Текст книги "Через вселенную"
Автор книги: Бет Рэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
3
Эми
Президент называл это «воплощением американской мечты».
Папа называл это позорным союзом коммерсантов и правительства.
Но на самом деле это был белый флаг. Америка сдалась на милость Фонда Финансовых Ресурсов. Это международный альянс, созданный лишь с одной целью – нажива. Он финансирует мировое здравоохранение, чтобы обладать монопольным правом на вакцины. Поддерживает единую валюту, чтобы получать проценты со всех стран мира.
И предоставил средства, достаточные для того, чтобы собрать группу ученых и военных в первое путешествие по Вселенной в поисках новых природных ресурсов – новых источников прибыли.
Заветная мечта моих родителей.
И мой самый страшный кошмар.
А в кошмарах я толк знаю – учитывая, что проспала куда больше, чем целую жизнь.
Я еще надеюсь. Но что, если это всего лишь малая часть сна в то короткое мгновение, когда Эд запер дверцу и Хасан нажал на кнопку, чтобы заморозить меня? Что тогда?
Странным сном я сплю. Никогда полностью не просыпаясь, но чувствуя, как теплится сознание в страшно неподвижном теле.
Сны сплетаются с воспоминаниями, выныривают из них.
Единственное, что не дает мне утонуть в кошмарах, – это надежда, что до пробуждения уже осталось наверняка меньше сотни лет.
Не целая сотня, нет. Не три сотни. Не триста один. Пожалуйста, Господи, только не это.
Иногда кажется, что прошла тысяча лет, а иногда – будто я сплю только несколько мгновений. Ощущения, словно в полусне. Помню, когда я оставалась в постели после полудня, – знаю, что нужно вставать, мысли разбегаются, но уверена, что уже не усну. И даже если порой снова на несколько минут засыпаю, все равно в основном просто лежу с закрытыми глазами.
Да. В заморозке спится именно так.
Иногда мне приходит в голову, что со мной что-то не в порядке. Не должно сознание быть таким ясным. Но потом я понимаю, что очнулась лишь на мгновение, и, осознав это, тут же снова проваливаюсь в сон.
Чаще всего мне снится Земля. Наверное, это потому, что я не хотела улетать.
Усыпанный цветами луг… запахи земли и дождя. Ветер… Не настоящий ветер, лишь воспоминание о ветре, перетекающее в сон, который туманит мой замороженный разум.
Земля. Я отчаянно цепляюсь за мысли о Земле. Мне не нравится спать: сон чересчур похож на смерть. Мои сны слишком своевольны, я теряюсь в них, а ведь я и так уже потеряла слишком много – я не позволю им одолеть себя.
Ощущение прикосновения на мизинце, там, где папа коснулся его своим, и его шепот, обещание, что мне можно остаться с тетей и дядей. Тяжесть в груди, когда я думала об этом, я ведь в самом деле подумала о том, чтобы уйти. Я загоняю этот полусон-полувоспоминание подальше в глубины сознания. Это было столетия назад, а сейчас уже слишком поздно сожалеть. Потому что самой большой мечтой моих родителей всегда было стать частью первой межзвездной исследовательской миссии, а моей самой большой мечтой всегда было быть рядом с ними.
И наверное, не так важно, что на Земле у меня была целая жизнь, что я любила Землю и что теперь все мои друзья уже прожили свой век, состарились и умерли, а я все лежу здесь в ледяном сне. Что Джейсон прожил жизнь, постарел, наверное, у него была жена, дети и все такое, но это уже неважно – потому что теперь он мертв. Боже, наверное, его праправнуки сейчас как раз моего возраста.
Капли дождя блестят на колее, но на ярко-голубом небе ни облачка. Джейсон рядом, и мы почти целуемся, но потом все меняется – это та вечеринка, на которой мы познакомились, да, во сне всегда так: сны лавируют между образами и воспоминаниями, но все они фальшивые, и поэтому я их ненавижу.
4
Старший
Скрип заставляет меня поднять голову и взглянуть на разбитое окно, на трещину, разделившую стекло пополам. Почему я еще не умер?
Стекло так не бьется – на две идеально равные части.
И… за стеклом – не черная пустота космоса.
Металл. Там, за стеклом – еще один потолок?
Две половины окна медленно опускаются ниже и ниже, и звезды опускаются вместе с ними. Но это же… невозможно. Звезды должны оставаться на месте, а не двигаться вместе со стеклом.
Стойте… Это… это не окно. Это, даже не знаю. Потолок в Большом зале образует купол, и его металлическое покрытие сейчас опустилось по стенам на уровень человеческого роста. А окно – то, что я считал окном – на самом деле оказалось двумя половинками огромного экрана из стекла и металла, усыпанного сверкающими огнями, и экран этот с шумом и воем приводит в движение гидравлический подъемник. Половины останавливаются где-то на уровне плеч по обе стороны куполообразного зала, открывая настоящий потолок уровня хранителей. Снова металл. Снова пустой, гладкий, беззвездный металл.
Эти прекрасные сияющие звезды – просто подделка, только стекло и лампочки, мерцающие на манер звезд. Фальшивые звезды на экране между двумя слоями металлического потолка.
Зачем?
Я тянусь рукой к стене и касаюсь ближней половины Вселенной. Крошечные лампочки не совсем раскаленные, но все же горячие, так что я тут же отдергиваю пальцы. Обрывки паутины соединяют патрон лампочки-звезды с незаметной стальной пластинкой на нижней части панели.
КАРТА НАВИГАЦИОННАЯ
Патент № 7329035
ФФР-2036 н. э.
Навигационная карта? Здесь? Внимательно изучаю экран и, естественно, тут же нахожу мигающий огонек почти у самого края, под табличкой, рядом с двумя крупными звездами-лампочками. Огонек этот красный, треуголный и острым концом обращен к звездам. Он не стоит, как звезды-лампочки – он упрямо движется по своей тоненькой дорожке, и путь почти окончен.
Мой корабль. Почти долетел до новой планеты, до своего нового дома.
– Старший? Старший! Что происходит? – кричит Старейшина из люка, соединяющего уровни хранителей и корабельщиков. Я прямо вижу, как он злится там, внизу: лицо гневное, глаза сверкают, длинная седая шевелюра ходит по плечам ходуном, пока он колотит в массивную металлическую дверь.
Снова оборачиваюсь к половинкам фальшивого окна. Звезды – обман. Мгновение они были моими, но все оказалось ложью.
Бип, бип-бип – звенит в левом ухе. Вай-ком – беспроводной коммуникатор – подает звуковой сигнал, предупреждая, что кто-то пытается со мной связаться. Каждому из нас при рождении за левым ухом имплантировали вай-ком – это наш способ связи и друг с другом, и с кораблем.
– Входящий вызов: Старейшина, – сообщает компьютер в левое ухо.
– Отклонить, – говорю я, нажимая под кожей кнопку.
Звезды – обман. Что еще окажется ложью?
Бип, бип-бип.
– Степень доступа – Высшая, – дружелюбно сообщает компьютер. – Входящий вызов: Старейшина.
– Старший! – раздается низкий, грудной рык у меня в ухе. – Что случилось? Зачем ты изолировал уровень хранителей?
– Звезды – фальшивка, – глухо говорю я.
– Что? Что случилось? Что-то не так?
Все не так.
– Все в порядке, – отзываюсь.
– Тогда я снимаю блокировку, – Старейшина обрывает связь. Через мгновение пол начинает ходить ходуном, потом открывается люк. Взобравшись на уровень хранителей, Старейшина с грохотом захлопывает его за собой.
– Что случилось? – настойчиво спрашивает он.
Бросаю взгляд на биометрический сканер у двери.
– Я запросил доступ, и вот… – замолкаю, указывая рукой на две половинки «окна», по-прежнему висящие по стенам на уровне груди.
– Зачем тебе понадобилось туда лезть? – рычит Старейшина. Спешно подходя к биометрическому сканеру, он от раздражения забывает беречь ногу. Он был ранен, еще до того, как я родился, так и не смог до конца излечиться, и с возрастом хромота все усиливается. Звук шагов отдается неравномерно: ТОП, топ, ТОП, топ, ТОП, топ. Потом разболится, и он, конечно, и в этом обвинит меня.
Добравшись до сканера, Старейшина прикладывает к панели большой палец. Сначала поднимается стекло, утягивая звезды вверх, на потолок. Гидравлический подъемник облегченно вздыхает. А потом его скрывает гладкий металлический потолок, пряча лживый свет фальшивых звезд.
– Ненормальный! Ты из-за этого изолировал уровень хранителей? – Ярость Старейшины почти заставляет меня съежиться. Почти.
– Я думал, они настоящие! Думал, что там открытый космос!
– Это всего лишь лампочки!
– Черт, да откуда мне было это знать! Я думал, это настоящие звезды! Зачем их вообще здесь установили?
– Не для тебя! – рявкает Старейшина.
– А для кого? – ору в ответ. – На этом уровне, кроме тебя и меня, больше никого нет!
Старейшина скрежещет зубами. В горле у меня встает ком, но я его проглатываю. Не позволю ему думать, что я маленький мальчик, который устраивает истерику, обнаружив, что звезды не настоящие.
– Нельзя так делать, Старший. Ты мог вызвать панику на корабле! – Старейшина кажется одновременно злым и ужасно усталым. – Как же ты не понимаешь? Ты ведь Старший. Когда после меня станешь Старейшиной, тебе придется всю свою жизнь посвятить одной цели: заботиться о каждом человеке на корабле. Они – под твоей ответственностью. Нельзя показывать перед ними слабость: их сила – в тебе. Нельзя показывать и отчаяние: в тебе – их надежда. Ты должен быть всем для каждого на корабле. – Он делает глубокий вдох. – А это значит – не паниковать и не изолировать чуть что целые уровни!
– Я думал, там открытый космос.
Старейшина впивается в меня взглядом.
– Ты заблокировал корабль.
Сколько он еще будет мне это повторять? Я – чертов идиот, я уже понял, спасибо.
– И остался здесь, – его голос изменился. Стал спокойнее. В его глазах я заметил что-то такое, чего никогда не видел раньше.
Гордость.
– Ты собирался пожертвовать собой, чтобы спасти корабль.
Пожимаю плечами.
– Да, сглупил. Прости.
– Нет, – медленно произносит Старейшина. – Хотя да, сглупил, конечно. Но это было благородно. Тут нужна смелость, парень. На такое способен только настоящий командир. Решил пожертвовать собой ради корабля? Значит, соображаешь. Ты ведь понял, что уровень хранителей – верхний, да? Что если он схлопнется, то следом раздавит уровень под ним, а потом – самый нижний. Ты подумал, прежде чем действовать. Подумал обо всех, кто там, внизу.
Отвожу взгляд. Может быть, это и было благородно, но единственное, о чем я сейчас могу думать, – это о том, что звезды оказались не настоящими.
– Прости, – говорит Старейшина и, увидев мой изумленный взгляд, добавляет: – Я совсем не уделял тебе внимания. Я виноват. Ты напоминал мне другого Старшего, с которым… мы не сошлись характерами. Я рассказал ему слишком много – к тому же слишком рано. И он повел себя глупо, эгоистично. А ты – другой. Я совсем забыл об этом, но это так.
Теперь мое внимание приковано к Старейшине. Я и раньше знал, что до меня был еще один Старший – между мной и Старейшиной. Но он умер еще до моего рождения, и Старейшина никогда раньше о нем не заговаривал.
– Я готовил его на смену себе. Предполагалось, что за тебя возьмется он, а я буду заниматься кораблем. Когда он умер, мне пришлось самому обучать тебя… Я не готов был повесить на себя еще одного ученика и поэтому пренебрегал своими обязанностями.
Ищу его взгляд. Когда мы спускаемся на уровень фермеров, Старейшина ведет себя как этакий добрый дедушка. На уровне корабельщиков он превращается в старого короля, властного, но справедливого. Но лишь когда мы остаемся наедине, он открывает себя настоящего – или, по крайней мере, того, что мне кажется настоящим, – и этот человек, быть может, и стар, но в нем нет ни мягкости, ни слабины.
Что-то в этом молчании подсказывает, что Старейшина позволил мне, и только мне одному, увидеть его истинное лицо. И из-за этого, несмотря ни на что, я готов простить ему пренебрежение.
– Так что? – вопрошаю я недовольно. – Теперь-то ты начнешь готовить меня по-настоящему?
Старейшина коротко кивает, а потом жестом приказывает идти следом за ним в учебный центр. Хромота усиливается, по тяжелой поступи видно: боль в ноге уже заставила его пожалеть о той вспышке гнева.
На уровне хранителей всего четыре помещения: наши со Старейшиной комнаты, учебный центр и Большой зал. Учебный центр – самое маленькое из них, там всего только и помещается, что стол да вход в гравитационную трубу. Большой зал – самое просторное. В нем хватило бы места для всех людей на корабле, если только они согласились бы встать плечом к плечу, но вход на этот уровень разрешен только нам со Старейшиной. Еще до Чумы, до того, как ввели систему Старейшин, и наши с ним комнаты, и учебный центр были кабинетами командования. И, судя по карте звездного неба на потолке, Большой зал, видимо, использовали при навигации.
После Чумы, которая случилась на корабле много десятилетий назад, все изменилось. Иначе было нельзя. Тогдашний Старейшина переименовал уровни, оставив верхний для себя и следующих Старейшин.
Для меня в том числе.
Оказавшись в учебном центре, Старейшина садится за стол. Я сажусь напротив. Стол этот, можно сказать, антиквариат – он помнит времена, когда корабль только отправился в путь, и сделан из настоящего дерева, из дерева с Сол-Земли. Меня завораживает жизнь, которой пронизано это дерево: оно дышало воздухом Сол-Земли, питалось из ее почвы, потом его срубили сделали из него стол и пустили путешествовать по Вселенной на борту «Годспида».
– Ты должен кое-что знать, – говорит Старейшина. Берет со стола пленку – цифровой мембранный экран, довольно неоригинально прозванный так за свою… эээ… толщину, – и проводит по ней пальцем, включая. Когда экран загорается, он прикладывает большой палец к панели идентификации личности.
– Доступ разрешен, степень – Старшая, – щебечет пленка. Старейшина печатает что-то на экране, а потом пододвигает пленку ко мне. Сквозь тоненькую мембрану почти видна текстура дерева, но тут мое внимание переключается на то, что хотел показать Старейшина.
Это план уровня корабельщиков – я узнаю главный коридор, от которого во все стороны отходят просторные помещения – лаборатории и цеха, мастерские и исследовательские центры. По карте рассыпаны яркие, суетливо движущиеся точки.
– Понимаешь, что это такое? – спрашивает Старейшина, забирая пленку обратно.
– Карта местоположения вай-комов.
Беспроводные коммуникаторы за левым ухом у каждого из нас не только позволяют связываться друг с другом, но и служат локаторами.
Я наклоняюсь над столом, чтобы лучше разглядеть схему. Прядь длинных седых волос Старейшины падает мне на лицо, и он заправляет ее за ухо, но я успеваю почувствовать запах мыла и какой-то другой, более резкий, от которого щиплет в носу.
– Видишь все эти точки? Каждая из них – это корабельщик. У каждого – персональное задание: каждый должен обеспечивать слаженную работу корабля. Главные члены команды – вот здесь, – он указывает на энергетический отсек, а потом проводит пальцем дальше, к машинному отделению, в котором я никогда не был, и еще дальше, в помещение за ним. – Центр управления находится здесь. Хотя корабль управляется автоматикой, если что-нибудь пойдет не так…
– Корабль поведешь ты? – восхищенно спрашиваю я. Воображение рисует мне Старейшину – бравого командира, почти такого же, как капитаны древних кораблей Сол-Земли, на которых путешествовали по океанам, а не по Вселенной. А потом мне представляется, как я сам берусь за штурвал.
Старейшина усмехается.
– Я? Нет, что ты. Старейшин не обучают вести корабль, его дело – им командовать. Командовать людьми. Все эти корабельщики, – он указал на мерцающие точки, – обучены выполнять свои функции в случае чрезвычайной ситуации на борту. – Он поднимает взгляд, уже немного затуманенный старостью, но по-прежнему пронизывающий меня насквозь. – Ты понимаешь, да? Управляют движением корабельщики, а не мы.
Картинка того, как я под крики «Ура!» сажаю корабль на поверхность Центавра-Земли, стремительно бледнеет и исчезает.
– О корабле позаботится команда, но корабль – это всего лишь кусок железа. Твоя же обязанность – заботиться о людях.
Он уменьшает масштаб, и секунду на экране загораются все три уровня – головокружительный лабиринт переплетающихся линий. Сам корабль практически круглый. Тонкая полоса на самом верху – уровень хранителей. Ниже – уровень корабельщиков, он чуть побольше размером и весь поделен на кабинеты и лаборатории. Под ним – основная часть корабля, в которой располагается уровень фермеров. На уровне хранителей мерцают лишь две точки – мы со Старейшиной, у корабельщиков точек примерно полсотни или чуть больше. Старейшина нажимает на схему уровня фермеров, самого огромного из трех. Справа – в Больнице – горят несколько десятков точек, а вот в Регистратеке пусто. По центральной части рассыпаны десятки огоньков, каждый из них – работник одной из ферм. Потом Старейшина нажимает на левую сторону схемы – там находится Город, и точек так много, что посчитать ни за что не получится. Не то чтобы была нужда. Я и так знаю каждого на борту корабля – две тысячи триста двенадцать человек.
Каждая из этих двух тысяч трехсот двенадцати мерцающих красных точек тяжелой ношей лежит у меня на плечах, каждая чуть сильнее придавливает к полу. Все они, все и каждый – под моей ответственностью.
Старейшина снова вытягивает на экран уровень корабельщиков и указывает пальцем на самое большое помещение – там находится двигатель.
– Двигатель, компьютеры, навигационная система и еще куча техники – выйти из строя может все, что угодно. Путь… далек, – он говорит это так, словно чувствует все две с половиной сотни лет полета. – Те, кто построил корабль, знали это. Поэтому они и назвали его «Годспид» [1]1
Godspeed (англ.) – пожелание удачи, чаще всего обращаемое к тому, кто отправляется в дорогу или затевает смелое предприятие. Буквально «пусть Бог дарует тебе успех». Слово speed, изначально значившее «успех, процветание», в современном языке переводится как «скорость».
Кроме того, «Годспид» – один из трех кораблей, которые под командованием капитана Бартоломью Госнольда достигли в 1607 году побережья Северной Америки. Это путешествие закончилось основанием второго постоянного английского поселения на континенте – Джеймстауна в колонии Вирджиния.
[Закрыть].
Беззвучно повторяю это слово вместе с ним – на языке остается металлический привкус.
– В старину на Сол-Земле так желали удачи, – Старейшина фыркает. – Они отправили наших предков в небо, пожелали им удачи и забыли о нас. Они не могут нам помочь. Мы потеряли связь с Сол-Землей во время Чумы и так и не сумели ее восстановить. Пути назад нет. Годспид – все, что нам досталось от жителей Сол-Земли.
Я не совсем понимаю, имеет он в виду пожелание или корабль, но и то, и другое сейчас кажется не особенно щедрым даром.
– Одной удачи нам мало. Нужно, чтобы кто-то заботился о людях, а не только о самом корабле. И этим кем-то будешь ты, – Старейшина глубоко вздыхает. – Пора тебе выучить три причины, ведущие к разладу.
Я пододвигаю стул поближе. Что-то новенькое. Наконец-то – наконец-то! – Старейшина решил по-настоящему готовить меня к роли командира.
– На «Годспиде», – начинает он, – мы все говорим на одном языке?
– Конечно, – озадаченно отвечаю я.
– Есть у нас расовые различия?
– Расовые?
– В цвете кожи.
– Нет.
У всех на корабле смуглая, оливковая кожа, темно-каштановые волосы и карие глаза.
– Ты изучал мифы Сол-Земли: буддизм, христианство, индуизм, ислам. На «Годспиде» кому-нибудь поклоняются? – последнее слово просто сочится издевкой.
Нет, конечно! – смеюсь я. Религии Сол-Земли были темой одного из первых уроков, которые преподавал мне Старейшина, когда я только-только поселился на уровне хранителей. Все это были волшебные сказки, и я, помню, смеялся до изнеможения, когда Старейшина сказал, что люди на Сол-Земле готовы были убивать и умирать за вымышленных персонажей.
Он коротко кивает.
– Различия – вот первая причина разлада. На «Годспиде» нет религии. Мы все говорим на одном языке. Мы – один народ. Мы – не разные, и поэтому между нами не может быть вражды. Помнишь, я рассказывал тебе про крестовые походы? Про геноцид? Всех этих ужасов нам на «Годспиде» бояться нечего.
Я сижу на краешке стула и послушно киваю, в душе надеясь, что Старейшина не понимает, о чем я думаю на самом деле. Мне запомнились эти уроки. Они были одними из первых, мне тогда было тринадцать, и я только-только переехал на уровень хранителей, к Старейшине. Великие звезды, я был еще таким ребенком! Помню, как на пленке мелькали люди с разным цветом кожи и волос, люди, одетые в длинные хламиды и набедренные повязки, помню звуки языков, в которых я не мог понять ни слова. И тогда мне казалось, что все это очень круто.
Ссутулившись, ерзаю в кресле. Неудивительно, что Старейшина так нечасто со мной занимался – кажется, я вечно запоминал не то, чему он пытался меня научить.
– Вторая причина разлада, – продолжает он, – это отсутствие централизованного командования. – Наклонившись вперед, он протягивает ко мне заскорузлые, морщинистые руки. – Ты понимаешь, насколько важен лидер? – говорит он. Глаза у него влажные: от старости или от чего-то еще – непонятно.
Киваю.
– Точно понимаешь? – спрашивает он настойчивее, сжимая мои ладони с такой силой, что у меня хрустят пальцы.
Я снова киваю, не в силах оторвать взгляд от его лица.
– Что опаснее всего на корабле? – голос его превращается в скрипучий шепот.
Эээ… Наверное, я чего-то недопонял. Старейшина смотрит на меня, ожидая реакции. Я смотрю на него в ответ.
– Бунт, Старший, бунт. Бунт на корабле страшнее ошибок команды, сбоя техники, внешней опасности. Поэтому во времена Чумы и была установлена система Старейшин. Один человек рождается раньше людей, которыми будет управлять, он – ментор и командир для более юных. У каждого поколения есть свой Старейшина. И однажды им станешь ты. Ты станешь во главе централизованной системы, ты будешь пресекать разлад и заботиться о каждом живом существе на борту корабля.
