Текст книги "Шпион, которому изменила Родина"

Автор книги: Борис Витман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Как известно, для подготовки и осуществления этого замысла участники заговора решили в качестве прикрытия использовать официально разработанный еще в 1943 году и одобренный Гитлером план под кодовым названием «Валькирия». План предусматривал меры на случай внутренних беспорядков в самой Германии или высадки десантов.

Согласно плану «Валькирия», армия резерва по боевой тревоге должна была обеспечить безопасность важнейших объектов и уничтожить появляющегося противника. В нашей стране почти не знают о том, что тем планом решили воспользоваться и австрийские антифашисты. Обо всем этом подробно написано в книге Ф. Фогля «Участие военных в антифашистском движении в Австрии в 1938–1945 годах». Некоторые эпизоды, а точнее подробности, не известные мне, воспроизведены по этой книге. В Вене, при генеральном штабе резервной армии, была создана подпольная антигитлеровская группа. В нее вошли, насколько мне известно, в основном австрийские офицеры. Руководил группой офицер генерального штаба майор Карл Сцоколль. Впоследствии он возглавил общее австрийское движение Сопротивления, объединив военную группу с гражданскими отрядами, он был известен как «Майор Сокол».

По данным историка Ф. Фогля, майор К. Сокол подготовил план свержения нацистского режима в Австрии.

Несмотря на огромные трудности, к лету 1944 года план был почти осуществлен и открывал возможность активных действий по свержению власти нацистов. К началу 1944 года на территории Австрии находилось уже около десяти надежных батальонов и выдвинутых к Юго-Восточному фронту трех дивизий и двух бригад из австрийцев, подготовленных для осуществления плана Сокола. Этот план мог иметь успех уже летом 1944 года, если бы покушение на Гитлера удалось. После неудавшегося покушения стремление к свержению нацистского режима в Австрии не угасло.

Сокол продолжал осуществление своего плана, предусматривающего:

– концентрацию австрийцев, находящихся в вермахте, на территории Австрии, назначение их на ключевые посты;

– срыв строительства оборонительных сооружений вокруг Вены;

– создание австрийских боевых подразделений для участия в активных действиях по освобождению Австрии, внедрение борцов Сопротивления в войсковой и гражданский полицейский аппарат;

– создание складов оружия, боеприпасов, горючего;

– предупреждение о розыске участников Сопротивления со стороны полиции и гестапо;

– подготовка к внедрению гражданских групп в военные организации для участия в спецзаданиях по освобождению;

– способствование продвижению Советской Армии.

Сокол и его единомышленники знали о заговоре в Берлине и о готовящемся покушении на Гитлера. Они ждали условного сигнала, чтобы действовать одновременно. Однако неудача покушения и раскрытие заговора в Берлине сорвали эти планы.

Тем временем фронт неотвратимо приближался к границам Австрии. Регулярные части вермахта еще оказывали на этом участке фронта некоторое сопротивление, но многие из них были явно деморализованы. Дезертирство здесь приняло массовый характер. По данным военных комендатур, в Вене к началу 1945 года находилось от десяти до тридцати тысяч дезертиров [12]12
  Из публикации Фридриха Фогля, 1977 г.


[Закрыть]. С одной стороны, это был результат стремительного наступления советских армий, а с другой – работа среди солдат вермахта, проводимая австрийскими антифашистами. Движение Сопротивления заметно ширилось. В ответ нацисты усилили репрессии. Непрерывно заседали военные суды, выносили смертные приговоры. Продолжалась тотальная мобилизация. Под ружье ставили всех – стариков, женщин, подростков.

Усиливая Венское направление, германское командование пыталось ослабить удары советских войск на центральном Берлинском направлении, выиграть время для подготовки и нанесения контрудара. Для этого ставка Гитлера решила превратить Вену в мощный оборонительный рубеж, способный задержать продвижение наступающих армий. Основанием для такого решения послужило выгодное для обороны расположение Вены. Река Дунай и старица Альте Донау превращали часть города в остров, который возвышался над равнинными подступами к нему. Эти природные условия создавали серьезные препятствия для штурма и могли отдалить День окончательного разгрома фашистов.

Майору Соколу стал известен план гитлеровского командования и то, что оно решило заменить деморализованные части вермахта свежими частями СС из резерва ставки. Этот резерв – танковая армия и пехотные соединения под общим командованием генерала Зепа Дитриха, был уже на пути в Вену. Передвижение войск проходило в полной секретности. Одновременно поступил приказ о выводе из города частей венского гарнизона. В приказе также говорилось, что все мосты через Дунай должны быть заминированы и взорваны после ухода частей гарнизона, кроме одного моста. Его надлежало взорвать сразу же по приходе частей СС, с тем чтобы превратить город в крепость и отрезать даже своим войскам все пути к отступлению.

Осуществление гитлеровского плана означало превращение Вены, сокровищницы мировой культуры, в руины, с десятками, а может быть, и сотнями тысяч напрасных жертв.

Для того чтобы сорвать эти планы, требовалось:

– задержать армию Дитриха хотя бы на несколько часов;

– ускорить вывод войск гарнизона из города;

– обеспечить беспрепятственный проход ударного отряда советских войск через линию фронта на участке, где оборону занимали австрийские части;

– сохранить мост через Дунай для вступления советских частей в город, в тот малый промежуток времени. когда в нем вообще не будет никаких войск.

Для выполнения этой задачи, а точнее задач, австрийское движение Сопротивления должно было срочно установить контакт с советским командованием. Сокол принимает решение направить через линию фронта своего связного. Выбор пал на обер-фельдфебеля Фердинанда Кеза. С ним Сокол познакомился еще в 1934 году, когда был курсантом военного училища. Тогда Кез был его командиром.

В конце 1944 года Сокол добился перевода Кеза в Зену, к себе в семнадцатый военный округ, на должность референта по созданию народно-ополченческой гренадерской дивизии. Кез вспоминал, что еще раньше в доверительной беседе с ним Сокол высказал решение связаться в нужный момент с командованием Красной Армии. И вот теперь такой момент настал.

2 апреля 1945 года Кез получил задание майора Сокола установить контакт с командованием 3-го Украинского фронта и передать предложение австрийского движения Сопротивления о совместных действиях при освобождении Вены и предотвращении разрушения города Кез должен был также передать копию секретного плана обороны Вены с расположением обороняющихся частей. Сопровождать Кеза добровольно вызвался шофер майора Сокола, обер-ефрейтор Иогань Райф.

Вот что об этом визите в штаб маршала Толбухина мне известно по рассказу Фердинанда Кеза:

– Вечером второго апреля мы выехали в направлении Глогнитца на служебной машине майора Сокола «Оппель-Олимпия» с армейским номерным знаком. В маршрутном предписании указывалось, что мы направляемся на поиски штаба венгерской части, с которой была нарушена связь. В пути нас несколько раз останавливали для проверки документов. В Глогнитце из разговора с начальником заградительного отряда стало известно, что русские находятся на северо-восточной окраине Земмеринга. Продвигаясь не по основной, а по параллельным дорогам под покровом ночи, мы достигли Земмеринга на рассвете третьего апреля.

С крыши отеля «Панганз» на возвышенности, в нейтральной полосе, я в бинокль точно установил, по вспышкам выстрелов и следам трассирующих пуль, где проходит линия фронта. Местность я знал хорошо и решил пересечь передовую линию обороны возле Крестовой горы. Как только мы выехали на вершину возвышенности, нас почти одновременно обстреляли и с немецких, и с русских позиций. Под обстрелом с обеих сторон мы выпрыгнули из машины и покатились по склону, пока не очутились перед двумя советскими солдатами. Нас обезоружили и с поднятыми руками препроводили на командный пункт части. Тут я обнаружил, что моя полевая сумка с картами и документами, необходимыми для ведения переговоров, осталась в машине. Это практически срывало выполнение задания Сокола. Под огнем с двух сторон я дал осечку.

На командном пункте, возле небольшого костра, сидели несколько человек. На костре разогревался чай. Командир в чине младшего лейтенанта выслушал доклад конвоиров и разрешил нам опустить руки. Он вполне разборчиво, по-немецки, предложил чаю и сигареты. Я воспользовался тем, что командир знал немецкий язык, и рассказал ему о порученном задании и о сумке с документами, оставленной в машине. Младший лейтенант тут же приказал двум бойцам отправиться за сумкой. Не прошло и часу, как они вернулись и вручили мне заветную сумку в полной сохранности.

За это время командир связался по телефону с начальством. Очевидно, он получил соответствующие указания, и нас отправили дальше, сперва пешком, затем на машине, с занавешенными окнами, в сопровождении уже двух полковников. К вечеру нас доставили в какой-то населенный пункт, где я изложил генерал-лейтенанту суть наших предложений. Поздно вечером того же дня нас повезли в Хохволькерсдорф, в штаб фронта, где тут же, не дожидаясь утра, приступили к переговорам. Их вел член военного совета, генерал-полковник Желтов в присутствии генерал-лейтенанта, генерал-майора и двоих старших лейтенантов переводчиков.

Сначала ко мне отнеслись с недоверием. Долго расспрашивали об обстановке в Австрии до 1938 года и моих политических взглядах. Затем перешли к существу дела. Но недоверие еще проявлялось в замечаниях и вопросах генерал-майора [13]13
  Бывший начальник политуправления 3-го Украинского фронта И. С. Аношин.


[Закрыть]. Он все время прерывал меня и своей подозрительностью вывел из себя. Даже заставил повысить голос. После этого, как ни странно, установилась атмосфера нормального доверия. Советское командование тут же связалось со штаб-квартирой фельдмаршала Александера в Италии, и договорилось о приостановке бомбардировок Вены союзной авиацией. Была также гарантирована сохранность объектов и линий высокого напряжения в зоне действия советских войск. После решения этих и других общих вопросов мы перешли к детальному обсуждению предложений по совместным действиям при освобождении Вены.

Суть этих предложений отражена на карте, доставленной Кезом в штаб маршала Толбухина (стр. 151).

Представленная копия карты является одновременно секретным планом обороны Вены и предлагаемым Соколом планом ее быстрого освобождения с малыми потерями и минимальными разрушениями". В этой карте квинтэссенция простого замысла. Тут стоило рисковать. На карте основная линия обороны, со стороны наступающих с юго-востока главных сил 3-го Украинского фронта, и кольцо обороны вокруг города Вены – заштрихованы По предлагаемому плану крепость (заштрихованное кольцо) следовало брать не в лоб (как это часто бывало, и на что рассчитывали немцы) с юго-востока (стрелки А, С и Е), а с запада, откуда удар менее всего ожидался и оборона была значительно слабее. Кроме того, в линии обороны Сокол обозначил участки «а» и «в», обороняемые австрийскими частями. Их командиры были подготовлены к пропуску советских частей без сопротивления К чести маршала Толбухина, он принял во внимание план Сокола, и на его основе был выработан совместный план действий. Из приведенных здесь воспоминаний Кеза следует, что этого удалось достичь в значительной мере благодаря члену военного совета фронта, генерал-полковнику Желтову, которому было поручено вести переговоры с посланцем Сокола. Если бы на его месте оказался начальник политуправления генерал-майор Аношин, то очень может быть, что Кез был бы расстрелян как провокатор или шпион Ну а крепость, как у нас заведено, брали бы в лоб, не считаясь с потерями. И все «За Ро-о-о! За Ста-а-а!»– орут-то не погибшие, не искалеченные, а уцелевшие или вовсе не участвующие в сражении. А потери могли быть огромные. Для обороны Вены была направлена отборная эсэсовская армия, из личного резерва фюрера, под командованием не только опытного, но-и удачлнвоги генерала Дитриха.

Секретная карта вермахта обороны Вены с предложенным К.Соколом планом ее высвобождения

Не знали и не знают до сих пор наши матери, кому они должны были бы поклониться, не только «За Освобождение Вены!», а за то, что десятки тысяч их сыновей, мужей и братьев не сложили свои головы в последние недели войны, при освобождении столицы Австрии Мы же любим, любим – прямо трясемся, чтоб единственно и только нас благодарили за все и всяческие освобождения.

Странно только, почему же и Толбухин, и Желтов, и тот же Аношин сразу забыли, как вычеркнули из памяти и Сокола, и Кеза, и других австрийских патриотов-антифашистов. в том числе и казненных Бидермана, Гута, Рашке – не доживших до победы всего одного дня и одной ночи,

У каждого из повешенных на груди щиток с надписью: г «Я СОТРУДНИЧАЛ С БОЛЬШЕВИКАМИ» – это для уличного соглядатая, но по суш не в этом было дело: немецкий военно-полевой суд обвинил их в «срыве обороны города и в измене государству».

Традиция у пас, что ли, такая – забывать?.. Или кто-то специально ничего не знает и знать не хочет?.. Чего тогда удивляться, что и своих единокровных постоянно забываем, не то что не чтим, порой и не хороним по полвека… А то и сами казним.

Из рассказа Фердинанда Кеза:

«Переговоры в штабе командующего фронтом генерала Толбухина продолжались примерно до четырех утра 4 апреля. После небольшого перерыва они были продолжены и закончились только к вечеру. Уже темнело, когда мы в сопровождении старшего лейтенанта и около сорока бойцов на грузовиках отправились в обратный путь через Винернойштадт на Зоос. В целях маскировки на нас были советские шинели и меховые шапки.

Поздним вечером того же дня кортеж прибыл в Зоос недалеко от места, где 3 апреля мы пересекли линию фронта. Нам вернули пистолеты и отобранные при пленении вещи. Было решено линию фронта пересечь в районе Линдкогель. Нам дали трофейный немецкий автомобиль той же марки, что и наш подбитый. Но вскоре его пришлось оставить из-за того, что дорога в лощине оказалась заблокированной. Дальше мы пробирались уже пешком. Обошли отступающие немецкие части прикрытия и рано утром 5 апреля вышли к перекрестку дорог. Отсюда на попутной машине добрались до Алланда. Здесь я предъявил свое удостоверение командиру эсэсовской части, они готовились занять оборону, и попытался убедить его дать нам машину для следования в Вену; Я сказал ему, что дело чрезвычайно важное и не терпит ни малейшей проволочки. Я говорил ему истинную правду, но все мои доводы успеха не возымели. Пришлось снова ловить попутную. Вскоре мы остановили автомобиль. За рулем сидел человек в коричневой форме СА, а рядом с ним нацистский крейслейтер [14]14
  Партийный руководитель округа.


[Закрыть]. Они бежали из Винернойштадта, Они тоже не хотели… Тогда пришлось вытащить пистолет для большей убедительности, после чего крейслейтер согласился довезти нас до Вены. Днем 5 апреля нас высадили на углу Ринг-Бабенбергерштрассе».

Известие о контактах со ставкой маршала Толбухина быстро разлетелось по отрядам Сопротивления. Вечером 5 апреля Сокол созвал экстренное совещание военных. Обсуждались результаты переговоров. Распределили обязанности в совместных боевых действиях. Последние донесения о том, где проходит линия фронта, свидетельствовали, что советское командование учло сведения австрийской стороны и уже начало действия по срыву плана гитлеровцев. Наступил удобный момент для восстания.

В полночь совещание военных закончилось, и его участники разъехались, чтобы сделать последние приготовления. Майор Сокол отправился на переговоры с представителями гражданских групп движения Сопротивления. Спустя некоторое время в небе вспыхнули красные и белые ракеты. Это был условный сигнал с советской стороны о готовности к началу операции. В ответ, как было условлено, в разных частях города в небо взлетели зеленые ракеты. Соколу доложили о сигналах. Майор сделал несколько распоряжений и снова уехал в штаб гражданских отрядов, чтобы поторопить их с началом выступлений.

Не прошло и часа после его отъезда, как стало известно об аресте одного из ближайших соратников Сокола, майора Бидермана. Очевидно, среди военных оказался доносчик. Нужно было спешить с началом активных действий, пока нацисты не арестовали все руководство Сопротивления. Кез отправился на поиски Сокола, чтобы предупредить его об опасности и необходимости немедленного выступления. Но найти его он не смог. Сокол вернулся только под утро и сообщил, что договорился со штабом гражданских отрядов о начале выступления в восемь вечера и что срок изменить нельзя. Он передал Кезу оперативный план восстания, согласованный с представителями всех боевых групп.

План предусматривал:

20 часов – в районах Зиммеринг, Мандлинг, Фло-ридсдорф боевые группы занимают исходные позиции для содействия вступлению в город Советской Армии;

21 час – сооружение баррикад в центральной части города;

21 час 30 минут – занятие важнейших правительственных зданий, арест оставшихся в городе руководящих нацистов;

23 часа 30 минут – передача города частям Советской Армии, воззвание к населению.

Сокол сделал еще несколько устных распоряжений и снова уехал… Кез отправился в арсенал – там размешалась резервная боевая группа – и передал приказ Сокола ее командиру: срочно направить караул в штаб округа, в распоряжение обер-лейтенанта Рашке для охраны здания штаба.

Выполнив поручения, Кез вернулся в штаб округа. При входе в здание путь ему преградили часовые в форме СС. От знакомого унтер-офицера Хубера Кез узнал, что в здание ворвались эсэсовцы, арестовали гауптмана Гута и обер-лейтенанта Рашке, а теперь ищут его и Сокола. Естественно, Кез не стал дожидаться, пока его опознают и схватят. Он тут же покинул здание и направился на поиски Сокола. Надо было успеть предупредить его о захвате эсэсовцами помещения штаба.

13. ПОМНИТ ВЕНА

Тем временем в боевых отрядах гражданского движения Сопротивления шли последние приготовления. Нашему отряду предстояло 6 апреля в 21 час 30 минут вынести из строя несколько артиллерийских огневых точек, размещенных в черте города.

Я уже упоминал о югославском партизане Марко. Это был сдержанный, не очень разговорчивый, интеллигентный человек. Я бы сказал, замкнутый и властный. Но мы близко сошлись с ним и австрийские товарищи даже считали нас давними знакомыми.

Марко и мне досталась зенитная батарея, установленная в восемнадцатом районе Вены.

Рано утром 6 апреля я направился в гараж к Вилли. Там мы должны были обсудить план предстоящей операции. Решили, что сначала надо все хорошенько разузнать. Я выбрал из свободных машин, чьи владельцы бежали на запад, серенький быстроходный «Штайер» и поехал за Эрной. Это была замечательная девушка– она помогала нам и в печатании листовок, и в их распространении. Не было случая, чтобы она отказала нам в какой бы то ни было помощи. Для предварительной разведки я решил взять ее с собой и покрутиться возле батареи под видом влюбленной парочки. Эрна была дома. Она спокойно выслушала мое предложение и сразу согласилась не только прогуляться со мной возле батареи, но и принять участие во всей операции.

Честно говоря, нам особенно-то притворяться не пришлось бы, мы давно уже нравились друг другу. Она мне казалась голубоглазым воплощением этого сказочно-красивого города на Дунае. Волны ее золотистых волос, спадающие на плечи, дурманили голову. Но «долг превыше всего!», и мы корчили один перед другим «непринужденность товарищеских отношении».

Марко решили пока не беспокоить. После побега из концлагеря он скрывался на квартире у надежных друзей, и рисковать лишний раз было ни к чему.

На машине мы подъехали почти к самой батарее. Вышли и не спеша стали пробираться сквозь невысокий кустарник. О нашей роли влюбленных мы не забывали… Впереди, на возвышенности, виднелось четыре орудийных ствола. Это были зенитные орудия восьмидесяти-миллиметрового калибра, предназначенные для стрельбы по воздушным и наземным целям. Снаряд такой пушки свободно пробивал броню среднего танка. Возле орудий суетились несколько солдат в серо-сиреневой униформе «люфтваффе» [15]15
  Военно-воздушные силы вермахта включали и зенитные войска. Униформа «люфтваффе» отличалась серо-сиреневым цветом.


[Закрыть]. Мы почти уперлись в бетонный бруствер, когда нас остановил окрик часового. Причем это был девичий голос. Оказалось, что вся орудийная прислуга состояла из совсем молоденьких девушек. В глубине площадки виднелась палатка. Возле нее, на веревке, были развешаны предметы женского туалета. Нас с Эрной, как мы и рассчитывали, приняли за влюбленную пару. Последовали завистливые возгласы и шутливые намеки. Я как бы засмущался-затуманился, и это вызвало еще более непринужденные шуточки и смех. По говору и степени общительности можно было безошибочно определить, что это были австриячки. Я подхватил игривый тон и выразил удивление, что вижу таких крепких, таких привлекательных девчат не в нарядах, не в объятьях здоровых парней, а в постылой униформе, среди торчащих пушек! Мои довольно плоские остроты попали в цель и имели успех. Завязался разговор, девушки разоткровенничались, а их старшая, ее звали Гизела, рассказала, что первоначально они учились на курсах гражданских связисток, но из-за тотальной мобилизации были переведены в группу зенитчиц. После ускоренной подготовки их направили на батарею, а начальником поставили старого прусского вояку из «народных гренадеров». Причем он уже третьи сутки не появлялся на батарее, и они предполагают, что он, как и многие другие наши, драпанул на запад со страха перед русскими. Они не знают, как им быть, а пока рады отдохнуть от муштры и похотливых приставаний этого «народного козла».

Я спросил:

– А как вы сами относитесь к русским?

– Мы их очень боимся, – ответила Гизела. – Нам сказали, что они не щадят ни женщин, ни детей. И вообще, говорят, это дикий народ с дикими нравами!

– Ну как вы могли поверить этой чепухе? – возразил я. – Русские – обыкновенные люди, такие же. как вы, как Эрна и я. Вам их нечего бояться. Если, конечно, вы не будете стрелять в них. Отправляйтесь по домам и ничего не бойтесь. Ведь через два-три дня русские будут здесь – в Вене.

Я задал несколько вопросов о других батареях, расположенных в этом районе. Выяснилось, что до ближайшей батареи с кадровым мужским составом примерно с полкилометра напрямую, если пробираться через кустарник, а по дороге в объезд – все три. Мы дружески распрощались, и уже на ходу Эрна не удержалась и крикнула:

– Можете не сомневаться в том, что сказал мой друг, он сам русский. Прямо из Москвы! – Эти слова вызвали смех у зенитчиц, они приняли их за еще одну шутку

Мы сели в машину и поехали на Зойленгассе к Марко. Я рассказал ему о результатах нашего посещения батареи и высказал свои сомнения:

– С какой стати мы будем штурмовать эту бабскую обитель? Да им свистни, и они сами разбегутся…

Мы решили обратиться в штаб группы с просьбой дать нам другое дополнительное задание, более серьезное, например ликвидировать соседнюю, мужскую батарею. Вместе с тем мы понимали, что оставлять эту женскую батарею просто так нельзя. Завтра девчонок заменят эсэсовцами, и тогда… Надо воспользоваться благоприятным моментом и, не применяя оружия, сделать всю батарею небоеспособной, а затем уж браться за другую. На том и порешили.

Не теряя времени, мы с Эрной отправились в штаб группы, там доложили о результатах разведки и получили дополнительное задание.

В штабе не только согласились с нашим предложением, но и выделили в помощь еще троих товарищей Правда, я рассчитывал на большее количество бойцов, но меня заверили, что на батареях серьезного сопротивления не будет: венский гарнизон деморализован, а нацистское руководство устремилось на запад, опасаясь расправы.

По счастливому совладению, один из наших товарищей жил недалеко от мест а расположения второй батареи, и он мог наблюдать за ней в бинокль из своего окна. Теперь мы располагали исчерпывающими данными о второй батарее: в дневное время там находилось не более десяти-двенадцати человек, а начиная с вечера и до утра оставалось только три человека охраны Пушки были тщательно замаскированы. Нам стало известно, что батарея предназначалась для поражения только наземных целей и не должна была демаскировать себя раньше времени ни при каких обстоятельствах.

Обсудив подробный план действий, мы решили отказаться от предварительной разведки, чтобы заранее не вспугнуть опытных солдат и самим лишний раз не рисковать. Договорились о встрече вечером.

Домой мне ехать не хотелось, и я предложил Эрне пообедать в какой нибудь закусочной, но она тоном, не Допускающим возражений, заявила, что мы едем к ней.

Эрна жила с матерью в небольшой квартире на третьем этаже. Она усадила меня на тахту в своей комнатке, а сама занялась приготовлением пищи на кухне,

Я закрыл глаза (так лучше думалось) и постарался мысленно проиграть весь ход операции Хотелось предусмотреть каждую мелочь, все возможные случайности. Угнетал недостаток времени для более тщательной подготовки. Тревожные мысли приходили одна за другой: как поступить в случае, если зенитчицы на первой батарее откажутся добровольно покинуть ее? а как действовать, если вернулся их командир?.. Вопросов было много, ответов меньше.

Подошло время отправляться. Эрна взяла сумку с медикаментами. Поехали на Зойленгассе. Марко уже ждал нас Мы влились в негустой поток автомашин, выехали на Марияхильферштрассе и скоро очутились за городом. Здесь, у полуразрушенного здания, я несколькими днями раньше спрятал оружие, привезенное из Санкт Пельтена. В нашем распоряжении оказались фа-уст-патрон, браунинг «радом», два автомата, десятка два ручных гранат и несколько ракетниц, а также винтовки, но их мы решили пока не брать с собой. Оружие спрятали в машине под сидение и отправились в район расположения первой батареи. Там была назначена встреча с тремя нашими товарищами. Они также приехали на стареньком автомобиле. Я раздал оружие и еще раз объяснил порядок действий, в том случае если на батарее нам окажут сопротивление. Эрна с ракетницей осталась возле машин, чтобы подать сигнал опасности. Стрелка часов показывала 21.00. Солнце скрылось за горизонтом, наступали сумерки. Мы двинулись к батарее. Не доходя метров ста до бруствера, разделились, чтобы подойти к позиции с разных сторон. Марко и я продолжали идти прямо, а трое наших товарищей пошли в обход. До бруствера оставалось несколько шагов. а на., никто не останавливал… Что это? Уже знакомая беспечность зенитчиц или засада? У самого бруствера нас, наконец, окликнули, приказали остановиться Я назвал свое имя и сказал, что хотел бы переговорить со старшей – фройляйн Гизелой. Меня узнали, и нам разрешили подойти. Судя по всему, на батарее оставалось все по-прежнему. Мы вручили Гизеле копию решения штаба округа о капитуляции, подписанную майором Соколом, и попросили ее ознакомить с решением о капитуляции весь личный состав батареи. Я уже много раз замечал, что в подобных случаях действие официальной бумаги во много раз эффективней любых самых убедительных слов агитации. Сообщение было встречено с нескрываемой радостью. Мы поздравили девушек с окончанием для них войны и пожелали благополучно добраться до дома. Они не заставили себя уговаривать Быстро собрали личные вещи, попрощались с нами и покинули батарею. Мы в считанные минуты сделали все, чтобы эти пушки уже не стреляли никогда: сняли и надежно спрятали оптические прицелы для стрельбы прямой наводкой, порубили кабели синхронного наведения орудий и вывели из строя приборы управления огнем. Про орудийные замки, разумеется, тоже не забыли.

Довольные и радостные, вернулись мы к машинам Воодушевленные удачей, мы ехали на вторую батарею По мере приближения к ней наше приподнятое настроение сменялось беспокойством. Орудийные расчеты этой батареи состояли из кадровых военных и народных гренадеров, солдат первой мировой войны. И хотя это были в большинстве своем уже старики, рассчитывать на то, что они добровольно уйдут с батареи, было бы наивно.

Все хорошо понимали, что успех зависит от слаженности наших действий, В случае сопротивления мы решили подорвать пушки гранатами, в том числе и заранее изготовленными связками.

Машины оставили в двухстах метрах от батареи. Дальше предстояло идти пешком.

Условились, что сигнал к атаке подаст Марко выстрелом из панцерфауста. Сигнал к отходу – зеленая ракета. Эрна вновь осталась у машины, а мы направились к батарее. Сначала шли вдоль каменной ограды, а когда она кончилась, пришлось двигаться ползком: местность здесь была открытой. Впереди, в нескольких шагах от нас и метрах в тридцати от огневой позиции батареи, стоял кирпичный сарай. Мы с Марко решили воспользоваться им как укрытием, поднялись, но не сделали и трех шагов, как раздался окрик «Хальт!», и про звучала автоматная очередь. Пули просвистели над головой Мы все же успели укрыться за стенкой сарая. Марко приготовил фаустпатрон. Сразу стало ясно, что мирно договориться не удастся. Но я все-таки решил попробовать и крикнул:

– Где командир? Переговорить надо!

В ответ прозвучало:

– Выкладывайте покороче, что вам нужно, и проваливайте отсюда, пока целы!

– У нас решение штаба округа о капитуляции. Через несколько часов здесь будут русские. Ваше сопротивление совершенно бессмысленно. Батарея окружена Предлагаем добровольно…

Не успел я закончить фразу, как в ответ раздались выстрелы. Зазвенели, рикошетируя от стенки сарая, пули. Мелкие осколки кирпича оцарапали мне щеку. Я подал знак Марко, и он, направив панцерфауст в ближайшее орудие, выстрелил. Взметнулось пламя, раздался грохот, и тут же, одна за другой, на позиции стали рваться гранаты. Они полетели с разных сторон. Через минуту наш запас боеприпасов был израсходован, и я вынужден был подать сигнал к отходу. Не успели мы с Марко дойти до ограды, как с батареи раздался одиночный выстрел. Марко тихо вскрикнул и начал опускаться на землю. Я подхватил его и оттащил за ограду. Правая рука его висела плетью. Пуля попала в лопатку. Вместе с товарищами мы донесли Марко до машины. Никто не преследовал нас. Батарея не подавала больше никаких признаков жизни. Кругом было тихо и безлюдно.

Задерживаться здесь было опасно. Мы усадили Марко в машину. Эрна тут же занялась перевязкой. Рана оказалась серьезной, требовалось вмешательство врача. Мы попрощались с товарищами, попросили их доложить в штабе о результатах наших действий. Марко становилось все хуже и хуже. Временами он терял сознание. Судя по всему, нужна была операция, но о больнице, тем более госпитале, не могло быть и речи. Эрна знала одного частного врача, и мы поехали к нему. Врач осмотрел рану и подтвердил необходимость срочной операции. Сам же он помочь не мог, так как не был хирургом. Он сделал Марко болеутоляющий укол и дал нам два адреса знакомых хирургов. Мы снова отправились в путь. В одном месте врач был в отъезде, в другом – нам не решились открыть дверь. Мы не знали, что предпринять. И вот тут я вспомнил о хирурге Колесове. Начинался рассвет, когда мы подъехали к его дому. Дверь открыл сам хозяин. Без лишних расспросов он помог внести раненого в дом, сделал нужные приготовления и сразу приступил к операции. Жена и Эрна ассистировали ему. Хотя операция прошла удачно, положение Марко оставалось тяжелым. Теперь мы могли надеяться только на крепкий организм раненого. Доктор сам предложил оставить Марко у себя в доме до тех пор, пока ему не станет лучше. И попросил нас не оставлять раненого, так как понадобится круглосуточный уход за больным-