Текст книги "Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров"
Автор книги: Борис Камов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
ТАЙНАЯ ВОЙНА ВОКРУГ ТЕЛА ГАЙДАРА
«Изменник Родины А. П. Гайдар вводит в заблуждение компетентные органы»
В мае 1942 года в Союз писателей в Москве пришел треугольник от безвестного лейтенанта С. Абрамова. Он сообщал о гибели Аркадия Петровича.
Вслед за первым письмом начали приходить сообщения от других боевых товарищей писателя. Сведения совпадали.
Треугольники поступали из-за линии фронта. Не имели обратного адреса. Каждое сообщение проверялось «где надо». Но графологическая и другие лабораторные проверки никаких результатов не давали. А могила писателя, о которой упоминали авторы всех сообщений, находилась на оккупированной территории. Посылать туда кого-то с проверкой столичные чекисты не собирались. А посему вынесли следующий вердикт: «А. П. Гайдар жив. Работает на противника. Сам фабрикует и присылает письма из-за линии фронта, чтобы ввести в заблуждение компетентные органы и таким образом оградить от неприятностей своих близких».
«А. П. Гайдар убит. Считать его живым»
Родственников Аркадия Петровича такое положение устроить не могло. В 1943 году они обратились в Генеральный штаб Красной армии с ходатайством проверить по своим каналам сообщения о гибели Гайдара.
Задание было поручено военным разведчикам. Действуя на оккупированной территории, они опросили многих жителей Леплявы. Командир группы, старший лейтенант И. Гончаренко сообщил в штаб Украинского фронта (откуда его донесение попало в Москву): «Гайдар ходил на хутор за продуктами… и был убит. Захоронили труп Гайдара возле железной дороги».
Хотя сообщение поступило в Москву через Главное разведуправление Генерального штаба и считалось документом официальным, донесение старшего лейтенанта И. Гончаренко, как и письмо С. Абрамова, ни «Комсомолка», ни Союз писателей за официальный документ не признали: это зависело не от них…
«Что случилось с Гайдаром?!»
(официальное расследование по линии ГРУ)
В отличие от лейтенанта Сергея Абрамова, старший лейтенант И. Гончаренко не был для Москвы ни безвестной личностью, ни рядовым исполнителем поручений. Общая катастрофа 1941 года, трагедия под Киевом многое поставила на свои места. Немалое количество грозных военачальников с генеральскими звездами на петлицах оказались бездарями и трусами. И наоборот, скромные лейтенанты и капитаны, вчерашние лесники и железнодорожники превращались в талантливых и незаменимых военных деятелей, организаторов сопротивления. К их числу принадлежал и старший лейтенант Гончаренко.
Одна из его обязанностей состояла в том, что он был «послан в тылы под Киевом для вывода товарищей к линии фронта». Не сложно догадаться, это были крайне нужные стране люди, если для их спасения и доставки на Большую землю в глубокое расположение гитлеровцев забрасывалась разведгруппа И. Гончаренко. Она состояла из десяти человек.
Донесение старшего лейтенанта содержало много важных сведений. Гончаренко сообщал, что «лично тоже (с Гайдаром. – Б. К.) встречался и много беседовал в октябре 1941 года». Старшему лейтенанту было известно, что «Гайдару предлагали уходить с очень сильным отрядом Орлова, но он не пошел, а сказал, что останется с партизанами».
Из донесения Гончаренко следовал ошеломляющий вывод: в октябре 1941 года Аркадий Петрович имел близкое и доверительное знакомство с людьми, которые поддерживали прямую радиосвязь с Главным разведывательным управлением Генерального штаба. В свете этого сообщения по-иному выглядели планы Гайдара создать большое партизанское соединение армейского типа, которое должно было вести боевые действия в постоянном контакте с Москвой.
Еще один ошеломляющий вывод заключался в том, что пока в Москве люди с Лубянки будто бы мучились вопросом: «Кто Вы, Аркадий Гайдар?», в глубоком немецком тылу подобного вопроса ни у кого не возникало. Личность Гайдара не нуждалась ни в каких проверках. Аркадий Петрович оставался всенародной и всесоюзной знаменитостью, которая не пробуждала ни малейших подозрений даже у профессиональных разведчиков, каждый день рисковавших жизнью и нередко сталкивавшихся с подлинными изменниками Родины. Бедой стало то обстоятельство, что сражение у лесопильного завода и необходимость незамедлительно решать, как разбитому отряду существовать дальше, случились в отсутствие Гончаренко. Однако вот что важно:
• после выполнения задания старший лейтенант вернулся под Лепляву;
• узнав о разгроме партизанского отряда, тут же встревожился о судьбе Гайдара;
• подробности трагедии он специально узнавал от самых осведомленных людей.
Окажись Гончаренко рядом после боя у лесопильного завода, вся дальнейшая цепочка событий, связанных с Гайдаром, могла выстроиться по-другому.
Но вот на что хочу обратить особое внимание. Формально Союз писателей СССР, редакцию газеты «Комсомольская правда», а также Лубянку интересовала судьба не просто писателя, а писателя очень знаменитого.
Два года спустя, после того как Аркадий Петрович остался за линией фронта, удалось найти человека, профессионального разведчика, который лично был знаком с писателем и располагал подробными сведениями о его гибели из абсолютно достоверных источников.
Самым простым в этих обстоятельствах было бы затребовать Гончаренко в Москву, как вызывали партизанских командиров и других разведчиков. Ведь с Большой земли через линию фронта и обратно регулярно летали самолеты. Они перебрасывали продовольствие и технику.
Старшего лейтенанта в Москву никто не вызвал. Достоверность и ясность в «деле» Гайдара «правдолюбцам» с Лубянки не была нужна.
«Настоящий» патриот
(по стандартам Лубянки)
Судьба бывает насмешницей. Для сравнения она явила нам образчик поведения другого человека, который тогда же, в сентябре 1941-го, там же, в Киеве, в отличие от Гайдара, все сделал по-другому.
Хотя этот человек не писал книжки для детей, а был профессиональным военным, он не остался с обреченной армией. Видя начало беспримерной киевской катастрофы, наш патриот не кинулся спасать положение. Он приказал доставить его в аэропорт Борисполя и улетел в Москву.
Так что, когда по брусчатке Крещатика боязливо, на малой скорости, поползли немецкие мотоциклисты, наш патриот, отмытый, причесанный, с аккуратно подстриженными усами Карабаса-Барабаса, пил в московской квартире утренний чай с кремлевскими баранками.
Баранки были не просто мягкие и свежие, а еще и теплые. Наш усатый патриот жил на улице имени историка Грановского, которая теперь, после перестройки, получила старое название: тереулок Романовых. Дом располагался как раз напротив знаменитой Кремлевской больницы, которая в свою очередь служила кремлевской кормушкой. Это здесь выдавали особенные спецпайки членам правительства, членам политбюро, а также выдающимся военным деятелям.
Наш патриот был как раз таким, выдающимся. Звали его М. Буденный. Ранг – Маршал Советского Союза. Военная специализация – самый главный авторитет в СССР по жеребячьей случке, то есть по разведению лошадей для кавалерии.
Должность в начале Отечественной войны – главнокомандующий войсками Юго-Западного направления. Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Михаил Кирпонос был его подчиненным.
Юго-Западное направление в первые месяцы войны оказалось главным. Сталин умудрился перед самой войной расстрелять маршала Тухачевского со всем его высокопрофессиональным окружением, а затем маршалов Блюхера и Егорова. К рассвету 22 июня 1941 года ни одного маршала, пригодного для ведения широкомасштабных боевых действий, в Советском Союзе не осталось.
Клим Ворошилов был и на всю жизнь остался «луганским слесарем». Эта очень нужная специальность оказалась потолком его информационного, интеллектуального и духовного развития, поскольку книжек «первый маршал» никогда в руки не брал.
От прямого руководства боевыми действиями в годы Гражданской войны Ворошилова отстранил еще Ленин. Это случилось после того, как «луганский слесарь», руководя третьестепенной боевой операцией, умудрился потерять 20 000 бойцов.
Зато маршал К. М. Ворошилов славился тем, что первым знакомился с молоденькими актрисами, которые поступали на столичную сцену. По линии политбюро ему поручили курировать… культуру.
Знаменитая насмешливая песенка: «Ему чего-нибудь попроще бы, а он циркачку полюбил» была посвящена любвеобилию Маршала Советского Союза и его методу «укрепления обороноспособности СССР».
Напомню: в должности наркома обороны СССР Ворошилов подписал списки на арест и расстрел почти 40 000 кадровых командиров.
Задуматься над тем, кто будет командовать войсками, когда начнется война, Климентию Ефремовичу было недосуг. Он как всегда спешил на свидание, которое обычно происходило на конспиративной квартире.
Маршал Семен Тимошенко был знаменит на весь мир: это он проиграл войну с крошечной Финляндией. Красная армия под руководством Тимошенко понесла чудовищные потери. Гайдар писал в дневнике от 3 апреля 1940 года: «Наших погибло в боях 50 000. Ранено 150 000. Финнов всего 300 000».
Наркому обороны Тимошенко советский народ обязан и грандиозными катастрофами первых недель Отечественной войны.
Спасать положение на Юго-Западном направлении летом 1941 года в буквальном смысле было некому. И Сталин послал туда маршала Семена Буденного.
Имея лучшую в Советском Союзе отборную армию и лучшее вооружение, главный коневод не сумел организовать хотя бы оборону. Мало того, маршал оказался банальным трусом. Буденный бросил на произвол судьбы всю армию и сотни тысяч сорванных с насиженных мест мирных жителей; бросил все вооружение и гигантские склады, созданные для ведения долговременной войны на чужой территории.
Буденный поспешил вернуться в Москву – не верхом на лошади (а это он доказывал, что кавалерия сокрушительнее любой техники, потому боевая техника и не нужна), не в знаменитой буденовской тачанке – все четыре колеса», как пелось в песне братьев Покрасс. Буденный улетел, то есть трусливо бежал по воздуху в Москву на личном самолете.
Любопытно, что на Лубянке вопросов к Семену Михайловичу после возвращения домой не возникло. Дело на него чекисты заводить не стали.
Для всех остальных советских граждан за побег с места боевых действий полагался расстрел перед строем.
Как должен поступать настоящий мужчина?
В наше переболтанное время, когда смешались и сплющились вековечные нравственные понятия, читатель может спросить:
– А как же должен был поступить маршал Буденный?
Сошлюсь на неожиданный пример.
В 1912 году гигантский по тем временам пассажирский пароход «Титаник» столкнулся с громадной льдиной. В шлюпках могла уместиться лишь половина пассажиров. Капитан Эдвард Смит имел возможность получить место в одной из шлюпок. Но он заявил людям, которые оказались рядом с ним в момент погружения судна:
– Я последую за кораблем!
Через несколько часов, когда подоспела подмога, капитана среди тех, кто остался жив, спасатели не обнаружили.
Эдвард Смит был в очень большой степени повинен в катастрофе (как и Семен Буденный под Киевом). Но он был капитаном корабля и считал, что обязан разделить судьбу доверенного ему «Титаника» и обреченного экипажа.
Это была принятая во всем цивилизованном мире общемужская норма поведения в экстремальной ситуации. Кто-то усмехнется: «Старорежимная романтика. Давно вымершие "морские волки"».
Не скажите. В сентябре 1941 года, перед падением Киева, нашелся еще один донкихот, который, подобно Гайдару, не полетел на последнем самолете в Москву. Как вы думаете, кто это был?
Остался с окруженной армией сорокадевятилетний генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос, Герой Советского Союза, командующий Юго-Западным фронтом. Он не полетел в Москву в одном самолете с маршалом Буденным. Кирпонос продолжал вести бои в окружении. От полученного в бою ранения и потери крови Кирпонос скончался.
В 1960-е годы я дружил с бывшим батальонным комиссаром Виктором Дмитриевичем Коршенко. Вместе с Гайдаром он шел несколько дней по немецким тылам. Затем они расстались.
Коршенко вспомнил: он встретил в окружении группу офицеров. Они прорывались к линии фронта. У них было особой важности задание: передать Верховному главнокомандованию Золотую Звезду Кирпоноса в доказательство того, что генерал не сдался в плен, а погиб в бою.
В этом рассказе меня поразила деталь: звезду несли запеченной в маленьком каравае. Что награда принадлежала Кирпоносу, в Москве должны были установить по номеру на обратной стороне медали.
Кирпонос оказался слабым военачальником. В этом даже не было его вины: Сталин полагал, что можно лепить полководцев из вчерашних лейтенантов, как он лепил директоров заводов из малограмотных рабочих. Кирпонос оказался именно таким поспешным назначенцем.
Но в дни киевской катастрофы Кирпонос поступил как настоящий мужчина, как настоящий русский офицер, который не бросает в беде солдат.
Вместе с потомственным офицером, командиром 58-го полка (в отставке), писателем Гайдаром генерал-полковник Кирпонос самоотверженно разделил страшную судьбу обреченной армии.
Лубянские игры
Версия, что самый знаменитый детский писатель стал изменником Родины и перебежал на сторону врага, устраивала Лубянку. В общей неразберихе первых месяцев войны, в атмосфере патологической шпиономании неясностям в судьбе любого человека сразу придавали обвинительный уклон.
Никто не осудил той же осенью 1941 года маршала Семена Буденного, командовавшего Юго-Западным направлением; начальника Генерального штаба маршала Бориса Шапошникова или главу государства Иосифа Сталина, что в «киевском котле» были в буквальном смысле брошены на произвол судьбы 600 тысяч человек солдат и командиров (не считая техники, стратегических запасов и т. п.).
Москва не сделала ни одного шага, чтобы спасти хотя бы четверть этой армии, каких-нибудь сто пятьдесят тысяч человек.
Но Лубянка с подозрительным рвением занялась вопросом: правда ли, что один человек из 600 тысяч решил остаться в этом котле добровольно?
Любые сведения о Гайдаре, которые позднее начали поступать в Союз писателей, преподносились чекистами руководству госбезопасности как результат своей блестящей оперативной работы.
Учитывая известность Гайдара, «дело» все время держали под рукой. Работники центрального аппарата внутренних дел прилагали усилия, чтобы оно продолжало «дышать». Среди прочего, таким образом, контрразведчики доказывали руководству свою нужность… в Москве. В глубоком тылу.
НКВД. Расстрелы. Комсомол
Игра «замедленного действия», которую устроили чекисты, решительно не устраивала одного, теперь мало известного человека. Звали его Борис Сергеевич Бурков.
Когда началась война, Бурков работал главным редактором «Комсомольской правды». Он был хорошо знаком с Аркадием Петровичем. Иногда они встречались, изредка вместе выпивали. Бурков за стопкой пенял Гайдару, что тот ничего не дает его газете. Только «Пионерской правде».
– Боря, не сердись, – оправдывался Гайдар. – «Пионерка» приютила меня, когда никто не брал мои рассказы. Не говорю уже о повестях. Тебя тогда не было. К тебе претензий нет. Подвернется случай – принесу что-нибудь и тебе.
Случай подвернулся. Началась война. Военкомат отказался направить Гайдара в действующую армию. Аркадий Петрович решил, что можно поехать и военным корреспондентом. Журналисту не обязательно обладать здоровьем подводника или парашютиста. И отправился к Буркову:
– Ну вот, Боря. Ты просил. Теперь я готов писать и для тебя. Причем прямо с передовой.
Бурков обрадовался творческим намерениям Гайдара, но выражение лица его при этом было кислым. Пояснил:
– Тебе нужно будет зайти к Михайлову.
Николай Александрович Михайлов был первым секретарем ЦК комсомола. Идти к нему Гайдару не хотелось.
Аркадий Петрович всерьез дружил с его предшественником, Александром Косаревым. Внешне простоватый, Косарев при этом был умницей. Обладал талантом смотреть далеко вперед.
Когда у Аркадия Петровича возникла тяжелая полоса – не было пристанища, не ладилась работа, давно кончились деньги, – Косарев собрал на срочное заседание секретарей ЦК. Все разволновались: что стряслось?
– У нас, – заявил Косарев, – на сегодняшний день имеется первоочередная, неотложная задача: нуждается в помощи наш товарищ, один из первых комсомольцев страны Аркадий Гайдар. Если его сейчас не поддержать, мы его потеряем. Как человека и как пролетарского писателя для детей.
За десять минут было принято два решения: отправить Гайдара на отдых по путевке ЦК ВЛКСМ и поручить Детиздату напечатать (пока!) что-либо из старых вещей.
Арестовали Косарева по доносу секретаря ЦК ВЛКСМ Ольги Мишаковой. Расстрел Косарева повлек волну арестов среди его приближенных и друзей. Аркадий Петрович не исключал, что брызги могут задеть и его… Что они с Косаревым дружили, было известно многим.
Но Мишакова, которая после расстрелов обрела немалое влияние в ЦК комсомола, пожелала продолжить «шефство» над «любимым писателем советской детворы». Предполагаю, что здесь имели место и внелитературные порывы.
Гайдар в ту пору был очень хорош: крупный, мускулистый, почти всегда улыбающийся. По силе обаяния его можно было сравнить только с «великим летчиком нашего времени» Валерием Чкаловым. И Гайдар был почти такой же знаменитый. Чуть ли не в каждой семье были книги Гайдара с его портретами. Выйти с ним на улицу Горького, пройтись по центру Москвы мечтали многие женщины…
Гормональные порывы Мишаковой спасли Аркадия Петровича. Он не попал в списки «пособников Косарева», которые Мишакова продолжала составлять и отправлять Лаврентию Павловичу Берия, «лично» и «в собственные руки».
С Лаврентием Берия Мишакова была на «ты» и любила звонить ему в присутствии подчиненных, которые обмирали от ужаса. Стоило Мишаковой в таком разговоре назвать имя любого из них – и человек мог исчезнуть бесследно…
Потом, когда Гайдара уже не было в живых, стало известно, что Ольга Мишакова страдала психическим заболеванием и на его почве повышенной сексуальностью. Косарев и целая плеяда блестящих комсомольских руководителей, которые могли стать крупными государственными деятелями, погибли от доносов свихнувшейся бабы.
Гайдар после гибели Саши Косарева появлялся в ЦК ВЛКСМ крайне редко. Последний раз это случилось в январе 1941-го. Здесь проходило совещание по военному воспитанию. В то время как партийная печать настойчиво проводила мысль, что для нашей армии, «непобедимой и легендарной», война будет быстрой и легкой, Аркадий Петрович выступил с четкой программой, как нужно учить детей выживать в экстремальных ситуациях: физически и психически.
При этом особая роль отводилась книгам.
«Когда ему (вчерашнему школьнику. – Б. К.) придется лежать где-нибудь в грязи, – говорил Гайдар на совещании, – то ему будет нелегко, но может стать легче. Ведь на войне человек всегда или очень занят, или очень свободен. Вот он лежит и думает: "Я где-то читал, что был какой-то Овод… Значит, я (попал в такую трудную ситуацию. – Б. К.) не один"»[20]20
Гайдар Аркадий. Воспитание мужества. Собр. соч. В 4 т. М.: Детская литература, 1979–1982. Т. 2. С. 494.
Овод – персонаж одноименного романа Этель Лилиан Войнич. Итальянский революционер, прошедший множество жизненных испытаний. Овод служил примером мужества для нескольких поколений молодежи в России. Он стал образцом стойкости для больного писателя Николая Островского; покалеченного летчика, будущего Героя Советского Союза Алексея Маресьева и многих других.
[Закрыть].
Выступление Гайдара произвело оглушительное впечатление. То, чем комсомол еще только собирался заниматься, в голове Аркадия Петровича уже было давно продумано и до мелочей разработано.
– Кому же, как не вам, Аркадий Петрович, писать о войне для молодежи? – заявил Михайлов, когда Гайдар изложил ему свою просьбу.
Но первый секретарь ЦК ВЛКСМ нахмурился, произнося:
– Сами послать вас на фронт мы не можем. Требуется разрешение Генерального штаба. Но представление на вас мы отправим сегодня же.
* * *
Приход Гайдара стал для Михайлова столь волнующим событием, что через много лет он написал об этом свои воспоминания.
* * *
Разрешение от Генштаба поступило 19 июля 1941 года. Аркадий Петрович немедля отправился в «Комсомолку».
Мандат был уже готов. Он гласил:
Редакция газеты «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»
Удостоверение
Дано писателю ГАЙДАРУ Аркадию Петровичу в том, что он командируется в Действующую Красную Армию Юго-Западного направления в качестве военного корреспондента газеты «Комсомольская правда» согласно разрешению Генерального штаба Красной Армии…
Бурков достал из кармана «вечное перо», модную новинку той бедной эпохи, отвинтил пластмассовый колпачок и золотым пером с утолщением на конце крупно, четко вывел под текстом: «Б. Бурков».
Дорога на войну была открыта.
Никто не мог себе представить, сколько драматических событий повлечет за собой этот витиеватый росчерк золотого пера московской фабрики «Союз».
Борис Бурков: тайная операция против Лубянки
Итак, Аркадий Петрович остался в окружении, а перетрусившие лгуны «из бригады „Комсомольской правды“» вернулись в Москву. Володя, Миша и Дима каждому встречному наперебой рассказывали о своих будто бы давних подозрениях относительно Гайдара. Борис Сергеевич внимательно их слушал, но в душе этим молодцам не верил.
Бурков помнил, как еще недавно Гайдар сидел здесь, в кабинете, на потертом кожаном диване. Аркадий Петрович был раздавлен тем, что армия, которую он так любил, несла колоссальные потери. Он рвался на фронт хотя бы рядовым.
Видя бездарность действий маршала Буденного и маршала Тимошенко, других военачальников, не расстрелянных по «делу» Тухачевского; понимая, что самые талантливые и мудрые командиры были уничтожены и загнаны в лагеря еще четыре года назад, Гайдар надеялся, что сумеет на передовой, в какой-то конкретной ситуации что-то поправить. Лишь бы туда попасть. А там будет видно.
Аркадий Петрович не стеснялся говорить в кругу товарищей, что считает себя пригодным для такой роли. Что у него достаточно опыта и решительности для принятия грамотных решений в любой обстановке.
Неужели все это было актерской игрой?
Неужели Гайдар мотался по военкоматам, приходил к Фадееву, приходил в этот кабинет, потом к Михайлову, чтобы где-то под Киевом найти первого немецкого солдата и поднять перед ним вверх руки?
Рассказ трех розовощеких обличителей не совпадал с психологическим портретом писателя, каким его все знали до отъезда на фронт. Казалось, речь идет о другом человеке. В таком несовпадении содержалось нечто вызывающее и провокационное. Здесь угадывалась чья-то попытка подогнать историю с Гайдаром под устрашающую и хорошо знакомую газетную формулу: «Окружающие не сумели вовремя разглядеть подлинное лицо…» Для практического применения этой формулы годился любой незначительный повод.
Борису Сергеевичу припомнилось: Мишу и Володю в газету прислали… Не он, Бурков, их в редакцию брал, потому что они ему понравились, а ему их прислали. «Рекомендовали взять…» Как тогда говорили, «для укрепления редакции». Ничего себе оказался «крепежный материалец».
Кстати, если Володя хоть какую-то заметку составить мог, то Миша писать не умел совсем. Не мог нацарапать даже информашку из десяти строчек. В «Комсомолке» долго думали, что с этим, как его нарекли в газете, присланцем делать. Наконец, решили «прикрепить» Мишу к Володе и отправлять их на задания только вдвоем. Так сложился их дуэт. Они трудолюбиво ездили потом с фронта на фронт, собирая материалы по тылам… В среде журналистов их еще называли обозниками и «трофейной командой».
Забегая вперед, напомню: года через два Миша с Володей узнали в освобожденном, разоренном Краснодоне о подвиге местных ребят из подпольной организации «Молодая гвардия». Талантов двyx обозников едва хватило на корявый газетный очерк.
Александр Фадеев позднее написал на том же материале нашумевший, скандальный, исторически не вполне достоверный, но эмоционально очень сильный роман «Молодая гвардия».
* * *
Летом 1944 года Советская армия освободила Канев. Бурков с нетерпением ждал этого дня. Он уже давно задумал провести самостоятельное расследование: что на самом деле произошло с Гайдаром после того, как в Москву без него улетел последний самолет?
Формально для такой проверки ему разрешение не требовалось. Но Бурков понимал: это не банальный случай. В такой ситуации страховки ради было бы благоразумно поставить в известность Лубянку. Однако это означало бы получить мгновенный, устрашающий запрет. А если бы Борис Сергеевич не послушался, его самостоятельные действия могли иметь непредсказуемые последствия.
Тем не менее Бурков решил действовать без компромиссов, формально: «Пропал сотрудник редакции, посланный в командировку. Кто должен заняться выяснением его судьбы, если не родной коллектив?»
Бурков надеялся: удастся найти свидетелей, собрать достоверный материал – победителей не судят.
Для выполнения задачи требовался надежный, умный исполнитель. Борис Сергеевич вызвал с фронта капитана Алексея Филипповича Башкирова. Это был интеллигентный, смелый человек. Преимуществом Башкирова перед другими сотрудниками редакции было то, что он уже два года находился на передовой.
Бурков предупредил Башкирова: задание сверхсекретное. От результатов расследования зависит судьба всей редакции. Любые сведения, хорошие и плохие, Башкиров должен будет сообщать только ему, Буркову. Поскольку «делом» Гайдара занимается еще кое-кто, возможны опасные провокации. Чтобы не привлекать ничьего внимания, Башкиров поедет в Канев и село Леплява один.
На случай особо тщательной проверки Башкиров, помимо служебного удостоверения, получил свежие сопроводительные документы. А совсем уже на крайний случай Бурков вручил Алексею Филипповичу еще один мандат:
Редакция газеты «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»
4 июня 1944 года
Удостоверение (Секретное)
Редколлегией газеты «Комсомольская правда» на военного корреспондента капитана А. Ф. Башкирова возложены розыски могилы погибшего партизана, писателя Аркадия Петровича Гайдара, похороненного в Полтавской области, близ города Канева. Ему поручено также с помощью местных организаций привести в порядок могилу писателя, поставить обелиск и организовать гражданскую панихиду.
Просьба ко всем военным, советским, партийным и комсомольским организациям Украины и организациям Союза писателей Украины оказывать тов. Башкирову содействие в выполнении возложенных на него обязанностей…
* * *
Я познакомился с Алексеем Филипповичем Башкировым в 1973 году, 29 лет спустя после его исторической экспедиции. Он рассказал, что перед отъездом в Лепляву они с Бурковым проговорили несколько часов. В том числе и на случай, если вмешается Лубянка.
У «Комсомолки» было мало автомашин. Корреспонденты отправлялись к линии фронта когда поездом, когда самолетом. А там, на месте, – на попутках. Часто пешком.
Бурков дал Башкирову новенький «виллис» и водителя, чтобы Алексей Филиппович смог добраться до Леплявы под Каневом на собственном транспорте. Чтобы никакие «объективные причины» не помешали расследованию.
Башкиров с заданием справился блестяще. В Лепляве он опросил несколько десятков человек, которые лично знали Гайдара. Вce ранее полученные сведения подтвердились.
Башкиров нашел семьи казненных партизан Степанца и Сасича, жену расстрелянного немцами лесника Швайко. Повстречал Алексей Филиппович и товарищей Гайдара по отряду. Башкиров установил, что Аркадий Петрович зарекомендовал себя опытным разведчиком и пулеметчиком, отличился в бою лесопильного завода. Бывшие партизаны подтвердили: писатель погиб 26 октября 1941-го на окраине Леплявы в стычке с немцами. О том же свидетельствовали местные жители, чьи дома стояли возле железной дороги, где партизаны попали в засаду.
Мало того, из рассказов очевидцев, бывших партизан, стало известно о подвиге Гайдара у лесопильного завода, о том, что в его сумке хранилось несколько новых произведений, созданных уже в окружении и лесном лагере.
По просьбе Башкирова впервые за три года была приведена в порядок могила. На ней установили простой деревянный крест и прибили сосновую доску с надписью:
А. П. ГАЙДАР
Писатель и воин, пулеметчик партизанского отряда.
Погиб в октябре 1941 года.
Позднее, уже после отъезда А. Ф. Башкирова, чья-то заботливая рука поставила и число: «26».
Погиб 26 октября 1941 года.
Башкиров вез в Москву на своем «виллисе» не только показания очевидцев – у него были записаны их адреса. В случае более тщательного, юридического разбора обстоятельств смерти Гайдара свидетелей можно было бы вызвать в Москву. Некоторые заранее дали согласие. Материалы расследования полностью опровергали доносы молодых негодяев.
В Москве Башкиров представил обстоятельный отчет и снимки могилы А. П. Гайдара. В редакции результаты расследования были восприняты с благодарностью и вздохом облегчения. Все сомнения рассеялись. Гайдар не был предателем: он самоотверженно сражался с врагом и погиб героем.
Башкирову было поручено готовить большой, на целую полосу материал с портретом писателя и привезенными снимками. «Комсомолка» делала все возможное, чтобы взять реванш за трехлетнее унижение. Было решено: когда газета выйдет и будет множество откликов, редакция обратится в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством о посмертном награждении Гайдара. Речь могла пойти даже о Золотой Звезде.
Полоса была уже сверстана, когда раздался грубый окрик «оттуда». Материал слетел. «Виновник», Алексей Филиппович Башкиров, тут же был «выслан» Бурковым на передовую, чтобы не дать чекистам возможности задержать его и завести новое «дело» о «попытке оправдания предательства», совершенного писателем-корреспондентом..
Редактору «Комсомольской правды» Борису Сергеевичу Буркову строго разъяснили: писать о героизме корреспондента, который подозревается в измене Родине, нельзя.
Эхо инцидента
Когда публикация очерка о подвиге Гайдара сорвалась, а самого Башкирова засунули в «дуглас» и без промедления отправили на передовую, началось невообразимое. Посыпались звонки. Читатели спрашивали:
– Это правда, что Гайдар погиб героем?
Из других газет и журналов требовали:
– Где же статья? Чего вы тянете? В каком номере она стоит? Вы же газета, а не ежемесячный журнал. Чего вы тянете?
Радиокомитет хотел пригласить Башкирова в студию, чтобы он рассказал о поездке на Украину радиослушателям. Из студии кинохроники в редакцию «Комсомолки» готовы были приехать кино– и звукооператоры. У них было задание сделать сюжет для еженедельной кинохроники, которую обязательно показывали во всех кинотеатрах Советского Союза перед началом фильма.
Поздно вечером, после заседания в ЦК партии, к Буркову постучался Александр Фадеев. Ему тоже нужно было о многом расспросить Башкирова. Но Алексей Филиппович уже снова находился на передовой. Линия фронта и окопы стали для него самым безопасным местом…
Всем, кроме Фадеева и своих, отвечали:
– Да, такой материал планировался, но его задерживает цензура.
Окрик с Лубянки снова оборачивался против Гайдара и против Буркова. Если бы чекистам пришло в голову наказать «пособников в содействии предательству…», Бурков в списке «виноватых» оказался бы первым. Ведь это он подписал своим золотым «вечным пером» командировочное удостоверение Аркадия Петровича и тем самым сделался «пособником».
