Текст книги "Палач и Черная птичка (ЛП)"

Автор книги: Бринн Уивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

13
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО РАЗРУШЕНО

СЛОАН

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ

– Блять. Я опоздала? Ты уже победил?

Роуэн бросает мимолетный взгляд в мою сторону, когда я приближаюсь по дорожке в пыльных кроссовках. Его руки скрещены на груди, рукава футболки обтягивают напряженные бицепсы. В глазах мелькает тревога, они внимательно изучают детали моего лица, потом он снова обращает внимание на то, что стоит за пологими холмами, поросшими травой.

– Нет. Не победил.

– Что делаешь?

– Пытаюсь настроиться.

Я вопросительно наклоняю голову, но Роуэн на меня не смотрит. Я слежу за его взглядом, останавливаясь рядом с ним.

– Ого… это… нифига себе.

Я осматриваю полуразрушенный двухэтажный фермерский дом в Техасе, расположенный за пологим подъемом холмов, разглядываю потрепанное и выбеленное дерево, разбитые и заколоченные окна на втором этаже. Дыра с правой стороны крыши зияет в небе, как кричащая пасть, взывающая к грозе, которая затемняет горизонт. На крытом патио разбросан хлам – сломанные стулья и коробки, канистры из-под дизельного топлива и инструменты, много всего по бокам от расчищенной дорожки, ведущей к закрытой входной двери.

– Ну… уютное местечко, – говорю я.

Роуэн напевает что-то тихое и задумчивое.

– Если под «уютным» ты подразумеваешь «кошмарный», я согласен.

– Ты уверен, что он там?

Маниакальный смех и пронзительный крик мужчины предшествуют рычанию бензопилы, которая заводится внутри дома.

– Почти уверен, да.

Крики, безудержный смех и рев бензопилы рассекают воздух, который внезапно кажется слишком тяжелым, слишком горячим. Мой пульс учащается. Кровь шумит в ушах, в ритме симфонии безумия.

– Можем просто пойти выпить пива, – говорит Роуэн, на фоне в доме царит хаос. – Это делают нормальные люди, да? Ходят за пивом?

– Да…

Часть меня думает, что это мудрая идея, но я не могу отрицать волнения, которое наполняет мое сердце адреналином. Харви Мид – настоящая скотина, животное, и я хочу с ним поквитаться. Я хочу прибить его гвоздями к доскам пола в его же доме ужасов и вырезать ему глаза, хочу помешать ему отнять еще одну жизнь. Я хочу, чтобы он почувствовал то, что чувствовали его жертвы.

Хочу заставить его страдать.

Роуэн тяжело вздыхает, глядя на меня через плечо.

– Мы ведь не за пивом идем, правда?

– Да. Потом сходим.

Еще один отчаянный крик прорезает воздух, вспугивая стаю ворон и одинокого стервятника из редкой рощицы слева от тропинки. Они не уходят далеко, вероятно, уже зная, что звуки в доме сигнализируют о предстоящей трапезе.

Звук бензопилы повышается, и крик становится слабее. Как туман. Безнадежность. Это не крик, молящий о пощаде. Это всего лишь боль, как рефлекс. Человечность выветрилась, исчезла, превратилась в животное, попавшее в тиски отчаяния.

Маниакальный смех Харви Мида затихает. Крики его жертвы становятся все тише, пока не затихают совсем. Бензопила продолжает работать, ее звук то повышается, то понижается, пока, наконец, тоже не прекращается, окутывая нас тишиной.

– Новое правило, – говорю я, прочищая горло от гравия и поворачиваясь лицом к Роуэну. Он смотрит на меня сверху вниз, его щеки раскраснелись, темно-синие глаза горят, как сердцевина алканового пламени. Хотя он кивает, я не вижу никакого волнения на его лице, он сжимает губы в мрачную линию, а складка между бровями углубляется. – Если ты поймаешь его первым, я кое-что заберу.

Роуэн снова кивает, всего один раз. Его присутствие проникает в мое пространство. Его жар. Его запах. Шалфей, перец и лимон окутывают меня.

– Только один, – говорит он, его слова звучат грубо. У меня перехватывает дыхание, когда он подносит сложенную ладонь к моей скуле, проводя большим пальцем, я закрываю глаза. В наступившей на мгновение темноте все кажется более ярким – тишина фермерского дома, аромат кожи Роуэна. Его нежное прикосновение. Стук моего сердца. – Только один, – снова говорит Роуэн, убирая руку. Когда я открываю глаза, его взгляд прикован к моим губам.

Мой голос – тонкий шепот.

– Что «один»?

– Только один глаз, – Роуэн отводит свой тяжелый взгляд от моего лица и поворачивается к ферме. – Я хочу, чтобы он страдал. Но хочу, чтобы он видел каждое мгновение.

Я киваю. Вспышка молнии освещает черный фон надвигающейся бури, за которой мгновение спустя следует раскат грома.

– Независимо от того, кто победит, мы позаботимся об этом.

Достав из-за пояса нож из дамасской стали, я поворачиваюсь, идя к дому, но кончики пальцев Роуэна касаются моего предплечья, их легкое, как перышко, прикосновение вызывает ток, который резко останавливает. Наши взгляды встречаются, и мое сердце сжимается само по себе. Никто никогда не смотрел на меня так, с затаенным беспокойством и страхом. И впервые это не страх передо мной.

Это страх за меня.

– Будь осторожна, Черная птичка. Я просто… – мысли Роуэна улетучиваются от внезапного порыва ветра, когда он бросает взгляд в сторону дома. Он качает головой, опускает свое внимание на мои грязные кроссовки, потом снова на меня. – Он крупный парень. Наверное, сейчас взвинчен. Не стоит рисковать.

Полуулыбка приподнимает уголок моих губ, но это ничего не меняет в суровом выражении лица Роуэна.

Один долгий взгляд. Одно затаенное дыхание. Несколько ударов сердца и вспышка молнии.

Затем я ухожу, шаги Роуэна доносятся за мной, пока мы направляемся к дому Харви Мида.

Тропинка вьется между двумя невысокими холмами, выводя на заросший кустарником двор, окружающий здание. Справа от дома земля переходит в неглубокий проросший овраг, и то, что должно быть ручьем, но больше похож на лужу. Между домом и оврагом раскинулся небольшой сад, окруженный проволочной сеткой и звенящими подвесками из битого стекла, чтобы отпугивать птиц. Слева от задней части дома находятся хозяйственные постройки. Курятник. Старая мастерская с низкой плоской крышей. Сарай, который стоит как зловещая крепость между домом и надвигающейся на нас бурей. Остовы искореженных и проржавевших автомобилей торчат между стволами техасского ясеня и пустынных ив.

Я останавливаюсь на краю двора. Роуэн встает рядом со мной.

– Привлекательная оградка, – шепчу я.

– Вблизи еще лучше. Башка куклы добавляет жути, – шепчет он в ответ, кивая на голову болтливой куклы Кэти 1950-х годов, смотрящей на нас с крыльца бездушными черными глазами.

– Я заберу ее, если… – я наклоняюсь вперед и, прищурившись, смотрю на клочок серого меха, застрявший под креслом-качалкой. – …это что… опоссум?

– Я думал, кошак, но да ладно.

Я выпрямляюсь, поворачиваясь к Роуэну и держа кулак между нами.

– Слоан…

– На камень – ножницы-бумага. Проигравший открывает парадную дверь, – говорю я с мрачной усмешкой.

Роуэн смотрит на меня долгим взглядом, потом качает головой с покорным вздохом. Его кулак, наконец, встречается с моим.

Молча, на счет «три» мои ножницы проигрывают камню Роуэна. Он хмурится.

– Два из трех, – шипит он, хватая меня за запястье, когда я направляюсь к ступенькам.

– И проиграть? Ни за что. Иди к задней двери и наслаждайся преимуществом, шизик, – я улыбаюсь и морщу нос, как будто в этом нет ничего особенного, хотя Роуэн чувствует, как учащается мой пульс под его ладонью, пока я не вырываюсь.

Я не оглядываюсь назад, сосредоточившись на ступеньках. В моей груди горит желание повернуться к Роуэну, остаться с ним и охотиться бок о бок, но я этого не делаю.

Когда встаю на потрескавшиеся доски лестницы, краем глаза вижу Роуэна, который, наконец, идет к задней части дома.

С каждым бесшумным шагом я осматриваю свое окружение, стараясь не потерять равновесие и не опрокинуть что-нибудь. Из дома не доносится ни звука, никакого движения за сетчатой дверью, никаких угрожающих теней, освещенных вспышкой молнии. Первые капли дождя падают на крытое крыльцо как раз в тот момент, когда я подхожу к двери, уворачиваясь от жестяных банок и мусора.

Я приоткрываю сетчатую дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь, тихий скрип ржавых петель поглощается раскатом грома, от которого сотрясаются стены.

Запахи еды, разложения и плесени смешиваются в тошноту, когда я иду по узкому коридору. Слева находится гостиная со старой мебелью и оригинальными элементами декора, покрытыми слоем пыли. Обои в цветочек отслаиваются от стен и развеваются на ветру, проникающего через открытые двери и разбитые окна. В кресле рядом с камином сидит частично мумифицированное тело, ее ноги укрыты вязаным пледом, а в костлявых руках лежит раскрытая Библия. Ее длинные седые волосы спадают с плеч, набор зубных протезов все еще держится за отвисшие челюсти.

– Старая мамаша Мид, я полагаю, – шепчу я ей, делая несколько осторожных шагов по комнате, пока не оказываюсь перед ней. – Спорю, ты была настоящей стервой.

Знание того, что Харви Мид стал серийником из-за жестокой и властной матери, как другие убийцы, не делает его менее опасным.

Но это, безусловно, наталкивает меня на некоторые идеи…

Я наклоняюсь ближе и улыбаюсь, глядя на грубую кожу и впалые глаза женщины.

– Скоро увидимся, мама Мид.

Подмигнув, я крепче сжимаю нож и выхожу из комнаты, направляясь через холл к лестнице, ведущей на второй этаж.

Скрип ступеней заглушается раскатами грома и дождем. Кажется невероятным, что в доме может быть так мало человеческих звуков после только что произошедшего жестокого убийства, но единственное, что я слышу, – это свое сердце и шторм.

Когда я поднимаюсь на лестничную площадку второго этажа, дождь хлещет громче, его запах смывает вонь с первого этажа. Я жду мгновение, наблюдая, прислушиваясь. Но ничего не происходит. Никаких подсказок о местонахождении Харви, когда я останавливаюсь перед входом в коридор.

Я начинаю медленно продвигаться вперед.

Сначала попадаю в спальню, заставленную коробками. Журналы. Газеты. Пожелтевшие руководства по эксплуатации автомобилей и тракторов. Поход по комнате не дает никаких полезных сведений.

Возвращаюсь в коридор и направляюсь в следующую комнату, с треснувшей раковиной на пьедестале и занавеской для душа, прилипшей к внутренней части ванны на ножках, ее некогда белый пластик покрыт черной плесенью. На полу нет крови. Никаких следов. Никаких необычных запахов или звуков.

Следующая комната, в которую я вхожу, – это главная спальня. Из всех комнат, которые я видела, эта самая чистая, хотя назвать ее нетронутой можно с большой натяжкой. Окно покрыто слоем пыли и копоти, но оно не разбито. Кровать представляет собой простую раму из кованого железа, простыни смяты, несколько предметов одежды разбросаны по ее поверхности и полу. Я проверяю комнату, но Харви Мида здесь нет, поэтому я не задерживаюсь, решив просмотреть его скудные пожитки, когда он умрет.

Выхожу из комнаты.

Следующая спальня находится через коридор. Звук дождя, барабанящего по металлическим контейнерам, заглушает мои шаги, когда я вхожу в маленькую комнату. Дыра в потолке зияет в небо, прорезая разрушенные балки чердака. Над головой сверкает молния. Дождь капает в дом и наполняет ряд металлических горшков и керамических емкостей, прижатых друг к другу на листе прозрачного пластика, которым покрыт пол. По краям дыры свисают кости, повязанные на мокрой пряже, как колокольчики на ветру. Позвонки постукивают друг о друга, с них медленно стекают ручейки воды.

Я мгновение наблюдаю, размышляя о психопатии человека, который повесил их здесь, прежде чем выйти из комнаты и направиться к последней двери на противоположной стороне холла в самом конце.

Эта дверь закрыта. Я долго стою рядом с ней, прижавшись ухом к дереву и крепко сжимая в руке нож. Изнутри не доносится ни звука. Снизу тоже, хотя не думаю, как услышу что-то с нижнего этажа, если только там не будет стычка. Гремит гром. Дождь стучит по крыше.

Укол беспокойства наполняет мою грудь из-за Роуэна. Может быть, это и к лучшему, что я его не слышу, но еще я не слышала звуков страданий Харви, и это засело, как заноза, глубоко под кожей. При таких темпах мне все равно, кто победит. Я просто хочу, чтобы Харви умер.

Я встряхиваю запястьями, чтобы волнение, напряжение и страх покинули мои конечности, а затем хватаюсь за ручку двери и открываю ее.

– Какого хрена…

Это не то, чего я ожидала.

Три монитора стоят на столе, заваленном бумагами и усыпанном карандашами. На экранах отображаются данные с восемнадцати камер. Сарай. Мастерская. Задняя дверь. Кухня. Затемненная комната, в которой ничего не видно. Ярко освещенная комната, где на покрытом пластиком столе лежит расчлененное тело, кровь капают на кафельный пол вместе с кусками кожи.

Я вижу Роуэна, входящего в гостиную.

И Харви, направляющегося к нему по коридору.

Кровь отхлынула от конечностей. Лед проник в кожу.

– Роуэн, – шепчу я.

Я выкрикиваю его имя, выбегая из комнаты…

…натыкаясь на ботинок Харви Мида.

14
РАЗБИТЫЙ

СЛОАН

Вода хлещет по моему пульсирующему лицу. Тошнота скручивает желудок. Кровь покрывает язык. Мир вращается вокруг. Кружится. Я лечу с крутого холмика. Перекатываюсь и падаю.

Приземляюсь с сокрушительным хрустом на левое плечо, воздух вырывается из моих легких в беззвучном крике. Я хватаю ртом воздух, но он не поступает. У меня сжимается грудь. Дождь и вспышки света ослепляют, когда я моргаю, глядя на небо, и первые запыхавшиеся вдохи, наконец, проникают в мои охваченные паникой легкие.

Пара ботинок приземляется рядом с тяжелым стуком, останавливаясь рядом с моей головой. Дождь смывает запекшуюся кровь с их черной кожи. Я открываю рот, чтобы простонать имя Роуэна, когда рука зарывается в мои волосы и отрывает от успокаивающего запаха земли и мокрой травы.

Я сталкиваюсь лицом к лицу с Харви Мидом.

Струйки воды каскадом стекают с его лысой башки, со лба и по ничего не выражающему лицу. Он смотрит прямо на меня. Я смотрю в бездну его темных глаз.

А потом харкаю в его уродливую рожу.

Харви не вытирает мою слюну. Он крепко держит меня, не обращая внимания на дождь, стекающий по его покрытой рубцами коже. Медленная усмешка растягивает его губы, обнажая гнилые зубы в улыбке, которая пугающе не сочетается с остальной частью его апатичной маски.

Он роняет меня, но продолжает держать за волосы, тащит мое ослабевшее тело за угол дома. У меня пульсирует голова. Лицо болит. Слезы щиплют глаза при каждом рывке за волосы, боль в плече распространяется вверх по шее и отдает в безвольную руку. Мои ноги скребут по траве, грязи и мусору, но я не могу устоять на ногах из-за того, как низко он держит мою голову. Я царапаю его и бью по ноге здоровой рукой, но он слишком большой, чтобы почувствовать боль от моей тщетной борьбы.

Мы останавливаемся у множества дверей в подвал. Харви отпирает ржавый висячий замок и снимает цепь на ручке, открывая одну дверь и забрасывая меня внутрь.

Я со стоном шлепаюсь в грязь, первый вдох наполняется запахом дерьма, мочи и страха.

Содержимое моего желудка расплескивается по полу.

Только когда меня перестает тошнить, я осознаю, что не одна. Кто-то рыдает в темноте.

– Адам, – произносит девушка сквозь нытье. – Он убил Адама. Я с-слышала. Он у-убил его.

Она держится на расстоянии, повторяя слова отчаянным напевом, который проникает в каждую щель моей груди. Братом, любовником или другом, кем бы ни был этот Адам, она любила его. И я знаю, каково это – быть свидетелем страданий любимого. Я понимаю ее горе и бессилие лучше, чем кто-либо другой.

– Да. Он убил Адама, – отвечаю я, тяжело дыша, и достаю свой телефон из заднего кармана. Он жужжит у меня в руке с сообщением, но сначала я включаю фонарик, направляя его на пол между мной и голой девушкой, прижавшейся к стене, когда она отшатывается от света. – И обещаю тебе, Адам будет последним человеком, которого тронул Харви Мид.

Я не знаю, дает ли это ей какую-то уверенность или завершенность. Может быть, однажды так и будет, но сейчас ее потеря слишком свежа, а рана слишком глубока. Ее тихие всхлипывания продолжаются, когда я переключаю свое внимание на экран, когда приходит еще сообщение.

Слоан

СЛОАН

ОТВЕТЬ МНЕ

ГДЕ ТЫ?!

Точки другого сообщения начинают мигать, когда я набираю ответ.

Я в порядке. Заперта в подвале. Правая сторона дома.

Ответ Роуэна последовал незамедлительно.

Держись, любимая. Я иду.

Я дважды перечитываю его сообщение, прежде чем заблокировать экран и прикусить губу. У меня щиплет в носу. Боль обжигает грудь. Может быть, это просто ирландское выражение, но я слышу его снова и снова голосом Роуэна, как будто он прямо здесь, в моей голове.

Держись, любимая.

– Как тебя зовут? – выпаливаю я, обращая свое внимание на плачущую девушку, которая прижимается к кирпичной стене. Она примерно моего возраста, стройная, вся в грязи.

– Я-я Отэм.

– Хорошо, Отэм, – я кладу телефон так, чтобы фонарик светил в потолок, и начинаю расстегивать кофту. – Я отдам тебе ее, но мне нужна твоя помощь.

Отэм мгновение колеблется, потом приближается неуверенными шагами. Мы не разговариваем, пока она помогает стянуть ткань с вывихнутого плеча, и хотя она на мгновение отстраняется, когда я вскрикиваю от боли, она продолжает снимать кофту. Ткань промокла и заляпана грязью, и, возможно, она не согреет ее в прохладном подвале, но, по крайней мере, она будет укрыта.

Она как раз застегивает последнюю пуговицу, когда топор проламывает двери подвала.

– Слоан, – кричит отчаянный голос Роуэна, перекрывая испуганный крик Отэм, ветер и проливной дождь. – Слоан!

Острая боль сжимает мое горло. Глаза наполняются слезами, когда я хватаю свой телефон и пробираюсь ближе к дверям.

– Я здесь, Роуэн…

– Отойди, – еще несколько ударов, двери разлетаются в щепки и падают в темноту вместе с замком и цепочкой, образуя небольшую дыру. В тусклом свете появляется рука Роуэна.

– Возьми меня за руку, любимая.

Должно быть, когда-то здесь были ступеньки, но их убрали, и мне приходится подпрыгнуть, чтобы схватить Роуэна за ладонь, проскользнув в дыру с первой попытки из-за дождя и пота на нашей коже. Он почти ложится на живот, еще больше наклоняясь в темноту.

– Обе руки, – требует он, протягивая мне ладони.

– Я не могу.

Вспышка молнии освещает лицо Роуэна, навсегда запечатлевая его в моей памяти. Его губы приоткрыты, и я почти слышу резкий вдох, когда его взгляд останавливается на моем деформированном плече и отсутствующей кофте. На его лице – страдание и ярость, нарисованные светом и дождем. Он до жути красивый, взволнованный и пугающий.

Роуэн ничего не говорит, тянется ко мне. Когда я подпрыгиваю, он ловит мою руку и крепко сжимает ее, подтягивая меня, хватая за локоть и вытаскивая из подвала.

Как только я оказываюсь на земле, дрожа, обнимаю его. Сжимаю в кулаке его промокшую кофту. Его запах окутывает меня, и я хочу сохранить этот момент, но он заставляет нас разойтись, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ты можешь бежать? – спрашивает он, изучая мое лицо. Его глаза так и не останавливаются, когда я киваю, блуждая по выражению моего лица, как будто в поисках правды. – Ты мне доверяешь?

– Да, – говорю я, мой голос хриплый, но уверенный.

– Со мной ты в безопасности. Поняла?

– Да, Роуэн.

Мы смотрим друг на друга в последний момент, прежде чем он поднимает топор и хватает меня за руку. Снова смотрит вниз, в подвал, и, кажется, только сейчас понимает, что со мной там был кто-то еще, несмотря на то, что Отэм кричала и молила, чтобы ее вытащили на свободу.

– Оставайся здесь, – говорит он вниз, в яму, не терпя возражений, несмотря на ее рыдания. – Если будешь вести себя тихо и прятаться, он подумает, что ты уже сбежала, и не придет в подвал. Мы вернемся за тобой, как только все сделаем.

– Пожалуйста, пожалуйста, не оставляйте меня…

– Оставайся здесь, черт возьми, и веди себя тихо, – рявкает Роуэн и, больше не оглядываясь, тащит меня отсюда, игнорируя отчаянные крики, которые раздаются вслед, пока мы бежим к задней части дома.

Мы останавливаемся на углу и замираем, когда Роуэн наклоняется вперед, чтобы осмотреть тропинку к сараю. Когда он, кажется, удовлетворен, то сжимает мою руку, немного поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня через плечо. Он кивает один раз, и я едва успеваю ответить на его жест, как он ведет нас через усеянный обломками задний двор к ветхому сараю. Он первым входит туда через открытую дверь, подняв топор, но внутри пусто, если не считать инструментов, голубей и древнего трактора «John Deere». Только убедившись, что тут безопасно, Роуэн тянет меня глубже внутрь, останавливаясь у стены в точке, равноудаленной от переднего и заднего выходов.

От раскатов грома дребезжат окна и инструменты, свисающие с обшитых досками стен. Роуэн с глухим стуком роняет топор в пыль. Между нами проходит мгновение, когда мы просто смотрим друг на друга, оба насквозь мокрые и грязные.

А потом его руки ложатся на мои щеки, горячее дыхание касается моей кожи, пока его глаза исследуют детали моего лица.

Большой палец проводит по моему лбу, и я вздрагиваю. Проводит по изгибу моего носа. По верхней губе, и я шмыгаю носом, чувствуя привкус крови в горле.

– Слоан, – шепчет он. Не как имя. А как подтверждение того, что я здесь, настоящая, но раненная. Роуэн прижимает меня к стене, заслоняя своим телом, его руки скользят вниз по моей шее, приподнимают подбородок, чтобы проверить каждый дюйм горла на предмет повреждений, пока я дрожу в темноте.

– Твоя кофта…

– Я отдала ее девушке. Он ко мне не прикасался в этом плане.

Глаза Роуэна вспыхивают, когда встречаются с моими. Он ничего не говорит в ответ, просто смотрит на мое раненое плечо, где кровоподтек уже окрашивает сустав в синий цвет. Положив теплую ладонь на мое здоровое плечо, он поворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к стене. Он оценивает травму осторожным прикосновением. Хотя я стараюсь молчать, сдавленный крик все равно вырывается, когда он двигает мою руку, прижатую к боку.

– Можешь его вправить? – шепчу я, когда он снова поворачивает меня к себе лицом.

– Оно может быть сломано, любимая. Тебе нужен врач.

Я смаргиваю внезапные слезы, которые застилают глаза, когда Роуэн опускается на колено, осматривая мои ребра, прослеживая каждое. Они болят от падения, но не сломаны. Роуэн просто игнорирует меня, когда я пытаюсь сказать ему об этом, как будто он не успокоится, пока не проверит все сам, проводя кончиками пальцев по костям. Когда он заканчивает, его руки ложатся мне на бедра, долгое, напряженное дыхание обдает мой живот жаром, который я чувствую до самой глубины души.

– Мне жаль, – шепчет, прижимается лбом к моему животу, руками обхватывает ноги, двигая меня к себе.

На мгновение я не знаю, что делать. Я обездвижена током, пробегающим по коже. Каждый его выдох заставляет мое сердце биться быстрее, пока оно не превращается в молот, бьющий по костям. И затем моя рука поднимается, тело берет управление на себя без участия разума, зная то, чего не знаю я, и мои пальцы скользят по его волосам. Ногти скребут по голове Роуэна, и он вздыхает, сильнее прижимаясь лбом к моему животу, я делаю это снова и теряюсь в ритме повторяющегося простого прикосновения.

Жар его дыхания поднимается от моего пупка, между грудей, к сердцу, следуя за учащенным пульсом, когда Роуэн медленно поднимается с колена. Я не могу заставить себя убрать руку. Мои пальцы скользят по его влажным волосам, потом ладонь ложится на щеку, щетина царапает. Роуэн наклоняется навстречу моему прикосновению. Он кладет свою руку поверх моей, как будто я исчезну, если он отпустит.

– Слоан, – произносит он, не отрывая взгляда от моих губ. Мое имя – шепот спасения и страдания, когда он произносит его снова. В горле Роуэна возникает тяжелый комок. – Я не могу потерять тебя.

– Тогда лучше поцелуй меня, – шепчу я в ответ.

Роуэн встречается со мной взглядом. Его руки согревают мои щеки. Мы всего в нескольких дюймах друг от друга, и я знаю, что все изменится, как только его губы коснутся моих.

И это правда.

Все преображается с одним поцелуем.

Губы Роуэна мягкие, но поцелуй твердый, как будто в его голове нет места сомнениям или неуверенности. Он знает, чего хочет. Может быть, он хотел этого с самого начала. Может, я единственная, кому нужно было время привыкнуть.

Жар между нами нарастает с каждым стремительным прикосновением. Я открываю рот, когда его язык обводит контур моих губ, и с первой лаской языка Роуэна, все нити сдержанности между нами распускаются.

Я теряюсь в желании. Оно врезается в меня, как будто всегда пряталось за рушащейся стеной.

И как только высвобождается, то поглощает меня.

Поцелуй набирает обороты. Рука Роуэна запускается в мои волосы, он прижимает меня к себе. Я стону, когда он втягивает мою нижнюю губу. Сжимаю его волосы на затылке, впиваюсь ногтями, пока он не рычит и не погружает свой язык глубже, требуя большего от поцелуя, который уже разжег во мне адское желание.

Я совсем забываю, кто мы такие. Где мы находимся.

Почему мы здесь.

Внезапный крик заставляет нас резко расступиться и уставиться друг на друга широко раскрытыми глазами и прерывистым дыханием. Испуганные мольбы о помощи тонут в звуке включенной бензопилы.

Мы высовываемся из тени, видя, как Отэм на полной скорости бежит вокруг дома, направляясь прямо к сараю. Секундой позже появляется Харви, преследующий ее с бензопилой, зажатой обеими руками. Несмотря на свое тяжелое, массивное телосложение, он почти догоняет ее, когда она спотыкается о мусор босыми ногами.

Мы снова скрываемся из виду, и Роуэн одаривает меня опустошающей, дикой ухмылкой.

– Сейчас вернусь, Черная птичка.

Он обхватывает рукой мой затылок и прижимается губами к моим в последнем быстром поцелуе, а затем отпускает, поднимая с пола топор.

– Что ты делаешь? – шиплю я.

Роуэн прижимает рукоять топора к плечу и фыркает, подмигивая.

– Пойду отомщу за то, что он причинил боль моей девочке, что же еще.

Твердые уголки моего сердца немного тают от этих слов, и Роуэн улыбается, как будто видит это. Не говоря больше ни слова, он отворачивается, подходит ближе к двери и прячется за металлическими ящиками с инструментами, а я отступаю назад, пока не оказываюсь под защитой двигателя трактора.

Секундой позже Отэм вбегает в сарай, направляясь к задней двери, каждый шаг сопровождается паническим воплем.

Харви Мид врывается вслед за ней. И дальше все происходит как в замедленной съемке – прекрасная хореография мести.

Роуэн бросается вперед. Взмахивает топором вверх по дуге, опускается так низко к земле, что поднимает пыль. Лезвие соединяется с бензопилой в жестоком ударе. Цепь срывается с направляющей планки. Летит Харви прямо в лицо, и тот издает яростный рев. Машина шипит, когда он роняет ее и, спотыкаясь, останавливается в растерянности. Он рефлекторно поднимает руку к своему окровавленному лицу, еще не осознавая, что Роуэн уже поворачивается к нему для нового удара.

Топор с влажным хрустом раскалывает его коленную чашечку. Харви вскрикивает от боли и падает на другое колено, когда Роуэн вытаскивает лезвие из кости.

– Давай проверим, получишь ли ты удовольствие, – выдавливает Роуэн, и прежде чем Харви успевает упасть на бок, Роуэн пинает его в лицо, подошва с громким стуком попадает как раз между густыми бровями Харви.

Тот падает на спину, стонет, едва приходя в сознание. Его окровавленная голова мотается из стороны в сторону в облаке пыли. Роуэн встает над ним и крепче сжимает рукоять топора. Ярость и сосредоточенность заостряют черты его прекрасного лица. Злоба вспыхивает в глазах, когда он смотрит сверху вниз на своего врага.

– Это будет чертовски приятно, – говорит он, нависая над Харви с убийственной улыбкой. И поднимает топор.

– Подожди… – говорю я, отходя от трактора. Роуэн мгновенно останавливается, хотя, похоже, для этого ему требуются все силы. – Не убивай пока что. Ты обещал мне.

Я мрачно ухмыляюсь, когда приближаюсь. Роуэн изучает выражение моего лица, морщинка между бровями, невысказанный вопрос, проносящийся между нами, на который я отвечаю более широкой улыбкой.

– Развлеки его, – говорю я, а затем направляюсь к дому.

Крики Отэм блаженно затихли в потоке бури, которая все еще обрушивается на нас дождем. Ей будет нелегко идти пешком без обуви, но в конце концов она найдет помощь, если пойдет вдоль ручья или дважды повернет от дома на тропинку, ведущую к гравийной дороге. До ближайших соседей довольно далеко, и на дороге не так много машин, но мы не можем рассчитывать на то, что удаленность сыграет нам на руку. Я знаю, что нельзя оставаться здесь слишком долго.

Только немного повеселиться.

Я не задерживаюсь в доме, быстро собираю все, что нужно, возвращаюсь в сарай.

Когда подхожу к старому зданию, меня встречает череда ругательств. Роуэн отлично развлекается, вонзает металлический шип в руку валяющегося Харви, прижимая того к земле, похожее орудие уже пронзает другую ладонь. Роуэн настолько поглощен своей работой, что не замечает меня, пока я не появляюсь в дверях.

Ему требуется секунда, чтобы осмыслить увиденное, потом он издает недоверчивый смешок.

Я роняю то, что держу здоровой рукой, и подношу палец к губам, сдерживая приступ хихиканья. Слезы прилипают к ресницам, я на грани истерики. Должна признаться, я вполне довольна собой. Возможно, это просто одна из лучших идей, которые приходили мне в голову за долгое время. И я хочу добиться максимального эффекта, поэтому резкими движениями рук мне удается сообщить, чтобы Роуэн закрыл меня от взгляда Харви. Он кивает и встает между нами, пока я маневрирую в тени, подкрадываясь ближе со своим призом.

Когда я подхожу к ногам Харви, то кладу свой маленький подарок ему на лодыжки, и веду выше по ногам.

Мужик стонет, когда я задеваю его раненое колено. Он оглядывает свое тело и встречается с отсутствующим взглядом своей матери.

Харви Мид издает душераздирающий крик.

– Ты был ужасно плохим мальчиком, Харви, – говорю я, изо всех сил имитируя голос пожилой женщины, продолжая двигать труп к лицу Харви. Он сопротивляется, пытаясь сбросить его, но Роуэн вмешивается и удерживает его здоровую ногу.

– Хорошие мальчики не кромсают людей бензопилами.

Еще один отчаянный крик. Он сходит с ума и ничего не может с этим поделать.

Я наслаждаюсь приятным времяпрепровождением. Наслаждаюсь каждой секундой пыток Харви, медленно поднимая маму Мид вверх по его торсу, пока из его груди вырывается напряженное дыхание. Пульс колотится на его толстой шее. Пот бисеринками выступает на его морщинистом лбу, стекает по вискам, когда он качает головой.

Мама Мид и Харви наконец-то встречаются лицом к лицу.

– Я думаю, тебя стоит наказать.

– Здесь очень темно, – говорит Роуэн у меня за спиной, хотя не похоже, чтобы он жаловался.

– Замолчи ты. Мама Мид говорит, – я поворачиваю голову трупа, пока Харви кричит и извивается. Зубные протезы выпадают у трупа изо рта, приземляются ему на лицо, и он попадает в другое измерение страха. – Упс, виновата.