Текст книги "Дар Крома"

Автор книги: Блэйд Хок

Соавторы: Чертознай
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Решив не откладывать дела на долгий срок, Орфус Брол двинулся к скупщику краденого. Тот обитал в бедном квартале, в нагромождении трущоб, которые даже для такого района были чрезмерно грязными и неказистыми, видимо полагая, что чем поганей выглядит место, тем в большей безопасности от королевских ищеек он находится. По дороге замориец вытащил из мешка все монеты и драгоценные камни, распихав их по карманам, сапогам и иным, известным только ему, потаенным местам на своем теле, оставив только побрякушки.

Кивнув в качестве приветствия привратнику, а по совместительству амбалу-охраннику, Орфус предстал перед Пестием Бурым. Получил тот сие прозвище вовсе не за злобу и подлость, был он не так уж и плох, и не за темные противозаконные делишки, а за то, что половину лица его занимало темное родимое пятно.

– Орфус! – поприветствовал тот и подмигнул. – Приперся не с пустыми руками, раз уж приперся, а?

– Принц Орфус…

– Ну, ты хоть мне сказки-то не рассказывай, – скривился Пестий, – надоел уже до коликов в печенке своим балабольством про королевское происхождение.

– Я говорю чистейшую правду! – расстроился Орфус – уже второй человек за день подверг сомнению его историю. – А печень у тебя колет из-за того, что вина жрешь слишком много!

– Может быть. Чего принес-то? Показывай.

Брол вытащил мешок и вывалил его содержимое на стол перед Пестием.

– Хм, интересно, – пробормотал Бурый, достал из ящичка какую-то стекляшку и приложил ее к глазу, – весьма и весьма интересно.

Он начал внимательно изучать драгоценности, перебирая, ощупывая, внимательно оглядывая их, сопровождая этот процесс невнятными и тихими звуками. Орфус терпеливо ждал.

– Кстати, – проговорил Пестий, продолжая заниматься своим делом, – слышал новость?

– Смотря какую. Сегодня много чего произошло.

– Банду Атуса почти полностью перебили. Только один парнишка остался, да и того потом немедийская стража в дознавательские подвалы утащила.

– Ого! А что произошло?

– Ну, они непонятно по какой причине отправились пастись ближе к королевскому дворцу. Нарвались там на вооруженный отряд аквилонцев, человек в двадцать-тридцать. Один Нергал знает, откуда они взялись в центре Бельверуса. Сам понимаешь, шансов у ребят не было никаких.

– Да уж, дела… – посетовал Брол и подумал: – «Что же, придется искать себе нового генерала. Или советника». Никаких угрызений совести по поводу того, что Атус с парнями именно по его наущению двинулись навстречу к своей гибели, он не испытывал.

– Слушай, Пестий, – продолжил он, – а как такое могло произойти? Атус ведь не дурак нападать на военных, тем более отряд, тем более превосходящий его банду во много раз. Отсиделся бы переулке каком, пока бы те не прошли. С какого перепугу он на них попер?

– Мне то откуда знать? Все подробности идут от выжившего мужика, он в банду Атуса недавно прилепился. Вроде, «Коплатый» погоняло. Пара наших парней как раз выходили на свободу. Они и успели его расспросить. Кстати, беднягу завтра вешают. А этой ночью, – Бурый с печалью покачал головой, – этой ночью, у него танцы с палачами.

– Понятно. Жалко ребят, – соврал Орфус Брол.

– Жалко, – кивнул Пестий. – Ладно, посмотрел я твои приобретения. Вещи хорошие. Я тебе за них двести монет дам.

– Брось, ты за них раз в пять больше получишь. Давай пятьсот.

– Получить то, может быть и получу, но сбывать их не здесь придется, расходы на дорогу, сам понимаешь. Двести пятьдесят.

– Какая дорога? Я тебя знаю. Подождешь пару месяцев и здесь продашь. Четыреста пятьдесят.

– Ты меня без ножа режешь. Может вся эта дребедень вообще не окупится. Триста.

– Ты только что сказал, что вещи хорошие! – воскликнул Орфус, – слезливые истории можешь оставить новичкам. В конце концов, все труды по добыче лежали на мне. Четыреста, барыга.

– Ладно, из уважения к твоему выпернутому из дворца величеству – триста пятьдесят.

– По рукам!

– Ну и замечательно. – Пестий вытащил из под стола несколько кошелей, – считай!

Когда Орфус Брол покинул скупщика, он поплутал по закоулкам, прошел через несколько дворов, пробежал даже по парочке крыш, с целью сбросить возможный хвост. Нападать на Бурого никто не осмеливался – помимо шкафа-привратника в домишке скупщика скрывалось еще несколько совсем не слабых бойцов. Пестий своей безопасностью и состоянием, нажитым непосильным трудом чужих рук, не рисковал. А вот потрясти людей, что выходили Бурого, некоторые горячие головы вполне могли. По крайней мере, случаи такие были и неоднократно. Но все было спокойно и Орфус решил выйти на широкую улицу. Здесь его деньги были в относительной безопасности – обычное препятствие, противники, а если короче, постоянная головная боль – городские стражники, то и дело проходящие мимо него, теперь, как ни парадоксально, хранили его покой.

* * *

Брол не спеша шел вперед и размышлял о планах на будущее. Светало. Он прекрасно понимал, то, что он украл сегодня, продержится его карманах не слишком долго. Он любил свое дело. Даже очень любил. Однако перспектива божественной силы, а он представлял ее, как безграничную власть и бесчисленное богатство, затмевала все на свете. «В конце концов, должно же быть у человека безопасное место, в котором можно отдыхать, между, э-э-э… ха-ха… своими мелкими увлечениями». А с тем, на что недвусмысленно намекнул болван-северянин, Брол сумеет найти, или что гораздо более вероятно и, безусловно, приятнее – создать себе такое место. Итак, отбросив лирические моменты, сопливые терзания и сантименты – пора было отправляться навстречу неведомому. Да и город все равно было необходимо покинуть. Скоро семья торговца размотает своего горемыку-слугу из ковра и тот во всех подробностях опишет внешность заморийца. О самом факте того, что он оставил старого дуралея в живых Брол даже не задумывался, не говоря уж о том, чтобы сожалеть об этом. Он не был убийцей, считал себя благородным разбойником, принцем темного плаща. Ну, помимо того, что просто принцем Вендии и Кхитая. Скрыться стоило и из-за команды тупорезов Атуса. А если точнее, из-за оставшегося в живых, по воле Митры, Коплатого. Несмотря на то, что бандит, по воле Нергала, уже сегодня будет болтаться на виселице, он, ночью, извиваясь под каленым железом, мог выболтать палачам, его, Орфуса, имя.

Одним словом, надо было валить. Все имущество Орфуса было на нем. Некуда и незачем было возвращаться. Необходимо было только найти лошадь, а остальное уже потом приложится.

«Ба-а, – подумал Брол, – неужто старина Бэл ко мне сегодня благоволит».

Замориец дошел до полукабака – полупостялого двора под крикливой вывеской «Поперхнувшийся Хомяк». К нему как раз подъезжал какой-то господин. Даже сквозь мрак было заметно, что одет он весьма небедно. Бросался в глаза и факт того, что дорожное платье его было покрыто дорожной пылью. Проще говоря, все свидетельствовало о том, что человек этот собрался в данном заведении остановиться и немного… похомячить.

– Поперхнувшийся Хомяк! Поперхнувшийся Хомяк! – не теряя ни единого мгновения, закричал Орфус Брол, – Вино и сон человеку, стойло и овес для его лошади! Вино и сон человеку, стойло и овес его для лошади!

Делая вид, что орет он просто так, а не для кого-то конкретно, замориец подошел к путнику и притворился, что только сейчас его заметил.

– О, господин!? Вы только с дороги? Поперхнувшийся Хомяк готов предоставить вам ужин и комнату на ночь, а так же уход за вашим конем. Не желаете воспользоваться?

Человек кивнул и спешился.

– Боюсь, сил моих на ужин уже не хватит, – со слабой улыбкой проговорил он, – сразу спать!

– Понимаю, господин. – Вежливо кивнув, согласился Орфус, – Вам помочь с вещами?

– Не стоит, – покачал тот головой, – сам справлюсь.

Он принялся снимать седельные сумки

– Прикажи позаботиться о моем коне, – сказал, закончив, путник, – путь его почистят, покормят. Да, еще одно, проследи, чтобы седло не повредили, я его купил совсем недавно.

– Хорошо господин, я все сделаю, – согласился Орфус и слегка поклонился.

– Замечательно. – Зевнув, проговорил хозяин коня, – Парень, ты мне определенно нравишься. Держи за работу, – он достал и бросил его заморийцу медяк, который тот ловко поймал. Затем человек повернулся и, слегка покачиваясь, вошел в «Поперхнувшегося Хомяка».

– Вот ведь, придурок! – вполголоса проговорил Орфус Брол, тут же нагло ухмыляясь, вскочил на коня и погнал его в сторону Северных городских ворот.

В Киммерию он решил отправиться через Пограничное Королевство. Он много слышал о тех землях и хорошего, и плохого. В основном, конечно, плохого. И посчитал что такие места как раз для него. Сметливый, предприимчивый человек, думал он, сможет достичь там больших выгод.

Орфус Брол покинул город. Прежде чем начать свой поход осталось решить одно небольшое дело. Не ехать же через темные, негостеприимные земли с тем маленьким состоянием, которое он заработал сегодня ночью. Оставлять какому-либо человеку он его не собирался. Брол не доверял никому, кроме себя. Следовательно, в таких обстоятельствах, которых он сейчас оказался, оставался единственный способ сохранить богатство. Примерно через час своего ночного пути, Орфус наконец нашел место, которое потом можно будет легко найти – несколько особых ориентиров делали ландшафт неповторимым. Даже при условии того, что один или даже два из них будут уничтожены течением времени, останутся те, которые безошибочно подскажут, где надо искать.

Орфус остановил коня, привязал ее к дереву и, укутавшись в плащ, начал ждать. Через полчаса стало окончательно ясно, что кроме него, коня, деревьев и ветра, который эти деревья качал, вокруг нет ни души. Брол отсчитал сто шагов от дороги, нашел подходящее место, аккуратно вырезал дерн, а вернее с трудом его отодрал от мокрой, но уже промерзшей земли. Очень долго проковырялся, выкапывая подходящего размера яму, складывая землю на разложенный плащ. Затем сложил в мешок все ценности, кроме той суммы денег, которую он посчитал достаточной для предполагаемого путешествия и закопал свое сокровище, закрыл дерном и присыпал свежевыпавшим снегом. Плащ с остатками земли взял с собой, намереваясь выкинуть грязь где-нибудь дальше по дороге.

Лошадь была там, где он ее оставил. Замерзший замориец, вскочил на нее и погнал вперед с мыслями о том, что надо будет купить или украсть, если не продадут, теплую одежду в ближайшей деревне.

Долгий путь на север начался…

Глава V

… – Да я говорю тебе, мне срочно уехать надо из Немедии! – самозабвенно орал крепкий мужчина с короткой стрижкой и окладистой бородкой. – Сестра письмо прислала…

– Какая к Сэту у тебя сестра? Ты чего мне голову морочишь?! А кто твои обязанности исполнять будет? Я что ли пытать буду? Иголки под ногти загонять? Колесовать? Кишки на ворот наматывать? Руки-головы рубить? Ты ж сам не хуже меня знаешь, как нелегко с одного удара голову отрубить! Раздраженно ответствовал Ситис. – Признавайся по-хорошему, куда ты намылился!

В небольшой комнате, добрую половину которой занимал большой стол и поистине громадный шкаф до потолка вовсю разгорелся спор.

– К сестре своей младшей хочу поехать!

– И как зовут твою сестру? Что-то я о ней раньше не слышал?

– Э…Ниона!

– Да ну?! Прям как покойную дочь короля?!

– Митрой клянусь, Ситис!

– Это ты-то Митрой клянешься! Да при твоем палаческом искусстве только Нергалу остается молится! Или Сэту… Наверняка ведь шастаешь в храм стигийцев…наслышан я об обрядах служительниц Деркэто…

– Да ладно тебе, у нас же не Аквилония. Это только они одним Митрой обходятся…. Мамой клянусь!

– У тебя в матерях не иначе сама Сохмет ходит… ладно, дам тебе месяц-другой, если конечно вытащишь показания из кое-кого…

– Это я мигом! – обрадовался Нинус, – только фартук натяну, кстати, кому развязать язык надо?

– Их двое, граф Валентиус и какой-то грабитель.

– Отлично, начнем с графа, титулованные быстрее всего раскалываются. Слушай, а что это на улицах столько стражи сегодня?

– Да какой-то северный варвар, поговаривают киммериец с громадной секирой, устроил бойню днем в Старом квартале, порубил на куски что мирного люда, что гвардейцев порядочно. Вынырнул, будто из-под земли, перебил кучу народа и так же быстро куда-то сгинул.

– Киммериец?! С секирой?! Да его час назад в «Червленом Щите» прирезали, я своими глазами видел!

– Ну, это без нас разберутся, что к чему, сдох киммериец и ладно. А вообще стоит тщательней смотреть, кого в город пускают… Давай-давай, Нинус, за работу.

* * *

Немедиец Нинус был палачом.

Это только в дурных пьесках, палач – это хромоногий горбун, с шестью пальцами и перепонками между ними, волосами от бровей, заячьей губой, и тому прочими уродствами. Якобы, завидев такого «красавца» подозреваемые колются как орехи под зубами белки. В жизни все гораздо проще, как раз такие уродцы и сходят с ума крайне быстро, от полной безнаказанности, поэтому пользы от них мало, если не сказать, что нет ничего вообще, кроме вреда. А настоящий палач имеет физиономию булочника, лоточника или простого пахаря, лицо без малейшего следа садистских наклонностей. Даже люди, давно знающие палача, как вежливого человека, могут не подозревать, что их добрый сосед-сват-кум регулярно выкалывает глаза, или варит кого-то живьем. Нинус был как раз такой.

В отличие от большинства людей он любил свою работу и немало гордился ею. Крошечные окошки под самым сводчатым потолком, сырые стены, кровь, въевшаяся в изрезанные доски пыточных скамей, чадящие треножники, скрежет инструментов, без всего этого он чувствовал себя неуютно. И искренне не понимал, почему люди так напрягаются при одном упоминании его палаческого ремесла. «Пятнадцать лет на поприще пыток, это вам не абы что. Здесь талант нужен и к каждому подозреваемому свой подход. Иногда бывает, человек выглядит сущим заморышем, а начинает говорить только спустя день-два. А вот две седмицы назад был барон, здоровый, как медведь, но едва узрел скорняцкий нож, так и наложил в штаны. С рассказами, правда, переусердствовал, Нергала себе в братья записал, поэтому кожу таки пришлось снять».

* * *

– Так, посмотрим кто у нас тут? Нинус поднес пергамент к чадящему треножнику: «Граф Валентиус, измена, сокрытие соучастников…»

– Давненько у меня заговорщиков не было! – доверительно сообщил он прикованному к деревянной занозистой скамье человеку. – Соблюдем все правила.

Палач откашлялся, ногтем выковырял кусок мяса, застрявший между зубами, и торжественно вопросил:

– Желаете что-либо сообщить мне, уважаемый граф?

И вытащил кляп.

– Ты, гнусное клешерукое отродье, ты умрешь…

Нинус сжал мощными пальцами щеки графа и засунул кляп назад.

– Эй, Мэглир, так и запиши, уважаемый граф поведать нам о своих подлых соратниках отказался.

Писец в темном балахоне записал и зевнул.

– Видишь ли, дружок, – он похлопал по голове графа. – Я сегодня очень спешу. Времени возится с тобой, ну совершенно нет.

Нинус отошел к стеллажам и вернулся с обычным деревянным плотницким ящиком, в багровых разводах и положил его на грудь Валентиусу и начал выкладывать инструменты:

– Гляди граф, вот этим, – он для наглядности пощелкал в воздухе мощными иззубренными щипцами, – я развязал язык самому Орейну, бывшему помощнику Короля Воров Бельверуса. А вот этим, – он продемонстрировал небольшой широкий нож, – я снял восемь ярдов ремней с груди того ублюдка, который убил дочку нашего славного короля. Правда, он все равно не признался, но это мелочи. Слышал бы ты граф, как он верещал, когда свое отражение увидел…

Нинус засмеялся в голос, писец Мэглир его поддержал.

– Эй, Нинус, помнишь того ублюдка, которого ты заставил проглотить живую стигийскую змею?

Нинус сполз на пол от смеха.

– Помню!

– А у тебя грибов не осталось, что прям сквозь тело прорастали? Знатное зрелище было, я, когда в кабаке друзьям рассказал, так все как один облевались!

– Да эвон растут, – он кивнул на святящиеся призрачным зеленым светом грибы. – Я их на отпиленную ногу барона Тотти посадил, ну помнишь, душителем оказался, а растет, глянь как хорошо. Только близко не подходи, а то споры вдохнешь.

Вдоволь насмеявшись, он обратился к графу:

– К сожалению, уважаемый граф у нас нет времени на подобные вещи, потому у тебя простой выбор. Или ты говоришь имена своих дружков-изменников. Или я тебя определю в клетку вон с тем гулем. Только это не те гули, про которых ты в книжках всяких книжников, крепко сидящих на черном лотосе читал: вроде как гуль – это чуть ли не человек, редкой красоты и очарования. Не знаю сколько надо лотоса употреблять, чтоб в этой твари красавицу увидеть. Обычно бывает наоборот, как раз в красавице гуль и живет, и только после свадьбы вылазит. Ловко я сказал, да Мэглир? Эх талант пропадает, мне бы книги писать романтические… любовь-морковь, то да се. Ну да ладно.

Я тебе, граф, про натуральных зверей говорю, с когтями и клыками, которые людей любят только в одном виде – сыром. И никакой романтики. Хотя…

– Ариман! – Нинус обратился к чему-то в клетке с толстыми прутьями в руку толщиной. – Спит негодяй. Ща мы его разбудим! – Он с энтузиазмом схватил алебарду со стойки возле стены, на которой аккуратно стояли фальшионы и топоры, и просунул ее между прутьями.

– Ариман! Просыпайся зверушка! – приговаривал немедиец, продолжая орудовать алебардой в клетке, из которой несло сладковатым запахом разложения.

От злобного воя у Нинуса заложило ухо, и он выдернул откушенный обрубок алебарды из клетки.

– Вот паразит! Отгрыз таки! Глянь, какой красавец! Знакомься граф, это Ариман, наш гуль! Ариман – это господин граф. Ты ему понравился! – обрадовано сказал он бледному как снег Валентиусу.

Костлявая мерзкая рука пожирателя человеческого мяса выскочила из клетки, тщетно пытаясь достать палача.

Глаза графа вылезли из орбит, все тело покрылось холодным потом.

– Мэглир, смотайся к королевскому магу, пусть нам что-нибудь типа приворота даст.

– Зачем это?

– Дадим Ариману глотнуть, а потом в клетку графа запустим! – заржал громко Нинус и выдернул кляп. – Эй, граф, как насчет искренности с нами, не передумал? Расскажешь что-нибудь интересное о своих уважаемых друзьях?

Граф Валентиус судорожно закивал головой.

– Вот и хорошо. Мэглир, запиши, что он скажет.

– Что тут у нас со вторым? – палач, щурясь, разобрал: «немедиец Моред, нападение на аквилонских послов…» – Посмотрим сейчас на неудавшегося грабителя, – и небрежно сорвал мешок с головы.

– Коплатый, ты что ли?! – радостно приветствовал связанного грабителя Нинус. – Да какой с тебя к Нергалу Моред? Не, не заслуживаешь ты такого имени, – он похлопал его по грязной щеке. – Давно ты у нас не был, я уже скучать стал! Сколько лет то прошло с того дня, как я познакомил тебя с кандалами и отправил на каторгу? Ты сбежал или тебя выпустили?

– Господин Нинус, не виноватый я…

– Надо же! Кто бы сомневался, – палач засмеялся. – Мэглир! Ты с графом закончил? Жми сюда, тут наш старый друг.

– Вот уж не ожидал, я думал ты, Коплатый уже помер, например, голову расшиб, поскользнувшись на конском дерьме, или еще что-то героическое. Чего в этот раз натворил?

– Шел себе по улице со своими дружками, никого не трогал…

– То-то я и смотрю, что ты один живой остался, а остальных семерых, что рядом шли уже Нергал пытает.

– Привет Коплатый, где пропадал? – поздоровался писец.

– Мэглир, представь, вот это отродье напало на аквилонских послов. Знаешь, Коплатый, с одной стороны я твой поступок уважаю, ибо этих спесивых тарантийских собак никто не любит, с другой – смерть этого расфуфыренного ублюдка, посла, могла привести к очередной стычке между Немедией и Аквилонией.

– Да хтож знал? – грабитель едва не плакал.

– Так ты, похоже, вступил в шайку таких же дегенератов, как и ты сам. Я тобой горжусь – засмеялся Нинус. Ты случайно в главари не решил податься при своем безграничном уме?

Коплатый лишь горестно вздохнул.

– Значит так, колись, кто тебе заплатил за разжигание войны между нашими дружескими державами!

– Как хто? Какая война?!

– Мда, тяжко с тобой, Ариман посообразительней тебя будет. Кстати ты с ним знаком?

Коплатый судорожно затрясся и захлопал губами как рыба, вытащенная на берег.

– Сколько эмоций, хоть головой кивни, невежа.

Тот судорожно затряс башкой.

– Знаком господин Нинус, не надо меня ему отдавать. Я слышал, что вы ему Олафа-бумагомараку скормили, после того как ногти повыдирали, уши отрезали, зубы оселком постачивали, и обе ноги отрезали…

– Дурак ты, Коплатый и таких же дураков слушаешь. Не стачивал я Олафу зубы, да и ногти не выдирал. Он серого лотоса столько курил-нюхал, когда свои гнусные россказни о королевской семье писал, что и вырванного языка наверно бы не заметил, какие уж тут ногти. Я его ноги в клетку с Ариманом просунул, да и все. Он их чуток и погрыз, правда, когда я Олафа вытащил, там на костях уже и мяса не было, да и кости не то чтобы все остались. Помню, этот кретин все никак не верил что гуль – это вот такая страхолюдная тварь, а не стройная сочная баба с красивой мордашкой, как в его балладах. Да и уши я не отрезал – их тоже Ариман отгрыз. Я Олафа головой к Ариману запихал, чтобы проверить правду ли он сказал, когда гуль ему ноги грыз. По-моему на ушах тогда этот бумагомарака и пришел в себя, говорят, в последний раз он был в таком, ну, нормальном состоянии чуть ли не десять лет назад. Короче любит, понимаешь ли, под настроение Ариман людские уши пожевать, ну как ты сам под пивко копченные свиные уши жрешь. Что-то я проголодался. Мэглир перекусить не хочешь? Вроде час назад жрал, а будто с утра не ел…

Мэглир притащил корзинку жратвы и кувшин красного вина, снедь была торжественно водружена на пыточную скамью. Нинус нацедил в глиняные кружки ароматную бордовую жидкость, и тут же с писцом не чокаясь выпил. Мэглир и палач тут же принялись шумно делить свиные копченные ребрышки.

– А знаешь все из-за чего, Мэглир?

Тот замотал головой. Нинус смачно обглодал косточку (заодно выдержав драматическую паузу) продолжил:

– Богема, Нергал бы их всех побрал! Там же одни скоты, мразь на мрази. Если не балуется лотосом, то мужеложец, если не мужеложец – то козлолюб, если не козлолюб, то говноед наверняка, а то и все вместе. Мне Ситис про таких рассказывал, поймали в нужнике как-то одного такого, изо рта говорит, воняло хуже, чем из нашего помойного ведра. Менестрель какой-то оказался, вроде знаменитый, ща …Керк Бритунийский, не слыхал? И я нет, так вот он объяснял, что вдохновение искал. Обоими ладонями. В дерьме. Ну, его в этой яме и притопили. Богема, конечно же, завопила о невосполнимой потере в мире искусства. А что такой гнусный народец может сочинить толкового, или нарисовать? Видал как-то я одну картину, из этого гадючника. Один в один блевотина Аримана, разве что не смердит.

– Быть такого не может!

– Да я тебе говорю! Сам видел! Собрать бы всех этих «творцов прекрасного» и в Рабиры выселить! Или в Стигию! Там им быстро мозги бы вправили. Я грешным делом одно время думал Аримана кормить всякой дрянью, а потом холсты ему подтаскивать, за неделю они бы выванивались, никто бы и не понял что к чему. Я разбогател бы за месяц, не поверишь сколько желающих в нашем Бельверусе блевотину на стену повесить. Но… жалко стало его, Аримана, я ведь уже привык к нему, считай все равно, что вместо канарейки.

– Господин Нинус, – напомнил о себе незадачливый грабитель.

– Чего тебе? Не видишь я занят, будешь отвлекать помрешь, как Лось… Наливай Мэглир, у меня в кружке уже дно видно! Слышал, что я с Лосем сделал? Мэглир, помнишь его?

Писец вытер жирные губы рукавом робы и с натугой вспомнил:

– Этот тот собачий выкормыш, что возомнил себя королем грабителей Бельверуса?

– Ага, он самый. Глотнешь, Коплатый?

Коплатый закивал. Нинус не жалея налил в свою кружку вина и напоил его.

– Короче жил-был Лось. Не из-за рогов его так назвали, как некоторые особо одаренные думают, а потому что здоровый был, грудь – как вон тот бочонок, а ноги худые – ну чисто лось.

Нинус шумно обсосал ребрышко и продолжил:

– Пытал я его ровно пять дней, гвозди в колени забивал, на дыбе растягивал. Стоял он до последнего. Ох, я и измотался тогда, но своего добился – он на жидком олове сломался, все рассказал что, да как. Я вообще-то полагал, что он дотянет до зажима черепа, но видно не судьба.

– За твое здоровье Нинус

– И за твое Мэглир.

Писец и палач выпили.

– Ну, так Лось потом еще и прожил почти целую луну, продолжал Нинус, ковыряясь в зубах, – короче я от него куски отрезал и варил, здесь же, а потом кормил своим же мясом. Тут у меня придворный маг все время сидел – следил, чтоб не помер раньше времени Лось-то. Зато в ту луну у меня все раскалывались! Клянусь Нергалом, даже ни одной душе в задницу раскаленную добела кочергу не ставил. Как посмотрят, что с несговорчивыми происходит, как сами себя съедают, так и ломаются. Я потом уже Ситису предлагал, давай в начале месяца какого-нибудь бродягу так обработаем, все равно вон их, сколько на рудниках, да каменоломнях кайлом машет, и будем для наглядности показывать. Обещал подумать. Ладно, хорош об этом. Кто тебе, свиное рыло, сказал напасть на послов и сколько заплатил?

– Да ничего он не заплатил! – слезы текли по грязным щекам Коплатого.

– Так ты, поросячий выкидыш, хочешь сказать, что вы это «забесплатно» подрядились сделать? Ты думаешь я в это поверю? Нинус засмеялся.

– Орфус Брол сказал! – не выдержал грабитель.

– Уже лучше, кто такой?

– Принц Вендии, – решив рассказывать до конца правду Коплатый.

– Ты не смотри что я палач, я шутку очень ценю. Вот полгода назад Ариман сбежал из клетки, прутья тонкие были, разогнул и побежал, куда глаза глядят. Вот они его и привели в спальню к казначею, тот и обделал от страха всю свою необъятную кровать, да и шелковый балдахин тоже. Я бы на месте Аримана лучше бы королеву навестил, у нее мясо должно быть понежнее. Ну да кто этих гулей знает, может, ему мужики больше нравятся? Я это к чему? Не время шутить, Коплатый, время рассказывать, при чем тут Вендия? Как выглядел этот «принц»?

По мере описания Нинусу вспомнился один из посетителей недавнего кабака. Да и браслет такой же, в виде свернувшегося варана. Очень интересно. Выходит этот «вендиец» тут же попытался сократить ряды соискателей дара северного бога… очень неплохо, надо отдать должное.

– Ну, Коплатый, молодец, я горжусь тобой. Были бы все такие откровенные. Ты это…готовься. Как подлого заговорщика мы тебя сейчас повесим.

– За что же меня вешать?

– За голову, я так думаю, – улыбнулся Нинус. Вот если бы ты был дворянин, то отрубил бы я тебе голову со всеми церемониями на главной площади города. А поскольку ты – никчемное существо, то мы тебя будем вешать прямо счас.

– Господин Нинус, а может утром?

– Зачем тянуть? Вдруг ты от страха помрешь, а мне потом знаешь, сколько пергаментов исписывать? К тому же я спешу.

– Господин Нинус…

– Все по лучшему классу сделаю, не переживай. Даже не почувствуешь.

– Правда?

– Нет, конечно. Это я всем такое говорю.

Закончив немудреные приготовления Нинус поправив веревку на голове незадачливого грабителя.

– Желаешь что-нибудь сказать на последок?

– Я не виновен, я не знал!

– Коплатый, к тебе какая-то баба пришла! – ткнул пальцем Нинус за спину грабителя.

Тот только начал оборачиваться, как палач выбил из под него табурет.

– Точно, это Смерть за тобой пришла! – от хохота у Нинуса снова потекли слезы.

Коплатый захрипел, тело несколько раз судорожно дернулось, раскачивая веревку, и тут же обмякло. К ароматам пыточной камеры добавился стойкий запах дерьма. Выждав пяток минут Нинус отвязал веревку и, поминая Сэта дотащил тело до клетки с гулем.

– Против ночной кормежки не возражаешь? – и подтолкнул тело обломком алебарды к клетке.

Гуль уцепился когтями за тело человека и принялся шумно пожирать еще теплую плоть.

– Мэглир, завтра вечером стигийцы обещали заглянуть, за грибочками, с них сотня монет. Все что вышибешь сверху – твое. Аримана кормить я Бруме поручил, но ты послеживай за ним, мало ли что.

Спустя полчаса Нинус поднялся в комнату при тюрьме.

«Так, посмотрим, что нам в Киммерии пригодится… Доспехи сойдут и эти, мой старый добрый топор, лук тоже пригодится…». Собрав пожитки, Нинус посмотрел в отражение полированного щита. На него смотрел немедиец лет сорока, в доспехах. Отсалютовав отражению топором, Нинус вышел из казарм Каземата.