Текст книги "Поцелуй шипов (ЛП)"
Автор книги: Беттина Белитц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)
– У тебя иногда не появляется искушения? – спросила Джианна заговорщицки и пнула меня под водой коленом.
– Не сегодня, – ответила я сухо. – Нет, серьёзно, на самом деле никогда. Мне он очень нравиться, во всяком случае в большинстве случаев, но Колин ... Колин неповторим. Во всём. Я так думаю.
Джианна подставила руки под волны и смочила свои тёмные волосы.
– Мне он нравится, знаешь?
– Кто – Тильманн? – Я снова рассмеялась. Большую часть времени Джианна его игнорировала, а если обращалась, тогда скорее по-матерински строго, а не дружелюбно или даже ласково.
– Нет. Он тоже, но он не воспитанный, дерзкий хам. Нет, я имею в виду Колина. Он мне нравится. Я его боюсь, но ... уважаю. Я считаю его выдающимся. Он наш трагичный герой.
Слова Джианны вызвали во мне глубокую, болезненную меланхолию, сделавшую меня беспомощной и маленькой.
– Джианна, что нам теперь делать? – вырвалось у меня. – Что вообще мы здесь делаем?
Пауль и Тильманн добрались до прибоя, вылезая из своих футболок.
– Очень просто, Эли. Сегодня мы не будем ничего делать. И завтра тоже. Колин даст нам время, чтобы мы привыкли, и мы его используем. Пока его здесь нет, Тесса не придёт. Это ведь так, не так ли?
Я кивнула. Да, это обещание я могла дать Джианне. Я бы почувствовала, если бы она была по-близости. Но её не было. В этот момент, когда волны так мягко и играючи накатывали на мой живот, я совсем не была уверенна в том, существовала ли она вообще.
– Ладно, тогда я скажу тебе, что мы будем делать, – продолжила Джианна. – После, мы спокойно пойдём и купим продукты, приготовим себе что-нибудь поесть, сядем на террасе и выпьем красного вина, пока температура не понизиться ниже 25 градусов. Мы не будем делать ничего другого, а именно это. А завтра, а возможно лишь послезавтра, подумаем ещё раз о формуле. Не раньше.
Ничего не делать. Это звучало банально, слишком желанно. Действительно ли Джианна хотела подождать, дать пройти времени, прежде чем мы заговорим о формуле? Разве это не слишком рискованно? Но у меня наготове не имелось идеи получше. И разве она не предлагала именно то, к чему я так стремилась всю весну? Купаться в море, наслаждаться солнцем, отдыхать? Больше не думать, лучшего всего вообще ничего не чувствовать? Не стоит ли мне отведать немного всего этого, прежде чем ужас возьмёт своё?
И я попыталась отведать, сначала рассеянно, не могла наслаждаться, но после двух продолжительных схваток на воде с Паулем и Тильманном, во время которых я подавилась смехом, выплёвывая солёную воду, горячей битве за два душа в доме и молниеносного обеда, который Джианна приготовила нам, меня, во второй раз после Гамбурга, охватила успокаивающая уверенность в том, что я смогу проспать всю ночь и возможно даже увидеть сны.
Молча мы сидели на террасе и прислушивались ко всем звукам в темноте – постоянному стрекотанию сверчков, хрусту шин велосипедов на писке улицы, мелодичным крикам на итальянском языке, которые я не понимала – пока свет в других домах не потух, а моя таблетка от головы наконец начала действовать. Я последняя легла спать, успокоившись из-за уверенности в том, что мы, с самого прибытия, больше не ругались. Они были ещё здесь, рядом со мной, и я не хотела делить этот маленький дом ни с кем другим, а только с Паулем, Тильманном и Джианной. Мы составляли одно целое. Не хватало только Колина.
Не проверив, есть ли там скорпионы, термиты или змеи, я голая, легла на узкую койку, ставни закрыты, стеклянные двери террасы на распашку и позволила непрекращающемуся шелесту белых тополей и шуму моря убаюкать себя, впав в смеренный, целительный сон.
Потому что я была не одна. У меня есть друзья.
Часть вторая – Мания
Сердечные дела
– Что именно, ты на самом деле знаешь о Тессе – ну, я имею в виду о её привычках?
Сначала я почистила ещё один лысый персик и тщательно разрезала его на небольшие кусочки, прежде чем ответила. В течение многих дней мы обходили тему Тесса стороной, а теперь Джианна подняла её, как раз во время нашего скорее молчаливого ритуала приёма пищи. Мы все вместе сидели на кухне и готовили большую миску «Макидония». Это фруктовый салат из всего, что можно найти в саду южной Италии и что предлагает торговец, который каждый второй день, грубо крича через громкоговоритель, мчится по нашей пыльной улице, чтобы обеспечить её жителей витаминами. Итальянцы любят громкоговорители, эта одна из тех вещей, которые я выучила после нашего прибытия. А жару выносить легче всего, когда ешь много фруктов.
Наши обеды состояли из макарон, овощей, рыбы и фруктовых салатов, потому что Джианна придерживалась мнения, что если уж мы направляемся навстречу смерти, то должны, по крайней мере, сделать это здоровыми и откормленными. Пока мы ещё не заходили дальше неправдоподобных вялых замечаний, когда кружили вокруг темы Тесса, так как ещё никому из нас не пришла в голову идея, как осуществить загадочную формулу. А если кому-то и пришла, то это держали в тайне. Хотя мы, из-за Тессы, приехали на её родину, всё же объявили её негласным запретом. Как и все другие запреты, этот тоже был очень опасным.
– Я знаю не особо много, – призналась я со вздохом. С размаху забросив кусочки очищенного персика в чашку. Джианна подлила немного лимонного сока, чтобы затем энергично помешать салат, в то время как я размышляла над тем, как мне лучше всего преподнести мои знания о Тессе, не оскорбив при этом Колина. – О её жизненных привычках я собственно, почти ничего не знаю. Только о её привычках охотиться. Но возможно это тоже самое.
Мои встречи с Тессой были скорее односторонними. Я видела её, а она меня нет. Я считала её неприятной, глупой и злобной. Почти невозможно описать её безграничную жадность, которая особенно тогда определяла её действия, когда она находилась рядом с Колином. Охмелев от желания совокупиться, она становилась непредсказуемой. В остальном она вероятно, следовала одним и тем же законам, как и любой другой Мар: днём отдыхала, ночью охотилась.
– Может быть, Тильманн сможет сказать больше, – предложила я, после того как несколькими предложениями представила Джианне мои теории. В конце концов Тильманн воспринял её иначе, чем я. У Колина мы не могли спросить совета. Его здесь ещё не было.
– Да, возможно он и сможет, – пробурчала Джианна и начала резать на куски импортированный банан. – Если граф Кокс снизойдёт до того, чтобы поговорить с нами, а не будет появляться только во время трапез.
– Хм, – сказала я. Мы все были не особо общительны, потому что жара не позволяла, слишком много думать и говорить, но Тильманн, с нашего прибытия, держался на расстояние, не принимал участие в разговорах и ничего с нами не предпринимал; занимался своими делами. Часами он сидел наверху, на своём чердаке, углубившись в книги, или же лежал на небольшом балконе в тени. Иногда он покидал своё убежище, но только для того, чтобы сходить в туалет или же на террасе набить живот. Иногда нам удавалось уговорить его пойти с нами поплавать, чаще всего в конце дня, когда жара немного спадала, но он никогда не выдерживал на пляже долго и вскоре снова возвращался в свою каморку. Мы не могли понять ни то, что его волновало, ни то, почему он так решительно исключал себя из всех наших мероприятий и почему именно уединялся. Ведь это он был так одержим тем, чтобы приманить Тессу и предстать перед её лицом – больше, чем кто-либо другой из нас.
– Я думаю, он не способен играть в команде, Эли. – Джианна опустила нож, твёрдо на меня посмотрев. Хватило всего несколько дней, и её оливкового цвета кожа покрылась более тёмным бронзовым тоном, в то время как я боролась с ужасной майорковой акне. У меня появились первые волдыри с обратной стороны колен и локтей и начали чесаться, а после того, как я их расчесала, гореть, как огонь. Но постепенно расчёсанные места начали заживать, и я больше не выглядела, как прокажённый краб.
– Я знаю, что он тебе нравится, – продолжила Джианна, жестикулируя ножом опасно близко пред моим носом. – Но моё первое впечатление подтвердилось: он избалованный, незрелый хам, который пытается увильнуть от всего, что может повлечь за собой работу.
Это правда. Паулю пришлось самому подготавливать конюшню; кроме того, он с помощью Джианны, которая исполняла обязанности переводчицы, организовал доставку тюков сена и соломы. Тильманн даже не пошевелил пальцем, чтобы подсобить ему, хотя Пауль так же страдал от жары, как и он.
Тем не менее, я должна была возразить.
– В действительно рискованных ситуациях, пока что, я всегда могла положиться на Тильманна. Он всегда был лоялен и свою собственную безопасность ставил на последнее место. Он даже предложил себя Францёзу, чтобы проверить, в состояние ли тот ещё похищать!
– Возможно, но люди меняются. У меня такое впечатление, что он хотел улизнуть от школы и своих обязательств, чтобы спокойно возвеличить своё эго. А этого я не потерплю. Джианна ударила ладонью по столу.
Я подошла к раковине и подставила липкие пальцы под кран, чтобы Джианна не увидела мой ухмылку. Меня снова и снова забавляла её чуть ли не властная самоуверенность, которую она проявляла с того момента, как мы оказались в Клабрии. «Матрёна», нежно называл её иногда Пауль, когда она исправляла наш итальянский, вела жаркие дискуссии с мясником при покупке продуктов или выгоняла нас из кухни. Кухня – это её территория и даже мне позволялось заходить в эти священные залы только для того, чтобы нарезать фруктовый салат. Пауль принимал спокойно её обновлённый темперамент, потому что существовало ещё достаточно моментов, когда Джианна нуждаясь в защите, прислоняясь к нему, словно маленький ребёнок, и зависть съедала моё сердце.
Я чувствовала себя одиноко, хотя едва, даже минуту, проводила одна. И чем больше проходило дней, а Колин не появлялся, тем хуже я могла выносить беспокойство. Часто у меня не было аппетита, и я лишь с трудом заставляла себя поесть хоть немного. Сон стал чистой удачей и не только из-за жары, из-за которой потел даже тогда, когда ничего не делал. Из-за неё было сложно дышать. Снова и снова моё сердце начинало неистово биться, потому что казалось, что я не могу вдохнуть в лёгкие достаточно воздуха. Кроме того, мне начало не хватать Тильманна.
Без него я часто чувствовала себя как пятое колесо на телеге. Я не могла смотреть на Пауля и Джианну и не задаваться вопросом, когда наконец приедет Колин. В тоже время меня сверлила тревога о Пауле, потому что по нему всё ещё были видны следы атаки. Теперь, когда мы были так далеко на юге и от Гамбурга, я надеялась, что он в течение нескольких дней оживёт и вернётся к своей прежней форме. Я знала, что он постоянно мучил себя вопросом, как это вообще могло зайти настолько далеко, как он мог дать Францёзу столько власти над собой, хотя тот не заставлял его и не угрожал. Пауль, в свою очередь, наблюдал за мной, пытался прочесть мои мысли и выяснить, что заставляет меня, быть вместе с Маром, хотя тот принадлежит к тем существам, которые принесли нашей семье столько страданий. Мне хотелось чаще говорить с Паулем, проводить с ним больше времени вдвоём, но я слишком хорошо знала, чем это закончиться: изнурительными дискуссиями о выборе моего партнера и вопросе, не стоит ли нам лучше упаковать чемоданы и сбежать, пока у нас ещё есть шанс сделать это. Таких споров мне не хотелось, ни с Паулем, ни с Джианной. Поэтому я старалась обособиться и допускала лишь поверхностные разговоры, а это, в свою очередь, усиливало моё ощущение внутреннего одиночества. Но теперь нам нужно серьёзно обменяться соображениями, не о Францёзе, не о Колине и не обо мне, а о Тессе.
Снова я повернулась к Джианне, которая критическим взглядом разглядывала фруктовый салат.
– Нам нужно наконец поговорить об этом, не так ли?
Она медленно кивнула.
– Но вместе с Тильманном. Без него не стоит. Он хотел поехать сюда, значит должен принимать участие. Ты позаботишься об этом?
– Я попытаюсь. – Это будет нелегко, всегда, когда я хотела проведать его, чаще всего уже на лестнице, Тильманн отделывался от меня. Он защищал своё маленькое царство яростнее, чем Джианна кухню. И в этот раз тоже, поджидал меня на верху лестницы, прежде чем я смогла зайти на чердак.
– Что надо?
Я подозрительно его разглядывала. Глаза казались стеклянными, а щёки покраснели. Он что, только что спал? Или ... ой-ой, наверное, я действительно поймала его на том, как он занимается любовью с самим собой. Потому что его стеклянный взгляд только что получил компанию в виде идиотской, удовлетворённой улыбки.
– Сегодня вечером мы хотим поговорить о Тессе и нашем плане. Нам нужно найти решение. Мы хотим сделать это с тобой. Ты присоединишься?
– Да, меня устраивает. Чао.
И вот он уже исчез и хлопнул перед моим носом дверью. «Меня устраивает.» Что это вообще за ответ – и почему всё прошло так просто? Он всё-таки не забыл, почему мы здесь?
В то время как я спускалась вниз по крутым ступенькам, собираясь накрыть на стол, я призналась себе, что у меня самой была склонность вычёркивать из памяти то дело, по которому мы находились здесь. Потому что, как только на поверхность моего сознания всплывал наш замысел, я боялась, что в следующую секунду сойду с ума или лопну от напряжения.
Но эта страна была милостивой. Здесь легко обо всём забыть. Благодаря Джианнианым урокам просвещения, я между тем, уже многому научилась об Италии. Я знала, что с двух часов обеда нужно уже говорить добрый вечер, хотя солнце как раз только набирало силу. Я знала, что после обеда итальянцы уединяются на несколько часов и впадают в летаргический ступор, и к этой сиесте они относились очень серьёзно. Я знала, что у них была потребность бродить вечерами по улицам и представать друг перед другом как победоносные герои, после того, как днём, во время купания на пляже, они даже не осмеливались переступить через прибой. Итальянцы с юга не плавают. Они покачиваются на воде. Ведь могла подплыть медуза, одна из ядовитых, которые иногда нечаянно приближаются к берегу. Если такое случалось, кто-то начинал панически визжать «Una medusa, una medusa» и в считанные секунды море совершенно пустело. Итальянцы находились на пляже для того, чтобы загореть, а не для того, чтобы покупаться или даже поплавать. Когда я в первый раз уплыла далеко, Джианне пришлось отговаривать Андреа ехать за мной на своей маленькой моторной лодке, потому что тот думал, что я попала в беду и тону. И как я уже говорила – итальянцы любят громкоговорители. Не только торговец фруктами заботился об оглушительном шуме, мучая свои колонки радиостанцией, где почти только и делали, что крутили рекламу, и в тоже время орал в мегафон. Так же мужчина, развозящий хлеб и торговец металлоломом орали, на чём свет стоит, как только поворачивали к нашему селению. На берегу громко становилось только два раза в день. Когда диско-катер направлялся с Мандаториччо в Калопеццати и под гудящие басы расхваливал для нас развлекательные заведения в следующем городке. Кроме того, дети итальянцев любят игрушки с громкоговорителями. На улице живёт не так много людей, но они превосходно знают, как обратить на себя внимание.
К счастью, я теперь так же знала, что большинство жителей, это богатые бизнесмены, врачи или адвокаты, которые приезжали в Пиано делл Ерба только на выходные. В течение недели становилось тихо, потому что классический итальянский месяц отпусков – это август, а календарь показывал только середину июня.
Я воспринимала эту кучу новых впечатлений, как фильм, который иногда перенапрягал меня эмоционально. Я не могла просто расслабиться, пока не появится Колин. После нашей адской поездки я могла себе представить, какие тяготы скрывает путешествие, если тянешь за собой прицеп с лошадью и не можешь ехать быстрее, чем сто километров в час. Из-за Луиса, ему вероятно, пришлось включать намного больше остановок, чем делали мы.
Но я считала, что Колину пора бы уже и объявиться. Нет, ради Бога, пока нет, исправила я себя и попыталась глубоко вздохнуть, чтобы изгнать ощущение тошноты в желудке. Мы ещё не говорили о формуле. Если он прибудет сюда сегодня после обеда, то может так случиться, что Тесса возьмёт наш след, а у нас нет ни малейшего представления о том, как нам – я сделала небольшую паузу, прежде чем сформулировала слова в мыслях – убить её.
– Так вот ..., – взяла я на себя трудное начало, после того, как мы, помыв посуду, собрались вокруг стола, стоящего на террасе. Оба геккона цеплялись над нашими головами к потолку и ожидали насекомых. Как уже каждый вечер, они составили нам компанию. Пауль поставил на балюстраду перил несколько свечей в садовых подсвечниках, а рёв послеполуденных цикад уступил место более умеренному пению ночных сверчков. В саду, в мягком воздухе, летали летучие мыши и мотыльки. В целом, это была бы замечательная, романтическая обстановка, если бы нам не нужно было обсуждать такую ужасную тему. – Джианна спросила меня, что я знаю о Тессе. И как я уже сказала ей, я знаю не много. Тесса живёт где-то на юге, возможно на Сицилии, всегда голодна и как только начинает чуять, что Колин счастлив, отправляется в путь.
– Что это значит – отправляется в путь? – переспросила Джианна объективно, но её пальцы дрожали. – Она садится в машину? Или в поезд?
Я невесело рассмеялась.
– Она семенит.
– Семенит? – повторили Пауль и Джианна.
– Да, семенит. Прошлым летом она шла пешком от Италии до Вестервальда. Кажется, будто она видит перед собой точную, прямую линию, по которой следует – как если бы её тянула прозрачная нить. Она очень маленькая, у неё крошечные ступни. Она семенит. Вероятно, не делает ни одной остановки, пока не доберётся до цели.
Джианна пожала плечами от дискомфорта.
– Как по-твоему, сколько ей понадобится времени, чтобы добраться сюда, как только она учует ваше счастье?
– Пару часов? – пробормотала я. – Более точно не могу сказать, но думаю, если бы она была в непосредственной близости, я бы это заметила. Или Тильманн?
Тильманн поднял веки. Всё это время он смотрел, молча, на стол. Но его глаза потеряли свою стеклянность, которая была в них сегодня в обед.
– Тебя что, это совсем не интересует? – добавила я раздражённо, когда он ответил не сразу.
– Интересует. Я, как и ты, тоже не думаю, что она где-то поблизости. Я бы почувствовал. – Он сжал губы, складывая картонную подставку для пива, на котором стоял его стакан с такой силой, что картон начал крошиться.
– Вы уверенны? Эли, разве ты не говорила, что использовала животных в качестве радара?
– Да, по воле случая, чёрная вдова воспринимала вибрацию Тессы. Точно. Я, по её поведению, смогла определить, что она идёт. Но с Францёзом такое не сработало. – Не считая того факта, что Берта, в одну прекрасную ночь, исчезла из своего террариума – и это стало её смертным приговором. Я до сих пор не уверенна в том, что случилось на самом деле, либо я нечаянно не до конца закрыл крышку, либо Францёз постарался. Перед нашим выездом в Италию, я размышляла над тем, чтобы начать снова наблюдать за животными, однако в кругу волков смогла почувствовать Тессу и без помощи животных. У меня развилось на неё чутьё. У Колина тем более. Не только она чуяла нас, мы тоже её чуяли. По крайней мере хоть небольшое преимущество.
– А что насчёт крыс? – возразила Джианна. – Францёза всегда сопровождали крысы!
– Я думаю, крысы следовали за ним по пятам, потому что он любил пребывать в своих отходах. Они чуяли разложение в его теле. Я не думаю, что в этом есть какой-то смысл, без разбора наблюдать за животными. И мне не хочется, чтобы на моём столе снова оказался паук. Я почувствую, когда она направится к нам, поверь мне, а если Тильманн и я не заметим, то Колин обязательно. Он также сможет сказать, сколько ещё остаётся времени до её появления.
Несколько мгновений меня мучила совесть, потому что я скрыла от остальных, что случилось сегодня ночью. Почти не слышное потрескивание на грубой штукатурке стены разбудило меня – потрескивание покрытых хитином ног, которые прокладывали себе путь, осторожно, но всё же неудержимо. Я не включила свет, а ждала, когда мои глаза привыкнут и начнут видеть в темноте. Когда потрескивание исчезло, время пришло. Удлинённая тень, прямо возле моего лица, которая так элегантно и полная сил, прижималась к стене, с каждой секундой её контуры становились всё чётче. Это был всего лишь маленький скорпион, не больше, чем мой большой палец, отмеченный бросающимся в глаза чёрно-жёлтом узором, но само по себе совершенное, идеальное, устрашающее творение, созданное мастером.
Я осталась тихо лежать и благодарила за то, что он пришёл, что мне было позволено увидеть его, быть рядом. Мне хотелось погладить его переполненный пузырь с ядом, внутри которого переливалась горчичного цвета сыворотка, хотелось коснуться его клешней и положить кончики пальцев на его прохладный панцирь. Но я не хотела нарушать его покой. Он не причинит мне никакого вреда, если я не причиню ему. Он всего лишь заблудился и собирался с силами, пока его инстинкты не скажут снова, куда ему идти.
Нет, скорпион ничего общего не имеет с Тессой. Джианна предупреждала нас насчёт этих зверюшек, их укус не опаснее укуса осы, и прежде всего, он вёл себя естественно, и совсем не вредоносно. Я не хотела предавать его. Я даже надеялась, что он придёт опять. Если я упомяну мою встречу с ним, то только вызову чрезмерную истерию.
И насколько я знала Пауля, он сразу же почувствует себя обязанным поиграть в уничтожителя насекомых и отравит весть дом.
– Allora (итал. значит), – вернул меня в настоящее голос Джианны. Образ скорпиона медленно померк. – Вы почувствуете это. По крайней мере хоть что-то. Но как мы её убьём?
– Может, более уместен вопрос, кто её убьёт, – возразил Тильманн.
– Не начинай опять ...
– Именно этот вопрос и является ключевым! – воскликнул Тильманн и смёл остатки картонной подставки на пол. – Именно этот. Колин её не любит и не сможет убить. Радуйся, что это так, Эли! Другого Мара мы не сможем найти. Так что только я смогу сделать это и хочу.
Несколько минут царило молчание. Я не знала, что делать. Предложение Тильманна не так сильно удивило меня, как других, но с другой стороны, моя дилемма стала болезненно-очевидной: я надеялась и в тоже время боялась, что он сделает это.
Пауль угрожающе прокашлялся.
– Собственно я думал, что самое позднее сегодня вечером мы поймём, что всё бесполезно и уедим домой, прежде чем Тесса вообще сможет приблизиться.
– Да ты с ума сошёл, – рассердилась я, хотя знала, что именно это Пауль и скажет. – Я не собираюсь сбегать. Мы сражались за твоё счастье, так что у меня есть право сражаться и за моё. И я хочу найти папу. – Против этих аргументов Пауль бессилен. Вздыхая, он откинулся назад и скрестил руки на широкой груди, но не стал спорить. Мне жаль загонять его таким образом в угол, даже очень. Потому что для него, это снова значило подчиниться решениям других и остаться пассивным. Но никакого другого способа нет.
– Я хочу сделать это, – наседая, повторил Тильманн. – Я убью её.
– Нет. Исключено. Я этого не допущу. Ты несовершеннолетний и ...
– Не начинай нести подобную чушь, Джианна! Несовершеннолетний! – Тильманн пренебрежительно рассмеялся. – Какая вообще разница? Здесь речь идёт о Марах, им тоже наплевать на дату рождения!
– Да, но мне на тебя не наплевать! Я несу за тебя ответственность! Это мой дом, ты живёшь у меня, я не хочу, чтобы твой труп лежал у меня в гостиной, capisci (итал. ясно)?
– Давай по крайней мере подумаем об этом, дорогая, – сказал Пауль спокойным голосом. Удивлённо я подняла на него взгляд. – Только подумаем. Потому что если Колину не удастся покончить с ней, и она нас атакует, то может случиться бойня. Тильманн единственный, кто её любит.
Снова на нас обрушилось ощущение, что нужно помолчать. Единственный, кто её любит. Тильманн не возразил Паулю. Значит, было так, как он утверждал: он любит её.
– Таким образом, мы выяснили только кто сделает это, – покончила я с гнетущей тишиной. – А не как.
– Боль открывает душу ..., – размышляла Джианна, заиграв ногтями по столу, словно на пианино, изнуряющий звук. Я потянулась и прижала её руку к столу, чтобы она прекратила. Этот звук мешал мне думать.
– Но ведь намного важнее подумать над тем, как уберечь Тильманна от превращения! – отвлекла я, потому что та часть формулы, которую процитировала Джианна, с самого начала озадачивала меня.
– Я уже подумал, – ответил Тильманн спокойно. – И у меня есть идея. Только я пока ещё не могу рассказать о ней.
– Тильманн, мы говорим о жизни и смерти, о какой скрытности здесь может идти речь! – Пауль склонился вперёд и предупреждающе посмотрел на Тильманна. – Если уж собираемся ввязаться в это безумие, то каждый из нас должен знать, что делает другой.
– В Гамбурге мы тоже ничего не знали. И что? Ты всё ещё жив, – ответил Тильманн холодно.
Я глубоко вздохнула. Чёрт, он прав. Мы оба не знали, что планировал Колин. Но Колин – Мар. Тильманн же, всего человек, да к тому же очень молодой. Несколько месяцев назад он ещё забрасывал в наши окна камни, с закреплёнными на них картами Таро, чтобы рассказать мне о своём видении, а ночью подстерегал в Гренцбахе Колина, думая, что тот выполняет смелое родео, а не похищает сны у рогатого скота.
– Могу я говорить откровенно? – Пауль коротко прокашлялся. Так как никто ничего не возразил, он продолжил:
– Весной я почти погиб, а моя сестра рисковала своей жизнью, чтобы спасти меня. В это же время я познакомился с моей девушкой, с которой хочу оставаться вместе так долго, как только возможно. Эти оба человека важны для меня. Важнее, чем ты Тильманн. Поэтому для меня лучше, если ты попытаешься убить её, чем если никто ничего не сделает, и Тесса отомстит одной из моих девочек, возможно даже обоим.
Это было очень смело, и наш разговор снова оборвался. Пауль избрал оружие Тильманна. Беспощадную правду. Вообще-то, Тильманн должен быть в состояние справляться с этим. Но заглянуть в свою душу он нам не позволил. Он сидел перед нами с опущенными ресницами и размышлял. Нельзя было сказать, причинили ли слова Пауля ему боль или же поощрили. Возможно, что Пауль только потому так провоцировал его, чтобы тот сдался. Но я знаю Тильманн лучше, чем он. Тильманн не сдаётся.
– Так что я за, – взял Пауль на себя ещё раз командование. – Эли? А что думаешь ты?
Я не стала долго думать. Если я поддержу его затею, то он, возможно, снова будет смотреть на меня как на друга, поделится своими размышлениями, и не будет дольше закрываться на чердаке. Я больше не знала, могу ли ему доверять, но мне очень хотелось. Если не ему, тогда кому?
– Тоже за.
– Я против, без компромиссов, – сказала Джианна. – Я не позволю семнадцатилетнему безрассудно погибнуть.
– Тогда у нас три голоса против одного и решение принято. Спасибо. – Тельманн всё ещё не позволял нам заглянуть себе в глаза, но попытка Пауля напугать его, была напрасной. Мой брат принял своё поражение, молча. Наверное, он между тем уже привык проигрывать. Джианна встала и отвернулась, опершись руками о балюстраду, она смотрела в ночь. Видимо ей требуется один момент, чтобы восстановить самообладание. Нельзя, чтобы мы потеряли сейчас над собой контроль. Пока мы выяснили только начало, а не решающие моменты. Поэтому я решила использовать моё «да» в качестве давления.
– Однако при условии, что ты скажешь нам, что именно ты планируешь и как хочешь защитить себя.
– Ещё пока не могу, но думаю, что моя идея сработает. Нет, Эли, не смотри так на меня, я не могу рассказать! Ещё пока нет! Я поделюсь с тобой, как только буду знать точно. Тебя я во всё посвящу, обещаю.
– А нас? – спросила Джианна, не поворачиваясь. – Что с нами?
– Вас нет.
Джианна рассерженно ударила кулаком по балюстраде. Фонарь упал на керамические плитки и, зазвенев, потух. Джианна заругалась на итальянском, это прозвучало очень грубо и неприлично. Мы ей не мешали. Лучше уж пусть ругается, чем плачет. Как только Джианна начинала плакать, с ней больше было невозможно разумно говорить. Это мне известно ещё с Гамбурга.
– Насчёт темы «безрассудно погибнуть»: как конкретно мы это сделаем? С помощью пистолета? Ножа? Яда? – Тильманн выжидательно на нас смотрел. – Какие-нибудь предложения?
– Никаких пистолетов! – воскликнула я быстро, не понимая, что заставило меня сделать это. Мои мысли не поспевали за интуицией. – От него будет много шума и всё пройдёт слишком быстро, чтобы вызвать боль. Боль открывает душу. О яде можешь забыть, на неё он не подействует. Она сама сильно ядовитая.
Джианна снова подсела к нам за стол, прижав тыльную сторону правой руки ко рту. В страшных ситуациях ей всегда становилось дурно. Я надеялась, что ужин останется внутри, и она сможет слушать дальше. Вопреки ожиданию, однако, она тут же снова вмешалась в разговор.
– Пистолет я возможно даже смогу достать, но по правде говоря ...
– Где ты хочешь достать пистолет? – Тильманн был поражён. Пауль тоже смотрел на Джианну, как будто в первый раз видит её настоящее лицо.
– У мафии. Ндрангета, самая опасная мафиозная организация в Европе – и прямо перед нашим носом. Один из них живёт вон там впереди, в доме с дубовыми колоннами в саду. Добро пожаловать в Калабрии.
– Ага. – У меня пересохло во рту. – Как успокаивает.
– Ах, не беспокойся, если мы не собираемся зарабатывать здесь деньги, они оставят нас в покое. Но если одолжим у них пистолет, это будет благоприятной возможностью предложить нам свою защиту. Так что лучше всё-таки без пистолета. Кроме того, насчёт боли я думаю, не следует понимать буквально. Здесь, скорее всего, имеется в виду также и переносное значение.
– Конечно, – слабо согласилась я. Я чувствовала себя словно нахожусь в школе. На начальном курсе немецкого. Анализ стихотворений.
– На всякий случай нам следует причинить ей физическую боль, и дополнительно столкнуть с чем-нибудь, что вызовет душевную.
– Тессе ничего не причиняет боль, – ответила я с горечью.
– Возможно, всё-таки что-то есть ..., – сказал Тильманн задумчиво. – Возможно будет достаточно боли из-за того, что в последний момент ей не удастся заполучить меня?
– Скорее это её разозлит. – Невыразимо разозлит ...
– А если мы сделаем что-то плохое с Колином? – размышлял Пауль. Да, это ему как раз на руку.
Я снова покачала головой.
– Ещё хуже, чем то, что он уже пережил? Нет, это безнадёжно.
Только Джианна знала, на что я намекала: дни Колина в концлагере. Кроме того, Тесса не воспринимала страдания других; даже находясь там, Колину пришлось позвать её, чтобы она его спасла. Страдания её не волновали, что её приводило в смятение, так это счастье других, а не их горе.
