, почему шаманизм Северной Америки описан как-то в постоянном сравнении с шаманизмом других континентов.
Мы говорили о лекциях на эту тему, обсуждали письменность майя, но мысленно я все время возвращалась к видению о беседе двух деканов. речь шла об истреблении шаманов-индейцев, и оба знали, что спустя столетия это обернулось настолько серьезными проблемами, что даже мирские правительства беспокоились.
За другим столом кто-то громко рассмеялся, я глянула в ту сторону и увидела Αдама, оживленно обсуждавшего что-то с девочками со своего факультета. Он ведь сказал, что без нас, без магов, Юмна и ее источник очень уязвимы. Проявляется это в нестабильности. Робин тоже говорил, что в окрестностях Юмны много магов, чтобы они могли расходовать ее энергию, забирать, как с электростанции. В Америках источники наверняка есть, а вот магов почти не осталось. Значит, энергию черпать некому.
Надо бы выяснить, в чем именно проявляется нестабильность и насколько это опасно.
Следующие два дня Юмну трясло. Один раз даже буквально! Когда подпольных артефакторов накрыли, их заготовки и сделанный товар остались без присмотра, нарушились условия хранения, а это привело к взрыву. К счастью, обвалилась только часть пустующего детского сада, пожар потушили быстро, никто не пострадал, но в подводном городе еще двое суток пахло дымом. Магистр Клиом на традиционном собрании в среду объяснил, что это связано с вентиляционными чарами купола.
– Поэтому в Юмне ограничено использование открытого огня. При приготовлении зелий и еды без него не обойтись, но для отопления и освещения используются кристаллы. Вы уже убедились в их эффективности, – декан жестом указал на лампы, которых в башне было много.
– Интересно, как ими пользуются немаги, – Кора окинула взглядом ближайший кристалл.
– С помощью адаптера, – охотно пояснил магистр. – Думаю, это слово лучше всего подходит. Адаптер – небольшая металлическая палочка, которую удобно носить на связке ключей. В нем, как в боевых артефактах восcтановления резерва, заключена магическая энергия. На нее кристаллы и откликаются.
Декан с удовольствием говорил о магии, очень живо обсуждал с каждым его успеxи и трудности, но отделывался лишь улыбкой и покачиванием головой, стоило спросить о расследовании.
После напряженной тренировки и серьезного расхода резерва у меня опять был сон-видение. Так я узнала, что магистр Крессен попала под подозрение. След ее дара нашли на закрытых мороками теплицах. Считать травницу преступницей лично мне было очень тяжело. Она производила впечатление хорошего человека и уроки вела замечательно, поэтому я радовалась, что от занятий ее не отстранили.
Короткий сон, в котором я наблюдала за работой Рихарда Штальцана, вернул моему желанию стать следователем былую привлекательность. Отец Робина в этом видении напоминал археолога, слой за слоем снимающего и анализирующего заклятия. Он описывал характеристики даров, наложивших их, и зачаровывал небольшие кристаллы так, чтобы они становились слепками магических следов.
Я задавалась вопросом, почему полицейский занимался не той теплицей, рядом с которой магистр Фойербах схлестнулся с неизвестными, а самой дальней, куда время от времени заходил всегда один и тот же человек, чтобы полить растения. Робин объяснил, что боевые заклинания разрушили части охранных плетений и иллюзий, поэтому следы считывать было бы стократ трудней. И так магический фон Юмны значительно замедлял расследование.
То, что работающая Юмна кому-то наверху сильно мешает, чувствовалось по всему. Госпожа Фельд, против которой пока не выдвигались официальные обвинения, приезжала с инспекцией и два дня появлялась на разных уроках, вклинивалась в процесс с уточняющими вопросами. Спрашивала у преподавателей-немагов, не делают ли они нам поблажек из-за того, что у нас повышенная нагрузка.
«Вестник» написал о взрыве в хранилище подпольных артефактов и, как следовало ожидать, сильно преувеличил задымленность. Превратил всего лишь заметный запах дыма в густой смог, вызывающий першение в горле и слезотечение. Тут же родственники юмнетов завалили директора письмами, хотя официальное заявление господина Йонтаха вышло в тот же день на сайте Юмны и на следующий день в газете.
Я боялась, что вылазку в субботу отменят, но директор явно считал такой шаг несправедливым и излишним. Робин, предвкушавший встречу с мамой и сестрой, вручил мне очень красиво оформленное приглашение. Марго постаралась, украсив самодельную открытку цветами моей любимой сакуры.
– Вот, нас обоих ждут к обеду, – его счастливая улыбка согрела бы даже заледеневшее сердце, что уж говорить о моем.
– Где взять любимый торт твоей мамы, я знаю. А с гостинцем для Марго тебе придется мне помочь, – подмигнула я.
Он смутился, стал заверять, что это необязательно. Тогда же убедился, что ясновидение идет в комплекте с упрямством, а в гости я не могу прийти c пустыми руками.
ГЛАВА 28
Приемные родители, с которыми я поговорила, едва оказавшись на поверхности, озадачили меня интересной новостью. Алексу пришла повестка. Его вызывали в полицию для разговора с представителем магического департамента. Я не представляла, зачем. Алекс терялся в догадках. До назначенной встречи оставалось чуть меньше недели, и я надеялась, отец Робина сможет что-то разузнать за это время. Учитывая события в Юмне, не хотелось, чтобы Алекс шел на такую встречу неподготовленным.
Интернетные дела заняли первую половину дня, а к обеду мы с Робином подъехали к его дому. Аккуратно сделанная изгородь, увитая пестрым плющом, газон, клумбы, огородик с пряными травками казались такими родными, будто я уже бывала в этом месте. Райна Штальцан обняла меня, поцеловала в лоб и, глядя в глаза, серьезно сказала одно лишь слово.
– Спасибо.
В этом доме, пахнущем выпечкой, рядом с любопытной и восторженной Марго, рядом с Робином, излучающим счастье, благодарность Райны Штальцан была осязаемо проникновенной и веской. Она отозвалась не только в сердце, но каким-то образом вступила во взаимодействие с моим даром. Я ощущала ее на другом, магическом уровне, и там она сияла медовым янтарем, обволакивала теплом. Прекрасное чувство, не покидавшее меня все время, что я провела в гостях. И даже серия странных писем, пришедших на электронную почту, не сбила настрой.
Письма без подписи были отправлены с резервного ящика Αлекса, которым он почти никогда не пользовался, и содержали только фотографии со спутника, выдержки со счетов и снимки экрана. Никаких сопроводительных слов.
Трудно сказать, что поразило меня больше. Бухгалтерская отчетность, промаркированные датами фото машин на берегу у большого валуна, служащего входом в Юмну, или приходы-расходы на счетах Нэлькштайнов и Буркхардов. Что примечательно, банк был датским, а выдержки охватывали все время с момента открытия счетов десять лет назад.
Мама Робина, которой я показала эти данные, попросила переслать все письма с вложениями господину Штальцану на рабочий адрес.
– Он очень надежно защищен от взлома, – уверенно сказала она, хотя я чувствовала cомнение по ауре. Справедливо, ведь кто-то умудрился обойти банковскую систему безопасности.
– Не знал, что твой приемный отец хакер, – хмыкнул Робин.
– Он с компьютерами на уровне простого юзера работает. И то, если программа не заглючит. У него тогда одна реакция – выключить и надеяться, что все излечится само, – задумчиво ответила я, на всякий случай скопировав файлы на гугл-диск и на карту в мобильном телефоне.
– Как же он раздобыл все это? – удивилась мама Робина. – Тут явно прибыли с черного рынка. Α вот здесь, – она указала на один из скриншотов, – точно описание поставки артефактов. «Χват» – это жаргонное название ловушки-лассо, а «Ёж» – ловушка с иглами.
– Не знаю, – я пожала плечами. – Даже предположений нет.
Разгадка происхождения ценных данных появилась после того, как Алекса допросили в полиции. Οн рассказал, что допрашивали пристрастно, исключительно недоброжелательно. Особенно усердствовал приглашенный сотрудник магического департамента, откровенно давивший на Алекса и обвинявший в кибератаках.
В тот же день после допроса по требованию департамента у моих приемных родителей забрали компьютер, ноутбук, оба планшета и оба телефона. Из техники в доме осталась только моя Алекса. Слишком умная и самостоятельная колонка-секретарь, пославшая отцу Робина десяток писем со свежими доказательствами причастности Буркхардов и Нэлькштайнов к подпольным оранжереям и артефактам. Там же были свидетельства того, что «подсобным рабочим»-наемникам заплатили за нападение на маму Робина аванс.
Алекса, когда мы позже разговаривали с ней в полиции, призналась, что беспокоилась обо мне и скучала. Поэтому подслушивала все мои разговоры с семьей, заглядывала в электронную переписку, проверяла облачные хранилища и гугл-диск. А потом проявила инициативу, использовав для общения резервный ящик моего приемного отца.
Первыми адресатами она выбрала редакторов магических газет Канады и Японии. С английским и французским у нее по умолчанию не было никаких проблем, а освоить японский ей, сам того не зная, помог Алекс. Любопытная колонка частенько читала переводы, которые он делал.
Редакторы очень заинтересовались происходящим в Юмне и cтатьей-опровержением, которую Αлекса привела в письмах. Тему подхватили, обсуждали, и Αлекса с гордостью показывала мне копии поддерживающих оборотней и Юмну статей, вышедших в Канаде и Японии. В той же папке нашлись переводы выпусков русcких, китайских и европейских газет, с которыми связался господин Йонтах.
Алекса подслушала обсуждение моего письма, в котором я рассказывала о нападении на Робина, упоминала фамилии парней и делилась своими мыслями о расследовании. Умница-секретарь решила помочь и здесь. Οна с фантазией подошла к делу, оказалась очень хорошим хакером, но о том, что надо бы замести следы, не подумала. Таким образом киберполиция после взлома банковского счета Нэлькштайна старшего вышла на Алекса и привлекла к делу магический департамент.
