Текст книги "Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста"

Автор книги: Бриджес Винсент

Соавторы: Вайднер Джэй
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ХРАМЫ КОСМОСА, СОБОРЫ БОГИНИ

_____________________________________

Соборы как таинства алхимии

И вот наконец мы подошли к тому, с чего Фулканелли начинает свой рассказ – готическим соборам Европы. В своей книге «Тайна соборов», опубликованной в 1926 г., Фулканелли утверждает, что готические соборы Средневековья представляли собой алхимические библиотеки в камне, на страницах которых были начертаны тайны алхимии, открытые для всех, кто умел понимать и читать язык символов. Когда мы начинали наше исследование, это утверждение казалось нам самым невероятным из всех заявлений Фулканелли. Право, легче было поверить в то, что кому-то удалось проникнуть в секреты, стоящие за алхимическими превращениями, чем допустить, что некое тайное общество или даже общества сознательно зашифровали свою секретную информацию в проектах и эстетическом оформлении крупнейших монументов христианского искусства.

Для того чтобы всерьез предполагать, что готические соборы представляют собой раскрытые алхимические тексты, необходимо принять несколько важных допущений, в частности – о существовании тайной, или вполне официальной, группы лиц, имевших доступ к самым верхам церковной иерархии, располагавших несметными богатствами, имевших налаженные связи со Святой Землей и исламским миром и обладавших основательными познаниями в алхимии. Прежде чем принимать утверждения Фулканелли всерьез, мы, как ученые, должны были прежде всего проверить существование такой группы. Важность этого вопроса не вызывает сомнений. Если Фулканелли всего лишь обращался к собственному подсознанию и, опираясь на ощущения, высказывал суждения о скрытом смысле образов и мотивов, встречающихся в убранстве и символике соборов, не касаясь архаической алхимической традиции, то «Тайна соборов» – это не более чем порождение символистской фантазии – любопытное, увлекательное, небесполезное для психолога, но имеющее крайне незначительную ценность с точки зрения алхимии.

Однако с книгой Фулканелли дело обстоит далеко не так. «Тайна соборов» – это не обычная кулинарная книга, содержащая рецепты по алхимии, или «Гринуар», ибо Фулканелли заранее предупреждает, что он намерен раскрывать тайны алхимии в том виде, в котором они были открыты ему самому, с учетом ссылок на разного рода тайные знания, заключенные в убранстве соборов. Таким образом, «Тайна соборов» – это не просто репрезентация философских основ алхимии, а показ того, как философия одушевляла безвозвратно потерянный Золотой век Средневековья. Ключ к пониманию важности личности Фулканелли, а не просто его труда заключается в первую очередь в реальности этих утраченных знаний и самом факте их раскрытия на стенах готических соборов и церквей.

Свое исследование мы начали с обзора корней возникновения алхимии и установили, что алхимия, сохранившая в своих тайных операциях знания о древней цивилизации, существовавшей до глобальной катастрофы, в своем современном виде возникла в качестве составной части гностического фермента, относящегося к I в. н. э. Эта гностическая картина мира, сложившаяся на основе мистериальных культов античного мира, послужила своего рода теологическими и мифологическими координатами для поднимающейся волны монотеистического мистицизма, укоренившегося в практике христианства и ессейского направления иудаизма. Эти координаты содержали в себе также основные идеи тройственного превращения, являющиеся стержнем алхимии. Специфическая магическая техника тройственного превращения – внутренней самодисциплины йогического типа, магических ритуалов в сочетании с манипуляциями со священными металлами и прикосновения к тайне времени и пространства, включая постижение смысла начала и конца времен, – сперва возникла и развилась в гностических культах, включая раннее христианство, а затем распространилась по интеллектуальному андеграунду эпохи Темных веков.

Будучи составной частью этой парадигмы, алхимия испытала влияние гностических учений эсхатологического плана, например – о путях возвращения частиц света к Единому Свету и слиянию с Ним. Две трети тайны трансмутации появились в результате изгнания их из православного (восточного) и католического (западного) христианства, а остальное было взято на вооружение крупнейшими секулярными лидерами: Константином Великим, Карлом Великим и Отгоном I. Для христиан сама идея конца времен была контаминирована с падением Римской империи, а задача устроить апокалипсис (в смысле – конец света) для еретиков была институирована в деятельности Церкви. Однако идея преображения действительности, чисто хилиастическое понимание нового неба и новой земли, очищенной от всякого греха, упорно отказывались уходить в прошлое.

Ключевым элементом алхимического процесса стала хилиастическая концепция духовно преображенной материи. Просвещенные еврейские мистики круга мудрецов «Бахира» описали практику одушевления материи и связали ее с процессом преображения строения галактики. Шииты, Фатимиды и исмаилиты верили, что пророк Махаммед получил эту информацию прямо с небес и передал тайны времени и сроков Судного дня по прямой линии через потомков Али. Суфии всех толков и орденов сохранили наиболее полное знание о практике внутреннего, духовного преображения. Любой мало-мальски удачливый алхимик сталкивается с необходимостью соединить – в рамках своего собственного сознания – эти весьма далеко отстоящие друг от друга фрагменты, чтобы совершить Великий Труд.

Как мы уже выяснили, к X в. н. э. уровень алхимических знаний достиг такого упадка, что хилиастические тайны одушевления материи были практически утрачены. Греческие компиляции, создававшиеся в ту эпоху в Византии, представляли собой фактически пересказы более ранних материалов, в основном относящихся к I в., и в частности текста «Пророчица Исида». Исламское течение разделилось на два крыла: с одной стороны – компиляторов и философов, а с другой – мистиков и политиков. Среди евреев диаспоры знания, изложенные в «Бахире», ограничивались тесным кругом нескольких семейств, компактно проживавших в Испании и Иерусалиме. Около 1100 г. тайные знания, которыми они обладали, оказались на грани полной утраты, и трудно, почти невозможно представить себе, каким образом всего через несколько десятилетий эти знания, образно говоря, воскресли и сделались настолько авторитетными и влиятельными, что их решено было записать на стенах соборов. И тем не менее так оно и было.

Несколько отдаляясь от темы соборов, мы убедились, что в ту эпоху действительно существовало более чем достаточно тайн, чтобы породить целую армию тайных обществ. «Почему зодчие Западной Европы воздвигли так много храмов в последующие три века после 1000 г.? Какова была практическая потребность во времена, когда население Европы составляло менее одной пятой от нынешнего уровня, в соборах настолько огромных, что они и сегодня редко заполняются, даже в дни самых больших церковных праздников? Каким образом крестьянская по сути своей цивилизация могла позволить себе возведение столь дорогостоящих сооружений, на которые не покушаются даже богатые и процветающие общества индустриальной эпохи?» Дюран задает все эти вопросы в главе, посвященной готическим соборам, своей «Истории цивилизации» (том четвертый – «Век веры»).

Кто составил чертежи и планы этих титанов? Кто продумал их проекты, сделал разметку фундамента на местности и, наконец, руководил строительством и отделкой? Мы нередко знаем имена этих славных каменщиков, но истории их судеб и создания их творений по большей части безвозвратно утрачены. Однако сам факт существования их творений, мастерство и знания, а также целостный символизм эти построек свидетельствуют о высоком уровне организации работ, возможно – на международном уровне, необходимом для осуществления столь сложных и длительных проектов. Другими словами, сооружения такой красоты и совершенства просто не могли возникнуть случайно, на пустом месте.

Как пишет Дюран, 1000-й год был важной рубежной вехой для западного христианства. Приступив к изучению важности этой даты, мы столкнулись с одной из ключевых фигур эпохи перехода от Темных веков к Высокому Средневековью – папой Сильвестром II. Хотя его понтификат продолжался всего четыре года (999—1003), этот первосвященник или, как мы называли его выше, папа-алхимик, стал вдохновителем и организатором целого ряда важнейших событий той эпохи, которыми стали Крестовые походы, создание ордена храмовников, движение миротворцев, настоящий всплеск еретических движений, создание романов о Граале и, по всей видимости, начало широкомасштабного возведения соборов.

Проследив последовательные этапы карьеры Сильвестра, мы обнаружили своего рода зачатки разветвленной международной организации в форме различных орденов хронистов, учрежденных в период понтификата Сильвестра в рамках других, уже существовавших к тому времени орденов – бенедиктинцев, клюнийцев и цистерцианцев. Необычная текучесть этой организации нашла свое выражение в учреждении в 1002 г. в Иерусалиме особого приоратства хронистов. С этого момента мы смело можем говорить о возникновении ордена рыцарей Сиона, находившегося в Иерусалиме и имевшего контакты со всеми тремя крупнейшими центрами монастырского движения в Западной Европе.

На протяжении всего XI в. эти монашеские ордена начали возводить свои многочисленные храмовые и прочие постройки в предготическом, так называемом романском стиле. В этих монастырских общинах вскоре сложились гильдии ремесленников и мастеров. Это были монахи и образованные люди, владевшие греческим и знакомые с математикой, в особенности – геометрией, а также обладавшие навыками строительного искусства. По мере роста и развития этих «школ» они постоянно испытывали влияние различных архитектурных стилей и направлений, иногда – из очень и очень далеких стран. В качестве примеров можно назвать храм Агия София (Святой Софии) в Константинополе, мечеть Аль-Акса, то есть Купол Скалы, на Храмовой горе в Иерусалиме и мечеть Ибн Тулун в Каире. Ничто не мешает предположить, что одним из основных источников и носителей подобного влияния мог служить орден Сиона, имевший связи и с Византией, и с халифами Фатимидской династии.

После захвата Иерусалима во время Первого Крестового похода орден Сиона на какое-то время стал, как мы уже говорили в главе 5, «камнем», или твердыней, на котором было основано Иерусалимское королевство. Орден использовал свои широкие связи в Провансе, чтобы нажиться на сделанном примерно в 1102 г. открытии алхимических и космологических таинств, содержащихся в тексте «Великой Тайны», и, возможно, находке осколка Камня Мудрецов, lapsit exillis.Лет десять спустя в Европу рекой хлынули несметные богатства, по большей части осевшие в подвалах ордена цистерцианцев, во главе которого стоял Бернар Клервоский. В 1130 г., когда был учрежден орден тамплиеров, Бернар был едва ли не самым знаменитым христианским деятелем своего времени. Европа уже стояла на рубеже эпохи строительства соборов, которое можно назвать настоящей манией. Готика уже витала в воздухе, но еще не успела обрести конкретные формы. Ими мы обязаны святому Дени и аббату Ругерию.

«Светел труд благородный…»

Остров Иль-де-Франс, расположенный в самом сердце королевства Меровингских франков, на самом деле не совсем остров, а район, окруженный и изрезанный большими и малыми реками, главные из которых – Сена и Марна. Центр этого зеленого и плодородного района, изобиловавшего богатыми землями, широкими луговинами и густыми лесами, путями сообщения в которых служили медленно текущие реки, возник на пересечении водных артерий и сухопутных дорог.

На протяжении нескольких тысячелетий охотники и собиратели эпохи неолита, не оставившие практически никаких следов материальной культуры, за исключением немногочисленных сломанных наконечников да сломанных костей лосей, жили на острове у широкой излучины Сены, в том месте, где реку пересекал мелкий охотничий брод, проходивший с севера на юг. Со временем некоторое повышение уровня грунта в восточной оконечности острова, по форме напоминающего старинную ладью, превратило это место в святилище, и на нем возникло небольшое поселение. В III в. до н. э. группа галльских кельтов, называвших себя паризиями, возвела на острове небольшой, но богатый и процветающий город. Впервые на страницах истории он появился в 53 г., когда Юлий Цезарь остановился в городке, называвшемся в те времена Лютеция. В следующем году жители Лютеции поддержали Верцингеторига, вождя, возглавившего восстание против Рима.

Лабений, младший из военачальников Цезаря, разгромил восставших, и остров на какое-то время запустел. Вскоре на левом берегу вырос новый римский город, находившийся на месте нынешнего Латинского квартала. Римская Лютеция не раз подвергалась набегам и грабежам со стороны диких германских племен, особенно – в конце III в., после чего остров был укреплен и вновь превратился в форпост римлян. К тому времени, когда в Лютеции побывал римский император Валентиниан, посетивший город в 365 г. н. э., его «любимая Лютеция, небольшой остров, обнесенный стенами и валом, попасть на который можно по двум деревянным мостам через реку», уже была известна под названием Парижа.

Столицей Париж стал в конце VI в. Хлотарь I, король франков из династии Меровингов, перенес сюда свою резиденцию и учредил епископскую кафедру, представлявшую здесь интересы христианской церкви после недавнего крещения франков. Его сын, Хильдеберт I, построил два первых собора на Иль-де-ла-Сите, как теперь стали называть остров. Эти два собора, Сент-Этьен и первый Нотр-Дам, не пережили череду несчастий и пожаров. Париж был заново отстроен при королях новой династии – Капетингах, потомках мэра Гуго Толстого, который успешно оборонял остров от нападений викингов в 885–886 гг., но для возрождения соборов городу пришлось ждать появления вдохновенного подвижника – святого Дионисия (Дени).

Легенда о святом Дионисии (Дени) весьма туманна, и о жизни этого подвижника известно немногое. Впервые на страницах истории он упоминается в труде Григория Турского, который просто поведал о его мученичестве и «усечении главы» [149]149
  Казнь через отсечение головы считалась в древности особо почетной. В Римской империи так могли быть казнены только римские граждане (напр., апостол Павел). В христианстве акт обезглавливания мучеников имел особый смысл. Так, первым пострадавшим за проповедь о Христе был Иоанн Креститель, которому отрубили голову. В житиях многих святых неразделенной церкви рассказано, что мучители после долгих истязаний, не причинявших мученикам никакого вреда, были вынуждены «усекнуть их мечом». В этих преданиях слышится слабый отзвук мистического страха перед мучениками и христианским Богом, дававшим Своим слугам силы вынести нечеловеческие мучения. Впоследствии, в эпоху расцвета монастырской цивилизации на Афоне, сложилась практика, когда подвижника после смерти предают земле на три года, а затем могилу вскрывают и голову отделяют от остальных мощей и хранят на полках в специальной «костнице». (Прим. пер.)


[Закрыть]святого спустя четыре века после его гибели. Немногим подробнее «Золотая легенда», раннесредневековый свод всевозможных апокрифических историй, сообщающий ряд деталей о святом. После того как враги обезглавили его, святой Дионисий поднялся, взял свою отсеченную голову и прошел примерно пять миль к западу от места казни. Его отсеченная голова воспевала псалмы на всем пути от Монмартра до берега реки. Место, где святой наконец упал, почитается священным. На ил. 7.1 показана статуя святого Дионисия (Сен-Дени) с южного портала Нотр-Дам в Париже.

_{Ил. 7.1. Святой Дионисий, держащий свою голову. Статуя с южного портала собора Нотр-Дам в Париже. (Фото Винсента Бриджеса.)}

Аббатство Сен-Дени, расположенное в нескольких милях к северу от Иль-де-ла-Сите, было возведено вокруг гробницы обезглавленного святого, где хранились его мощи, пользовавшиеся особым почитанием. Святой Дионисий (Сен-Дени), святой покровитель Парижа, а впоследствии и всей Франции, был прославлен сперва Меровингами, а затем и их преемниками Каролингами, потомками Карла Великого. В середине IX в. на этом святом месте небольшая каролингская церковь сменила алтарь, воздвигнутый Меровингами и служивший семейным склепом династии. В 990-е годы Гуго Капет и наш давний знакомый Герберт, бывший в то время архиепископом Реймсским, основали здесь аббатство. Подобно тому как первые короли династии Меровингов ассоциировались со святыми Реми и Реймсом, святой Дени и Париж стали символами династии Капетингов.

Будущий аббат Сугерий родился в бедной семье в деревушке Сен-Дени. Природный ум позволил ему без труда занять место в местной монастырской школе, Приор де ль’Эстре, где юноша познакомился с будущим королем Франции Людовиком VI. Королевская семья заметила Сугерия. Король Филипп I поощрял дружбу между своим сыном и блестяще образованным ученым. В начале 1120-х гг. Сугерий несколько раз совершал поездки в Рим, выполняя дипломатические поручения. Находясь в начале XII в. при святой курии, Сугерий завязал контакты с представителями всех основных интеллектуальных течений своего времени, в том числе (мы вправе это предполагать) – с теми, кто знал о тайных находках, сделанных в Святой Земле.

В последнее десятилетие XII в. Сугерий, говоря современным языком, занимал пост премьер-министра Франции и находился в самой гуще борьбы между французским государством и церковью. В этой борьбе Сугерий, естественно, принял сторону своего давнего школьного приятеля Людовика VI и его сына, Людовика VII, резко выступив против антипап – ставленников и марионеток Священной Римской империи. В итоге Сугерий оказался человеком, который провел большую часть жизни среди политических интриг средневековых держав, и к его голосу неизменно прислушивался сам король Франции.

В 1123 г., в зените своей известности и влияния, Сугерий был назначен аббатом монастыря Сен-Дени. Видимо, обладая сведениями о находках в Иерусалиме и располагая несметными богатствами, Сугерий настоял на перестройке старой Каролингской церкви, мечтая превратить ее в настоящее чудо Европы и храм, достойный стать хранителем мощей Сятого Дионисия и различных регалий и святынь королей династии Каролингов (см. ил. 7–2).Аббат Сугерий видел свой собор своего рода центром нового, просвещенного христианства, которое, как казалось многим в начале XII в., вот-вот одержит победу над одряхлевшей римско-католической церковью, скомпрометировавшей себя политическим интригами.

Тот факт, что именно Сен-Дени, а не, скажем, Реймсу с его куда более древними меровингскими реликвиями и традициями, было суждено стать источником готического преображения, в равной мере объясняется и запуганностью ситуации, и энергией и политической дальновидностью аббата Сугерия. Как отмечалось выше, о личности святого Дионисия в историческом плане известно немногое. В библиотеке аббатства хранился, пухлый манускрипт сочинений, приписывавшихся перу святого, но на самом деле созданных философом-гностиком II в. Дионисием Ареопагитом, тем самым св. Дионисием Александрийским, которого Фулканелли называет одним из первых провозвестников хилиазма. Эта книга, подаренная сыновьям Карла Великого византийским императором Михаилом Заикой, возможно, оказалась в библиотеке аббатства Сен-Дени благодаря усилиям хронистов папы Сильвестра.

_{Ил. 7.2. Крипта Сен-Дени, усыпальница ранних королей из династии Меровингов.}

Аббат Сугерий находился под сильным влиянием богословского учения Дионисия о свете. Дионисий полагал, что «всякое создание, видимое и невидимое, есть свет, коему даровал бытие Отец Светов», и поклонялся Божественному Свету, Святому огню Бога, одушевляющему всю Вселенную. Это очень близко к основополагающей гностической концепции о пути возврата к Первоисточнику Света. Аббат Сугерий принял эту тему близко к сердцу. В написанных им трех книгах о строительстве и освящении церкви мы встречаем не менее тринадцати отдельных фрагментов, восславляющих Святой свет. В одном из них, стихотворном фрагменте, который предполагалось написать на позолоченных бронзовых воротах, Сугерий говорит: «Светел труд благородный, труд, благородным сияньем / Просвещающий разум, и тот, пройдя сквозь свет истины, / Внидет в Свет Истины, где Христос – дверь благая» [150]150
  Парафраз слов Христа в Евангелии: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет» (Ин. 10, 9). (Прим. пер.)


[Закрыть].

На основе этих идей аббат Сугерий создал собственную концепцию lux continua,то есть бесконечного, вечно длящегося света. Этими латинскими словами Сугерий сформулировал сущность зарождающегося готического стиля и в то же время показал, что его духовные корни – в гностическом иллюминатстве алхимии. Начиная с этого момента стены святилища расступились и рухнули, чтобы впустить Свет. Суровый, гнетущий полумрак романского стиля уступил место потоку бесконечно длящегося света, Сияния – этого сердца готики.

В 1113 г. аббат Сугерий, по его собственному свидетельству, начал собирать вокруг себя зодчих, художников и ремесленников «из всех земель», в том числе и целую группу арабских мастеров стекольного дела. Сугерий не был изобретателем цветного стекла; как мы уже говорили в главе 4, Фатимиды уже более века использовали в своих мечетях витражи из цветного стекла. По всей видимости, стеклоделиев те времена являлось составной частью алхимических процессов. Упоминание о цветных стеклах мы встречаем в «инструкциях» по приготовлению некоторых «песков», присутствующих в тексте «Пророчица Исида».

Ученые и мистики, работавшие при династии Фатимидов, использовали цветное стекло, точнее – геометрические фигуры, сложенные из него, как объекты для медитативных созерцаний, насколько об этом можно судить по уцелевшим фрагментам древних цветных витражей в мечети Аль-Азхар. Удачная мысль и творческая находка аббата заключалась в применении цветных стекол для создания в церкви атмосферы, напоминающей переливающееся сияние драгоценных камней.

Поистине «светел труд благородный». Аббат Сугерий приступил к строительству своей церкви, преисполненный энтузиазма и внимания к деталям, подобающим алхимику, стремящемуся найти философский камень. Возможно, для аббата Сугерия таким философским камнем и был готический собор, заполненный мистическим светом, переливающимся всеми цветами радуги.

Этот собор (см. ил.7.3) был завершен в 1144 г., и на его освящении присутствовали многие влиятельные персоны середины XII в. Так, в числе лиц, почтивших церемонию своим присутствием, были Людовик VII вместе со своей супругой Элеонорой Аквитанской (с которой он вскоре развелся) [151]151
  Развод в ту эпоху на Западе был делом крайне сложным, ибо католическая церковь не соглашалась на расторжение союза ни при каких условиях, происшедших послевенчания. Недостаточной считалась даже упоминаемая в Евангелии «вина прелюбодеяния», ибо иерархи церкви советовали потерпевшей стороне простить неверного супруга. Единственным законным основанием для расторжения брака считалась ситуация, когда одной из сторон удавалось доказать, что супруг или супруга являются ее близким родственником (ближе шестого колена) и что она не знала об этом до заключения брака.А поскольку практически все владетельные дома Европы находились между собой в родстве и браки между троюродными и даже двоюродными братьями и сестрами были обычным явлением, доказать неканонически близкое родство не представляло труда. Куда трудней было убедить папскую курию, что сторона, добивающаяся развода, действительно не знала,что вступает в брак с близким родственником. И здесь главную роль играли не клятвы на Евангелии – книге, прямо запрещающей клятву, а испытанное средство – щедрые взятки. (Прим. пер.)


[Закрыть], а также большинство епископов Западной (римско-католической) церкви и сотни благороднейших рыцарей. На освящении храма присутствовал даже сам Бернар Клервоский, который, по слухам, ворчал, выражая недовольство чрезмерной расточительностью на позолоту храма.

_{Ил. 7.3. Собор Сен-Дени, находящийся в пригороде Сен-Дени, к северу от Парижа.}

С самого начала строительства аббатства Сен-Дени новый стиль, примененный его зодчими, начал быстро распространяться по всей Европе, от Англии до Германии, от Португалии до Северной Италии. На базе бригады строителей и художников, которую сумел собрать у себя аббат Сугерий, вскоре возникли многочисленные школы и гильдии, которые на протяжении двух последующих веков перебирались по пыльным дорогам Европы из одного города в другой, создав громадное множество готических храмов и разного рода гражданских построек. Спустя двенадцать лет после кончины славного аббата-строителя, происшедшей в 1151 г., его ученик и последователь Морис де Сюлли, ставший к тому времени епископом Парижским, и его «главный зодчий» Гильом Парижский отплатили аббату тем, что существенно усовершенствовали его проект.

Новый собор Парижской Богоматери, заложенный ими на островке посреди Сены, медленно поднимался к небу, залитому мистическим светом. Работа над хорами и трансептом собора [152]152
  Хоры – возвышение в конце центрального нефа, на котором расположен алтарь. Трансепт – поперечный неф, благодаря которому храм в плане приобретал форму креста. (Прим. пер.)


[Закрыть], начавшаяся в 1163 г., была завершена лишь в 1182 г. А когда полным ходом шло строительство главного нефа, в положении западного христианства произошли существенные перемены.

В 1187 г. Иерусалим и большая часть Святой Земли были захвачены войсками турок-сельджуков во главе с султаном Саладином. Запад буквально оцепенел от возмущения, и по всей Европе спешно разрабатывались планы Крестового похода, ставшего третьим по счету, согласно версии современных историков (Второй Крестовый поход обернулся неудачей, по сути дела – авантюрой, предпринятой в 1147 г. Людовиком VII, в отсутствие которого Францией на правах регента правил тот же аббат Сугерий. Однако Сугерий повел дела государства, особенно в финансовой области, настолько умело, что неудачный поход Людовика практически не нанес ущерба государственной казне). В ходе этого злосчастного похода произошла та самая «Резня под вязом» в Гисоре, после которой произошел раскол между рыцарями Богоматери Сионской и рыцарями Храма Соломона (тамплиерами), что положило начало преследованиям катаров. На протяжении десяти с лишним лет орден Сиона создавал в Европе собственную базу-резиденцию, и после захвата соперниками его аббатства в Иерусалиме, на горе Сион, весь орден быстро перебрался в Европу, в уже готовые приоратства в Париже, Бурже и Труа.

Ситуация начала меняться в 1152 г., спустя год после смерти аббата Сугерия, когда Людовик VII подарил ордену крупное приоратство в Орлеане – приоратство Сен-Самсон, освященное в честь другого святого Темных веков, имевшего тесные связи с Меровингами. К 1178 г. орден уже заполучил от папы грамоту на право владения зданиями и значительными земельными угодьями в разных местах – от Святой Земли до Испании. «Резня под вязом» в Гисоре явилась не чем иным, как актом формального разрыва тамплиеров со своим орденом-родоначальником. Это событие провело как бы разделительную черту между Плантагенетами, которых поддерживали тамплиеры, с одной стороны, и Капетингами, которых поддержали рыцари Сиона, – с другой. Раскол этот впоследствии привел не только к разгрому и ликвидации тамплиеров при короле Франции Филиппе III и его марионетке – папе Клименте V, но и положил начало Столетней войне между Францией и Англией.

Пока стены Нотр-Дам в Париже росли и поднимались ввысь, вновь возводимое здание «просвещенного» христианства начало рассыпаться буквально на глазах. Потеря Иерусалима, а через некоторое время и всего Утремера поставило под вопрос догмат о вселенском статусе церкви. Альтернативное течение христианства, зримым воплощением которого стали мистические черты декоративного убранства соборов в Шартре, Нотр-Дам в Париже и кафедрального собора в Амьене, попыталось бросить вызов могуществу римско-католической церкви, обращаясь напрямую к врожденному рыцарскому чувству Провидения (романы о Граале), а также к непреодоленным пережиткам язычества (культ Марии как Богоматери и Царицы Небесной). После провала Третьего Крестового похода и последовавших за этим раздоров между его предводителями этот грандиозный план начал приводиться в действие.

Ортодоксальная римско-католическая церковь в своих так называемых Крестовых походах очень часто сражалась против христиан других вероисповеданий. Во-первых, в 1203 г. в ходе Четвертого Крестового похода крестоносцы захватили и разграбили православный Константинополь – крупнейший христианский город тогдашнего мира. Это побудило папу Иннокентия III развернуть в 1208 г. широкомасштабные преследования христиан-еретиков на юге Франции. Спустя пятьдесят лет после разгрома Южной Франции и ее культурных центров надежда на создание нового, одухотворенного христианства, еще недавно казавшаяся столь заманчивой, безвозвратно рухнула. Эзотерическое течение, на короткое время пробившееся на поверхность, успев создать так называемое готическое возрождение, вновь ушло в духовный андеграунд.

Готические соборы в честь Богоматери

Расцвет новой, готической архитектуры и возрождение осознания духовного начала, связанного с ней, можно приписать неутомимым усилиям двух выдающихся умов своей эпохи – святого Бернара и аббата Сугерия, а также – неиссякаемым источникам финансирования, появлению новых технологий и формированию международных организационных структур. Единственным по-настоящему неисчерпаемым источником подобных богатств были орден рыцарей Сиона и различные военные ордена, в частности – тамплиеры и в меньшей степени – госпитальеры, которых контролировали и поддерживали те же рыцари Сиона. Свидетельств, доказывающих существование тесных связей между тамплиерами и искусными строителями готических соборов, практически не существует, однако то немногое, чем мы располагаем, – документы, подтверждающие, что тамплиеры регулярно выплачивали средства на декоративное убранство фасадов, тогда как другие спонсоры, включая представительства ордена цистерцианцев, оплачивали, говоря современным языком, основные объемы работ по возведению соборов.

Это свидетельствует о том, что тамплиеры были больше заинтересованы в изображении на стенах соборов разного рода символов и изваяний, обращенных непосредственно к публике, чем в строительстве и убранстве самих соборов. Впрочем, возможно, что это предположение не совсем справедливо, поскольку когда тамплиеры в конце XII в. утратили свои прежние позиции и влияние в Утремере, видные строители и архитекторы, воздвигнувшие в Палестине подлинные шедевры новой архитектуры, были вынуждены перебраться в Европу. Неожиданная перестройка собора в Шартре, продолжавшаяся двадцать шесть лет, была связана с настоящим наплывом каменщиков и строителей из Акры и других центров Утремера. Что же касается самого Шартра, то здесь стилевые решения и приемы готической архитектуры достигли своего апогея. Работы по строительству собора Нотр-Дам в Париже были приостановлены в 1230 г. примерно на стадии половины проекта, и зодчие применили новые конструктивные решения – внешние контрфорсы и стрельчатые перекрытия сводов.

Хотя нет никаких свидетельств участия тамплиеров в строительстве и финансировании собора Нотр-Дам в Париже, исключать саму возможность такого участия не следует. Гильом Парижский, главный архитектор, которому принадлежит проект собора и большей части его внешнего декоративного убранства, – личность крайне загадочная, равных которой немного найдется в истории. Морис де Сюлли, ученик аббата Сугерия, совершивший головокружительный взлет, став в 1160 г. епископом Парижа, явно достиг этого благодаря поддержке могущественных покровителей и связей. Некоторые из этих связей, в частности, через святого Бернара Клервоского и его цистерцианцев, практически наверняка вели к тамплиерам. Робер де Сабле, первый великий магистр ордена тамплиеров после падения Иерусалима, по некоторым данным, ок. 1195 г. оплатил работы по декоративному убранству портала св. Анны, однако это свидетельство является несколько противоречивым. Вероятно также, что каменщики и зодчие тамплиеров работали при возведении Нотр-Дам в Париже по окончании строительства собора в Шартре, но прямые доказательства этого опять-таки не дошли до нас.

Единственное, чем мы располагаем, – это сложные взаимопереплетения контактов представителей династий Меровингов и Капетингов с орденом Сиона, его официальными и негласными структурами, такими, как тамплиеры и цистерцианцы, а также центрами поистине несметных богатства и влияния, необходимых для возведения готических соборов. Тамплиеры были отнюдь не единственной структурой, причастной к возведению храмов в честь Богоматери. За ними стояла иная, более ранняя организация – орден рыцарей Богоматери горы Сион, а также его новые центры влияния в церкви, благодаря которым стал возможен настоящий взрыв строительства соборов, начало которому положила готика собора Сен-Дени. Все эти силы, естественно, действовали за кулисами событий, используя для провозглашения своей идеи реформ [153]153
  Любопытно, что в одном из авторитетнейших раннехристианских источников, так называемых Климентинах (творениях св. Климента, папы римского (занимал римскую кафедру в 88(90)—97(99) гг. н. э.), одно время входивших в канон Нового Завета, а затем объявленных церковью девтероканоническими книгами, св. Климент в послании к коринфянам в ряду тяжелейших грехов наряду с прелюбодеянием называет стремление к изменениям и реформам, особенно в церковной сфере: «Итак, будучи уделом Святого, будем делать все относящееся к святости, убегая злословия, нечистых и порочных связей, страсти к изменениям… и гнусной гордыни» (I послание к коринфянам XXX). (Прим. пер.)


[Закрыть]признанные церковные авторитеты, такие, как тот же Бернар Клервоский.