Текст книги "Через вселенную"
Автор книги: Бет Рэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
28
Старший
Когда я выхожу из лифта, разговоры превращаются в перешептывания. Нетрудно догадаться, что они обсуждают. Пусть себе шепчутся, пусть повторяют вранье Старейшины. Мне все равно, что они думают. Я хочу знать, что думает Эми.
У двери на полу – коричневое пятно: это останки тех раздавленных цветов, что я хотел ей подарить.
Стучу в дверь.
– Заходи, – отвечает глубокий мужской голос. Харли. У меня сосет под ложечкой. Провожу пальцем по кнопке замка, и дверь открывается.
Эми сидит у окна и смотрит на улицу. На поднятое лицо падает свет и разливается по красно-золотым волосам, играет в сияющих зеленых глазах. Я смотрю на нее не в силах оторваться.
– Красота, а? – говорит Харли. Стол теперь стоит не у стены, а прямо перед Эми, а на нем примостился мольберт. Харли уже набросал углем на небольшом холсте открывшуюся мне сцену.
– Ты бросил рисовать ту рыбу? – спросил я, надеясь, что горечь в моем голосе мне только послышалась.
– Ага! – щебечет Харли, нанося маленький синий мазок на нарисованное лицо Эми так, что под губами появляется намек на тень. – Забавно, для нее нужны почти те же самые цвета, что я использовал, когда писал золотую рыбку. О! – восклицает он, выглядывая из-за холста. – Это будет твое новое имя: с этого момента ты – моя Рыбка!
Эми весело смеется, слыша свое новое прозвище, но я хмурюсь – Харли назвал ее «своей». А вообще, он прав: у ее красно-желто-оранжево-золотых волос точно такой же цвет, как у чешуи золотой рыбки Харли.
– Рыбка, не обращай внимания на мальчика – расскажи мне о небе.
Я весь напрягаюсь, когда Харли называет меня «мальчиком». Дать бы ему в нос… Мне правда хочется его ударить, хоть он и мой лучший друг.
– Больше всего я любила звезды – с детства, с тех времен, когда родители водили меня в обсерваторию.
Я не очень представляю себе, что такое обсерватория, но одно понимаю: Эми впервые увидела звезды в компании родителей, а я – в компании мертвеца.
Эми смотрит на меня. Хорошо, что она не умеет читать мысли. Поковырявшись немного в мясном пироге, который лежит на салфетке у нее на коленях, она отправляет кусочек в рот. Быстро глотает, а остальное выбрасывает в мусоропровод. Видимо, они с Харли ели здесь, а не в больничной столовой. Хорошо. Думать не хочу, как к ней относятся пациенты после того, что сказал Старейшина. Она делает глоток воды из стакана и морщится.
– Что такое? – спрашиваю я.
– Голова болит. Так что, ты мне расскажешь, что такое случилось, что все считают меня уродом?
– Ты ей не сказал?
– Нет, конечно, – ворчит Харли, избивая кистью холст. – Зачем я буду оскорблять ее этой чушью?
Какая-то часть меня радуется, что Эми не слышала слов Старейшины. Но Харли – он всегда был таким, сколько я его знаю, всегда думал, что неведение – лучший способ защиты. Он не понимает, что мы часто воображаем себе вещи куда худшие, чем есть на самом деле.
– Так ты расскажешь?
Я поднимаю взгляд, и глаза Эми затягивают меня.
– Это Старейшина, – начинаю я. – Он послал всем общий вызов о тебе. – Пауза. Она знает, что такое «общий вызов»? – В общем, сообщение. Послал всем голосовое сообщение о тебе, – снова замолкаю не в силах выдержать взгляд ее огромных зеленых глаз. – В основном ложь.
Эми чувствует, что я не решаюсь продолжать.
– Что за ложь?
– Что ты – результат неудачного эксперимента, что ты умственно отсталая. Неполноценная, – снова медлю. – Аномалия.
Хмурясь, Эми переваривает эту информацию. Губы ее кривятся от отвращения – видно, она уже виделась со Старейшиной и представляет себе, что он мог сказать.
В конце концов она вздыхает и снова отворачивается к окну. Харли, выпрямившись, опять принимается за картину. Он пририсовывает грусть ее лицу на холсте.
– Так что, много звезд на небе? – спрашивает он, принимаясь за ночное небо на фоне. Слово «звезды» он говорит с трудом, словно не привык произносить его.
– Миллионы, – отвечает Эми. – Миллиарды.
В голосе ее звучит восхищение.
Харли разбрызгивает по холсту серебряную краску.
– Нет, – говорю я, нагибаясь над картиной, – они рассеяны, а не так плотно друг к другу. Разбросай их пошире. И они разного размера. Одни побольше, другие – просто искорки.
Эффект такой, будто я сделал что-то непристойное. Харли медленно поворачивается ко мне. Эми широко распахивает глаза.
– Ты видел звезды? – голос Харли звучит обвиняюще.
– Я… эээ…
Взгляд Эми впивается в мои глаза. Я знаю – она ищет в них сияние звезд.
– Всего один раз.
– Как? – выдыхает Харли.
– Из двери шлюза. Для сброса мертвых.
Эми резко поднимает на меня глаза.
– Где это? – спрашивает Харли напряженным тоном, и мне вспоминается период, когда он в последний раз был на том, что Док назвал «нисходящей спиралью».
– Не на уровне фермеров.
Харли разочарованно сникает. Он не входит в число немногих избранных, у кого есть доступ к другим уровням: всю свою жизнь он провел здесь, на уровне фермеров.
– А нам можно посмотреть? – спрашивает Эми. – Можно нам посмотреть на звезды?
О да, я хочу их ей показать. Хочу, но не ему, не сейчас, не вместе с ней. Я хочу быть тем, кто вернет Эми ее звезды.
Но что скажет Старейшина? Что он сделает? Со мной… и с ней?
– Нет, – отвечаю я. – Старейшине это не понравится.
Глаза Эми сужаются и превращаются в две нефритовые булавочные головки.
– Я видела Старейшину, – произносит она, и голос ее сочится отвращением.
Харли фыркает, и Эми обращает свой взгляд на него. Для нее в Старейшине нет ничего смешного.
– Великие звезды, что такого он мог сказать, чтобы тебе не понравится? – смеется он.
– Старший сейчас говорил про шлюз, – Эми сдерживает ярость, кипящую внутри, так, как, наверное, человек сдерживает рычащую собаку, которая рвется с поводка. – Он хотел меня в него выбросить, чтобы я не создавала «проблем» на корабле.
Харли по-прежнему смеется.
– Он бы так не сделал!
Эми даже не улыбается.
– Сделал бы, – говорю я. Смех Харли обрывается, он поворачивается ко мне.
– Может, он это сказал, чтобы припугнуть, но он бы никогда не…
– Нет, – прерываю я, собрав в голосе всю твердость. – Сделал бы.
Харли снова набрасывается с кистью на холст, но теперь лоб его нахмурен.
– Он не любит «проблем», – объясняю я Эми. – Не любит, когда кто-то отличается от остальных. Он говорит, что различия – это первая причина разлада.
– Прямо Гитлер какой-то, – бормочет Эми. Что она имеет в виду? Старейшина всегда мне говорил, что Гитлер был для своего народа мудрым и образованным лидером. Может, она хотела сказать, что Старейшина – сильный лидер, как и Гитлер? Вот только построение фразы необычное – еще один пункт, по которому мы непохожи, еще одно различие, которое, уверен, Старейшине бы не понравилось.
До того сидевшая у окна, Эми вдруг вскакивает. Быстро скрутив волосы в пучок, она хватает со стола две сухие кисти и закрепляет его – Харли не успевает даже рта раскрыть – а потом принимается мерить комнату шагами, словно зверь, которому мала его клетка.
Харли снова фыркает, но у меня в голове вспыхивают воспоминания: вот Старейшина идет по нижнему уровню, улыбаясь фермерам и рабочим улыбкой доброго дедушки, а потом поднимается вместе со мной на уровень хранителей, с отвращением огрызаясь на их тупость. Вот он вдалбливает в меня уроки, каждый раз подчеркивая важность контроля. Вот в первые дни моей жизни на уровне хранителей его лицо кривится от отвращения всякий раз, когда я делаю что-нибудь не так, как надо. В моем воображении лицо Старейшины раскалывается на две половинки так же, как, наверное, раскололась и его душа.
И вдруг я осознаю: да, этот человек, с которым я жил три года, предводитель всего корабля, чья власть на борту абсолютна… этот человек способен убить кого угодно и когда угодно.
Он мог бы.
– Но зачем ему это делать? – спрашиваю я.
– Не знаю. И… почему меня? Я ничего не значу. Зачем пытаться убить меня?
Кисть Харли замирает в воздухе. Тяжелое молчание пропитывает комнатку насквозь.
– Теперь уже – не только тебя, – говорю я, и мои слова рассекают воздух, словно стрелы. – Один человек был убит. Тогда я и выглянул наружу – помогал Доку со Старейшиной отправить тело к звездам.
– Кто? – с ужасом в голосе выдыхает Эми.
– Мистер Уильям Робертсон.
– Я его не знаю, – облегченно говорит она. И только тут я понимаю: она боялась, что это ее мама или папа умерли и плывут теперь среди звезд.
29
Эми
– Как на корабле построена служба безопасности? – поворачиваюсь я к Старшему. – Есть у вас копы или что-нибудь в этом роде?
Харли со Старшим смотрят на меня озадаченно.
– Копы? – спрашивает Старший.
Киваю.
– Ну, знаете, полицейские. Копы, – взгляд у обоих по-прежнему непонимающий. – Их работа – держать под контролем всяких нехороших людей.
– Для этого есть Старейшина, – Харли снова поворачивается к холсту.
Классно.
– Нам не так нужны «копы», как вам на Сол-Земле, – говорит Старший. Только через пару секунд до меня доходит, что Сол-Землей он называет мою Землю. – На Сол-Земле было больше разлада, потому что было больше различий. На «Годспиде» нет различий, поэтому нет и проблем.
Во мне закипает гнев.
– Проблемы на Земле начинались не из-за различий…
– Рабство. Крестовые походы. Геноцид. Нарушение гражданских прав. Апартеид. Различия – основной источник всех самых глобальных антропогенных катастроф на Сол-Земле.
У меня отпадает челюсть, но отрицать эти пятна мировой истории я не могу.
– Смотри-ка, какой умный, – подмигивает мне Харли. – Старший получает самое лучшее образование из всех нас. Наши знания о Сол-Земле – одно сельское хозяйство да естествознание. А Старший у нас умник.
Старший густо краснеет.
У меня на это нет времени.
– Что вы делаете, чтобы найти убийцу?
Оба смотрят на меня бессмысленным взглядом.
– Замороженных людей кто-нибудь охраняет? Старейшина занимается расследованием? Есть подозреваемые? Охрана или хоть какой-нибудь надзор там есть? Что вообще делается? – Им обоим нечего сказать ни по одному вопросу, и это просто выводит меня из себя. – Вы об этом даже не подумали, да? Человек умер, а вы тут развалились на стульях и ничего не собираетесь предпринимать? Я думала, ты в будущем должен стать главным на корабле, – кричу я указывая на Старшего. – И ты что, будешь игнорировать происходящее и надеяться, что все само рассосется? Ну и командир!
– Я… я… – лепечет Старший.
– Ты не понимаешь, что ли, что там остались мои родители? Что они беспомощны? Лежат там в крошечных ящиках. Ты-то там не был. В ящике. Тебя не отключали. Ты понятия не имеешь, каково это. Когда наконец просыпаешься и осознаешь это, хочешь выплюнуть все эти трубки, но не можешь. Хочешь выбраться из ящика, но не можешь. Хочешь дышать. Но. Не. Можешь.
– Ладно, ладно, – говорит он. – Успокойся. Выпей воды. – Старший пользуется возможностью налить в мой пустой стакан воды из-под крана в ванной.
– Не хочу я воды! – Неужели так трудно понять, как это важно?
Но Старший все сует мне в руки стакан. В итоге я беру и делаю глоток. На языке остается странный горьковатый привкус. Интересно, сколько раз эту воду уже перерабатывали? Эти мысли немного утихомиривают ярость, я успокаиваюсь.
– Что бы ты чувствовал, будь это твои родители? – тихо спрашиваю я его.
Харли поднимает на нас глаза, потом медленно кладет кисть. Ответ Старшего волнует его больше, чем мои вопли.
– Я никогда не видел своих родителей.
– Они умерли? – получается резче, чем я хотела; этот мир, кажется, успешно делает меня бессердечной.
Старший качает головой.
– Нет. Я просто не знаю, кто они. Старейшине не полагается это знать. Он должен считать, что он – дитя корабля.
Такое ощущение, что Старший зачитывает наизусть учебник, но в голосе его звучит печаль, которой он, наверное, сам не замечает. Он кажется таким маленьким и одиноким. Да еще сутулится так, словно хочет спрятаться в собственном теле.
– Это поэтому ты здесь? – спрашиваю я Харли.
– Неа. Я своих родителей знаю. Они – ткачи, живут в городе. С самой Чумы все мои предки – ткачи. Наверно, мои родители расстроились, когда я решил не продолжать семейное дело, но не уверен, что они заметили, когда я ушел. Мне дела не было до тканей, им – до всего остального. Вот я и поселился здесь. Совсем родителей нет только у Старшего.
– Как и должно быть, – тихо произносит Старший, не глядя на нас. – А сейчас, – добавляет он, – если нельзя узнать, кто убил мистера Робертсона, можно начать с вопроса – почему.
Я прохожу через комнату к Харли и его инструментам, беру самую большую кисть и черную краску.
– Э! – протестует Харли, но, прежде чем он или Старший успевают что-то сделать, я довольно коряво записываю свое имя на стене у окна.
– Что ты делаешь со своей стеной?! – изумленно спрашивает Старший.
– Это не моя стена, – отвечаю я. – Здесь нет ничего моего.
Под именем я пишу все, из-за чего, как мне кажется, меня мог выбрать убийца. «Девушка, – пишу я. – Семнадцать. Рыжие волосы. Белая. Внешность обычная».
– Ты очень красивая, – тихо возражает Старший, но я его замечание игнорирую.
«Не участвует в миссии», – добавляю я.
– Вот. – Я поворачиваюсь к ним. – А мистер Робертсон? – пишу его имя на стене рядом со своим.
Старший берет со стола тот тонкий лист пластмассы, который еще раньше привлек мое внимание. Проводит по нему пальцем, и он загорается, словно экран. Начинает печатать, и на экране мелькают изображения.
– Доступ разрешен, степень – Старшая, – сообщает компьютер женским голосом.
– Мистер Уильям Робертсон, – зачитывает Старший с экрана. – Мужчина. Пятьдесят семь лет, латиноамериканец, вес – двести двенадцать фунтов. Специалист по командованию. Служил в американской морской пехоте. Миссия: организация наступления. Работодатель: ФФР. ФФР? – он медлит. – Я уже видел эти буквы. На табличке на уровне хранителей…
– Фонд Финансовых Ресурсов, – поясняю я, записывая данные мистера Робертсона под его именем. – Всех военных финансировал ФФР. Папа тоже через него попал в экспедицию.
Старший проводит пальцем по экрану.
– Больше ничего.
Я смотрю на этот диковинный компьютер.
– А про меня там что-нибудь есть?
Старший колеблется.
– Что такое? – спрашиваю я. – Что там про меня?
– Эээ…
Харли, который молча наблюдал за нами, выдергивает компьютер из рук Старшего. Бросает быстрый взгляд на страницу, и глаза его перестают смеяться.
– Ой.
– Что?
– Ничего, – Харли протягивает руку, чтобы коснуться экрана – выключить его, ясное дело. Но не успевает, и я его перехватываю.
На экране – фото, сделанное за несколько дней до заморозки, при медосмотре. Дата рождения, группа крови, рост, вес. А еще внизу мелким шрифтом подписано: второстепенный груз.
А, ну да, точно. Совсем из головы вылетело.
Я ведь просто лишняя тяжесть.
Бросаю компьютер на стол и, повернувшись обратно к стене, добавляю в свой столбик: «Второстепенна».
– Ты не… – начинает Старший, но я смотрю на него так, что он осекается.
Отступив на шаг, оглядываю свое творение. Линии получились слишком жирные; от букв вниз стекают дорожки черной краски, некоторые тянутся до самого плинтуса и перечеркивают облупившиеся виноградные лозы, нарисованные кем-то, кто жил здесь до меня. Харли следит взглядом за тем, как черные капли наперегонки бегут по нарисованным цветам.
– Итак, – я сканирую списки взглядом, – где связь? Зачем кому-то убивать нас?
Молчание.
– Мы что-то пропустили, – говорю я, приглаживая волосы. – Какая-то связь должна быть.
Может, она и есть, вот только мы ее не видим.
Я бессильно опускаю руки.
– Так мы ни до чего не дойдем. Надо просто спуститься на криоуровень и осмотреться там.
– Спуститься? – изумленно спрашивает Старший.
Киваю.
– Может, найдем подсказку.
Харли смеется, словно это все игра.
– Подсказку?
Я просто смотрю на него, и его смех затихает.
– Ладно, – произносит Старший. Мы встречаемся взглядами, и я забываю, почему его лицо показалось мне невинным. Теперь на нем читается решительность, воля к борьбе, готовность поддержать меня.
– Ладно? – переспрашиваю я.
– Идем.
30
Старший
Эми не обращает внимания на холодные взгляды, которыми ее провожают в комнате для отдыха, пока мы идем к лифту. Высоко вздернув подбородок, она старается избегать зрительного контакта. Мне она кажется королевой, но по шепоту, который следует за ней по комнате, я понимаю, что люди вокруг думают о ней совсем иначе. Сжимаю зубы. Это все из-за Старейшины.
Раздается звонок, и лифт открывает нам дверь на четвертый этаж.
– Вы слышали? – говорит Эми, шагая по безлюдному коридору.
– Что? – спрашивает Харли.
Она качает головой.
– Ничего. Наверно, просто воображение разыгралось. – Но все же она смотрит на двери по обеим сторонам с чем-то вроде отвращения.
Открываю дверь в конце коридора – она по-прежнему не заперта – и направляюсь через комнату ко второму лифту. Разбитая сигнализация пропала. Наверно, Старейшина забрал ее с собой на уровень корабельщиков проверить, смогут ли они ее починить.
– Так что мы все-таки ищем? – спрашивает Харли, пока мы спускаемся на лифте.
– Не знаю, – Эми переминается с ноги на ногу. – Подсказку. Что угодно.
Мне вспоминается, как я спускался на криоуровень в прошлый раз. Единственным доказательством убийства, которое я тогда заметил, было тело Уильяма Робертсона. Других подсказок не было.
Но этого я Эми не скажу.
Когда двери лифта открываются, Харли пулей вылетает в зал, с энтузиазмом оглядываясь по сторонам. Я шагаю следом. Эми выходит, только когда двери уже начинают снова закрываться.
– Где та дверь со звездами? – нетерпеливо спрашивает Харли.
Эми подходит ко мне, берет меня за рукав и дергает до тех пор, пока я к ней не оборачиваюсь.
– Где мои родители? – очень, очень тихо спрашивает она.
– Не знаю, – отвечаю я. – Но могу посмотреть, если хочешь.
Эми кусает губу, потом качает головой.
– Нет… не надо, – оглядывается вокруг широко раскрытыми круглыми испуганными глазами. – Не… не сейчас. Потом.
– Может, сначала посмотрим на звезды? – с нетерпением просит Харли.
– Шлюз вон там, – начинаю я, но не успеваю закончить фразу, Харли уже бежит меж рядов в ту сторону, куда я указал. Поворачиваюсь к Эми. – Он не знает, каким кодом открывается дверь.
Она дарит мне полуулыбку.
– Пусть сам догадается. Давай поищем здесь что-нибудь полезное. Можешь показать, где был этот мистер… эээ… Робертсон?
Мы идем по проходу мимо криокамер номер семьдесят пять – сто и останавливаемся у сотой.
Эми дрожащими пальцами тянется к пустому столу. Интересно, она представляет на нем родителей? Или, может, саму себя? Когда пальцы уже почти касаются металла, она отдергивает руку и прижимает ее к груди.
– Так что мы будем делать? – спрашиваю я, чтобы отвлечь ее от мыслей, от которых она уходит в себя.
Эми отступает на несколько шагов, смотрит на пол. Взгляд ее обыскивает пустой, голый цемент, блуждает по больнично-чистому помещению.
– Не знаю, что я ожидала найти, – говорит она наконец. – Наверное, думала, что, как в детективном сериале, стоит только посмотреть, и я найду кусочек ткани, который можно было бы приложить к одежде Старейшины, или капля крови, чтобы сделать тест ДНК, но я даже не знаю, можно ли тут на корабле его сделать…
– Биометрические сканеры читают ДНК, – вставляю я, но она не слышит.
– Или гигантский отпечаток пальца… – Эми осекается. – Инструменты Харли! – вдруг восклицает она и глядит мне прямо в лицо. – Инструменты Харли!
– Что?
– У Харли есть кисти. А еще есть уголь – он делал им набросок перед тем, как рисовать красками. У него есть все, что нужно.
– Я не понимаю, о чем ты! – Это так, но я тоже улыбаюсь, потому что к ней снова вернулась та искорка жизни, что потухла, когда мы вышли из лифта.
– Харли! – зовет она, срываясь с места, чтобы бежать обратно по проходу. – Харли!
Понятия не имею, зачем все это ей понадобилось. Знаю только, что, если нужно, я выдержу новую эпидемию Чумы, чтобы достать их для нее. К счастью, все не так сложно.
– Исходящий вызов: Харли, – нажимаю я на вай-ком.
– Что? – нетерпеливо спрашивает Харли.
– Принеси сюда свой ящик с инструментами.
– Где шлюз со звездами? Тут куча всяких дверей и всего остального тоже, но все заперто.
– Принеси сначала ящик.
– Если принесу, ты мне скажешь, за которой из дверей звезды?
– Ага.
– Щас. – И Харли отключается.
– Что это за штука? – спрашивает Эми, помедлив мгновение, чтобы убедиться, что я договорил. – Я думала, у вас у всех там крошечные гарнитуры, но, похоже, она вшита прямо под кожу, да?
Провожу пальцами по кнопке.
– Это вай-ком. Беспроводное средство связи.
– Это больно?
– Нет, – смеюсь я.
– Круто, – выдыхает Эми; ее легкое, теплое дыхание шевелит волосы около моего уха. – Как будто встроенный в ухо телефон.
Ее пальцы гладят кожу над выступающим вай-комом. У меня перехватывает дыхание. Она прямо передо мной, мучительно близко. Эми прикусывает губу, и из моей головы испаряется все, кроме желания схватить ее, прижать к себе, коснуться губами ее губ.
Потом она отступает, опустив руки, с непроницаемым лицом.
– Док может… эээ… поставить и тебе такой, если хочешь, – предлагаю я, пытаясь не обращать внимания на дикое желание обнять ее и притянуть к себе.
Эми касается руками шеи за левым ухом. Пальцы легко поглаживают кожу.
– Нет. Пока, наверное, не хочу.
Через несколько мгновений появляется Харли и роняет свой ящик с кистями и красками на пол у наших ног. По нему видно, что он порывается убежать и открыть дверь к звездам, но все же ему любопытно, что мы будем делать с его вещами. Мне, кстати, тоже.
Эми роется в ящике, откладывая банки с краской, огрызки карандашей и клочки бумаги. Наконец, вытаскивает кучку углей, завернутую в тонкую тряпочку. И принимается молотить ей по полу.
– Э! – кричит Харли. – Я их сам делал.
– Мне нужен порошок, – говорит Эми, растирая кусочки угля.
– Зачем?
Эми усмехается.
– Смотрите внимательно.
Выбрав одну из самых больших и широких кистей, она обмакивает ее в порошок, а потом аккуратно проводит по дверце.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть получится, – заклинает она, покрывая металлическую поверхность тонким слоем порошка. Задерживает дыхание.
Под порошком на поверхности дверцы появляются завитки отпечатков пальцев.
– Да, вот только если бы был простой способ понять, чьи это отпечатки! – смеется Эми.
Тут я могу помочь.
– Попробуем вот так. – Я становлюсь на колени рядом с ней, держа в руках пленку со стола в конце прохода. Прикладываю цифровую мембрану к отпечатку и нажимаю «сканировать». Через пару секунд он появляется на экране – Теперь, – говорю я, нажимая на экран, – осталось только сравнить его с данными биометрических сканеров…
– Вот это да, – шепчет Эми. Я смотрю на нее и усмехаюсь.
Пленка пищит.
– Что там? – спрашивает Харли, заглядывая мне через плечо.
– Мой. Я был тут с Доком, это мой отпечаток.
– Тут написано: Старейшина/Старший, – Харли указывает на экран. – Это мог быть Старейшина.
Эми поднимает горящие глаза, но я качаю головой.
– У нас одинаковая степень доступа к компьютеру – биометрические сканеры всегда пишут оба имени. Я проверял карту вай-комов, его здесь не было. Это может быть только мой отпечаток.
– Попробуй другие, – говорит Харли, и Эми с энтузиазмом принимается за дверцу. Я сканирую каждый найденный отпечаток, но из всех достаточно четких четыре принадлежат Доку, а остальные двенадцать – мне. Чаще всего отпечатки смазаны или так накладываются один на другой, что разбираться бесполезно.
– Еще один нашла, – объявляет Эми, обрабатывая верхнюю часть криокамеры. – Это твой?
– Не помню, чтобы я касался этого места.
В глазах Эми появляется блеск.
– Может, это убийца! – говорит она, в голосе снова звучит волнение.
Я прижимаю пленку к отпечатку, сканируя его. Отпечаток довольно широкий – большой палец. Завитки делит надвое тонкая неровная линия.
– Это что такое? – спрашивает Харли, когда на экране высвечивается изображение.
Эми глядит мне через плечо.
– Может, и ничего… но похоже на шрам, правда?
Бип. Бип-бип. Поиск завершен.
«Старейшина/Старший», – мерцает над отпечатком.
– Еще один твой, – вздыхает Эми, лицо ее снова делается печальным. Она отворачивается к криокамере, но теперь водит кистью так, словно ей до боли тяжело.
– У тебя есть шрам на пальце? – спрашивает Харли.
Я внимательно оглядываю пальцы, хоть и так знаю, что на них нет такого шрама, который перечеркивал бы все линии.
– Может, что-то попало под палец, когда он коснулся криокамеры, – говорит Эми, не поднимая глаз. – Попало между пальцем и поверхностью.
Но я до этого места не дотрагивался.
Я это точно помню.
Эми берет в руки пленку.
– Ты уверен, абсолютно уверен, что это не может быть Старейшина?
– Точно. Я проверил карту вай-комов сразу, как мы нашли тело мистера Робертсона. Он сюда не спускался.
Эми раздувает ноздри, прямо как разъяренный бык.
– И все-таки мне кажется, он мог…
Я качаю головой, и Эми останавливается. Это просто невозможно. Даже если Эми права и он способен на такую жестокость, его просто не было здесь, когда произошло убийство.
Эми с раздражением бросает кисть.
– Никакой пользы от этих отпечатков.
– Увы, – отсутствующе добавляю я, размышляя о том, кто, кроме меня и Старейшины, мог оставить этот отпечаток.
Харли забирает у меня пленку и бросает на стол в конце коридора.
– Можно нам теперь посмотреть на звезды? – Когда он берет в руки свой ящик, краем глаза я замечаю, что он захватил с собой чистый – хоть и маленький – холст.
– Если я открою эту дверь, ты останешься тут на ночь и проследишь, чтобы никто не трогал замороженных?
Улыбка Эми – более чем достаточная причина не слушать внутренний голос, предупреждающий, что Старейшине не понравится, если я оставлю Харли здесь одного.
– Конечно.
Объяснив Харли, где шлюз, и, сказав код доступа, я снова беру пленку, которую он бросил на стол. Торопливо регистрирую их с Эми и разрешаю им доступ на криоуровень, чтобы они могли приходить, когда захотят, а потом еще разрешаю Эми доступ к пользованию пленками. Только я успеваю отсканировать отпечатки пальцев Харли, как он срывается с места и исчезает в направлении шлюза, даже не пытаясь скрыть нетерпение. Эми все еще смеется над ним, когда я прижимаю ее большой палец к панели сканера на пленке. Только когда она перестает смеяться, я понимаю, что держу ее палец уже как минимум с минуту.
– Извини, – бормочу я, отдергивая руку.
Эми улыбается мне.
– Хошптисадпостреть? – спрашиваю я на одном дыхании. Глаза непроизвольно округляются. Что на меня нашло? С чего вдруг я это ляпнул?
– Что? – спрашивает Эми. Улыбаясь еще шире, она отступает на шаг и прислоняется к ребру металлического стола.
– Хочешь пойти посмотреть сад? – спрашиваю я, говоря теперь медленнее, чем колотится мое сердце. – Со мной?
Она покусывает губу, и, хотя не отворачивается от меня, взгляд ее становится далеким и нечетким. Пальцы впиваются в край стола так, будто она боится, что я собираюсь утащить ее из этого холодного, темного места насильно. Понять почему – несложно. Ей хочется побыть рядом с родителями. Зеленые глаза на мгновение обращаются вправо, туда, куда убежал Харли. И звезды она тоже хочет увидеть.
Сердце падает. Как я могу сравниться что с одним, что с другим?
Потом Эми снова смотрит на меня, и на лице ее появляется улыбка.
– Давай, – говорит она.
И эта ее улыбка для меня куда прекраснее, чем звезды.
