Текст книги "Внутренние война и мир"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

В данном случае невидимое вмешалось в ход событий в форме Кришны, и после этого вся история приняла новый оборот. То, что могло произойти, не произошло; а то, вероятность чего была самой незначительной, случилось. Невозможно предсказать явление незнаемого. Человек, который в первый раз читает Гиту, бывает поражен, когда оказывается, что Кришна возвращает на войну беглеца Арджуну, – и здесь есть чему удивиться.

Когда Эмерсон в первый раз прочитал эту историю, он захлопнул книгу. Эмерсон был в ужасе – дело в том, что слова Арджуны должен был принять любой, так называемый, религиозный человек. Любой человек, считающий себя религиозным, привел бы те же самые доводы. Когда Генри Торо дошел до того места, где Кришна убеждает Арджуну сражаться, он также испытал ужас. Генри Торо писал, что он не мог даже предположить, он не видел и малейшего намека на то, что история примет такой оборот: Кришна убеждает Арджуну вступить в бой. Ганди столкнулся с той же самой сложностью; та же проблема вызвала у него беспокойство.

Жизнь никогда не развивается в соответствии с заранее установленным набором принципов. Жизнь – это совершенно экстраординарный феномен. Она не похожа на железнодорожную колею. Жизнь течет подобно Гангу: ее направление заранее не предопределено. И когда является невидимое нечто, оно вмешивается во все. Что бы человек ни планировал, какую бы ткань ни плел, о чем бы ни помышлял – все переворачивается вверх дном.

Дурйодхана не мог и предположить, что невидимое присутствие вмешается в войну. Поэтому его слова – это всего лишь предварительное утверждение, подобное тому, которое каждый человек делает на первом этапе любой новой ситуации в своей жизни. А тем временем невидимое, незнаемое вмешивается в ход событий, и вся история изменяется.

Если мы ретроспективно взглянем на свою жизнь, то увидим, что наши планы никогда полностью не реализовались. Когда человек рассчитывает на успех, его ждет провал; того, к чему стремится сердце, никогда не удается достичь. Нам кажется, что, если мы приобретем какую-то вещь, то будем счастливы, но, получив ее, погружаемся в грусть. А то, к чему человек никогда не стремился, легкое прикосновение нежданного неожиданно вызывает прилив счастья и радости. Все идет шиворот-навыворот.

Но в мире очень мало настолько умных людей, умеющих с самого начала учитывать грядущий результат. В начале мы чаще всего смотрим лишь на само начало. Если бы мы прежде задумывались о конце, история жизни была бы совсем иной.

Так, если бы Дурйодхана прежде задумался бы о конце, война могла бы вообще не начаться. Но Дурйодхана никогда не принимал во внимание результат. Он считал его неизбежным – все может завершиться одним и только одним образом. Поэтому он раз за разом повторяет, что несмотря на величие армии противника, конечная победа будет за ним; что его воины стремятся принести ему победу, даже ценой своей жизни.

Но неправда никогда не победит, даже если вся сила станет на ее сторону. Даже если мы отдадим свои жизни, это не принесет неправде победу. Но у Дурйодханы нет никакой возможности понять, осознать этот непреложный факт.

Истина, чей путь может начаться с поражений, в конце концов, всегда побеждает. В начале может показаться, что неправда одерживает верх, но в конце она все равно проиграет. Но как же предвидеть конец, когда находишься в начале? Тот, кто на это способен, становится религиозным. Человек, которому это не дано, подобно Дурйодхане, медленно сползает в слепую войну.

Ошо!

Есть воля невидимого непознанного, и есть воля человека. Когда они сталкиваются, как человеку узнать волю непознанного?

Вопрос в том, как человеку узнать волю непознанного? Отдельной личности не дано ее знать. Но если человек сможет выйти за пределы себя, стереть свое эго, он немедленно познает волю непознанного – поскольку она вольется в него.

Капля не узнает, что такое океан, пока не растворится в нем. Личность никогда не сможет познать волю целого, пока сохраняет свою идентичность. Если она растворится и перестанет быть личностью, отделенной от целого, то останется лишь целое. А поскольку воля личности исчезнет, вопрос постижения воли целого будет снят сам собой. И воля человека станет жить так, как указывает непознанное, целое. В такой ситуации нет места индивидуальной воле, личному стремлению к определенному результату, персональной жажде успеха, желанию навязать целому свою волю, так как исчезает сама личность.

Пока есть индивидуальное, невозможно постичь волю целого. Избавьтесь от него, и исчезнет сама потребность знать волю целого. Все происходящее будет согласовано с волей целого, непознанного; человек становится лишь инструментом, посредником.

Ниже, в тексте Гиты Кришна дает Арджуне именно такой совет. Арджуна должен предать себя в руки непознанного, поскольку в таком случае те, чья смерть в войне вызывает у Арджуны смятение, уже мертвы в руках непознанного. Арджуна не будет отвечать за смерть тех людей, ответственность за которых он возложил на себя. Конечно, если он останется отдельной личностью, то обязательно понесет ответственность за их гибель. Но если он сможет отрешиться от себя и сражаться как инструмент, как простой очевидец, то не понесет никакой ответственности.

Личность сможет раствориться в целом, просто безоговорочно капитулировав. Если она откажется от своего эго, то останется лишь воля целого, воля сущего, исполняемая во времени. Она реализуется в данный конкретный момент, и мы ничего не можем изменить в этом процессе. Но мы можем сражаться, можем разрушить самих себя, уничтожить себя в надежде изменить волю сушего, волю целого.

Я часто рассказываю небольшую историю о двух соломинках, плывущих по полноводной реке. Одна соломинка, которая случайно легла по диагонали к направлению течения, пытается сдержать поток. Она кричит, что не позволит реке течь вперед. Несмотря на это, поток продолжает свой бег, и соломинка не может управлять им. Однако соломинка не перестает требовать, чтобы река остановилась: она клянется, что ценой жизни или смерти обязательно остановит реку.

Но, несмотря ни на что, соломинка продолжает плыть по течению. Река не слышит ее криков и даже не подозревает о том, что соломинка борется с ней. Соломинка совсем крошечная; река не замечает ее, она никак не влияет на реку. Но для соломинки все происходящее имеет огромное значение. Ее жизнь сопряжена с огромными трудностями. Она плывет по течению, и при этом борется. Но если она перестанет бороться, конечный результат не изменится. Но поскольку она борется в данный момент и будет бороться на протяжении всего пути, ее плавание наполнится болью, горем, столкновениями и беспокойством.

Другая соломинка освободилась от себя. Она не лежит поперек течения. Она плывет прямо, в том же направлении, что и поток. Соломинка думает, что помогает реке течь. Река не имеет совершенно никакого представления и об этой соломинке. Соломинка думает, что раз она взяла реку в попутчицы и плывет вместе с ней в океан, река рано или поздно достигнет океана вместе с ней. А река даже не подозревает о том, что ей помогает соломинка.

Все происходящее никак не сказывается на реке, но для соломинок имеет огромное значение. Та, которая взяла реку в попутчицы, чувствует огромную радость; она танцует в восхищении. Соломинка, борющаяся с рекой, испытывает сильнейшую боль. Ее танец – превращается в кошмар. Ее просто крутит поток, она в беде, она побеждена; а соломинка, плывущая вместе с рекой, победила.

Личность не может сделать ничего помимо воли целого. Но у нее есть свобода бороться, а через борьбу у нее появляется свобода вызывать у себя беспокойство.

Сартр высказал ценную мысль: «Человек приговорен к свободе». Человек обречен, он приговорен, на него наложено проклятие свободы. Однако человек может воспользоваться свободой двумя способами. Он может противопоставить свою свободу воле сущего и породить конфликт. В этом случае его жизнь наполнится болью, горем и беспокойством, и, в конечном счете, человек потерпит поражение.

Другой человек может превратить свою свободу в пункт капитуляции сущему – и его жизнь исполнится благодати, танца и песни. И каким же будет конечный результат? Этот человек, в любом счете, обречен на победу. Соломинка, которая думает, что помогает реке, не может проиграть. Ее невозможно победить. Соломинка, пытающаяся остановить поток, обязательно проиграет. У Нее нет никаких шансов на победу.

Следовательно, несмотря на то, что невозможно узнать волю сущего, человек может стать с ним одним целым. И если он достиг этой цели, его собственная воля исчезает; остается лишь воля сущего.

Ошо!

В научном открытии есть нечто от «я» личности, которая его сделала. Трудно понять, как воля сущего, целого входит в научное открытие?

Обычно нам кажется, что над научным открытием работает воля конкретного человека – но это лишь поверхностный взгляд. Если заглянуть глубже, то оказывается, что все обстоит иначе. Вы удивитесь, когда узнаете, что в отношении научного процесса опыт величайших ученых с мировым именем во многом отличается от идей, выработанных в колледжах и университетах.

Например, мадам Кюри писала, что однажды на протяжении нескольких дней ее беспокоила некая проблема. Она пыталась ее решить, но не могла. Уставшая и разочарованная Кюри, наконец, сдалась: в два часа ночи она решила забыть о проблеме и пошла спать, оставив неоконченные записи на рабочем столе.

Когда утром Кюри проснулась, то, к своему удивлению, обнаружила, что брошенная на половине задача была решена. Двери были закрыты, и никто не входил в комнату. Даже если бы кто-то и вошел, то невозможно было предположить, что проблему, с которой не справилась сама Кюри, смог решить случайный человек. В конце концов, эта женщина была лауреатом Нобелевской премии. В доме были только слуги, и было бы чудом, если бы кто-то из них нашел решение столь сложного вопроса.

Но в том, что решение найдено, сомнений не было. Кюри оставила работу, сделанной наполовину, а теперь незаконченная половина была завершена. Она проверила двери, но все еще не верила в произошедшее. Кюри не могла согласиться с мыслью о том, что Бог спустился с небес и сделал ее работу. Но никакому Богу и не пришлось сходить с небес: когда Кюри присмотрелась внимательнее, она обнаружила, что появившаяся за ночь часть бумаг была написана ее почерком.

Кюри вспомнила, что ночью ей снился сон, как будто бы она проснулась, встала и решила проблему.

После этого случая Кюри стала часто поступать так: когда она не могла решить проблему, она клала бумаги под подушку и шла спать. Ночью мадам Кюри просыпалась и находила решение.

В течение дня Кюри оставалась личностью. Ночью, во сне, эго исчезало; капля сливалась с океаном. Проблема, которую ее обеспокоенный ум не мог решить, решалась неосознанно, с помощью рациональных механизмов на глубинном уровне единых с универсальным «я».

Однажды Архимед не мог решить одну проблему. Он попал в серьезную беду, так как император приказал ему найти ответ на этот вопрос. Вся репутация Архимеда зависела от того, сможет ли он решить эту проблему. Архимед выбился из сил, но решение все не приходило. Каждый день правитель посылал ему письма, требуя ответ.

Императору подарили очень дорогое украшение. Но он подозревал, что его обманули, и в золото, из которого было сделано украшение, подмешали другой металл. Задача состояла в том, чтобы, не разрушая украшение, выяснить, нет ли в золоте примесей. В то время еще не существовало метода, который бы позволил дать ответ на этот вопрос. Украшение было больших размеров, и велика была вероятность того, что для увеличения его веса в золото добавили другой металл.

Архимед чувствовал усталость и беспокойство. Но одним прекрасным утром, когда он лежал в ванне, к нему неожиданно пришло решение проблемы. Архимед забыл обо всем и обнаженный выбежал на улицу. Будь Архимед в себе, он никогда не забыл бы одеться. Архимед выскочил из дома с криком: «Эврика! Эврика! – Нашел! Нашел!» и побежал к дворцу

Люди остановили его и спросили, что он делает: «Ты что, хочешь голым предстать перед императором?» Архимед ответил: «Я сам не понимал, что делаю!»

Человек, который выбежал без одежды на улицу, не был Архимедом. Архимед никогда бы не вышел из дома голым. Вероятно, в этот момент он перестал быть личностью. Индивидуальное сознание не нашло решения проблемы; ответ был получен в имперсональном, универсальном состоянии.

Архимед лежал в ванной и отдыхал. Вдруг наступил момент медитации, он глубоко погрузился в размышления... и проблема была решена. Можно ли сказать, что проблему, стоявшую перед Архимедом, решила ванна? Могла ли в действительности ванна решить ее? Достаточно ли лечь в воду, чтобы найти ответ на вопрос, который не поддается решению? Повышает ли лежание в воде способности ума? Если человек разденется, поможет ли это решить вопрос, на который он не может найти ответ в одежде?

Нет, происходит нечто иное. На некоторое время Архимед перестал быть личностью. На краткий миг он стал одним с целым.

Прочитав об опыте всех великих ученых с мировым именем, таких как Эйнштейн, Макс Планк, Эддингтон или Эдисон, мы обнаруживаем, что в их работе есть нечто общее: что бы они ни открывали, познание приходило не через «я». Раз за разом случалось так, что в тот момент, когда «я» узнавало о чем-то, «я» не существовало – и тогда акт познания мог состояться. Именно об этом говорили мудрецы Упанишад, о том же сказано мудрецами Вед, Мухаммедом и Иисусом.

Когда мы говорим, что Веды не созданы человеком, мы не имеем в виду, что Бог спустился на землю и написал эту книгу. Нет никаких причин говорить такие нелепые вещи. «Не созданные человеком» означает лишь то, что в момент, когда ведические мантры и стихи были впервые произнесены вслух, прочитавшего их человека не было; в это мгновение его «я» исчезло. Когда случался подобный феномен, когда на кого-то нисходили слова Упанишад, когда Коран был ниспослан Мухаммеду, когда слова Библии снизошли на Иисуса, всех этих людей там не было.

У религии и науки общий опыт. И иначе не может быть, поскольку, когда наука познает истину о мире, она идет по тому же пути познания, которым постигается религиозная истина. Истина может открыться только одним способом: когда личность исчезает, истина исходит из целого. Внутри человека открывается пустое пространство, и туда проникает истина.

Кто бы в этом мире ни получал луч истины, каким бы путем он ни следовал – будь то музыкант, художник, поэт, ученый, религиозный искатель или мистик – истина открывается человеку, только когда сам он отсутствует.

Религия давно поняла это. Опыт религии насчитывает десять тысяч лет, и за эти десять тысяч лет религиозные искатели, мистики, люди, погруженные в созерцание, достигали успокоения в опыте «не-я», постигающего истину.

Данный вопрос относится к числу очень сложных. Когда впервые нечто нисходит на человека в форме целого, очень трудно определить, идет ли это от самого человека или от целого. Когда это случается впервые, ум, чаще всего, заявляет о своих правах; и эго также нравится мысль о том, что открывшееся принадлежит только ему Мало-помалу, все эти претензии становятся все более шаткими, и человек начинает понимать, что между ним и явленной истиной нет никакой связи. Различие между личностью и целым, универсальным становится очевидным.

Наука все еще очень молода, ей лишь два или три века отроду. Однако за это время ученые обрели смирение. Еще пятьдесят лет назад ученый сказал бы: «Мы открыли». Сегодня он воздержится от таких слов. Он скажет: «Кажется, все находится за пределами нашей досягаемости». Ученые стали пользоваться тем же таинственным языком, на котором говорили мистики прошлого.

Нет нужды торопиться – просто подождите еще сто лет, и ученые заговорят на том же языке, что и Упанишады. Им придется говорить тем же самым языком, на котором говорил Будда; они заговорят на языке Блаженного Августина и Святого Франциска. Им придется говорить именно так, потому что их опыт истины станет глубже, их вера в индивидуальность как личность уменьшится. Чем шире истина открывает себя, тем в большей степени исчезает эго – и однажды личность понимает, что все известное ей она знает благодаря целому: «Эго было ниспослано мне. Меня нет в этом знании. И я несу ответственность за то, что не узнал, поскольку мое «я» было слишком сильным и не дало мне это познать. Мое присутствие было столь цельным, что истина не смогла низойти в меня».

Истина нисходит в пустой ум, и присутствие «я» необходимо только для понимания того, что не является истиной.

Нет, воля целого, воля сущего никогда не станет препятствием на пути научных открытий. По существу, все открытия, сделанные до настоящего времени, стали возможны благодаря слиянию с целым, через капитуляцию. В истину вела и всегда будет вести только одна дверь – дверь капитуляции.

Ошо!

Ваше утверждение о том, что неосознающий ум един с целым, с сущим, создает трудности. Прежде Юнг объяснял это через соотнесение мифологии с коллективным бессознательным. Но слова Фрейда о том, что бессознательное также соединено с Сатаной, лишь усложняют проблему.

Фрейд полагал, что наш неосознающий ум соединен не только с божественным, но и с дьявольским. На самом деле Бог и Сатана – всего лишь наши слова. Когда нам что-то не нравится, мы связываем это с Сатаной. А если человеку что-то понравилось, то он называет это божественным. Я хочу сказать лишь то, что неосознающий ум связан с непознанным. Я полагаю, что непознанное религиозно, и, как мне кажется, Сатана является неотъемлемой частью религиозного.

В сущности, человеческий ум хочет верить, что вещи, которые нас не устраивают, созданы дьяволом, а то, что хорошо и логично, является творением божества. Мы полагаем, что человек – жемчужина творения.

Поэтому все, что нас привлекает, создано божественной силой, а то, что нас отталкивает, – дьяволом: и дьявол – наш враг. Но именно эго человека поставило и Сатану, и Бога себе на службу.

В действительности существует лишь религиозное. Когда мы призываем Сатану или сатанинскую силу – это не что иное, как выражение неприятия. То, что мы называем «злом», является просто нежеланием человека принимать происходящее. Если мы внимательнее присмотримся к тому, что считаем плохим, то немедленно обнаружим скрытое в нем счастье. Если вглядеться в проклятие, то в нем откроется скрытое благословение. По существу, хорошее и плохое – просто две стороны одной медали.

Я не считаю непознанное божественным в том смысле, что оно противостоит дьявольскому. Целостность, которую я называю непознанным, является источником всей нашей жизни, самой основой сущего. Именно из него, как источника существования, возникает одновременно и Равана, символ зла, и Рама, олицетворение добра.

Во тьме мы испытываем страх, поэтому человеческий разум хочет верить в то, что дьявол создал тьму. Так как мы любим свет, нашему уму удобно считать, что божество породило свет. Но, по сути дела, нет ничего плохого в темноте и хорошего в свете.

Тот, кто любит сущее, во тьме найдет столько же религиозного, сколько и в свете. В действительности, из-за страха темноты, мы не способны познать красоту тьмы. Мы не можем оценить аромат, таинственность темноты. Но наш страх – порождение человеческой природы. Мы вышли из пещер, мы прошли через дикость... Там темнота представляла опасность; на человека могли напасть дикие животные, ночь пугала. Поэтому, когда появился огонь, мы стали считать его богом – благодаря огню ночь стала безопасной. Мы разожгли огонь и избавились от страха. По этой причине в нашем опыте тьма начала ассоциироваться со страхом. В сердце человека свет стал ассоциироваться с неустрашимостью.

Но у тьмы есть своя тайна, и у света также есть своя тайна. Все значимые события в этой жизни связаны как с темнотой, так и со светом. Мы закладываем семена во тьме, но цветы распускаются при свете. Мы сеем семена в подземную темноту, корни распространяются в темноте, но цветы растения цветут на поверхности, при свете. Оставьте семена на солнце, и цветок никогда не появится; спрячьте цветок во тьму, и у вас никогда не будет семян. Ребенок зарождается в глубокой темноте, царящей в утробе матери, куда не проникает ни один луч света. Дитя развивается и, со временем, появляется на свет.

Следовательно, тьма и свет вместе являются основой одной и той же жизненной энергии. А разделение, полярность и поиск противоречий – дело рук человека.

Фрейд говорит, что неосознающий ум также соединен с дьяволом... но мышление Фрейда было связано с иудейской традицией. Он родился в еврейской семье, и с детства ему рассказывали о конфликте между Богом и Сатаной. Еврейский народ создал разделение: одна сторона принадлежит Сатане, другая – Богу. В сущности, такое различие является порождением человеческого разума. Поэтому Фрейд считал, что раз плохое поднимается из бессознательного, значит, Сатана должен нести за это ответственность.

Нет, не существует ничего, подобного Сатане. Если мы где-то видим Сатану, то делаем фундаментальную ошибку. Религиозный человек не имеет права видеть дьявола в мире. Существует лишь религиозное. И бессознательное, из которого истина открывается как ученым, так и религиозным деятелям, является дверью в мир религии. Погружаясь в него, человек, несомненно, становится непостижимым.

Чтоб возбудить его бодрость, старший из Куру, предок,

Доблестный в раковину затрубил, звучащую львиным ревом.

Тогда вмиг зазвучали раковины, литавры, бубны,

Барабаны, трубы громоподобным гулом.

На колеснице громадной, белыми коньми влекомой,

Стоя, Мадхава, Пандава в божественные раковины затрубили.

В Панчаджанью – Хришикеша, в Дэвадатту – Дхананджая;

Врикодара же, страх наводящий, трубил в огромную раковину Паундру.

В Анантавиджаю, раджа, дул Юдхиштхира, сын Кунти,

Накула и Сахадэва – в Сугхошу и Манипушпаку.

Ошо!

Раз Кришна затрубил в свою раковину в ответ на ужасающие звуки раковины Бхишмы, нельзя ли рассматривать звук раковины Кришны как реакцию, а не как независимое действие? Может ли звук, вышедший из раковины Кришны и Арджуны, значить что-то еще, помимо простого заявления?

Вопрос состоит в том, является ли звук раковины Кришны реакцией на звук раковины Бхишмы. Нет, это – просто ответ. Звук раковины Кришны не что иное, как ответ. Его нельзя считать призывом к войне или сражению, он означает принятие вызова. Что бы ни принес этот вызов, как бы ни разворачивались события, к чему бы они ни привели, вызов принят.

Полезно несколько глубже разобраться в природе такого принятия.

Каждое мгновение жизни является вызовом, и тот, кто его не принимает, – мертвец, даже если он все еще жив. Многие люди мертвы еще при жизни! Бернард Шоу часто говорил, что обычно люди умирают достаточно рано, хотя хоронят их намного позже. Едва ли не пятьдесят лет проходит между их смертью и похоронами.

В тот момент, когда человек перестает принимать вызов жизни, он умирает – именно в это мгновение. Жить значит каждую секунду принимать новый вызов. Но принимать его также можно двумя способами: со злобой,и принятие становится реакцией; или с радостью, восхищением и счастьем, и тогда это – ответ.

Обратите внимание на описание Гиты того, как Бхишма подул в раковину. Он сделал это с доблестью и вызвал готовность среди других воинов. Огромная радость и волнение распространились вокруг Бхишмы, когда он подул в раковину.

Это – принятие. Что бы ни принесла жизнь... даже войну, и она принята. Конечно, такое действие заслуживает ответа. Поэтому Кришна и Пандавы в ответ затрубили в раковины.

Кроме того, следует отметить, что первым звук раковины пришел со стороны Кауравов. Бремя начала войны остается на Кауравах. Кришна только отвечает; со стороны Пандавов это – всего лишь ответ. Если должна быть война, они готовы сражаться – хотя сами Пандавы не имеют склонности воевать. Пандавам ничто не мешало первыми протрубить в раковину. Но нет, такую громадную ответственность, ответственность за втягивание других людей в войну, могут взять на себя лишь Кауравы.

Начало этой войны очень символично. Стоит обратить внимание еще на одну вещь: именно Кришна первым дал ответ. Раз Бхишма спровоцировал вызов со стороны Кауравов, может показаться странным то, что отвечает Кришна. Правильнее было бы ответить воинам, собравшимся для участия в сражении. Кришна присутствовал на поле битвы всего в роли лишь колесничего. Кришна не солдат, он пришел не для того, чтобы сражаться, – и вопрос здесь не в том, что в действительности он сражается. На звук раковины Бхишмы должен был дать ответ командир армии Пандавов.

Но нет – и это очень символично – звук раковины Кришны спровоцировал ответ. Это значит, что Пандавы воспринимают данную войну всего лишь как ответственность, возложенную на них самим сущим. Они готовы к зову, пришедшему от целого. Они хотят сражаться лишь как инструмент сущего. Поэтому именно

Кришна положил начало ответу, в котором прозвучало согласие на войну.

И это правильно. Ведь достойным будет даже поражение в битве на стороне сущего, а недостойной – победа в войне против него. Теперь для Пандавов даже поражение станет праздником, даже разгром может стать лишь радостью – поскольку это будет не их сражение. Если вообще оно кому-то и будет принадлежать, то только сущему. Поэтому звук раковины Кришны – не реакция, это – ответ В нем нет злобы.

Если бы Бхима затрубил в раковину, это было бы ответное действие. Если бы Бхима дал ответ, он не избежал бы злобы. А раз ответ пришел от Кришны, он представляет собой радостное принятие вызова: «Хорошо, если жизнь подвела нас к точке, где война, наконец, становится неизбежностью, то мы отдаем себя в руки сущего».

Великий лучник Кеши, витязь могучий Шикханди, Дхриштадьюмна,

Вирата и непобедимый потомок Сатьяки, Друпада, его потомки,

Субхадры сын долгорукий, —

Один за другим в раковины затрубили, земли повелитель.

Этот клич раздирал сердца сыновей Дхритараштры,

Наполняя рокотом небо и землю.

Тогда, увидав строй сынов Дхритараштры, мечущих стрелы,

Поднял оружье Пандава, носящий знак обезьяны на стяге,

И Хришикеше, земли владыка, промолвил слово.

Арджуна сказал:

Останови меж двух ратей мою колесницу, Ачьюта,

Чтобы мне рассмотреть предстоящих витязей, жаждущих битвы,

С ними мне нужно сразиться в возникающей схватке.

Арджуна просит Кришну остановить колесницу между двумя ратями, чтобы разглядеть людей, с которыми предстоит сражаться. В данном отрывке есть две или три мысли, на которых следует обратить внимание. На этом мы и закончим нашу утреннюю беседу. Следующий отрывок мы обсудим вечером.

Прежде всего, рассмотрим просьбу Арджуны отвести его на такое место, где он сможет увидеть воинов, с которыми ему предстоит сражаться. Эта просьба показывает, что для Арджуны война является ответственностью, навязанной ему извне. Она – вовсе не зов, идущий из глубины его существа. Война с Кауравами – обязанность, от которой Арджуна не может уклониться; это – не его собственное желание. Для Арджуны война – нечто вынужденное. У него нет другого выбора, кроме битвы. Поэтому перед ним встает вопрос, с кем ему предстоит сражаться, и он просит Кришну показать враждебную сторону. Арджуна хочет увидеть, кто они – те люди, которые пришли с таким желанием сражаться, с такой жаждой войны.

Человек, который сам стремится к войне, не задумывается о том, хочет ли его противник сражаться. Человек, стремящийся к войне, слеп. Он никогда не смотрит на врага; он просто бросается на него. Он не хочет смотреть на врага. По существу, любой встречный для него враг. Ему не нужно видеть врага; он сам создает врага и бросается на него.

Когда внутри человека бушует битва, враги появляются извне. Только если внутри человека не идет война, у него возникает желание узнать, кто всеми силами стремится к сражению, кто готов к битве. Поэтому Арджуна просит Кришну остановить колесницу на стратегической точке, с которой он сможет увидеть всех воинов, собравшихся ни поле и готовящихся к битве.

Во-вторых, важнейшее правило войны состоит в том, чтобы хорошо узнать врага, который намерен сражаться с тобой. Во всех войнах, во всех войнах, ведущихся в жизни, – внешних и внутренних – изучение врага, понимание врага является первым правилом. Только те, кто хорошо знают и понимают своего противника, выигрывают войны.

Именно поэтому милитарист не способен выиграть войну. Он так плотно окружен дымом собственного стремления к войне, что ему сложно понять своего врага. Его желание сражаться столь велико, что ему трудно постичь противника, с которым он намерен вступить в бой. Если вы не знаете, с кем сражаетесь, то с самого начала обречены на поражение.

Таким образом, спокойствие и хладнокровие требуются на войне больше, чем в любое другое время. Умение выступить в роли очевидца требуется для победы в войне в большей степени, чем в любой другой ситуации. Арджуна говорит: «Сейчас дай мне возможность увидеть, взглянуть с позиции очевидца на тех, кто пришел для битвы».

Это необходимо понять.

От злобы способность к наблюдению падает до минимума. Когда вы злитесь, вы почти полностью теряете способность бесстрастно наблюдать. В то же время данная способность больше всего требуется вам именно тогда, когда вы злы. Ирония состоит в том, что взгляд очевидца исключает злобу и наоборот. Обе точки зрения не могут присутствовать одновременно. Когда разозленный человек начинает наблюдать, его злоба исчезает.

Здесь мы видим, что Арджуна не испытывает злобы. Поэтому он способен говорить о наблюдении. В основе его слов лежит не злоба. Кажется, что для Арджуны война лишь нечто внешнее. Она никак не затрагивает его: Арджуна просто хочет взглянуть со стороны на тех, кто пришел на битву, кто стремится сражаться.

Слова о наблюдении обладают большой ценностью. Когда человек идет на войну, будь то с внутренними врагами или с внешними, правильное наблюдение является первым ключом к успеху. Даже если вы намерены сражаться с внутренними противниками, вам не обойтись без правильного наблюдения.

Прежде всего, вы должны внимательно посмотреть на того, с кем вам предстоит сражаться. Если вы планируете бороться с гневом, изучите гнев; если с сексом, присмотритесь к сексу; если с жадностью, задумайтесь над природой жадности. Даже если человек намерен сражаться с внешними врагами, ему, прежде всего, необходимо их тщательно изучить. Кто он, противник? Но вы сможете провести по-настоящему скрупулезное исследование, только если обладаете способностью выступать в роли очевидца. Иначе у вас ничего не выйдет.