Текст книги "Палач и Черная птичка (ЛП)"
Автор книги: Бринн Уивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Я сажаю маму Мид ему на грудь, хватаю ее за хрупкое запястье, убирая свою раненую руку в сторону, пока Харви пытается бороться. Ее изогнутые пальцы гладят его по лицу, я случайно зацепляю ими уголок его рта.
– Погоди, сынок. Я просто залезу внутрь, посмотрю.
Харви издает пронзительный вопль.
А потом он хватается за воздух, глотает его, задыхается, его лицо искажает гримаса.
– Э-э-э…
Вены на висках Харви вздулись. Его кожа краснеет, а затем быстро теряет цвет. Губы синеют.
– Что за…
Хриплое дыхание вырывается из его груди. Глаза тускнеют. Зрачки устремляются к потолку и расширяются.
– У него только что случился сердечный приступ? – спрашивает Роуэн. Он останавливается возле неподвижной головы Харви, чтобы посмотреть на его окровавленное лицо.
Мои плечи опускаются от разочарования.
– Ну пиздец, Харви.
– Ты буквально напугала его до смерти. Ты должна гордиться.
– Я хотела большего, – раздраженно толкаю маму Мид, и она скатывается с неподвижной груди Харви. – Может, сделаем ему искусственное дыхание?
– Если хочешь, но, чур, не делать «рот в рот».
– …Вот засада.
Роуэн улыбается, когда я поднимаю взгляд. Он обходит голову Харви и останавливается рядом со мной с протянутой рукой.
– Давай же, Черная птичка. Адреналин скоро выветрится, и тогда плечо правда начнет болеть. Нам лучше сжечь это место дотла и убираться отсюда, пока упорхнувшая птичка не позвала на помощь. Потом заберем вещи в мотеле и отправимся в путь.
Я беру за руку Роуэна, и он поднимает меня на ноги. Шрам на его губе немного светлеет, когда он улыбается мне сверху вниз. Мой взгляд блуждает по его лицу, и я хочу запомнить каждую деталь, от его темных бровей до темно-синих глаз и едва заметных морщинок, до крошечной родинки на скуле и блеска его мокрых волос. Больше всего я хочу запомнить тепло его поцелуя, когда он прижимался своими губами к моим.
Слишком быстро он отстраняется, но держит меня за руку и ведет к дому.
– В путь, – говорю я, и его слова, наконец, всплывают на поверхность из-за прилива адреналина. – Куда?
– В Небраску. К доктору Фионну Кейну, – говорит он. – Моему брату.
15
ОТПЕЧАТОК
РОУЭН
Слоан спит рядом со мной на пассажирском сиденье, ее тело укрыто одеялом, которое я украл в отеле, черные волосы разметались по опухшему плечу. Бретелька лифчика удерживает пакет со льдом на месте сустава, и, хотя я знаю, что лед, скорее всего, растаял час назад, у меня не хватает духу сменить его, боясь разбудить.
Когда смотрю на нее, не могу отделить одну эмоцию от других. Все они переплетаются, когда я думаю о Слоан Сазерленд. Страх сливается с надеждой. Забота с контролем, с завистью, с грустью. Все сразу. Даже желание отключить это чувство сталкивается с необходимостью его лелеять. Все это целиком поглощает меня.
И растет с каждым мгновением. Слоан проникает в каждую мысль. Когда мы врозь, ее отсутствие невыносимо. Я беспокоюсь за нее. Мечтаю о ней. А вчера я чуть не потерял ее. Убийство связало нас воедино, и это принуждение, без которого ни один из нас не может жить. Эта потребность, а теперь и игра поглощают меня так же сильно, как и она сама.
Одержимость подталкивает меня к обрыву, с которого я обязательно упаду, и, возможно, падению не будет конца.
Слоан шевелится и стонет, и мое гребаное сердце начинает бешено колотиться. Может быть, оно не замедлялось с того первого дня, когда она вышла из туалета у Бриско с мокрыми волосами, раскрасневшейся, веснушчатой кожей и в футболке «Пинк Флойд», завязанной на талии. Каждый раз, когда я думаю о ней, сердце напоминает, что, в конце концов, я не мертв внутри, как думал.
– Полегче, Черная птичка, – говорю я, когда она снова стонет, на этот раз больше похоже на хныканье, от которого у меня скребут внутренности. Я кладу руку на бедро Слоан, возможно, чтобы успокоить не только ее, но и себя. – Еще несколько часов.
Она ерзает, жмурит глаза, с каждым движением у нее мурашки бегут по коже. Одеяло спадает до талии, когда она выпрямляется, но не замечает этого, и когда я снова натягиваю его, она одаривает меня слабой, благодарной улыбкой. Я передаю ей бутылку воды и горсть обезболивающих, зная, что она попросит.
– Чувствую себя как в аду, – говорит она, снова закрывая глаза, глотая таблетки. Когда я отвечаю задумчивым «хм», она бросает на меня косой взгляд. – Можешь сказать.
– Что сказать?
– Что я ужасно выгляжу.
Я хихикаю, и ее глаза сужаются.
– Не буду говорить. Ни за что, черт возьми, – я оглядываюсь на дорогу, замечая пролетающую сороку, стараясь сосредоточить свое внимание на горизонте, хотя тяжесть пронзительного взгляда Слоан ощущается как горячее клеймо. – Что? Я считаю, ты прекрасна. Злобная, раненная богиня мести.
Слоан фыркает.
– Богиня мести своей задницы, – я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы заметить одно из ее эпических закатываний глаз. Прежде чем я успеваю остановить ее, она опускает козырек над лобовым стеклом и смотрится в зеркало.
Маленькая машина наполняется визгом.
– Роуэн…
– Не так уж плохо, если привыкнуть.
– Привыкнуть? У меня на лице ебучий отпечаток ботинка, – она наклоняется ближе к крошечному зеркалу, поворачивая голову из стороны в сторону, осматривая синяки в виде отчетливых следов подошвы и два черных полукружка под нижними ресницами. Когда Слоан поворачивается ко мне, ее глаза наполняются слезами.
– Черн…
– Не птичкай мне. Этот ублюдок поставил печать на мой гребаный лобешник. Даже видно логотип Кархартт, – гундосит она, двигается ближе к зеркалу, потом снова поворачивается ко мне, слеза скатывается по ее ресницам, когда она наклоняется над центральной консолью и указывает на круг в центре своего лба. – Видишь? Здесь. Кархартт. Почему нельзя ударить, как нормальный человек?
– Наверное, потому, что он не был нормальным человеком, любимая. Я думал, бензопила уже все за него сказала, – я вытираю одну из ее слезинок большим пальцем. Ее губа дрожит, и мне хочется одновременно рассмеяться и сжечь мир, пока я не найду способ воскресить этого засранца, чтобы она снова его убила. – Скоро пройдет.
– Хочу в туалет, – говорит Слоан, умудряясь контролировать свой голос, хотя на ее лице по-прежнему отражается страдание. – Куда можно сходить, не привлекая внимания?
Я не осмеливаюсь предложить вариант найти кустик на обочине дороги и присесть там на корточки. Она явно достигла предела своего стресса, и я не горю желанием получить ножевое ранение за рулем.
– Через десять миль будет остановка. Разберемся.
Слоан долго смотрит на меня, и хотя выражение ее лица по-прежнему усталое и страдальческое, оно немного смягчается, прежде чем она возвращается на свое место.
– Хорошо.
Грудь болит от того, что она доверяет мне.
Я сглатываю, возвращая свое внимание к дороге.
– Хорошо.
Воцаряется тишина, пока Слоан покусывает нижнюю губу, наблюдая в окно за проплывающими мимо фермерскими полями. Теперь, когда она проснулась, я включаю музыку погромче в надежде, что это успокоит ее, потому что я чувствую напряжение, исходящее от ее неподвижного тела. Когда она со мной, кажется, что я держу в руках что-то дикое. Она такая же, как и ее прозвище, готовая взлететь с первым порывом ветра. Раньше я никогда не жаждал заслужить доверие. Я никогда не хотел проявлять преданности, только к братьям. И как-то получилось, что доверие Слоан стало для меня одной из самых важных вещей в мире. Я знаю, что если потеряю его, то никогда не получу обратно.
И это пугает меня до усрачки.
– Что, если понадобится операция? – шепчет Слоан. Я улыбаюсь, но, похоже, это ее не успокаивает.
– Тогда тебе сделают операцию.
– Люди будут задавать вопросы.
– Братишка позаботится об этом. Но нельзя утверждать заранее. Посмотрим, что скажет Фионн.
Слоан вздыхает, и я снова кладу руку на одеяло, прикрывающее ее бедро, гадая, не слишком ли это. Но ее здоровая рука скользит в мою, и мое сердце с тяжелым стуком подскакивает к горлу.
В конце концов, не такое уж и мертвое.
– Фионн тоже знает? – спрашивает она, отводя взгляд от меня к открытому пространству земли и неба.
– О наших… увлечениях? Нашей игре? – она кивает, и я слегка сжимаю ее руку. – Да, он знает.
– Но он же врач. Наше представление о веселье – антитеза делу его жизни.
Я пожимаю плечами, кивая в сторону указателя на предстоящий съезд. Напряжение в ее руке ослабевает.
– У нас с братьями было не самое обычное воспитание даже после того, как мы покинули ту дыру под названием дом. Между безжалостностью Лаклана и моим безрассудством у Фиона нет заскоков на темные оттенки жизни. Он выбрал свой собственный путь, как мы всегда и надеялись. Но он принимает то, кем мы с Лакланом стали. Точно так же, как мы принимаем его.
– Твой путь, – говорит Слоан. – Как ты его нашел?
– Ты имеешь в виду ресторан? – спрашиваю я, но, когда смотрю на Слоан, она качает головой, ее пристальный взгляд прикован к моему лицу, словно она впитывает каждый нюанс. – После того, как отец избил нас в последний раз, а мы с Лакланом убили его, я понял, что не чувствовал того, что должны другие. Большинство людей ощутили бы вину. А я – прилив возбуждения, когда это происходило. Некое достижение, когда все закончилось. И умиротворение от осознания, что он никогда не вернется. Спустя некоторое время, когда я встретил того, кто напомнил о нем, то понял: ничто не мешает мне опять это сделать. Всегда находился следующий человек. Кто-то похуже. В конце концов, это стало своего рода спортом – найти самого ужасного человека и навсегда стереть его с лица планеты.
Слоан задумчиво мычит что-то себе под нос и переводит взгляд на заправочную станцию впереди. Я хочу знать о ней то же самое. Как она дошла до этого? Что произошло до и после ее первого убийства? Неужели у нее действительно нет никого, кроме Ларк? Но уже знаю, что Слоан делится, когда готова, а не когда ее просят. Я могу только надеяться, что теперь она хоть немного мне доверяет.
Мы заезжаем на заправку, и я паркуюсь подальше от здания, где нас с меньшей вероятностью заметят, заглушая двигатель, поворачиваясь к Слоан.
– Я оставлю ключи, на всякий случай.
Взгляд Слоан скользит по приборной панели и обратно на меня. Что-то смягчается в боли, все еще бушующей в ее налитых кровью глазах.
– Хорошо.
– Сейчас вернусь.
Она кивает, я тоже в ответ.
Я стараюсь не задерживаться на заправке, покупаю воду, безалкогольные напитки и всякие закуски, а также несколько вещей, которые, надеюсь, помогут Слоан чувствовать себя более комфортно. Я приятно удивлен, когда машина стоит там, где я ее оставил, Слоан наблюдает за каждым моим шагом сквозь ветровое стекло. Ее глубокий вдох и мимолетная улыбка не остаются незамеченными, когда я открываю пассажирскую дверь.
– Думаю, подойдет, – говорю я, отрываю бирку от потрепанной серой кепки дальнобойщика, вручая ей. «Брехня всё это», – написано курсивом на лицевой стороне.
– Согласна, – отвечает она, надевая ее на голову, потом берет дешевые очки-авиаторы, которые я протягиваю.
– Сейчас, скорее всего, будет чертовски больно, – я достаю из пакета рубашку на пуговицах, и она тяжело вздыхает, хмурясь при виде помятой ткани. – Разрежем ее, когда доедем до Фионна.
Слоан не спорит, просто бросает взгляд на свою раненую руку, которая безвольно лежит поверх одеяла, потом кивает.
Сначала я вынимаю растаявший пакет со льдом из-под бретельки ее лифчика, наблюдая, как ее глаза закрываются, а зубы зажимают нижнюю губу. Когда беру ее раненую руку и надеваю рукав на запястье, она издает болезненный стон, румянец поднимается по ее шее и щекам. Я продолжаю, заставляя ее страдать, просто помогая надеть гребаную рубашку. Пытаюсь отогнать мысль, что все из-за меня, эта глупая игра, ее сломанное плечо, разбитое лицо. Но я подавляю эти суждения, потому что она нуждается во мне, и единственное, что сейчас важно, – помочь ей.
Как только я натягиваю рубашку на больное плечо, задача становится проще. Ей удается изогнуться, чтобы без особых проблем просунуть вторую руку, и тогда я опускаюсь на корточки, чтобы застегнуть пуговицы.
– Спасибо, – шепчет она сквозь прерывистое дыхание, когда застегиваю первую. Я поднимаю взгляд на ее лицо, красивый румянец заливает ее щеки под тонкой пленкой пота. – Это ужасно.
– Ты молодец, – говорю я. Мои пальцы касаются ее живота рядом с проколотым пупком, когда я продеваю следующую пуговицу в отверстие. Я не специально, конечно, но не ругаю себя, особенно когда она отвечает легкой дрожью. Ее обнаженная кожа покрывается мурашками, и когда я поднимаю взгляд, карие глаза Слоан сливаются с моими, пульс гулко бьется у нее на шее, когда я смотрю на горло. Смутно осознаю, что мои пальцы замедляются на третьей пуговице, потребность прикоснуться и попробовать на вкус ее кожу притупляет все остальные мысли за туманной пленкой желания. Член напрягается под ширинкой, и я смотрю вниз по изгибу ее ключицы, останавливаясь на гладкой коже ее груди, которая поднимается и опускается при быстром дыхании. Я прослеживаю линию ее лифчика до того места, где край рубашки расстегнут, обнажая испачканную белую ткань.
И тут замираю как вкопанный, а весь мир сужается до одной точки.
У нее проколотый сосок.
Я отчетливо вижу форму сердечка вокруг твердой вершинки и крошечные шарики с обеих сторон.
Этого не было при нашей первой встрече. Я уверен. Точно уверен, потому что мой внутренний монолог прерывался словами «без лифчика» каждые две минуты с той секунды, как она вышла из ванной у Альберта Бриско.
Мне кажется, что руки перестали двигаться. Хрен его знает. Я просто смотрю на маленькое сердечко, и у меня пересыхает во рту, а член твердеет, как чертов камень.
Внезапное движение разрушает чары, когда Слоан резко снимает солнцезащитные очки.
– На что-то засмотрелся, красавчик? – спрашивает она.
Эти губы. Эта ямочка. Гребаная ухмылка. Она надевает очки обратно, подмигивая, карие глаза исчезают за зеркальными линзами, а затем она проскальзывает мимо меня, вся такая соблазнительная и дерзкая, скрывая лифчик рубашкой, и неторопливо идет к заправке.
Нихуя себе.
Как же будет весело наказывать ее.
Проходит десять минут, она возвращается к машине, а я все еще сижу здесь со стояком, погруженный в фантазии о том, как буду пытать ее, чтобы она рассказала все об этом пирсинге на сосках. У моего члена нет никакой надежды успокоиться, когда она подходит, слабо улыбаясь.
– Ты в порядке? – спрашивает она, снимая очки и усаживаясь на пассажирское сиденье. Ее глаза встречаются с моими, когда она пристегивает ремень безопасности поперек своего тела.
– Супер. Ага. Офигенно.
– Уверен? Хочешь, я поведу машину? Ты выглядишь немного… рассеянным. Не хочу, чтобы ты отвлекся на что-то блестящее, и мы съехали с дороги.
Я бросаю на нее свирепый взгляд, завожу двигатель и переключаю передачу.
– Господи помилуй. Дай спокойно пережить еще два часа, а потом перекинемся парой слов.
Именно это я и делаю оставшееся время. Переживаю.
Как только мы подъезжаем к дому Фионна, мне уже не терпится выпить чего-нибудь крепкого. Хотя на дворе только полдень. Отправляю сообщение брату, как только мы паркуемся, но он не отвечает, поэтому я предполагаю, что он занят своими тренировками, и обхожу машину, чтобы забрать Слоан. Синяки потемнели, она выглядит измученной, что неудивительно, но она подавляет любые жалобы, когда я помогаю ей выйти из машины и подняться по ступенькам бело-красного дома Фионна в Кейп-Коде.
Звоню в дверь.
Мы ждем.
Трижды стучу в дверь.
Ждем еще.
– Гребаный Фионн, – шиплю я. – Наверное врубил Металлику на всю в наушниках, делая берпи по восемь тысяч подходов, маленький засранец.
Слоан поднимает на меня взгляд, ее боль теперь смешивается с беспокойством. Я одариваю ее своей лучшей попыткой ободряюще улыбнуться, потом запечатлеваю поцелуй на ее виске.
– Он знает, что мы должны приехать. Все будет хорошо. Он нас не подведет, – говорю я, берясь за дверную ручку.
Открыто.
Закатываю глаза – из всех людей в этом мире Фионну Кейну следовало бы знать лучше.
– Для такого умного парня, он иногда жестко тупит.
Когда мы входим внутрь, в доме стоит тишина. Это чертовски странно. Точно, Фионн на пике стадии «грустной золушки», или как там говорил Лаклан. На кофейном столике даже лежит кружевная салфетка.
Пройдя дальше в жилое пространство, я иду к кухне, где вижу заднюю дверь, ведущую на задний двор.
– Эй, дятел, – кричу я безмолвному дому. – Прекрати дурить.
Кто-то бьет меня по черепу. Звезды взрываются в поле зрения.
– Получай, сволочь!
Женский визг предшествует второму удару, который бьет по моей руке там, где я прижимаю ее к больному месту на макушке. Мне удается схватить оружие и вырвать его из рук девушки. Слоан кричит у меня за спиной «воу, воу, воу», пока я одной рукой держу дубинку, а другой пытаюсь удержать Слоан позади себя. Хотя, это не дубинка, а… костыль…?
– Ты кто, нахуй, такой? – кричит маленькая темноволосая женщина лет двадцати с небольшим, похожая на банши, ковыляя туда-сюда и замахиваясь на меня оставшимся костылем. Я выбиваю его у нее из рук, и тот катится по полу, но маленькой дьяволице удается держаться на ногах. Я хочу ткнуть ее костылем в грудь, пытаясь опрокинуть, но она выхватывает из-за спины охотничий нож, лезвие которого длиной почти с ее руку. – Я спросила, кто ты, нахуй, такой?
– Я? Кто, черт возьми, ты…
– Ты сделал это с ее лицом? – рычит она, направляет кончик ножа между мной и Слоан, которая теперь стоит рядом, подняв здоровую руку в умиротворяющем жесте. – Ты это сделал?
– Нет, господи…
– Я тебя зарежу…
– Хэй, успокойтесь, ладно? Это просто недоразумение, – говорит Слоан, осторожно приближаясь к маленькой банши. – Как тебя зовут?
Темные глаза банши метнулись к Слоан и остановились на ней.
– Роуз.
– Роуз. Круто, ладно. Мило. Я Слоан.
– Выглядишь так, словно одна из балбесок ударила тебя ногой в лицо на аллее клоунов, – говорит Роуз.
Слоан моргает. Ее рот открывается, затем закрывается, затем снова открывается.
– Я… я, честно говоря, понятия не имею, что это значит. Но он не виноват, клянусь.
– Ага, верю, – Роуз усмехается, ее глаза закатываются почти так же сильно, как у Слоан. Она, прихрамывая, подходит ближе, гипс глухо стучит о пол, и она морщится. – Он пнул тебя ногой, да? Бьет – значит любит? Не нужно защищать этот кусок дерьма, милая. Я, сука, отрежу ему яйца, – рычит она, направляя на меня кончик лезвия. Я пытаюсь ударить ее концом костыля, но она уворачивается от моего удара, и Слоан встает между нами.
– Нет, правда. Видишь? Логотип Кархатт. Здесь, – говорит Слоан, приподнимая козырек кепки, указывая на круг, выбитый у нее на лбу. Она машет рукой позади себя, на мои ноги. – Этот больше по конверсам.
– Где ублюдок, который сделал это с твоим лицом?
– Сдох.
– Тогда кто, черт возьми, этот ворюга костылей?
– Это Роуэн, – говорит Слоан, снова указывая на меня. Роуз прищуривает глаза, как будто это недостаточная информация. – Он мой дру…парень. Мужчина. Мужчина-парень. Я… с ним. Вот.
Я фыркаю от смеха, когда лицо Роуз морщится.
– Мужчина-парень, – эхом отзываюсь я. – Очень мило, Черная птичка.
– Заткнись, – шипит Слоан, оглядываясь на меня через плечо, как будто не уверена, стоит ли ей сообщать подробности о том, что Фионн мой брат. Я приподнимаю брови в ответ и плотно сжимаю губы. – Может поможешь, пока меня не зарезали?
Я качаю головой.
– Мужик-парень заткнулся, как и просила.
Слоан стонет, ее закатывающиеся глаза сводят на нет прежние усилия Роуз. Она смотрит туда-сюда, поворачивается обратно к девчонке с лезвием, приставленным к ее лицу.
– Послушай, очевидно, что я нуждаюсь в медицинской помощи. Фионн ведь врач, верно? А еще так случилось, что он брат этого блохастого вора костылей.
Подозрительный взгляд Роуз скользит между нами. Она долго раздумывает, потом вытаскивает телефон из кармана, с направленным ножом в нашу сторону, взгляд отрывается ровно настолько, чтобы выбрать контакт для звонка. Я слышу слабые гудки, когда она прижимает телефон к уху, затем приглушенное приветствие моего брата.
– Здесь побитая цыпочка с высоким парнем, который утверждает, что он твой брат. Он украл мой гребаный костыль, – выпаливает Роуз. Она замолкает, когда Фионн что-то говорит на заднем плане, и затем ее глаза устремляются на меня, как лазеры. Она один раз дергает подбородком в мою сторону. – Говорит, чтобы ты назвал свое детское прозвище.
Кровь отхлынула от моих конечностей, взгляд метнулся к Слоан. Я качаю головой.
– Нет.
Это, кажется, приводит адскую кошку в восторг – ответная улыбка Роуз чертовски дикая.
– Отлично. Тогда я воткну тебе нож в яйца.
– Да? Ковыляй сюда и попробуй, – рычу я. Пытаюсь ткнуть ее резиновым концом костыля, но Слоан отбивает его.
– Ради всего святого, вы двое! У меня раненная рука. Мне нужен врач, – говорит Слоан, поворачиваясь из стороны в сторону, демонстрируя безвольную руку. Она бросает на меня грустный щенячий взгляд. Чем дольше она смотрит на меня, тем больше моя решимость рушится. Ее нижняя губа выпячивается, и хотя это может быть притворством, я знаю, что мне конец. – Помоги мне, мужчина-парень.
Долгий стон вырывается из моей груди, когда я провожу рукой по лицу.
– Пиздец. Замечательно, – обе девушки наблюдают за мной не моргая, их брови приподняты в предвкушении. – Говноед.
Они смотрят друг на друга. Наступает мгновение благословенной тишины.
А потом приступ смеха.
Роуз повторяет мой ответ Фионну, и я слышу, как тот хихикает на линии, потом он дает ей несколько кратких инструкций и отключает звонок. Она убирает телефон в карман и убирает лезвие в ножны, а Слоан вырывает костыль из моих рук и передает ей.
Здорово. Теперь они станут лучшими подружками. Как раз то, что мне нужно.
– Ладно, Говноед. Ты прошел тест. Фионн будет дома через пятнадцать минут, разберется с тобой.
– Подожди секунду. Ты так и не сказала, какого хрена здесь делаешь, – говорю я, когда Роуз расплывается в пренебрежительной ухмылке на моем лице.
– Может быть, я девушка-цыпочка Фиона, мистер мужчина-парень, которому все нипочем.
Слоан фыркает от смеха. Я беру ее за здоровый локоть, направляя к дивану, не сводя пристального взгляда с Роуз.
– Боже, помоги нам всем.
Роуз ковыляет прочь на своих костылях, бормоча что-то о «хуже, чем в цирке», что бы это, черт возьми, ни значило. Я наблюдаю, как она направляется к обеденному столу, и когда убеждаюсь, что она не будет гоняться за нами с костылем и мачете, переключаю внимание на Слоан. Помогаю ей подложить несколько подушек под левый бок, чтобы она могла удобно устроиться на мягком диване, но я знаю, каково это – быть настолько измученной, что отчаянно хочешь отдохнуть, и в то же время испытывать адскую боль, при которой невозможно заснуть. Когда она немного успокоилась, насколько это возможно, я опускаюсь перед ней на колени и убираю с ее лица черные пряди.
– Выпьешь? – спрашиваю я, и она кивает, ее глаза прищурены от боли, которая нарастает сильнее, пока спадает адреналин. – Чего хочешь?
Щель между ее бровями морщится, красивые карие глаза смотрят в мои, и от этого у меня сжимается грудь.
– Я хочу… – она замолкает, когда ее глаза бегают в сторону и снова возвращаются. Затем у нее появляется ямочка на щеке. Эта гребаная штучка как маяк озорства. Мне едва удается подавить стон. – Я хочу узнать, как ты заслужил это дерьмовое прозвище.
– Слоан, – предупреждаю я.
– Это были твои собственные какашки или чужие? Часто так делал? И типа… зачем?
Ее дьявольская маска спадает, когда я наклоняюсь вперед и кладу руки по обе стороны от ее колен.
– Тебе повезло, что ты ранена.
Слоан одаривает меня самодовольной ухмылкой. Черт, я до боли хочу, чтобы этот умный ротик и пухлые губки обхватили мой член.
– О, да? – фыркает она. – Почему это?
Я двигаюсь еще ближе. Вторгаюсь в ее личное пространство. Она сопротивляется желанию поглубже зарыться в подушки, у нее перехватывает дыхание. Моя рука обхватывает ее горло, по одному пальцу вдавливаясь в ее кожу, пульс под моей ладонью звучит как музыка. Она вздрагивает, когда мои губы касаются мочки ее уха.
– Потому что я бы перекинул тебя через колено и отшлепал по идеальной заднице, пока та не раскраснеется. И потом, знаешь что?
Она неуверенно кивает. Три раза неровно вдыхает.
– Что? – шепчет она.
– Я бы преподал тебе урок о жажде. Сильной жажде кончить, что аж приходится умолять, – мой член твердеет, когда кровь Слоан приливает к кончикам моих пальцев. – И как только ты усвоишь этот урок, я научу тебя молить перестать так сильно и часто кончать.
Пульс Слоан, как у колибри, воспламеняет мою кровь, слабый имбирный аромат испорчен потом, кровью и ее затяжным страхом. Интересно, понимает ли она, как легко я могу раздавить ее нежное горло? Интересно, думает ли она о том, что попала в лапы убийцы, который так же смертоносен, как и она сама?
– Ты дрожишь, маленькая птичка.
Молниеносным движением я отпускаю ее и возвышаюсь над ней. Мой член молит об облегчении, когда я замечаю ее раскрасневшиеся щеки и учащенное дыхание. Ее пальцы касаются шеи, легкий след движения по розоватой коже, как будто она скучает по моим прикосновениям.
Когда ее глаза встречаются с моими, я одариваю ее мрачной улыбкой, полной уверенности. Полной обещаний.
– Может, тебе стоит начать практиковаться, любимая. Иначе я не принесу тебе выпивку.
Ответом на раздраженный выдох Слоан является мое подмигивание, прежде чем я поворачиваюсь и ухожу. Трудно не оглядываться назад. Раскрасневшаяся и возбужденная Слоан, возможно, моя самая любимая версия. Пока что.
Конечно, я оглядываюсь назад, потому что ничего не могу с собой поделать. Всего один раз. Хитрую ухмылку бросаю через плечо, запечатлеваю образ ее неприкрытого желания в своей памяти.
Добравшись до кухни, я, не торопясь перебираю варианты напитков, останавливаясь на бутылке бурбона «Weller's Antique Reserve», не потому что хочу, а потому, что это самая дорогая бутылка алкоголя в доме, и этот маленький засранец Фионн должен поплатиться за то, что заставил меня назвать прозвище. Роуз сидит за обеденным столом, свет приглушен, перед ней разложен ряд карт.
– Не думал, что ты любишь пасьянсы, – говорю я, ставя стаканы на стойку и наливая первый напиток. Она быстро смотрит на меня, потом обратно.
– Таро.
– А то я не заметил, – говорю я сарказмом. Ее пристальный взгляд снова поднимается на меня, уголок губ приподнимается в слабой улыбке, как бы извиняясь за то, что она пропустила шутку из-за своей рассеянности.
– Хочешь?
– Пас. Не увлекаюсь призывом призраков или еще каким-нибудь дерьмом. Мне хватает невезения.
Роуз пожимает плечами, переворачивает карту из своей колоды.
– Как знаешь.
Она изучает карты. Складка между бровями становится глубже, когда она переводит взгляд с одной на другую. Переворачивает еще одну карту, ее молчание затягивается.
– Итак… – говорю я, и она, не поднимая глаз, переворачивает другую карту. – Ты с моим братом? Как давно вы встречаетесь?
– Мы не встречаемся.
– Ты же сказала…
– Что я его «девушка-цыпочка»? – Роуз не поднимает глаз и фыркает от смеха. – Да, «мужчина-парень» тоже звучало не очень убедительно. Не обижайся.
Я бросаю взгляд туда, где Слоан сидит в гостиной, опустив левое плечо и сосредоточив внимание на телефоне, лежащем на правом колене.
– Не буду, – бормочу я.
– Как долго ты… – ее глаза отрываются от карточек и блуждают по мне, а затем: – Изнываешь…?
Я со стоном провожу рукой по лицу. Что-то подсказывает мне, что Роуз не дурачится.
– Пиздец как долго.
Роуз опускает взгляд на свои карты и глубокомысленно кивает.
– Да. Я так и думала. Что ж, в таком случае не за что.
– За что?
– За мое счастливое присутствие в этом очаровательном жилище, – говорит она, указывая рукой вокруг. – У Фионна главная спальня. У меня первая гостевая. Значит, ты, мой друг, будешь делить постель со своей девушкой-цыпочкой.
Прилив возбуждения и нервозности переполняет мое сердце. Я провожу рукой по волосам и смотрю на Слоан, которая листает что-то в телефоне. Не уверен, захочет ли она этого. Может, стоит лечь на диван? Смогу ли я? Или поспать на полу. Но я не святой, так что ни за что на свете так не сделаю.
– Ебать, – шепчу я.
Роуз фыркает.
– Вот именно. Сделай свой выстрел, братан.
Я качаю головой и раздраженно смеюсь над маленькой дьяволицей, но ее внимание поглощено картами, разложенными перед ней в форме креста. Она наклоняет голову. Морщит лоб. Ее пальцы танцуют над рядом изображений, их значение мне незнакомо.
– Значит, это ты втянул ее во всю эту чертову ситуацию с плечом и отпечатком ботинка на лице?
– Я… я думаю да.
– Какая-то… игра… пошла не по плану?
Бутылка чуть не выскальзывает у меня из рук. Я ставлю ее рядом со стаканами и делаю шаг к столу.
– Что?
– Игра, – повторяет она, не поднимая глаз. Она указывает на карту, на которой изображен мужчина в венке верхом на лошади, другой венок обвивает шест в его руках8. Ее взгляд скользит по оставшимся картам. – Игра не на жизнь, а на смерть. Вижу страдание. Секреты и обманы. Иллюзии, – говорит она серьезным голосом, когда ее большой палец касается края карты, название которой внизу гласит «Луна».
– Я же сказал «пас», – говорю я настороженным голосом, который чуть громче шепота.
– Ну да. А карты разошлись во мнениях, – Роуз пожимает плечами. – Они так делают.
Я оказываюсь на противоположном конце стола, мои глаза прикованы к Роуз, когда она постукивает пальцем рядом с верхней картой в ряду справа.
– Башня, – говорит она, тыкая пальцем на выцветшую золотую молнию, которая ударяет в каменную башню. – Разрушение. Или освобождение. Что это значит для тебя?
Ее глаза кажутся почти черными в тусклом свете, когда останавливаются на мне. Все идет кругом, и мой единственный ответ – это покачивание головой.
– Каменная башня, – говорит она, не отводя от меня взгляда, и один раз стучит по карточке. – Она должна быть крепкой. Но здание построено на неустойчивом фундаменте, и хватит одного удара молнии, чтобы оно рухнуло. Хаос. Измена. Боль. И когда твой мир рушится вокруг, раскрывается истина.
– И что… думаешь, случившееся с ней, – это удар молнии?
Роуз переводит взгляд на Слоан, на ее лице появляется задумчивая гримаса, прежде чем она снова обращает свое внимание на меня.
– Не знаю. Может, так оно и есть. Или, может, этот удар еще впереди.
И хотя она отводит взгляд, когда Фионн широкими шагами входит в дверь, слова Роуз острыми крючками глубоко вонзаются в мои мысли. И отказываются отпускать.
Я всех знакомлю. Пытаюсь объяснить, что произошло, отвечаю на все вопросы брата, пока он осматривает плечо Слоан. Мы не задерживаемся в доме, и через двадцать минут едем в офис Фионна. Но когда я смотрю на Слоан, вопросы Роуз все еще трещат в голове. Может быть, они всегда были там.
