Текст книги "Рокоссовский"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц)

29 ноября фон Бок в беседе с Гальдером сказал, что, «если нам не удастся обрушить северо-западный фронт противника под Москвой в течение нескольких дней, атаку придется отозвать, так как это приведет к бессмысленным встречным боям с противником, в распоряжении которого, судя по всему, имеются многочисленные резервы и большие запасы военных материалов, а мне здесь второй Верден не нужен».

Против войск 16-й армии был направлен основной удар. 29 и 30 ноября шли тяжелые бои. Немецкие моторизованные части наступали вдоль шоссе Каменка – Озерецкое, а также по Ленинградскому и Истринскому шоссе. Из штаба фронта поступил грозный приказ Жукова: «Крюково – последний пункт отхода, и дальше отступать нельзя. Отступать больше некуда. Любыми, самыми крайними мерами немедленно добиться перелома, прекратить отход. Каждый дальнейший ваш шаг назад – это срыв обороны Москвы. Всему командному составу снизу доверху быть в подразделениях, на поле боя…»

Крюково, тем не менее, удержать не удалось. Рокоссовский вспоминал:

«Ночью – было это в конце ноября – меня вызвал к ВЧ на моем КП в Крюково Верховный Главнокомандующий. Он спросил, известно ли мне, что в районе Красной Поляны появились части противника, и какие принимаются меры, чтобы их не допустить в этот пункт. Сталин особенно подчеркнул, что из Красной Поляны фашисты могут начать обстрел столицы крупнокалиберной артиллерией. Я доложил, что знаю о выдвижении передовых немецких частей севернее Красной Поляны и мы подтянули сюда силы с других участков. Верховный Главнокомандующий информировал меня, что Ставка распорядилась об усилении этого участка и войсками Московской зоны обороны.

Вскоре начальник штаба фронта В. Д. Соколовский сообщил о выделении из фронтового резерва танковой бригады, артполка и четырех дивизионов „катюш“ для подготовки нашего контрудара. К участию в нем мы привлекли из состава армии еще два батальона пехоты с артиллерийским полком и два пушечных полка резерва Ставки. (Раньше эти силы намечалось перебросить под Солнечногорск.)

Сбор и организация войск для столь важного дела были возложены на генерала Казакова и полковника Орла. Они немедленно отправились в Черную Грязь, где находился вспомогательный пункт управления. Туда же вслед за ними выехал и я.

Затягивать организацию контрудара было нельзя. Все делалось на ходу. Войска, прибывавшие форсированным маршем в район Черной Грязи, получали задачу и, не задерживаясь, занимали позиции.

С утра началось наступление. Наши части, поддержанные сильным артиллерийским огнем и мощными залпами „катюш“, атаковали врага, не давая ему возможности закрепиться. Противник сопротивлялся ожесточенно, переходил в контратаки. С воздуха обрушивались удары его авиации. Однако к исходу дня немцы с их танками были выбиты из Красной Поляны и отброшены на 4–6 километров к северу. Совместно с частями 16-й армии в этом бою участвовали войска Московской зоны обороны» (речь идет о войсках 20-й армии).

Правда, успешный контрудар потребовал использовать те силы, которые ранее предполагалось перебросить под Солнечногорск. В результате противник достиг своего последнего успеха на Солнечногорском направлении и занял Крюково, откуда Рокоссовскому пришлось срочно эвакуировать свой КП. Войска 16-й армии оказались оттеснены к рубежу Баранцево – Хованское – Петровское – Ленино. Но здесь немцы окончательно выдохлись.

А. А. Лобачев вспоминал:

«Наши войска отошли, закрепились на рубеже: верховье реки Клязьмы – деревня Матушкино – восточная окраина Крюково – Дедовск.

Последний рывок противник сделал 30 ноября, нанеся удар между Красной Поляной и Лобней. Именно в этот день под Химками побывали гитлеровские мотоциклисты-разведчики. 30 ноября и 1 декабря наши части по-прежнему вели напряженные оборонительные бои, но в обстановке наметился перелом.

Ударная группировка врага к этому времени потеряла не менее половины людского состава и огромное количество техники. Из дивизии разведка доносила: немцы роют окопы, возводят заграждения, прячут танки в землю…»

30 ноября Сталин утвердил план контрнаступления под Москвой. Он предусматривал нанесение главного удара левофланговой группировкой войск Западного фронта, в которую входила и 16-я армия Рокоссовского. Ближайшей задачей контрнаступления было «ударом на Клин, Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом крыле и ударом на Узловая и Богородицк во фланг и тыл группе Гудериана разбить противника» на левом крыле Западного фронта.

1 декабря Бок пришел к выводу, что дальнейшее наступление бессмысленно, и направил главнокомандующему сухопутными войсками Браухичу телеграмму следующего содержания:

«Сражения последних 14 дней показали, что „полное уничтожение“ противостоящей нам русской армии является не более чем фантазией. Остановиться у ворот Москвы, где сеть шоссейных и железных дорог является наиболее густой во всей восточной России, означает завязать тяжелые позиционные бои против значительно превосходящего нас по численности противника. Между тем войска группы армий совершенно к этому не готовы. Но даже если невозможное станет возможным и нам в ходе наступления удастся поначалу захватить новые территории вокруг Москвы, у меня все равно не хватит войск, чтобы окружить город и плотно запечатать его с юго-востока, востока и северо-востока. Таким образом, проводящееся сейчас наступление является атакой без смыслам цели, особенно учитывая тот факт, что время приближается к роковой черте, когда силы наступающих войск будут исчерпаны полностью. <…> Я не знаю во всей полноте намерений Верховного командования сухопутных сил, но если группе армий предстоит вести зимой оборонительные бои, это при ее нынешней диспозиции возможно только при том условии, что к фронту будут переброшены крупные резервы. Этих резервов должно быть достаточно для того, чтобы противостоять мощным атакам противника и сменить обескровленные войска на переднем крае».

Но командующий группой армий «Центр» прекрасно понимал, что никаких резервов в распоряжении Браухича нет и взять их неоткуда, иначе бы они наверняка были бы даны ему ранее для развития наступления. Теперь же речь могла идти только о том, чтобы удержать достигнутые рубежи, а отнюдь не о взятии советской столицы. Однако положение в других группах армий Восточного фронта было таким, что никаких резервов для группы армий фон Бока они выделить не могли. Войска группы армий «Юг» только что оставили Ростов и с трудом сдерживали советское контрнаступление. Взять оттуда какие-либо резервы не было никаких возможностей. Войска группы армий «Север» также были связаны боями за Тихвин. Подготовка же и переброска резервов с Запада заняла бы слишком много времени, учитывая состояние путей сообщения в России. К тому же среди дивизий на Западе не было моторизованных и танковых дивизий (в тот момент там только 1-я кавалерийская дивизия находилась на переформировании в 24-ю танковую), а подавляющее большинство пехотных дивизий имели лишь ограниченную боеспособность. Все что могли немцы к декабрю 1941 года на Восточный фронт с Запада уже перебросили.

Таким образом, в сложившихся обстоятельствах реальным был только отход от Москвы на более-менее подготовленные оборонительные позиции. К такому решению и хотел подтолкнуть фон Браухича и Гитлера фон Бок. Однако даже ясного приказа о переходе к обороне, не говоря уж об отходе, равно как и обещания прислать просимые подкрепления, командующий группой армий «Центр» в тот день не получил.

Тем временем в события вмешалась погода. Немецкий военный историк Вернер Хаупт пишет:

«Еще 30 ноября погода была благоприятной. 1 декабря началась метель. В следующие ночи столбик термометра упал до минус 34 градусов, днем температура была ниже 20 градусов мороза. Этим наступление было окончательно похоронено. С этого момента холод стал врагом страшнее русских… Фельдмаршал фон Бок в полосе 4-й армии распорядился оборудовать передовой командный пункт. В эти критические дни он хотел быть со своими солдатами. Потери были высокими. Количество обмороженных намного превышало число раненых. Особенно высоки были потери офицеров. В 7-й пехотной дивизии полками уже вынуждены были командовать обер-лейтенанты!»

2 декабря левофланговые дивизии 16-й армии во взаимодействии с 5-й армией отбросили противника из большой излучины реки Москвы северо-восточнее Звенигорода. В этот же день Бок из последних сил пытался сломить сопротивление советских войск, подбадривая себя мыслью, что оно вот-вот может рухнуть. 2 декабря он записал в дневнике: «На севере от шоссе наблюдается лишь ограниченное продвижение вперед. Пути наступления 3-й танковой группы лежат в болотистой местности, которая к тому же сильно заминирована. По этой причине 3-я танковая группа продвигается вперед очень медленно. Противник тут и там отводит свои дивизии, оказавшиеся перед ее атакующим фронтом. Но ему удалось задействовать свежие силы, пусть и небольшие, против фланга 3-й танковой дивизии под Яхромой. Противник понимает, где ему угрожает реальная опасность – как жаль, что у меня нет под рукой крупных резервов! Вечером во все штаб-квартиры атакующих корпусов были направлены телексы с указанием, что противник определенно пребывает в состоянии острого кризиса, каковое необходимо эксплуатировать в любом месте, где для этого представится возможность. Правда, у меня есть известные сомнения относительно того, что наши находящиеся на пределе возможностей части сумеют реализовать это предложение». Но раз приказа о переходе к обороне не было, командующий группой армий «Центр», как дисциплинированный прусский офицер, пытался продолжать наступление, хотя и сознавал, что оно уже утратило свою стратегическую цель.

Положение немецких войск накануне советского контрнаступления в исследовании советского Генштаба «Битва за Москву» определялось следующим образом:

«Войска 16-й армии 1, 2 и 3 декабря вели ожесточенные бои с основной группировкой противника, наступавшей на солнечногорском направлении вдоль Ленинградского шоссе и на истринском направлении вдоль Волоколамского шоссе… В тот период бои на фронте 16-й армии носили исключительно напряженный характер. Некоторые пункты переходили из рук в руки. В течение 2 и 3 декабря противнику путем крайнего напряжения сил и средств удалось овладеть Крюковом, где бои шли на улицах».

Ставке пришлось задействовать для отражения немецких ударов прибывшие под Москву стратегические резервы. Так, 2 декабря только что сформированная 20-я армия генерала А. А. Власова, осуществлявшая частную операцию по овладению Красной Поляной, получила приказ штаба Западного фронта с 3 декабря перейти в общее наступление на Химки и Солнечногорск.

Тут стоит сказать о том, что, поскольку в дальнейшем генерал Власов перешел на сторону немцев и создал коллаборационистскую Русскую освободительную армию (РОА), роль 20-й армии в битве за Москву постоянно умалялась. В частности, освобождение Красной Поляны в некоторых трудах стали приписывать 16-й армии Рокоссовского, а не 20-й армии Власова, как было на самом деле. Чтобы, так сказать, «реабилитировать» бойцов и командиров 20-й армии, бывший начальник штаба армии генерал Л. М. Сандалов выдвинул теорию, будто командарм Власов

«до освобождения Волоколамска армией, по существу, не командовал. Он объявил себя больным (плохо видит, плохо слышит, разламывается от боли голова). До начала операции жил в гостинице ЦДКА, а затем его перевозили с одного армейского КП на другой под охраной (?) врача, медсестры и адъютанта. Подходить к нему не разрешали (неужели у Андрея Андреевича была столь заразная болезнь? Сандалов утверждал, будто у него было воспаление среднего уха, а такое заболевание заразным не является. – Б. С.).Все документы для подписи я посылал Власову через его адъютанта, и он приносил их подписанными без единого исправления. Впервые я, да и другие офицеры штаба увидели Власова – в Чисмене (под Волоколамском). А первый доклад я делал ему лишь в Волоколамске. Поэтому от начала операции до выхода армии в Волоколамск мне совместно с заместителем командующего армией полковником Литзюковым А. И. (впоследствии командовал танковой армией и погиб в бою) и членом ВС армии дивизионным комиссаром Куликовым П. Н. приходилось руководить действиями войск армии непосредственно самим».

Это – не более чем легенда, призванная дать возможность цитировать в открытой печати приказы, подписанные Власовым (разумеется, без упоминания имени), и в положительном контексте характеризовать замыслы и действия командования армии. На самом деле Власов командовал 20-й армией с самого первого дня и ни в каких гостиницах ЦДКА не жил (кто бы ему это позволил в самый разгар боевых действий!). Уже 13 декабря он был упомянут в сводке Совинформбюро в перечне советских генералов, отличившихся в битве под Москвой (там же был упомянут и Рокоссовский). А 16 декабря на КП у Власова взял интервью американский журналист Л. Лесюер. Выходит, смог каким-то образом прорваться сквозь кольцо блокады, будто бы созданное вокруг командарма медиками и адъютантами. Наконец, в архивных делах 20-й армии, хранящихся в Центральном архиве Министерства обороны в Подольске (фонд 373, опись 6631), достаточно приказов по армии с начала декабря 1941 года, и подлинность его подписи под ними не вызывает никаких сомнений. Среди них – приказы о категорическом запрете расстрелов военнопленных противника, а также о недопустимости представления в штаб армии ложных донесений и сведений о трофеях.

Приказы Власова, равно как и действия 20-й армии под его командованием, доказывают, что он обладал военными способностями и командовал не хуже того же Рокоссовского и Говорова и явно лучше, например, командарма 10-й армии Ф. И. Голикова, которого за нерешительные действия под Сухиничами Жуков снял с командования. И, несомненно, как и Рокоссовский, и десятки других советских генералов и маршалов, Власов стремился к успешной военной карьере.

Вся принципиальная разница между Власовым и Рокоссовским заключалась в моральных принципах. Андрей Андреевич готов был делать карьеру любой ценой. А потому, попав в германский плен в тот момент, когда победа Германии в войне казалась весьма вероятной, Власов сделал ставку на то, чтобы стать правителем покоренной Германией России. И закономерно проиграл. Рокоссовский же, раз пойдя на службу большевикам, никогда не изменял этой присяге, даже после того, как отсидел два с половиной года в тюрьме по несправедливому обвинению. Уверовав в Сталина, убедив себя в какой-то момент, что все плохое в стране случается помимо и вопреки его воле, Константин Константинович служил ему верой и правдой.

Впоследствии, уже у немцев, Власов не раз говорил: «Вы думаете, что такой человек, как, например, маршал Рокоссовский, забыл про зубы, которые ему выбили в тюрьме на допросе?» Вероятно, подобные суждения Андрей Андреевич слышал от Константина Константиновича в период Московской битвы, когда их армии тесно взаимодействовали и командармы часто встречались друг с другом. Да и ранее Власов и Рокоссовский наверняка были знакомы, когда оба командовали перед войной механизированными корпусами в Киевском особом военном округе и должны были встречаться на окружных сборах высшего комсостава. Как кажется, Власов всерьез лелеял надежду привлечь Константина Константиновича к сотрудничеству, и даже посылал к нему своих эмиссаров, которые, однако, предпочитали сдаваться НКВД. Один из них, бывший батальонный комиссар Иосиф Яковлевич Кернес, попавший в плен почти одновременно с Власовым, летом 1942-го, в плену, выдал себя за участника военного заговора, в который будто бы вовлечены видные советские военачальники. 27 декабря 1942 года Кернеса отправили через линию фронта со следующими забавными письмами маршалу Тимошенко и начальнику Генштаба Василевскому:

«Берлин, 16 декабря 1942 г.

Господину маршалу Тимошенко.

Переданные господином Кернесом предложения вашей оппозиционной группы относительно сепаратного мира с Германией были с интересом приняты к сведению. Однако отсутствуют достаточные полномочия для г-на Кернеса, а также данные о силах оппозиции. Связь господ Шапошникова, Кузнецова, Рокоссовского, Потемкина, Мельникова и Мехлиса с направлением, представляемым г-ном Василевским, была бы желательна. Г-н Кернес об этом доложит устно. Для продолжения переговоров ожидается командирование вашего полномочного представителя с конкретными предложениями.

Крегер, генерал».

«Александру Васильевичу (в действительности Василевского звали Александр Михайлович. – Б. С.)Василевскому.

Александр Васильевич! Доволен, что моя первая оказия дошла до вас. Меня интересует ваша точка зрения по второму пункту моих предложений, так как вы ничего не говорите в своем ответе второго гонца. Крайне интересно с артелями Мерецкова, Меркулова и Первухина. Странные люди. Не время говорить о правах, когда надо говорить только об обязанностях. Не правда ли? Парольные связи с моим ближним к вам филиалом даст Кернес, а о ходе нашей работы вас проинформирует мой связник… Вы спрашиваете, ориентироваться ли на роль Бориса Михайловича? Не советую. Устарел и потерял популярность. Слава России! Глава РСНП (Русская социал-национальная партия. – Б. С.) – генерал-майор (комбриг) И. Бессонов».

Кернесу по секрету передали, что вскоре в Смоленске будет создано русское национальное правительство во главе с Власовым, поэтому военный переворот в Москве пока не стоит форсировать. Очевидно, речь шла о подписанном Власовым 27 декабря 1942 года Смоленском воззвании от имени «Русского комитета», который «призывает русских людей вставать на борьбу против ненавистного большевизма, создавать партизанские освободительные отряды и повернуть оружие против угнетателей народа – Сталина и его приспешников». Вероятно, Власов и его соратники надеялись, что вскоре за этим последует создание русского национального правительства, но это случилось только в ноябре 1944-го, когда на свет появился мертворожденный «Комитет освобождения народов России».

Позже, на допросах в Смерше, а потом в НКГБ Кернес честно признался, что выдумал антисоветскую военную организацию, чтобы получить возможность вернуться к своим. Ведь его, как еврея, в любой момент могли расстрелять, а длительное время скрывать свое еврейство было непросто. Чекисты Кернесу поверили и никого из упомянутых в письме военачальников, включая Рокоссовского, на предмет возможного заговора допрашивать не стали. Сам Иосиф Кернес, тем не менее, был приговорен к 15 годам лагерей.

Но вернемся к Московской битве. 2 декабря Жуков докладывал Сталину и Шапошникову: «Сегодня на всех участках фронта Рокоссовского противник вел упорные атаки пехоты. Атаки поддерживались танками. Частями Рокоссовского все атаки отбиты. Завтра с утра начинаем контратаку дедовской группировки противника. К району атаки подтянуто 79 танков, 3 дивизиона PC, до 100 орудий. Контратаку проводит 9-я гвардейская дивизия, усиленная 40-й стрелковой бригадой. Частью сил помогает 18 сд. Будет привлечена авиация».

Прибывшая в район Сходни из резерва Ставки 354-я стрелковая дивизия была включена в состав 16-й армии. Утром 3 декабря она перешла в наступление и к 16 часам вышла к южной окраине Матушкина (3 километра восточнее Алабушева). Части 7-й и 8-й гвардейских стрелковых дивизий вели ожесточенные бои с пехотой и танками противника за овладение Крюковом. Части 18-й стрелковой дивизии к тому же времени наступали от Брехова. 9-я гвардейская стрелковая дивизия вела ожесточенные бои с пехотой и танками противника на восточной окраине Нефедьева.

4 декабря Бок констатировал, что

«давление противника значительно усилилось в районе канала „Москва“ и на юго-западе от Яхромы. Здесь противник также ввел в бой свежие силы – дивизию из центральной России и смешанную бригаду, – в результате чего нам пришлось перейти к обороне. Так как у 3-й танковой группы совсем не осталось резервов, в районе Клина я ввел в дело 900-ю бригаду (численность не превышает состава усиленного батальона), которая раньше находилась во второй линии 9-й армии. Установилась очень холодная погода».

Войска 16-й армии в течение 4 декабря продолжали своим правым флангом обороняться, а в центре и на левом фланге постепенно развивали наступление, преодолевая ожесточенное сопротивление врага.

Основные усилия были направлены на овладение Крюковом. Удар наносился в стык группировок противника.

Немецкое наступление на Москву окончательно остановилось, и в этом была немалая заслуга 16-й армии. В труде советского Генштаба «Битва за Москву», изданном в 1943 году, содержался весьма лестный для Рокоссовского вывод: «16-я армия, сдерживавшая основной удар северной группировки немцев, несмотря на широкий вначале фронт и разобщенность своих частей, в результате твердого руководства командования и храбрости личного состава показала образцы упорства, искусства и мужества в боях. В решающий момент сражения в полосе между 30-й и 16-й армиями, куда немцы вгоняли свой клин, в дело вступили свежие резервные 1-я и 20-я армии. Они вместе с войсками первой линии остановили немцев и заставили их перейти к обороне.

При наступлении немцев на 16-ю армию в последний период оборонительного сражения части армии выдерживали (с 1 по 5 декабря) непрерывные и ожесточенные атаки четырех танковых дивизий противника (2, 11, 5 и 10-й), наступавших не менее чем 300 танками на фронте 30–40 км. Однако, несмотря на то, что 16-я армия смогла противопоставить всего лишь 86 танков (по данным на 20 ноября), немцам не удалось добиться решающего успеха и прорвать наши позиции… Глубокая осень, короткий день, длинные темные ночи и наступившие в последующем холода ограничивали ведение операций, стесняли широкие маневренные действия войск, постепенно привязывая последние к населенным пунктам. Эти условия неблагоприятно отражались и на материальном обеспечении наступающих войск. Примененные нашими войсками при отходе заграждения также сыграли существенную роль, замедляя продвижение фашистов».

Стоит отметить, что многие немецкие дивизии в период с 16 ноября по 5 декабря потеряли до 50 до 60 процентов личного состава. В некоторых танковых дивизиях, например в 6-й, почти не осталось танков.

12 декабря 1941 года Совинформбюро передало сообщение «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы». Там, в частности, говорилось: «Войска генерала ВЛАСОВА, преследуя 2-ю танковую и 106-ю пехотную дивизии противника, заняли г. Солнечногорск; войска генерала РОКОССОВСКОГО, преследуя 5-ю, 10-ю и 11-ю танковые дивизии, дивизию „СС“ и 35-ю пехотную дивизию противника, заняли г. Истру».

В сводке также отмечалось, что «за время с 16 ноября по 10 декабря сего года захвачено и уничтожено, без учета действий авиации: танков – 1434, автомашин – 5416, орудий – 575, минометов – 339, пулеметов – 870. Потери немцев за это время составляют свыше 85 000 убитыми». Немецкие потери как в людях, так и в технике были здесь, как обычно, преувеличены в несколько раз. Согласно записям в дневнике Гальдера, общие потери сухопутных сил в период с 6 ноября по 10 декабря составили 88 970 человек, включая 67 719 раненых, 17 618 убитых и 3633 пропавших без вести. Теперь они оказались в 1,7 раза меньше, чем за период с 26 сентября по 6 ноября, когда германские сухопутные силы на Востоке потеряли 151 138 человек, в том числе 31 850 убитых и 5162 пропавшими без вести. В среднесуточном исчислении уменьшение составило 1,4 раза. Оно произошло за счет того, что в первой половине ноября войска группы армий «Центр» активных боевых действий не вели. Значительно уменьшились также и потери советских войск, прежде всего потому, что стало гораздо меньше пленных.

4 декабря Жуков издал директиву командующим 20, 16 и 5-й армий о переходе в наступление на Истринском направлении:

«1. По всем данным противник, действующий против правой группировки Западного фронта, выдохся и без дополнительной подготовки продолжать общее наступление сейчас не может.

Действия противника за последние 2–3 дня носят характер активной обороны на всем фронте и лишь только против 1-й ударной армии противник ведет частную операцию по противодействию наступлению частей армии, переправившихся через канал.

2. Пехота противника сильно измотана и дерется неустойчиво. Опыт нашего контрудара по прорвавшейся группе на фронте 33-й армии показывает, что при малейшем охвате и дружной атаке нашей пехоты с танками противник, бросая все, бежит в страшной панике. В этой маленькой операции противник бросил около 50 орудий, более 50 станковых пулеметов, 47 танков и много другого вооружения. Особенно боится противник обходов и танковых атак с флангов и тыла.

3. Резервов у противника, по всем данным, нет, он израсходовал их полностью в 18-дневных боях. В танковых дивизиях осталось до 30 % личного состава и в среднем по 40–50 танков всех марок. Снарядов и горючего у противника очень мало».

16-я армия Рокоссовского располагала пятью стрелковыми дивизиями, четырьмя стрелковыми бригадами, четырьмя танковыми бригадами и четырьмя кавалерийскими дивизиями. Они имели 55 тысяч бойцов, 320 полевых и 190 противотанковых орудий, 480 минометов и 125 танков. 16-й армии противостояли 46-й и 40-й танковые корпуса немцев в составе двух пехотных и трех танковых дивизий. В них осталось всего 22 тысячи бойцов, 150 полевых и 140 противотанковых орудий, 250 минометов и 130 танков. Таким образом, по танкам силы сторон на участке Рокоссовского были примерно равны, по пехоте 16-я армия превосходила противника в 2,5 раза, а по артиллерии и минометам – в 1,8 раза. Войска Рокоссовского имели значительно большее превосходство над противником, чем вся правофлаговая группировка Западного фронта.

4 декабря в наступление перешли 1-я и 20-я армии, нанося удары на Дмитровском и Солнечногорском направлениях. В последующие дни к ним присоединились 30-я и 16-я армии. 5 декабря, когда советские войска перешли в наступление против правого фланга 9-й немецкой армии и оттеснили его на 10–12 километров, фон Бок вынужден был подготовить приказ о подготовке отхода 3-й танковой группы и 4-й армии от линии Нара – Москва к линии Каримское – Истринское водохранилище – Сенежское озеро – к востоку от Клина. Сказалось то, что немецкие войска слишком поздно перешли к обороне, 4–5 декабря, буквально за считаные часы до начала советского контрнаступления, и не успели как следует подготовить оборонительные позиции на передовых рубежах.

6 декабря фон Бок отметил в дневнике «мощные атаки превосходящих сил русских против восточного и в особенности северо-восточного фронта 3-й танковой группы. Продвижение противника в глубь позиций танковой группы, в основном, ликвидировано на всех направлениях при содействии последних резервов группы». Но в тот же день фельдмаршалу пришлось санкционировать отход на истринский рубеж. Бок признал, что «растут жалобы частей на достигнутое русскими превосходство в воздухе. Еще чаще жалуются на нехватку зимней одежды, снабжение которой поставлено неудовлетворительно. Эшелоны с зимним обмундированием постоянно запаздывают, в результате даже сейчас далеко не все части обмундированы по-зимнему. Качество зимнего обмундирования также оставляет желать много лучшего».

В течение 4 и 5 декабря 8-я гвардейская стрелковая дивизия вела бои в самом Крюкове. Противник, сосредоточив два батальона пехоты (35-й пехотной дивизии) и 60 танков (5-й танковой дивизии), оказывал упорное сопротивление, используя танки в засадах из-за домов, а также противотанковые орудия и пулеметы, установленные в домах и сараях. В результате контратаки немцам удалось овладеть МТС северо-восточнее Крюкова, но продвинуться дальше они не смогли. Бои за Крюково продолжались до 7 декабря. Одновременно войска 16-й армии вели напряженные бои за овладение селами Клушино, Льялово, Никольское, Матушкино, Рождествено. Немцы на всем фронте оказывали упорное сопротивление, переходя на отдельных участках в контратаки пехотой и танками.

Немецкие войска еще держались, но фон Бок уже понял, что сражение проиграно. 7 декабря он попытался сформулировать причины поражения:

«К нынешнему серьезному кризису привели три обстоятельства: 1. Осенняя грязь. Передвижения частей и подвоз припасов были фактически парализованы жидкой грязью, затопившей дороги. В результате воспользоваться плодами победы под Вязьмой нам не удалось. 2. Провал с железными дорогами. Неадекватное обслуживание, нехватка вагонов, локомотивов и квалифицированного технического персонала. Неспособность локомотивов, оборудования и наскоро отремонтированных станционных сооружений функционировать в условиях русской зимы. 3. Недооценка способности противника к сопротивлению, а также его резервов в плане личного состава и материальной части».

С этим выводом можно согласиться, указав только, что без третьего фактора первые два сами по себе не смогли бы остановить продвижение немецких армий к Москве.

Бок продолжал: «Русские ухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки, подтянули новые дивизии из Сибири, Ирана и с Кавказа и заменили утраченную на ранней стадии войны артиллерию многочисленными пусковыми установками реактивных снарядов. Сегодня группе армий противостоит на 24 дивизии – преимущественно полного состава, – больше, нежели это было 15 ноября. С другой стороны, численность германских дивизий сократилась более чем наполовину в результате непрерывных боев и связанных с зимними холодами бедствий. Боеспособность бронетанковых войск и того ниже. Потери среди офицерского и унтер-офицерского состава просто шокируют. В процентном отношении они много выше, нежели потери среди рядового состава».

В ночь на 8 декабря сопротивление противника было сломлено и немцы начали отступать. Рокоссовский вспоминал: «К 8 декабря в результате почти трехдневного боя, доходившего часто до рукопашных схваток, а также обхода города с юго-запада сопротивление противника было сломлено. Оставив Крюково и ряд других окрестных селений, немцы бежали на запад, бросая оружие и технику. В бою за Крюково наши части захватили около 60 танков, 120 автомобилей, много оружия, боеприпасов и другого военного имущества. В селе Каменка враг бросил два 300-миллиметровых орудия, предназначавшихся для обстрела Москвы.

Перешли в наступление и главные силы армии на истринском направлении. Нанеся удары по фашистам, не успевшим еще, к нашему счастью, организовать оборону, войска сломили упорное сопротивление врага и начали преследование. Глубокий снежный покров и сильные морозы затрудняли нам применение маневра в сторону от дорог с целью отрезать пути отхода противнику. Так что немецким генералам, пожалуй, следует благодарить суровую зиму, которая способствовала их отходу от Москвы с меньшими потерями, а не ссылаться на то, что русская зима стала причиной их поражения».