Текст книги "Красная Армия против войск СС"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Что же происходило в это время на советской стороне фронта? 21 января представитель Ставки А. М. Василевский и командующий Воронежским фронтом Ф. И. Голиков, в свою очередь, представили на рассмотрение Сталина план операции по овладению районом Харькова и Белгорода, получивший кодовое обозначение «Звезда». В полночь 23 января план был утвержден, и войска фронта получили соответствующую директиву. Начало операции на 1 февраля 1943 года. Войска Воронежского фронта должны были прорвать вражескую оборону и продвинуться на глубину до 250 километров. Задача Воронежского фронта осложнялась тем, что он действовал на расходящихся операционных направлениях, поскольку одновременно его правофланговая группировка наступала на Курск.

Овладеть районом Харькова должны были 38-я, 40-я общевойсковые и 3-я танковая армии, 18-й отдельный стрелковый корпус (вскоре развернутый в 69-ю армию) и 6-й гвардейский кавалерийский корпус. Обе армии были усилены соединениями, переданными из 60-й армии. В боевой состав 38-й армии, согласно распоряжению командования фронта от 28 января 1943 года, входили: 240,167,206 и 237-я стрелковые дивизии 38-й армии, 232-я стрелковая дивизия и 253-я стрелковая бригада из 60-й армии. Средствами усиления 38-й армии служили 180, 14 и 150-я танковые бригады и три артполка РГК.

В состав 40-й армии, наступавшей на Харьков через Белгород, входили 303-я и 100-я стрелковые дивизии из состава 60-й армии, а также 25-я гвардейская, 183,309,107,340 и 305-я стрелковые дивизии, 4, 6 и 8-я лыжные бригады и 129-я стрелковая бригада. Средствами усиления армии были 4-й танковый корпус, 10-я артиллерийская дивизия, 4-я дивизия PC и 5-я дивизия ПВО. Во втором эшелоне должна была наступать 3-я танковая армия генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко.

В ее состав входили 12-й танковый корпус генерал-майора танковых войск М. И. Зиньковича, 15-й танковый корпус генерал-майора танковых войск В. И. Копцова, 179-я отдельная танковая бригада полковника Ф. Н. Рудкина, а также 48-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора Н. М. Маковчука, 62-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора Г. М. Зайцева, 184-я стрелковая дивизия полковника С. Т. Койды, 160-я стрелковая дивизия полковника М. П. Серюгина и 111-я стрелковая дивизия полковника С. П. Хотеева. В оперативном подчинении штаба 3-й танковой армии находился 6-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора С. В. Соколова, обеспечивавший операцию с юга. К началу наступления в составе 3-й танковой армии было 57 557 бойцов и командиров, у которых имелось 1353 противотанковых ружья (ПТР), 1223 миномета различных систем, 189 противотанковых, 256 76-мм и 17 152-мм орудий, а также 116 гаубиц калибра 122 мм. В армии насчитывалось 223 танка, из которых только 85 были боеготовыми к началу наступления.

Штаб Воронежского фронта требовал от 3-й танковой армии отрезать «пути отхода противнику на Полтаву» и «с хода овладеть г. Харьков не позднее чем в 5-й день наступления». Согласно первоначальному замыслу, танковые и кавалерийский корпуса должны были вступить в дело только после выхода стрелковых дивизий на западный берег Северского Донца, чтобы удар на Харьков с юга и юго-запада оказался внезапным.

Однако в дальнейшем было решено наступать в один эшелон. Еще до начала «Звезды» 6-й гвардейский кавалерийский корпус вырвался далеко вперед и достиг рубежа реки Оскол и станции Валуйки. Вскоре его догнала 184-я стрелковая дивизия. Таким образом был занят рубеж для начала операции «Звезда». К 31 января здесь сосредоточились войска 3-й танковой армии. К этому времени у нее осталось только 50 боеспособных танков из 223. Правда, в ходе наступления численный состав танкового парка армии существенно возрос. К 18 февраля в 3-й танковой армии числилось 432 танка. Но из этого числа 122 находились в ремонте, а еще 214 танков были подбиты или вышли из строя по техническим причинам и ждали своей очереди на ремонт на полях сражений и дорогах от Россоши до Харькова, так что боеспособными были только 96 танков. Ремонтная база армии явно не поспевала за растущими потерями бронетехники.

Для сравнения: в танковом корпусе СС в момент прибытия на фронт насчитывалось 317 танков, в том числе 28 «тигров» и 27 командирских танков (в основном из устаревших T-II), предназначенных для целей управления. Следует, однако, учесть, что в таком составе корпус СС в феврале – марте 1943 года ни разу не действовал, поскольку его дивизии прибывали на Восточный фронт разрозненно. К тому времени, когда они наконец собрались все вместе, чтобы постараться вернуть Харьков, их боевой состав был значительно ослаблен.

31 января 1943 года командующий группой армий «Дон» направил телеграмму ОКХ, где изложил план контрудара, успех которого он считал единственным средством удержания Донбасса. Он так изложил в мемуарах его содержание: «Основной предпосылкой этого (удержания Донбасса. – Б. С.) я считал своевременный удар со стороны Харькова и нанесение противнику поражения северо-восточнее Харькова еще до начала распутицы. Если это, как, к сожалению, следовало ожидать, окажется невозможным, то Донецкий бассейн или, во всяком случае, всю его восточную часть удержать не удастся. Поэтому будет оперативной ошибкой пытаться удержаться на Донце и нижнем Дону. Кроме того, нужно принять во внимание, что наших наличных сил и так не хватит на то, чтобы удержать весь Донбасс, если противник подтянет сюда новые крупные силы из-под Сталинграда или с Кавказа, а он это сделает непременно. Нельзя было только полагаться на то, что силы противника будут истощены (хотя в боях с немецкими войсками он действительно нес большие потери) или что затруднения со снабжением сразу же сорвут его операции. Этими аргументами Гитлер обычно возражал генералу Цейтцлеру, когда тот указывал ему на подавляющее численное превосходство противника, основываясь на имеющихся у нас в основном правильных разведывательных данных. Эти аргументы были тоже в известной мере обоснованны, но нужно было иметь в виду, что бои противника с союзными войсками стоили ему очень малых потерь и что в организации снабжения войск он имел гораздо больше свободы, чем мы (так как мы находились на территории противника). Уже в ближайшие дни наши прогнозы о действиях противника подтвердились. Его намерение потеснить и одновременно обойти наш Северный фронт на Донце стало явным.

2 февраля противник форсировал Донец восточнее Ворошиловграда; стоявшие там итальянцы не оказали серьезного сопротивления. Противник сосредоточил в этом районе Ударную группу в составе трех танковых, одного механизированного и одного стрелкового корпуса, по-видимому, из числа войск, разгромивших в свое время итальянский фронт на Дону. Можно было предполагать, что целью этой ударной Фуппы был захват Ростова или Таганрога.

Выбив 19-ю тд из Старобельска, противник направил еще одну крупную группировку в составе трех-четырех танковых корпусов и одного стрелкового корпуса на юго-запад на рубеж Славянск – Лисичанск. Очевидно, он планировал охват нашего фланга, нанося удар далеко на запад, на участке около Ворошиловграда или восточнее его, не принимая во внимание участки, занятые разбитыми частями итальянцев…

Мы двинули 1-ю танковую армию на средний Донец, чтобы не допустить уже угрожающего группе Холлидта охвата.

Теперь нужно было сделать так, чтобы вывести из «балкона» и 4-ю танковую армию, располагавшуюся на нижнем Дону и Донце. Только так можно было своевременно предотвратить опасность, которая грозила в будущем тем, что противник, наступающий на рубеж Изюм – Славянск, будет пытаться отрезать нас от переправ через Днепр. Надо было постоянно считаться и с тем, что противник подбросит новые силы, кроме тех, которые были уже у Славянска, в направлении вверх по Донцу через реку и далее к нижнему Днепру. Кроме одной дивизии танкового корпуса СС, которая прибыла в это время в район Харькова, на участке группы «армий «Б» противнику противостояли только остатки частей. Они не могли помешать противнику повернуть и двигаться далее в наш глубокий фланг.

4-ю танковую армию можно было высвободить только путем значительного сокращения линии фронта группы армий. Вместо того чтобы и далее удерживать большую дугу, которую образовывали нижний Дон и Донец от Ростова до района западнее Ворошиловграда, надо было переместить правый фланг группы на хорду этой дуги. Это была позиция, которую южный фланг немцев удерживал в 1941 году после первого отступления из Ростова, – позиция от рубежа Миуса далее на север до среднего Донца. Сокращение фронта до этой линии позиций, которые хотя и были с тех пор разрушены, но все же давали нам известную опору, означало, конечно, оставление восточной части Донецкого угольного района».

Манштейн стремился убедить Гитлера, что для того, чтобы высвободить войска для контрудара, необходимо оставить часть Донбасса вместе с Ростовом. От этого зависел успех задуманного контрудара. Фельдмаршал вспоминал: «Как сообщил мне начальник Генерального штаба, он сам сказал Гитлеру, что дело идет о том, отдавать ли Донбасс или терять его вместе с группой армий «Дон». На это Гитлер ответил, что он, видимо, с оперативной точки зрения прав. По военно-экономическим соображениям, однако, оставление Донбасса невозможно. Это важно не столько с точки зрения потери угля для нас, сколько потому, что противник в этом случае вновь получит необходимый для производства стали важнейший угольный бассейн. В качестве выхода из положения Гитлер предусматривал осуществить прорыв силами первой из трех дивизий танкового корпуса СС, дивизии «Райх», прибывшей как раз в район Харькова, в направлении из Харькова в тыл вражеским войскам, наступающим на наш Донецкий фронт.

Не говоря уже о том, что сил этой дивизии было совершенно недостаточно для такой большой операции (она должна была в качестве ближайшей задачи разгромить 6 вражеских дивизий) и что она не была в состоянии прикрыть все более растягиваемый северный фланг, введение в бой этой одной дивизии заведомо означало бы распыление единственной ожидаемой в ближайшем будущем ударной силы – танкового корпуса СС. Впрочем, и этой дивизии в действительности не оказалось для намечавшейся наступательной операции. Вследствие быстрого продвижения Советов в направлении на Харьков командование группы армий «Б» вынуждено было бросить эту дивизию в бой. Она была связана в это время совершенно бесперспективными оборонительными боями северо-восточнее Харькова у Волчанска…

Восточнее Ворошиловграда 6-й тд, брошенной на средний Донец из группы Холлидта по приказу командования группы, не удалось вновь отбросить противника за Донец. Она смогла только сковать противника на его плацдарме.

Далее на запад противнику удалось на широком фронте перейти Донец, так как практически здесь не было сил для организации обороны. Противник располагался перед Славянском и овладел Изюмом. Уже стало проблематичным, возможен ли вообще отвод группы Холлидта на рубеж Миуса…

Если бы противник быстро атаковал из Славянска на юго-восток, то он выбил бы нас с позиции на Миусе. Хотя в это время 1-я танковая армия с подчиненными ей по приказу командования группы частями передвигалась из Ростова на средний Донец, прошло еще несколько дней, пока эта армия смогла действительно вступить в бой. Произошло это потому, что в прибрежном районе размякшие дороги значительно затрудняли движение танковых дивизий, в то время как далее на север почва сильно замерзла и не ограничивала, следовательно, возможности передвижения русских».

Манштейн даже метеоусловия характеризует весьма своеобразно. Получается, что они одновременно были благоприятны для русских и неблагоприятны для немцев.

Хауссер так вспоминал о первых боях своего корпуса: «Выполнение планов Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) об использовании Танкового корпуса СС на Восточном фронте для нанесения массированного контрудара было ускорено из-за стремительного наступления Красной Армии. Нужно было предотвратить прорыв в наш тыл. Харьков, являвшийся важным транспортным, промышленным и политическим узлом, терять было никак нельзя. Части дивизии СС «Райх» были направлены для прикрытия Валуек, поскольку находившиеся там части «Великой Германии» потребовалось перебросить на северный фланг Сводного корпуса генерал-лейтенанта Ганса Крамера.

1 февраля генерал горнострелковых войск Губерт Ланц был назначен командующим армейской группой, названной его именем. В этот день русские, введя в бой 3-ю танковую армию, продолжали наступление на широком фронте. 320-й и 298-й пехотным дивизиям были отрезаны пути к отступлению. Они вынуждены были пробиваться в тяжелых боях по труднопроходимым тропам и с большими потерями. Дивизия СС «Райх» сначала удерживала район у Ольховатки к западу от Валуек. Она должна была задержать противника восточнее Донца, чтобы потом вместе с лейбштандартом (который уже оборонял плацдарм на Донце в районе Чугуева. – Б. С.) начать контрнаступление в юго-восточном направлении. Однако этого не произошло. Дивизия СС «Райх», окруженная с двух сторон, чередуя оборонительные бои с контратаками, вынуждена была отступать на запад. 5 февраля 2-й танковый полк СС этой дивизии выступил для своей первой танковой атаки. Ему удалось в условиях сильно пересеченной местности и снега уничтожить группу противника, которая вклинилась между позициями дивизии и разведывательного батальона. Этот временный успех, однако, не мог надолго задержать советское наступление.

Юго-восточнее, перед лейбштандартом, русские отбросили боевое охранение с восточного берега Донца и подступили к переднему краю обороны. Развернулись тяжелые оборонительные бои, особенно за ключевую позицию у Печенегов. Хотя на дивизию приходился фронт в 90 км и сил катастрофически не хватало, русским удалось достичь лишь местных прорывов».

Один из таких местных прорывов, например, был предотвращен 4 февраля, когда части советской 3-й танковой армии возле Печенегов атаковали против 1-й роты 1 – го панцер-гренадерского полка лейбштандарта. Ее командир гауптштурмфюрер Хайнц Шпрингер впоследствии вспоминал: «Русские появляются перед нашими позициями. Они несколько раз пытаются прорвать их, переходя через замерзший Донец, но неудачно. У нас достаточно сил для контратак благодаря глубоко эшелонированным позициям, чтобы отбросить прорвавшихся русских. У нас по два пулемета MG 42 на взвод, которые оказывают опустошительное действие. В этот день «папаша Хауссер» приходит на мой командный пункт, чтобы лично удостовериться в эффективности пулеметов: на льду Донца перед нашими позициями – множество трупов советских солдат. Это результат искусной организации нашей обороны». Согласно свидетельствам других участников этого боя, после того как первые волны советских солдат, у которых были винтовки, были сметены пулеметами, безоружные солдаты последующих волн (несомненно, из только что призванного пополнения) подбирали оружие погибших, чтобы продолжать бой».

Манштейн тем временем требовал от ОКХ, чтобы танковый корпус СС, «как только он в результате ускорения темпов переброски будет сосредоточен у Харькова, был направлен для удара южнее Донца на Изюм, в случае если обещанное наступление дивизии «Райх» к 6 февраля не даст успеха, который должен был помочь нам достигнуть Купянска».

Командующий группой армий «Дон» также настаивал перед Гитлером насчет «немедленного перевода боевого состава 13-й тд и двух пехотных дивизий 17-й армии на нижний Днепр, где они должны были получить новое оружие и обозы – из обозов и колонн 6-й армии. Если Гитлер уже отказался выслушивать далеко задуманные оперативные планы, то обстановка, связанная с этими требованиями, по крайней мере, должна была показать ему всю серьезность положения.

Результатом этой телеграммы было то, что 6 февраля у нас приземлился «Кондор» фюрера, который должен был доставить меня в его Ставку. Видимо, здесь помогло посещение в конце января его шеф-адъютанта генерала Шмундта, которому мы очень серьезно изложили наше мнение о положении на фронте и о высшем военном руководстве, и Гитлер решил выслушать меня лично».

Во время этой беседы Манштейну удалось убедить фюрера в необходимости оставить Восточный Донбасс. В этих драматических переговорах решалась судьба всего Восточного фронта. Фельдмаршал вспоминал: «Я объяснил Гитлеру, что на южном фланге может фактически решиться судьба Восточного фронта. Можно было с уверенностью ожидать, что противник подбросит из своих сильных резервов (прежде всего из Сталинграда) новые силы, чтобы осуществить отсечение южного фланга. Следовательно, никак нельзя было рассчитывать, что танкового корпуса СС будет достаточно для того, чтобы предотвратить контрударом этот неизбежный глубокий обход. Противник имеет достаточно сил, чтобы провести этот маневр по охвату и одновременно прикрыть его из района Харькова в западном направлении. Всех сил, которые можно было ожидать в качестве немецких подкреплений, не хватило бы, чтобы предотвратить этот удар врага. Было необходимо, следовательно, направить за 1-й танковой армией, находившейся к этому времени на марше в направлении среднего Донца, сразу же 4-ю танковую армию, чтобы она смогла сорвать к этому времени еще не начавшийся, но неизбежно надвигающийся охватывающий маневр противника между Донцом и Днепром. Только тогда будет возможно восстановить во взаимодействии с подходящими подкреплениями положение на южном крыле Восточного фронта, то есть на всем фронте между побережьем Азовского моря и правым флангом группы армий «Центр». Без вывода 4-й танковой армии с нижнего Дона это было бы невозможно. Но отвод ее с этого участка означал бы необходимость отхода с дуги Дон – Донец на более короткую хорду на Миусе. Нельзя было терять ни одного дня».

В этой связи стоит отметить, что, по всей вероятности, решение Ставки направить после уничтожения 6-й немецкой армии войска Донского фронта Рокоссовского, переименованного в Центральный фронт, на центральный, а не на южный участок советско-германского фронта, было ошибочным, если его оценивать с позиций сегодняшнего дня, когда нам известен дальнейший ход событий. Если бы армии Рокоссовского наступали бы на юге, то контрудар Манштейна вряд ли бы имел успех. Наступление же Центрального фронта, в который вошли две армии бывшего Донского фронта, и танковая и общевойсковая армии и еще ряд соединений из резерва Ставки, в направлении Гомель – Смоленск, не имело в тот момент принципиального стратегического значения. Но Сталин хотел наступать всюду, явно переоценивая падение боеспособности вермахта после Сталинграда, а его ближайшие сотрудники Василевский и Жуков или разделяли его точку зрения, или не рискнули ему противоречить, или, наконец, не сумели убедить его в необходимости сосредоточить все усилия на юге. Впрочем, судя по мемуарам А. М. Василевского, по крайней мере, в Генштабе всецело разделяли позицию командующих фронтами о необходимости наступать как на Харьков, так и к Днепру. Александр Михайлович утверждал: «Стратегические задачи противника сводились к тому, чтобы ударами танкового корпуса СС из района Краснограда, а 48-го и 40-го танковых корпусов – от Красноармейского по сходящимся направлениям на Павлоград и Барвенково разгромить выдвинувшиеся на подступы к Днепропетровску войска правого крыла нашего Юго-Западного фронта, отбросить их на Северский Донец и восстановить прерванные коммуникации группы армий «Юг», ведшие к переправам через Днепровскую излучину. В последующем, перегруппировав силы в район юго-западнее Харькова, враг намеревался нанести мощный удар по войскам Воронежского фронта, вновь захватить Харьков и Белгород и, восстановив оборону своих войск по рубежу Северского Донца, продолжать наступление в сторону Курска. Предусматривалось также, что встречный удар нанесет на Курск 2-я танковая армия группы «Центр» из района южнее Орла.

Последовавший 19 февраля удар для советских войск Юго-Западного фронта, продвинувшихся в ходе зимнего наступления к Днепру и стоявших недалеко от Запорожья, был крайне неожиданным. К концу февраля в ходе ожесточенных сражений врагу удалось оттеснить наши войска за Северский Донец. Как же это произошло?.. Командующие Юго-Запад – ным и Воронежским фронтами неправильно оценивали сложившуюся к середине февраля стратегическую обстановку на этом крыле советско-германского фронта. Начавшуюся в десятых числах февраля перегруппировку войск врага, в частности переброску танкового корпуса СС из-под Харькова в район Краснограда, а 48-го и 40-го танковых корпусов – с левого фланга Юго-Западного фронта в район Красноармейского, они восприняли как начало отвода врагом его донбасской группировки за Днепр. Исходя из этой неправильной оценки, командующий Юго-Западным фронтом Н. Ф. Ватутин просил у Ставки разрешения на стремительное наступление всеми силами фронта, чтобы окончательно разгромить противника между Северским Донцом и Днепром и выйти на Днепр еще до начала весенней распутицы.

В ответ на это И. В. Сталин в переговорах с Н. Ф. Ватутиным в ночь на 11 февраля сказал следующее: пока Харьков не взят нашими войсками, вместо предлагаемой фронтом операции «Скачок» лучше было бы принять другой план – с ограниченными задачами, но более реальными на данный момент. Общая задача фронта на ближайшее время – не допускать отхода противника в сторону Днепропетровска и Запорожья и силами всего фронта принять меры к тому, чтобы зажать донецкую группу противника, оттеснив ее в Крым, затем закупорить проходы через Перекоп и Сиваш и изолировать ее таким образом от остальных вражеских войск на Украине. Операцию необходимо начать возможно скорее, а решение прислать в Генеральный штаб.

17 февраля, после освобождения Харькова, И. В. Сталин лично передал по телефону Н. Ф. Ватутину, что представленный им новый план фронтовой операции утвержден. Но Верховный просил учесть его замечания о задачах 6-й армии, сделанные еще при переговорах об операции «Скачок». Речь шла о том, чтобы эта армия заняла Синельниково, а потом Запорожье и не дала войскам противника возможности отойти на западный берег Днепра через Днепропетровск и Запорожье. «Других задач, вроде выдвижения на Кременчуг, пока не давать шестой армии». Таким образом, и Ставка, и Генеральный штаб допускали ту же ошибку, что и командующие Юго-Западным и Воронежским фронтами: не ожидали наступательных операций врага, считая его здесь разбитым. Ставка не только согласилась с предложениями командующих по развитию дальнейшего наступления, но в своих директивах даже расширила планы фронтов. При этом Ставка никаких мероприятий по усилению их войск не предпринимала. В результате Юго-Западный фронт продолжал с боями продвигаться в западном и юго-западном направлениях, с каждым днем увеличивая ширину фронта наступления, к началу контрнаступления врага достигшую уже более 400 км. К тому же наши войска в результате непрерывных и длительных наступательных боев несли большие потери в живой силе и технике и из-за чрезмерной удаленности от баз снабжения испытывали острый недостаток в боеприпасах».

Манштейн так прокомментировал аргумент фюрера против отступления: «Гитлер все время подчеркивал, что если упорно драться за каждый клочок земли и заставить противника продвигаться ценой тяжелых потерь, то когда-нибудь наступательная сила даже Советской Армии иссякнет. Противник уже два с половиной месяца беспрерывно наступал. У него очень большие потери, его наступательный порыв скоро будет исчерпан. Да и трудности снабжения при увеличивающихся расстояниях от исходных пунктов, видимо, остановят намечаемый им глубокий обходный маневр. Несомненно, во всем этом было много правды. Бесспорно, противник, по крайней мере, при своем наступлении на удерживаемые немецкими войсками участки понес большие потери, которые сильно уменьшили его ударную силу. Тем легче достались ему победы на тех участках фронта, где немецкие войска не оказывали ему упорного сопротивления. Верно также, что боеспособность советских войск, прежде всего пехоты, значительно уменьшилась вследствие понесенных потерь. С другой стороны, ввиду многократного превосходства противника мы вообще не сможем удержаться. И если вражеские дивизии вследствие потерь частично утрачивали свою боеспособность, то на их место вставали новые дивизии. Верно также и то, что по мере увеличения района операций Советской Армии у нее возникало больше трудностей с организацией снабжения. Все же расстояния от конечных железнодорожных пунктов противника до побережья Азовского моря или до нижнего Днепра не были такими большими, чтобы они смогли в век автомашин сорвать проведение столь опасной для нас операции по отсечению южного фланга германской армии…

В отношении оперативной обстановки Гитлер, собственно, выразил только мнение, что танковый корпус СС мог бы устранить серьезную опасность для фронта на среднем Донце ударом из района Харькова на юго-восток на Изюм. Предпосылкой для этого должно служить, однако, то, чтобы еще до прибытия лейбштандарта дивизия «Райх» могла бы покончить с противником у Волчанска (третья дивизия, «Тотенкопф», могла прибыть только позже). Его надежда на ударную силу этого вновь сформированного танкового корпуса СС была, по-видимому, безгранична. В остальном его соображения показали, что он еще не понимает или не хочет понимать грозящих в будущем опасностей, а именно, опасностей, связанных с появлением на новом поле боя сталинградских соединений противника».

По утверждению Манштейна, переброска 4-й танковой армии из-под Ростова на западный фланг группы армий «Дон» должна была занять около двух недель. Ее отступление за Дон началось 7 февраля, когда советские войска уже взяли Батайск на южном берегу реки.

Манштейн скептически относился к возможности того, что корпус СС сможет нанести контрудар, который остановит наступление противника: «Мы узнали, что дивизия СС «Райх», которая должна была отбросить противника у Волчанска, чтобы затем продвигаться на юго-восток в направлении на Изюм, не разбила противника. Более того, она сама отошла за Донец. Было ясно, что при таких условиях ничего не выйдет из намеченного Гитлером удара танкового корпуса СС, из состава которого имелась пока только дивизия «Райх», с целью облегчить положение на нашем западном фланге.

9 февраля противник овладел севернее Харькова Белгородом и Курском. Он наступал из дуги Донца у Изюма на запад. Практически в бреши между Днепром и правым флангом группы «Центр», начинавшимся значительно севернее Курска, действовала только группа Ланца, наступление которой на Харьков было уже сомнительно, и западнее Курска – сильно потрепанная 2-я армия группы армий «Б».

Так как эта обстановка давала противнику возможность осуществить глубокий обходный маневр через Днепр выше Днепропетровска, то было ясно, что наша группа армий не сможет долго обеспечивать собственными силами, несмотря на переброску 4-й танковой армии на западный фланг, безопасность своих тыловых коммуникаций. Надо было предпринять какие-то кардинальные меры. В телеграмме на имя генерала Цейтцлера я требовал поэтому сосредоточения новой армии силой не менее 5–6 дивизий в течение двух недель в районе севернее Днепропетровска, а также сосредоточения еще одной армии за фронтом 2-й армии, то есть в районе западнее Курска для нанесения удара на юг. Для этого было необходимо коренное улучшение службы подвоза. Частичное прибытие отдельных дивизий медленными темпами, как это было до сих пор, не соответствовало требованиям обстановки».

Цейтцлер пообещал Манштейну 6 дивизий из состава групп армий «Север» и «Центр». Тем временем 1-й танковой армии, сражавшейся у Донца, грозил двусторонний охват. Ее дивизии безуспешно пытались овладеть Краматорском. Тем временем советские танки прорвались через считавшуюся немцами танконепроходимой местность западнее реки Кривой Торец до деревни Гришино и перерезали главную коммуникацию группы армий «Дон» Днепропетровск – Красноармейское. Манштейн по этому поводу философски заметил: «Этот эпизод еще раз показал, что западные понятия о непроходимости местности для русских имеют лишь очень ограниченное значение. Широкие гусеницы их танков значительно облегчали преодоление препятствий, которыми являлись для наших танков грязь или глубокий снег». Положение осложнялось тем, что 17-ю танковую дивизию пришлось бросить на борьбу с советским кавкорпусом (7-м гвардейским кавалерийским корпусом. – Б. С.), захватившим важную станцию Дебальцово в тылу рубежа, куда должна была отступать группа Холлидта. Этой группе тем не менее 17 февраля удалось отступить за Миус и занять там оборону. Прорыв же у Гришина удалось локализовать с помощью подошедшей танковой дивизии СС «Викинг».

12 февраля Манштейн направил донесение в ОКХ с оценкой обстановки. Он утверждал, что на фронте его группы армий, равно как и на фронте группы армий «Б», соотношение сил остается на уровне 1:8, тогда как на фронтах групп армий «Центр» и «Север» оно составляет только 1:4, и требовал подкреплений. Командующий группой армий «Дон» больше всего опасался, что советские войска, наступающие от Изюма, выставят заслон против Харькова и повернут на юг, на Павлоград, чтобы захватить переправы через Днепр у Днепропетровска и Запорожья и отрезать весь южный фланг немецкого фронта. Но, к сожалению, советская Ставка не приняла такой план действий, наиболее опасный для немцев. Манштейна тревожило также то, что советские войска могли разбить группу Ланца, находившуюся еще в стадии формирования (к тому времени ее успела подкрепить только дивизия СС «Райх»), и выйти к переправам через Днепр у Кременчуга. 13 февраля, после ликвидации штаба группы армий «Б», эта группа вошла в состав группы армий «Юг», которой командовал Манштейн.

Он утверждал в мемуарах, что после формального переподчинения ему группы Ланца «еще в течение нескольких дней группа «Б» (в действительности же Гитлер) сама руководила операциями в этом районе.

Группа Ланца получила приказ от Гитлера – во что бы то ни стало удержать Харьков, потеря которого могла отразиться на престиже Германии, как своего рода новый Сталинград. Кроме того, группа Ланца силами танкового корпуса СС, который составлял ядро этой группы, но который все еще состоял из двух вместо трех дивизий, должна была прорваться на Лозовую, чтобы облегчить положение левого фланга группы «Юг».

Естественно, группа Ланца своими силами могла решить только одну из этих задач. Она могла или драться за Харьков, или наступать на левом фланге группы «Юг». Я поэтому предложил Гитлеру, чтобы группа Ланца в первую очередь отказалась от Харькова и попыталась разбить противника южнее Харькова. Тем самым была бы предотвращена опасность обхода группы армий через Днепр по обе стороны Кременчуга. Мы же надеялись справиться сами с противником, нацелившим свой удар на переправы через Днепр у Запорожья и Днепропетровска, введением в бой 4-й танковой армии. Если бы Ланц разбил противника южнее Харькова, то тогда он мог бы повернуть на Харьков и снова овладеть им. Но такое решение не соответствовало планам Гитлера, для которого Харьков, столица Украины (к тому времени Харьков уже не был столицей Украины. – 5.С.), стал уже вопросом престижа. Он отдал поэтому 13 февраля еще раз строгий приказ группе Ланца при всех обстоятельствах удерживать Харьков…