Текст книги "Пирамида"
Автор книги: Борис Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
– А что ребятам сказать?
– Наилучшие пожелания и больших творческих успехов.
– Я серьезно, Димыч.
– Я тоже.
– Как им объяснить твое отсутствие?
– Что значит «как»? Говори то, что есть. Что я уехал, и теперь ты будешь руководителем. Вообще – сразу поставь все точки над «и». Еще можешь сказать, Что мне было очень приятно работать с ними.
– Стоит ли так?
– Как так?
– Ставить точки.
– Почему же нет? Это же правда. Только так и нужно.
Ольф промолчал, и Дмитрий, взглянув на него, твердо сказал:
– Не вздумай отделываться туманными обещаниями вроде того, что я еще вернусь. Я не вернусь, и надо, чтобы они сразу узнали об этом и увидели в тебе руководителя. Не временного, а постоянного. Так будет лучше и для них, и для тебя. Ну а как вести себя с ними – тебе лучше знать.
– Димка, неужели ты вот так и уедешь?
– Именно вот так. Сяду в поезд и уеду.
– А как же мы?
– Кто это вы?
– Я. Жанна. И ребята.
Дмитрий вздохнул и тоскливо посмотрел на него:
– Ольф, опять все сначала? Я же тебе объяснил, почему еду…
– Объяснить-то объяснил…
– Ну и чего ты еще хочешь от меня?
У него задергалось веко, Дмитрий прижал его пальцем, и Ольф торопливо сказал:
– Ладно, старик, все, успокойся. Поезжай, но помни, что тебя здесь ждут. И что без тебя плохо будет всем нам. Да и тебе без нас…
– Ну, хватит, бога ради… – Дмитрий в раздражении вскочил и отошел к окну, повернулся к Ольфу спиной.
Ольф обескураженно молчал, не зная, нужно ли сейчас разговаривать с ним. Дмитрий, глядя в заоконную темноту, заговорил сам:
– За квартиру уплачено до конца года, если не вернусь к тому времени – заплатишь сам. Все письма, кроме Асиных, вскрывайте и, если нужно кому-нибудь ответить, – отвечайте.
– А с Асиными письмами что делать?
– Пусть лежат. Если от меня писем не будет – паники не разводить.
– Ты что, не собираешься нам писать?
– Я сказал «если». – Дмитрий повернулся и со злостью посмотрел на него.
– Вряд ли у меня будет шибко писучее настроение.
– Хотя бы открытки присылай, чтобы мы знали, где ты.
Дмитрий промолчал, и Ольф, выждав немного, спросил:
– Завтра соберемся?
– Можно, – с видимой неохотой согласился Дмитрий. – Но только ты и Жанна, больше никого.
– Хорошо.
С утра Ольф поехал в институт и со злостью обнаружил, что явился один. Даже Жанны не было. Атаман без шайки, невесело усмехнулся Ольф, разглядывая косые солнечные столбы пыли, протянувшиеся из окон.
Он потолкался час по институту и поехал домой, но и там никого не застал. Ольф посидел в квартире Дмитрия, послушал музыку, повалялся на диване, сходил за почтой, проверил и ящик Дмитрия – там было увесистое письмо от Аси. Ольф повертел его в руках, зачем-то понюхал и положил на столик.
В два часа пришла Жанна. Ольф заулыбался, но Жанна на проявление его радости ответила довольно прохладно, молча принялась освобождать сумку.
– Ты что такая невеселая? – спросил Ольф.
– А тебе очень весело?
– Мне-то? Жуть как радостно.
– Оно и видно.
– Где Димыч, не знаешь?
– Наверно, в библиотеке.
– Говорил, что пойдет туда?
– Да.
Увидев, что Жанна вытаскивает из сумки коньяк, Ольф предложил:
– Давай тяпнем по рюмашке.
– Успеешь.
– Ну давай, а?
– Пей один, если не терпится.
– Одному неинтересно, – Ольф уныло посмотрел на нее.
– Я не буду.
– Ну символически, а, Жан?
– Ох и зануда ты!.. – рассердилась Жанна. – Прилипнет как смола.
– Ты не ругайся, душа моя. Лучше выпей – сразу тонус повысится, и мир засияет всеми цветами радуги. Крохотулечку, вот такую. – Ольф отмерил на мизинце «крохотулечку» и скорчил такую жалобную физиономию, что Жанна невольно улыбнулась:
– Ладно, черт с тобой, наливай.
– Вот это другой разговор, – сразу повеселел Ольф.
Выпили «крохотулечку», и Жанна сказала:
– А теперь исчезни, я убираться буду.
– Да куда я пойду? – взмолился Ольф. – Не гони ты меня, ради Христа… Дай я лучше помогу тебе.
– Не надо мне помощников… Не хочешь уходить – сиди на кухне и не высовывайся.
– Слушаюсь…
Жанна убралась и принялась готовить, ожесточенно гремя посудой, велела Ольфу начистить картошки.
Жанна молчала, и Ольф, не подумав, сказал со вздохом:
– Даже не верится, что придешь сюда, а Димки нет.
Жанна швырнула нож и с яростью накинулась на него:
– Слушай, ты… За язык тебя тянут, что ли? Минуту помолчать не можешь? И так тошно, а ты еще…
На глазах у нее выступили слезы, она шмыгнула носом и выбежала из кухни, хлопнув дверью. Ольф тщательно вымыл картошку, вытер руки и пошел за ней. Жанна, комкая занавеску, стояла у окна. Ольф тронул ее за локоть:
– Прости, пожалуйста.
Жанна передернула плечами.
– Ты что, хочешь с ним ехать?
Жанна промолчала. Ольф осторожно сказал:
– Это было бы просто здорово, если бы ты поехала с ним.
– Поехала бы, да он не хочет, – сказала Жанна, не оборачиваясь. – Иди ставь картошку… А впрочем, не нужно, рано еще. Кто знает, когда он придет.
Ольф послонялся по квартире, Жанна опять рассердилась на него за то, что он мешает ей, – и он ушел за Игорьком. И, промаявшись еще с полчаса дома, снова собрался к Дмитрию.
– Мне приходить? – спросила Светлана.
– Не стоит. – Ольф виновато посмотрел на нее. – Он предупредил, чтобы, кроме меня и Жанны, никого не было. Ты уж не сердись на него.
– Ну что ты, милый, я понимаю. Иди.
А Дмитрия все еще не было. Пришел он только в девять, с внушительной связкой книг и журналов. Ольф и Жанна, измученные ожиданием, набросились на него с упреками.
– Господи, ну где ты ходишь? – говорила Жанна чуть не плача. – Хоть бы предупредил, когда вернешься.
– Свинтус ты порядочный, Кайданов, – поддержал ее Ольф. – Форменный оглоед.
– Не шумите, братцы, – мирно сказал Дмитрий. – Дела.
– А если дела, так на нас совсем можно наплевать? – срывающимся от обиды голосом спросила Жанна, и Ольф подумал: «Однако, как ее Димкин отъезд скрутил…»
Дмитрий молча взял руку Жанны и погладил ее ладонь, и Жанна сразу притихла, наклонила голову и, коснувшись лбом груди Дмитрия, улыбнулась.
– Ну ладно, иди мой руки, садиться будем…
Увидев письмо Аси, Дмитрий взял его, подержал на ладони, словно взвешивая, и, не распечатав, заложил в книгу.
Невеселое это было прощание… Выпили с коротким шаблонным тостом «счастливо тебе ехать», молча принялись за еду. Жанна наклонила голову над тарелкой, старательно пряча глаза, два раза без всякой нужды – так казалось Ольфу – уходила на кухню.
– Когда трогаешься отсюда? – спросил Ольф.
– В пять тридцать четыре.
– Утра? – удивился Ольф.
– Да.
– Тю, совсем сдурел… Зачем в такую рань?
– Похожу по Москве.
– Да куда там… – начал было Ольф и осекся, догадавшись, почему Дмитрий едет так рано: не хочет, чтобы знакомые видели. – Ладно, мы все равно проводим тебя.
– Нет.
– Ну, батя, это ты лишнее…
– Ничего не лишнее, – решительно сказал Дмитрий.
И снова надолго замолчали. И вдруг Дмитрий, окинув их сумрачным взглядом, спросил:
– Слушайте, а куда вы пришли?
– Как это куда? – опешил Ольф.
– Меня провожать, что ли? – спросил Дмитрий.
Он был так спокоен, что Ольфу показалось: затея с его отъездом – всего лишь шутка, и сейчас Дмитрий скажет об этом, и они вместе посмеются. Видимо, и Жанна решила так же – с такой надеждой взглянула она на Дмитрия.
– Ну а куда же? – сказал Ольф, пристально глядя на него.
– А вы, случаем, не ошиблись? – сказал Дмитрий, и глаза его сузились в злом прищуре. – Действительно меня провожать? Или на поминки? – Он повысил голос. – Что вы меня как на смерть провожаете? Глядеть тошно на ваши похоронные физиономии. Я же…
Он взглянул на Жанну и сразу замолчал. Медленно встал из-за стола, подошел к ней сзади и положил руки на плечи.
– Простите меня… Не надо плакать, Жанна.
Жанна судорожно схватила его руку и прижала к своему лицу.
– Дима, – давясь слезами, прошептала она, – скажи, что ты вернешься…
– Я вернусь, – тихо сказал Дмитрии. – Конечно, вернусь. Куда же я без вас? Но прошу вас, будьте повеселее. Ведь ничего не случилось. Просто мне надо уехать. Надо, понимаете? Ольф, сходи за гитарой.
Когда Ольф вернулся с гитарой, Жанна уже успокоилась, она сидела на диване рядом с Дмитрием и сбоку глядела на его низко склоненную голову. Прихода Ольфа она словно и не заметила.
Дмитрий поднял голову, улыбнулся:
– Наливай, выпьем еще, а потом выдай что-нибудь…
И Ольф выдал. Он обрушил на их головы каскады бравурных аккордов, спел все самое веселое, что знал. Но веселья не получилось. Жанна ни разу не улыбнулась – да слышала ли она вообще что-нибудь? Дмитрий слышал, даже подпевал, потом надолго замолчал и, оборвав Ольфа на полуслове, поднялся:
– Ну, хватит, ребятишки. Давайте-ка будем прощаться.
– Как-кой шустрый молодой человек. – Ольф покачал головой. – Нет уж, дорогой, прощаться завтра будем. Не хочешь, чтобы в Москву с тобой ехали, – дело твое, но уж в электричку мы тебя посадим. Правда, Жаннета? Вот видишь, нас двое, а ты один. Мы – коллектив, а ты – кустарь-одиночка. Коллектив, как известно, – пятьдесят один процент акций наличного состава, а нас, как нетрудно посчитать, даже больше – шестьдесят шесть целых и шестьдесят семь сотых, грубо округляя. Пойдем, Жанна, пусть этот хмырь побудет в гордом одиночестве.
Ольф пришел к нему без четверти пять. Жанна была уже там, стояла у окна, смотрела на тяжелые багровые облака, освещенные низким холодным солнцем.
– Те же двое и Рудольф Тихоныч, – сказал Ольф, останавливаясь в дверях.
– Приветствую бессонную компанию. Путешественник наготове, его багаж – такожде, скудный комплект провожающих в сборе… Граждане провожающие, проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих… Гражданка Алексеева, а не сообразите ли вы для нас закусь? Гражданка Алексеева безмолвствует… Тогда и гражданин Добрин умолкает…
Но Ольф и не думал умолкать. Он говорил за троих, молол всякий вздор, походя спел несколько песенок, выдал три анекдота, припасенных «на пожарный случай», – и развеселил-таки их. Во всяком случае, когда пили прощальную, Ольф одобрительно сказал:
– Состояние отъезжающих и провожающих удовлетворительное, можно приступать к минуте молчания. А ну, сели, по обычаю древнерусскому!
Присели, помолчали – и Ольф скомандовал:
– Подъем.
Дмитрий закрыл дверь, подбросил на ладони ключи и отдал их Жанне.
Молча пошли мимо тихих спящих домов, несколько минут постояли на чистой серой платформе, и, когда быстро выкатилась из-за поворота электричка, Ольф протянул Дмитрию руку, бодро сказал:
– Экипаж подан – в путь, человек Кайданов… Ни пуха тебе, ни пера:
– К черту, – пробормотал Дмитрий, пожимая его руку, а левой рукой обнял Жанну и неловко поцеловал ее в висок.
Ольф взял чемодан и рюкзак, отвернулся, сделал несколько шагов навстречу с грохотом распахнувшимся дверям, встал на площадке, на всякий случай придерживая ногой дверь, и увидел – Жанна, прикрыв глаза, осыпала лицо Дмитрия быстрыми поцелуями и так крепко вцепилась в его плечи, что Дмитрию пришлось силой развести ее руки. Дмитрий торопливо нырнул под вытянутую руку Ольфа. Жанна слепо шагнула за ним, Ольф перехватил ее руки и соскочил на платформу. Закрывающаяся дверь ударила его по плечу, он покачнулся и выпустил Жанну. Она повернулась и молча пошла вперед, но, не доходя до конца платформы, неловко, боком, села на скамейку и уронила голову на руки. Ольф снял куртку и, укутывая вздрагивающие плечи Жанны, невольно оглянулся вслед электричке.
Они, не сговариваясь, вернулись в квартиру Дмитрия. Коньяку оставалось еще довольно много, Ольф налил себе и Жанне и, подумав, чуть плеснул в рюмку Дмитрия.
– Пей, подружка, – подал он рюмку Жанне. – Остались мы одни – так что давай покрепче держаться друг за друга. Старые обиды – вон, новых быть не должно, а если я случайно ляпну что-нибудь – бей меня по голове чем ни попадя.
– Ну, пей.
Выпили, и Ольф сразу ушел к себе. Жанна зачем-то основательно, на два оборота, заперла за ним дверь, постояла, взяла рюмку Дмитрия и выпила то, что налил туда Ольф. Подержала рюмку в руках и отнесла на кухню, поставила в шкаф, почему-то решила не мыть ее. Не раздеваясь, прилегла на диван и уснула. А когда проснулась – нестерпимо ярко сверкал за окном жаркий июльский полдень. Жанна взглянула на часы и торопливо сбежала вниз, открыла сначала свой почтовый ящик, развернула газеты, проверяя, нет ли писем, потом заглянула и в ящик Дмитрия. Никаких писем не было, да и быть не могло. Она снова вернулась в квартиру Дмитрия, принялась убирать со стола. Закончив, посидела с минуту, бездумно пересчитывая красно-коричневые квадратики висевшего на стене ковра, потом пошла к себе, быстро собралась и поехала в Москву.
Она видела, как Дмитрий вышел из метро и медленно побрел по перрону, подложив большой палец левой руки под лямку рюкзака. Жанна осторожно пошла вслед за ним. Дмитрий остановился у своего вагона, показал проводнице билет и с трудом протиснулся на площадку. Жанна, прячась за угол киоска, ждала, не выйдет ли он снова на перрон. Дмитрий не выходил. Потом она увидела его у открытого окна, он курил и смотрел куда-то поверх голов торопящихся пассажиров. Объявили отправление, и Жанна не выдержала, кинулась к нему. Дмитрий вздрогнул, выронил сигарету и сказал:
– Я сейчас выйду.
– Не надо, вот-вот уже тронется… Я все-таки пришла…
– Да… Это хорошо, что ты пришла.
– Вот видишь, – улыбнулась Жанна.
Она положила ладони на его руки, сжимавшие раму окна, и быстро сказала:
– Дима, приезжай. Обязательно приезжай, слышишь? Ко мне приезжай, я буду ждать тебя.
Поезд тихо тронулся, Жанна осторожно провела ладонью по щеке Дмитрия и погладила его руку.
– Ну все, пиши.
Потом, морщась от тяжкого колесного грохота, Жанна проводила взглядом его вагон и, когда поезд скрылся в серой застанционной тьме, медленно пошла назад, к метро.
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
64
Группа начала собираться через неделю.
Прибыли они почти одновременно и явились на работу за три дня до окончания отпуска – темнокожие, дружно порыжевшие от солнца, – ездили все-таки на «паршивый юг», – и необыкновенно довольные поездкой. Савин оброс густейшей двухцветной бородой; Воронов элегантно помахивал самодельным костыликом темного вишневого дерева – сильно ушиб ногу, лазая по Крымским горам; Дина Андреева то и дело зябко поводила плечами, морщилась от боли в сожженной спине.
– Динуша, ты бы обнажилась, – посмеивался Савин. – Частично, разумеется. И тебе легче будет, и нам приятно. И Ольф заодно полюбуется на твои нежные лохмоточки.
– Ты, сивый, лучше усы себе покрась, – сердито отговаривалась Дина. – А то бабки и так уже чуть ли не крестятся…
– А у меня естество такое, – философствовал Савин, довольно улыбался, трогая светлые усы, переходящие в черную бороду. – Признак породы, стал быть.
– Если и есть в тебе порода, то только плебейская, – поддел его Полынин.
– Какая есть, – скромно соглашался Савин. – А ты, рыжий, и рад бы бороду отпустить, да ведь тогда пожарники со всей округи сбегутся. И так небось за версту светишься.
Разумеется, они сразу же спросили Ольфа – где Дмитрий Александрович?
– В отпуске.
Сообщение приняли как должное. Майя спросила:
– А когда вернется?
– Неделю назад уехал, – уклонился от ответа Ольф.
– А чем же мы пока заниматься будем? – спросила Алла Корина.
Это «пока» очень не понравилось Ольфу. Он буркнул:
– Найдем чем.
И тут же ушел, избегая расспросов.
Это было в пятницу, а в понедельник, войдя в большую комнату, где обычно все собирались перед началом работы, Ольф понял: знают. Не успел он и рта раскрыть, чтобы поздороваться, как Савин спросил:
– Ольф, где Дмитрий Александрович?
– Я же сказал – в отпуске.
– Неправда! – вскочила Майя. – Мы все знаем!
Ольф с раздражением сказал:
– Если вы все знаете, то вы знаете больше меня. Какого дьявола тогда спрашиваете? Это во-первых. А во-вторых, это правда. Он действительно в отпуске. Длительном отпуске…
– Он вернется? – спросила Майя.
– Будем надеяться.
– Что значит будем надеяться? – вскинулся Воронов. – Почему он уехал?
– Почему он уехал, я объяснить вам не смогу. Лучше не спрашивайте, я сам толком не понимаю. Если, конечно, не считать того объяснения, что он болен.
– Это правда, что Ася Борисовна уехала в Каир?
– Да.
– Он вернется? – как заведенная, спрашивала Майя.
Ольф, не ответив ей, сел на стол, скрестил на груди руки и невесело оглядел их:
– Слушайте меня, ребятишки… Я понимаю, новость для вас несимпатичная, но и для меня это событие не из радостных.
– Он вернется? – снова спросила Майя.
– Если и вернется, то не скоро.
– А сам он что-нибудь говорил об этом? – спросил Воронов.
И Ольф решил, что лучше сказать правду.
– Да, говорил. Он сказал…
Мгновенно установилась полная тишина, заставившая Ольфа оборвать фразу. Не выдержав их взглядов, он отвернулся и быстро закончил:
– Он сказал, что не приедет.
И еще несколько секунд стояла тишина, и чей-то голос – кажется, Аллы Кориной – беспомощно проговорил:
– Но этого не может быть! Ольф, ты что-то путаешь… Он так сказал?
– Да, он так сказал, – как эхо, повторил Ольф. – Зря не морочьте себе головы, ребята. Он сказал, что не вернется, но это еще не значит, что он действительно не вернется. Он нездоров, вы же знаете. Это переутомление. Он отдохнет и наверняка приедет и снова будет работать с нами. А пока что придется начинать новую работу без него. Теперь – временно, разумеется, до приезда Дмитрия… Александровича – руководить сектором буду я. И вам придется основательно помогать мне. Прежде всего нам надо решить, над чем работать дальше. Сегодня, понятно, у вас настроение нерабочее, а завтра, будьте добры, начнем думать. Кое-какие наметки оставил Дмитрий Александрович, какие-то идеи у меня появились – в общем, помыслим…
Он оглядел свое невеселое, молчаливое «воинство» и бодро закончил:
– А теперь – можете валять на все четыре стороны.
И Ольф торопливо ушел в комнату Дмитрия. Вслед за ним пришла и Жанна. Во время объяснений Ольфа она упорно молчала, забившись в угол.
– Ты уходил из дома – почты не было? – спросила Жанна.
– Так ведь рано еще… – Ольф прислушался к тишине за стеной, сказал с недоумением: – Сидят как мыши… Пойти к ним, что ли? А то получается, что мы вроде отделились.
– Выдумываешь бог знает что, – с досадой сказала Жанна. – Сиди, пусть сами… в своих чувствах разбираются.
На следующее утро Ольф с самым решительным видом приступил к руководству. Демонстративно засучив рукава, он взял мел и торжественно сказал:
– Нуте-с, господа, приступим… На сегодняшний день мы имеем три примерно равноценных идеи…
Он обстоятельно изложил эти идеи и с огорчением отметил – ни одна из них не вызвала и намека на энтузиазм. Слушали его вяло, вопросы задавали самые незначительные, и, когда Ольф, закончив, предложил высказываться, ему ответили дружным молчанием.
– Та-ак… – протянул Ольф. – Я вижу, вам эти идеи пришлись не по вкусу.
Они переглянулись – и по-прежнему никто не решался высказываться первым.
– Что вам в них не нравится? – спросил Ольф.
– А тебе они нравятся? – простодушно осведомилась Дина.
Ольф не очень естественно засмеялся:
– Вопрос в лоб… Хитрые вы, мужички унд бабоньки…
Ольф, конечно, ждал подобного вопроса. Все три идеи, в сущности, были ответвлениями только что законченной работы. И даже на первый взгляд это были не слишком значительные идеи – и уже поэтому не могли понравиться ни им, ни ему самому. Но ведь ничего лучшего не предвиделось…
– Вот что, братья славяне, – сказал Ольф. – Давайте-ка играть в открытую. Мы привыкли к тому, что главные вопросы всегда решал Дмитрий Александрович. Я говорю «мы», потому что и сам во всем полагался на него. Но теперь-то нам волей-неволей придется решать самим. Или пойдем на поклон к Ученому совету? Они, конечно, подбросят нам что-нибудь – да только будет ли это лучше для нас? А ну, выкладывайте все, я не собираюсь решать за вас, – потребовал Ольф. – Почему вам не нравятся эти идеи?
– Ну почему же не нравятся… – неуверенно протянул Воронов.
– Я скажу вам почему. После того, чем мы занимались почти три года, эти идейки кажутся вам мелковатыми… Так?
– Ну да, – почти с радостью брякнул Савин и зачастил: – А что, разве нет? Уже одно то, что идеек целых три и все действительно равноценны… Разве нет?
– Разве да? – передразнил его Ольф. – Какой ты умный, Савва… Заелись вы, вот что я вам скажу. А вам не приходит в голову, что такие идеи, как у Дмитрия Александровича, – может быть, одна за всю жизнь бывает? А ну-ка вспомните, что вам говорил Алексей Станиславович на том вечере… Вам действительно феноменально повезло, что вы начали свою научную карьеру с такой значительной работы. Но кто сказал, что вам всегда будет так везти? Или вы решили, что до конца дней своих только тем и будете заниматься, что претворять в жизнь выдающиеся идеи? Подавай вам Эвересты и Монбланы, на меньшее вы не согласны? А и где ж их взять, голубчики, эти Монбланы? Или они на дороге валяются? А может, у кого-нибудь из вас за пазухой торчит такой монбланчик? Ну так валяйте, выкладывайте, я сам с удовольствием займусь им… – Ольф закурил, небрежно закинул ногу на ногу. – А то, может, возьмем за жабры какую-нибудь элементарную сверхзадачку? Например, теорию гравитации? А что, в самом деле? Если вас эти орешки не устраивают, – он кивнул на доску, – почему бы нет? Или общую теорию поля… То-то лавров нам будет, если справимся…
Невесело посмеялись над его речью – и Ольф серьезно сказал:
– Ну, потрепались – давайте мыслить. Если у вас в самом деле есть какие-то другие идеи – милости прошу, выкладывайте.
Других идей не было. И эти три, несмотря на «разъяснительную работу» Ольфа, их явно не привлекали. До обеда они с видимой неохотой перебирали варианты, избегая каких-либо определенных высказываний, и Ольф наконец сердито сказал:
– Вот что, коллеги… Отправляйтесь обедать, и если уж вам так не хочется работать – не неволю. Но должен сказать вот что: если мы в самое ближайшее время не придем к какому-то решению – я иду в Ученый совет и прошу дать нам тему.
Угроза подействовала – после обеда обсуждение пошло более энергично. Ольф даже насмешливо хмыкнул:
– Первые признаки жизни налицо. Пульс слабый, нитевидный, дыхание прерывистое. Глядишь, скоро и по-настоящему мозгами зашевелите.
Из трех идей одна принадлежала Дмитрию – на ней в конце концов и остановились после долгого обсуждения. Ольф невольно задумался – было ли это случайностью? Они ведь не знали, что именно предлагал он, а что Дмитрий. Разве что Жанна могла сказать… Ольф спросил ее об этом. Жанна сухо ответила:
– Ничего я им не говорила, да они и не спрашивали. А тебя что, уже проблема престижа беспокоит?
Ольф с недоумением посмотрел на нее.
– Ничего себе вопросик… И как это ты догадалась? Помог кто-нибудь?
– Извини, – тихо сказала Жанна, отворачиваясь. – Я все думаю – почему он не пишет?
– Напишет, рано еще.
– Одиннадцать дней, как уехал…
В тот же день пришла от Дмитрия открытка – с десяток спокойных, безличных строчек. Дмитрий писал, что побывал на Байкале, что «священное море» вполне оправдывает все свои превосходные эпитеты, но задерживаться здесь он не собирается и завтра отправляется дальше, вероятно – до Владивостока. И что оттуда он им напишет.
Прошла еще неделя, прежде чем они получили письмо от Дмитрия – несколько небрежных строк, написанных на сером телеграфном бланке: «До Владивостока не доехал, сижу в Хабаровске. Иду по твоим следам, Ольф, – жду пропуска на Камчатку. Жара здесь тропическая, даже мухи от нее дохнут. Привет ребятам». И все – ни даты, ни подписи.
И пошли недели одна за другой, а от Дмитрия ничего больше не было.
65
С грустью и недоумением наблюдал Ольф, как буквально на глазах меняется группа. «Меняется» – пожалуй, чересчур мягко сказано. «Перерождается». Теперь они являлись на работу аккуратно, к восьми часам, долго «раскачивались» – курили, вяло перебрасывались анекдотами, неторопливо раскладывали на столах бумаги, тщательно чинили карандаши. Как-то Ольф, с раздражением наблюдая за этой «подготовкой к мыслительному процессу», насмешливо сказал:
– Ну что, юные чиновнички, приступим к процессу? Или процессоры не тем заняты? – Он постучал пальцем по лбу. – Не все процессанты на местах? Или нечего процессировать?
Намек поняли и, кажется, обиделись на него. Правда, Савин, очень похоже копируя Ольфа, глубокомысленно произнес:
– Ля процессорес дю процессуарес нихт процессирен дель процессантес, – и невозмутимо пыхнул трубкой, распространяя медовый аромат «Золотого руна». Но остальные шутку не поддержали и демонстративно приступили к «процессу». «На „чиновничков“ обиделись», – вздохнул Ольф. Ему ничего не оставалось, как начать руководить «процессом».
А руководить оказалось далеко не так просто, как представлялось когда-то Ольфу, глядя на Дмитрия. Первое, что обескураженно обнаружил Ольф, – ему никак не удавалось быть в курсе их дел. И когда они приходили к нему с вопросами и предложениями, Ольфу требовалось немало времени, чтобы как следует понять, о чем идет речь. Дмитрию, насколько помнил Ольф, нужно было для этого не больше минуты. И по взглядам ребят Ольф видел, что помнил об этом не только он. Но хуже всего было то, что он сам не был уверен в правильности доброй половины своих советов, – и они это тоже чувствовали, хотя, как правило, охотно соглашались с ним. Даже, пожалуй, охотнее, чем с Дмитрием. Но не трудно было догадаться о причинах такой сговорчивости. Просто им было все равно – или почти все равно. Как-то Ольф, подходя к дверям, услышал веселый голос Полынина:
– А мне до лампочки…
Ольф не знал, к чему это относилось, – когда он вошел, разговор тут же оборвался, – но был уверен, что догадался правильно. Все равно. До лампочки. До фени. До фениной мамы. Все это были слова из его же собственного лексикона…
И отношение к нему самому тоже изменилось. Прежней товарищеской близости как не бывало. Они не прочь были в шутку подразнить его «начальствованием», но скоро Ольфу показалось, что шутка повторяется слишком часто. А однажды, когда Алла Корина словно ненароком сказала ему «вы», Ольф сердито покосился на нее, но промолчал. Но когда Алла повторила это и в придачу назвала его Рудольфом Тихоновичем – было это при встрече в коридоре, – Ольф резко остановился и круто повернулся на каблуках.
– Вот что, сестрица Аленушка, – зло заговорил он, сдвинув брови, – бросьте вы эти фокусы…
– Да ты что? – удивилась Алла. – Я же пошутила.
– Надо думать, – мрачно посмотрел на нее Ольф. – Не хватало еще, чтобы ты серьезно сказала.
– А чего ты тогда взбеленился? – теперь уже Алла обиделась.
– А то, – Ольф повысил голос, – что вместо того, чтобы помогать мне, вы только зубы скалите.
– Мы? А я что, за всех ответчица?
– Нет, разумеется, – сразу сдался Ольф, склонил голову и шаркнул ботинком. – Пардон, мадемуазель. Куда уж там до ответчицы.
И Ольф отошел, досадуя на себя за нелепую вспышку раздражения.
«Чаепития» проходили теперь скучно и коротко. Ребята с такой готовностью взваливали на Ольфа ответственность за все решения, что однажды он взорвался:
– Слушайте, вы, оглоеды… Мне что, одному все это нужно?
– Да что все? Чем ты недоволен? – изумился Воронов.
– А тем, – заорал Ольф, – что вы сидите сложа руки!
– То есть как это? – опешил Савин.
– А так, – уже тише сказал Ольф, – что ни хрена не хотите делать. Работаете как из-под палки, думать совсем разучились. Но учтите, я над вами цепным кобелем стоять не буду. Если и дальше так пойдет – поищите себе другого руководителя. А вернее, вам его найдут.
Угроза подействовала – другого руководителя они не хотели. Ольф, бесспорно, их устраивал. Разумеется, только пока, на время отсутствия Дмитрия Александровича… И они так старательно стали изображать «бурную творческую деятельность», что Ольф через полчаса сказал:
– Ну, хватит, комедианты… По домам.
И они мигом исчезли, избегая его взгляда. Осталась только Жанна, молчала, глубоко задумавшись о чем-то. Ольф, сумрачно взглянув на нее, сказал:
– Что-то плохо получается у меня.
– Зря ты накричал на них.
– Это уж точно. – Ольф усмехнулся. – Кричат всегда зря. Трудно мне…
– И из меня помощник никудышный. Все из рук валится…
– Может, в отпуск поедешь?
Жанна с недоумением взглянула на него:
– Сейчас?
Ольф отвел взгляд и промолчал. Жанна поднялась:
– Поедем домой.
Когда они подходили к дому, Жанна ускорила шаги и почти вбежала в подъезд, держа наготове ключи. Ольф вошел следом за ней и увидел, как она разворачивает и трясет газеты. Оба почтовых ящика – и ее, и Дмитрия – были открыты. Жанна небрежно сложила газеты и приказала Ольфу:
– Открывай свой.
И хотя Ольф видел, что в его ящике ничего нет, он открыл его. Жанна молча повернулась и стала медленно подниматься по лестнице, держась за перила и внимательно глядя себе под ноги. Когда она дошла до своей двери, Ольф позвал ее:
– Жанна!
Она подняла голову, и Ольф сказал:
– Не надо так, Жан.
– Как «так»?
– Он приедет.
Жанна вдруг засмеялась:
– Ну разумеется, приедет. Хотя бы для того, чтобы забрать свои вещи.
– Не говори так. Он приедет совсем, к нам… к тебе, – не сразу добавил он.
– А если нет?
– Этого не может быть.
…Группа жила как будто одним ожиданием. Они работали, конечно, но так вяло и неохотно, что тошно было смотреть на них. Наверно, дело было не только в отсутствии Дмитрия. Возможно, это был вполне естественный спад после большой напряженной работы… Ольф уже ни в чем не упрекал их и не призывал засучивать рукава – у него и самого не было никакого желания работать.
Однажды пришел к нему Воронов, положил пачку исписанных листов.
– Что это? – спросил Ольф.
– Ваше задание выполнено, товарищ начальник.
– Ах, да! – Ольф не сразу вспомнил, какое у него было задание, и стал просматривать листки. – Ну что ж, отлично сделано.
– Да? – Воронов насмешливо поднял брови. – А по-моему, не очень.
– Не понимаю. – Ольф насторожился.
Воронов невесело вздохнул:
– Да что тут понимать… Только вчера до меня дошло, что сделать можно было по-другому и гораздо лучше.
– А именно?
– Это же типичное частное решение, приемлемое только для нашей работы.
– А чего бы ты хотел?
– А того, чтобы этот винтик, – Воронов ткнул пальцем в листки, – годился бы не только для нашего агрегата, а для прочих также.
– А как это сделать?
– Да можно было…
Воронов показал ему, как можно было расширить задачу. Ольф увидел, что действительно могла получиться вещь более значительная и интересная.
– Да, ты прав, Ворон. Жаль, сразу не додумался. И я маху дал… Слишком конкретное задание – так?
– Так, – безжалостно подтвердил Воронов.
Ольф закурил и невесело усмехнулся:
– С Дмитрием Александровичем такого, конечно, не могло случиться? Уж он-то наверняка увидел бы эту возможность?
– Не знаю, – куда-то в сторону бросил Воронов.
– Врешь, знаешь. Увидел бы. А вот я не увидел. – Ольф развел руками. – Виноват, конечно, но заслуживаю снисхождения, не так ли?
