Текст книги "Изгнание"
Автор книги: Бетти Лаймен-Рисивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
21
Китти уже давно лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным шумам. Из лесов со стороны реки до нее доносился нестройный хор квакающих древесных лягушек, в который вплетались настойчивые трели кузнечика, устроившегося где-то у нее в хижине. Ветер скрипел полуоторвавшейся доской на крыше. Каллен, лежа рядом, тяжело дышал. Ей не хотелось будить его. Ничего, она подождет, у них еще полно времени…
Ей казалось, что она лежит, обернутая покровом ночи, – словно гусеница в коконе. Китти чувствовала легкую пульсирующую боль в пояснице, в затвердевшем животе. Ребенок родится вовремя! В течение всего дня она чувствовала приливы энергии, словно все ее тело готовилось к грядущему событию. Убедившись, что все готово для будущего младенца, она убрала в хижине и приготовила побольше еды про запас для Каллена.
Несмотря на обычные при беременности боли, она все же неплохо чувствовала себя и старалась не обращать внимания на зловещие предсказания большинства женского населения Бунсборо. «Когда придет время рожать, – перешептывались женщины, озабоченно покачивая головами и цокая языками, – жди беды». По их мнению, Китти Клеборн слишком миниатюрна, чтобы выходить молоком своего ребенка.
Когда спросили у бабушки Хоукинс, что она думает по этому поводу, та ответила: «Да, некоторым роженицам с такой хрупкой фигуркой, как у нее, приходится туго, ну а есть и такие, кто здорово со всем справляется».
«Ее мать всегда рожала очень легко, – вставила Элизабет, – хотя была ничуть не выше ее».
Но этот довод, похоже, никого не убедил, и поэтому Китти ничего не обсуждала ни с Сарой, ни с Фэй, ни даже с Калленом: ей казалось, что она не должна распространяться о своих первых родах, а обязана пережить все сама, не давая другим вмешиваться в это таинство…
Каллен, зашевелившись, отвернулся, и она порадовалась, что смогла теперь немного согнуться, когда наступали боли, но все-таки старалась не разбудить его. Китти все время обхватывала руками раздувшийся живот, словно ей хотелось коснуться самого ребенка, почувствовать ту борьбу, которую он вел за появление на свет.
С первыми слабыми проблесками зари коровы заходили кругами, издавая глухие, похожие на стон мычания, – просили, чтобы их поскорее подоили и отправили на пастбище с сочной травой возле реки. Лаяла собака.
Каллен заворочался во сне, потом, повернувшись, прижался к ней, уперся носом в ее груди, поглаживая рукой бедро. Она мягко оттолкнула его.
– Не уходи, девочка моя… – прошептал он.
– Я не ухожу.
Вновь его руки заскользили по ее телу.
– Нет, Каллен! – сказала она. Он медленно приподнялся на локте и посмотрел на нее в сумеречном свете. Она никогда прежде ему не отказывала…
В его глазах отразилось понимание:
– Подошел срок, девочка моя?
Китти кивнула, напрягшись всем телом, – вновь вернулись боли. Она задержала дыхание, когда начались судороги, потом сразу выдохнула. Боли становились все сильнее, подступали все ближе.
– Не позовешь ли Сару, Каллен? Может, Элви с Фэй тоже смогут прийти…
Быстро одевшись и взяв в руки масляную лампу, он несколько секунд глядел на нее.
– Может, я смогу чем-нибудь помочь, Китти, любовь моя?
– Нет, тебе не нужно. – Она улыбнулась ему, надеясь, что ее ребенок будет похож на него. – Они все сделают.
Через несколько минут прибежала Сара со встревоженным бледным лицом, вскоре пришли и Элви с Фэй. Разведя огонь, они поставили греть воду, приготовили тряпки и простыни.
– Давно у тебя боли? – спросила Элви.
– Почти всю ночь, – ответила Китти.
– Боже мой! – Сара с упреком посмотрела на нее. – Почему же ты не послала за мной раньше?
– Было терпимо. Думала, что впереди у меня еще много времени.
Фэй, сев на край кровати, по старинным часам Джозефа отмечала время приступов. Весть о том, что Китти рожает, быстро разнеслась по форту.
Элви смешала маисовую похлебку с теплым свежим молоком, добавив в нее немного меда.
– Это, конечно, не овсянка, – сказала она, подавая тарелку Китти, – но все равно восстановит силы.
Китти все съела, готовясь к ожидавшему ее впереди испытанию. Ритм болезненных приступов учащался. С каждым новым приступом ей казалось, что младенец вот-вот выскочит наружу.
– Я попросила Фанни послать за бабушкой Хоукинс, – сказала Элви.
– Сейчас я встану и немного похожу, – сказала Китти. – Мама говорила, что это помогает.
С помощью двух женщин она поднялась с кровати, но давление внизу живота оказалось таким нестерпимым, что Китти со стоном плотно сжала губы.
– Кажется… он где-то очень низко, – с трудом проговорила она. – Кажется, он вот-вот выскочит оттуда.
– Нет, до этого еще далеко, дорогая! – успокоила ее Элви. – Это только так кажется.
Китти немного походила по комнате, но когда боли усилились, достигнув даже коленей, она согласилась снова лечь в постель.
– Все идет слишком быстро для первых родов, – заметила Элви.
Одно окно в хижине широко распахнули, чтобы в комнате стало попрохладнее: июнь в этом году был жарче обычного. Где-то далеко Китти увидела вспышку молнии, за ней раздались глухие удары грома. Ночной ветер пригнал облака.
– Сейчас польет дождь, это уж точно, – проскрипела бабушка Хоукинс, входившая в хижину и подгоняемая сильным порывом ветра.
Сара торопливо захлопнула дверь. Бабушка склонилась над Китти, покачивая трясущейся от старости головой.
– Не волнуйся, милая… пока нечего беспокоиться. – Она повернулась к Элви. – Сильные у нее приступы, да?
Элви кивнула, и они отошли в сторонку поговорить. Сара сидела с одной стороны Китти, Фэй – с другой, и когда боли усиливались, они брали ее за руки. Китти тяжело дышала, пот заливал ей лоб.
Когда очередной приступ миновал, бабушка Хоукинс вновь склонилась над Китти. Раздвинув ей ноги, она ощупывала своими заскорузлыми пальцами с большими ногтями ее промежность. Удивительно, но ее прикосновения были очень нежными… Через минуту старушка удовлетворенно прокрякала:
– Да, он там… в правильном положении, головкой вперед.
Зарядил дождь, и вновь Китти ощутила сильный приступ, который, однако, быстро стих, но скоро начался другой. Эти приступы следовали в определенном ритме, и самое главное сейчас – заставить свое тело подчиниться ее воле и вытолкнуть младенца, потому что пришел срок… Во всем этом чувствовалась великая правота природы…
Она слышала, как подруги говорят о ней, но когда в хижину вошла Джемина, чтобы узнать, как она себя чувствует, Китти видела всех уже в какой-то расплывчатой дали – она была слишком поглощена рождением ребенка. До последнего момента она думала о матери, и слезы навернулись у нее на глаза.
– Не плачь, Китти, чего ты боишься? – пытался кто-то успокоить ее. – Все идет как надо!
Она хотела сказать, что не боится, но не смогла, так как именно в этот момент тужилась изо всех сил, инстинктивно понимая, что настало время окончательного изгнания плода.
Она едва слышала раскаты грома и стучавшие по крыше струи дождя. Глубоко вдохнув, она закрыла глаза, пытаясь как можно сильнее сконцентрироваться на том, что ей сейчас предстояло сделать… как только она почувствует последний приступ боли. Нужно напрячь все тело… Через несколько секунд, которые показались ей вечностью, она вдруг ощутила, как между ног вырвался шумный теплый поток воды, вынесший в себе младенца, – и издала ликующий клич победителя.
– Держите его! – закричала Сара. – Боже, Китти, у тебя мальчик!
Китти, открыв глаза, вся подалась вперед, пытаясь его увидеть.
– Погоди, погоди! – смеясь, остановила ее Фэй.
– Никогда еще не видела такого чудесного мальчишку! – воскликнула бабушка Хоукинс, поднимая младенца над животом матери, чтобы она увидела свое перепачканное кровью чадо. Голова его была покрыта густыми черными волосиками, и он уже начал дышать и пищать, дергать ручками, хватаясь за воздух. Тельце его дрожало.
– Вы только послушайте его! – восторженно произнесла Элви. – Не понадобился даже шлепок по попке, чтобы он заорал! Он напоминает мне моего Вилли.
– Ах, Китти, какой он красивый… – шепнула Сара.
– Но худющий как ободранный кролик! – прокудахтала бабушка Хоукинс. – Зато у него хороший костяк… наверняка будет высоким…
Китти не спускала с него глаз, когда бабушка Хоукинс отрезала пуповину. Младенец все еще сильно плакал, толкая ее ножками, и у него дрожала крохотная нижняя губка. Она еще никогда ни к кому не испытывала такой всепоглощающей любви… От этого у нее на глазах даже выступили слезы.
– Не плачь… – сказала Сара. Но она все понимала, и сама тихо светилась от радости.
– Что-то не припомню, чтобы кто-нибудь еще при первых родах так легко выскакивал из чрева на свет Божий! – заявила старуха и добавила: – Нужно избавиться от последа.
У Китти все еще слегка сокращался живот, а бабушка Хоукинс массировала его. Теперь он был, как и прежде, гладкий и ровный.
Откинувшись на подушку, Китти чувствовала себя изнуренной, но ликовала всей душой. В голове не осталось никаких мыслей.
Младенец орал, когда его мыли и вытирали. Китти бросала в его сторону тревожные взгляды, но потом успокоилась, поняв, что он просто негодует по поводу свалившихся на него неудобств новой жизни.
Завернув ребенка в пеленки и мягкое одеяло, Сара поднесла его к Китти, и та нетерпеливо протянула к нему руки.
– Положи его поближе к груди, чтобы он почувствовал биение твоего сердца! – приказала бабушка Хоукинс.
Китти поднесла ребенка к груди, и он, потыкавшись, захватил ротиком сосок и начал сосать, постепенно затихая. Женщины принесли ведро теплой воды и мыло, обмыли Китти и сменили ее грязные простыни.
Бабушка Хоукинс, бросив последний взгляд на роженицу, начала складывать в мешочек свои вещи.
– А теперь пусть придет твой муж и посмотрит на свое дитя. Небось весь промок. Я передам ему по дороге.
– Огромное спасибо за помощь! – крикнула Китти ей вслед, и старая леди вышла из хижины под проливной дождь, улыбаясь беззубым ртом и тряся седой головой.
– Неужели все это время Каллен простоял под дождем? – изумилась Китти.
– Думаю, да, – улыбнулась Сара. – Я видела его, когда пошла закрыть окно, чтобы струи не попадали в хижину.
Отворилась дверь, и на пороге появился Каллен. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, с него ручьями стекала вода. Казалось, он на мгновение утратил дар речи. Подойдя к кровати, он с каким-то благоговейным трепетом уставился на своего спящего новорожденного сына… материнский сосок выскользнул из его ротика, и пальчики на руках сжались в кулачки.
– Ах, Китти, девочка моя… – сказал Каллен с таким выражением в лице и с такой дрожью в голосе, словно видел чудо. – Да ты прекрасно со всем справилась, как я вижу… – Наклонившись, он поцеловал ее.
Никто не заметил, как Сара выскользнула из хижины.
Элизабет подала горячую пищу. После того как Каллен наелся, а его одежда просохла перед камином, Китти захотела, чтобы он взял на руки ребенка, но к ее удивлению Каллен, обычно такой смелый, такой отчаянный, не боящийся самого черта, вдруг оробел. Он лишь на секунду взял ребенка и тут же вернул его матери.
– Тут не за что зацепиться – он такой маленький… – пробормотал он в свое оправдание. – Майкл-Каллен Клеборн должен немножко подрасти – только тогда я возьму его на руки.
– Майкл-Каллен? – переспросила Китти.
– Да. А что тебя не устраивает? – Подернутые поволокой глаза Каллена засияли гордостью.
Она улыбнулась и кивнула.
Сара держала Майкла на руках, а Китти, достав из корзины подаренный Ребеккой чепчик, надела его на головку ребенка и завязала под подбородком тесемочки.
– Посмотри! – воскликнула она. – Вскоре он ему будет впору… Тебе не кажется, что он похож на Каллена?
Сара, наклонив голову набок, разглядывала его.
– Да… думаю, что похож. Но вообще-то пока трудно сказать, он еще такой маленький… Хотя быстро набирает вес.
Младенец довольно почавкивал, крепко прижимаясь беззубым ротиком к соску Китти и, вероятно, позабыв обо всем на свете. Наконец он выпустил сосок, глазки его начали закрываться, а ротик все еще был похож на розовое колечко. Китти уложила его в колыбельку, которую смастерил для нее Изекиэл Тернер.
– Я пользуюсь ею только в дневное время, когда могу следить за ним, – прошептала она. – Несмотря на разгар лета, две недели назад я убила заползшую в хижину змею. Не хочу, чтобы он лежал так близко к полу без присмотра. По ночам я забираю его к себе в кровать… Не знаю, что бы я делала без тебя, без твоей помощи… У меня с ним прибавилось столько хлопот… Вряд ли удалось бы справиться со всем без тебя.
После полудня к Клеборнам зашел Роман. На лице его играла обычная полуулыбка.
– Ну и ну… – сказал он, подбрасывая в воздух Майкла с такой естественностью, которая просто удивила Китти. – Постарались вы с Калленом, ничего не скажешь… Можете гордиться!
– Роман Джентри, – сказала она улыбаясь, – кто тебя научил так ловко обращаться с такими крохами? Каллен почему-то боится, как бы ему чего-нибудь не сломать.
Роман повернул к ней свое приятное загорелое лицо, и глаза его расширились от удивления.
– Когда я жил с Дэниэлом и Ребеккой, то, насколько помню, в их доме всегда имелся малыш, с которым можно было поиграть. – Он снова подбросил Майкла, потом покачал его, заглядывая в маленькое личико, что, судя по всему, очень понравилось младенцу. – Он просто вылитый Джентри! – торжественно заявил Роман, а Китти рассмеялась.
Отдав ей малыша, Роман обернулся к жене:
– Ты видела сегодня утром Ребекку?
Сара кивнула, и на ее бледном лбу появились морщинки.
– Она убеждает всех, что Дэниэл непременно вернется, и вернется очень скоро.
– Знаю. Я снова уезжаю, Сара.
Сразу же по ее взгляду, по тому, как натянулась кожа на высоких скулах, он догадался, что она все поняла.
– Ты едешь на выручку Дэниэла и всех остальных… – содрогнувшись, сказала она после долгого молчания каким-то далеким, отстраненным голосом.
– Я должен, – твердо ответил он. – Ради Ребекки… и ради самого себя.
Эпилог
Он шел по следам индейцев до самой реки, но стоит перебраться через Огайо – и уже не скажешь точно, где они высадились: следы разбегутся в разных направлениях, и каждый из них непременно пропадет у какой-нибудь речушки, подпитывающей большую реку, – их здесь уйма.
С каждым днем он все больше утрачивал надежду. Взяв новый след, он упрямо приближался к лагерям, расположение которых было ему известно, но… Один лагерь был покинут воинами, и в нем осталось всего несколько старух и с полдюжины немощных стариков. Другие, более населенные, так тщательно охранялись, что было абсолютно невозможно подойти к ним незамеченным…
Роман, в задумчивости теребя отросшую за месяц бороду, размышлял над тем, с каким лицом предстанет он перед Ребеккой и другими поселенцами, что скажет им…
Горе его было настолько велико, что он чуть не плакал. Глубоко вдохнув, Роман соскочил с лошади и бросил еще один взгляд на реку, прикидывая, какой она ширины. В разгар утра освещенная ярким солнцем серо-зеленая вода сверкала изумрудом. Течение здесь было бурным. Внизу, у водопадов, нужно будет преодолевать его целую милю, а здесь – всего три четверти…
Расстелив на земле кусок промасленной шкуры, Роман положил на него ружье, пороховницу, мешочки с вяленым мясом и с жареным маисом. Потом разделся, снял мокасины и бросил все это в кучу, дрожа от холода на ветру. Сложив шкуру в узел, он крепко завязал ее и прикрепил к седельной луке.
Несколько уток, сообразив, что опасность миновала, снова оккупировали заводи возле берега и лишь тихо закрякали, когда Роман, забравшись в седло, повел своего гнедого к воде.
Лошадь мягко ступала по дну, потом, оторвав от него копыта, свободно поплыла на глубине. Она мощно работала передними ногами, высоко задрав голову, а Роман вцепился в нее изо всех сил. Течение оказалось гораздо сильнее, чем ему представилось с берега, и хотя мерин мужественно боролся с ним, Роману вскоре стало ясно, что их прилично сносит в сторону. Не выпуская из рук поводья, он выскользнул из седла, с силой сжимая и разжимая окоченевшие ступни и ноги.
Гнедой, выбиваясь из сил, громко ржал, и Роман несколько раз уходил с головой под воду, а легкие его, казалось вот-вот лопнут от недостатка воздуха. Поводья все-таки выскользнули из его одеревеневших пальцев, и ему лишь диким рывком удалось схватиться за гриву лошади. Он тяжело дышал, давился попадавшей в рот водой, и крыл всех и вся на чем свет стоит. Хлесткие маленькие волны били ему в лицо, угрожая отправить на дно, но он упрямо вскидывал голову, ловя ртом живительный воздух. Легкие его заныли от боли. Лошадь по-прежнему предпринимала размеренные усилия, и Роман спустя несколько бесконечных минут понял, что они миновали стремнину и теперь приближаются к заводи у южного берега.
– Все правильно… славный старый вождь, – выговорил он клацающими зубами. – Мы уже почти у цели…
Когда лошадь коснулась копытами дна, он отпустил ее, продолжая дальше плыть уже сам. Потом с Трудом вскарабкался на крутой берег и, дрожа всем телом, упал на землю. Лошадь шумно отряхивалась и фыркала. Роман, отдышавшись, перевернулся на спину и устремил взор в чистое сверкающе-голубое небо, с благодарностью принимая посылаемое ему солнцем тепло. Через несколько минут он был уже на ногах. Прижимаясь всем телом к теплой шкуре животного, он с ласковой признательностью почесал мерина между ушей.
– Приятненько, дружок, искупаться на исходе лета… – сказал он ему, тяжело дыша. Кожа лошади подрагивала у него под ладонью, гнедой тыкался своим теплым носом в его руку, требуя горстку жареных зерен. – Сейчас, сейчас… Погоди.
Нарвав сухой травы на берегу, он принялся энергично растирать пучком все тело. Морщась от боли, он с удовольствием ощущал, как в онемевших членах восстанавливается чувствительность, и продолжал тереть себя до тех пор, пока вся его кожа не покраснела, и только после этого развязал узел, с удовлетворением отметив, что его содержимое не промокло.
Роман предложил лошади немного зерен. Поднимая с земли одежду, он услышал слабый звук, перекрывший шорох течения. Что это? Скатился камушек или треснула над головой ветка? Бросив чулки, он, как был голый, схватил ружье и внимательно оглядел заросшие подлеском деревья, обнаженные слои известковых пород, усеянные маленькими кустиками. Снова услышав тот же звук, он резко обернулся, готовый открыть огонь, но в это мгновение из густых кустов черной смородины метрах в тридцати от него знакомой шаркающей походкой вышел старый индеец с дружелюбно поднятыми руками.
– Трехпалая Нога! – воскликнул Роман. Этот чероки приобрел характерную походку и заработал свою кличку после внезапной встречи с медведем много лет назад.
Индеец протянул руки и показал ему раскрытые ладони, давая понять, что пришел с миром. Потом приблизился, слегка склонив голову набок; улыбка блуждала на его приветливом лице. Глазами он измерил величину половых органов Романа и закивал – вероятно, весьма удовлетворенный увиденным.
– Огненноволосый! – приветствовал он Романа, снова покивав головой.
– Далековато ты ушел от дома, – заметил Роман.
– Да. Мы здесь охотимся. Нас вот сколько… – Он протянул ему пять растопыренных пальцев.
– Где же остальные?
Трехпалая Нога указал рукой на запад.
– Через три дня можно встретить их. У реки Кен-ту-ке.
Роман кивнул.
– А почему тебя не взяли?
Чероки потер ногу, и Роман сразу все понял. Потом заскорузлым пальцем он указал на висевшего у него на поясе сурка и вопросительно поднял брови:
– Хочешь поесть, Огненноволосый?
Роман опустил ружье.
– Очень приятно слышать такое от Трехпалой Ноги, – церемонно сказал он. – Я принимаю оказанную мне честь и готов разделить с ним очаг и пищу.
К тому времени, как он оделся, индеец уже развел костер и почти освежевал сурка.
С мяса на железном вертеле, положенном между двумя большими камнями, начал с шипением стекать жир. Они сидели у костра и разговаривали. Роман с наслаждением грелся на солнце.
– Ваши чероки встречались с воинами Черной Акулы? – спросил его Роман, надеясь что-нибудь разузнать. Но Трехпалая Нога лишь молча разравнивал угли.
– Воины шоуни захватили Буна, – продолжал Роман, заметив, что при этих словах индеец вскинул голову. – И с ним многих моих товарищей, бледнолицых.
Глаза индейца сузились.
– Бун… Где это было? В каком месте?
– У Голубых ручьев. – Роман внимательно смотрел на него, стараясь выяснить, известно ли ему что-нибудь об этой трагедии. Но старик, подавшись вперед, вдруг начал раскачиваться всем телом. На его морщинистом лице отразилась тревога.
– Бун… Бун… – Горестно покачав головой, он потер больную ногу. – Буна больше нет! – запричитал он с искаженным печалью лицом. – Аттакулла стар и болен, наш народ уже не слушает его. И Буна больше нет…
* * *
Да, Буна больше нет… но он жив! Его драматическая судьба оказывается просто фантастичной. Да и судьбы остальных, в том числе и главных героев – Китти и Каллена, Романа и Сары – складываются совершенно неожиданно, а некоторых – даже трагически.
И все-таки знаменует эту историю борьбы и становления молодого американского округа Кентукки счастливый исход – счастливый для Китти и Романа, счастливый для всего округа, становящегося штатом…
Но об этом – в продолжении романа, которое называется «Обретение».
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
