Текст книги "О материалистическом подходе к явлениям языка"
Автор книги: Борис Серебренников
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Чувствуя это кричащее противоречие, И.И. Мещанинов тут же оговаривался:
«Таким образом, проблема стадиальности, казалось бы, переносится в область исторического процесса развития норм сознания, в частности к тому или иному пониманию отношений между действием, предметом действия и действующим лицом. Но именно тут мы можем встать на опасный для языковеда путь перенесения проблемы стадиальности всецело в область мышления и тем самым порвать связь между ним и языком, что в конечном итоге и сделала школа де Соссюра.
Если стадиальность относится нами к числу языковых явлений, то и отстранение ее от языкового материала невозможно. В противном случае вовсе снимается вопрос о стадиальности в языке» (с. 183).
Спасительным якорем И.И. Мещанинов хотел сделать положение о неразрывной связи формы и содержания.
«Изменение содержания может вызвать к жизни новую форму, но видоизмененное содержание может вкладываться и в старую.
Форма может сохраняться и при измененном ее смысловом значении… Поступательному ходу семантических смен подчиняется вовсе не одна только лексика. Таким же, и при том весьма радикальным переменам, подвергается также вся структура предложения. Ныне действующие ее формы могли в прошлом выступать с совершенно иным назначением… Весь строй предложения уже получает новое содержание, новое качество, хотя бы и при сохранении того же морфологического оформления. Строй предложения переходит на другую ступень. Получается стадиальный переход» (с. 184, 185).
Все эти судорожные поиски стадиальных переходов везде и всюду и даже без непосредственной увязки со сменой форм производства подтверждали наличие глубокого кризиса теории. И.И. Мещанинов доходил чуть ли не до признания возможности каких-то идеологических стадий при целостности языковой структуры.
«До сих пор речь шла о сдвигах в морфологических и синтаксических конструкциях, и по ним намечались возможные случаи конструктивных перестроек, которые в большей или меньшей степени удается подводить под схему стадиальных переходов. Возможно, что такого же рода стадиальные сдвиги следует усматривать и в тех идеологических изменениях в языке, которые не получили непосредственного отражения на формальной стороне грамматических построений» (там же).
После многочисленных указаний на чрезвычайную сложность взаимоотношения в языке формы и содержания, Мещанинов пытался дать крайне расплывчатое и туманное определение стадии.
«Спасительный переход – это коренной сдвиг в структуре языка, идущий сложным путем диалектического развития речи» (с. 187).
Вполне понятно, что доклад И.И. Мещанинова «Проблема стадиальности в развитии языка» многими последователями Марра был воспринят как кризис теории стадий. В этом отношении особый интерес представляет частично опубликованное выступление А.А. Холодовича[279]279
Холодович А.А. К итогам обсуждения проблемы стадиальности. – Изв. АН СССР, ОЛЯ. М., 1948, т. VI, вып. 3 (194), с. 259 – 262.
[Закрыть].
Отмечая, что в отличие от Марра, искавшего стадии главным образом в лексике, Мещанинов обратил главное внимание на поиски стадий в области грамматического строя, Холодович видит в этом недостаток: Как бы правильно ни было намечено стадиальное развитие, оно все же предстает нам в одном своем аспекте: в аспекте смены предложения с одной структурой субъектно-объектных отношений предложением с другой структурой субъектно-объектных отношений.
Все остальное, о чем к тому же в подробностях ничего не было известно, элиминировалось… В стороне были оставлены такие существенные отношения, как атрибутивные, обстоятельственные, проблема частей речи и частей предложения, наконец, формальный строй речи, т.е. грамматическая техника. Получалась явно неполная картина: субъектно-объектный строй предложения отождествлялся со строем языка в целом. Появление книги Мещанинова «Члены предложения и части речи» Холодович рассматривает как известный шаг в новом направлении. Здесь представлены уже все основные существенные категории. Это был, – считал Холодович, – весьма важный опыт дать систематику этих категорий с тем, чтобы в дальнейшем, очевидно, предложить теорию их взаимоотношения, взаимосвязи, как членов единой структуры на каждой стадии развития.
По мнению Холодовича, для преодоления кризиса понятия стадии необходим синтез двух фаз, наметившихся в работах Мещанинова.
Здесь Холодович как бы предлагает вновь вернуться к более полному комплексу стадиальных координат.
Однако И.И. Мещанинов по этому пути не пошел. Его настолько захватила мысль о стадиальном развитии мышления, что нахождение комплекса языковых координат начинает казаться ему не так уж существенным.
«Развивая мысль Н.Я. Марра в его понимании единства языка и мышления, легко расширить границы привлекаемого материала включением не только формальных схождений, но и формальных расхождений. Решающим выступает общность содержания, общность того понятия, которое передается различными языками. При сходстве норм сознания на определенном этапе развития общественной среды и в языке создаются под их воздействием выраженные системы понятийных категорий, образующие группировки слов по их формальным и семантическим признакам, их же объединение в предложении в синтаксические группы (именуемые иногда синтагмами), зависимые значения одних слов от других (выражение атрибутивности и т.д.). Эти категории выступающих в языковом материале понятий, получая грамматическую форму, становятся грамматическими понятиями. Формальное их выражение по языкам может быть совершенно различным, в виде многообразия внешних форм для передачи объединяющего их единства… Понятия, вложенные в языковую форму, отнюдь не требуют единого общего формального их выражения не только в лексике, в тождестве основ словарного состава языка, но и в различных видах грамматических построений и грамматических форм. Один и тот же предмет может в различных языках получать разное наименование. Одни и те же синтаксические отношения между членами предложения могут в одних языках передаваться синтаксическими приемами, резко отличающимися от синтаксических средств, используемых в тех же целях другими языками и т.д.»[280]280
Мещанинов И.И. Новое учение о языке, с. 8, 9.
[Закрыть]
Перенесение стадиальности в область понятийных категорий выражает полную неудачу найти какие-либо определенные критерии для выделения стадий в системе материальных средств языка. Субъект и предикат действительно отражаются во всех языках мира, но сами по себе эти понятия настолько не контрастны и устойчивы, что проследить их существенные качественные изменения даже на протяжении нескольких тысяч лет совершенно невозможно. Однако Мещанинов не хочет отступать от теории стадий.
Количественное накопление норм, противоречащих действительному строю, может привести к коренной ломке всей языковой структуры.
Возникает новый заколдованный круг. Стадиально, по мнению Мещанинова, изменяются понятийные категории, в то же время сама языковая структура также претерпевает стадиальные изменения, но так как изменения понятийных категорий могут быть выражены какими угодно материальными средствами, то невольно напрашивается вывод о том, что стадиальность изменения понятийных категорий и стадиальность языковой структуры, если исходить из аргументации И.И. Мещанинова, идут по каким-то двум линиям.
Развитие мышления фактически свелось к историческому изменению весьма немногочисленных понятийных категорий. В самих же языках выявилось бесчисленное количество стадий, не объединяемых абсолютно никаким принципом. Стадиями стали называться изменения в структуре различных языков, преподносимые из-за полного отказа от исторической точки зрения в крайне беспорядочном и бессистемном виде. С этим соединилось крайне неопределенное и расплывчатое представление об изменении норм сознания. Вот тот основной вывод, который напрашивается из анализа всей аргументации последних работ И.И. Мещанинова.
Каковы же итоги этого многолетнего периода поисков стадий языкового развития, производившихся Н.Я. Марром и его последователями? Итоги эти довольно плачевные. Поиск стадий – это довольно неорганизованное метание из стороны в сторону и стремление выпутаться из с каждым разом вновь возникающих противоречий, в конечном счете не приведшее к какому-либо положительному результату.
В чем заключаются причины этих неудачных поисков? Основная причина краха теории стадий и единства глоттогонического процесса заключается в неправильном понимании соотношения между развитием производства и изменением мышления и языка. В основу теории стадий была положена триада: «развитие производства – мышление – язык». Зная, что развитие производства имеет определенные закономерности, выражающиеся в последовательной смене общественно-экономических формаций, и учитывая неразрывную связь между языком и мышлением, марристы просто решили, что мышление в своем развитии тоже проходит какие-то последовательные стадии, которые непременно должны отразиться и в языке, поскольку язык теснейшим образом связан с мышлением.
При этом марристы совершенно не учли, что развитие мышления не сводимо к законам развития общественно-экономических формаций. Мышление, будучи отражением предметов и явлений окружающего мира и закономерных связей между ними, не претерпевает резких качественных сдвигов при смене общественно-экономических формаций. Несмотря на тесную связь мышления и языка, та и другая сферы обладают своеобразной спецификой развития, которую не могли понять ни Н.Я. Марр, ни его последователи.
Причиной краха стадиальной теории является также и то, что в основе ее лежит марровский тезис о надстроечном характере языка. Из этого положения делался определенный логический вывод о качественном (стадиальном) изменении языка после смены общественно-экономической формации.
Основоположники теории стадий постоянно оперировали такими понятиями, как стадия, нормы мышления, мышление и т.д., о которых они сами имели весьма смутное и неопределенное представление. Критики стадиальной теории Марра справедливо указывали, что
«Н.Я. Марр пользовался термином „стадия“ сбивчиво и противоречиво, вкладывая в него очень разнообразное, пестрое, внутренне несогласованное содержание: он говорил о разных стадиях мышления, в то же время стадиями оказывались разные системы языков; понятие стадии языка также отождествлялось со строем языка»[282]282
Виноградов В.В. Критика антимарксистских теорий стадиальности в развитии языка и мышления (1923 – 1940). – В кн.: Против вульгаризации и извращения марксизма в языкознании, т. I. М., 1951, с. 73.
[Закрыть].
Все создатели различных схем стадиального развития языков мира не сумели преодолеть различных осложняющих обстоятельств, сущность которых сводится к следующему:
1. Одно и то же мыслительное содержание в разных языках мира может быть выражено различными средствами.
2. Между характером средств выражения связей между словами и характером эпохи (степень экономического и культурного развития общества) нет необходимой корреляции.
3. Значение языковой формы может неоднократно меняться при сохранении самой формы.
4. Общее количество морфологических и синтаксических типов, а также способов грамматического выражения в языках мира ограничено. На протяжении истории языков может наблюдаться неоднократное чередование и повторение одинаковых типов. Поэтому очень трудно определить, является ли данный морфологический или синтаксический тип языка первичным или вторичным.
5. Система одного языка может подвергаться влиянию другого языка в различных условиях контактирования языков, например, эргативная конструкция в некоторых кавказских языках могла возникнуть под влиянием языков-субстратов, под влиянием индоевропейских языков в некоторых финно-угорских языках появились новые особенности и т.д. Все это также во многих случаях затрудняет выявление первичных особенностей.
6. Изменение языкового строя не всегда связано с требованиями развивающегося мышления. Нередко оно связано с чисто психологическими особенностями, например, с тенденцией выражать одинаковые значения одной формой или, наоборот, разные значения различными формами, тенденция к устранению слишком длинных слов или суффиксов, устранению плеоназма и т.д. Поэтому не каждое языковое изменение непосредственно связано с изменением мышления.
7. Изменение строя языка может быть результатом появления каких-то новых ассоциаций, которые сплошь и рядом имеют случайный характер.
8. Выбор средств языкового выражения в разных языках мира также часто случаен. Это обстоятельство необычайно затрудняет установление достаточно четких языковых стадиальных признаков.
9. Не все то, что имеется в человеческом сознании, может непосредственно выражаться в языке. Поэтому отсутствие какого-либо слова или формы в языке вовсе не обозначает отсутствия соответствующего понятия в сознании людей.
10. При исследовании проблемы отражения развития мышления в грамматическом строе языка следует учитывать также то важное обстоятельство, что процесс речевого общения обслуживается довольно узким и ограниченным кругом грамматических категорий, в той или иной мере повторяющихся в различных языках мира. Обычно в этот круг входят такие категории, как число, лицо, падеж, вид, время, залог, модальность и т.п.
С технической точки зрения процесс речевого общения представляет выражение довольно элементарных отношений, как, например, выражение элементарных пространственных и субъектно-объектных отношений, соотнесение действия с его субъектом, отнесение глагольного действия к определенной временной плоскости или временному плану, указание на качественные особенности действия и т.п. Эти отношения и выражающие их грамматические категории являются довольно простыми по своему содержанию, которое на протяжении тысячелетий меняется очень медленно. Они возникли в сознании человечества очень давно и подчас довольно трудно и даже невозможно определить те качественные сдвиги в их значении в современных языках.
11. Развитие человеческого мышления имеет свою специфику. Более архаический тип мышления, например, мышление практическое или производственное, по мере своего развития не исчезает, а дополняется различными новыми, более сложными типами мышления. Смена различных языковых типов и языковых структур также представляет собой довольно сложное явление. Архаические особенности языковой структуры, конечно, со временем утрачиваются, но многое здесь и циклически повторяется.
12. Многие особенности грамматического строя архаических языков являются совершенно недоступными по причине их полного исчезновения. Реконструируемые нами праязыки или языки-основы современных групп родственных языков являются языками относительно «неглубокого залегания». Их предполагаемый возраст в среднем не превышает восьми, десяти тысяч лет.
Следует отметить, что ни в одной из существующих работ, посвященных проблеме стадиальности развития языков, эти трудности не преодолены.
Несмотря на основательную критику теории стадии в последискуссионный период, все же оставались отдельные лингвисты, которые считали неправильным устранение самой идеи о стадиальном развитии языков мира. Можно было предполагать, что в недалеком будущем попытки обосновать эту теорию возобновятся и они действительно возобновились.
Заметное оживление в разработке проблемы стадиальности начинается в начале 80-х годов с появлением двух работ Г.А. Климова. Эти работы представляют собой новый этап в разработке проблемы стадиальности. Так, Климов считает
явно недостаточными «конкретные манифестации эргативности в виде явлений, обусловленных исключительно структурным контекстом (например, своеобразным характером отношения глагольной основы к именной), уже такие концепты, как субъект и объект, переходное и непереходное действие, на передачу которых она в значительной степени ориентирована, заставляют вернуться к мысли о том, что в конечном счете она может составлять одно из проявлений органической связи, существующей между языком и мышлением.
Если согласиться с этим допущением, то такие, сопоставимые с эргативностью явления, как номинативность, активность и другие, также должны отражать специфическое „глубинное“ содержание, под углом зрения которого, каждое из них передает отношение к действительности… Успешная разработка этой проблематики невозможна без строгого разграничения трех разных степеней сложности, но одинаково фундаментальных для теории эргативности понятий: эргативная конструкция предложения, эргативная структура (типология) предложения, эргативный строй»[283]283
Климов Г.А. Очерки общей истории эргативности. М., 1973, с. 3, 4.
[Закрыть].
Климов при изучении проблемы эргативности подходит к ней комплексно.
«В отличие от предшествующих исследований, трактовавших эргативность преимущественно в рамках проблематики синтаксической типологии, в настоящей работе она рассматривается как целостная характеристика языкового типа, проявляющаяся не только на его синтаксическом, но и на морфологическом и лексическом уровнях. В соответствии с подобным подходом здесь строго отграничиваются такие нечетко обособлявшиеся в прошлом понятия, как эргативная конструкция (модель) предложения, с одной стороны, эргативная типология предложения, с другой, и эргативный строй языка в целом, с третьей (аналогичными целостными языковыми системами представляются и исторически смежные с эргативным активный и номинативный строй)» (там же, с. 259).
Автор рекомендует исходить из первичности лексического и вторичности грамматического. Господствующие здесь закономерности организации лексической структуры и, в частности, принцип лексикализации глагольных слов по транзитивности ~ интранзитивности и обусловливают функционирование всех импликаций эргативности.
«Доминирующая роль в структурном механизме эргативного строя принадлежит лексическим импликациям эргативности, которые и обусловливают специфику как синтаксических, так и морфологических систем рассматриваемых языков…
…Эргативный строй языка реализуется в широкой совокупности разноуровневых (лексических, синтаксических, морфологических и, по-видимому, фонологических) коррелятов, системное взаимодействие которых становится очевидным прежде всего в аспекте синхронии. Эту совокупность явлений целесообразно расчленить на импликации эргативного строя с одной стороны, и его фреквенталии – с другой. Под первыми здесь понимаются явления, составляющие самую сущность эргативных языков, а под вторыми – явления, хотя и более или менее характерные для последних, однако не получающие в них структурной мотивации (и поэтому встречающиеся в представителях других языковых типов)… К числу лексических явлений, реализующих эргативный строй, в настоящее время можно отнести только принцип лексикализации глагольных слов по признаку переходности ~ непереходности передаваемого действия. Этот принцип строго проводится во всех последовательно эргативных языках» (с. 68, 69).
«Транзитивность ~ интранзитивность является одной из тех коррелирующих категорий, в которых здесь выражаются принципы системной организации лексики».
Основная особенность морфологической структуры глагола в эргативных языках находится в зависимости от профилирующего здесь лексического разграничения транзитивных и интранзитивных глаголов.
«Транзитивные глаголы организуют эргативную конструкцию предложения, интранзитивные – абсолютную» (с. 69).
«В словообразовательном аспекте названный принцип лексикализации глаголов реализуется двумя основными способами: а) специальной деривационной аффиксацией или при помощи каузативирующих аффиксов, б) использованием этимологически разных основ… В ряде эргативных языков особые лексические группы образуют также аффективные и посессивные глаголы» (с. 70, 71).
«Основную специфику типологии предложения в языках эргативного строя образует корреляция его эргативной и абсолютной конструкции. Эргативная типология предложения определяется на глубинно-синтаксическом уровне. Это – типология, в рамках которой субъект переходного действия трактуется иначе, чем субъект непереходного, а объект первого так же, как субъект второго. Опираясь на эту дефиницию, эргативная конструкция определяется как модель транзитивного предложения эргативной типологии, а абсолютная – как модель его интранзитивного предложения» (с. 260).
Климов приводит морфологические явления, имплицируемые эргативной типологией предложения:
«Здесь можно назвать различие морфологической структуры транзитивного и интранзитивного глагола по составу личных аффиксов, отсутствие в транзитивном глаголе морфологической категории залога, противопоставление в парадигме спряжения специфических позиционных падежей – эргативного и абсолютного. Транзитивный глагол в составе эргативной конструкции управляет падежными формами подлежащего и прямого дополнения. При развитости глагольной морфологии он обнаруживает систему „прономинального управления“ этими глаголами. Последнее может быть объектным (имеется в виду управление прямым дополнением) и субъектно-объектное (с управлением как прямым дополнением, так и подлежащим)… Личное спряжение в эргативных языках носит либо чисто префиксальный, либо префиксально-суффиксальный характер. Его чисто суффиксальный характер составляет редчайшее исключение… В словоформах транзитивного глагола-сказуемого, реализующего эргативность в своей морфологической структуре, взаимно обособляются два вида личных аффиксов – эргативный и абсолютный…
Однако такое разграничение аффиксов обоих родов в большинстве языков эргативного строя, по-видимому, не проводится… Характерной чертой аранжировки личных аффиксов глагола в эргативных языках является выдвижение объектного показателя в позиции перед субъектом Характерной чертой транзитивного глагола языков эргативного строя является отсутствие в нем оппозиции форм действительного и страдательного залогов» (с. 97 – 100, 102, 104).
«Генитив и датив представлены в эргативных языках очень редко» (с. 111).
«Наряду с рассмотренными импликациями эргативности в языках эргативного строя присутствует весьма значительная по своему удельному весу совокупность разноуровневых явлений, синхронно не мотивированных эргативностью, но степень вероятности функционирования которых оказывается довольно высокой… Это так называемые фреквенталии эргативности. К ним относятся: 1) на лексическом уровне это будут классы аффективных и посессивных глаголов, диффузных или лабильных глаголов, лексемное разграничение инклюзивной и эксклюзивной формы личности, а иногда и притяжательного местоимения 1-го лица мн. числа» (с. 117, 118).
«Широко распространенной чертой глагольной морфологии эргативных языков является числовое согласование транзитивного глагола с прямым дополнением и интранзитивного глагола с подлежащим. …В целом ряде эргативных языков наблюдается супплетивизм глагольных основ ед. и мн. числа» (с. 131, 132).
«Эргативным языкам часто свойственна именная категория органической (неотчуждаемой) и неорганической (отчуждаемой) принадлежности» (с. 136).
Однако эта позиция в разных эргативных языках осуществляется недостаточно последовательно.
«Значительное число фреквенталий эргативности не составляет особенностей эргативного строя» (с. 141).
Г.А. Климов пытается доказать, что наиболее общая закономерность диахронического функционирования эргативного строя может быть сформулирована как тенденция к постоянной утрате импликаций и фреквенталий эргативности на всех уровнях языка.
«…Деградации старого качества сопутствует формирование элементов качественно новой языковой структуры – структуры номинативного строя» (с. 143).
В области лексики последовательно сокращается удельный вес диффузных и статических страдательных глаголов (см. с. 144), прослеживается тенденция к нейтрализации лексического противопоставления инклюзивного и эксклюзивного местоимений 1-го лица мн. ч. (см. с. 155).
В области синтаксиса выдержанная эргативная конструкция предложения становится невыдержанной.
«…аффективная конструкция предложения на более раннем этапе обнаруживает тенденцию к выравниванию с эргативной, затем она сливается с номинативной» (с. 157).
Сокращается сфера функционирования эргативной типологии предложения, происходит отмирание инкорпоративной связи между сказуемым и прямым дополнением (см. с. 164). Происходит постепенная нейтрализация морфологического противопоставления транзитивного и интранзитивного глагола, постепенно складываются предпосылки для форсирования грамматической категории залога (см. с. 175), наблюдается редукция категории аспекта (см. с. 180), эргативный падеж постепенно теряет характерное для него функциональное содержание и приобретает в языке статус варианта номинатива, формируется оппозиция именительного и винительного падежей (см. с. 190).
Обращаясь к вопросу о генезисе номинативного строя (глава пятая) и анализируя различные точки зрения, Климов приходит к выводу, что перечисленные факты дают основание констатировать независимость эргативной конструкции предложения от уровня развития мышления (см. с. 241).
Наиболее эффективным в плане решения генетического аспекта проблемы эргативности представляется сравнительно-типологический анализ целостных систем эргативного и активного строя (см. с. 213).
Структура языков активного строя специально ориентирована на передачу не субъектно-объектных отношений, которые находят здесь имплицитное выражение, а отношений, существующих между активным и неактивным актантами (см. с. 216).
Сравнение особенностей активного строя с особенностями эргативного строя приводит Климова к выводу о наличии преемственных отношений, которые могут существовать между активным и эргативным строем как целыми системами (см. с. 227).
«…ведущий механизм преобразования активной конструкции предложения в эргативную следует усматривать в плане ее содержания и что он должен сводиться к реинтерпретации формально уже существующего построения» (см. с. 230).
Эргативный строй рассматривается как некая фаза преобразования активного строя в номинативный.
Книга Климова «Типология языков активного строя» написана в том же плане, что и работа «Очерк общей теории эргативности». Автор стремится описать активный строй языков как целостный тип, мотивированный специфической глубинной структурой:
«Активный строй можно коротко определить как такой тип языка, структурные компоненты которого ориентированы на передачу не субъектно-объектных отношений, а отношений, существующих между активными и инактивными участниками пропозиции»[284]284
Климов Г.А. Типология языков активного строя. М., 1977, с. 4.
[Закрыть].
Современные представители активного строя засвидетельствованы пока лишь на американском континенте.
«Активный строй представляется целостной системой признаков – координат языка, заявляющих о себе на его лексическом, синтаксическом и морфологическом уровнях» (с. 53).
«В формально-типологических параметрах активных языков могут быть расхождения. Отношения активности в одних языках могут передаваться в глаголе, в других – как в глаголе, так и в связанных с ним именных компонентах предложения, в третьих – исключительно в именах… Совокупность признаков координат его поверхностной структуры обнаруживает значительно меньшую приспособленность к передаче субъектно-объектных отношений, чем это имеет место в рамках эргативного и особенно номинативного строя» (с. 56, 57).
«В языках активного строя имеется противопоставление активной и инактивной конструкции предложения. Существует также аффективная конструкция предложения, передающая непроизвольное действие или состояние. Одной из важнейших лексических импликаций активного строя следует признать бинарное распределение всех имен существительных на класс активных, с одной стороны, и класс инактивных, с другой, отражающие по своему составу различие реальных денотатов по признаку наличия или отсутствия у них жизненной активности, жизненного цикла. Так, в языке хайда к активному классу имен относятся обозначения людей, животных и растений. Напротив, к инактивному классу относятся названия всей остальной совокупности предметов…
…Констатируемое лексическое противопоставление в структуре самих имен здесь не получает специального формального выражения, что придает соответствующим группировкам статус скрытых классов. Вместе с тем оно достаточно рельефным образом отражается на особенностях как синтаксической, так и морфологической структуры активных языков…
…В языках активного строя вместо оппозиции транзитивных и интранзитивных глаголов проводится противопоставление активных и стативных. Активные глаголы или так называемые глаголы действия передают различные действия, движения, события, производимые денотатами активного класса. Противопоставленные им стативные глаголы обозначают состояние, свойство или качество, преимущественно соотносящееся с денотатами субстантивов инактивного класса» (см. с. 83 – 85).
«…сами имена существительные и глаголы лишены соответствующих показателей и их принадлежность к определенной лексической группировке выявляется лишь в контексте» (с. 91).
Для языков активного строя характерно противопоставление сингулярных и плюральных глагольных лексем. При своей по существу идентичной семантике члены каждой такой супплетивной пары передают соотнесенность действия с единичностью или множественностью вовлеченных в нее референтов (см. с. 99).
Функционирование такой оппозиции связано с отсутствием или крайне слабым развитием в активных языках морфологической категории числа. Сама идея числа здесь связывается с «одушевленными» референтами (см. с. 101). В языках активного строя отсутствует класс посессивных глаголов. Связочный глагол отсутствует. Прилагательные в языках активного строя также отсутствуют (см. с. 102, 103). Характерно для языков активного строя противопоставление инклюзивного и эксклюзивного местоимения 1-го л. мн. числа (см. с. 109). В активных языках неизвестен глагольный инфинитив. Отсутствует возвратное местоимение сам, свой (см. с. 111, 112).
«Совокупность синтаксических импликаций активного строя обнаруживает самую непосредственную зависимость от принципов системной организации, реализованных в его лексической структуре» (с. 114).
Характерна для этих языков структурная доминация глагольного сказуемого над всеми словами, что отражается и на порядке слов, который можно отобразить схемами SOV и OVS (см. с. 115).
«Практически общей чертой языков активного строя является инкорпоративная связь сказуемого с подлежащим» (с. 125).
«Бросается в глаза неравномерная развитость морфологической системы – глагол характеризуется значительно более богатым набором категорий, чем имя существительное» (с. 131).
В глаголе различаются две серии глагольных аффиксов (активного и инактивного рядов). Для имени существительного характерна категория притяжательности, дифференцирующая формы органической (отчуждаемой) и неорганической (неотчуждаемой) принадлежности. Личные глагольные аффиксы инактивного ряда формально тождественны с именными личными аффиксами органической принадлежности (см. там же).
