Текст книги "Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров"
Автор книги: Борис Камов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
– Ребята, немцы! – крикнул Гайдар.
Тугая очередь разорвала воздух.
Гайдар покачнулся, но продолжал стоять.
* * *
Через шесть лет, производя вскрытие после эксгумации, судмедэксперт Абрам Розенберг напишет, что и после пулеметной очереди, с пулей в сердце, Аркадий Петрович какое-то время еще оставался жив. Он мог слышать, что происходит вокруг.
* * *
Перед кустами возле тропы, где пряталась засада, разорвались гранаты. Их бросили товарищи Гайдара. Когда грохот смолк, под соснами, где был устроен привал, лежали только мешки с провиантом.
Гайдар погиб, чтобы спасти. И спас.
«Госпожа удача! Для кого ты добрая?»
Я считаю, что судьба, достаточно для Гайдара суровая, тем не менее, до последнего мгновения его хранила. Даже в трагическое утро 26 октября ему выпал один из лучших вариантов.
Худшим был бы плен.
Если бы пятеро не сделали привала на окраине леса, миновали бы будку обходчика и свернули на тропу, на них набросились бы 15–20 немецких солдат из тех, что находились поблизости. Это означало бы неволю с побоями, унижениями и другими испытаниями.
Пленение Гайдара, скорее всего, было бы использовано гитлеровцами для проведения грандиозной пропагандистской кампании. Даже если бы Аркадий Петрович отказался в ней участвовать, были бы изготовлены «подлинные» фотографии хорошо после бивуачной жизни отмытого, причесанного писателя, сидящего в обществе немецких офицеров. От его имени был бы написан корявый, с немецким «акцентом» текст с призывом сдаваться в плен, помогать «доблестной германской армии». Эти листовки были бы размножены и разбросаны с самолетов над окопами.
При всей своей топорности они произвели бы на фронте колоссальное деморализующее действие. Масштаб возможной катастрофы не поддается измерению. Вдобавок, под запрет попали бы все книги Гайдара и фильмы, снятые по его произведениям. Автор «Голубой чашки» и «Тимура» перестал бы существовать в нашей стране как писатель и педагог. Навсегда.
Именно такие фотографии Якова Сталина примерно в это же самое время были присланы его отцу. В виде листовок с фальсифицированным текстом они были разбросаны над линией фронта. Понадобилось несколько десятилетий, пока криминалисты сумели доказать, что снимки Якова Сталина в обществе немецких офицеров были виртуозным фотомонтажом. Конечная судьба этого мужественного человека достоверно неизвестна до сих пор.
Подвиг двух читателей
Я поведаю вам сейчас о небывалом поступке в истории мировой культуры. Его совершили два недавних читателя Гайдара. Их звали Сергей Абрамов и Василий Скрыпник.
Рассказ, который вы сейчас прочтете, был запечатлен на кинопленке операторами студии документальных фильмов Центрального телевидения и только частично вошел в ленту «Партизанской тропой Гайдара», которую время от времени в «гайдаровские дни» демонстрируют по разным телеканалам до сих пор. Но чаще всего оттуда выхватывают куски…
Тому обстоятельству, что этот фильм при множестве препятствий был снят, мы должны быть благодарны инициативе и упорству молодого тогда режиссера Веры Федорченко.
Рассказ же о тех событиях был также записан мною на магнитофон «Весна», который 40 лет назад принадлежал к высочайшим достижением электронной техники.
А еще одно чудо состояло в том, что и съемки на месте гибели Аркадия Петровича, и магнитофонные записи были сделаны в один и тот же день: 26 октября 1966 года – ровно четверть века спустя после случившейся трагедии.
Еще я пытался в тот день, что можно, сфотографировать, но мой верный, безотказный «Зенит» вдруг начал давать сбои. Фотографии получились плохими: полуразмытыми, несуразно скомпонованными, точно кто-то пытался мне помешать и все время толкал под руку. Но я все равно включил фотографии в эту книгу как историческое свидетельство, как память о неповторимом.
Скромные торжества по случаю 25-й годовщины со дня гибели Гайдара мы отметили в Лепляве, в хате Степанцов, где Аркадий Петрович бывал много раз. С Абрамовым и Скрыпником он заходил сюда, отправляясь и на последнее задание.
Принимала нас, как и четверть века назад Гайдара, Афанасия Федоровна Степанец, партизанка, вдова партизана, отмеченная многими солдатскими наградами. Самой почетной она считала медаль «Партизану Отечественной войны», название которой говорило само за себя.
Для начала я коротко поведаю, откуда эти двое взялись в судьбе Аркадия Петровича.
Абрамов и Скрыпник были родом с Украины. В 1941 году обоим исполнилось по 20 лет. Оба перед самой войной закончили военные училища. Оба получили по два кубика на петлицы – стали лейтенантами. Вместе с окруженной армией попали в «киевский котел», были брошены на произвол судьбы двумя усачами – Буденным и Сталиным. Потом познакомились и затем случайно встретили Гайдара в Семеновском лесу.
Оба, по словам более эмоционального и романтически настроенного Абрамова, «выросли на книгах Аркадия Петровича», о чем ему сказали. Сначала их потрясло, что Гайдар, оказывается, еще жив. Раньше они думали, что все писатели, как Пушкин и Лев Толстой, давно умерли. Оба, как выяснилось, переживали, что Пушкина и Лермонтова убили на дуэли. И вдруг они встречают в окружении живого Аркадия Петровича, о котором в этой неразберихе никто не заботился, а главное – никто его не охранял. И лейтенанты договорились между собой, что берут Гайдара под свою негласную защиту и будут рядом с ним, что бы с Аркадием Петровичем ни случилось…
Они с готовностью включились в подготовку прорыва из Семеновского леса – вошли в состав той группы из 16 человек, которая несла под огнем раненого капитана Рябоконя. Лейтенанты присоединились к Орлову и Гайдару, когда те направились с поредевшей группой в сторону Канева.
Проявлять о Гайдаре в партизанском отряде бытовую заботу у них не было возможности. Лейтенанты сами жили в бездарно оборудованном лагере: питались как все – дважды в день. Несмотря на колоссальные запасы продовольствия, кормили бойцов скудно. Никто из них не наедался.
Но в одном лейтенанты проявили твердую волю и последовательность. Они участвовали во всех операциях, которые организовывал Аркадий Петрович.
18 октября 1941 года (как я уже рассказывал) полковник Орлов уходил с группой командиров к линии фронта. Абрамов и Скрыпник собирались идти вместе с ними. Зная о дружбе писателя с полковником, лейтенанты не сомневались, что Гайдар тоже пойдет к линии фронта. Но когда Абрамов и Скрыпник услышали, что Аркадий Петрович остается, они сообщили Орлову, что остаются тоже.
Во время боя у лесопильного завода Абрамов и Скрыпник выполняли распоряжения командира отряда, который послал Скрыпника к Гайдару с приказом брать пулемет и отходить. Аркадий Петрович не послушался. Он считал, что еще рано, что немцы могут хлынуть в лагерь на плечах отступающих. Тогда командир послал Скрыпника вторично. Только и во второй раз Гайдар приказа не выполнил: Аркадий Петрович лучше, нежели командир, понимал обстановку.
Поэтому, когда Гайдар вечером 25 октября собрался в старый лагерь за продуктами, Абрамов и Скрыпник вызвались идти с ним.
…И на обратном пути возле насыпи, во время привала, когда Аркадий Петрович поднялся, чтобы зайти к путевому обходчику, лейтенанты тоже поднялись с земли. Но возникла неловкость. Абрамов и Скрыпник охраняли Гайдара как бы полутайно. По их словам, он бывал недоволен, когда попытки находиться постоянно рядом с ним становились заметными.
Абрамов пожаловался:
– Он же сердился, когда мы ходили за ним хвостом. Скрыпника однажды почему-то не было. Я увязался за ним, за Аркадием Петровичем. Иду в небольшом отдалении. Он вдруг оборачивается: «Сережа, я не денежный ящик, чтобы меня охранять».
Поэтому, когда на привале Аркадий Петрович поднялся со своего мешка, лейтенанты тоже поднялись, будто бы поразмяться.
– Нам и в голову не приходило, что немцы так близко, – объяснил Абрамов. – Вы сами, Борис Николаевич, замеряли: от места нашего привала до поворота на Прохоровку было всего тридцать шагов. Гайдар пошел направо, вдоль насыпи. Ему предстояло дойти до будки обходчика, где хранились ручная дрезина и всякие инструменты. А там еще немного – и с правой стороны, между деревьями, начиналась тропинка на Прохоровку.
А поскольку мы рядом с ним идти не могли, чтобы нам от Аркадия Петровича не влетело, мы тоже направились к насыпи, но шли не так быстро, как он.
Аркадий же Петрович прошел мимо будки. За ней начинался пологий склон насыпи. Аркадий Петрович по этому склону и поднялся. И будка нас от Аркадия Петровича загородила. Мы его на какое-то время потеряли из виду.
А дальше произошло вот что. У Аркадия Петровича была такая манера: он разговаривал очень тихо. Даже если рассказывал что-либо у костра, где собиралось много народу, не напрягал голоса. Слушать его порой было трудно. Но тихий, глуховатый голос успокаивал.
А тут он крикнул. Я даже не понял, что. Василий Иванович говорит: «Ребята, немцы!» А для меня звук его голоса, пусть даже без слов, был просто как сигнал… Как удар тока… Будто электричество прошло по позвоночнику. И застрочил пулемет.
Мы с Василием Ивановичем кинули по гранате в ту сторону, откуда началась стрельба, и спрятались за будку.
Это только так говорится, что будка. На самом деле это был сарай из тяжелых бревен. В нем свободно помещались ручная дрезина и много всякого инструмента для ремонта железнодорожного полотна.
Если полминуты назад будка закрывала Гайдара от Василия Ивановича и меня, то теперь та же самая будка защищала нас от пулеметного огня.
Что произошло с Аркадием Петровичем, мы не видели. Сначала мы подумали, что он перепрыгнул через рельсы и ждет нас по другую сторону насыпи. Любопытно, что в эту минуту возникла тишина. Мы подумали, что немцы всех нас троих потеряли из виду.
Скрыпник позвал:
– Аркадий Петрович!
Гайдар не ответил. Если бы он перепрыгнул, то, конечно, ответил бы. В одиночку, без нас он бы не ушел. Мы его хорошо уже знали. А раз молчит, значит ранен. Лежит совсем рядом – за стенкой сарая. Что его могли убить, такое нам не приходило даже в голову.
И мы поползли вперед. Вдоль будки.
– Под пулемет?!
– А куда же еще? Правда, в ту минуту пулемет молчал. И мы собирались вынести Аркадия Петровича на себе. Пока что нас прикрывала будка. Под ее защитой мы проползли вперед. Метра четыре. Но вы же, Борис Николаевич, это место сегодня видели. Вся беда произошла на крошечном пятачке.
Еще прячась за будкой, мы приподнялись. Мы полагали, что Аркадий Петрович лежит у самых рельсов. Выглянули на секунду – у самых рельсов его не было. Тогда, решили, он на площадочке возле них.
Мы с Василием Ивановичем заранее ни о чем не уславливались, но действовали, как сиамские близнецы. Не успел я подумать насчет площадочки, как Василий Иванович поднялся во весь рост и выглянул из-за будки. По тому, что он никуда вперед не дернулся, я понял: Гайдара он не увидел. На площадочке Аркадия Петровича не было. На всякий случай мы снова позвали:
– Аркадий Петрович!
Он опять не ответил. Мы обрадовались: «Значит, перепрыгнул и отбежал!»
Тут нас заметили немцы. Открыли огонь уже по нам. Мы малость отползли, нас опять прикрыла будка, и мы махнули через насыпь. Думали, что сейчас увидим Гайдара. Но и здесь мы его не обнаружили. Что с ним, в тот момент мы не знали. Известно это нам стало только вечером.
…Сначала прошел по Лепляве слух, что на солдате, которого застрелили возле будки обходчика, была рыжая ушанка… В отряде такая была одна.
Поздно вечером командир отряда с несколькими молодыми хлопцами сходили к обходчику Сорокопуду. Он все подтвердил: сказал, что своими руками выкопал могилу, честь по чести похоронил Аркадия Петровича, которого хорошо знал. Потом ушел в соседнюю комнату и в подтверждение своих слов вынес рыжую шапку. Обходчик хотел ее показать и оставить у себя как бы за труды. Но командир ушанку забрал и принес в лагерь, под Прохоровку.
– Что же случилось с Гайдаром после того, как мы его потеряли из виду? – продолжал Абрамов. – Мы это восстановили по рассказу командира. А он, что сумел, выспросил у обходчика Сорокопуда.
Гайдар, чтобы пересечь насыпь, стал подыматься по пологому склону. Когда же началась стрельба и в Аркадия Петровича попала пулеметная очередь, он упал и покатился вниз, под насыпь. Вот почему мы его не увидели. Это нас с Василием Ивановичем и спасло.
Если бы он остался лежать на площадочке возле будки, мы обязательно к нему бы поползли. Нас не испугала бы стрельба. В тот момент мы были не в себе. В нас обоих рвалось отчаяние.
Ведь мы же не пошли к фронту с Орловым; нарочно остались в этом дырявом лесочке, в отряде, который ни на что не был пригоден. Мы хотели только одного, чтобы с Аркадием Петровичем ничего не случилось.
И не уберегли.
СВЯЗУЮЩЕЕ ЗВЕНО
Почему я так подробно остановился на судьбе двух бывших лейтенантов? Потому что они оказались связующим звеном между погибшим Аркадием Петровичем и пока еще ничего не ведавшей Москвой.
После гибели Аркадия Петровича командир сделал именно то, от чего отговаривал Гайдар, – распустил отряд. Местные (на свою беду) разошлись по домам. Оттуда их через какое-то время всех забрали и расстреляли.
Окруженцам нужно было решать, что делать. В какую сторону двигаться. Командир отряда выдал каждому немного еды на дорогу и пожал руку.
Первой жертвой этого решения стал сам командир. Его выследили и арестовали уже 3 ноября, через неделю. Гитлеровцы жестоко пытали первого секретаря Гельмязевского райкома партии, а потом тоже расстреляли.
В 1964 году я познакомился с вдовой командира. Это была когда-то необыкновенно красивая, высокая, а потом больная, измученная невзгодами женщина. Ценой своего здоровья она вырастила двух сыновей. Мне удалось немного улучшить ее жилищные условия. Обком партии по моей просьбе повысил вдове командира пенсию «областного значения».
…Скрыпник и Абрамов тоже разошлись. Скрыпник решил пробираться к фронту. Абрамов – искать родню.
Скрыпник перешел фронт. Как с ним поступила Родина-мать? Отправила в фильтрационный лагерь. Там наглые, сытые чекисты из отдела «Смерш» много дней подряд допытывались у него, как он очутился в немецком тылу, будто не зная, какая судьба постигла всю киевскую группировку.
Затем они же стали приставать к нему с вопросом:
– Если ты оказался в немецком тылу, да еще с оружием, почему же не застрелился? Собирался перебежать к фрицам?
Кончилось тем, что Скрыпника отправили в штрафную роту. Василий Иванович показывал мне мандат, который ему выдали перед отправкой на передовую. Там было указано его новое, ни в одном уставе не обозначенное воинское звание: «лейтенант-автоматчик».
В штрафной роте Скрыпник пробыл до первого ранения – кровью смыл вину перед Родиной. Затем его вернули в обычную пехотную часть. В ней он провоевал до Победы. Дошел до Берлина. Это был третий человек из мне известных, в судьбе которого принимал участие Гайдар и который дошел до немецкой столицы.
Но в судьбе Василия Ивановича было два необыкновенных обстоятельства.
Первое. После штрафной роты он ни разу не был ранен. Его до конца войны не задели ни осколок, ни пуля.
Второе. Закончил Скрыпник войну тоже в звании лейтенанта без единой боевой медали. Не было даже медали «За боевые заслуги», с которой начинался перечень советских военных наград и которой безотказно удостаивали прачек и санитарок в госпиталях. А Скрыпник за три года пребывания на фронте даже такой медали, выходит, не заслужил.
Абрамов тоже выжил чудом. Переправляясь на лодчонке через Днепр, Сергей Федотович искупался в ледяной воде, подхватил воспаление легких. Его спасли и выходили чужие люди.
Повезло ему и в другом. Он попал в партизанское соединение Сидора Артемьевича Ковпака. Стал здесь минером-подрывником. Сам и вместе с товарищами пустил под откос более двух десятков вражеских эшелонов.
Дважды штаб Ковпака, имея связь с Большой землей, представлял Абрамова к Золотой Звезде. Дважды сам Ковпак вместо звания Героя Советского Союза писал в наградных документах корявым почерком: «Отечественная война первой степени». Даже не орден Ленина. Даже не Красного Знамени. На третий раз, снова вместо медали «Золотая Звезда» Ковпак согласился лишь на орден Красной Звезды.
1 мая 1942 года тот же Ковпак подписал приказ. Абрамов назначался командиром саперной роты. Иными словами, он становился главным подрывником всего громадного соединения.
В тот же день с Большой земли пришел самолет с оружием и взрывчаткой. Можно было отослать письма тем, кто жил по другую сторону фронта. Сергей Федотович Абрамов отнес летчикам свое письмо – треугольник без марки. В годы войны марки на письма не наклеивали. Не было на треугольнике и обратного адреса. Любые упоминания о партизанском соединении считались военной тайной. За ее разглашение можно было попасть под трибунал. В соединении Ковпака «Смерш» и трибунал тоже имелись. Они исправно работали.
Время от времени заседал «партизанский чрезвычайный суд», который выносил только смертные приговоры. Ведь походной, передвижной, портативной тюрьмы в соединении Ковпака не было.
Приговаривали к расстрелу не столько провинившихся, сколько героев-разведчиков. Выполнив тяжелейшее задание, семнадцатилетний парень или шестнадцатилетняя девчонка возвращались в базовый лагерь. Если им тут же находилось новое опасное задание, оно становилось спасением, чего разведчики не подозревали.
Если же такое задание в ближайшее время не предвиделось, тех же мальчиков и девочек приговаривали к расстрелу как носителей очень важных секретов, от которых могла зависеть судьба всего партизанского соединения.
Вспоминая эти «суды», изобретенные людоедами с Лубянки, и прекрасные лица молодых бесстрашных разведчиков, спился после войны блестящий партизанский командир, подлинный Герой Советского Союза Петр Вершигора, автор книги «Люди с чистой совестью».
Письмо С. Ф. Абрамова дошло до Союза писателей в Москве и стало первым известием о гибели Гайдара. Оно привело в движение десятки и сотни людей. С получения солдатского треугольника без марки и обратного адреса началась первая страница документированной, солдатско-партизанской биографии Аркадия Петровича в качестве активного участника боевых действий в первые месяцы Отечественной войны.
Что было бы, если бы…
Можем ли мы представить, как могла сложиться судьба Аркадия Петровича, если бы не засада возле насыпи, если бы остатки Гельмязевского партизанского отряда вечером 26 октября перебрались с Полтавщины в Черниговские леса?
Да, можем. Только мне придется сделать небольшое отступление.
А. П. Гайдар в психологическом смысле, в своей способности воздействовать на других людей был явлением уникальным. На войне от него ни на шаг не отходили дети. Они оказывались рядом с Аркадием Петровичем и в окружении, и в партизанском лесу.
А дрянные люди, даже будучи с ним мало знакомы, его ненавидели. Фигуры типа Погорелова боялись к нему приблизиться. Им казалось: он читает, что у них написано в душе.
Так же было и в мирной жизни. Многие ненавидели Аркадия Петровича заочно, подобно Солоухину.
Мнение знаменитого партизанского командира
Мои первые книги о Гайдаре выходили в издательстве «Детская литература». Здесь печатались произведения самого Аркадия Петровича. Издательство одно время называли «Домом А. П. Гайдара».
Редакцией литературы для детей старшего и среднего школьного возраста там заведовала Светлана Николаевна Боярская. Не знаю, кого она больше ненавидела, – Гайдара или меня. Но произошла такая история.
Я написал «Сумку Гайдара» – документальный детектив о том, как я искал рукописи и дневники Аркадия Петровича, которые он вел в окружении, а затем и в партизанском отряде. После поражения отряда Гайдар передал их кому-то на хранение. Мне удалось выяснить, кому…
Боярская решила сделать все, чтобы книга не вышла в свет. Она послала рукопись на десять (буквально!) рецензий. К рукописи прилагалось обращение к рецензенту с просьбой «внимательно и требовательно» отнестись к моей работе. Это было приглашение совершить казнь, «зарубить» книгу.
Рукопись была послана в Главное политическое управление Советской армии и Советского флота (это был военный отдел ЦК КПСС), в Институт военной истории, в Военное издательство Министерства обороны, в какую-то малоизвестную детскую библиотеку, в Черкасский обком Коммунистической партии Украины (он курировал микрорайон Канев – Гельмязево – Леплява), нескольким писателям. Не помню, кому еще. Замысел был такой: если придет хотя бы одна отрицательная рецензия, мне заявят, что редакция согласна «с суровым, но справедливым отзывом». И книга вылетит из плана издательства. В утешение я получил бы 25 % положенного мне гонорара.
По счастью, все десять отзывов (небывалый случай!) оказались положительными. Книгу пришлось печатать.
Один из них принадлежал Алексею Федоровичу Федорову, автору книги «Подпольный обком действует», дважды Герою Советского Союза, с 1941 года – секретарю подпольного Черниговского обкома, руководителю крупнейшего партизанского соединения периода Великой Отечественной войны.
Парадокс истории заключался в том, что и Гайдар в октябре того же 1941 года, не будучи знакомым с Федоровым, планировал перебраться в Черниговские леса, чтобы создать там свое партизанское соединение.
Отзыв выдающегося партизанского командира оказался столь проникновенным, что мой редактор, Нина Сергеевна Абрамова, решила его опубликовать в виде предисловия.
Вот, на мой взгляд, главное высказывание Алексея Федоровича Федорова:
«Лично я глубоко взволнован тем, что Гайдар в октябре 1941 года собирался с товарищами перебраться из-под Канева в Черниговские леса и создать там партизанское соединение.
Если бы Аркадий Петрович не погиб, кто знает, быть может, нам и довелось бы воевать с ним вместе или хотя бы рядом… (выделено мной. – Б. К.)»
Выдающийся партизанский командир, удостоенный двух Золотых Звезд, вполне допускал, что они с Гайдаром могли бы бить врага плечом к плечу. Аркадий Петрович тоже мог стать прославленным партизанским командиром[19]19
Камов Борис. Сумка Гайдара / Борис Камов. М.: Детская литература, 1982. С. 4.
[Закрыть].
