Текст книги "Дорога к звездам"

Автор книги: Борис Фрадкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

12

Михаил созвал комсомольское собрание.

– Такое дело, – сказал он. – Был я сегодня в райкоме. Пришли там при мне ребята и девушки из восьмой школы брать направление на работу на металлургический комбинат.

– Слышишь? – Борис толкнул локтем Яшу. – Это Любушкина работа. С косами была? – спросил он Михаила. – С глазами такими большущими?

– Ну, да, Грачева, – ответил Михаил. – Говорил бы по-русски. Была. Первая заявление подала. Так вот дело в чем. На металлургическом комбинате с людьми туго. Сами понимаете – многие в армию ушли, а сталь нужна для фронта, для вооружения. Парни и девушки из восьмой школы решили оставить учение и пойти работать. Все. У кого будут вопросы или предложения?

Яша глотнул слюну и поднял руку. Сделать это было ему тяжело. Ему казалось, что он отрезает себе путь в небесный мир, путь к мечте. Он должен был идти в институт, а идет на завод. Но иначе поступить нельзя. Поезд уносит Иру на фронт. Люба идет работать.

– Слово Якимову, – сказал Михаил и с гордостью посмотрел на Яшу: он верил в своих друзей.

– А я выступать не буду, – сказал Яша. – Просто хочу сказать, что нам нельзя отставать от восьмой школы.

– Дело, конечно, добровольное, – пояснил Михаил. – Никто нас не заставляет, не уговаривает. И хотя война – все условия для учения нам сохраняют, это факт. Но тут надо подумать каждому. Положение сложное, нужно ориентироваться.

– А ты сам-то как ориентируешься? – спросил Женька Мачнев. – Говорить красиво ты умеешь.

– Сам я так же, как и Якимов. Ясно? У кого еще есть вопросы? Кто хочет выступить?

– Я, – сказал Борис Сивков. – Поддерживаю предложение Якимова. Раз мы можем принести пользу заводу в такой трудный момент, нужно идти работать… запросто.

– Пра-а-авильно! – закричал Колька Чупин. – Идем на комбинат. Немцы под Москвой, мне все равно ни черта в голову не полезет.

– И мы с вами, ребята! – вскочила Томка Казанская.

Алешка Быков, чья рыжая шевелюра выделялась среди плотно сидящих в комнате юношей и девушек, прокартавил:

– А я рыжий, что ли? – и под дружный хохот комсомольцев объявил: – Я снаружи только рыжий, а внутри у нас рыжий один Женька Мачнев.

Из школы Яша и Борис направились к Грачевым. Они застали у Любы всю компанию девушек, поступающих на металлургический комбинат.

– Внимание, девушки! – закричала, увидев их, Катя. – Витязи из четырнадцатой школы прибыли.

– Не задавайтесь, – сказал Яша. – Мы тоже идем на комбинат.

– Правда? – у Любы радостью блеснули глаза. – А нас, знаешь, уже оформили. Я и Катя в литейный цех попали, регулировщицами. Мы даже в цехе побывали. Немножко страшновато, но ведь это только сначала, а там привыкнем.

– Значит, и мы будем в литейный проситься, – объявил Яша. – Борис, ты как, не возражаешь?

– В литейный, запросто.

– В плавильное отделение, – уточнила Катя, а то цех-то большой.

– До чего я рада, что мы с тобой будем вместе работать, – шепнула Люба. – Слышишь, Яшка? Я папке напишу, он так хочет, чтобы мы не разлучались. Он… он разрешил мне потом за тебя замуж выйти.

– Не утерпела, рассказала.

Яша сжал руку девушки, но поймал на себе лукавый взгляд Кати и, застеснявшись, повернулся к Борису.

– Пойдемте бродить по городу, – предложила Люба.

А в квартире Якимовых в это время появился неожиданный и едва ли желанный гость. Анна Матвеевна застыла посреди кухни от удивления, когда увидела Николая Поликарповича Сивкова.

– Добрый вечер, – сказал Николай Поликарпович.

– Добрый вечер, – ответила Анна Матвеевна, – раздевайтесь, проходите.

Гость не спеша стянул с себя пальто и, покашливая в кулак, прошел за Анной Матвеевной в комнату. Там за газетой сидел Филипп Андреевич. Он не меньше жены был удивлен столь неожиданному визиту.

– Отвратительная погода, – сказал Сивков, присаживаясь на край стула.

– Что поделаешь, осень, – Филипп Андреевич с шумом свернул газету. Всем видом своим он подчеркивал полное неуважение к бывшему опекуну Бориса.

– Мне бы хотелось увидеть Бориса.

– Он ушел с Яшей, – сухо объяснила Анна Матвеевна.

– Надолго?

– Кто их знает? Молодежь. У них свои дела.

– Я подожду… если вы ничего не имеете против.

– Пожалуйста, – Анна Матвеевна поправила скатерть, переставила пепельницу. – Ждите.

Тихий, будто извиняющийся голос Сивкова раздражал Филиппа Андреевича. Он и прежде органически не переносил пьяниц, а тут перед ним сидел не просто пьяница, а заведомо плохой человек.

Однако Анна Матвеевна приметила, что на худом лице Сивкова нет признаков опьянения. Его по-прежнему запавшие глаза были прозрачны, а волосы причесаны. Чистая рубашка, аккуратно повязанный галстук и не очень дорогой, но нарядный темно-коричневый костюм, неумело выглаженный, удивили ее еще больше. Прежде Николай Поликарпович одним видом вызывал у нее отвращение.

– Вы… работаете? – спросила Анна Матвеевна.

– Да, – оживился Николай Поликарпович, – я поступил сразу, как вышел из больницы.

– Где? – заинтересовался и Филипп Андреевич.

– На строительстве Дворца культуры. Сначала меня взяли десятником, а как началась война, доверили руководство. Пока и не верится. И дело пришлось по душе. Я всю жизнь мечтал строить такие вещи. Боюсь, только война не помешала бы. Очень боюсь.

– За Дворец?

– Да, конечно.

– И только-то? – Филипп Андреевич возмущенно заворочался на стуле. – Кому он сейчас нужен, ваш Дворец-то? Тут судьба всего народа решается… Люди на фронтах жизнь отдают.

– Это так. Это да, – согласился Сивков.

Наступило неловкое молчание.

– Мне хотелось бы поговорить с Борисом. – Николай Поликарпович откашлялся. – Мне очень стыдно перед ним за прошлое, за то зло, которое я причинил ему. Сознаюсь, – я был свиньей, негодяем. А все проклятая водка. От нее у человека разум теряется.

– И совесть, – добавил Филипп Андреевич.

– Увы, да, и совесть. Я знаю, вам неприятно меня слушать. – Сивков взглянул сначала на Анну Матвеевну, потом на Филиппа Андреевича. – Я и сам себя презираю. Но, слава богу, Борис проучил меня. Пока я лежал в больнице, многое передумал. Стыдно мне… Перед людьми стыдно, перед сыном моего брата стыдно. Как вы думаете, Борис согласится снова жить со мной?

– А ему и здесь не плохо, – отрезал Филипп Андреевич.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. – Сивков с грустью покачал головой. – Но одиночество меня угнетает. У меня тут кое-какие планы появились – устроить Бориса к себе на строительство. Теперь война, все равно не до учебы. У нас молодежи много.

– Это уж как он сам пожелает. Материальной необходимости в этом нет. На мой взгляд, ему лучше закончить школу.

– Вы передайте ему, – Николай Поликарпович поднялся на ноги. – Я очень хотел бы его увидеть. Просто увидеть. Прошу вас.

Борису рассказали. Он насупился, засунул руки в карманы.

– Нечего мне у него делать, – буркнул он. – На улице увижу, за квартал обойду.

– Ну, ну, – остановила его Анна Матвеевна. – Все-таки он тебе родной дядя.

– Черту он дядя, а не мне.

Борис круто повернулся и ушел к себе в комнату. От прежнего благодушия сейчас в нем не осталось и следа.

Часть четвертая
Литейный цех
1

Из дома Яша и Борис вышли чуть свет, сегодня им не спалось. Еще не прозвучал семичасовой гудок, и на трамвайных остановках было пустынно.

– Давай пока побродим, – предложил Борис.

Яша утвердительно кивнул головой, и друзья отправились вдоль улицы. Неизвестность томила. Как все это повернется, как их примут на комбинате? Юноши решили проситься электромонтерами, надеясь на свои знания, полученные в технической станции и на уроках физики.

Они слонялись по улицам до тех пор, пока не услышали мощный бас гудка металлургического комбината. Тут они сразу заспешили, хотя впереди был целый день. Уж очень хотелось Яше и Борису поскорее узнать, куда и кем их примут.

На трамвайной остановке собрался народ. Трамвай подошел, плотно набитый людьми, а по пути до завода в нем становилось все теснее и теснее.

Но вот трамвай остановился у металлургического комбината. Выйти оказалось тоже не так-то просто, в дверях образовалась давка. Парни и девушки толкались не потому, что опаздывали, а уж так, ради развлечения. Бориса оттеснили от Яши, его светловолосая голова уплыла вперед, а Яшу прижали к окну.

Тут его окликнул голос Любы:

– Яша!

Он попытался обернуться, но ничего не вышло. Его протащили к выходу и, как пробку, вытолкнули из вагона. Вскоре выскочила Люба, за ней Катя и еще две девушки, подруги Любы. На девушках были темно-синие сатиновые халаты.

– Вот, – сказала Люба, – видишь? Мы уже в спецовках, сами сшили. Сегодня начинаем работать.

– Не забыли? – спросила Катя. – Плавильное отделение.

Инспектор отдела найма усадил Яшу и Бориса напротив себя за стол и даже протянул им пачку папирос. От папирос отказались, но радушный прием их сразу успокоил.

– Так кем бы вы хотели к нам поступить? – спросил инспектор, прочитав направление райкома комсомола.

– Электромонтерами, – сказал Яша.

– Дело. В электромонтерах у нас нужда большая.

– Только нам бы в литейный цех, – поспешил предупредить Борис, – в плавильное отделение.

Инспектор вынул изо рта папиросу и удивленно посмотрел на молодых людей. Он хотел что-то сказать, но, видимо, передумал и только карандашом почесал за ухом. Взяв со стола бланки, он переспросил:

– Так, значит, в литейный? – и, получив утвердительный кивок Яши, поинтересовался: – Да вы бывали в литейных цехах?

Яша подумал, что если ответить отрицательно, так их, пожалуй, направят в другой цех.

– Бывали, – поспешил он заверить.

– Это уже другое дело.

Борис и Яша получили направление к начальнику литейного цеха и заявку в бюро пропусков. Из отдела найма они вышли в приподнятом настроении. Им уже не терпелось побывать в литейном цехе и скорее приступить к работе. Но пропуска на комбинате заказывались за два дня и потому предстояло вооружиться терпением.

– Пойдем пешком, – предложил Борис, – у меня голова кругом идет. Путь до города лежал через степь, где Яша пускал когда-то модель самолета. Они шли по краю широкого асфальтированного шоссе, более оживленного и людного, чем улицы города. По обе стороны асфальта двумя рядками зеленели молодые тополи, высаженные во время молодежных субботников.

Спустя два дня Борис и Яша получили пропуска на металлургический комбинат и побывали в литейном цехе.

Прежде всего они разыскали кабинет начальника цеха. Войдя в него, друзья увидели сидевшего за столом плотного коренастого мужчину лет пятидесяти с длинными седыми волосами, широким лицом и выступающим вперед приплюснутым подбородком. Уголки его тонких губ были круто опущены вниз, узкие глаза казались шлифованными полосками стали. Он встретил юношей взглядом исподлобья, молча расчеркнулся в поданных ему направлениях и так же молча отодвинул их к краю стола, около которого стояли оробевшие Борис и Яша. Начальника непрерывно отвлекали телефонные звонки, и он так и не сказал ребятам ни слова. Росчерк его на уголках направлений оказался таким неразборчивым, что, выйдя из кабинета, Борис и Яша вынуждены были обратиться к секретарю-машинистке.

– Идите в плавильное отделение, – сказала она, – разыщите старшего электрика Кашина и передайте ему направления.

Она объяснила, как пройти в плавильное отделение. Борис и Яша спустились в цех. Сначала они шли вдоль центрального пролета, конец которого терялся в густой завесе дыма и пыли. Здесь из огромных ящиков выколачивали стальные, еще дымящиеся отливки самых разнообразных форм. Отливки с глухим звоном падали на пол, следом за ними сыпались спекшиеся куски разбитой формовочной земли. Едкая пыль клубилась в воздухе и тянулась в широкие колпаки вентиляционных труб. Солнечный свет резко очерченными конусами с трудом пробивал насыщенное ею пространство и бледными пятнами ложился на покрытый чугунными плитами пол.

Несколько минут друзья стояли неподвижно, не решаясь пройти сквозь завесу пыли. Потом решились и пошли. От пыли у них запершило в горле, во рту появился привкус горечи.

Вдоль всего пролета по железным каткам, которые вращались между стальных балок (все это сооружение напоминало железнодорожный путь с круглыми шпалами), передвигались черные металлические ящики, наполненные расплавленной сталью. Дорога с ящиками тянулась к чему-то пылающему огнем.

По мере того как ящики подвигались навстречу Борису и Яше, сталь в них, остывая, из золотисто-желтой становилась ярко-красной, рубиновой…

На высоте нескольких метров вдоль цеха тянулся рельс. По нему, прямо над головами юношей проехало странное сооружение – какая-то кабина с крюком. На крюке было подвешено железное корыто, доверху наполненное коричневой землей, в кабине сидела молодая женщина и непрерывно звонил а, в колокол. Она погрозила Борису, когда тот собрался подтолкнуть корыто, и жестом приказала ему отойти в сторону.

В цехе гудело, ухало, громыхало, дробно стучали пневматические молотки.

Дойдя до конца пролета, друзья повернули в другое отделение. Теперь перед их глазами появилось нечто такое, что походило на описание ада. Здесь все было наполнено пламенем, снопами искр, гулом, очень похожим на гул растопленной печи, только в тысячу раз сильнее.

Под самой крышей со скрежетом перекатывался настоящий железнодорожный мост. Он перетаскивал подвешенный к тросу огромный ковш с расплавленной сталью. Люди бесстрашно сновали среди этого огня и грохота, среди передвигающихся механизмов, и звуки их голосов четко выделялись в общем шуме цеха.

Очень скоро Яша осознал, что здесь командует человек, что все здесь подчинено его разуму. Цех представился ему огромным, как Вселенная, и таким значительным, что на фоне всего виденного мечты Яши сразу поблекли, потеряли свое величие. До сих пор он не бывал на заводе и сегодня буквально был оглушен и ослеплен. По одну сторону широкого пролета, на высоких бетонных фундаментах, похожих на огромные усеченные пирамиды, стояли шесть плавильных печей. Две из них не работали (очевидно, находились на загрузке), а над остальными поднимались клубы рыжего дыма, из которых вырывались языки пламени. Дым улетал в колпаки, а из них по железным трубам на улицу.

За печами, вдоль стеклянной стены цеха, виднелась ровная высокая площадка, выложенная из металлических плит.

Озираясь по сторонам, не столько из любопытства, сколько из опасения угодить под ковш или под фонтан искр, сыпавшихся отовсюду, Борис и Яша поднялись на площадку, а с нее по узкой железной лесенке на второй этаж, где находились служебные помещения.

Пройдя несколько прокуренных комнат, они вдруг очутились в химической лаборатории, да еще в такой, что Яша оторопел от восхищения и забыл, зачем он сюда попал.

– Послушай, послушай, – заволновался Борис, – смотреть потом будем. Давай старшего электрика искать.

В одной из комнат за столом, спиной к юношам сидел худощавый мужчина с маленькой головой и что-то писал.

– Скажите, пожалуйста… – начал Яша, но мужчина обернулся и оказался… Григорием Григорьевичем!

Бывший руководитель технической станции удивился не меньше Яши и Бориса. Он смотрел оторопело, вытянув длинную, такую знакомую друзьям шею.

– Здрасте, Григорий Григорьевич, – сказал Борис.

– Экскурсия? – крикнул Мохов. – Почему без руководителя?

– Нам бы старшего электрика.

– Вот старший электрик.

В комнату вошел невысокий и рыхлый, но подвижной мужчина лет сорока пяти. У него было полное, румяное лицо и припухшие бесцветные глаза.

– Ко мне? – Мужчина протянул руку за поданными направлениями, прошел за свободный стол и, шумно вздохнув, словно только что поднялся на десятый этаж, сел. – М-да, м-да, – произнес он, прочтя направления. – Сырец. Куда я вас? Ведь два дня поработаете и к маме запроситесь. С испытанием на две недели. Поняли? Завтра к восьми утра без опозданий, а то сразу от ворот поворот.

Старший электрик хлопнул пухлой ладонью по направлениям, сказал: «Все!», потом воскликнул: «Ах, черт!», вскочил из-за стола и выбежал из комнаты,

Друзья ждали его больше часа, но старший электрик так и не появился. Григорий Григорьевич занимался своими делами, не обращая на них ровно никакого внимания.

– Пошли. – Борис дернул товарища за рукав.

Они спустились на площадку плавильного отделения. Где-то здесь им предстояло работать.

– Смотри, что это? – закричал Борис, хватая Яшу за руку.

Одна из печей начала медленно наклоняться в сторону пролета. Если бы не люди, спокойно стоявшие около нее, можно было бы подумать, что печь потеряла равновесие и опрокидывается.

Часть людей была одета в пропыленные брезентовые штаны и куртки, в широкие войлочные шляпы. Другие – в обычных костюмах. Но у всех на глазах были синие защитные очки.

Над печью замер передвижной мост. На тросе под ним висел ковш. Друзья поняли: сейчас будут выпускать расплавленную сталь. И действительно, золотисто-желтая, ослепительная струя хлынула из узкого отверстия печи. Стало так светло, будто в цехе вспыхнуло солнце. Брызги металла взлетали высоко вверх, бились в металлические фермы цеха и рассыпались каскадами искр. Где-то внизу, под площадкой, гудели электромоторы.

– Кра-а-асота-а! – протянул Борис.

Яша тоже залюбовался невиданным зрелищем.

Около каждой печи находилась стеклянная кабина. Яркий блеск расплавленного металла, отражаясь от стекла, не позволял видеть ее внутренность. Яша заглянул в двери. У пульта с переключателями, кнопками, штурвалами, вольтметрами и рубильниками стояла девушка. Это была Люба. Она довольно ловко орудовала всем, что находилось у нее под руками. За ее спиной стояла пожилая женщина, повязанная синим платочком. Она внимательно следила за движениями Любы, иногда что-то кричала ей.

Присутствие Любы сразу успокоило Яшу. Среди необычной и потому удручающей обстановки серьезное, но очень спокойное лицо подруги вселило и в него уверенность, что все пойдет отлично.

Выпуск металла между тем закончился. Печь стала на свое место, мост увез ковш, свет, исходивший от струи, погас. Люди в брезентовых куртках засуетились, забегали по площадке. По плитам загрохотали электрокары с коробками, нагруженными железным ломом.

Яша и Борис зашли в кабину.

– Это вы, ребята! – обрадовалась Люба. – Я все ждала, ждала, думала, вы уж и не придете. Вы садитесь вот сюда, на сундучок, а я сейчас, одну минуту.

Она подбежала к щитам, стоявшим вдоль всех стенок узкой кабины, и принялась щелкать рубильниками. На мраморных панелях гасли красные сигнальные лампы, вместо них вспыхивали зеленые огоньки. Яша и Борис сели на продолговатый железный сундучок, стоявший в углу, у пульта.

– Что же, и вы к нам работать? – спросила женщина.

– Да, – ответил Яша, – электромонтерами.

Женщина участливо покачала головой.

– Разве же в другой цех мест не было?

– Ой, я вас и не познакомила! – спохватилась Люба. – Это Лидия Семеновна, я у нее пока ученица.

– Да-а… – протянула Лидия Семеновна, все с жалостью поглядывая на юношей, будто им грозило что-то неприятное.

– Лидия Семеновна, – Люба указала на стекло кабины, – вон Кашин идет, вы его, кажется, искали.

– В самом деле, – спохватилась женщина и вышла.

– Ну вот мы и вместе, – сказала Люба. – Здесь, конечно, трудновато, сами видите, да ведь на фронте еще труднее. Там люди жизнь отдают.

Люба еще хотела что-то сказать, но с площадки раздался оглушительный, прямо-таки разбойничий свист. В стекле кабины показалась огромная мужская фигура в брезентовой куртке.

– Пора включать. – Люба повернулась к щитам и защелкала рубильниками.

2

Первый день работы в литейном цехе навсегда остался в памяти Яши.

Он и Борис приехали на завод к восьми часам. Едва они поднялись на площадку плавильного отделения, как увидели бегущего навстречу молодого мужчину в черном пропыленном комбинезоне.

– Вы – новички-электромонтеры? – закричал он и, не ожидая ответа, приказал: – Получите спецовки в кладовой. Только быстрее пошевеливайтесь.

– А где кладовая? – спросил Борис, но мужчина уже побежал обратно.

– Узнаем у Любы, – сказал Яша. – Это, наверное, и есть сменный мастер.

– Там, там, – Люба ткнула пальцем в пол. – Скорее, ребята. Беда у нас.

– А что случилось?

– Шины горят. – Она указала на верх печи. – Видите, как раскалились? Если сгорят – плавка пропала, и на сутки простой.

Печь представляла собой большую круглую коробку, высотой примерно в полтора Яшиных роста и около трех метров в диаметре, склепанную из железных листов и выложенную внутри огнеупорным кирпичом. Коробка закрывалась сводом тоже из кирпича.

С одной стороны в печи имелось отверстие для загрузки стального лома, оно закрывалось заслонкой, а с другой стороны – отверстие для выпуска стали. Во время работы печи его заваливали песком.

Через три большие круглые отверстия в своде спускались и поднимались угольные электроды. Они походили на черные полированные бревна. Их верхние, выступающие над сводом концы удерживались металлическими каретками. Каретки с помощью тросов и электромоторов передвигались по высоким металлическим колоннам.

Из трансформаторной кабины, к которой примыкала кабина управления, тянулись к кареткам гибкие кабели. Кабели крепились на свободном конце каретки через специальное изолирующее устройство, откуда ток поступал к электродам по гибким медным пластинам. Люба назвала их шинами. Они были раскалены докрасна.

– Что с ними нужно делать? – спросил Борис.

– Менять, – ответила за Любу вошедшая в кабину Лидия Семеновна.

– У-у, так это же целую неделю придется ждать, пока этакая махина остынет. Непонятно, почему все так суетятся, – пожал плечами Борис.

– Хоть бы плавку успеть выпустить, – вздохнула Люба, глядя мимо Бориса.

– Пошли за комбинезонами, – сказал Яша.

Когда Борис и Яша возвратились на площадку, на ходу застегивая новенькие темно-синие комбинезоны, сменный мастер сидел перед раскрытым железным сундучком и выкладывал на пол различный слесарный инструмент. Тут же лежали три пары валенок.

– Надевайте. – Мастер подтолкнул две пары друзьям, третью надел сам. Потом он подал им по паре брезентовых рукавиц, схватил молоток и зубило. – Пошли!

У печи, тревожно поглядывая на раскаленные шины, стояли сталевар, подручные, начальник отделения, старший электрик Кашин.

– Полунин! – закричал Кашин на мастера. – Ну, чего вы там целую вечность возитесь? Все подготовили? Где новые шины? Силу тока сбавили? Дотянуть нужно.

Полунин хмуро посмотрел на Кашина и перевел спокойный взгляд на печь.

– Дотянем, – уверенно отозвался он. – Грачева знает, что делать.

По сигналу сталевара один из подручных приподнял заслонку над отверстием, через которое загружалась печь, второй подручный подхватил с пола длинную стальную клюшку с ковшиком на конце. Опустив на глаза защитные очки, он сунул ковш в самую середину расплавленной массы металла.

Взятую пробу вылили в металлическую банку с водой. Струя пара ударила вверх. Охлажденный образец разломили, мастер-металлург осмотрел его, передал обратно подручному. Тот метнулся по лесенке в химическую лабораторию. Спустя несколько минут мастеру передали листок с анализом. Мастер что-то сказал сталевару, тот подошел к окну кабины и подал условный сигнал Любе. Загудели электромоторы, электроды с каретками поползли вверх, зазвенел колокол подошедшего мостового крана.

– Дотянули, – облегченно вздохнул Кашин и, вытащив из кармана огромный носовой платок, вытер лицо и шею.

– А что мы будем делать? – спросил Борис у Полунина,

– Жариться, – усмехнулся мастер, – шины менять, вот что. Борис переглянулся с Яшей, а мастер, прикрыв ладонью глаза от света хлынувшей в ковш стали, смотрел, как ползут электроды.

– Да нет, тут что-то не то, – сказал Борис. – Печь наверняка остудят. А так-то кто же на нее осмелится полезть? А? Как ты думаешь?

– Конечно, – согласился Яша.

Сталь слили в ковш, кран увез его вдоль пролета, торжественно позванивая сигнальным колоколом, а печь начали загружать новой порцией лома. Полунин подошел к друзьям в сопровождении Кашина.

– Ну, новички, держитесь, – сказал Кашин. – Сейчас вам тепленькое дельце предстоит. Посмотрим, какие вы храбрые.

– Наблюдайте за мной, – приказал Полунин. – Я полезу первым. Нужно срубить гайки, которые держат шину.

– А разве отвернуть их нельзя? – спросил Яша.

– Нельзя. Они пригорели.

Полунин надел брезентовые рукавицы, повертел молотком и по скобкам, приваренным к колонне, по которой ползла каретка, быстро вскарабкался наверх. Балансируя и прикрываясь локтем от палящего жара печи, он прошел по каретке к зажиму электрода. Там присел, приставил зубило к гайке и стал бить по нему точными и сильными ударами молотка. Срубив лишь одну гайку, Полунин сбросил на площадку молоток с зубилом и поспешно слез сам. Лицо его покрылось крупными каплями грязного пота. Он тяжело и часто дышал.

– Лезь! – приказал Полунин Борису.

Борис в нерешительности посмотрел на Яшу.

– Лезь, лезь! – прикрикнул на него Кашин. – Смерти, что ли, испугался? Не бойся, живым останешься. У нас туда девчонки лазят.

Последний аргумент сразу возымел действие на Бориса. Он подобрал молоток с зубилом и стал карабкаться на колонну.

– Быстрее, быстрее!

Борис заторопился. По каретке он прошел смелее Полунина. Он когда-то лучше всех ребят по заборам бегал. Добравшись до электрода, Борис присел на корточки. Лицо его исказилось от боли, он прикрылся рукавом куртки, приставил зубило к гайке на ощупь и стал наугад бить молотком. Ему удалось ударить всего три-четыре раза. Швырнув вниз молоток и зубило, он задом, на четвереньках отполз от электрода к колонне и стремительно, как кошка, соскользнул на площадку.

– Шляпа! – выругался Полунин и опять полез на печь.

Он дорубил гайку Бориса.

Теперь пришла очередь Яши. Из печи через отверстия в своде, в которые были опущены электроды, устремился вверх, прямо в лицо, раскаленный поток воздуха. Он не только обжигал, он нес с собой окалину металла, превратившуюся в пыль, слепя глаза и затрудняя дыхание…

Сначала Яша вообще не мог разглядеть, где находятся гайки, потом так же, как и Борис, на ощупь попал зубилом на гайку, размахнулся молотком и… так огрел себя по руке, что у него в глазах потемнело. Неизвестно, каким чудом он удержался на каретке. Зубило выскользнуло из разжавшихся пальцев и, угодив между электродом и краем отверстия в своде, исчезло в печи.

– И что это за тюленей мне дали? – проворчал Полунин. – Принеси другое зубило.

Яша побежал в кабину, но в дверях столкнулся с Любой.

– Вот, – сказала она, подавая ему зубило, – возьми, Яша.

Полунин срубил третью гайку и, не слезая с печи, принялся за четвертую, последнюю. Яша с Борисом смотрели на него снизу, Яша вспомнил, что он когда-то преотлично работал зубилом в технической станции. А здесь оконфузился… На работу электромонтеров с нетерпением и тревогой поглядывали сталевар, подручные, мастер, начальник отделения. Что все они подумали, когда наблюдали за ним, Яшей, и за Борисом?

– Здесь нам больше делать нечего, – сказал Борис, словно угадав мысли товарища. – Это ад какой-то, а не работа. Пусть меня бросают в печь, но на печь я больше не полезу. Мне жить не надоело. Жариться заживо и слепнуть я не желаю.

– Сейчас мы сдадим комбинезоны обратно в кладовую, – тихо ответил Яша. – Только исчезнуть надо незаметно. Еще стыдить начнут,

– Все-таки мы добровольцы, – успокоил свою совесть Борис. – Нам должны пойти навстречу. Пусть переведут в другой цех. И все эти сороки: «В литейный цех! В литейный цех!» Им-то что, сидят в кабинах, как на даче: «Это вы, ребятки?» – Он сделал гримасу, передразнивая Любу.

– Ой, ребятки, – произнес около них голос Любы, – загрузка кончается, скоро печь включать,

– Хоть сейчас включай, – огрызнулся Борис, – нам не жалко.

– Но шины…

– Отстань, пожалуйста! А хочешь, так сама лезь на печь… запросто.

– Струсили? – тихо ахнула Люба. – Вы глаза раскройте. Здесь сталь варят.

– А мы думали, кисель. Мерси за консультацию.

– А куда она идет? Знаете, сколько из одной плавки брони для танков получается? Мы с Катькой подсчитали. На десять с половиной машин. Вот!

Яша не вмешивался в разговор. Он молчал и, глядя в сторону, покусывал губы.

В это время с печи слез Полунин. Лицо его было совсем черным от пыли, смешавшейся с потом.

– Несите новую шину, – прохрипел он, – она в кабине.

Яша с Борисом, точно сговорившись, бросились за шиной, быстро вскарабкались на печь, общими усилиями отодрали наполовину сгоревшие полосы меди. Поочередно работали напильниками, зачищая нагар с посадочных мест. На юношах дымилась одежда, раскаленные каретки даже сквозь валенки жгли подошвы ног.

Установка новой шины заняла не более пяти минут, но Яше показалось, что они находились на печи целую вечность. Он чувствовал себя так, словно его опалили и снаружи и изнутри.

На площадку друзья спустились чуть живые. Тяжело дыша, они так и плюхнулись на железный сундучок в кабине. Полунин чувствовал себя не лучше. Он сидел с Яшей и поминутно сплевывал черную, как тушь, слюну.

С площадки раздался свист, в окне появилась фигура сталевара с поднятым вверх большим пальцем руки. Он довольно улыбался.

– Какие вы молодцы, ребятки! – похвалила друзей Люба. – Всего на восемь минут задержали. Это пустяки, это я нагоню.

– Работай, работай, – проворчал Полунин, – за приборами следи.

– Ладно, – обратился он затем к Борису и Яше, – сбрасывайте комбинезоны. Давайте христианский вид примем, а то мы и в самом деле на чертей похожи. По пальцу здорово саданул?

– Пустяки, – смутился Яша, – уже прошло.

– Ну-ка, сними рукавицу.

Рука распухла, пальцем было больно пошевелить.

– Ничего, пройдет. Придется вам на тисках с зубилом потренироваться.

Став под освежающие струи душа, Яша испытал необыкновенное наслаждение. С его плеч спадала многопудовая тяжесть, по телу разливалась приятная истома.

– Скажите, – спросил Борис, – часто эти самые горят… как их… шины?

– Да, частенько. Раньше редко горели. А война началась, людей на ремонт не хватает. Хоть разорвись. Да вы не трусьте, ребята, – становясь совсем добрым, сказал Полунин. – У нас не так уж трудно.

– А мы и не трусим, – бодро ответил Борис, – это мы с непривычки такие неловкие были.

– Идите, отдыхайте. Знакомьтесь с народом, с печами.

Но сегодня им было не до знакомства. Остаток смены они просидели на железном сундучке и ушли домой, едва прогудел гудок.