Текст книги "Поединок с самим собой"
Автор книги: Борис Раевский
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава VIII. НОВИЧОК
а следующее занятие секции Юла пришел раньше всех.
В раздевалке он с удовольствием обулся в новые ботинки– борцовки (их ему выдал тренер). Были они из мягкой, приятной на ощупь черной кожи, высокие, крепкие. И нога в них чувствовала себя как-то очень уютно, ладно и уверенно.
Зашнуровав ботинки, Юла не удержался, медленно прошел мимо зеркала и, оглянувшись – не видит ли кто? – мельком, посмотрел на себя. Из зеркала на него глянул вполне подходящий парнишка. Он развернул, напружинил плечи, округлил руки.
Ну что ж! Хоть и невысок, но не так уж плох. В борцовках он выглядел очень даже по-боевому. Правда, трико, настоящего спортивного трико с лямками через плечо, у Юлы не было. Но и в трусах он в общем-то тоже «смотрелся».
В самом начале занятия в зал вошли директор и тренер. А чуть позади них шел какой-то парнишка.
– У нас опять новичок, – бодро сказал Игнат Васильевич. – Вот, знакомьтесь: Андрей Рагзай.
Тренер сделал шаг в сторону – новичок словно прятался у него за спиной, – и мальчишки перевели глаза на своего будущего товарища.
«Как же так? – мелькнуло у Юлы. – Ведь директор говорил: секция укомплектована. Меня – сверх нормы. А тут еще одного…».
Но стоило ему присмотреться к новичку, сразу все понял.
Андрей Рагзай был высокий, стройный. Крепкие плечи, мощные ноги. Широкая, круто выгнутая грудь. Вот такими скульпторы изображают атлетов. Все в его фигуре было стройно, соразмерно, красиво. От него веяло мощью и мужеством.
«Да, – подумал Юла. – Готовый чемпион».
Очевидно, похожие мысли мелькали и у других ребят. Они перешептывались, перемигивались, и в глазах у них были восхищение, гордость и, пожалуй, даже зависть. Уж больно красив и могуч был новичок!
Поражала в нем и еще одна особенность: голубые глаза и черные волосы. Очень редкое сочетание!
– Борьбой занимался? – спросил у Андрея директор.
– Нет.
– А другими видами спорта?
– Легкой атлетикой… Гимнастикой… Плаванием. Всем понемногу.
По шеренге снова прошуршал шепоток. Ишь ты!
…Второе занятие было похоже на первое.
Тоже сражались команда на команду в «игре без правил».
Тоже изгибались с гимнастическими палками за спиной.
И тоже разучивали прием. Правда, другой: назывался он очень длинно и мудрено. Юла даже сразу не запомнил: «переворот с забеганием, захватом шеи из-под плеч изнутри».
А в старину этот трудный прием назывался проще: «по– лунельсон».
Игнат Васильевич сказал: этот прием был излюбленным у Ивана Поддубного, знаменитого силача, который боролся в цирке, даже когда ему было семьдесят лет, и всех подряд укладывал на лопатки.
Про «нельсоны» и «полунельсоны» и про Поддубного Юла не раз читал. Так вот, значит, что это за штука – «полу– нельсон»!
Потом делали кувырки, сальто. Борец должен быть ловким.
Потом возились со штангой.
Тут новичок сразу показал себя.
Он подошел к штанге, когда на ней было установлено семьдесят килограммов.
Привычно натер ладони, чтобы не скользили, белым порошком – магнезией. Нагнулся и легко, словно бы играючи, вскинул штангу на грудь. Потом так же легко «вытолкнул» вес на вытянутые руки.
«Семьдесят килограммов!» – покачал головой Юла.
Правда, это был не жим, а толчок. Толкать легче. В жиме надо медленно и непрерывно поднимать вес, а тут – один резкий быстрый толчок от груди вверх. Но все-таки… Семьдесят– это семьдесят.
– Что? Залюбовался? – спросил Игнат Васильевич.
Юла и не заметил, как он подошел.
– Да, хорошо сложен парень, – продолжал тренер. – Почти Аполлон! Вернее Аполлон плюс Геркулес!
Он усмехнулся, посмотрел на Юлу.
– Ну, честно. Завидуешь?
Юла пожал плечами. Вообще-то как не позавидовать? Когда одному человеку столько дано, а другому – вдвое меньше?
– Не завидуй, – сказал тренер. Голос его потерял смешливость, стал серьезным. – Запомни, – сказал тренер. – Крепко запомни… – И тут он сказал фразу, которую Юла сперва не совсем понял. Потом он слышал эту фразу от тренера еще не раз. – Человек себя лепит, – сказал Игнат Васильевич. Посмотрел на Юлу внимательно, пристально. Дошло ли? И повторил:– Человек себя лепит.
Часть третья. ЧЕЛОВЕК СЕБЯ ЛЕПИТ
Глава I. ГДЕ ОНИ, ПОБЕДЫ?
ла бежал в школу. Не шел, а именно бежал. Он теперь всегда бегал.
Была зима. Но денек – не очень холодный. Юла без пальто. А портфель прикреплен ремнями за спиной.
Бежит Юла по мостовой, почти вплотную к панели прижимается. Чтобы транспорту не мешать. А по панели ребята идут. Хоть и привыкли уже они к этому странному бегуну, но каждый непременно что-нибудь крикнет:
– Привет чемпиону!
– Эй, троллейбус не задави!
– Дыши носом, парень!
– До Москвы всего шестьсот сорок девять километров осталось!
Замечания всегда шутливые. Но не злые. А кто-нибудь из девочек рукой помашет: мол, счастливого пути!
Бежит Юла. Легко бежит. Широкий, свободный маховый шаг. Так тренер учит. Игнат Васильевич. Оказывается, борцу и бегать надо уметь. Непременно.
Вот уже два года занимается Юла у Игната Васильевича.
Изменился Юла здорово. Ему-то самому не очень заметно. Так всегда бывает. Человек сам про себя мало знает. И меняется он не сразу, не вдруг. День за днем, день за днем. Капля за каплей. Неприметно.
А ребята все видят. Неужели вот этого Юльку всего года три назад Заморышем звали?! Вон как он теперь гантелями орудует!
А тренер все недоволен.
– Силушки малость поднакопил, – говорит он. – Но сила-это самое простое.
И Юла тут каждый раз Григория Денисовича вспоминает.
– А ноги… Ноги вот слабоваты, – говорит тренер.
И на следующее занятие приносит листок, исписанный мелко-мелко. Странный почерк у Игната Васильевича: буковки– крохотулечки. Хоть в лупу изучай. Но четкие. И каждая– сама по себе, отдельно от соседки.
На листке – серия упражнений для ног. На полгода.
И каждый день теперь Юла тренирует ноги. Ляжет на спину, а ногами штангу выжимает. Поднимет, опустит. Опять поднимет…
Приседания. Двадцать раз. Тридцать раз…
Летом бег босиком по песку… Очень трудно по песку бегать. Ноги вязнут. Как в болоте.
– Упорство в тебе есть. Одобряю, – говорит тренер и, как награду, протягивает еще листок.
А на нем – новые упражнения.
Вот так… Все двигаться, все вперед. Главное: не останавливаться.
– Человек себя лепит! – не устает повторять Игнат Васильевич.
Однако ох как это непросто – лепить себя! Каждый день, без всяких перерывов, неделя за неделей, месяц за месяцем, каждый день – зарядка, пробежки, упражнения, не считая занятий по борьбе.
Сколько мальчишек приходило в секцию! Позанимаются месяца два-три и исчезают. Незаметно как-то, тихо. Были – и нет их.
Надоело…
Надоело приемы разучивать. Сто раз один и тот же бросок повторять.
Надоело каждое утро – зарядку.
Надоели кроссы.
Надоели лыжи.
Хватит…
А Юле – нравится. Нравятся кроссы, и зарядки, и лыжи. И всякие приемы разучивать. Интересно.
Только одно плохо: мальчишки со двора и товарищи в классе видят – очень изменился Юла. А сам он знает одно! по– прежнему в борцовском зале он – самый низкорослый. Левофланговый. И хотя окреп, а все-таки…
И вес – наилегчайший. Понятно? Не легкий. Не полулегкий. Не легчайший даже. А наилегчайший. Значит, самый– самый легкий. Легче уж некуда.
Недоволен Юла. Нет, все-таки несправедливо устроена жизнь. Главное, как только очередная схватка на ковре – так у Юлы очередная «баранка». Проигрыш.
Два года – и хоть бы одна победа. В секции у них четыре паренька наилегчайшего веса. «Мухачи» – называют их. И в названии скрытая усмешка. Пусть добродушная, даже ласковая, а все же – усмешка. Уж больно худенькие!.. За два года со всеми четырьмя переборолся Юла. По многу раз. И все бросали его на лопатки.
Даже смешно. Может же человек хоть одну победу одержать? Одну?
Ну ладно, ну, Юла понимает, конечно: те ребята уже по три – четыре года борьбой занимаются. И вообще – парнишки крепкие. Такими уж родились… Повезло хлопцам. Как из стали отлитые. Но все-таки он, Юла, ведь тоже как-никак целых два года тренируется.
И так добросовестно… Ни одного занятия не пропустил. А все – баранки, баранки, баранки. Обидно…
Однажды Юла так и заявил Григорию Денисовичу. Где же, мол, справедливость?
В тот день вернулся Юла с тренировки злой и расстроенный. Еще бы! Боролся с Васем-Карасем. Есть у них такой мальчонка в секции. Маленький, шустрый. И смешливый, весь в веснушках.
Вообще-то имя его – Василий, а фамилия – Карасев. Но зовут его все Вась-Карась. Чтобы не путать: в секции у них два Василия.
Ну вот, боролся Юла с Васем-Карасем, и надо же!.. Всего через две минуты и восемь секунд тот швырнул Юлу на лопатки. И как обидно швырнул! Резко, красиво. А потом еще лёгонько пошлепал ладошкой по животу: лежи, мол, парень, и не рыпайся!
Обидно, а? Вась-Карась – и по животу хлопает!
Рассказал Юла все это Григорию Денисовичу и сумрачно добавил:
– Надоело. Баранки да баранки. Видно, неспособен я к борьбе? В другую секцию, что ли, податься? К лыжникам? Или к пловцам?
Нет, честно говоря, не собирался он в другую секцию. Ни к лыжникам, ни к пловцам. Просто так, со злости, от великой досады брякнул.
Григорий Денисович поскреб переносицу, недобро усмехнулся.
– Ну, парень, больно быстро ты все забыл. Помнишь, как заморышем дразнили? Хочешь – раз! – и в чемпионы мира?
Юла промолчал, только губы поджал. Вот это уж Григорий Денисович зря. Это уж – несправедливо. Разве он о чемпионстве мечтает? Вовсе нет. Но хоть разочек кого-нибудь из «мухачей» положить! Или – и это слишком дерзкое желание?
– Ты про Новака слышал? – спросил Григорий Денисович.
Юла кивнул. Еще бы! Кто же из мальчишек не слышал про этого силача? Новак! Штангист, который побил чуть не все мировые рекорды. И в жиме, и в рывке, и в толчке.
– А знаешь, что Новак, легендарный Новак, – продолжал Григорий Денисович, – когда-то был хилым мальчонкой? Таким слабым, что сверстники потешались над ним?
Нет, этого Юла не знал. Он насторожился.
«Интересно. Неужели Новак?…».
– Да, да, – сказал Григорий Денисович. – Девятилетний Гришка Новак был примерно таким, как ты. Миокардита у него, правда, не было. А так – очень похож. Но упорства в этом слабом хлопчике таился целый вагон. И он тренировался!.. И как! Ежедневно. По многу часов. – Григорий Денисович встал, не глядя на Юлу, сказал: – Ну, а ежели ты думаешь, что все само с неба свалится… Тогда лучше бросай спорт.
Это опять же было несправедливо. И жестоко. Разве Юла не тренировался? Разве он ждал, когда само с неба?
Никогда еще Юла не видел Григория Денисовича таким. Он выбрасывал слова резкие, злые. Так и ушел – сердитый. А Юла остался во дворе, расстроенный и понурый.
* * *
Вечером Юла пошел Кванта выгуливать. А с ним – и Венька, и Женя.
С Женей Юла уже давно помирился. Но пока были в ссоре, Юла прямо места себе не находил.
И наконец, решил: все, хватит, надо это кончать.
В то утро он нарочно сократил зарядку, быстро поел и выскочил на улицу. Стоял у ворот и ждал. Он знал: без четверти девять Женя пойдет в школу. Она всегда шла ровно без четверти.
Ждать надо было всего минут десять, но каждая минута ковыляла еле-еле, как дряхлая старуха.
И вот, наконец, Женя вышла из ворот. Она была в обычном своем желтом пальтишке с лисьим воротником и в маленькой, тоже отороченной лисьим мехом, шапочке.
Юла вдруг почувствовал: ноги у него приросли к панели. Раньше он только в книгах читал о таком. А теперь убедился: да, правда, приросли.
Женя мельком глянула на него и, не убыстряя шага, пошла мимо.
«Ну! – сказал себе Юла. – Да ну же!».
А ноги стояли на месте. И губы никак было не разжать. Ну, никак!
Но Юла сказал себе:
«Эй! Ты же решил! Ну?».
И, отодрав ноги от асфальта, сделал два шага за Женей и крикнул:
– Женя! Постой!
Впрочем, ему только показалось, что он крикнул. На самом деле он произнес эти слова едва слышно.
Женя повернула голову.
– Женя! – Юла догнал ее. – Женя… Я виноват… Я знаю… Не сердись, Женя!
Думаете, просто сказать такие слова?! Но Юла сказал.
Женя кивнула. Ничего не ответила, но кивнула. Это уже было кое-что.
– Женя! – сказал Юла, идя рядом с нею. – Можно, я провожу тебя?
Девчачья школа была недалеко, но в другую сторону от Юлькиной школы.
– Ты же тогда опоздаешь, – сказала Женя. И это были первые ее слова, которые услышал Юла за четыре месяца.
– Ерунда! – в восторге крикнул Юла. – Ну и опоздаю! Подумаешь! Даже лучше! – Почему «даже лучше», он объяснить бы не смог. – Ты только скажи, Женя, ты больше не сердишься? Да?
Женя улыбнулась.
Так они помирились. И с тех пор Юла решил: «Больше никогда, ни за что не повздорю с Женей».
И вот сейчас идут они втроем. Юла хмурится. Все разговор с Григорием Денисовичем переживает. А Венька вдруг говорит:
– Ну-ка…
Юла уже знает, что это за «ну-ка». Ухватил Веньку поудобней. Раз! – и вскинул себе на плечи.
– Да… – говорит Венька.
Вроде бы почти не вырос Юла, а когда вот так, рядом с Венькой, совсем они разные.
Юла широк в плечах и крепок, и хоть выше Веньки всего сантиметров на пять, а кажется – на полголовы. Потому что Венька – хилый. Щуплый. И сутулится к тому же.
А ведь были они совсем одинаковые. Оба – дистрофики, оба – доходяги.
– Иди к нам в секцию, – говорит Юла.
Но Венька лишь рукой машет, хмурится. Поздно… Да и не сможет он. Нет уж, слабаком был, слабаком и останется.
Женя считает своим долгом сразу вступиться за Веньку.
– Каждому свое, – говорит она. – Зато Веня скоро решит задачи Грюнфельда.
– Почему «зато»? – возражает Юла. – Можно и мускулы, и задачи…
– На все времени не хватит, – хмуро произносит Венька. – Жизнь-то одна. И, как говорили древние: «Искусство – длинно, а жизнь – коротка».
Несколько минут они идут молча. Потом Юла кричит:
– Квант, вперед!
И бегом – по переулку. Квант несется за ним. Они летят до перекрестка и обратно, к Жене и Веньке.
Так теперь повелось. Прогулки с Квантом стали отчасти пробежками. Впрочем, Кванту это определенно нравится.
– Вообще, – говорит Женя, – это как-то несовременно. Сейчас, когда люди так стремятся к душевной тонкости и интеллектуальности, столько времени посвящать мускулам. Грубой физической силе.
Юла молчит. Об этом они с Женей спорили уже не раз.
И не могут убедить друг друга.
«А что ж – в двадцать первом веке люди совсем без мускулов будут? – думает Юла. – Только огромная голова на хилых ножках и с тоненькими ручонками? Чепуха! А главное: сильным быть приятно. И потом, силач – это почти всегда рыцарь. Да, благородный рыцарь. Вот, например, двое бандитов напали на женщину. Силач схватил их обоих, стукнул лбами так, что искры из глаз. И в милицию…».
Но об этом Юла молчит. Он нараспев говорит:
Здоровье – благо первое на свете,
Второе – быть красивого сложенья…
– Что это? – удивляется Женя.
– Гимн древних греков! – важно поясняет Юла.
Он не говорит, что строчки из этого гимна то и дело цитирует тренер.
– Здоровье – благо первое на свете… – задумчиво бормочет Венька. – Что ж… возможно…
Дома, ложась спать, Юла снова переживает разговор с Григорием Денисовичем. Хоть уже малость поостыл, успокоился Юла, а все же…
Почему так рассердился Григорий Денисович? Неужели он, Юла, что-то не так сказал? Слишком самонадеянно? Или заносчиво?
А ведь, по-честному, и впрямь обидно. Как ни крути – обидно. Два года – и ни одной победы…
Глава II. ДИАЛЕКТИКА
ывают ли чудеса на свете?
В последнее время Юла стал думать, что, кажется, бывают.
Прошло всего с недельку после памятного разговора с Григорием Денисовичем, и Юла уложил на лопатки Гришку Краснова. И как уложил! Всего за две минуты шесть секунд!
А еще через день Юла швырнул через себя Вася-Карася и тут же тушировал его. Опять чистая победа! И опять за две минуты с небольшим. Вот так-то! Не будет по животу пошлепывать!
Потом начались внутришкольные состязания, и Юла, к всеобщему удивлению, занял первое место в своем наилегчайшем! Первое место! Это он, у которого еще недавно были сплошные «баранки»!
Значит, и впрямь бывают чудеса?!
И вдобавок Юла вдруг стал быстро прибавлять в весе. И всего через месяц перешел из наилегчайшего в легчайший. Но, что самое удивительное, и в этой весовой категории он стал одерживать победу за победой.
Все это было так странно!
Андрей Рагзай постоял у ковра, когда Юла боролся, посмотрел, как он тушировал Вася-Карася, и сказал:
– Везет же некоторым…
Рагзай был в синем шерстяном трико. Густо-синем, с красной каймой и большим белым вензелем на груди. Это трико ему привез отец из Лондона. Отец у Рагзая – какой-то крупный деятель. То и дело за границу ездит.
Трико было красивое и ловко обтягивало мощную фигуру Рагзая.
– Под цвет глаз подобрал, – острили мальчишки.
И действительно, трико словно еще больше проявляло синеву глаз Рагзая. Он стоял возле ковра, красивый, уверенный в себе, иронично-небрежный.
– С победой! – сказал он и похлопал Юлу по спине.
Рядом с Рагзаем Юла казался маленьким и тщедушным, и непонятно было, как он все же выиграл? Ребята удивлялись, но сам Юла был потрясен, пожалуй, больше всех. Как это так? Вдруг…
На переменах в школе он теперь придумал новое развлечение. Посадит двух мальчишек себе на плечи и разгуливает вот так по залу. И хоть бы хны.
Однажды Юла рассказал обо всем этом Григорию Денисовичу.
– Чудеса, а? Как в сказке!
Григорий Денисович потрепал его по голове.
– Это не сказка! Это – диалектика. Слышал про такую штуку? Диалектика. Накопление незаметных количественных изменений дало вдруг новое качество. Понятно? – Он усмехнулся, скобка у него на щеке сжалась и разжалась. – С мальчишками, особенно с ребятами-спортсменами, это бывает, – продолжал Григорий Денисович. – Такой вот скачок. «Вдруг». Хотя вовсе не вдруг. Все закономерно. – И он опять повторил: – Диалектика. Понятно?
Юла кивнул. Да, про диалектику он слышал. Все в жизни развивается диалектически. И количество скачком переходит в качество. Вот, например, нагреваем воду. Пятьдесят градусов, семьдесят… Вода остается водой. Но вот – сто градусов. И вдруг – вода превращается в пар. Скачок. Диалектика.
Непонятно было другое. Почему Григорий Денисович в последние дни такой угрюмый? Вот и сейчас: говорит, объясняет, а сам будто совсем про другое думает. Про что-то тяжкое, мрачное. Что такое? Или беда какая стряслась?
Юла глядит на Григория Денисовича. Чисто выбрит, как всегда. И рубашка свежая, хорошо отглаженная, как всегда. Может, все это просто показалось Юле?
* * *
Однажды Юла днем вышел во двор.
Он теперь редко бывал тут днем. Утром – зарядка с Григорием Денисовичем. А потом – школа, уроки, тренировки, прогулки с Квантом. Времени – в обрез. Все – впритык.
А тут так получилось: в классе карантин. Целая неделя свободная. И Юла по старой памяти забрел к сараям. Все здесь было, как много лет назад. Ветхие дощатые строения, куча бревен. Новым был только гараж – продолговатый железный ящик. Это тенор из сорок второй купил «Москвича».
Юла пришел, и приятели сразу обступили его. Расспрашивали о спортшколе, о тренере. Просили показать приемчики.
Вскоре появился и Витька-Башня. Он еще больше растолстел и теперь стал совсем громадным. Башня стоял чуточку поодаль с небрежно-скучающим лицом, словно он и не слушал разговоры ребят. Будто все это ему вовсе не интересно. Но Башня привык быть в центре компании. И долго стоять на отшибе – нет, это ему не по душе.
– «Приемчики»! – усмехнулся он. – А мы вот простые, скобские. Мы и без приемчиков!
Он вдруг схватил стоящего рядом Яшку-Букашку за нос и потянул на себя. Откинул его голову, и вновь – на себя. Будто насос качал.
Кровь хлестнула Юле в виски. И вмиг, как вспышка, мелькнуло: вот также когда-то ухватил его своими цепкими пальцами Башня. И также мотал вверх-вниз.
– Пусти! – крикнул Юла.
Витька сделал вид, что это – не к нему. И продолжал качать насос!
– Пусти! – повторил Юла. Нет, теперь он не кричал. Сказал спокойно, веско и шагнул к Башне.
– А! – приветливо воскликнул Башня. – Кай Юлий Цезарь! – Будто он только сейчас увидел Юлу. – Гутен таг… Хав ду ю ду? Парле ву франсе?
– Пусти! – повторил Юла.
– А не то?
– А не то? – Юла вплотную подошел к Башне. – Хуже будет…
– Граждане! Переходите улицу только по зеленому сигналу светофора, – сказал Башня. – И лишь в специально обозначенных местах…
Юла взял его за руку повыше кисти, крепко стиснул.
– Ах, как грубо! – произнес Башня.
Он подумал-подумал и отпустил Яшку-Букашку. Нос у того был сизо-красный, как почти созревшая слива.
– Так, – сказал Юла. – А теперь извинись.
– Я? – переспросил Башня. – Перед кем? Перед Яшкой? Букашкой?
– Именно. Ты. Перед Яшкой.
Стоящие вокруг мальчишки замерли. Это было неслыханно. Невероятно. Невозможно. Неужели Башня попросит прощения у маленького Яшки?
Лицо у Башни покраснело, потом стало медленно бледнеть.
– А не то? – сказал он.
– А не то? – Юла лишь на миг задумался. Потом вдруг усмехнулся: – А не то я выкрашу тебе голову суриком! Помнишь?… Выкрашу, клянусь! Ну? Проси у Яшки прощенье.
Башня молчал.
– Ну? – грозно сказал Юла. – Повторяй за мной. Я, Витька-Башня…
Башня молчал.
– Ну? Я, Витька-Башня, прошу извинить меня…
– Ладно, – сказал Башня. Он повернулся к Яшке и, кривляясь, произнес. – Прошу, сеньор, извинить меня.
– И больше, – сказал Юла, – я никогда не буду обижать слабых.
– И впредь я никогда не трону букашек-таракашек, – повторил Башня. Он повернулся к Юле.
– Ну, а ты, Цезарь, имей в виду: еще сочтемся.
И Башня быстрым шагом ушел со двора.