Текст книги "Рокоссовский"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)

Факты сводились к следующему:

«1.6 апреля 1944 года на наблюдательном пункте 132 дивизии полковника Гавилевского был расстрелян командир 2 стрелкового батальона 498 стрелкового полка майор Дурнов при следующих обстоятельствах:

2 стрелковый батальон 498 сп 6. IV—44 г. занимал оборону. Его соседи были: справа – 1 сб 498 сп и слева – 1 сб 712 сп. В 16 час. 30 мин. 6. IV противник, после артиллерийской подготовки перешел в наступление на участке первого батальона 498 сп и первого батальона 712 сп. В результате предпринятого наступления оба батальона были сбиты со своих рубежей и в беспорядке стали отступать, что же касается 2-го батальона 498 сп, которым командовал майор Дурнов, то последний прочно удерживал свой рубеж. Все атаки на участке этого батальона были отбиты.

Не имея связи с полком и соседями в течение полутора часов и незнания вследствие этого обстановки, майор Дурнов принял решение направиться лично на КП полка для уточнения обстановки и доклада. Командование батальоном переложил на своего заместителя по строевой части майора Сорокина.

Противник, воспользовавшись отходом первого батальона 498 сп и первого батальона 712 сп, прикрывавших фланги 2-го батальона, по уходе Дурнова, не знавшего обстановки, отрезал батальон от остальных сил полка и дивизии, вследствие чего Дурнов в свой батальон возвратиться не смог.

Начальник дивизионной разведки майор Скворцов в 19.00 по радио доложил командиру дивизии Гавилевскому обстановку, сообщив при этом, что 2-й батальон оказался в окружении, а командир батальона майор Дурнов – в расположении 1-го батальона.

Полковник Гавилевский, не зная обстановки и причины нахождения майора Дурнова в 1 батальоне, приказал по радио майору Скворцову немедленно майора Дурнова за трусость и паникерство расстрелять. Но так как майор Дурнов был на КП командира полка, Скворцов приказание командира дивизии не выполнил, о чем и доложил полковнику Гавилевскому.

Гавилевский передал свое приказание о расстреле майора Дурнова командиру полка Чижевскому.

Командир полка Чижевский не выполнил этого приказа и отправил майора Дурнова в дивизию.

В дивизию майор Дурнов прибыл около 20.00 часов и пытался доложить командиру дивизии Гавилевскому обстановку и просил в ней разобраться. Гавилевский отказался выслушать доклад майора Дурнова и приказал сержанту комендантского взвода Харлову, а также своему адъютанту старшему лейтенанту Телегину майора Дурнова расстрелять. Дурнов был расстрелян.

Перед расстрелом Дурнов просил снять с него ордена. Дурнов был награжден тремя орденами: Красной Звезды, Красного Знамени и Орден Суворова 3 степени. Однако в этом ему было отказано.

Командир дивизии Гавилевский Военным Советом отстранен от должности и предан суду.

2. 3 апреля с. г. командир взвода противотанковых ружей 339 отдельного истребительно-противотанкового дивизиона младший лейтенант Свириденко, будучи на огневых позициях, организовал вместе со своими подчиненными пьянку. Во время выпивки противник обстрелял боевые порядки артогнем.

Младший лейтенант Свириденко приказал ефрейтору Иванову, участвовавшему в этой пьянке, занять огневые позиции. Иванов, будучи пьяным, не в состоянии был выполнить приказ Свириденко. Тогда Свириденко его расстрелял.

Приговором Военного трибунала Свириденко осужден к 8 годам лишения свободы с применением примечания 2 к ст. 28 УК, т. е. с посылкой на фронт в штрафные части.

3. В ночь на 12 апреля с. г. рядовой 2 роты 1-го стрелкового батальона 110 гвардейского стрелкового полка 38 гвардейской дивизии Каджиев был обнаружен спящим на посту. Командир роты лейтенант Кубышко, узнав об этом, вызвал к себе Каджиева и, установив, что Каджиев действительно спал на посту, принял решение расстрелять Каджиева перед строем и тут же свое решение выполнил.

Приговором Военного трибунала Кубышко осужден к 7 годам лишения свободы с применением примечания 2 к ст. 28 УК, т. е. с посылкой на фронт в штрафные части.

4. 3 апреля с. г. старшина хозвзвода 2 батальона 113 гвардейского стрелкового полка 38 гвардейской стрелковой дивизии Демидкин, следуя на передовые позиции, обнаружил на лесной тропинке отдыхающего бойца с перевязанной головой. Демидкин решил проверить, действительно ли этот боец ранен. Когда боец снял с головы повязку, Демидкин установил, что никакого ранения головы нет. Тут же Демидкин этого бойца расстрелял.

Приговором Военного трибунала Демидкин осужден к 8 годам лишения свободы с примечанием ст. 28 УК с направлением в штрафные части на фронт.

5. 15 апреля с. г. связисты 1 стрелкового батальона 1297 стрелкового полка 160 стрелковой дивизии под командованием помкомвзвода связи Козлова работали по проводке телефонной линии. Козлов почувствовал себя больным и ушел на хутор отдыхать, оставив своих подчиненных на работе. На хутор приехал заместитель командира батальона старший лейтенант Татаринцев и, обнаружив Козлова спящим, стал его избивать, а затем выстрелом из пистолета убил Козлова. Татаринцев был пьян.

Татаринцев предан суду Военного трибунала.

6. 8 января с. г. помощник начальника штаба 4 отдельного стрелкового батальона 115 отдельной стрелковой бригады старший лейтенант Смурников получил от начальника штаба бригады майора Шехтера приказание выяснить, почему в 1 стрелковую роту не доставляются боеприпасы. Смурников отправился в тыл батальона и установил, что старшина 1 роты Бочкарев напился пьяным и заснул в блиндаже и что поэтому доставка боеприпасов в роту не организована. Смурников вызвал Бочкарева к себе и из пистолета застрелил его.

Смурников предан суду.

7. Заместитель командира 220 сп 4 сд по политчасти майор Грищенко 1 февраля с. г. двумя выстрелами из пистолета убил старшину хозвзвода 2 батальона 101 сп Банных. Грищенко был пьян. Занимаясь размещением штаба полка, он выгонял несколько раз Банных из одного дома в другой. Когда Банных пришел за своими вещами, Грищенко обругал его и вытолкнул в сени, а затем взял у своего ординарца пистолет и двумя выстрелами убил Банных.

Грищенко осужден.

8. 5 февраля с. г. заместитель командира 2 батальона 471 сп 73 сд старший лейтенант Мойса по приказанию командира батальона старшего лейтенанта Садыкова расстрелял тяжело раненного на поле боя командира 4 роты того же полка лейтенанта Шевченко, который был заподозрен в трусости. Расследованием установлено, что никакой трусости Шевченко не проявил.

Садыков осужден.

9. 6 февраля с. г. командир 307 сд генерал-майор Еншин на своем НП лично расстрелял и. о. начальника артиллерии 1019 сп капитана Баранкова. На Еншина наложено административное взыскание Военным Советом армии.

10. В феврале с. г. и в марте с. г. в 188 отдельной штрафной роте имели три случая незаконного расстрела красноармейцев штрафников командиром роты лейтенантом Каштановым. Были расстреляны три бойца за то, что они отстали от роты в момент марша на исходные позиции.

Каштанов предан суду Военного трибунала.

11. 9 января помощник начальника 1-го отделения штаба 60 Севской стрелковой дивизии майор Демченко расстрелял командира 2 минометной роты 2 стрелкового батальона 1481 сп старшего лейтенанта Куц. Обстоятельства расстрела таковы.

Куц в состоянии сильного опьянения явился к командиру полка майору Штептеву для получения боевой задачи. Вместо того, чтобы отстранить его от командования ротой, ему было приказано отправиться в подразделение для выполнения боевой задачи. Вместо управления огнем минометных батарей, Куц оказался в лесу в тылу боевых порядков своей роты и боем не управлял. В лесу его обнаружил майор Демченко. Связавшись с командиром 60 сд полковником Богоявленским, майор Демченко доложил ему о поведении Куц. Полковник Богоявленский отдал приказание расстрелять Куц. Последний был расстрелян.

12. 21 января с. г. командир 372 сп 218 сд подполковник Рябов расстрелял командира пулеметной роты 2 батальона лейтенанта Митрофанова. Когда подполковник Рябов явился в роту для проверки боевой готовности подразделения, он застал людей, в том числе и Митрофанова, спящими, боевое охранение отсутствовало, пулеметы не охранялись, командиры взводов на местах не оказались. Рябов пытался разбудить Митрофанова, но последний не вставал. Двумя выстрелами в упор Рябов расстрелял Митрофанова (подполковник, кажется, даже не удосужился разбудить свою жертву. – Б. С.).

22 января сам Рябов был тяжело ранен и на самолете эвакуирован в тыл.

Приведенные факты показывают, что самоуправства и самочинные расстрелы приняли распространенный характер. В целях решительной борьбы с этими позорными фактами Военный Совет фронта издал прилагаемую директиву.

Соответственно ориентированы на предупреждение этих преступных случаев политорганы и члены военных советов армий».

Бросается в глаза повышенная концентрация самочинных расстрелов в штрафных частях – в одной только роте расстреляли трех из тридцати жертв по всему 1-му Белорусскому фронту.

Генералы в штрафные части не попадали, расстреливали их крайне редко и почти исключительно в 1941 году. Проступки, за которые лейтенанты и капитаны прямиком шагали в штрафбат, для высших офицеров часто заканчивались всего лишь выговором или снятием с должности.

Вот еще один самочинный расстрел, имевший совсем иной исход, чем перечисленные выше, только потому, что его фигурантом был генерал, да еще пользовавшийся покровительством самого Жукова. По этому поводу начальник Главного управления кадров Красной армии генерал-полковник Ф. И. Голиков писал секретарю ЦК КПСС Г. М. Маленкову 30 апреля 1944 года: «Маршал Советского Союза тов. Жуков (шифровкой № 117 396 от 28 апреля с. г.) донес на имя Народного комиссара обороны Маршала Советского Союза тов. Сталина о собственноручном расстреле командиром 18 стрелкового корпуса генерал-майором Афониным начальника 237 стрелковой дивизии майора Андреева. Представляю Вам по этому вопросу копию моего доклада на имя тов. Сталина».

Голиков сообщал Сталину днем раньше, 29 апреля:

«Маршал Жуков Вам донес о собственноручном расстреле командиром 18 стрелкового корпуса генерал-майором Афониным начальника Разведывательного отдела 237 стрелковой дивизии майора Андреева (корпус Афонина входил в 1-й Украинский фронт, которым командовал Жуков. – Б. С.).

Несмотря на то, что этот самочинный расстрел был совершен 12 апреля с. г., донесение было сделано только 28 апреля, т. е. через 16 суток.

Вопреки ходатайства маршала Жукова – не предавать Афонина суду Военного трибунала, а ограничиться мерами общественного и партийного воздействия, я очень прошу Вас предать Афонина суду.

Если, вопреки всем уставам, приказам Верховного Главнокомандования и принципам Красной Армии, генерал Афонин считает для себя допустимым ударить советского офицера, то едва ли он вправе рассчитывать на то, что каждый офицер Красной Армии (а тем более боевой) может остаться после такого физического и морального оскорбления и потрясения в рамках дисциплины, столь безобразно и легко нарушенной самим генералом.

К тому же после убийства Андреева едва ли можно принять на веру ссылку генерала Афонина на то, что Андреев пытался нанести повторный удар и вел себя дерзко. Что же касается положительных качеств генерала Афонина, из-за которых маршал Жуков просит последнего не судить, то генерал-полковник Черняховский дал мне на днях на Афонина следующую характеристику (устно): легковесный, высокомерный барин, нетерпимый в обращении с людьми; артиллерии не знает и взаимодействия на поле боя организовать не может; не учится; хвастун, человек трескучей фразы.

Тов. Черняховский (командующий 60-й армией, в которую входил корпус Афонина. – Б. С.)(по его словам) все это высказывал об Афонине лично маршалу Жукову.

У маршала Жукова Афонин работал порученцем в начале 1943 года и в штабе группы на Халхин-Голе» [10]10
  РГАСПИ.Ф.83 Оп. 1. Д. 29. Л. 99–107.


[Закрыть].

Интересно, что в своих мемуарах Георгий Константинович Жуков дал Ивану Михайловичу Афонину совсем иную характеристику. Вспоминая бои у Халхин-Гола, он писал: «Перед рассветом 3 июля (1939 года. – Б. С.) старший советник монгольской армии полковник И. М. Афонин выехал к горе Баин-Цаган, чтобы проверить оборону 6-й монгольской кавалерийской дивизии, и совершенно неожиданно обнаружил там японские войска, которые, скрытно переправившись под покровом ночи через реку Халхин-Гол, атаковали подразделения 6-й кавдивизии МНР. Пользуясь превосходством в силе, они перед рассветом 3 июля захватили гору Баин-Цаган и прилегающие к ней участки местности. 6-я кавалерийская дивизия МНР отошла на северо-западные участки горы Баин-Цаган. Оценив опасность новой ситуации, Иван Михайлович Афонин немедленно прибыл на командный пункт командующего советскими войсками… и доложил сложившуюся обстановку на горе Баин-Цаган. Было ясно, что в связи с неорганизованным отходом 6-й монгольской кавдивизии в этом районе никто не может преградить путь японской группировке для удара во фланг и тыл основной группировки наших войск».

Здесь Иван Михайлович предстает толковым командиром, способным правильно оценить обстановку. И не подумаешь, что это высокомерный человек, не способный организовать управление войсками, зато способный ни за что ударить или даже пристрелить подчиненного. Из письма Голикова картина происшествия проясняется: Афонин за что-то съездил по морде Андрееву, майор не стерпел и дал сдачи. Тут бравый генерал, видно, понял, что в рукопашной здоровяка разведчика ему не одолеть, схватил револьвер и пристрелил на месте строптивца.

Жуков заступался за Афонина, возможно, еще и потому, что незадолго до того, в марте 1944-го, на 1-м Украинском фронте, который он принял после ранения Ватутина, у него был точно такой же инцидент, к счастью, закончившийся не столь трагически. Начальник инженерных войск фронта генерал Б. В. Благославов вспоминал, как Жуков, только вступив в командование, собрал командиров ночью на совещание. Там, на основании кратких докладов, одних он готов был представить к наградам, других снять с должности, третьих отдать под суд, а четвертых просто расстрелять. При этом маршал широко использовал непереводимые русские выражения и ко всем обращался исключительно на «ты», хотя на брудершафт прежде ни с кем не пил. Благославов Жукову сразу же не понравился. Когда же генерал попросил обращаться к нему без мата и угроз, маршал выхватил маузер. Благославов в ответ схватился за парабеллум. Возникла неловкая пауза. Благославов напомнил Жукову, что ждет его выстрела. Это был не просто генерал, но генерал инженерных войск, человек куда более образованный, чем обычный пехотный генерал, и имевший хорошо развитое чувство собственного достоинства.

Но дуэль не состоялась. Жуков сообразил, что за расстрел на месте столь высокопоставленного генерала его по головке не погладят. Это ведь не какой-нибудь командир полка или даже дивизии. Георгий Константинович убрал маузер в кобуру и пообещал, что расправится с Благославовым. Однако у Жукова не дошли руки до строптивого генерала, возможно, единственного в Красной армии (другие и не такое сносили молча). Видно, пределы его власти не распространялись на бессудное снятие с должности командующих армиями и им соответствующих во фронтовом звене. Благославов благополучно закончил войну на прежней должности на 2-м Белорусском фронте у Рокоссовского, с которым у него сложились прекрасные отношения, и участвовал в качестве знаменосца в знаменитом Параде Победы 24 июня 1945 года в Москве. Для чинов же пониже, вроде майора Андреева, подобное «сопротивление злу насилием» обычно оканчивалось гибелью.

Благополучно довоевал до конца войны и И. М. Афонин, которого Жуков спас от трибунала. Иван Михайлович закончил войну в Праге генерал-лейтенантом, Героем Советского Союза, командиром 18-го гвардейского стрелкового корпуса. Он даже вошел в историю, пленив 19 августа 1945 года в Мукдене императора Маньчжоу-Го Пу И. В день Парада Победы на Красной площади генерал-лейтенант Афонин командовал сводным полком 2-го Украинского фронта.

Немецкие мемуаристы и историки оценивают разгром группы армий «Центр» в Белоруссии как одно из наиболее катастрофических событий в истории германского Восточного фронта. Бывший командующий немецкой 4-й армией генерал Курт Типпельскирх вспоминал:

«На фронте группы армий „Центр“ намерения противника стали выясняться примерно к 10 июня. Именно здесь, где немецкое командование меньше всего ожидало наступления, стали появляться, очевидно, признаки крупных приготовлений русских. Радиоразведка сообщала о новых армиях; авиация отмечала усиление железнодорожных перевозок и интенсивное движение на шоссейных дорогах. Как всегда отлично работавшие дивизионы АИР установили, что на ряде участков фронта немецкой группы армий начали пристрелку крупные силы переброшенной сюда русской артиллерии. Пленные сообщали о появлении в тылу противника „ударных частей“. На так называемых „оборонительных участках“, удерживавшихся до сих пор менее боеспособными частями, отмечалась смена последних сильными соединениями. Прошло еще несколько дней, и для командования группы армий „Центр“ стало совершенно очевидным, что противник развертывает на этом фронте крупные силы. Кроме того, стали отчетливо вырисовываться направления предстоящих ударов на Бобруйск, Могилев, Оршу и Витебск.

Полученная в результате сопоставления самых разнообразных наблюдений картина приготовлений противника была настолько определенной и ясной, что для предположения о возможности имитаций и ввода в заблуждение совершенно не оставалось места. 14 июня у начальника Генерального штаба сухопутных сил состоялось совещание с участием всех начальников штабов армейских групп и армий. В то время как начальники штабов группы армий „Север“ и обеих южных групп единодушно сообщали о том, что на их фронте нет никаких признаков подготовки ожидавшегося в скором времени наступления русских, начальники штабов армий группы „Центр“ столь же единодушно указывали на уже почти завершенное развертывание крупных русских сил перед фронтом их армий. Однако в Генеральном штабе сухопутных сил у Гитлера настолько глубоко укоренилось – чему в немалой степени содействовала категорическая точка зрения Моделя, возглавлявшего фронт в Галиции, – предвзятое мнение о наибольшей вероятности русского наступления на фронте группы армий „Северная Украина“, что отказаться от него они уже не могли».

На самом деле, как мы уже убедились, Гитлер еще с начала мая знал, что Красная армия собирается нанести главный удар в Белоруссии с задачей выйти к границам Восточной Пруссии, вспомогательный удар – на Львовско-Сандомирском направлении с одновременным антинемецким восстанием в Варшаве. Об этом свидетельствовало донесение, поступившее из надежного источника за линией фронта. Но фюрер не мог прямо сказать, что после высадки союзников в Нормандии, когда пришлось единственный резерв Восточного фронта – танковый корпус СС – перебрасывать из Польши во Францию, куда отправилась и большая часть люфтваффе, не остается ничего другого, как принести группу армий «Центр» в жертву. Дело было именно в обшей обстановке на Восточном фронте и шире – в общем стратегическом положении Германии, теснимой со всех сторон. В любом случае, 14 июня чем-либо помочь группе армий «Центр» Гитлер уже не мог: все резервы сухопутных войск и главные силы истребительной авиации были брошены для отражения высадки в Нормандии.

В отечественной историографии давно сложилось представление о высадке в Нормандии и последующем наступлении союзников до Эльбы как чуть ли не о легкой прогулке, тогда как основная мощь вермахта продолжала оставаться на советско-германском фронте, который и сыграл решающую роль в крахе Германии во Второй мировой войне. При этом забываются многие факты, хорошо известные специалистам, но часто неведомые широкой публике. Так, и немецкие, и западные полководцы, в том числе Монтгомери и Эйзенхауэр, справедливо отмечают, что на Западном фронте плотность германских войск, вооружений и техники была в два с половиной раза больше, чем на Восточном фронте, что осложняло задачу союзников. Кроме того, в распоряжении немцев на Западе были пусть и незавершенные, но состоящие из долговременных укреплений Атлантический вал и линия Зигфрида, тогда как на Востоке подобные укрепления имелись только в Восточной Пруссии. Кроме того, против высадившихся в Нормандии союзников сразу же сражались отборные германские войска: танковый корпус СС, танковая группа «Запад», состоявшая из учебных танковых частей (позднее 5-я танковая армия), парашютно-десантная армия и др. Всего за два месяца боев в Нормандии, с 6 июня по 11 августа 1944 года, американские, британские и канадские войска потеряли около 170 тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Немцы за этот период, по разным оценкам, потеряли от 200 до 300 тысяч человек.

6 июня 1944 года, в «день Д», на Западе дислоцировалось 288 немецких истребителей, а на Востоке – 550. Еще 250 истребителей находились в Средиземноморье, на Балканах и в Норвегии, а 1179 машин входили в систему ПВО рейха, сражавшуюся почти исключительно с англо-американской авиацией. 22 июня, в день начала советского наступления в Белоруссии, на Восточном фронте остался только 441 истребитель, на Западном их стало 704, на других театрах – 338, а в ПВО Германии – 538. Как отмечают немецкие мемуаристы, именно полное отсутствие в воздухе люфтваффе привело к столь быстрому разгрому группы армий «Центр», усугубленному подавляющим превосходством советских войск в танках. У нас любят напоминать, что союзники в Нормандии имели чуть ли не десятикратное превосходство в авиации и трехкратное – в танках. При этом, правда, забывают, что первые недели боев самолетам союзников приходилось базироваться за Ла-Маншем и перебои с поставками горючего и боеприпасов серьезно уменьшали их перевес.

Именно открытие второго фронта резко повысило германские потери не только на Западе, но и в России. Любимый сталинский писатель Константин Симонов на склоне жизни, в комментариях к своим военным дневникам, признавал: «Решительный перелом в соотношении между потерями и результатами боев… наступает летом 1944 года». До этого, исключая Сталинград, Красная армия брала в плен только тысячи немцев (больше всего, 12 тысяч – в Корсунь-Шевченковском котле в феврале 1944 года). После же высадки в Нормандии было захвачено более 50 тысяч пленных в Белоруссии в июле 1944 года и 180 тысяч пленных в Ясско-Кишиневском котле в августе того же года. Можно смело утверждать, что именно открытие Западного фронта, куда была отвлечена треть германских сухопутных сил, сыграло решающую роль в советских успехах последнего года войны. В этот период Восточный фронт практически лишился немецкой авиации и каких-либо резервов, которые позволили бы минимизировать последствия советских ударов.

Типпельскирх полагал:

«Фактически группа армий „Центр“ после передачи 4-й танковой армии в районе Ковеля одного корпуса, в котором еще со времени деблокады этого города находилась большая часть ее танков и значительное количество войск, располагала для обороны своего 1100-километрового фронта лишь 38 дивизиями, из которых использовались 34. Только три пехотные дивизии, в том числе одна почти не боеспособная, и одна танковая дивизия находились в резерве. Так как противник, по всей вероятности, намеревался атаковать одновременно все армии группы, за исключением, пожалуй, 2-й армии, командование группы не могло рассчитывать, как это имело место предыдущей зимой, на то, что путем быстрой переброски дивизий с неатакованных участков фронта удастся организовать надежную оборону в угрожаемых пунктах. В течение ряда месяцев командующие армиями безуспешно ходатайствовали перед командованием группы, а последние – перед Гитлером о разрешении произвести сокращение линии фронта. По Днепру, обрывистый западный берег которого на значительном расстоянии был танконедоступным, 4-я армия с осени 1943 года оборудовала между Быховом и Оршей оборонительный рубеж. Кроме того, на протяжении ряда месяцев вопреки воле Гитлера и с молчаливого согласия командования группы армий велось оборудование еще одного рубежа вдоль Березины. Эвакуация сохранявшегося плацдарма на Днепре сделала бы значительную часть фронта армии почти неприступной и привела бы одновременно к немалой экономии сил. Еще более действенным явилось бы хорошо подготовленное, предпринятое непосредственно перед началом русского наступления отведение войск на рубеж Бобруйск – Полоцк, благодаря чему был бы создан прямой, значительно укороченный фронт, а развертывание сил противника сразу было бы лишено всякого эффекта.

Командующий группой армий „Центр“ фельдмаршал Буш не смог отстоять свою точку зрения перед Гитлером. Предпринятая им еще в конце мая попытка указать на несоответствие между протяженностью линии фронта и численностью войск и добиться изменения задачи группы армий, обязывавшей удерживать и оборонять занимаемый рубеж, встретила резкое противодействие. Гитлер цинично спросил Буша, не принадлежит ли он к числу тех генералов, что постоянно оглядываются назад. После этого Буш покорился воле Гитлера и приступил к выполнению приказа последнего бросить все силы на оборудование передовых рубежей. Не желая, по-видимому, нарваться на новые неприятности, Буш не возобновлял больше попыток добиться другого решения, пока к середине июня не стали вполне определенными масштабы приготовлений противника на фронте этой группы армий. Вероятно, все-таки командование не предполагало, что противник предпримет здесь наступление большими силами и с такими широкими целями, как это выяснилось несколькими днями позже, и поэтому собственные шансы на оборону были явно переоценены. Последняя неопределенность относительно сроков начала наступления рассеялась 20 июня, когда партизанами были предприняты крупные диверсии на железных дорогах Пинск – Лунинец, Борисов – Орша и Молодечно – Полоцк, то есть как раз на коммуникациях группы армий „Центр“».

Однако при том превосходстве в силах, каким обладала Красная армия при проведении операции «Багратион», даже отвод основных сил группы армий «Центр» на рубеж Днепра не мог спасти положение, точно так же как впоследствии даже своевременный отход гарнизонов из «крепостей» Могилев, Витебск и Бобруйск не спасал их от конечного уничтожения. Вся разница была бы только в размере и местоположении «котлов».

Спасти группу армий «Центр» от уничтожения мог только заблаговременный, за несколько недель до советского наступления, отход на линию Буга с одновременным отступлением группы армий «Север» к Риге или даже к границе Восточной Пруссии. Но такой вариант был для Гитлера абсолютно неприемлем. Ведь в таком случае уже к моменту высадки союзников в Нормандии советские войска стояли бы у границ Германии и оккупированной немцами Польши. Ценой гибели основных сил группы армий «Центр» это неприятное событие удалось отсрочить на пару месяцев.

Типпельскирх так описал начало советского наступления:

«Между 21 и 23 июня четыре русских фронта начали наступление по обе стороны Витебска, на Оршу и Могилев, а также севернее и южнее Бобруйска с целью сокрушить оборону группы армий „Центр“. Русский метод ведения наступления со времени последних наступательных операций стал еще более совершенным. Правда, разведка боем накануне наступления сохранилась, но собственно наступлению теперь предшествовал гораздо более интенсивный по сравнению с предыдущими операциями многочасовой огонь артиллерии на уничтожение, сочетавшийся со столь же необычным по своим масштабам использованием крупных сил авиации. Вероятно, с целью достигнуть предельной мощи ударов с воздуха они наносились с интервалом в один день по каждой из трех немецких армий, оборонявшихся на решающих направлениях русского наступления. Перешедшие в наступление после окончания артиллерийской и авиационной подготовки пехотные соединения поддерживались и прикрывались исключительно эффективными действиями авиации. Это было сделано для того, чтобы нейтрализовать немецкую артиллерию, которой раньше нередко удавалось срывать наступление русских войск. Из-за незначительного количества немецких самолетов – 6-й воздушный флот располагал лишь сорока исправными истребителями – превосходство русских в воздухе было теперь таким же, как и у их западных союзников, хотя по абсолютной численности русскую авиацию нельзя было даже приблизительно сравнить с авиацией союзников. После завершения пехотой прорыва в него немедленно вводились крупные танковые силы».

Советская авиация впервые смогла по-настоящему достичь господства в воздухе. Это обусловливалось тем, что главные силы истребительной и бомбардировочной авиации люфтваффе были брошены для отражения высадки союзников в Нормандии.

Трехсоткилометровую полосу, на которой предстояло наступать 1-му Белорусскому фронту, занимала 9-я армия генерала пехоты Ганса Иордана со штабом в Бобруйске. Она включала 35-й армейский корпус генерала пехоты Фридриха Визе, 41-й танковый корпус генерала артиллерии Гельмута Вайдлинга и 55-й армейский корпус генерала пехоты Фридриха Херрляйна. В резерве 9-я армия имела только 20-ю танковую и малобоеспособную 707-ю охранную дивизии, располагавшиеся севернее Бобруйска. Этого резерва было явно недостаточно для ликвидации глубокого прорыва советских войск. А командование группы армий ничем помочь 9-й армии не могло, поскольку советские войска атаковали практически по всему фронту группы армий «Центр». На 1 июня 1944 года в группе армий генерал-фельдмаршала Буша насчитывалось всего 442 053 офицера, унтер-офицера и солдата, из которых только 258 604 служили в боевых частях. 1-му Белорусскому фронту противостояли 12 из 38 дивизий группы армий «Центр», в которых насчитывалось около 140 тысяч солдат, в том числе около 82 тысяч в боевых частях.

У Рокоссовского же к началу операции «Багратион» имелось 77 стрелковых, девять кавалерийских дивизий, один механизированный корпус, шесть танковых корпусов, одна стрелковая бригада, две танковые бригады, две самоходно-артиллерийские бригады и четыре укрепленных района. Все они были готовы к наступательным действиям без каких-либо ограничений и насчитывали к 23 июня 1944 года 1 071 100 солдат и офицеров. Кроме того, в распоряжении Рокоссовского была 1-я армия Войска польского, насчитывавшая 79 900 человек в четырех пехотных дивизиях, одной кавалерийской и одной танковой бригадах. Надо также учесть, что против 9-й немецкой армии действовала часть сил 2-го Белорусского фронта. Но и без этих дивизий превосходство Рокоссовского над противником было подавляющим – в 8,2 раза по обшей численности личного состава.