Текст книги "Пирамида"
Автор книги: Борис Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
– Не совсем, – хитро улыбнулся Ольф. – Еще один маленький вопросик… Если, так сказать, применить ваш критерий талантливости… я имею в виду ваши рассуждения о радости, то, это самое… что мы из себя представляем?
– То есть талантливы вы или нет?
– Во-во, это самое, – потупился Ольф.
– Думаю, что да, – серьезно сказал Дубровин.
– И не боитесь, что мы зазнаемся? – расплылся Ольф в неудержимой улыбке.
– Нет, не боюсь.
– А почему вы думаете, что мы не умеем по-настоящему чему-то радоваться, кроме работы? – продолжал допытываться Ольф.
– Я не думаю, я вижу. Сколько бы вы ни уверяли меня, что вас мучат угрызения совести из-за этого «остепенения», на самом-то деле вы только из-за того беситесь, что ваша работа оказалась наполовину обесцененной. Разве нет?
– Конечно, – сказал Дмитрий.
– Вот видите…
Заглянула Светлана, она недавно пришла вместе с Марией Алексеевной и сидела на кухне.
– Ольф, ты домой не идешь? – робко спросила она.
– Сейчас, сейчас, – сразу заторопился Ольф.
Дмитрий тоже поднялся, но Дубровин сказал:
– Если не торопишься, посиди еще.
Ольф и Светлана ушли. Дмитрий держал в руке рюмку с недопитым коньяком и задумчиво смотрел на абажур.
– Ну, как ты? – ласково спросил Дубровин, заглядывая ему в глаза. Таким тоном он говорил только с ним, когда они оставались одни.
– Ничего, – пожал плечами Дмитрий.
– Очень расстроился?
– Порядком, – признался Дмитрий. Он вздохнул, допил коньяк и откинулся на спинку кресла.
– С работой Шумилова освоился? – спросил Дубровин.
– Более или менее.
– Ну и какое впечатление?
– Да как вам сказать… Интересно, конечно.
– А что же тебя смущает?
– Да какая-то она… бесхребетная, что ли. По-моему, Шумилов сам не уверен, что все делает правильно. Какие-то отступления, не совсем обоснованные эксперименты… А вообще-то не знаю… Может быть, это просто стиль его работы?
34
В разговоре с Дубровиным Дмитрий был не совсем искренним – на самом деле он не думал, что таков стиль работы Шумилова. Не в стиле тут было дело. Зимой они бегло, для очистки совести, просмотрели годовой отчет и тут же забыли о нем, своих забот хватало.
Вернувшись из отпуска и отпраздновав «остепенение», они пришли к Шумилову. Он еще раз сердечно поздравил их, несколько минут они поговорили о том о сем. Шумилов вопросительно посмотрел на них:
– Чем теперь намерены заняться?
– Чем прикажете, – бодро сказал Ольф, а Дмитрий осторожно добавил:
– Надо бы, я думаю, сначала основательно ознакомиться с тем, что уже сделано.
– Конечно, – тут же согласился Шумилов. – И вообще должен заметить, что я и впредь не намерен ограничивать вашу самостоятельность. Знакомьтесь, осваивайтесь, выскажете свои соображения, а потом вместе решим, чем вам лучше заняться.
И они начали осваиваться. Внимательно разобрали не только последний годовой отчет, но и два предыдущих, и уже тут Дмитрий почувствовал некоторое недоумение. Отчеты были внушительны, щедро иллюстрированы диаграммами и графиками, все выглядело солидно, добротно, каждый этап был выполнен как будто безупречно, но все вместе как-то не очень связывалось в одно целое. Оставалось впечатление, что Шумилов не очень-то хорошо знает, чего хочет. Впрочем, ни в чем конкретном его нельзя было упрекнуть. В сущности, то, что вызывало недоумение Дмитрия, можно было назвать мелочами, как будто обычными в исследовательской работе. Но у Дмитрия стало складываться впечатление, что мелочей этих слишком много, и они все больше раздражали его. Да и не такими уж безобидными были эти мелочи… Однажды они целый день просидели над разбором одного эксперимента, и вечером Дмитрий с досадой сказал:
– Слушай, или я ни хрена не понимаю, или… – он замолчал, вглядываясь в график.
– Что «или»? – спросил Ольф.
– Можешь ты мне объяснить, зачем Шумилову понадобилось делать это?
– Отчего же нет? – ухмыльнулся Ольф. – Чтобы убедиться в справедливости этого гениального уравнения.
И он ткнул пальцем в аккуратную строчку, выписанную тушью.
– Но это же почти очевидно.
– Вот именно – почти. К тому же это для тебя почти очевидно, а он, вероятно, засомневался.
– Но должна же была интуиция подсказать ему, что заниматься этим не нужно.
– А если у него ее нет?
– Чего нет? – не понял Дмитрий.
– Интуиции.
– Ну, знаешь ли, – развел руками Дмитрий. – Если заниматься проверкой таких вещей, то этой работе и через десять лет конца не будет.
– А куда ему торопиться? – сказал Ольф. – Заняло у него это всего три недели, усилий с его стороны почти никаких не потребовало – кто-то сделал, доложил, к отчету приложил, – дела идут, контора пишет. А жить стало чуть-чуть спокойнее, одним «вдруг» стало меньше.
– Но почему он стал проверять именно это? Где же тут логика?
– А если ее нет?
– Чего нет? – опять не понял Дмитрий.
– Логики, – невозмутимо сказал Ольф.
– Перестань! – рассердился Дмитрий. – Я ведь серьезно.
– Я тоже, – сказал Ольф, но Дмитрий уже не слушал его и продолжал размышлять вслух:
– Если уж он так осторожен и не доверяет себе, то стоило бы в первую очередь проверить другие, более интересные вещи. Ну, например, выяснить, чем вызван этот аномальный выброс…
Дмитрий показал на график.
– Пожалуй, – согласился Ольф.
Осваивались они две недели, а потом пошли к Шумилову. Они наметили для себя несколько проблем, которыми, на их взгляд, надо было заняться в первую очередь, но решили пока не высказываться и посмотреть, что предложит им Шумилов. И когда он спросил их, надумали ли они что-нибудь, Дмитрий вежливо уступил ему «право подачи»:
– Да, есть кое-что… Но мы бы хотели узнать, что вы считаете нужным нам предложить.
Шумилову как будто не очень понравилось это, он помолчал и стал излагать им свои соображения.
Дмитрий выслушал его и осторожно сказал:
– Очень интересно… Но вам не кажется, что сначала следовало бы проверить вот это…
И он назвал одну из намеченных проблем и поспешно спросил:
– Или это уже сделано?
– Нет.
Шумилов как будто не удивился их предложению и, немного помолчав, спокойно согласился:
– Неплохая идея. Если вы хотите заняться этим – пожалуйста.
Легкость, с которой Шумилов согласился с ними, неприятно удивила Дмитрия. Они ожидали встретить возражения и приготовили тщательнейшее обоснование своей идеи. А Шумилов сказал «неплохая идея» – и все. А между тем идея была далеко не очевидная, и Дмитрий не сомневался, что она не приходила Шумилову в голову, иначе он уже осуществил бы ее.
– Если это и есть его стиль работы, – сказал он потом Ольфу, – то это плохой стиль.
Они принялись за осуществление своей идеи, но дня через два Дмитрий решительно сказал:
– Придется тебе пока одному над этим посидеть.
– Почему?
– Мне надо еще побегать по всей работе.
– Унюхал что-нибудь?
Дмитрий неопределенно покрутил рукой:
– Да так, есть кое-какие подозрения.
И они разделились. Ольф так увлекся идеей, что почти не интересовался поисками Дмитрия, а тот ничего не говорил ему.
Незадолго до симпозиума Дмитрий сказал Ольфу:
– Отложи свои бумажки в сторону и слушай… Ты, надеюсь, не забыл, на чем мы погорели три года назад?
– Ну, еще бы. Ее величество «комбинированная четность».
– А помнишь, мы удивлялись, почему Шумилов занимается проверкой почти очевидных уравнений и в то же время не обращает внимания на аномальный выброс?
– Ну?
– Дело вот в чем. Выброс этот может быть по нескольким причинам. С большой натяжкой его можно объяснить несовершенной постановкой эксперимента, что Шумилов и сделал и на этом успокоился. Но одной из причин его может быть то самое несохранение комбинированной четности, о которое мы тогда споткнулись…
– И что же? – наморщил Ольф лоб.
– Слушай дальше. Я подумал, что Шумилов просто не заметил этого или решил не отвлекаться. А теперь сравни два отчета – предыдущий и последний. В первом он пишет, что желательно провести серию экспериментов по упругому рассеянию К-минус мезонов на протонах, и эти эксперименты были запланированы. А теперь посмотри, что в следующем отчете. Шумилов скороговоркой объясняет, что намеченные эксперименты решено было не проводить, так как появились новые данные, вполне удовлетворяющие его. И такие данные действительно появились. Но интересно то, что он ссылается на второстепенные, сравнительно бесспорные работы и ни словом не упоминает об интереснейших, но очень неясных экспериментах группы Тардена…
Дмитрий говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово, словно еще раз проверял себя, и Ольф весь сжался от нетерпения, однако молчал, он знал, что в таких случаях Дмитрия нельзя перебивать.
– Но самое-то интересное, – продолжал Дмитрий, – что один из намеченных экспериментов был все же проведен.
– И Шумилов не упоминает об этом в отчете?
– Нет.
– А от кого ты узнал об этом?
– От Жанны.
– А как все это нужно понимать?
– Сейчас увидишь. Жанна нашла результаты этого эксперимента, и я проделал кое-какие расчеты. Не сомневаюсь, что их в свое время проделал и Шумилов, поэтому он быстренько и свернул эксперименты. Он просто испугался своих результатов.
– Почему?
– Потому что они косвенно связаны опять-таки с несохранением комбинированной четности. Смотри сюда. Экспериментальное значение верхней границы относительной вероятности двухпионных распадов нейтральных ка-два мезонов меньше трех десятых процента. Это результаты Дубнинской группы. А у Шумилова эта граница намного выше – почти один процент.
Ольф в изумлении откинулся на спинку стула.
– Что он, сошел с ума? Неужели он нигде не приводит эти результаты?
– Нет.
– Ну, это уже просто подлость…
– Зачем так громко. Формально его вряд ли в чем упрекнешь. Ведь это был побочный эксперимент.
– Да-а…
– А теперь смотри, что получается. Результаты Дубнинской группы относятся еще к шестьдесят первому году. Техника эксперимента с того времени значительно усовершенствовалась, и вполне естественно, что получились расхождения. Во всяком случае, любой ученый попытался бы выяснить причину этих расхождений. Я думаю, что Шумилов тоже наверняка сделал бы это, если бы был уверен, что тут дело именно в технике эксперимента или еще в чем-то столь же несущественном. Но ведь после экспериментов Дубнинской группы были работы Фитча и Кронина, Окуня, потом эксперименты в ЦЕРНе и Харуэлле. В итоге, сам знаешь, ситуация оказалась архисложная, никто толком не знает, что делать с этой комбинированной четностью, как связать концы с концами. Для каких-то категорических суждений слишком мало данных. Все неясно, неустойчиво, малодостоверно. Вероятность неудачи при исследованиях в этой области намного возрастает… Стоит ли удивляться, что Шумилов предпочитает не рисковать, не ввязываться в эту историю? Ему что-нибудь попроще бы, поскромнее, понадежней.
– А чего же он тогда хочет?
– Чего он хочет, я не знаю, – задумчиво сказал Дмитрий. – А вот чего он не хочет, я догадываюсь.
– Чего?
– Он не хочет, чтобы его работа хоть как-то соприкасалась с проблемами несохранения комбинированной четности.
– Ты уверен?
– Уверенным тут быть трудно. Но уж очень факты… один к одному подходят. Надо еще помыслить, узнать кое-что.
– Все-таки странно… Подвернулась такая блестящая возможность заняться настоящей работой – и он сам отказывается от нее.
– Ты же сам говоришь: все мы люди, все мы человеки…
– Знаешь, что меня смущает? Ведь работа Шумилова идет уже четвертый год, неужели никто ничего не заметил?
– Ну, тут удивляться нечему. По сравнению с остальными его работа не слишком-то значительная, никому до нее дела нет, у всех своих забот хватает. Да еще учти, что никакого криминала в его действиях нет. Он волен по-своему интерпретировать те или иные факты.
– Ты думаешь, и Дубровин ничего не заметил?
– Наверно, нет. Он давно не следит за его работой.
– А Жанне ты говорил?
– Нет, но она, кажется, и сама догадывается, что не все чисто.
– Что же нам теперь делать?
– Посмотрим, – неопределенно сказал Дмитрий. – У нас еще слишком мало фактов, чтобы предпринимать что-то конкретное.
– Но Дубровину-то надо сказать?
– Зачем? Во-первых, и говорить-то почти нечего. Пока что все это наши домыслы. А потом – до каких пор он будет нянчиться с нами? Неплохо было бы самим разобраться во всем.
– Ну, смотри, – сказал Ольф и вдруг засмеялся.
– Ты что? – удивился Дмитрий.
– Да так, вспомнил кое-что… Кто бы мог подумать, что спустя три года мы опять столкнемся с несохранением комбинированной четности. Ты, случаем, не видишь в этом указующего перста судьбы?
– Пока нет, – улыбнулся Дмитрий, – но думал, кстати, я об этом и раньше.
– Да? Смотри-ка, а я напрочь выбросил из головы…
Ольф совсем развеселился, встал и заходил по комнате.
– А ты, я смотрю, тоже хорош. Обзывал меня сыщиком, а сам все вынюхивал, как бы своего ближнего подсидеть.
– Ничего я не вынюхивал. Почти все эти данные мне Жанна сообщила.
– Кстати, что она за человек?
– По-моему, очень хороший.
– Ты собираешься рассказать ей?
– Со временем.
– И не боишься, что она донесет Шумилову о нашей подрывной деятельности?
– Ну, во-первых, Шумилову рано или поздно придется рассказать. Я не собираюсь действовать исподтишка.
Ольф остановился:
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– А если он просто-напросто вышвырнет нас из лаборатории?
– Не исключено, конечно. Но мне почему-то кажется, что он не сделает этого.
– Почему? Он же имеет полное право на это. Ему нужны люди, работающие на него, а не против него.
– И это верно, – спокойно согласился Дмитрий. – И все-таки сказать придется.
Ольф покачал головой и ничего не ответил. Потом вспомнил:
– А ведь работа Шумилова – тема кандидатской диссертации Жанны. Тебя и это не смущает?
– Нет, – сказал Дмитрий.
35
Дмитрий все рассказал Жанне недели через две. Он сухо, безо всяких эмоций изложил факты и свои соображения. Жанна как будто не удивилась, молча выслушала его и спросила:
– Ты уже говорил кому-нибудь об этом?
– Пока нет.
– А почему ты именно мне рассказываешь?
– Потому что нам понадобится твоя помощь.
– Нам? – подняла брови Жанна.
– Да. Мне и Ольфу.
– А-а… – безразлично сказала Жанна.
– Тебе не устраивает такая комбинация?
Жанна пожала плечами:
– Почему? Мне все равно.
– А что ты думаешь об этом? – Он показал на выкладки.
– Пока ничего. Так сразу тут не разберешься. Надо подумать.
– Для тебя это неожиданность?
Жанна как-то странно взглянула на него и не ответила.
– Мне казалось, – осторожно начал Дмитрий, – что ты и сама кое о чем догадывалась. То есть тебя не совсем устраивало общее направление работы.
– Допустим, – сухо сказала Жанна. – Ну, а какую же помощь вы хотите от меня получить?
– Если наши соображения покажутся тебе достаточно вескими… – Дмитрий замялся, подыскивая слова.
– Ну, и что дальше? – спросила Жанна, не глядя на него.
– То мы могли бы вместе поработать в этом направлении.
– Каким образом? План работы лаборатории утвержден Ученым советом.
– Планы в научных исследованиях нарушаются часто. Это все-таки не поточное производство.
– А как вы думаете изменить план Николая Владимировича?
– Разумеется, рассказать ему обо всем, попытаться убедить его.
– И я должна помочь вам в этом, – медленно сказала Жанна.
– Ну да, – простодушно сказал Дмитрий. – И в этом тоже.
– И где я должна это сделать – в постели?
Дмитрий даже передернулся от неожиданности и покраснел, только сейчас до него дошло, почему у Жанны такое напряженное лицо.
– Жанка, да ты что? – растерянно спросил он. – Ты серьезно?
Она испытующе посмотрела на него, но тут же с облегчением вздохнула и сердито сказала:
– Вот святая простота… Да ты сам посуди. Ты что, не знаешь, что я живу с ним?
– Слышал кое-что, – растерянно пробормотал Дмитрий.
– И правильно слышал! – отрезала Жанна. – А теперь вообрази себя на моем месте. И ты с невозмутимым видом предлагаешь мне выступить против него?
– А что тут такого?
Жанна засмеялась:
– Да ты и в самом деле не от мира сего… Вообрази, что Ася вдруг преподнесла бы тебе такой сюрприз.
Дмитрий удивленно посмотрел на нее и сконфуженно сказал:
– А и в самом деле приятного мало. Но ты же все-таки не жена, – попробовал вывернуться он.
Жанна вздохнула:
– И это верно… Да от этого ведь не легче.
Она задумалась.
– А если я все-таки не соглашусь, несмотря на все ваши веские соображения?
– Почему наши? В конце концов, истина – вещь объективная и безличная.
– Брось ты мне мораль читать, – рассердилась Жанна. – Все это я и без тебя знаю. Что из того, что вы правы? Ну и занимайтесь себе на здоровье этой объективной истиной, я-то почему должна?
– Потому что ты умная женщина.
– Спасибо, – иронически наклонила голову Жанна.
– Да я серьезно.
– Но все-таки почему ты именно меня выбрал для этой цели?
– Да потому, что ты действительно умная женщина, отличный человек, и мне хочется, чтобы мы работали вместе. Да я, кстати, намерен и еще кое-кого перетянуть на нашу сторону с твоей помощью. Ты же знаешь всех лучше меня.
– Ну хорошо, – сказала Жанна, явно довольная его словами. – А если Николай Владимирович не согласится с вами?
– Наверно, так и будет.
– И что тогда?
– Откуда я знаю. Посмотрим, обсудим вместе, решим.
– Ты и меня имеешь в виду?
– Конечно.
Жанна повела головой:
– А ты нахал, Димка. Я ведь еще ничего не сказала.
– А куда ты денешься? Я ведь вижу, что тебе хочется по-настоящему работать, а не только винтиками заниматься.
– Ладно, я подумаю, – сказала Жанна.
– Думай, – разрешил Дмитрий.
Через два дня Жанна сказала:
– Я согласна.
И они стали работать втроем.
Четвертым стал Валерий Мелентьев. Он работал тогда в Москве и впервые появился в Долинске недели через две после разговора Дмитрия с Жанной – и сначала не понравился им своей шумной развязностью, самоуверенностью и хвастливостью. На их взгляд, он слишком часто крутил в руках ключи от собственной машины, слишком много рассказывал об Америке, где полгода был на стажировке, и о Париже, где провел две недели, и не всегда кстати вставлял в свою речь английские и французские слова. Но работать он умел великолепно, что они признали с первого же дня, а в их глазах это достоинство с лихвой искупало его недостатки. Работа Мелентьева была тесно связана с только что закончившейся работой Дмитрия и Ольфа, и Валерий ежедневно бывал в их лаборатории, сыпал шуточками, посмеивался, сколачивал компании и водил их в буфет пить пиво и сразу стал решительно своим человеком. Работал он не больше трех-четырех часов в день – из-за неизлечимой, хронической лени, как объяснил он сам, посмеиваясь. Но и за четыре часа он успевал сделать столько, что иному понадобилась бы для этого неделя. Он любил повторять изречение Эйнштейна: «Я могу по пальцам пересчитать дни, когда мне приходили в голову по-настоящему ценные мысли» – и утверждал, что главное в любой работе – выделить эту ценную мысль, если, конечно, она имеется. И делал он это великолепно. Интуиция у него была просто феноменальная – он мгновенно схватывал суть дела и не обращал внимания на детали, они его просто не интересовали. Работая, он сразу становился очень серьезным, даже лицо у него преображалось – делалось строгим, сосредоточенным. В свои неполные тридцать лет Мелентьев опубликовал уже больше десятка работ, посвященных самым различным проблемам теоретической физики, и три или четыре из этих работ были признаны довольно значительными. Он блестяще владел самым совершенным математическим аппаратом, и создавалось впечатление, что ему решительно все равно, чем заниматься, лишь бы проблема была интересной и сложной. Дмитрий как-то сказал ему об этом, и Валерий охотно согласился:
– Ты прав, старик. Да и сам посуди – какая разница между всеми этими идеями?
Дмитрию не очень понравилась такая неразборчивость, и он промолчал.
Мелентьев был знаком и с Шумиловым и с Дубровиным. Шумилов относился к нему с явным уважением, а Дубровин, как выяснилось, недолюбливал и отозвался о нем так:
– Человечек, я думаю, так себе, но талантлив, это бесспорно. – Подумал немного и добавил: – Можно сказать, локально талантлив. Великолепно организованная мыслящая машина.
И вот эта мыслящая машина стала работать с ними, и виной всему была Жанна.
В конце сентября Светлана родила сына. Ольф узнал об этом утром и позвонил Дмитрию на работу. Он говорил минут пять, и Дмитрий наконец спросил:
– Ты что, уже клюкнул?
– Ага, – радостно хихикнул Ольф. – Я сейчас приеду. Три сто пятьдесят, понимаешь? – наверно, уже в десятый раз повторил Ольф. – Говорят, что все нормально.
– Приезжай, – сказал Дмитрий.
– Еду, еду…
Когда он приехал, ему торжественно преподнесли цветы и открыли бутылку шампанского. Ольф как-то глупо заулыбался, нагнулся к портфелю, уронив при этом цветы, и вытащил еще четыре бутылки шампанского. Распили и эти бутылки. Потом позвонила Жанна, она была в отпуске, только что вернулась с юга и еще не выходила на работу, и Ольф заорал в трубку, что у него родился сын, что весит он три сто пятьдесят и чтобы она немедленно приезжала поздравить его. Жанна ограничилась поздравлением по телефону и сказала, что зайдет вечером. Но вечером Валерий повел их в ресторан, и Ольф оставил записку, чтобы Жанна тоже шла туда, дал швейцару рубль, чтобы он пропустил ее, туманно объяснив:
– Знаешь, папаша, она такая…
Ольф показал руками в воздухе, какая она.
– В общем, самая красивая…
Папаша понял, и Ольф дал ему еще рубль. Как потом выяснилось, швейцар начал пропускать всех женщин, которые казались ему красивыми, и его пришлось сменить, а когда Жанна пришла, ей с трудом удалось убедить нового привратника, что ее ждут.
Они сидели за столом, уставленным коньяком, винами, закусками, сытые, уставшие, пьяные и говорили так, как говорят в подобных случаях все подвыпившие люди, то есть каждый говорил о своем, не слушая другого, вспоминал какие-то потрясающие истории, случившиеся с ним, но истории эти, конечно, никому не удавалось рассказать до конца. Валерий за разговорами оглядывал зал и уже подмигивал хорошенькой девушке за соседним столом, а ее спутник кидал на него мрачные взгляды и раза два приподнимался было, чтобы встать и пойти выяснить отношения, но девушка удерживала его.
И вдруг Валерий присвистнул и сказал:
– Mon dieu, что я вижу! Какая женщина!
Дмитрий оглянулся и увидел Жанну.
– Это же не женщина, а жемчужина! А какая оправа! Надо полагать, что это и есть first lady вашего города?
Дмитрий не успел ответить – Жанна уже подошла к ним. Валерий растерялся, но только на мгновение, тут же вскочил и приготовился знакомиться. Жанна с недоумением взглянула на него, и Дмитрий сказал:
– Это Валерий Мелентьев.
– Совершенно верно, – подхватил Валерий и кинулся усаживать Жанну. Через минуту он уже пододвинул свой стул поближе и наклонился к ней, рассказывая что-то вполголоса.
– Готов товарищ, – пробормотал Ольф.
Жанна была просто ослепительна в этот вечер. Смуглая, почти коричневая от загара, в открытом платье, она по-королевски восседала за их столом и небрежно слушала Валерия. А когда он слишком близко пододвинулся к ней, Жанна что-то коротко бросила ему, и Валерий сразу замолчал и выпрямился, но через минуту снова заговорил.
На следующий день выяснилось, что они проговорились Валерию обо всей этой истории с Шумиловым и его работой, и он сразу предложил им свою помощь. И хотя за день до этого Валерий говорил, что ему пора ехать в Москву, он задержался еще дней на десять. И надо сказать, помощь его была довольно существенной. Валерий быстро заметил пробелы в их построениях и высказал кое-какие соображения по поводу того, как их можно устранить. У него прямо-таки глаза блестели от удовольствия, когда он разбирал работу Шумилова и отмечал его промахи.
Дмитрий спросил у Ольфа:
– Ты сказал ему о том, что Жанна живет с Шумиловым?
– Да.
– И что он?
– Да ничего, – засмеялся Ольф. – Сказал, что это не страшно. По-моему, он больше ревнует ее к тебе, чем к Шумилову.
– Ну вот еще… Я-то здесь при чем?
– Ну да, при чем… Он же видит, как Жанна относится к тебе и как к нему.
Действительно, Жанна относилась к Валерию довольно сдержанно. Пожалуй, даже более чем сдержанно. Явной неприязни к нему не выказывала, но несколько раз говорила с ним довольно резко. Валерий просто не знал, что отвечать, и заметно терялся, правда ненадолго. Потом он внезапно уехал, торопливо попрощавшись с ними, и неопределенно пообещал заглянуть через недельку.
Явился он через три дня веселый, но чересчур уж возбужденный.
– Ребята, – сказал он, – я знаю одного парня, которому очень нравится ваша компания.
– Что это за парень? – полюбопытствовал Ольф. – Мы всем здесь нравимся.
– Парень, по-моему, ничего. Тоже физик, кандидат наук, автор двенадцати опубликованных и ста двадцати четырех еще не написанных работ, владеет двумя иностранными языками… Ну, что еще? Ах да, он хочет работать с вами.
Ольф сначала не понял его, а потом хлопнул по плечу и рассмеялся:
– Ну и отлично, чего же лучше! Вчетвером мы такого наворочаем…
И тут он встретил твердый, предупреждающий взгляд Дмитрия и осекся, а Дмитрий сразу вмешался в разговор:
– Ты что, хочешь перевестись к нам в институт?
– Да, – сказал Валерий. – Вернее – в вашу лабораторию. А если еще точнее – в вашу группу. Если, конечно, вы не против, – небрежно добавил он.
– То есть заняться антишумиловщиной? – серьезно уточнил Дмитрий.
– Да.
– А ты уверен, что у нас что-то получится?
– Уверен, – сказал Валерий и посмотрел на Жанну. Та как будто и не слышала, о чем идет разговор, – такое бесстрастное было у нее лицо.
– Но ведь у тебя своя работа в Москве, – сказал Дмитрий. – И ты сам говорил, что она еще далека от окончания.
– А-а, – Валерий махнул рукой. – Не так уж она много стоит. Я могу ее потихоньку и здесь закончить, если нужно будет. А кроме всего прочего, я давно уже подумывал о том, чтобы уйти оттуда. Мой шеф – личность абсолютно бездарная, у меня давно с ним контры… В общем, пусть это вас не волнует.
– А как же ты переведешься? Ты уверен, что Шумилов возьмет тебя?
– Ну, если только в этом дело, – самодовольно улыбнулся Валерий, – то тут и вовсе беспокоиться нечего. Я уже намекал ему, что хотел бы перебраться сюда. Он мне прямо сказал, что с удовольствием возьмет меня к себе.
– А он знает, что ты собираешься работать против него? – спросил Дмитрий.
Валерий удивленно посмотрел на него:
– Что за вопрос? Конечно, нет. Вы же ничего не говорили ему, как я мог вас подвести? Да и что это меняет, в конце концов?
Дмитрий молчал. Ольф с недоумением поглядывал то на него, то на Жанну, она не вмешивалась в разговор.
– Ну, так что? Устраивает вас моя кандидатура? – небрежно поинтересовался Валерий.
– Надо подумать, – спокойно сказал Дмитрий.
Валерий с удивлением взглянул на него – он явно не ожидал такого ответа, – натянуто улыбнулся и с еще большей небрежностью бросил:
– Ну, думайте… – И отправился к себе в гостиницу.
Дмитрий молча посмотрел ему в спину.
Разговор начал Ольф:
– Какая муха тебя укусила, Димыч? Чем это Валерка тебе не подходит?
– А тебе все в нем нравится?
– Да что он, девица, что ли? – сердито сказал Ольф. – При чем тут нравится или не нравится? Он отличный физик и хочет работать с нами, что еще тебе надо?
– Кое-что мне в нем определенно не нравится, хотя он и в самом деле не девица.
– Что именно?
– Хотя бы то, как он легко расстается со своей незаконченной работой. А потом сообрази – Шумилов примет его к себе в полной уверенности, что Валерий будет помогать ему, и вдруг через месяц окажется, что все наоборот. Ты бы сделал так?
– Нет, – сказал Ольф, – но это, в конце концов, его дело.
– Только ли его? – покачал головой Дмитрий. – Работать-то он будет с нами.
– Чего же ты хочешь? – сердито спросил Ольф. – Отказать ему?
– Давайте вместе решать, – уклончиво сказал Дмитрий.
– Я – за, – решительно сказал Ольф. – Не вижу никаких оснований отказывать ему.
– А ты, тихоня? – с дружеской усмешкой спросил Дмитрий молчавшую до сих пор Жанну.
Жанна улыбнулась и отпарировала:
– Но ведь ты сам ничего не сказал. Это не по-джентльменски.
– Ох, иезуиты, – засмеялся Дмитрий. – Я просто хотел выяснить, не будет ли тебе неприятно работать с ним.
– Мне? – совершенно естественно удивилась Жанна. – Почему?
– Вот это да! – восхитился Ольф. – Можно подумать, что Валерка действительно воспылал любовью к нашей работе, а не к ней.
– Какая разница, – безразлично сказала Жанна. – Если он в самом деле хочет работать с нами – пусть работает.
– Ну что ж, на том и решим, – сказал Дмитрий.
Через неделю Валерий уже работал вместе с ними.
36
А вскоре они едва не поссорились.
Разговор случайно зашел о том, что надо будет сказать обо всем Шумилову. Валерий сначала не понял:
– О чем сказать?
– Об этом, разумеется. – Дмитрий показал на пухлую папку со всеми выкладками.
– Да ты что? – изумился Валерий. – Хочешь, чтобы он вас вытурил в два счета?
– Почему «вас»? – спокойно сказал Дмитрий – его ничуть не удивили ни изумление Валерия, ни его обмолвка. – Ты ведь тоже причастен к этому.
– Ну, я-то… – начал Валерий и вовремя осекся, но все отлично поняли его. – Не в этом дело – вас, нас. Зачем раньше времени раскрывать карты? Думаете, Шумилов согласится изменить свои планы?
– Наверно, нет, – сказал Дмитрий, – но сказать все-таки надо.
– Зачем?
Он действительно не понимал, почему надо говорить Шумилову.
– Потому что иначе будет просто непорядочно, – сказал Дмитрий. – Положение у нас и без того щекотливое: как бы мы ни относились к Шумилову, нельзя не признать, что мы многим обязаны ему.
– Чем это?
– Очень многим, – подчеркнул Дмитрий. – Во-первых, мы с Ольфом уже полтора года работаем у него, а почти ничего не сделали по его теме. И надо быть только благодарными ему за то, что он дал нам возможность закончить нашу работу, чем бы это ни объяснялось. Уже поэтому будет просто свинство, если мы исподтишка нанесем ему такой удар. А во-вторых, не надо забывать, что мы пришли на готовое.
– То есть как это на готовое? – не понял Валерий.
– Я имею в виду его ошибки. Это не так уж мало. Если бы мы начинали с нуля, возможно, и нам пришлось бы сначала конструировать эти ошибки.
– Ну, знаешь ли… – протянул Валерий. – Если так рассуждать… Можно подумать, что его результаты и ошибки – его личная собственность.
– Почти. Ведь они не опубликованы.
– Да он же сам не хотел этого!
– Неважно, – твердо сказал Дмитрий. – И кроме того, как ни мала вероятность, что он согласится с нами, ее тоже нельзя сбрасывать со счета. Хотя бы потому, чтобы нас потом ни в чем нельзя было упрекнуть. Я не хочу…
– Ну, это уже какое-то чистоплюйство, – не сдержался Валерий.
Дмитрий покраснел, а Ольф быстро спросил у Валерия:
– А что же ты предлагаешь?
– Да чего проще! Дождаться защиты годового отчета и тогда все и выложить, прямо на заседании Ученого совета. А до тех пор ни звука.
