Текст книги "Алмаз Мандукья"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Мы больше гуманны, когда сажаем человека на электрический стул, он умирает в течении нескольких секунд. Он даже не понимает этого. Он может думать о чем-то другом, и в это мгновение внезапно к нему приходит смерть. Внезапно он видит, что Ушел, внезапно он видит внизу мертвое тело, а он парит в вышине. Это гораздо более по человечески. Но висеть на кресте сорок восемь часов! Постепенно из вашего тела выходит вся кровь. И ничего не остается после этого. Лишь тогда вы умрете.

Поэтому я не считаю воскрешение великим чудом, но выбраться из иудейской традиции, от еврейской обусловленности, это определенно чудо. Будда выбрался из индуистской среды, из индуистской философии толпы, и это было великим достижением, великим восстанием, которое перетряхнуло весь ум. Он осуществлял это на протяжении шести лет, люди думали, что он медитировал.

Медитация на самом деле, это пустой звук, он включает в себя многие процессы, и основной процесс – это де программирование. Эти шесть лет он просто де программировал себя, выбирался из оков индуизма. В тот миг, когда он полностью выбрался, он стал просветленным.

Два хиппи шли по дороге. Один сказал: « Эй, человек. Мне только что пришла в голову прекрасная мысль!»

«Ух ты, черт возьми. Что это за мысль?»

«Забудь о ней, чувак!»

Но мы именно такие! Мы продолжаем получать великие идеи, но они просто подобны дыму. В один миг они есть. А в другой миг их уже нет. Они нуждаются в решительности и усилиях, в постоянных усилиях, направленных на то, чтобы избавиться от программирования. Потому что нас программировали столько лет. Вы были обусловлены внутри и внешне такой тонкой обусловленностью. До тех пор, пока вы не будете очень наблюдательными и разумными, вы не сможете сбежать из тюрьмы.

Но на самом деле мы не хотим выбраться из тюрьмы. Все, чего мы хотим – это сделать тюрьму немного комфортабельнее, немного уютнее. Красивые картины на стене, хорошая мебель, может быть антиквариат, и вы будете совершенно счастливы. Именно этим занимаются люди, зарабатывают деньги, гоняются за положением, властью. И они делают свои клетки немного лучше, возможно включают кондиционеры, вворачивают электрические лампочки, устанавливают телевизор.

Люди на самом деле не интересуются тем, чтобы покинуть эту тюрьму. Если бы они интересовались этим, никто не мог бы им помешать. Возможно, это может потребовать усилий, постоянных усилий, настойчивости, но они не могут выбраться из этого.

Холостяк молился: «Молюсь тебе, Господи, я не могу жениться. Но если я женюсь, я не хочу быть рогоносцем, но если я им стану, я могу об этом и не знать. А если узнаю, я не придам этому значения».

Первое состояние – это так называемое пробужденное состояние, это ощущение реальности, к которому все мы привыкли.

Это то, что мы называем объективной реальностью. Наука изучает эту объективную реальность, которую мы осознаем нашем так называемо пробужденном состоянии. Именно поэтому Упанишады зовут науку авидьей, невежеством. Это очень странное определение науки. Но также очень истинное. А религию они называют видья, истинной наукой, истинным знанием, мудростью. Науку же они вообще не считают наукой, потому что слово наука означает знание, но наша наука – это не знание. Они называют ее авидьей, невежеством. Английское слово невежество прекрасно, оно означает то, что вы игнорируете самое важное и одержимы не важным.

Упанишады правы в том смысле, что они называют науку авидьей, потому что мы игнорируем себя. А то, что мы пытаемся изучать – это только реальность так называемого пробужденного состояния. Пробужденное состояние само по себе ложно, поверхностно и реальность, которую оно наблюдает также вынуждена быть поверхностной.

Внимание направляется во внешний мир, и вы наслаждаетесь миром во всем его многообразии.

Ум может действовать либо внешне, либо внутренне. Когда он действует внешне, он становится экстравертным и возникает наука. Когда он действует внутренне, он становится субъективным и пребывает в мечтах.

Психология изучает сны, а наука изучает ваше так называемо пробужденное состояние. И это составляет все наше сегодняшнее знание: наука плюс психология. Эйнштейн плюс Фрейд. Два еврея. Это весь наш вклад в человеческое развитие.

Второе состояние – это ощущение субъективного мира, сновидения.

Хейергард определил религию как субъективность, но он ошибается. Религия не имеет никакого отношения к субъективности. Объективность – это наука. Субъективность – это психология, а религия выше и того и другого.

Что вы делаете, когда видите сны? На самом деле, это очень странно, но также истинно, ваши сновидения намного более реальны, чем так называемое пробужденное состояние. Именно поэтому психоаналитики хотят изучить ваши сновидения. Ваше пробужденное состояние настолько лживо, что на него нельзя положиться. Все, что вы говорите, этому нельзя доверять. Вашим снам можно доверять больше. Это странно, сны, которые вами воспринимались как не реальные, более надежны, чем так называемое пробужденное состояние, которому верить вообще нельзя.

Люди говорят одно, а делают что-то другое, каждый стал политиком в пробужденном состоянии. И тот миг, в который вы не политики в пробужденном состоянии происходит чудо: ваши сны исчезают, и вы вообще не видите снов. Сновидения – это предварительный процесс. Все, что вы подавляете в пробужденном состоянии, становится вашими снами, а то, что подавленно, больше вам свойственно.

Это истинная история о том, как Анди Юнг был снят со своего поста в качестве посла Объединенных Наций президентом Картером.

Все началось на вечеринке, на которой они оба присутствовали. Президент встретил Анди в туалете. Встав над унитазом, президент внезапно спросил: «Боже мой, Анди, откуда ты взял такую большую машину?»

«Понимаешь, это просто, Джими, – ответил Анди, – каждую ночь перед тем, как пойти спать, я вынимаю его и бью им по спинке кровати несколько раз. И благодаря этому он делается все больше и больше с каждым разом».

Президент казался удивленным. Он поблагодарил Анди за прекрасный совет и ушел. Когда Джими вернулся домой, он снял свою одежду, встал около кровати и громко стукнул по спинке кровати своей машиной. Его жена, Розалин проснулась и спросила спросонья: «Это ты, Анди?»

Люди гораздо правдивее, когда спят! Сновидения обнажают вашу реальность. Когда вы находитесь в так называемом пробужденном состоянии, вы осторожны, вы говорите лишь то, что должно быть сказано, что следует говорить.

Лукович и Кашера выбрались из трактира, подошли к столбу, вытащили свои принадлежности и начали писать.

Их увидел полицейский, он поднял свою дубинку и закричал: «Уберите это, и остановитесь!»

Пьяницы послушались его и спрятал свои штуки в штаны, и один из них улыбнулся. Другой спрашивает его: «Кашера, чего ты смеешься?»

«Просто я обманул этого копа, я убрал свою штуку, но не перестал делать то, что делал».

Когда люди пьяные, они более правдивые, честные! Когда люди не пьяные, они обманчивы, хитры. И именно поэтому все пьяницы все время более любвеобильны, они лучше, с ними легче поддерживать компанию. Святые не компанейские. Вы не сможете прожить со святым двадцать четыре часа, если это действительно святой, вы не можете. Двадцати четырех часов с ними будет достаточно для того, чтобы довести вас практически до самоубийства. Вы будете готовы либо убить его, либо убить себя. Преступники более невинны, потому что они не подавляют себя. Святые очень уродливы, потому что вся их жизнь посвящена подавлению.

Если бы вы могли сделать маленькие дырочки в головах ваших так называемых святых, вы с удивлением обнаружите, что происходит у них внутри. Их сновидения уродливы. Преступники не видят уродливых снов. Я жил и с теми и с другими. Преступникам снятся сны, в которых они становятся святыми. А святым снится, как они стали преступниками. Этот мир перевернут вверх ногами. Это очень странный мир. Преступники всегда думают о том как стать Богом, а святые всегда мечтают о том, что они подавили: о своей сексуальности, о желании наесться как следует, о деньгах, о власти. Они могут быть такими обманчивыми, что их сны могут быть не непосредственными а косвенными. Нужен психоаналитик для того, чтобы объяснить такие сны.

Согласно Мандукья Упанишаде, согласно Будде – это второе состояние сознания, которое ближе к реальности, помните об этом. Фрейд не открыл ничего. Пробуждение, ваше пробужденное состояние наиболее далеко от истины, а сновидения немного ближе.

Здесь внимание направляется внутрь, вы очарованы тонкими творениями своего ума.

Третье состояние – это глубокий сон.

И оно даже ближе, самое близкое.

В нем ум покоится, но в нем нет осознанности.

Сначала ум сосредоточен на внешнем. Это экстравертное состояние. Второе состояние – это когда ум настроен на внутреннем. Это интровертное состояние. Но в обоих случаях ум действует. В одном случае он направлен к объективной реальности, в другом случае он направлен к субъективной реальности. В третьем состоянии, ум покоится, он не действует.

Вот почему Патанджали сказал, что сон без сновидений наиболее близок к самадхи, но есть лишь одно различие. Если вы можете добавить осознанность к вашему сну без сновидений, вы станете просветленными, вы достигнете самадхи.

Третье состояние – это состояние глубокого сна, в котором ум покоится, но в нем нет осознанности.

Не хватает лишь одного, иначе вся ситуация готова. Просто немного пробуждения, немного осознанности, и вся ваша жизнь будет преображена. Сон без сновидений – это сон, который питает тело, который дает вам ощущение отдыха. Ночью вы постоянно видели сны, и утром вы будете совершенно исчерпанными и усталыми. Если вы по крайней мере хотя бы немного поспите без сновидений, вы проснетесь совершенно освеженными, и утром вы скажете: «Я очень хорошо спал. Это было так блаженно!» Но это будет только утром, потому что в то самое мгновение, в которое с вами происходил глубокий сон, вы этого совершенно не осознавали, вы были совершенно бессознательными.

Поэтому третье состояние, которое самое близкое, есть пустота. Ум больше не действует а душа еще не начала действовать. Упанишады называют это состояние пограничным, сумерками. Утро и вечер. Когда одно состояние ушло, а другое еще не наступило. Это граница. Вы соприкасаетесь с этим каждый вечер. Каждый здоровый человек соприкасается с этим каждый вечер.

Если бы вы не соприкасались с ним, вы бы сошли с ума, просто стали сумасшедшими.

Это состояние не двойственности. Из него вырастают волны мышления. Им наслаждаются просветленные, как океаном тишины и блаженства.

Обычно вы этого не осознаете, но если вы просветленные, вы ощутите его как океан тишины и блаженства.

Четвертое состояние, турия, говорят мудрые, это чистого бытия.

Чистое означает просто осознание.

Четвертое состояние – это состояние чистого бытия, так говорят мудрые. Оно покоится в сердце каждого, и оно всем управляет, все видит. Оно есть источник и цель всего сущего.

Мы должны достигнуть этого четвертого состояния. Тот, кто достигает четвертого состояния, становится удовлетворенным. Его весна наступила, его лотос открылся. Он стал буддой, Христом.

ГЛАВА 6
ВЫ ДОЛЖНЫ ПРЕВЗОЙТИ ДВОЙСТВЕННОСТЬ

Вопрос:

Ошо, снова вы приглашаете нас выкрикивать правду с крыш домов. Да, если сказать искренне, я нахожусь там, творчество становится все более насыщенным и обширным. И моя песня становится все более и более разукрашенной, в ней больше танца и благодати.

Но с другой стороны пустое пространство, холодная тишина, они зовут меня все более и более мягко, все больше и больше соблазняют меня, все больше и больше пугают, потому что в этой тишине все краски моего творчества увядают. Танец теряет свою страсть. Песня глохнет. Слова выпадают из моих рук, и я остаюсь печальной, с пустыми руками, и не остается больше песни, которую я бы могла петь. Что я буду кричать с крыш домов?

Это одна из самых важных трудностей, практически вечный вопрос. В каждый времена, в каждой стране, в каждой мистической школе медитирующие сталкивались с этой трудностью. Если кто-то становится экстатичным, он теряет тишину, потому что экстаз, в конце концов, это прекрасная форма возбуждения. Это беспокойство, приятное, но все таки беспокойство.

Блаженство приносит свой собственный хаос, свои собственные передряги, свой смех, свои слезы, свое творчество, свою песню. И вы вынуждены устать от этого, исчерпать себя. Вы не можете быть постоянно в экстазе. Раньше или позже, вам хочется перейти к другой крайности, к тишине.

Экстаз – это логическое завершение всего прекрасного, страстного, интенсивного, но вы не можете оставаться на такой вершине страсти и интенсивности долго. Вам придется вернуться обратно в глубокое, темное ущелье тишины для того, чтобы отдохнуть, отоспаться, подпитаться, обновиться.

Поэтому возникает желание тишины, необычайное желание тишины, и конечно у вас возникает такое ощущение, что вы потеряете все свое творчество, всю вашу радость. И с вершины экстаза, тишина естественно выглядит пустой и сама идея о передвижении в тишину кажется самоубийственной: заманчивой, восхитительной, соблазнительной, но одновременно самоубийственной. Потому что вы потеряете вашу песню, ваш танец, ваша печаль растет. Но даже если печаль растет, вы должны погрузиться в тишину, вы должны попасть в темные ущелья, которые выглядят пустыми, которые выглядят подобными смерти. Вот откуда берется страх, чувство страха.

Те, кто пытались жить на вершине экстаза, остались только поэтами, они так и не смогли стать мистиками. Некоторые люди пытались сделать это, но потом им приходилось искать своего рода расслабление на вершине. Именно поэтому некоторые поэты, все творческие люди: художники, танцоры, певцы, раньше или позже притягивались к наркотикам, потому что возбуждения в них было слишком много. Нужно полностью забыть об этом. Вы должны передвинуться либо в тихое ущелье, либо можете остаться на вершине, но впасть в глубокое забвение.

Это не случайно, что с самых ранних дней Риг Веды, поэты всегда интересовались психоделическими наркотиками. В Риг Веде это была сома, теперь это ЛСД или марихуана. Творческие люди пользовались всевозможными психоделическими средствами. Разумная причина этого в том, что никто не может постоянно жить в возбужденном состоянии. Это уничтожит вас. Если вы не хотите попасть в тишину, единственный способ избежать постоянного, страстного, лихорадочного состояния – это интоксикация: алкоголь, опиум, и все остальное.

Люди, которые перешли в молчаливое ущелье, кто жил в тишине, боятся попасть на вершину экстаза, потому что им кажется, что после того, как они попадут на эту вершину экстаза, они потеряют свою тишину. Таковы монахи. Монастыри были созданы для этих людей. Эти люди двигались в спрятанные пещеры в Гималаях и другие горы, они не возвращались в мир. Они не хотели общаться, не хотели любить, не хотели жить. Они жили только по минимуму, чтобы сохранить ту тишину, которую они обрели. Но они стали холодными. В начале это выглядит как холод, но потом становится еще холоднее и холоднее. Они почти что замерзают до смерти.

Люди, которые живут в монастырях – это мертвые люди. Если вы не творческие, вы не можете быть живыми. Жизнь может иметь лишь одно значение, и это – творчество.

Бог – это высшая жизнь, именно поэтому он – это высший творец. Если вы хотите жить интенсивно, тотально, полноценно, целостно, вы должны творить, должны общаться, должны любить, вы должны быть многомерными. В монастырях люди живут одномерной жизнью, плоской жизнью. Конечно, у них нет возбуждения, и поэтому они не устали от этого. Но из-за того, что они просто сидят, у них нет никакой песни внутри, нет весны. И они превращаются в пустыню, в пустынную пустыню. Это была одна из самых серьезных трудностей для всех медитирующих: вы должны выбрать либо тишину, после чего вы будете мертвыми, холодными, не любящими, твердыми, отмороженными, либо вы выбираете творчество, вы живете интенсивной жизнью, страстной жизнью, но очень устаете.

Мои усилия, Сарджано, направлены на то, чтобы соединить эти две противоположности в вашей жизни воедино. Если вы спросите у меня как можно определить медитацию, я бы определил ее как искусство, как алхимию преображения полярных противоположностей в дополнение друг друга. И не нужно выбирать. Вы должны быть жидкими, подвижными, эластичными для того, чтобы передвигаться от одной противоположности к другой. Вы должны знать о том, что они дополняют друг друга, они не противоречат друг другу. Они не враги, они друзья. Точно также, как электричество не может существовать без положительных и отрицательных зарядов, точно так же, как день не может существовать без ночи, точно так же, как жизнь не может существовать без смерти, творчество не может существовать без тишины. Также истинно обратное: тишина не может существовать без творчества.

Мой собственный опыт и наблюдения таковы: жизнь, которая включает в себя и то и другое – это истинная жизнь. И не вижу причины, по которой мы должны следовать тарой обусловленности, которая свойственна нам из столетия в столетие. Тысячи лет программирования создали это разделение. Иначе разделения бы просто не существовало.

Точно так же, как вы выходите из дома, когда становится слишком холодно внутри, вы выходите наружу на солнце. Или когда становится слишком жарко снаружи, вы входите внутрь в прохладную тень. Разве здесь есть противоречия? Разве вам нужны большие усилия для того, чтобы синтезировать выход из дома и вход в дом? Об этом речи не стоит. Это ваш собственный дом, ваш собственный сад. Одни и те же ноги, одна и та же походка позволяют вам войти в дом и выйти из него. Просто направление отличается. Иногда вы сталкиваетесь с внутренним пространством, а иногда с внешним.

Нужно помнить одно: когда вы способны легко перемещаться из внутреннего пространства во внешнее, и из внешнего пространства во внутреннее, вы превосходите двойственность. И больше становитесь ее жертвой.

В этом заключается все послание Мандукья Упанишад: нужно преодолеть двойственность. Но вы не можете ее преодолеть выбрав что-то одно. Это не будет преодолением, потому что вы зацепились за что-то одно.

Сарджано, ты говоришь:

«Снова вы приглашаете нас выкрикивать правду с крыш домов».

Снова и снова я буду это делать. Потому что я хочу, чтобы ваша тишина стала поющей тишиной. Помните, даже тишина включает в себя песню. Это может быть не ваша песня. На самом деле, это не может быть ваша песня, потому что тишина имеет свою собственную песню. Вы можете потерять свою песню, она должна быть потеряна, только тогда тишина может петь.

То, что вы воспринимаете как творчество, страсть и интенсивность все еще связано с вашим эго.

Ты говоришь:

«Но с другой стороны пустое пространство, холодная тишина, они зовут меня все более и более мягко, все больше и больше соблазняют меня, все больше и больше пугают, потому что в этой тишине все краски моего творчества увядают».

Творчество не будет уходить, может уйти только ваше творчество, но это совершенно другое. На самом деле, твое творчество не слишком то важное. Когда тебя больше нет, вырастает творчество, которое ты не можешь считать своим. И тогда начинает происходить что-то действительно важное, тогда возникает песня тишины.

Ты говоришь»

«Да, если сказать искренне, я нахожусь там, творчество становится все более насыщенным и обширным. И моя песня становится все более и более разукрашенной, в ней больше танца и благодати».

Это все еще твоя песня. Пусть это будет только песня! Пусть это будет только творчество, танец без танцора, песня без певца, творчество без того, кто творит. Ты можешь легко и величественно перейти с вершины творчества тишину. И ты будешь ей наслаждаться, она не будет пустой. Она будет перетекать, она будет беременна, она не будет пустой, потому что она будет питать тебя, она будет питать твои источники творчества.

Твои песни будут рождаться из твоей тишины, они возможно не будут выражаться в твоей тишине, но они будут рождаться в твоей тишине. И когда наступает очередь творчества, а она обязательно наступает, точно так же, как день сменяет ночь и ночь сменяет день. Она придет. Есть равновесие: половину времени ты будешь молчалива, а половину времени ты будешь творить. Когда приходит черед творчества, ты будешь знать о том, что эти песни родились в твоей тишине, именно твоя тишина была беременна ими.

Девять месяцев ребенок находится в утробе матери, утроба не пустая. Конечно, вы не можете видеть ребенка, но ребенок растет. На самом деле, было бы лучше, чтобы никто не видел ребенка, потому что это может повредить его росту. Это может быть глубокое вмешательство.

Именно поэтому все растет в темноте, семена растут в темноте, дети растут в темноте. На самом деле, все растет в темноте, спрятанным под землю. Никто не может видеть этого, это не видно. Никто даже не знает о том, что все это растет в темноте. И потом однажды внезапно появляются ростки, но они были взращены тишиной. Появляется растение, расцветают цветы, но они были рождены тем периодом, который предшествовал этому. Однажды ребенок рождается. Если утроба пустая, откуда бы появился ребенок?

Поэтому не считайте тишину пустой. Она выглядит как пустая для тебя, Сарджано, из-за длинной тени эго. Оно умирает, но умирает очень медленно. Это вполне нормально. Не нужно спешить. Если ты будешь спешить, эго может вернуться. Спешка нужна только при ловле блох. Если ты будешь спешить, ты можешь спрятать его куда-нибудь. Но раньше или позже оно отыщет себе тропку, если не через главный вход, то через черный ход. Каким-нибудь тонким способом оно войдет внутрь. И лучше оставить его умирать медленно, с глубоким пониманием, чтобы ничего не осталось.

Именно из-за эго наука кажется такой пустой. Именно из-за эго ты чувствуешь то, что все твои краски творчества исчезают. После того, как эго больше не будет, все будет также, но твои объяснения будут другими. После этого ты больше не будешь говорить, что все краски увяли. Ты будешь говорить: все краски растворились и перемешались, и цвет стал одним, белым. Тогда ты увидишь красоту белого цвета.

Белый цвет – это не белый цвет, это соединение всех цветов. Он представляет собой чистоту, невинность, отсутствие эго. Ты будешь воспринимать его как удивительный белый цвет, белоснежный. И ты сможешь вдуть все цвета в нем. Конечно в спящей форме, в зародыше, в тишине, в покое. Когда все цвета покоятся в лоне существования, они становятся белыми. Они не увядают, они только покоятся. Это время– семя.

Каждое дерево вырастает из семени и в однажды снова становится семенем. Оно вернется, семена несут в себе эту программу. Все листья, их строение, их узоры, их состав, все ветки, все цветы, все спрятано в семени, в маленьком семени. Но для того, чтобы видеть то, что скрыто в семени, вам нужна необыкновенная чистота. Но если у вас есть эго, необыкновенная чистота вам не доступна. Эго загрязняет, нарушает ваше видение.

Ты говоришь:

«Танец теряет свою страсть».

Когда эго больше нет, ты будешь все воспринимать по-другому. Ты будешь видеть, как остается танец, но нет танцора. Это не страсть. Когда нет танцора, страсть не приносит усталости, страсть больше не исчерпывает вас. Он несет в себе интенсивность, но теперь огонь больше не горит, он лишь дает свет Это тот же огонь, но теперь он дает свет.

Ты говоришь:

«Песня перерывается».

Прерывается не песня, прерывается эго. Но из-за того, что ты отождествляла песню с эго, когда прерывается эго, тебе кажется, что прерывается песня.

Я могу тебе сказать с собственной точки зрения, и меня поддерживают все будды прошлого, песня никогда не прерывается. Будда стал просветленным и сорок два года каждый его жест был песней. Его тишина была песней, его слова были песней. Говорил ли он что-то или нет, песня продолжалась. Песня не прерывается.

Ты говоришь:

«Слова выпадают из моих рук, и я остаюсь печальной, с пустыми руками, и не остается больше песни, которую я бы могла петь».

Нет, твои объяснения неправильны, Сарджано. Ты чувствуешь себя печальной из-за того, что исчезает твое эго, но до сих пор именно эго приносил тебе радость. Единственная радость, которая знакома людям – это радость эго. Теперь эго постепенно увядает, и вы чувствуете себя печальными, вам кажется, что ваши руки пусты, потому что ваши руки были полны эго.

Когда однажды вы поняли это, вы не будете больше видеть свои руки пустыми. На самом деле, вы будете видеть, что все пространство небес находится в ваших руках. Они не пусты. Вы будете видеть полноту, а не пустоту.

Я всегда жил в пустых комнатах, в них не было ни мебели, но лишь все необходимое: один стул, даже не два стула, потому что ко мне никто не приходил. И я всегда наблюдал: когда очень редко ко мне кто-нибудь приходил, они говорили, что-либо комната пуста, либо что она просторная. И из ста людей, лишь дин говорил: «Какая просторная комната! Мне это нравится».

Английское слово комната просто означает пространство, обширность, но не означает пустоту. Поэтому у меня была самая большая комната в мире, самая просторная, было много пространства, не было никаких препятствий. Было доступно все небо целиком. Лишь иногда кто-то говорил: «Какое пространство!» И у этого человека было определенное понимание. Иначе бы он сказал: «Пустая!» Со своей точки зрения правы и те и другие.

Но ты должна понять, Сарджано, что она не пустая. И это не значит, что у тебя нет больше песен, которые ты бы могла петь. Просто твое я исчезло. Исчезла ты, а не песня. И поверь мне, когда ты полностью исчезнешь, лишь тогда песня появится. Тогда она будет божественной.

Мы назвали в Индии Бхагавад Гиту – божественной песней. Бог поет через вас, вы же просто полый бамбук.

Вопрос:

Ошо, я сталкиваюсь с такими обстоятельствами, которые часто вынуждают меня чувствовать напряжение и разочарование. Это совершенство, спешка, усилия и т. д. Может быть, таково особое положение в Германии? Я – немец!

Обусловленность как таковая всегда немецкая, в большей или меньшей степени. Потому что обусловленность – это желание твоих родителей, общества, государства, прошлого, они направлены на то, чтобы сделать вас совершенными. И после того, как семя, амбиции достижения совершенства попали в вас однажды, вы не можете больше оставаться теми же.

Желание совершенства полно неврозов. Конечно, немцы намного опережают в этом отношении всех других. Они – это передовой отряд тех, кто стремится к совершенству. Но у всех желания одинаковые. Все родители проиграли. И из-за своего поражения, они нагружают своих детей этим грузом желания совершенства. Они не смогли преуспеть в этом сами. И теперь они хотят жить по-другому через своих детей. Они не любят детей. Если бы они их любили, они бы не стали программировать их. Именно это стало бы выражением их любви. Если вы кого-то любите, вы не обуславливаете этого человека.

Если ваши родители любят вас, первое, что они никогда не будут делать, это обуславливать вас своими амбициями. Но их обусловили их родители, они пытались жить согласно их желаниям. Желаниям их мертвых предков. Но у них ничего не получилось. Теперь они думают, что может быть не было времени, может быть обстоятельства им не позволили. Возможно то, что было не осуществимо в их жизни, осуществиться в жизни их детей, так они думают. Поэтому они живут через детей.

Обусловленность означает то, что они должны умереть, но тем не менее, они могут жить на тонком плане посредством своих детей. Это жажда бессмертия. Они знают, что их тела погибнут, именно поэтому они так одержимы детьми. «Этот ребенок Должен быть моим, и ничьим другим. И эта моя часть, моя кровь и плоть, мое продолжение будет жить. Меня не будет, но, по крайней мере, что-то от меня будет жить».

Именно поэтому все общества настаивали на том, что женщины должны быть девственницами до замужества, чтобы убедиться в том, что ребенок ваш. И ничей другой. Откуда эта одержимость? В лучшем мире, в более понимающем и человечном мире, если отец будет чувствовать, что его ребенок может найти в ком-то лучшего отца, чем он, он не будет сопротивляться этому. Если он калека, если он болеет, если у него есть какая-то наследственная болезнь, будет прекрасно, если он решит не предавать этой болезни своему ребенку. Лучше, если найдется кто-то, кто может передать вашему ребенку лучшее тело, лучшее здоровье, более продолжительную жизнь, больше разума, и вы согласитесь с этим.

Причем это вполне возможно, теперь это очень просто. Точно также как мы отдаем кровь, все гении могут отдавать семя, которое может быть сохранено. Эйнштейн мог быть сохранен. Он пожертвовал голову, это глупо. Ему нужно было пожертвовать семя. Они могли быть сохранены. Потому что в этом случае у миллиона детей могли быть те же способности, как у Альберта Эйнштейна. Люди полные любви, решат, что это самая лучшая возможность. И то же самое относится к матери. Не обязательно матери давать рождение ребенку, можно просто использовать ее лоно. Это может случиться даже в научной лаборатории.

Мы можем создать совершенно другое человечество после того, как эта старая, идиотская одержимость будет отброшена. Эта одержимость – это проявленбие эгоизма. Но мы не только даем наши тела детям, мы настаиваем на том, чтобы дать им наши умы также. Именно для этого нужна обусловленность. Нужно попытаться передать свой ум детям.

Никогда не пытайтесь отдать свой ум детям! Вы прожили его и вы знаете его несчастье, тем не менее, вы настаиваете на том, чтобы дать его своим детям. Вы были католиками, протестантами, индуистами, мусульманами. Чего вы достигли? Где вы? В чем смысл всего этого, в чем важность. Какая поэзия выросла в вашем бытие? И тем не менее, вы настаиваете на том, чтобы передать ту же самую уродливую структуру вашим детям? Вы выступаете как враги своим детям, а не возлюбленные. Вы не любите их. Если бы вы любили, вы бы не стали передавать свои идеи вашим детям. Вы бы настаивали: «Помните, по крайней мере, избегай вот этого. Делай все, что хочешь, но только помни о том, чтобы не стать христианином, не стать индуистом, но стать коммунистом. Я был им, это было совершенно бесполезно. Поэтому постарайся избегать этого».

Каждая мать, каждый отец должен передавать ребенку знание о том, что его определенная структура, образ жизни не привели ни к чему, все провалилось. «Поэтому не совершай той же ошибки снова. Попытайся пройти через другую дверь, попытайся пройти по другому пути, исследовать самостоятельно». Но до сих пор этого еще не случилось. Именно поэтому человечество живет таком несчастье и аду.