Текст книги "О материалистическом подходе к явлениям языка"
Автор книги: Борис Серебренников
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Развитие структуры языка также имеет свои специфические особенности. Здесь можно различать структурные модели и формативы. Структура языка имеет зависимости двоякого рода. С одной стороны, она выражает какие-то закономерные отношения между предметами и явлениями окружающего мира. С другой стороны, ее создание во многом зависит от лингвокреативного мышления, которое при построении языка широко использует уже наличный языковой материал.
Что касается формативов, то их можно опять-таки разбить на две категории: одни формативы обслуживают область лексики, другие выражают отношения между словами. Область так называемого лексического словообразования самым тесным образом связана с процессами лексики, в основе которых лежат различные ассоциации. Количество лексических словообразовательных суффиксов, в более редких случаях, префиксов в различных языках мира не одинаково. В одних языках их меньше, в других – больше.
Рациональное обоснование классификационных лексических типов со временем забывается. Соответствующие суффиксы часто становятся непродуктивными и со временем утрачиваются. Здесь нельзя выделить каких-либо определенных стадий. Суффиксы, обслуживающие отношения между словами, исторически довольно устойчивы, поскольку сами эти отношения очень устойчивы и не обнаруживают каких-либо существенных изменений на протяжении многих тысяч лет.
Поскольку изменения формального способа выражения и значения в языке причинно не связаны, средства выражения отношений могут меняться, несмотря на сохранение значений, ср. башк. калала ʽв городеʼ из калада, укр. иде ʽон идетʼ из идети и т.д. О каких-либо последовательно сменяющих друг друга стадиях развития говорить здесь также не приходится.
Следует иметь в виду, что языки мира не располагают большим количеством разнообразных типов языковых структур. Средства выражения различных отношений также очень ограничены. Поэтому типически одинаковые средства выражения отношений могут даже циклически повторяться.
План выражения и план содержания в языках мира в известной степени автономны и имеют собственные закономерности развития и изменения. Эта автономность в известной степени объясняется особенностями лингвистического знака. Связь между обозначающим и обозначаемым условна и произвольна. Любое значение в языке может быть выражено различными средствами. Новое содержание сплошь и рядом укладывается в старую форму. Многочисленные попытки марристов определить на основании характера языковой структуры особенности человеческого мышления отражают нематериалистический подход к явлениям языка.
Категории – вещь, свойство и отношение и их проявление в языке
В языкознании с давних пор установилось мнение, что так называемые грамматические значения обладают значительно большей степенью абстрактности по сравнению с значениями лексическими.
«Об абстрактном („геометрическом“) характере грамматических категорий и значений сравнительно с лексическими, – замечает В.А. Звегинцев, – говорят все языковеды, когда касаются этих вопросов. Было бы бессмысленно приводить бесконечные цитаты в доказательство того, что на противопоставлении грамматического лексическому, как отвлеченного и абстрактного частному и конкретному, строится вся традиция изучения этого явления»[362]362
Звегинцев В.А. Очерки по общему языкознанию. М., 1962, с. 110.
[Закрыть].
Для примера можно ограничиться только некоторыми высказываниями. А.А. Шахматов писал по этому поводу:
«Реальные значения слов каждого языка так же разнообразны, как разнообразны представления, возникающие в мышлении в результате знакомства с внешним миром. Формальные значения слов, напротив, ограничиваются вообще немногочисленными категориями»[363]363
Шахматов А.А. Учение о частях речи. – В кн.: Из трудов А.А. Шахматова по современному русскому языку. М., 1962, с. 267.
[Закрыть].
Наконец, существует взгляд, полностью уподобляющий грамматику геометрии. Согласно этому мнению, грамматика дает правила об изменении слов, имея в виду не конкретные слова, а вообще слова, лишенные какой-либо конкретности. Она дает правила для составления предложений, имея в виду не конкретные предложения, а вообще всякие предложения. Абстрагируясь от частного и конкретного, как в словах, так и в предложениях, грамматика берет то общее, что лежит в основе изменения слов в предложениях – и строит из него грамматические законы.
Подобно геометрии, грамматика рассматривает не конкретные отношения конкретных предметов, а отношения вообще, лишенные всякой конкретности. Иными словами, грамматика – это царство абстрактных отношений.
Подобный взгляд также в свое время был оценен критически.
«Факты языка показывают, – замечает В.А. Звегинцев, – что грамматика далеко не всегда относится с бесстрастным „геометрическим“ равнодушием к „конкретной природе слов“, т.е. к его лексической семантике. Известно, что в русском языке (как и во многих других) ряд словообразовательных суффиксов соединяется со словами определенной семантики. Например, суффиксы -еныш и -енок (-онок) соединяются только с основами имен существительных, обозначающих животных (гусеныш, утеныш, змееныш; козленок, котенок, орленок; волчонок, галчонок и т.д.). В соответствии с подобной дифференциацией словообразовательных суффиксов в русском языке имеются с одной стороны, клубника, земляника, черника…, с другой стороны, телятина, козлятина, курятина, медвежатина, но невозможны образования вроде клубнятина или козляника. Грамматическая категория вида в русском глаголе также может получать различное выражение в зависимости от лексической семантики. Так, глаголы несовершенного вида, обозначающие процессы действия или состояния, не связанные с результатом или отдельными моментами их течения, не имеют соответствующих образований совершенного вида (непарные глаголы): бездействовать, отсутствовать, присутствовать, содержать, соответствовать, стоять… Группа бесприставочных глаголов, обозначающих движение, имеет двоякие образования несовершенного вида – кратный и некратный: бегать и бежать, бродить и брести, возить и везти, водить и вести, ездить и ехать и пр. Еще отчетливее зависимость „грамматических правил“ от лексической („конкретной“) семантики слов проступает в языках, проводящих деление знаменательных слов по многочисленным классам: включение слов в тот или иной класс, характеризующийся особыми парадигмами, проводится только на основе семантических признаков.
Все подобные примеры, число которых можно было бы бесконечно увеличить, свидетельствуют о том, что „геометрическое – определение природы грамматики нельзя признать исчерпывающим и универсальным“»[364]364
Звегинцев В.А. Указ. соч., с. 112, 113.
[Закрыть].
Для структурной лингвистики вопрос об отношениях имеет первостепенное значение.
По мнению Соссюра,
«было бы ошибочно смотреть на языкознание просто как на ряд физических, физиологических и акустических определений звуков живой речи или же определений значений отдельных слов. Напротив, реальными языковыми единицами являются отнюдь не звуки и не значения; реальными языковыми единицами являются представленные звуками или знаками и значениями элементы соотношений.
Суть не в звуках и знаках как таковых, а во взаимных соотношениях между ними в речевой цепи и парадигмах грамматики. Эти соотношения и составляют систему языка, и именно эта внутренняя система является характерной для данного языка в отличие от других языков, в то время как проявление языка в звуках или письменных знаках остается безразличным для самой системы языка и может изменяться без всякого ущерба для системы»[365]365
Ельмслев Л. Метод структурного анализа в лингвистике. – In: Acta Linguistica, VI. Copenhagen, 1950 – 1951, p. 57.
[Закрыть].
Эти взгляды некоторыми лингвистами были восприняты критически. Вообще само положение о том, будто свойства вещей создаются их отношениями абсолютно неверно. У классиков марксизма есть на этот счет определенные высказывания:
«свойства данной вещи не создаются ее отношением к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении».
Важность категории отношения в системе материалистической диалектики неоднократно подчеркивали классики марксизма-ленинизма. Ф. Энгельс писал, что
Ленин отмечал:
но когда заявляют, что язык есть имманентный объект, который не дан нам в непосредственном чувственном опыте, то ошибочность такой точки зрения заключается в том, что она фактически провозглашает онтологическую равноценность вещей и отношений, о принципиальной неприменимости к ним критерия первичности и производства (вторичности)[368]368
Мельничук А.С. Понятие системы и структуры языка в свете диалектического материализма. – В кн.: Ленинизм и теоретические вопросы языкознания. М., 1970, с. 61.
[Закрыть].
Необходимо отметить, что на протяжении многих десятков лет критика структурализма ведется в одном и том же плане. Она всегда отталкивается от недопустимости примата отношений, провозглашения независимости их от вещей.
«Положение о знаковой природе билатеральной языковой единицы в целом, – замечает В.З. Панфилов, – логически вытекает из той концепции о сущности языка, согласно которой языковые единицы есть лишь продукт тех отношений, в которых они находятся в языковой системе, так что их качественное определение целиком порождается этими отношениями.
В философском плане такой подход к сущности языка и языковых единиц может быть охарактеризован как антисубстанционализм, или релятивизм, поскольку здесь утверждается не только примат отношений над субстанцией, но эта последняя сводится к отношениям… С точки зрения структурализма как определенного лингвистического направления, языковые явления на всех уровнях представляют собой результат тех отношений, в которых они находятся друг к другу, так что качественная определенность языковых явлений целиком определяется этими отношениями…
С позиции диалектического материализма отношение это всегда отношение вещей по какому-либо свойству, присущему каждому из них. Не существует отношения вне отношения вещей»[369]369
Панфилов В.З. Философские проблемы языкознания. М., 1977, с. 60 – 62.
[Закрыть].
Прежде чем говорить об отношениях вообще, необходимо разобраться, какие отношения существуют вообще и чем отличаются те отношения, с которыми имеет дело грамматика, от всех других отношений, в которые вступают вещи окружающего нас мира.
В лингвистической литературе, по крайней мере в нашей отечественной, такого исследования нет, и приходится только сожалеть об этом. Конечно, этот недостаток объясняется некоторыми объективными причинами.
«Выделение отношений, – замечает А.И. Уемов, – является более сложной задачей, чем выделение отдельных свойств. Эта задача решается в том случае, когда определение отношений становится настоятельной необходимостью. Такая необходимость возникла в процессе создания науки логики. Другие науки могли ограничиваться исследованием предметов и их свойств, не уделяя специального внимания отношениям»[370]370
Уемов А.И. Вещи, свойства, отношения. М., 1963, с. 92, 93.
[Закрыть].
Следует все-таки заметить, что критики структурализма, применяя в основном правильные философские формулы, не совсем материалистически подходят к явлениям языка. Они не отдают себе достаточного отчета в том, что классики марксизма, рассматривающие отношения, имеют прежде всего в виду отношения вещей. К. Маркс писал:
И далее:
И здесь Маркс имеет в виду вещи, а не что-либо другое.
Почти все наши критики структурализма глубоко убеждены, что отношения между вещами это то же, что и отношение между словами. Если у философов и появляются специальные работы, посвященные категориям вещи, свойства и отношения, то подобного рода работы не дают никакого ответа на поставленный нами вопрос.
Различных отношений существует великое множество. Можно говорить о синтагматических и парадигматических отношениях, отношениях генетических, отношении принадлежности, отношении между предложениями, отношении части к целому, отношении признака к предмету, причинно-следственных отношениях, семейных, дипломатических отношениях, отношениях между полами, классовых отношениях, отношениях правовых, количественных отношениях, бинарных отношениях, отношении между звуком и значением, ассоциативных отношениях, торговых отношениях и т.д.
Отношения между вещами в очень сильной степени зависят от свойств самих вещей. Существует, например, определенное отношение между видом растения или животного и окружающей средой. Определенные виды животных и растений могут существовать только в определенных районах земного шара. Это отношение зависит от определенной физической принадлежности данного растения или животного к определенной среде. Человек может вступать во многие отношения с другими людьми, но количество и характер этих отношений во многом будут зависеть от качеств данного человека. Иначе и быть не может. Отношения не могут существовать сами по себе. Они могут быть только отношениями между вещами. Если вещь вступает в какие угодно отношения и отношения абсолютно индифферентны к самим вещам, то это значит, что сами вещи лишены какой-либо качественной определенности.
Как уже указывалось выше, классики марксизма, говоря об отношениях, имели в виду отношения вещей. Грамматических отношений специально они не рассматривали. А эти отношения могут иметь свою специфику.
Надо помнить, что примат свойств вещей и в этих случаях является определяющим. Возьмем для примера такое отношение, как отношение субъекта к объекту. Совершенно очевидно, что оно может существовать только в случае, если глагол переходный. Установление обусловленности отношения здесь настолько очевидно, что даже не требует специальных исследований.
Если взять такое пространственное отношение, как местоположение одного предмета внутри другого предмета, то такое отношение зависит только от одного свойства предмета, от его размеров, обеспечивающих возможность вмещать другой предмет. Если это условие соблюдено, то вы можете помещать внутри одного предмета любой предмет, наделенный какими угодно качествами. Все эти качества при соблюдении указанного условия не будут оказывать абсолютно никакого влияния на качество самого отношения.
Такое пространственное отношение, как положение предмета между двумя предметами или среди других предметов, будет еще более абстрактным. Здесь отношение будет очень мало зависеть от качеств самих предметов. Буквально то же можно сказать и о таком пространственном отношении, как движение от предмета. Здесь такие качества предмета, как его размеры, почти не играют сколько-нибудь значительной роли.
Родительный падеж в различных языках может выражать часть целого, ср. крыша дома, колесо телеги, рукав пальто, конец деревни и т.д.
Здесь очень трудно найти качество предмета, от которого зависело бы данное отношение. Может быть единственным свойством здесь является способность предмета делиться на цельнооформленные части. Отсюда можно сделать один, весьма важный, вывод: отношения между словами в языке более абстрактны по сравнению с реальными отношениями, существующими между различными вещами. Языковые отношения обладают огромной инклюзивной способностью, т.е. они могут включать в себя, покрывать собой огромное количество самых различных жизненных отношений.
Человек может вступать в самые различные отношения с другими людьми и предметами окружающего его мира. Он может вступать в брачные отношения, завязать торговые отношения, может стать владельцем имущества, получить какие-либо права, стать членом партии, организации, сберкассы, акционерного общества, заключить с кем-либо договор, стать должником кого-нибудь. Все эти типы отношений могут быть описаны одним и тем же языковым способом, например, он стал мужем, коммерсантом, владельцем имущества, членом партии, должником кого-либо и т.д.
Иначе и быть не может. Если бы в языке каждый раз выражалась специфика различных отношений между вещами, то язык был бы настолько перегружен различными деталями, что перестал бы быть удобным средством общения. Поэтому отношения между словами должны быть более абстрактными, более общими. Реальное качественное различие в них часто или стирается, или выступает в каком-то крайне обобщенном виде.
Дело в том, что свойства самих предметов никогда не определяют отношений между словами языка во всей их совокупности. Часто в роли такого определителя выступает лишь одно свойство и притом самое второстепенное. Например, такое локальное отношение, как местонахождение одного предмета внутри другого предмета, определяется только размерами вмещающего предмета и ничем другим.
Если некоторые русские лингвисты говорили о чрезвычайной абстрактности грамматических отношений и даже были попытки сравнивать грамматику с геометрией, то все это не так уж далеко от истины. Наши лингвисты и философы активно борются против какой бы то ни было абстракции отношений, но эта критика часто бьет мимо цели по причине своей крайней абстрактности. Так, например, П.Н. Денисов утверждает, что
Однако здесь довольно трудно понять, как все это происходит. Различные лексические отношения в гораздо большей степени обнаруживают зависимость лексических отношений от значений слов, ср., например, семантическое поле времени, в которое входят слова типа поздно, скоро, час, предосторожность, сегодня, вчера и т.д.
«Элементы, имеющие между собой что-либо общее, ассоциируются в понятии так, что из них образуются группы, внутри которых обнаруживаются разнообразные отношения. Так, слово обучать вызывает в сознании множество других слов (обучение, поучение и др.). Эти соотношения совершенно другого рода. Они не опираются на протяженность; их место в мозгу»[374]374
Засорина Л.Н. Введение в структурную лингвистику. М., 1974, с. 73.
[Закрыть].
Приходится отметить, что в самой трактовке категорий вещь, свойство, отношение в их преломлении в языке имеются большие недостатки. Многие наши лингвисты и философы справедливо критикуют структуралистов за то, что последние абсолютизируют отношения, превращают их в нечто не зависимое от вещей. В то же самое время критики механистически отождествляют отношения вещей с отношениями между словами, забывая об их специфике. Эти отношения не только более абстрактны, но сама их абстрактность не находится на одном и том же уровне.
Проблема отношений – сложный вопрос. Она требует более творческого подхода и более тщательной детализации.
О праязыке
Гипотеза о возможности происхождения группы родственных языков от одного языка-предка, из одного источника возникла еще в прошлом веке Еще задолго до ее появления было замечено, что в некоторых индоевропейских языках, практически исключающих какое-либо взаимное понимание их носителей, иногда встречаются сходные слова, ср. рус. брат, нем. Bruder, перс, birädär, гр. φρατηρ ʽчлен фратрииʼ (перв. брат), лат. frater ʽбратʼ; гр. νεος ʽновыйʼ, лат. novus, рус. ʽновыйʼ, тадж. nav, др.-инд. navaḥ; гр. πεντε, рус. пять, перс, pänӡ и т.д. Позднее было обращено внимание на звуковое сходство некоторых формативов, ср. рус. несут из nesonti, лат. ferunt ʽнесутʼ, др.-гр. дор. φεροντι ʽони несутʼ, др.-в.-нем. nimand ʽони берутʼ и т.д.
Эти отдельные наблюдения, вначале отрывочные и разрозненные, но постепенно накопляемые, вызвали предположение – не происходят ли все эти языки, в которых встречаются сходства, от общего языка предка. Если дело обстоит именно так, то возникает задача восстановить и реконструировать этот язык.
Праязыковая гипотеза оказала огромное влияние на развитие сравнительно-исторических исследований. Реконструкция праязыковых форм выдвигалась на первый план и составляла в середине XIX в. основное содержание и конечную цель сравнительно-исторических исследований. Начиная с А. Шлейхера, многие лингвисты видели важнейшую задачу сравнительно-исторических исследований в восстановлении праязыков отдельных языковых семей.
Эта работа, направленная на восстановление индоевропейского праязыка, а также праязыков других семей родственных языков не прошла даром.
В результате интенсивных этимологических изысканий в индоевропейских языках было обнаружено значительное количество материально родственных слов и форм. Был восстановлен вокализм и консонантизм индоевропейского праязыка, а также система склонения и спряжения. Были выявлены некоторые наиболее древние особенности синтаксиса индоевропейских языков.
Немаловажным достижением явилось создание подлинно научных методов изучения истории языков. Применение этих методов к другим языкам привело к открытию новых семей родственных языков – угро-финской, тюркской, семитской и т.д. и установлению общих контуров их праязыков.
Установление групп родственных языков и определение их праязыков представляет великое открытие в области языкознания, которое с полным правом можно было бы сравнить с такими великими завоеваниями человечества, как изобретение колеса, паровой машины, электрического двигателя и двигателя внутреннего сгорания, изобретение радио, проникновение в структуру атома и т.д.
Дальнейшее развитие идеи о возможности происхождения групп родственных языков из одного источника, шло в основном по двум направлениям. С одной стороны, наметился известный протест против слишком упрощенного понимания самого праязыка и процессов его распада. Показательной в этом отношении является волновая теория Йоганна Шмидта. По мнению Шмидта, никаких достаточно четких и определенных границ между европейскими языками первоначально не существовало. Каждый отдельный индоевропейский язык можно рассматривать по отношению к другому как переходный язык, и все индоевропейские языки связаны между собою сетью переходных явлений. Географически ближе расположенные друг к другу языки больше имеют между собой сходств, чем языки, далеко отстоящие. Пытаясь объяснить явление лингвистической непрерывности, Шмидт исходил из предположения о возможности распространения инноваций из единого центра.
Эти инновации при распространении охватывают прежде всего географически близко расположенные языки и по мере отдаления от центра постепенно прекращаются, напоминая волны от брошенного в воду камня. Идеи Й. Шмидта получили дальнейшее развитие в новом направлении «ареальная лингвистика». Постепенно стало укрепляться представление о праязыке как совокупности близкородственных диалектов.
Немалую роль в уточнении понимания процессов распада праязыка сыграла теория субстрата (Г. Асколи, З. Файст, Ю. Покорный и др.). С другой стороны, возникла тенденция к пересмотру общей значимости проблемы праязыка. Так А. Мейе приходит к выводу о невозможности восстановления индоевропейского праязыка:
«Сравнительная грамматика индоевропейских языков находится в том положении, в каком была бы сравнительная грамматика романских языков, если бы не был известен латинский язык: единственная реальность, с которой она имеет дело, это соответствия между засвидетельствованными языками. Соответствия предполагают общую основу, но об этой общей основе можно составить себе представление только путем гипотез, и притом таких гипотез, которые проверить нельзя; поэтому только одни соответствия и составляют объект науки. Путем сравнения невозможно восстановить исчезнувший язык: сравнение романских языков не может дать точного и полного представления о народной латыни IV века н.э., и нет оснований предполагать, что сравнение индоевропейских языков даст большие результаты. Индоевропейский праязык восстановить нельзя»[375]375
Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М. – Л., 1938, с. 73, 74.
[Закрыть].
Появились и более крайние мнения, отрицающие вообще какую бы то ни было значимость праязыковой гипотезы. Испанский лингвист А. Товар рассматривает реконструкцию индоевропейского праязыка как чистейшую абстракцию, лишенную какой-либо реальности[376]376
Tovar A. Linguistics and Prehistory. Word, 1954, p. 345.
[Закрыть]. Представители итальянской неолингвистической школы (М. Бартоли, Б. Террачини. Дж. Бенфанте, Дж. Девото, В. Пизани и др.) также по существу отрицают праязыковую гипотезу. Отличительными чертами данной школы являются элиминированные понятия как общеиндоевропейского праязыка, так и общегерманского, общеславянского, общекельтского и т.д. праязыка и замена этого понятия понятием определенной совокупности изоглосс; тем самым делается невозможным и абсурдным восстановление праязыка, возможна лишь система реконструкции изоглосс.
Рассмотрим более подробно основные аргументы противников праязыковой гипотезы.
1. В глубокой древности не было никаких экономических предпосылок для существования более или менее крупных праязыков и народов. Следовательно, праязык был невозможен.
Утверждение, что в глубокой древности не было никаких экономических предпосылок для существования более или менее крупных праязыков и народов, представляет обобщение, не имеющее под собой сколько-нибудь солидных обоснований. О том, что представляла глубокая древность, мы знаем довольно мало.
Условия жизни на земле были различными. Одни условия способствовали дроблению человечества, например, горные районы, непроходимые леса и т.д., но очевидно, также существовали условия, способствующие их укрупнению и переходу к оседлости (плодородные горные долины, речные и морские острова и т.д.). Кроме того, основной причиной образования языковых семей является распад человеческих коллективов, который мог происходить в разные эпохи.
2. Праязыков не могло быть, так как все человеческие языки, даже в их наиболее древнем состоянии, были разделены на диалекты. Действительно, все известные нам языки древних народов уже имели диалекты. Диалекты были в древнегреческом языке, латинском, готском, санскрите и даже в индоевропейском праязыке. Но тут возникает вопрос, который никак невозможно обойти. Почему в диалектах встречаются сходные слова и формы и как объяснить их происхождение, ср. нем. lopen и laufen ʽбегатьʼ, коми-зыр. чери ʽрыбаʼ и чериг, рус. несу и нясу, татар. карчык ʽстарухаʼ и карцык, тур. kim ʽктоʼ и čim, чув. çул ʽпутьʼ и çoл, хак. чир ʽземляʼ и йир, мар. танг ʽдругʼ и тäнг и т.д. Или эти слова возникли друг от друга совершенно независимо, как это предполагал Н.Я. Марр, или мы должны допустить, что сходно звучащие слова должны иметь общий источник происхождения.
Может быть еще третий путь: общие слова возникли в результате скрещения первоначально совершенно различных языков. Но ведь в диалектах имеются также и материально родственные формативы, ср. рус. нясешь и несешь, др.-гр. аттич. φερονσι ʽони несутʼ из φεροντι и дорич. φεροντι. Словоизменительные формативы обычно не заимствуются. Отсюда можно сделать вывод, что аргумент об изначальном диалектном дроблении, якобы исключающий существование общего праязыка, также не имеет под собой достаточно прочных оснований.
3. Праязыков не могло быть, так как группы родственных языков возникли путем смешения и скрещения первоначально неродственных языков.
В распространении отрицательного мнения о возможности существования праязыка немалую роль сыграло убеждение о смешанном характере всех языков мира. В одной из своих работ Марр писал, что
И далее:
Следуя Н.Я. Марру, некоторые лингвисты делали вывод, что группы родственных языков могли возникнуть в результате смешения языков неродственных. Такую позицию, например, не совсем последовательно, занимал Н.С. Трубецкой. По Трубецкому, языковое семейство может быть продуктом чисто дивергентного или чисто конвергентного развития или, наконец, продуктом сочетания обоих типов развития в разных пропорциях. Предположение, что индоевропейское семейство получилось благодаря конвергентному развитию первоначально неродственных друг другу языков (предков позднейших «ветвей» индоевропейского семейства), отнюдь не менее правдоподобно, чем обратное предположение, будто все индоевропейские языки развились из единого индоевропейского праязыка путем чисто дивергентной эволюции[380]380
Трубецкой Н.С. Модели об индоевропейской проблеме. – ВЯ, 1958, № 1, с. 68.
[Закрыть].
Однако если Н.С. Трубецкой рассматривал конвергентный путь образования семьи родственных языков только как возможность, то некоторые лингвисты возвели такую возможность в абсолют и широко использовали ее для отрицания возможности существования праязыка.
Особенно показательна в этом отношении теория контакта, предложенная Д.В. Бубрихом. Согласно этой теории древний финно-угорский язык был представлен совокупностью диалектов, на которых говорили родственные племена, находившиеся между собою в состоянии контакта. Эти диалекты имели черты сходства и различия, которые определялись степенью близости контакта. Финно-угорская языковая семья возникла в результате контактирования языков[381]381
Бубрих Д.В. Советское финноугорское языкознание. – Учен. зап. ЛГУ, серия востоковедческих наук. Л., 1948, вып. 2, с. 30.
[Закрыть].
«Представляется совершенно очевидным, – заявляет В. Таули, – что уральские языки являются результатом смешения. Поэтому невозможно вывести современные уральские языки из гипотетического, более или менее монолитного праязыка»[382]382
Tauli V. On Forcing Contacts of the Uralic Languages. – UAJb, XXVII, 1955, p. 10.
[Закрыть].
Ошибка этих лингвистов состоит в том, что скрещивание языков они просто рассматривали как процесс, не учитывая того, что этот процесс подчиняется определенным закономерностям. Образование новых языковых единиц в результате смешения других может быть с достаточной достоверностью прослежено только на уровне близкородственных диалектов, не достигших так называемого порога интеграции. Под порогом интеграции понимается совокупность языковых особенностей, препятствующих языковому смешению. Несмотря на то что на определенных территориях русский язык контактирует с такими родственными языками, как польский или литовский, все же не наблюдается образования смешанных польско-русских диалектов. Это означает, что вышеуказанные родственные языки достигли порога интеграции.
Когда контактируют между собою близкородственные языки, еще не достигшие порога интеграции, то смешение этих диалектов может происходить абсолютно во всех сферах: смешиваются звуковые системы, слова, словообразовательные формативы, грамматические формы и синтаксические конструкции.
Но когда контактируют между собой родственные языки, достигшие порога интеграции, или языки, различные по происхождению, то здесь уже начинают действовать другие законы. Языки в этих условиях определенным образом деформируются под влиянием других языков, но не перемешиваются. При этом разные уровни реагируют по-разному. О смешении в подлинном смысле слова можно говорить только в области лексики. В области звуковой системы происходит усвоение некоторых чуждых данному языку артикуляций, но отнюдь не перемешивание двух систем. Системы словоизменительных элементов, как правило, почти никогда не перемешиваются. Поэтому здесь не может быть речи о смешении. В области морфологии язык может воспринять только отдельные типологические модели. Усвоение типологических моделей характерно также и для синтаксиса, хотя в этой области может наблюдаться заимствование некоторых элементов связи, например, союзов. Отдельные словообразовательные элементы могут заимствоваться. Иноязычное влияние может проявляться в характере ударения, значении грамматических форм, оно может в известной степени направлять языковое развитие и т.д.
