Текст книги "Дорога к звездам"

Автор книги: Борис Фрадкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

«Великий человек велик… тем, что у него есть особенности, делающие его наиболее способным для служения великим общественным нуждам своего времени…

Великий человек… видит дальше других и хочет сильнее других.»

Г. В. Плеханов

Часть первая
Беспокойное детство
1

Окно выходило на улицу, на белый четырехэтажный дом, залитый ярким весенним солнцем. С крыши дома падали капли. Они блестели, как стеклышки, и звон их падения на мокрый асфальт был тоже стеклянным.

Небольшая узкая комнатка вмещала только кровать и стол. В беспорядке расставленные по столу пузырьки издавали острый, тяжелый запах лекарств. На потолке дрожали светлые пятна – отраженные первыми лужами лучи солнца. Стены оставались в тени, с них смотрели серьезные лица Буденного, Чапаева и Маяковского.

Пятна иногда исчезали – легкое облачко набегало на солнце, – потом появлялись снова. Яша застывшими глазами следил за движениями светлых пятен на потолке. Дышал он тяжело; поверх одеяла лежали его похудевшие вытянутые руки. Мальчик болел крупозным воспалением легких. Хотя опасность миновала, чувствовал он себя еще очень плохо.

Утомившись от созерцания пятен, Яша повернул голову. Его воспаленные глаза остановились на строгом лице Чапаева. Мальчик сдвинул густые брови.

– А мне уж и не больно, – произнес он вслух, – пустяки.

Он принялся разглядывать полки, укрепленные вдоль стены. На них стояли различные самодельные приборы: электромагниты, зуммер с ключом для передачи азбуки Морзе, водяная турбина. Там же лежали мотки проволоки, жесть, напильники, плоскогубцы и еще много всяких предметов, необходимых в мальчишеском обиходе для изготовления моделей.

На двух крайних полках находились только книги. На них взгляд мальчика задержался. Яша глазами смерил расстояние, отделявшее его от книг, и, убедившись, что до них с кровати не дотянуться, с огорчением вздохнул. Вздох вызвал острую боль в груди. Лицо мальчика болезненно сморщилось, на глазах выступили слезы. Он полежал немного, сомкнув веки. Затем стал смотреть в окно. Для этого ему пришлось повернуться на бок и слегка приподнять голову. Чистые капли сверкали в лучах солнца. Смуглое, пожелтевшее от болезни лицо Яши прояснилось, глаза оживились.

На улице уже началась весна!

И до чего ему не везло… Ребята сейчас в школе, все вместе, а он еще долгие дни должен лежать в постели и, самое главное, ничего не делать.

Час назад приходил доктор Подкорытов, полный и грузный мужчина с одутловатым лицом.

– Ну-с, Яков Якимов, – приветствовал он мальчика, усаживаясь на стул, – как мы сегодня себя чувствуем?

– Хорошо, – ответил Яша, поглядывая на стул и ожидая, что он вот-вот развалится под грузным телом Подкорытова. Но и на этот раз все обошлось благополучно.

Подкорытов взял тонкую, исхудавшую за время болезни руку мальчика, вытащил из кармана золотые массивные часы и принялся считать пульс.

– Сердце-то, сердце-то какое, – произнес он с удовольствием, обращаясь к матери Яши, которая стояла за спинкой кровати. – Вот оно-то нас и выручает. Сердце не хуже моих часов, но что касается остального – феномен! Дышать теперь не больно?

– Только чуть-чуть, – ответил Яша, чувствуя на себе пристальный взгляд матери, – почти прошло.

– Почти, – усмехнулся Подкорытов. – Какой прыткий. Вот мы сейчас послушаем, что у нас в легких творится.

Он вынул старую деревянную трубку, отполированную долголетним прикосновением пальцев, и пересел со стула на край кровати. Кровать тяжело заскрипела и прогнулась.

– Дело идет на поправку, – сказал доктор, выслушав Яшу, – но в легких еще шумовой оркестр. Случай был крайне тяжелый.

– Совсем он себя не бережет, – пожаловалась мать. – Выскочил на улицу потный, да еще в снегу свалку с товарищами устроил.

– Что же это ты, Яков Якимов? – Подкорытов укоризненно посмотрел на Яшу добрыми отекшими глазами. – И себя не бережешь, и мать не жалеешь? Давно уж пора понять, что здоровьем ты не как все. Организм у тебя слабый, восприимчивый к заболеваниям. А вы, Анна Матвеевна, одевайте его как можно теплее. Одевайте так, чтобы никакой ветер не пробрал.

…Восемь лет назад семья Якимовых перебралась на Урал из далекого Приморья. Работал Филипп Якимов сцепщиком вагонов на небольшой железнодорожной станции близ Сучана. Там когда-то партизанил, бил японцев.

Японцы захватили станцию, и кто-то донес на семью партизана. Анну Матвеевну пытали, хотели узнать, где муж, и, ничего не добившись, бросили в погреб. В полубессознательном состоянии она скатилась вниз по деревянным ступеням и до самой ночи лежала на мокрой заплесневелой соломе, сквозь которую просачивалась снеговая жижа.

Ночью в поселок ворвались партизаны.

Простуда и изощренные побои японцев подорвали здоровье крепкой до того женщины. Долгое время она не покидала постели, мучалась от болей в пояснице. Врачи сказали, что она не будет больше иметь детей. Анна Матвеевна ответила: «Лучше умереть. Только не верю я этому. Порода у нас жилистая».

Ее слова оправдались. Через год она справилась с недугом, а вскоре семья Якимовых увеличилась на одного члена.

Мальчика назвали Яковом. Рос он хилым и, не в родителей, слабым ребенком. Видно, наложил на него отпечаток перенесенный матерью недуг.

От отца Яша унаследовал необыкновенную деловитость. Он постоянно что-нибудь мастерил, подолгу и терпеливо выполняя самые тонкие паяльные работы, наматывал катушки, умел обращаться со слесарным инструментом.

Частые заболевания приковывали Яшу к постели, но и тогда он не оставался в бездеятельности, приводя этим в отчаяние мать. Сколько раз отнимала она у него припрятанную под подушку книгу! Яша читал даже когда лежал с самой высокой температурой, если только ему не становилось уж совсем плохо. Оставшись без книг, он давал волю своей фантазии. Кто же в четырнадцать лет не мечтает о кругосветном путешествии, о военных походах, о необыкновенных изобретениях? Воскресало все прочитанное, а читал Яша много, читал запоем, жадно проглатывая книгу за книгой. Поэтому пищи для фантазии было более чем достаточно. Он мог грезить часами.

Но сейчас была весна. Капли звенели о мокрый асфальт. Звуки не проникали сквозь двойные рамы, но Яша чувствовал, что звоном наполнена вся комната, и от этого звука в нем самом все громче, все радостнее поет неведомая струнка. Предметы в комнате казались обновленными, ярче, чем прежде.

Наступало выздоровление.

Яша снова перевел взгляд на полки с приборами. Сегодня они звали его к себе особенно сильно. Так хотелось поскорее покинуть постель, разложить на столе инструмент и что-то делать…

Яша попытался сесть. Голова кружилась от слабости, в груди все горело. Но сидеть он все-таки мог. Тут открылась дверь и в комнату вошла мать,

– Яша! – испугалась она. – Что же ты делаешь? Разве забыл, что говорил Подкорытов? Хочешь нажить осложнение?

– Я на улицу хочу. – Мальчик сдвинул брови нехотя опустился обратно на подушку.

Вечером с работы пришел отец. Яков услышал его тяжелые шаги и вопрос к матери: «Ну, как?» Анна Матвеевна ответила: «Был Подкорытов. Яше лучше». Отец долго плескался под краном, громко, с наслаждением фыркая. Мать звенела посудой, готовя ужин.

Поднявшись из-за стола, Филипп Андреевич направился в Яшину комнату. Был он высок ростом, смуглый, с проседью в черных волосах и не то чтобы широкоплечий, но мускулистый. В каждом его движении чувствовалась уверенность, немигающие глаза смотрели немножко исподлобья, в упор. Говорил он негромко, глуховато.

Филипп Андреевич сел на стул у изголовья кровати, уперся ладонями в колени.

– Ну, как дела?

– Дела идут, – ответил Яша.

– Дела лежат и болеют. – Филипп Андреевич покосился на дверь и запустил руку в карман штанов. – Держи, изобретатель.

Перед глазами Яши появилась дрель – неоценимая вещь, с помощью которой можно сверлить отверстия не только в дереве, но и в металле.

– А вот тебе и сверла про запас. По дороге купил. Спрячь-ка покуда под подушку, Мать увидит – разворчится.

– Я себя совсем хорошо чувствую, – сказал Яша. – Если бы мама разрешила, так и встал бы даже.

– Лежи, лежи, храбрец. В зеркало себя видел? Один нос остался. Уж очень тебя крепко на этот раз скрутило, Яков. Беда прямо с тобой…

– Я-то тут при чем? Подкорытов говорит, что у меня особая восприимчивость.

– Да уж конечно. Против медицины ничего не скажешь.

Филипп Андреевич полез в другой карман, вытащил свернутую газету, В комнату, вытирая руки полотенцем, вошла Анна Матвеевна,

– Что там пишут? – спросила она.

– Японцы пошаливают, очухались после двадцать второго года. – Филипп Андреевич развернул газету. – Опять пограничный инцидент, на заставу напали. Силы наши прощупывают.

Он стал читать вслух. Даже-в голосе его звучала внутренняя сила. Суровую жизненную школу прошел Филипп Якимов. Начиналась она на Ленских приисках. Там он родился, с детства работал на англичан, во время расстрела, всколыхнувшего всю страну, был ранен в бедро. Отлежавшись, Филипп бежал с Ленских приисков, добрался до Приморья, там женился на дочери сучанского шахтера, помогал подпольным большевистским организациям, дрался в партизанских отрядах.

Теперь Филипп Андреевич работал на железнодорожной станции Южноуральск, формировал составы. Работа была по нему, он любил постоянное движение, любил ощущать четкость и слаженность огромного механизма станции.

– Володя не приходил? – спросил отец.

– Нет, не приходил, – ответила Анна Матвеевна.

Володя был старший брат Якова. Он кончал танковую школу…

2

На этот раз выздоровление, действительно, затянулось. Прошло еще полмесяца, прежде чем Яше разрешили покинуть постель, да и то после долгих слезных упрашиваний.

Соображения Подкорытова насчет возможных осложнений, к которым, безусловно, склонен такой ослабленный организм, пугали Анну Матвеевну, делали ее неуступчивой. Она прислушивалась к каждому слову врача, следила за каждым движением Яши, придумывала для него особую пищу, одевала теплее, бледнела при одном виде царапины на его теле. Филипп Андреевич постоянно ссорился с женой, но встречал такой решительный отпор с ее стороны, что поспешно соглашался.

Анна Матвеевна помогла Яше одеться. Обняв ее за шею, Яша поднялся на ноги. Комната закачалась под ним, все поплыло куда-то. Он поспешно схватился за спинку кровати и сел обратно.

– Те-те-те… – покачал головой Подкорытов, сидевший тут же. – Ослабли мы, ослабли, что и говорить. Окрепнуть бы еще нужно.

– Ты слышишь, что говорит доктор? – Мать умоляюще посмотрела на Яшу. – Приляг, неужели ты не можешь потерпеть еще день-другой?

– Не могу, мама, – Яша снова спустил ноги с кровати. – Я здоров? Здоров. Тогда в чем дело?

Подкорытов собрался уходить. Анна Матвеевна пошла проводить его. Оставшись один, мальчик поспешно ухватился за спинку кровати одной рукой, другой уперся в стул и снова встал на ноги. Пол сразу превратился в палубу корабля, плывущего по бурному морю. Пошатываясь, Яша добрел до стола. Здесь отдохнул, оглядел комнату. Затем он с трудом одолел путь от стола до окна и прижался лбом к прохладной освежающей поверхности стекла.

Яркий весенний день ослепил его. Снега уже не было, на газонах зеленела трава, набухали почки кленов и тополей. Улица выглядела необычно людно. Голубое безоблачное небо, зелень, вымытые стекла в четырехэтажном доме на той стороне – все казалось мальчику необычным, красочным, зовущим.

– Яша! – испугалась Анна Матвеевна, появляясь в дверях. – Ты у окна?

– Ах, да ничего же не случится, мама, – рассердился Яша. – Окно у тебя так проклеено, что ветер скорее сквозь стену пройдет, чем…

– Я эти разговоры давно слышу. Тебе просто нравится мучить меня.

Возвращаясь на кровать, Яша успел по дороге прихватить книгу. Это была «Тайна двух океанов» в отличном тисненом переплете, подарок Володи. Книгу Яша прочел еще до болезни, но он любил перечитывать интересные места или заново просматривать иллюстрации.

Впрочем, от книги его вскоре отвлек условный стук в двери квартиры. Сердце мальчика радостно вздрогнуло. Так умел стучаться только один человек на свете – Борис Сивков, лучший друг Яши.

– Мама, открой! – закричал Яша. – Скорее!

– Спешу, прямо с ног падаю, – проворчала недовольная Анна Матвеевна. – Лежи и жди.

Борис Сивков жил вдвоем с дядей в том самом доме, который стоял через дорогу. Ни отца, ни матери у Бориса не было. Умерли они в один год от туберкулеза. Но Борис рос крепким, отлично сложенным, румяным мальчиком. Дядя его, инженер-строитель, часто ходил на охоту и брал с собой племянника. Борис хорошо плавал, еще лучше стрелял из, ружья, любил бродить по лесу, лазать по деревьям, увлекался рыбной ловлей. Был он очень мирного нрава, уступчив, редко спорил с товарищами. Его по-девичьи голубые глаза смотрели приветливо, ходил он вразвалку, не вынимая рук из карманов.

Борис пришел не один. Следом за ним в дверях показался Михаил Огородов, староста группы, очень серьезный мальчик, с ежиком пепельных волос и суровым взглядом зеленоватых глаз. За спиной Огородова Яша увидел рыжего Алешку Быкова и Кузьму Лекомцева, которого в классе называли просто Кузей.

Огненные вихры Алешки походили на застывшую пену морских волн, его широкое скуластое лицо постоянно ухмылялось, плутоватые глаза не сулили ничего хорошего. Он был мастер выдумывать прозвища.

Борис, сдержанно улыбаясь, подошел к самой кровати и протянул Яше руку.

– Здравствуй, – сказал он, – в гости к тебе пришли. Мы и раньше приходили, да твоя мать не пускала.

– Строгая у тебя мать, – заметил Алешка, разглядывая потолок комнаты.

– Вы садитесь, – попросил Яша. – Прямо на кровать можно.

– На улицу еще не пускают? – спросил Кузя.

– Куда там! Я только на ноги встал.

– Плохо.

– Борька сегодня по математике кол заработал, – сказал Алешка.

– Выскочил, – нахмурился Борис, – доложил…

Алешка вскочил на ноги и отдал Борису честь.

– Так точно, доложил. А ты в следующий раз пойдешь к доске, спичкой в ухе поковыряй – тебе всем классом подсказывали.

– Подсказывали… У Ольги Михайловны много подскажешь. На охоте с дядей проходил, – пояснил Борис Яше. – Целую неделю по лесу шатались. Такая красота!

– А как в технической?

– В технической-то? – Борис смутился и отвел глаза в сторону.

– Да он туда не ходит, – сказал Алешка. – Говорит, без тебя скучища.

– А что, не скучища? – вскрикнул Борис. – Надоело мне одни кораблики строить. Хоть бы еще моторные, а то все парусные, на которых Петр Первый воевал.

– Борис прав, – подтвердил Михаил Огородов, все время рассматривавший модели на полках, – какая это техническая станция? Мне тоже кораблики надоели. Вон, смотрите, какие интересные штуки у Яши стоят, совсем другое дело. А Григорий Григорьевич, кроме корабельных моделей, ничего знать не хочет.

– Как же быть? – спросил Яша,

– Другого руководителя нужно. Друзья помолчали.

– Ты что читаешь? – спросил Михаил, протягивая руку к раскрытой книге. – Ух, какая красивая! «Тайна двух океанов»… Дашь почитать?

– Что ж… возьми. А пионерские сборы были?

– Были, – протянул Борис, – только давно. Уж и не помню когда. Как ты заболел, так, по-моему, один раз всего и собирались. Вожатый тоже хорош.

– Вася-то? – подхватил Алешка. – Ему с нами скучно. Иду это я вчера по улице, а он идет мне навстречу. Заметил меня и сразу за угол свернул, будто туда ему и нужно. Хорош, да?

– Наши вчера шестому «А» в футбол саданули, – сказал Кузя, – восемь – два в нашу пользу. Любо-дорого!

Друзья долго бы еще обменивались новостями, но появление в комнате Анны Матвеевны положило конец разговору. Она объявила, что на сегодня хватит. Протесты Яши не возымели на нее никакого действия.

Встреча с товарищами взбудоражила мальчика. Он снял с полки последнее свое творение – водяную турбинку и, положив на колени, долго размышлял над нею. Брови его при этом все время были в движении, на лбу собирались морщинки – признак напряженных поисков. Забывшись, он жестикулировал и шептал что-то, кивая головой. Можно было подумать, что Яша обсуждает свои замыслы не в одиночестве, а в кругу товарищей, которые только что ушли.

3

Когда Яша подошел к дверям класса, уже прозвенел звонок и все ребята сидели за партами. Яша осторожно приоткрыл двери, в классе наступила тишина. Мальчики и девочки думали, что входит учитель. Увидев Яшу, они загудели: «О-о-о!», повскакали из-за парт и обступили его. За сорок дней болезни Яша отвык от школы и теперь стоял смутившийся, точно новичок.

– Яшка-дохляшка пришел! Яшка-дохляшка пришел! – загудел Колька Чупин, первый драчун в школе и капитан классной футбольной команды. Он хлопал крышкой парты и притоптывал ногами, создавая половину всего шума. – Ура Яшке! Качать дохляшку!

– Окончательно выздоровел? – спросил Мишка Огородов.

– Как дела на том свете? Все в порядке? – высовываясь из-за спины Огородова, спросила Томка Казанская, полная и хитроглазая девочка.

– Для порядка тебя там не хватает, – отрезал Яша. Класс отозвался одобрительным хохотом. Тут кто-то заметил входящую Ольгу Михайловну. Точно по мановению волшебной палочки класс оказался на своих местах. Наступила тишина.

Ольга Михайловна, преподавательница математики, полная краснощекая женщина, степенно подошла к столу и медленно, с достоинством, опустилась на стул. Ученики ее побаивались.

– Начнем урок.

Шорох раскрываемых тетрадей, и снова тишина.

На перемене, как и прежде, Яша задержался, кончая заданные примеры. Он обладал медлительностью, не свойственной никому в семье Якимовых.

Покончив с примерами, Яша направился было к дверям, но тут обратил внимание на сверток, лежавший на окне. Он был завернут в двойной лист из журнала «Техника – молодежи». На отогнувшемся крае листа мальчик прочел жирный заголовок: «Самодельный фотоаппарат». Нечего и говорить, что заголовок заинтересовал Яшу. Отец выписывал ему и «Технику – молодежи», и «Пионерскую правду», но ни в том, ни в другом описания самодельного фотоаппарата мальчику не попадалось. Он остановился у окна и стал осторожно развертывать сверток.

– Ребята! – раздался за его спиной возмущенный голос Женьки Мачнева. – Смотрите: Якимов мой завтрак ворует. Вот ворюга. Смотрите!

Яшу точно обдали кипятком. Он стремительно обернулся и увидел любопытные лица ребят, заглядывающих в класс. Друзей Яши среди них не было.

– Дурак, – сказал Яша, продолжая развертывать сверток, – мне не нужен твой завтрак. Я только посмотрю, что тут про самодельный фотоаппарат написано.

– Отдай! – крикнул Женька.

Он подскочил к Яше и выхватил сверток из его рук. Вокруг спорщиков собрались мальчишки.

– Не стыдно? – продолжал кричать Женька. – Не стыдно, а? Думаешь, за тебя Сивков заступается, так тебе уж и чужие завтраки можно жрать? Тебя, наверно, мать совсем заморила, что ты такой тощий. На пирожные всякий найдется.

– Я только хотел у него посмотреть страницу журнала, – пояснил Яша, с трудом сдерживая нервный озноб и закипающий гнев. – Пирожными меня не кормят, но мне наплевать на них.

– Ага, не кормят… Вот, вот, смотрите. Видите, кусочек откушен?

Он стал показывать всем ребятам пирожное, от которого, действительно, был откушен уголок.

– Эх, ты, не стыдно, а?

Яша стиснул кулаки, он с трудом удерживал себя, чтобы не ударить Женьку. Слабее Яши в классе никого не было, а болезнь довела эту слабость до предела. Колени его дрожали, он еще неуверенно стоял на ногах. Как ни труслив был «маменькин сыночек», он понял, что может совершенно безвозмездно наказать своего противника.

И Женька перешел в решительное наступление.

– Вот как дам в ухо, – сказал Мачнев, поглядывая то на Яшу, то на обступивших их мальчиков и девочек, – тогда будешь знать, как жрать чужие завтраки. Вот стукну сейчас, и все! Подумаешь, тоже, явился.

– Не дашь, струсишь, – поддразнил его Колька Чупин,

– Нет, дам!

Тогда Яша решил сам разрядить напряжение. Он шагнул к Женьке, выставив вперед сжатые кулаки. В глазах Женьки мелькнул испуг, минутная нерешительность задержала его, а когда он собрался снова перейти в наступление, в классе появился Борис Сивков. Он протиснулся к Женьке, схватил его за шиворот и дал такого пинка, что Мачнев отлетел к дверям. По дороге ему подставил ногу Колька Чупин. Женька растянулся, придавив сверток с пирожными. Поднявшись на ноги, он принялся развертывать бумагу. Увы, пирожные превратились в бесформенное месиво и сразу стали несъедобными для брезгливого и привередливого Женьки.

– Ничего, – посочувствовал ему Колька, – так даже вкуснее будет.

Прозвенел звонок, мальчики и девочки сели за парты.

– А что, собственно, случилось? – спросил Борис Яшу. Выслушав объяснения, он мрачно посмотрел в сторону Женьки.

– Болван какой.

– Хуже, -возразил Яша. – Он негодяй.

– Подожди-ка.

Борис вырвал из тетради листок и написал: «Сейчас же передай сюда бумагу, в которую завернут твой винегрет». Записку переправили Мачневу. Тот прочел ее и презрительно поморщился. Он все еще держал в руках сверток с пострадавшими пирожными.

Теперь Женька получил возможность досадить и Яше и Борису. Он развернул журнальный лист и, пока Ольга Михайловна объясняла новую теорему, с огорченным лицом начал выбрасывать под парту содержимое свертка. Борис с Яшей переглянулись: на Женьку это не походило, он был страшно упрям, если только ему не грозила немедленная расправа. А уж во время урока Сивков, конечно, ничего не мог ему сделать. Что касается более далекого будущего, то в него Мачнев не заглядывал, полагаясь на милосердие противника и свои быстрые ноги.

Расставшись с пирожными, Женька приподнял журнальный лист, чтобы Яша и Борис могли видеть, что он делает, и медленно, не производя шума, разорвал лист пополам. Каждую половинку он разорвал еще раз пополам и так рвал до тех пор, пока перед ним на парте не образовалась куча мелких обрывков. После этого он подпер кулаком подбородок и стал внимательно слушать объяснения Ольги Михайловны.

– Г-г-гадюка! – скрипнул зубами Борис. – Ну, ладно!

– Та-ра-ра, – Яша заерзал на парте. – Сейчас мы его попутаем.

Он торопливо оторвал клочок от задней странички тетради и написал на нем только одно слово: «Дунь!» Пока Борис соображал, что это означает, записка перекочевала к Кольке Чупину, который сидел позади Женьки. Прочтя записку, Колька даже зажмурился от предстоявшего удовольствия. Потом он перегнулся через свою парту и неожиданно дунул на Женькину кучку. Над партой Женьки поднялось белое облако. Гул восторга прокатился по классу. Ольга Михайловна прекратила объяснение теоремы и повернулась от доски к мгновенно замершему классу. Она тотчас же заметила на полу обрывки бумаги.

– Кто это сделал? – спросила она.

И хотя фискальство в шестом «Б» считалось позорным, никто не осудил Кольку, ответившего:

– Это Мачнев безобразничает, Ольга Михайловна. При этом лицо Чупина осталось совершенно невозмутимым.

– Кто разрешил тебе сорить в классе, да еще во время урока, Мачнев?

– Я я не сорил… Это…

Женька обернулся к Чупину, но Колька, сладко улыбнувшись, показал ему из-под парты кулак.

– Я нечаянно, Ольга Михайловна, – чуть слышно пробормотал Женька.

– Немедленно собери все до последней соринки.

Женька поспешно опустился на пол и начал собирать обрывки бумаги.

– Эх, – вздохнул Яша, с улыбкой наблюдая за ползавшим по полу Женькой. – Жаль листки. Кроме заголовка, я ничего не успел разглядеть. Придется где-то журнал разыскивать.

– Да чего особенного, – успокоил его Борис, – не иголка же. Найдешь.

Весь день после школы Яша потратил на поиски журнала с описанием самодельного фотоаппарата. Он начал со своих журналов, но ничего в них не нашел. Пришлось пойти в библиотеку. Там ему дали подшивки за два года, только и в них не оказалось самодельного фотоаппарата.

Наконец поиски Яши заинтересовали библиотекаря. Когда он объяснил, в чем дело, она пожала плечами и сказала, что более бестолкового мальчика не встречала. Оказалось, по фотографии в библиотеке имеется целая полка книг. Библиотекарь унесла подшивки журналов и вернулась с кипой книг толстых и тонких, с картинками и без картинок. У Яши глаза разбежались. Тут было все: и как снимать, и как проявлять негативы, и как делать отпечатки, но все-таки описания самодельного фотоаппарата не оказалось.

Вечером приехал Володя. Ростом и внешностью он был в мать: невысокий, светловолосый, с чистым матовым лицом, тонким носом, красивыми изогнутыми губами. Только кулаки у него были отцовские: хоть и небольшие, но тугие, как свинчатки. И ходил он по-отцовски – уверенной хозяйской поступью.

Прежде всего он протянул Яше новую книгу «Повелитель мира» Беляева, потом обнял мать за плечи и провел ее в комнату.

Увидев на столе Яши книги по фотографии, Володя удивился.

– Что это может значить? – спросил он.

– Хочу заняться фотографией, – пояснил Яша, – вот изучаю.

– Тебе, что, отец фотоаппарат купил?

– Еще чего не хватало, – заворчала Анна Матвеевна. – Я их тогда вместе с аппаратом из дому погоню.

– Аппарата у меня нет, – сказал Яша, – но если ты хочешь сделать мне подарок, я тебе могу объяснить, какой аппарат лучше.

– Да? – Володя рассмеялся. – А у тебя губа не дура… Что ж… лет эдак через десять после окончания школы… при благоприятных обстоятельствах, разумеется…

– Он будет у меня значительно раньше, – отрезал Яша. – Я его сам сделаю.

– Температура у него? – с наигранным беспокойством спросил Володя Анну Матвеевну. – Или осложнение на это самое? – он покрутил пальцем над своим ухом.

– Я только не знаю, где достать линзы, – вздохнул мальчик, стараясь не обращать внимания на шутки брата. – Поможешь?

– Что же, линзы я тебе достану, только употреби их на что-нибудь поумнее. Кто же делает самодельные фотоаппараты? Ну, сам посуди: это же такая тонкая штука. И кто только тебя надоумил?

– Пирожные.

– Как, как?

Яша рассказал ему историю с Женькой Мачневым. Ох, уж и смеялся Володя. Он уперся руками в бока и раскачивался, будто у него живот схватило. Глядя на него, не выдержала и Анна Матвеевна.

– Ладно, – сказал Володя, отдышавшись, – принесу я тебе линзы.