Текст книги "Поединок с самим собой"

Автор книги: Борис Раевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава XII. СТАТЬЯ В ГАЗЕТЕ

арядку они теперь снова делали вместе, Юла и Григорий Денисович. Когда они первый раз после такого долгого перерыва вместе вышли утром во двор и дружно стали прыгать через скакалки, даже дворничиха тетя Шура заулыбалась.

– А то я все чую: что-то вроде бы не так. Непорядок какой-то на дворе. А выходит, вот оно чего не хватало!

Постепенно Григорий Денисович втянулся и стал делать весь прежний комплекс упражнений. Врачи разрешили.

Юла теперь на зарядке не уступал Григорию Денисовичу. И гантели, и пробежки, и подтягивания.

Бегает Юла с Григорием Денисовичем вокруг двора, а сам тайком все на ногу Григория Денисовича поглядывает. Не разберешь: лучше стала нога? А спрашивать у Григория Денисовича не хочется. Вдруг не помогла операция?

Но все-таки не выдержал Юла и однажды, когда они, отработав с гантелями присели на тумбу, спросил.

Григорий Денисович посмотрел на него, отвернулся.

– К сожалению… – сказал Григорий Денисович. – Впрочем, врачи предупреждали: ремонт без гарантии.

Юла даже растерялся:

– Как же?… Значит, все зря? В ведь Алиханянц… обещала же…

Григорий Денисович пожал плечами.

– Знаешь, Юлий, когда я третий раз оперировался… Давно это было. Так вот, рядом со мной лежал один подполковник. Тоже нога. И тоже – осколки мины. Он девять раз ложился на стол. Понимаешь? Девять раз под нож! И все-таки теперь нога – как новенькая. А я ведь – не девять. Только семь. Значит, у меня еще есть резерв. Так? – Он усмехнулся и потрепал Юльку по шее. – Ну, что приуныл?! Не надо. Вот пройдет с полгодика. А то и годик. И снова на операцию лягу. Я своего добьюсь. Ну, а пока… – Он встал с тумбы, взял скакалку. – Начали.

И замелькала, закружилась в воздухе пестрая веревочка.

Скачет Григорий Денисович. Скачет и Юла. Но не до зарядки нынче Юле.

«Как обидно! – думает он. – И как несправедливо! Ужасно несправедливо…».

Да, сложная штука жизнь…

Вот какому-нибудь прохвосту эта же Алиханянц сделала операцию, и полный порядок. И может, подлец снова своими подлыми делишками занимается. А вот у честного и смелого Григория Денисовича – неудача. Разве ж это справедливо?

* * *

Прошло несколько дней.

Однажды утром, кончив зарядку, Григорий Денисович сказал Юле:

– А у меня для тебя есть новость…

Сказал внушительно, таинственно и поскреб подбородок.

– Какая? – загорелся Юла.

– Секрет. Вот вечером зайдешь – покажу.

Весь день у Юлы то и дело мелькало: что за новость? Но ничего путного не приходило в голову. Вечером, зайдя за Квантом, он спросил:

– А новость?

– А! – Григорий Денисович засмеялся. Повернулся к жене. – Машенька, показать ему?

– Ну, раз обещал…

Григорий Денисович открыл ящик письменного стола, вынул газету.

– Читай. Жена принесла.

Юла посмотрел: «Медицинский работник». А чего ему читать-то? Что он в медицине понимает? Он растерянно посмотрел на Григория Денисовича. Тот усмехнулся:

– Читай!

Юла просмотрел первую страницу, потом вторую.

– Нет! Не туда глядишь.

Григорий Денисович перевернул газету.

На четвертой странице красным карандашом была жирно обведена статья «Спорт и здоровье». Статья большая: три длинных столбца.

Юла стал читать.

«Давно известно: спорт и здоровье идут рядом», – так начиналась статья.

Дальше автор рассказывал, как полезно заниматься спортом, как укрепляет он здоровье. Все это было скучно, давно известно. Но Юла читал прилежно, не пропуская ни слова. Раз Григорий Денисович велел, значит надо.

«А где же новость?» – недоумевал он. Но заставлял себя старательно читать дальше.

– Нет, – сказал Григорий Денисович. – Брось ты изучать подряд все. Вот смотри… – и он ногтем отчеркнул один абзац.

Юла прочитал:

«Или вот такой пример. Несколько лет назад к нам пришел тринадцатилетний Ю. Богданов. У мальчика был давний миокардит. Врачам требовалось решить: можно ли допустить к спортивным занятиям этого подростка. После тщательного обследования мы смело пошли на риск. И он полностью оправдался. Сейчас Юлий Богданов борец первого разряда, с совершенно здоровым сердцем…».

– Дальше не стоит, – сказал Григорий Денисович. – Ну, как?

Юлий был поражен. Он так растерялся, даже не мог говорить.

– А кто это писал? – наконец спросил он.

– Э-эх! Главного и не заметил! – Григорий Денисович ногтем подчеркнул подпись под статьей: «П. Кочетов».

– Пэ. Кочетов? – повторил Юла. – Пэ. Кочетов?

Была эта фамилия как-то знакома… Но кто – Юла вспомнить не мог.

И вдруг… Как фары ночью на шоссе внезапно выхватили из тьмы табличку. Да, на дверях в поликлинике: «Врач П. Кочетов».

– Врач Пэ. Кочетов! – заорал Юла. – Неужели тот самый?!

– Именно!

– Ну и жох! – Юла аж вскочил. – Ну и стервец!

– Да! – засмеялся Григорий Денисович. – Ловкач! «Мы смело пошли на риск». А помнишь: «Принесите заключение из академии, и обязательно с двумя подписями и печатью. Впрочем, сомневаюсь, сильно сомневаюсь, чтобы вам дали такую бумагу…».

Григорий Денисович голосом очень похоже передразнил того врача. Все засмеялись.

– Ну и подлец! – продолжал возмущаться Юла. – Это ж надо, какой подлец!

В тот вечер Юла еще долго сидел у Григория Денисовича.

Мария Степановна накрыла на стол, и все втроем стали пить чай. Мария Степановна все подкладывала Юле на тарелочку: то кусок пирога, то конфету, то печенье, сделанное по какому-то особому рецепту – с орехами и медом.

– Ты хвали, хвали громче, – подмигнул ему Григорий Денисович, когда жена вышла на кухню. – Она это ужас как любит!

И Юла хвалил. А чего не похвалить? Ведь в самом деле очень вкусно.

У него дома матери некогда было готовить деликатесы. Да и не любила она кухарить. Так, что-нибудь на скорую руку состряпает, и ладно. Все больше сосиски, да макароны, да пельмени.

За чаем Мария Степановна рассказывала о своих больных. И так интересно, так душевно, будто это самые близкие ей люди.

Рассказала, как прошлой ночью, во время ее дежурства, у одного больного вдруг начался приступ, и вскоре сердце остановилось. Совсем остановилось. Смерть.

Но это – клиническая смерть. Если суметь быстро снова «запустить» сердце, больной оживет. Действовать надо сразу же, и очень решительно.

И Мария Степановна обеими руками изо всех сил стала массировать грудную клетку умершего. Там, где сердце.

Шесть минут – изо всех сил… Так что у пациента даже ребро хрустнуло… Сама потом обливалась, дышала, как паровоз, казалось – не выдержит, свалится. А сердце молчит… Молчит – и все…

И вдруг… На седьмой минуте… Слабый толчок… Еще толчок… Еще… И кардиограф стал чертить кривую… Забилось сердце!

Юла аж вскрикнул:

– И жив? Сейчас живет?

– Жив! – засмеялась Мария Степановна. – Еще как жив! «Глупый я все-таки, – подумал Юла. – Как же я сразу не разглядел?! Замечательная тетка. Это тебе не П. Кочетов!».

Глава XIII. МАТЬ

ла нынче пришел с тренировки раньше обычного. Сели ужинать.

Ест Юла, а мать все насчет школы выспрашивает. Какие отметки за неделю получил? Нет ли двоек? А пятерок много? А как англичанка (с англичанкой у Юлы часто бывали стычки)?

Ну, Юла ест и отвечает. Двоек нет. Пятерки? Три штуки заработал. По химии, по истории и по физкультуре. Тут мать, конечно, усмехается. Физкультуру она за предмет не считает. Ну, пусть. Юле надоело спорить с ней.

Ест Юла и вдруг задумывается. «Сегодня что? Пятница? Да, точно. А где же?… Дмитрий Прокофьевич?».

Юла даже обводит комнату глазами, будто Дмитрий Прокофьевич может прятаться где-нибудь за шкафом или буфетом.

«Странно».

Дмитрий Прокофьевич ведь всегда, как по расписанию: вторник и пятница.

«А может, еще придет? Просто задержался…».

Юла продолжает ужинать.

«Стоп. А когда я видел Дмитрия Прокофьевича? Последний раз – когда?».

Никак не вспомнить. Во всяком случае уже дней десять не видел. Это точно. Не меньше.

«Странно…».

Юла исподтишка бросает быстрые взгляды на мать. Она – как всегда. Хлопочет у стола. То выскакивает на кухню, то несет оттуда шипящую сковороду или чайник.

– Послушай, мам, – говорит Юла, когда мать разливает чай по стаканам. – А что Дмитрий Прокофьич… Заболел? Или в командировке?

Он говорит небрежно, так, между прочим. И не глядит на мать.

Но краешками глаз он видит: мать спокойно продолжает разливать чай, потом так же неторопливо ставит фыркающий чайник на металлическую подставку.

– Дмитрий Прокофьевич больше сюда не придет, – четко произносит она.

И голос спокоен, чересчур спокоен. За этим спокойствием Юла чувствует напряженность. Мать, очевидно, давно ждала этого вопроса и давно подготовилась к разговору.

– Совсем? – удивился Юла.

– Да, совсем.

Юла молчит. Глядит на мать. Она пьет чай, пьет медленно, отламывая небольшие кусочки печенья.

Глаза у нее спокойные, но хмурые. И какие-то неподвижные.

«Так, – думает Юла. – Вот это новость…».

И еще одна догадка тревожит его. Эта догадка становится все определенней. Все настойчивей стучит в виски.

«Спросить? – думает Юла. – Или не надо?».

Он молчит. Ест. Думает.

– Послушай, мам, – наконец говорит он. – Только честно… Ты это из-за меня?… А?

Мать смотрит на него непривычно долгим, тяжелым взглядом.

– Нет, – говорит она. – Не из-за тебя. Хотя… Отчасти и из-за тебя. – Она умолкает. – А в общем, – продолжает она, – Дмитрий Прокофьевич, я поняла, не тот человек… Не тот, каким казался поначалу…

«Положим, мне он никогда и не казался симпатичным», – думает Юла, но молчит.

Так, в тишине, и проходит остаток вечера.

Глава XIV. В ЛЕСУ

ла каждое воскресенье вместе с тренером и ребятами уезжал за город. Гуляли, бегали, возились с мячом.

Приезжая, он рассказывал Жене, как чудесно в лесу, на взморье. Она лишь вздыхала. Ей было все как-то не выбраться.

Но однажды, в конце мая, она все-таки поехала. С ним. С одним.

Им посчастливилось. С утра было хмуро, но потом погодка разгулялась – и всеми красками засверкал яркий весенний денек.

Прямо у станционного домика начинался лес. Они пошли по песчаной дорожке. А вокруг стояли рыжие сосны. И солнце яркими бликами золотило их стволы.

Женя давно не была в лесу. Ее радовал каждый кустик. Каждый птичий голос заставлял ее останавливаться, подолгу внимательно вслушиваться.

Они пересекли шоссе и углубились дальше в лес.

– Постой-ка! – вдруг сказал Юла.

Он неторопливо огляделся, подумал и свернул немного влево. Внизу змеилась речушка.

– Точно! – воскликнул Юла и сбежал по крутому склону к воде. – Вот тут!

– Что – тут? – не поняла Женя.

– Вот тут провалился в полынью мальчонка. Помнишь? Ну, которого мы с тренером…

Женя кивнула. Она задумчиво оглядывала речушку и то место, где когда-то зияла прорубь. Сейчас, весной, когда вокруг все зеленело, трудно было представить, что вот тут, в мороз, торчал из сугробов провалившийся по пояс в ледяную воду парнишка.

– А медаль за спасение утопающих получил? – спросила Женя.

– Обойдусь! – усмехнулся Юла.

В руке у Юлы была палка. Необычная. Металлическая. Очень тяжелая.

Юла однажды прочитал где-то, что Пушкин в Михайловском всегда ходил с железной тростью. Кидал ее, поднимал, вертел в руке. Юлу это поразило. Пушкин, великий Пушкин, оказывается, тоже заботился о крепости своих мускулов. А в другой книге Юла прочитал, что и у Поддубного тоже была увесистая металлическая палка, с которой тот почти не расставался.

Пушкин и Поддубный! Это было так неожиданно!

И тогда Юла тоже сделал себе палку. Достал обрезок металлической трубы, залил внутрь свинец. Палка получилась тяжелая, как гиря.

Женя смеялась, что он теперь, как щеголь, с тросточкой. И ребята тоже подшучивали над его палкой. Но Юла всюду ходил с ней.

Вот и сейчас, в лесу, палка была с ним.

Юла вдруг насторожился.

В реке, возле самого берега, он увидел в воде змею. Она плыла, извиваясь, высунув из воды маленькую, гладкую, будто полированную голову.

Юла поднял палку.

– Ты только не пугайся, – сказал Юла. – Змея…

– Где? – Женя вздрогнула.

– Вон, – показал Юла.

Женя вгляделась. Засмеялась.

– Это уж!

Юла опустил палку.

– Точно?

– Конечно. Видишь: на голове два пятнышка? Вон, два маленьких желтых пятнышка? – показала Женя. – Значит, уж.

Они пошли дальше. Все было хорошо, только надоели комары. То и дело ребята хлопали себя по лицу, по шее, по рукам.

– А знаешь, – сказала Женя. – Комар живет всего два дня. Представляешь? Вся его жизнь целиком, от рождений до смерти, укладывается в эти два коротких дня. А ему, наверно, кажется, что прожил он длинную, полную всяких событий жизнь. И в ней были и радости, и горе, и веселье, и уныние, и смелые поступки, и страх.

– И любовь, – добавил Юла.

– Да, и любовь, – кивнула Женя.

Некоторое время они шли молча. Тропинка вилась меж соснами, все вниз и вниз, к морю.

– А помнишь, ты рассказывала про слонов? – сказал Юла. – Ну, как слон, чуя близкую смерть, уходит от стада?

Женя опять кивнула.

– Тогда меня это прямо поразило, – медленно продолжал Юла. – Я долго думал об этом. Интересовался… И оказалось, слоны в самом деле удивительные животные. Они, например, очень добры. И трогательно заботятся о своих слонятах.

Когда стадо слонов идет куда-нибудь, и в пути рождается слоненок, – все стадо останавливается. Дня на два. Чтобы новорожденный пришел в себя, научился ходить. Понимаешь, все стадо, штук сто слонов, а может, и больше, ждут. А дня через два малыш уже идет с мамашей, и даже через горы, и через реки.

Вот бы человеку так: родился – и через два дня уже ходит и говорит!..

И еще интересно: у слона всего четыре зуба. А когда эти зубы снашиваются, стираются, на смену им рядом прорастают четыре других. Раскрошатся и эти – вырастают еще четыре новых. И вот так у слона за его жизнь шесть раз сменяются все зубы.

Женя слушала не перебивая.

– Не сердись, Юлий, – сказала она. – Но ты меня очень удивил. Откуда ты это знаешь? Про слонов…

Юла нахмурился.

– Прочитал. Ты тогда так интересно говорила. Ну, я и взял книжку. – Он еще больше нахмурился. – А ты решила, я уж вовсе не читаю? Да? Только нельсоны и суплесы?

Женя отвела глаза.

– Не сердись, Юлий…

– Понимаешь, – сказал Юла. – Самое скверное в моей жизни – это нехватка времени. Ну, хоть разорвись. Все впритык. Зарядка, школа, обед, Квант, уроки, тренировка. А книги? Где взять время на книги? На театр? На кино? – Он хмуро, в упор посмотрел в Женины глаза. – Ты думаешь, мне не обидно? Думаешь, я не вижу, как ты и Венька обгоняете меня? А где выход? Бросить тренировки? Не могу. И не хочу.

Они опять долго шли молча.

Какая-то невидимая пичужка тоненько выводила:

– Пиу-пиу-фьють! Пиу-фьють!

Белка огненным комочком перелетела с дерева на дерево.

– Читаю перед сном и в трамвае, – сказал Юла. – И даже на переменах. Но мало этого. Ужасно мало…

Женя кивнула.

– Кстати, у меня к тебе просьба, – сказал Юла. – Раньше это делал Венька…

Он, запинаясь, рассказал про их с Венькой договор.

– Конечно! – воскликнула Женя. – С удовольствием! Буду отбирать тебе лучшие книги. И один самый выдающийся фильм в месяц.

Они вышли к морю. Берег был песчаный. Мокрый, слежавшийся, словно тщательно укатанный песок. А из воды торчали камни. Самые разные. И огромные, и маленькие, и отполированные водой, округлые, и с резкими крутыми изломами.

И на всех камнях сидели чайки. Неподвижно и молча. Издали даже казалось, что это не птицы, а какие-то белые наросты на камнях.

Вдруг несколько чаек взвились, полетели.

– Какой обман, – сказал Юла. – Чайки такие красивые, а кричат хрипло, противно.

Женя внимательно, чуть удивленно посмотрела на него.

– Да, ты прав.

Долго бродили они по берегу. Море лежало гладкое, тихое. Пахло йодом и водорослями. А вдали, как впаянные в бледную голубизну, чернели крохотные силуэты кораблей. Они почему– то не двигались, не дымили трубами.

– А знаешь, Юлий, – сказала Женя, когда они уже возвращались домой. – Ты меня сегодня удивил. И порадовал. Не сердись, но сегодня ты в моих глазах очень вырос…

– Потому что про слонов сказал, да? – усмехнулся Юла.

Женя поглядела на него задумчиво, мягко.

– И про слонов, – кивнула она. – И вообще…

Глава XV. ПЕРВЕНСТВО ЛЕНИНГРАДА

ла, готовый к схватке сидел на скамье, неподалеку от ковра, и ждал, когда судья-информатор объявит его фамилию.

Сейчас начнется его последняя встреча. И, если он выиграет… О, если выиграет, тогда он – чемпион Ленинграда! Правда, среди юношей. Но все-таки – чемпион.

Юла зябко ежился: его бил озноб. Мелкая, почти незаметная дрожь то и дело пробегала по телу.

Волновался он? Ну конечно! Но не так, чтоб уж очень… А дрожь вот никак не унять.

Его противник – Ариф Шарафутдинов – стоял у стены по другую сторону ковра. Он был прочно сбит, этот Ариф.

Смуглый, с широко расставленными глазами и крутыми скулами. А крепкие ноги словно вросли в пол.

Борцовский зал был нынче празднично расцвечен. Сверху, с галереи, опоясывающей весь зал, свисали яркие спортивные флаги. Легкие, шелковые, они колыхались на длинных, как копья, древках. Вокруг всего зала тянулось кумачовое полотнище: «Привет участникам юношеского первенства Ленинграда!».

Зал был полон. Участники состязаний, судьи и тренеры, врачи и администраторы находились внизу, возле ковров. А наверху, на галерее, разместились болельщики. Большей частью – молодые ребята; многие из них и сами увлекались борьбой. Но были среди зрителей и пожилые люди, и женщины. В углу, положив обе руки на перила, сидел полковник в сверкающем мундире; недалеко от него – какой-то старичок в очках с длиннющей бородой. Старичок был очень азартный. Все время что-то кричал, подсказывал борцам, возмущался судьями. И длинная борода его, как флаг, развевалась над залом.

Юла старался сосредоточиться. Последняя схватка… И надо победить. Непременно!

Он знал: Ариф любит атаковать. Смело и яростно штурмует он противника. Важно устоять в первые минуты схватки. И еще: атака – это всегда риск. Опытный борец отлично понимает это. Атакующий на миг как бы раскрывается, теряет устойчивость. Правда, это длится всего мгновение. Но вот эту секунду и надо использовать. На этом Юла и строил план будущей схватки. Тем более, что Ариф горяч не в меру и иногда в пылу атаки теряет контроль над собой…

…Раздались аплодисменты.

Кончила бороться очередная пара. Судья за столиком, наклонившись к микрофону, объявил:

– На ковер вызываются борцы полулегкого веса: Ариф Шарафутдинов и Юлий Богданов.

Ну, наконец-то! Юла встал, шагнул к ковру. Вот и наступила минута, которую он так ждал.

Он скользнул взглядом по галерее, по лицам болельщиков. Сейчас они сливались в сплошную ленту. И вдруг… Юла даже не поверил… Среди болельщиков, в углу, неподалеку от полковника и суетливого старика, он увидел Женю!

Да, да! Конечно, это Женя! Ее косы! И такое знакомое, коричневое с круглым воротником платье. Уж кто-кто, а Юла не мог ошибиться.

Это было так неожиданно! Юла даже замер. Женя?! Здесь, в зале?!

Тренер положил ему руку на плечо. Юла повернул голову. Игнат Васильевич смотрел на него удивленно. «Чего ждешь? Почему не идешь на ковер?».

Так же удивлен был, наверно, и судья-информатор.

– На ковер вызываются Ариф Шарафутдинов и Юлий Богданов, – повторил он. И голос был строгий, чуточку даже сердитый.

Юла шагнул на ковер, дошел до середины, пожал руку Арифу. Теперь противники стояли лицом друг к другу, вытянув вперед длинные руки.

Юла больше не думал о Жене. Теперь он видел лишь Арифа, только Арифа, его наклоненную вперед коротко остриженную голову, его серые решительные глаза и его руки. Мягкие, расслабленные, они шарили по его плечам, и голове, и спине. Будто что-то искали.

Непосвященные в тайны борьбы обычно удивляются, видя, как два борца, вот так, наклонив головы, как быки, почти касаясь друг друга лбами, мягко шарят расслабленными ищущими руками.

И вот так противники топчутся на ковре и десять секунд, и двадцать, и тридцать…

Неопытный зритель думает: «Что за ерунда, почему они медлят?».

Такой зритель не замечает, что уже идет скрытый, очень напряженный поединок. Длинные ищущие руки – это разведчики, они пробуют: нельзя ли ухватиться за плечо, за руку, за шею или за голову противника? Ухватиться и провести прием.

Юла, весь собранный, внимательный, ждал. Он знал: Ариф не выдержит этого огромного нервного напряжения. Еще несколько секунд – и он «взорвется», кинется в атаку.

Так и случилось. Рука Арифа вдруг резко скользнула вниз, и весь он мгновенно подался вперед, пытаясь ухватить Юлу и бросить через бедро.

Но Юла успел на какую-то долю секунды опередить Арифа. Едва тот кинулся вперед, Юла молниеносно перехватил его левую руку. Он оторвал Арифа от ковра и швырнул через себя.

Зрители захлопали, закричали.

Бросок был красивый. Он дал Юле очко, но чистой победы все же не принес: гибкий, словно весь сплетенный из мускулов, сухощавый Ариф извернулся и избежал поражения.

И снова они топтались на ковре. Но теперь Юла знал: долго это не протянется. Ариф уже весь кипит.

Ну конечно! Вот Ариф опять рванулся в атаку. И опять Юла мгновенно «поймал» этот его рывок и контрприемом поставил Арифа на «мост».

Зал загудел. Это было уже опасно.

Юла навалился сверху на Арифа, пытаясь сломать «мост», дожать его. Но «мост» был крепкий. Ариф славился своим «мостом». Однако поманежить его в таком положении было очень неплохо. И Юла жал и жал, не давая противнику передышки, изматывая его.

Наконец Ариф все-таки изловчился и вскочил на ноги.

Юла тут же снова атаковал его. Нет, теперь уже Юла не выжидал! Теперь Юла непрерывно штурмовал, а обессиленный Ариф в поисках спасения то прижимался грудью к ковру, то уползал за край его. И судья вынужден был останавливать схватку и возвращать борцов на середину ковра.

Казалось, Ариф готов исчезнуть, бежать, лишь бы избегнуть крепких объятий Юлы.

Но вот – настал момент… Пружинистое тело Юлы вдруг в молниеносном рывке устремилось назад, увлекая за собой Арифа. Бросок! И тут же – резкий свисток судьи.

Ариф – на лопатках.

Зал взорвался криками и аплодисментами.

– Победу одержал Юлий Богданов за четыре минуты двадцать одну секунду! – объявил в микрофон судья-информатор.

Юла подал руку Арифу и медленно сошел с ковра. Только сейчас почувствовал он, как страшно устал. Все тело словно налилось тяжестью. Ноги еле ступали.

Юла обернулся, взглянул туда, где сидела Женя.

Но что такое?! Вот – полковник в своем ослепительном мундире. Вот – азартный старичок с бородой-флагом. А Женя?… Где Женя? Ее место было пустым. Оно зияло, как дыра во рту, где вырван зуб.

Впрочем, пустым оно оставалось недолго. Тут же, на глазах у Юлы, на это место перебрался сзади какой-то широколицый парень в цветастом свитере.

Юла так и не понял: куда же делась Женя? Или все это померещилось ему? И никакой Жени вовсе и не было?

Опустив голову, медленно направился Юла в комнату для участников.

Возле двери на плечо Юле тяжело легла чья-то рука. Юла обернулся. Это был Андрей Рагзай. В серой ворсистой куртке с длинной «молнией» и таких же серых плетеных туфлях он выглядел очень здорово.

– Поздравляю! – сказал Андрей. – Желаю и в дальнейшем таких же блистательных побед.

Голос был сухой и странно противоречил смыслу произносимых слов.

Впрочем, Юла не удивился. Он знал: Андрей в своем весе занял третье место. Аполлон плюс Геркулес! – и всего лишь третье место! Для него это, конечно, тяжкий удар.

– И тебе желаю удач! – сказал Юла.

– Где уж нам уж! – усмехнулся Андрей.

Стараясь сохранить улыбку, он кивнул и ушел.

«Незримая дуэль», – вспомнил Юла.

Да, если и впрямь была дуэль, выходит, он, Юла, победил.

И еще одна встреча произошла у дверей раздевалки. Юла вдруг увидел Григория Денисовича! Это было так неожиданно. Только что Юла вспоминал его слова о «незримой дуэли», и вот, на тебе, он сам! Значит, он был в зале?! Наблюдал за схваткой. Почему же вчера не сказал, что придет?

– Не хотел волновать тебя, – словно отвечая на невысказанный вопрос Юлы, улыбнулся Григорий Денисович. – И так у тебя в эту неделю – сплошь нервные перегрузочки!

Он засмеялся. И Юла засмеялся.

– А как нога? – спросил Юла.

В последние дни, то ли из-за погоды, то ли еще по какой причине, нога у Григория Денисовича так разболелась, что пришлось даже отменить зарядку.

– Нога лучше. А тебя поздравляю. Превосходный бросок!

Он крепко обнял Юлу за плечи и привлек к себе.

– Нынче ты первый раз станешь на верхнюю ступеньку пьедестала. Уверен: первый, но не последний!

Он еще крепче прижал к себе Юлу.

– Кончился Юлька-Заморыш, – торжественно провозгласил Григорий Денисович. – Да здравствует Юлька-Богатырь!