Текст книги "А счастье пахнет лавандой!"
Автор книги: Бернадетт Стрэхн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
7
Воскресенья теперь уже не те. На центральных улицах вовсю идет торговля, шумные пары заполняют парки, театры, автостоянки, агентства по продажи недвижимости, сексшопы и магазины «Мир кожи» – и все это ради нашего же удовольствия. (Конечно, сюда нужно добавить церкви.) И все же сядьте у тарелочки с ростбифом и разными гарнирами, и внезапно, как по волшебству, воскресенье станет точно таким же, каким было когда-то в детстве, со всякими расползшимися по дому вкусными запахами и улыбающимися родными лицами.
«Не будем вспоминать о скуке, от которой сводит челюсти, и страстном желании сжечь дотла это семейное гнездышко», – подумала неблагодарная Иви, досадуя, что ей сейчас приходится сидеть на диване между двумя трехлетними близнецами с огромным альбомом фотографий на коленях. Бриджит склонилась над ними, с энтузиазмом рассказывая о самых захватывающих моментах их путешествия по Нормандии.
– Вот здесь папа с омаром… А здесь я с маленькой кошечкой, которую мы встретили… – и так далее.
Разгоряченные Чарльз и Джулиус плотно прижались к Иви и, казалось, поглощены были рассматриванием нечетких снимков, где их бабушка, словно на показе мод, демонстрировала не скрывающие ее недостатки платья без рукавов. Все же на этот раз Иви было с малышами проще, чем обычно, и она подумала, что это сказывается благотворное влияние Милли. Ее переполняла гордость оттого, что после восстановления дружеских отношений с Кэролайн Иви научилась поднимать, кормить и даже забавлять малышей, совсем не опасаясь им навредить.
– Бабуска касивая, – неразборчиво лепетал Чарльз, рассматривая фотографию, на которой Бриджит по-мужски жестикулировала на автостоянке; в кадр при этом попала только половина ее головы.
– Ты прямо-таки создан для карьеры пиарщика, Чарльз.
Иви потискала своего племянника и в стотысячный раз подумала с недоумением, почему это Бет, прошедшая через длинный ряд Марисов, Джонов, Кэтрин и Робертов, стоя около купели, совсем обезумела и назвала детей Чарльзом и Джулиусом. «Мы не хотим, чтобы у них были такие же имена, как у многих других», – заявляла она в то время, но, если пораскинуть мозгами, это скорее всего была заслуга Маркуса. Несомненно, в его родословной не хватало еще и Гермионесов с Джонквиллами. Тогда бы уж… О нет, если бы у нее были дети, подумала Иви, она назвала бы их самыми простыми и красивыми именами. Ханни, может быть, или Молли, или Дейзи, или… Милли.
– Не могу я здесь весь день с вами стоять. – Бриджит казалась недовольной, как будто кто-то приколотил гвоздями к ковру ее выходные туфли. – Мне нужно пойти посмотреть мясо.
Кусок говядины она воспринимала как коварного противника. Она обязательно должна была продемонстрировать, кто в доме хозяин, постоянно заглядывая в духовку и тыкая ножом или вилкой говядину, гремя дверкой плиты. В предвкушении подливки у Иви потекли слюнки, и она осмелилась спросить:
– А пить мы что-нибудь будем?
– Фруктовый напиток? – Он всегда был наготове, причем комнатной температуры. – Или кока-колу?
Эта кока-кола новой марки из супермаркета была в такой большой бутылке, что для ее размещения потребовалась отдельная комната. В теплом состоянии вкус у нее был отвратительный.
– Я подумала о чем-нибудь покрепче. – Безрассудная просьба, но Иви не теряла надежды, что в результате ежегодных путешествий через канал немного французского вина осело в Сурбитоне.
Не тут то было. Ей в руку всунули очень маленькую порцию шерри. После этого близнецов в срочном порядке удалили, предусмотрительно позаботившись, чтобы их одуревшая от ликера тетя ничего плохого с ними не сотворила.
Бет уселась напротив Иви, и пока Иви восхищалась ее дорогими, исключительного покроя брюками, выхватила бокал из руки сестры и вылила его содержимое в свой.
– Ты же не пьешь, – прошептала изумленная Иви.
Бет вернула бокал в застывшую от изумления руку сестры, пока не заметила Бриджит. Иви хмуро посмотрела на сестру, которая одними губами произнесла: «Извини».
Точно так же, как Иви была шатенкой, Бет была блондинкой, и ее гибкий стройный стан совсем не походил на мягко округлую фигурку Иви. О таком загаре, как у Бет, можно было только мечтать, и вот сегодня ее коричневатые плечи так лоснились, оттененные безукоризненно белой кофточкой, что казалось, что она только что сошла с яхты. Бет всегда была элегантной, взрослой, с тем «богатым» видом, что определяется безошибочно, поэтому не было ничего удивительного в том, что на фоне такой красоты и ума Иви, проходя тяжкие пути взросления и гормонального созревания, увязла в трясине зависти. Произошло это в значительной степени и благодаря их маме, представления которой о детской психологии были весьма поверхностными; в то время как на Бет обрушивались целые горы похвал, Иви довольствовалась лишь краткими замечаниями в адрес собственных недостатков.
А уж их у нее хватало.
Иви могла в этом признаться даже сама себе, и самым большим достижением ее школьных лет был постоянный страх. Приобщение к мудрости в Воскресной школе не развило в ней уважения к власти. Когда папа открыл конверт с результатами ее школьных экзаменов, в глазах у него зарябило от сплошных «G» [8]8
G – низкий показатель успеваемости в Великобритании, соответствующий оценке «удовлетворительно».
[Закрыть].
Так что Иви было за что ненавидеть эту красавицу и отличницу – свою старшую сестричку. Но она ее не ненавидела, и, вероятнее всего, по той простой причине, что Иви мало волновали ученые степени. А может, еще и из-за того, что все молодые люди, которых привлекала Бет, были, по мнению Иви, до того красивы, богаты и неимоверно скучны, что она, завидев их, старалась побыстрее улизнуть из дома. Маркус оказался тем, в ком воплотились все их черты. Он был смугл, обеспечен и умел заговаривать зубы. Иви всегда считала, что от зубных врачей нужно держаться подальше, и посещала их только тогда, когда боль становилась нестерпимой; Бет же выбрала себе дантиста в спутники жизни. Иви просто не способна была раздеться перед человеком, который проводит весь день, засунув руки в чужие рты, в какой бы кругленькой сумме ни выражалась его зарплата.
Возможно, прочность отношений супругов основывалась на том, что у Бет была холодная голова и если не горячее, то доброе сердце. Сестры не были близки. Насколько старшая была хладнокровна и расчетлива, настолько младшая – безалаберна и неорганизованна. Но это не омрачало их отношений, которые оставались дружелюбно простыми. Бывали времена, как, например, при повторении «Уолтонов» [9]9
«Уолтоны» – популярный в Великобритании сериал.
[Закрыть], у Иви возникало желание быть с Бет хоть немного поближе. Бет никогда не проявляла интереса к актерской судьбе сестры; Иви не заразилась от нее интересом к образцовому ведению домашнего хозяйства и к идиллической семейной жизни в Хенли [10]10
Хенли – район в пригороде Лондона.
[Закрыть]. К тому же «Уолтонов» показывали не так-то часто.
– Поздравляю, – заговорила Бет. – Мама мне все рассказала про дом.
– Она не одобряет.
– Мама никогда ничего не одобряет. Можешь из-за этого не беспокоиться. Ты уже въехала?
Никогда раньше Иви не замечала, чтобы ее старшая сестра относилась к чему бы то ни было с таким неподдельным интересом. О чем бы ни шла речь, она краешком глаза всегда следила за близнецами, которые могли натворить гораздо больше разрушений, чем выражали их безмятежные личики.
– И что же, там полно жильцов? – спросила Бет.
– Да.
– Я по-настоящему рада за тебя, сестренка. Ты теперь хозяйка целого дома?
Иви пожала плечами.
– Ты же тоже хозяйка дома, насколько мне известно.
– Не-е-е-т. – Бет растянула это слово так, как растягивают толстый эластик. – Он – хозяин. – Она кивнула в сторону своего мужа, который благодаря своему шикарному акценту и исключительному пенису удостоился особой благосклонности Бриджит в виде большого бокала ликера.
– Не вижу никакой разницы.
– Что ж…
Бет сменила тему разговора, обратившись к излюбленной в семье проблеме:
– Когда ты приведешь молодого человека и познакомишь его с нами?
– Опять ты начинаешь! – Иви так хлопнула по подушке, что разбудила Генри, который испортил воздух в комнате и был тут же выдворен поджавшей губы Бриджит на улицу.
– Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, я уже семь лет как прожила с мужем, – заметила Бет мечтательно.
– Можно подумать, я этого не знаю. Весь день твоей свадьбы я провела, не смея пошевелиться, в одеянии из тафты. К тому же пояс мне был ужасно тесен.
– И ты все сокрушаешься по поводу этого платья?
– Да. И никогда не перестану. Я возьму его с собой в могилу: «Здесь лежит Иви Крамп. Пояс ее платья ей очень тесен».
Бет вздохнула.
– В последний раз тебе говорю: тогда это было очень модно. И не уходи от разговора. Почему у тебя никого нет?
Иви медленно проговорила:
– Пояс. Ну почему, ради всего святого?
– Ты очаровательно выглядела. Все так говорили.
– Нет, – произнесла Иви непреклонно, как будто давала показания в суде присяжных. – Так говорили только дряхлые тетушки. Никто моложе восьмидесяти, с хорошим зрением, так не говорил. Они-то прекрасно видели, что я выгляжу как старая кошелка.
– Может, все-таки хватит об этом. С тех пор прошло семнадцать лет! Ради того, чтобы тебя утешить, я готова облачиться в шапочку Джульетты и мотоциклетные перчатки.
Иви рассмеялась, сдалась и вернулась к больному вопросу о противоположном поле.
– Видишь, меня положили на полку. Я не пользуюсь спросом. Желающих на горизонте не видно. Остаток. Излишек. Когда вырастут Чарльз и Джулиус, я буду эксцентричной старой девой, и они даже не захотят целовать свою тетю, потому что я буду вынимать вставные челюсти, чтобы пососать ириски.
– Да ты не любишь ириски.
– Ну, значит, я буду их вынимать, чтобы пососать куриные косточки.
– Прекрати Иви, ты в самом соку.
– Если бы кто-нибудь объявил об этом мужской половине населения старого Лондона…
– Боже! – Бет облокотилась на спинку и мечтательно уставилась непонятно на что. – Если бы я была сейчас на твоем месте, с твоей-то молодостью и свободой, я бы трахалась, как крольчиха.
– Э… – Невозможно было предположить, чтобы старшая сестра так разговаривала. Она была такой респектабельной. Такой скрытной. Она никогдане говорила «трахалась». – Не может быть!
– Ты так полагаешь? – проговорила Бет с лицом удивительно печальным и таинственным. – Видимо, так думают и все остальные.
Иви нахмурилась и проследила, как Бет после этого взглянула на Маркуса, который игриво хвалил vol-au-vent [11]11
Vol-au-vent (фр.)– воздушные булочки.
[Закрыть]с ветчиной и джемом.
– Я все вижу, – сказала она голосом, каким говорят женщины-детективы. – Скандал в раю?
Взгляд, которым одарила ее Бет, был слишком уж мрачен.
– Не говори о вещах, которых ты не понимаешь, – сказала она. Затем встала и большими шагами вышла из комнаты. Иви смотрела ей вслед с видом полнейшего недоумения. Бет не только никогда не пила и не говорила слова «трахаться», она еще и никогда не выходила из комнаты большими шагами. Что-то разъедало старшую сестру изнутри. Что-то очень важное.
Маркус обошел стол и направился к Иви, убежав таким образом от подноса с сушеными креветками и бананами, которыми насильно потчевала гостей Бриджит. Он уселся на софу и улыбнулся широкой улыбкой (как и положено дантисту) сестренке своей жены.
– Как успехи?
Иви ответила не сразу. Неотступная мысль жужжала у нее в голове, как надоедливая муха. У тебя появился кто-то на стороне.
– Хорошо, все хорошо, – ответила она в конце концов.
– Как думаешь, Генри поможет мне справиться с vol-au-vent?Ах да, его же удалили.
Маркус заливался соловьем, но Иви его не слушала. Она смотрела на него другими глазами. Она разглядывала в нем мужчину, а не мужа своей сестры.
Да, он все еще был красив, с удивлением отметила она. И эта проседь, появившаяся в черных волосах, только прибавляла ему мужественности. Если быть объективным и не оценивать Маркуса с позиций рассерженной младшей сестры, он, несомненно, был привлекательным мужчиной. Руки его были ухоженными (несмотря на то, что все дни проводили в чужих ртах), от него приятно пахло, у него были широкая улыбка и ясные голубые глаза, которые до сих пор сохранили мальчишески невинное выражение.
Но он не невинен. Известное дело, Иви всегда спешила с выводами. Бинг так прямо и сказал, что только в этом она преуспела. Но в отношении Маркуса у нее не было сомнений. Только одна вещь могла стать причиной горьких сожалений ее сестры – это разочарование в собственном муже. Это должно было быть предательство. Ничто кроме него не ранит так глубоко.
– Обед на столе! – пронзительно объявила Бриджит.
– Ням-ням! – откликнулся Маркус.
От его шутки Иви затошнило. Подумать только, ее безобидный зять превратился в изменника.
– Пошли, пошли.
Бриджит нельзя было назвать терпеливой.
Ох уж этот стол. Распростершийся на полную свою длину, он был убран и разукрашен Бриджит, как греческая невеста. Скатерть с тяжелыми кружевами – ее стелили только по воскресеньям – была практически не видна из-за обилия разрисованных ковриков, вязаных салфеточек, керамических подставочек, подаренных когда-то на свадьбу хрустальных бокалов, старинных подсвечников (свечи горели, несмотря на яркое послеполуденное солнце) и невероятного количества роз.
Иви сидела в окружении своих племянников, напротив Маркуса и Бет. Она посматривала на сестру, пытаясь обнаружить следы слез, но Бет была очень занята разливанием и раскладыванием еды по тарелкам, так что прочитать на ее лице что-либо было невозможно. Да и непростой задачей было наполнить тарелки всеми теми закусками, что наготовила Бриджит, выслушивая ее нервные замечания, что мужчинам не хватает мяса.
– Горошек, Маркус! – истерично кричала она. – Иви, передай Маркусу горошек! Бет, передай папе свинину! СВИНИНУ!
В итоге на каждой тарелке лежало всего понемногу, и Джон сказал:
– Бриджит, может, ты наконец усядешься и снимешь свой передник?
Бриджит фыркнула. Этот ее фартук за воскресным столом был самой главной приметой. Символом ее всевластия, знаком того, что только она имеет право удалиться на кухню и не собирается ни на кого перекладывать эту ответственность.
Осторожно потыкав вилками и убедившись, что перед ними нормальное жареное мясо без всяких безумных изысков, все жадно принялись за еду. Слышен был вздох облегчения.
– Очень вкусно! – заявил Маркус.
Бриджит притворилась скромной.
Иви страшно захотелось вылить ему на голову банку с хреном.
– Иви! – От пронзительного окрика Бриджит Иви подскочила на стуле. – Смотри же, Джулиус натирает себе голову картофельным пюре!
Ну и возни с этими детьми! Почему они не могут просто сидеть и есть?
– Извините, извините, – захлопотала Иви, вытирая салфеткой перепачканного малыша.
– Ничего, ему идет, – засмеялась Бет.
Иви улыбнулась ей в ответ. Она была рада, что сестра так хорошо держится.
– Что, скоро увидим тебя по ящику? – спросил Джон.
– Да! – успела выкрикнуть Иви до того, как Бриджит заявила:
– Всего лишь в рекламе.
Немного раздосадованная, Иви продолжила:
– Собачьих консервов. Снимать будут на природе. Во вторник уезжаю в Дорсет [12]12
Дорсет – графство на юго-западе Англии.
[Закрыть]. Две ночи – в отеле!
Бриджит повернулась к Бет.
– С пристройкой дело продвигается? Крышу будете стеклить?
Бет сделала вид, что рассматривает рисунок на скатерти, и Джон между тем спросил Иви:
– А когда это выйдет на экран?
– Не знаю. Наверно, через пару недель. Они мне скажут, и я тебе позвоню, пап.
Маркус перегнулся через стол:
– Кучу денег получишь? Я слышал, это очень выгодное дело.
– Возможно, что так.
– Речь идет о сотнях? Или тысячах? Или десятках тысяч? Меньше десяти или больше?
Бет резко вставила:
– Мне хотелось бы знать, когда ты вернешься к настоящей, актерскойработе?
– Кто знает? – Голос Иви звучал непринужденно, но она чувствовала себя поверженной. Зачем Бет сорвала на ней свою злость? И только немного позже, вытирая близнецов после небольшой неприятности с соусом, она поняла: Бет набросилась на прагматизм собственного мужа, а совсем не на ее карьеру. Тем самым Бет пыталась подчеркнуть, что Иви – профессиональная актриса, а не девочка, зарабатывающая деньги на рекламе.
А может, ей только так показалось?
На станцию Иви провожали двое. Отец держал ее под руку, а Генри легко бежал рядом. Иви так повисла у Джона на руке, что тот пошатывался.
– Полегче, девочка. А то соседи подумают, что я на ногах не стою.
Иви любила отца и тянулась к нему по разным причинам. Но особенно из-за того, что он прожил с ее матерью уже более сорока лет и все-таки выстоял.
Как будто прочитав ее мысли, он сказал мягким голосом:
– Сегодня мама была в хорошей форме. Скажи мне, – проговорил он, вопросительно поглядывая на Иви, – вы с Бет бываете вместе где-нибудь еще? Я хочу сказать, неужели вы видитесь только у нас дома?
– Нет, то есть да. Мы видимся только у вас.
– Это же безобразие.
Они уже дошли до станции. Генри обнюхивал кучу мусора, облизывая все самое противное. Иви порывисто обняла отца. Она поняла, что он имел в виду.Ты очень нужна сестре.
– Не умирай, – прошептала она в его шею.
– Э? – Джон отстранил ее на расстояние вытянутой руки. – Это еще что такое?
– Ох, не обращай внимания. Я говорю глупости.
Уже в электричке, увозящей ее обратно в Лондон, Иви терялась в догадках, понял ли из всего этого отец, как он ей дорог. Она надеялась, что да.
8
– ЗАТКНИСЬ И ПРОВАЛИВАЙ! – орал Бинг, стоя на верхней, разваливающейся ступеньке лестницы.
Иви медленно удалялась через Борнео. Положив руку на ворота, она обернулась и открыла было рот, чтобы что-то сказать.
Но Бинг, как всегда, оказался проворнее:
– НЕТ! И НИЧЕГО БОЛЬШЕ! САДИСЬ НА ЭТОТ ЧЕРТОВ ПОЕЗД И НЕ ВСПОМИНАЙ О НАС ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ ПРИЕДЕШЬ ОБРАТНО!
Иви поежилась от всех его «чертовых» слов. Даже если ты в Северном Лондоне, это еще не означает, что можно во всю глотку кричать такие слова. И все-таки он прав. Ей необходимо прекратить дергаться. За это утро она задала такое количество вопросов, которого хватило бы на целую жизнь. «А за котлом посмотришь? Не забудешь всех предупредить, что на ступеньках отходит ковер? Не забудешь сказать сантехнику про раковину у Кэролайн? У нас хватит краски для пола?» Никогда ранее Иви не уделяла столько внимания своему дому и никогда так из-за него не переживала. Ее прежняя квартира была свалкой мусора, гнили, оберточной бумаги, а ковровые покрытия отходили сплошь и рядом. И она весело сидела на корточках посреди всего этого, заботясь только о том, чтобы в квартире были три вещи: холодильник, кровать и телевизор. Собственный же дом и три обитавших в нем жильца теперь не шли у нее из головы. Она поежилась.
Иви никогда раньше не была в Лайм-Риджисе. Она предполагала, что он был переполнен престарелыми дамами с букетами болезней, но это не меняло дела. В действительности было очень свободно, потому что съемки шли на природе.Наконец-то это была нормальная работа с нормальным гонораром. И весь он, подумала Иви со вздохом, придется ухнуть в эту бездонную бочку – дом на Кемп-стрит.
Предварительно Мередит выдала ей билет на поезд первого класса (первого!), двадцать фунтов на такси до отеля «Бейсайд» и памятку, где было точное расписание съемок и имена всех участников. Осторожно наведя справки, Иви выяснила, что Дэн, Дэн-Красавец, приезжает на день позже и встретится с остальными участниками съемок в отеле. Ознакомившись с сомнительным комфортом первого класса (все казалось точно таким же, как и в других вагонах, за исключением маленьких изящных абажуров на лампочках), Иви обрадовалась, что у нее еще есть время причесаться, почистить зубы и собраться с силами до того, как появится он. Перед отъездом Бинг наставлял ее по-отечески сурово: «Теперь, юная леди, я жду, что вы вернетесь со следами любовных ласк. Не дайте мне в вас обмануться». Да, Бинг всегда считал секс величайшей панацеей. Нет проблемы настолько запутанной, чтобы самый простой секс на скорую руку ее не разрешил. Или, по меньшей мере, не отодвинул бы ее на то самое время, пока длится он сам.
Иви в этом не была настолько уверена. Для нее планировать сексуальный контакт было все равно, что планировать полет на Луну. Мужские тела (их головы не имеются в виду) были территорией чужой страны. А паспорт для проезда туда Иви потеряла давным-давно. Мысль о сексе с артистом приводила ее в смятение. Актрисы постарше всегда предостерегали ее от связей с коллегами. Однако сама атмосфера, когда двое изображают, что они любят друг друга, кружила голову, как вино: за кулисами любовные связи разрастались, как плесень, но и длились они не дольше. Незащищенное сердце ничего не стоило ранить, и ее, в частности, уже было разбито одним из актеров.
Имя Джонатан запрещено было произносить в радиусе ста ярдов от Иви после того, как прошлым летом они с Джонатаном появились вместе в постановке (никаких гонораров, одни затраты, естественно) «Сна в летнюю ночь» на театральном фестивале.
Джонатан заметил Иви, когда она нахлобучила себе на голову блин вместо парика. Он заявил, что не встречал никогда такой девушки, как она. И еще сказал, что ничего подобного никогда не испытывал.
Иви же такоеуже испытывала: она понимала, что сейчас ей начнут вешать лапшу на уши, лишь бы поскорее стащить с нее трусики.
Но Джонатан был настойчив. Он был искренен. Он просто вышел из себя, когда понял, что она в нем сомневается, и начал колошматить по стене, как Марлон Брандо в «Трамвае «Желание»».
В результате она расслабилась, стала целоваться вовсю, и неизбежно последовал за этим секс. Джонатан был смел и дерзок, и не раз заходившие случайно в гримерную заставали их раскрасневшимися, покашливающими и поправляющими прически.
Джонатан был страстным, преданным и надежным. До последней заключительной вечеринки. После нее она о нем ничего никогда и нигде больше не слышала.
Саша и Бинг никогда не забудут Темные Времена, наступившие после этого. Слезы, пьяные выкрики, ругательства типа «Негодяй!» начинались уже до завтрака. «Позвонить ему?» – допытывалась она без конца. И если ответ был положительным, раздавался визг: «Что ты хочешь этим сказать? Ты же понимаешь, я не могу ему звонить! Он тогда поймет, что со мной происходит!» Если же ответ был отрицательный, раздавался крик другого содержания: «Но я же должнас ним поговорить! Так дальше не может продолжаться!» Она провела долгие ночи под промокшим от слез одеялом, глядя на разводы на потолке спальни и отчаянно стараясь разрешить вопрос, что из того, что он говорил, действительно было правдой.
Из-за поступка Джонатана ее чувство собственного достоинства рухнуло, как дуб, и Саше с Бингом пришлось с утра до ночи выкладываться на полную катушку, чтобы восстановить его до нормального, приемлемого уровня.
И несмотря на пьяную браваду, с которой она заверяла Сашу, что Дэн ей уже понятен до кончиков ногтей, Иви не хотела делать и из этого артиста новоиспеченного монстра. Бинг справедливо заметил после эпизода с Джонатаном: «Конечно, он сделал так, чтобы ты поверила, будто он тебя любит. ОН ЖЕ АРТИСТ».
Иви четко продумала, как быть с Дэном. Все просто, но для нее это единственный выход. Она узнает его как следует.Она даже будет с ним беседовать.Может, он еще ей и не понравится, когда она поймет, что он собой представляет. Может, у него есть девушка. Но, вероятнее всего, он будет очень мил и увлечется ею, Иви. И тогда они дойдут до… – как это называется? – серьезных отношений.Да, именно так.
Какой-то инстинкт подсказывал Иви из самой что ни на есть глубины, что это могло бы оказаться гораздо более содержательным, чем простой секс. Проблема была только в том, что этого-то она никогда и не могла добиться. Однако понять, чего ты хочешь, – это уже хорошее начало. Правда?
Отель «Бэйсайд» был старомоден и разместился на самом изгибе бухты. Он смотрел прямо на знаменитый Кобб – огромный каменный палец, простиравшийся далеко в море. Здесь стояла Мерил Стрип, мрачная, в черной накидке с капюшоном, снимаясь в «Женщине французского лейтенанта». Иви нравилось все, что она видела в окно своего (оплаченного для нее!) такси. На удивление маленькие, милые домики жались к круто спускающимся к бухте дорогам, а далее виднелись ровные ряды рыбацких домиков, магазины, торгующие рыбой и чипсами, и отель.
Иви не привыкла к отелям. B&Bs [13]13
B&Bs – Bed&Breakfast – вид услуг, предоставляющих жилье в частном секторе.
[Закрыть]больше соответствовали ее стилю. Она надеялась увидеть отель в стиле самого современного модерна, минимализм, последний писк. Гостиная была большая, обитая панелями, с настоящим камином (при такой-то жаре!), украшенная завитушками, изображающими поникшие бутоны – стиль 1950-х. Была там и высокая деревянная конторка с бронзовым колокольчиком и книгой учета в кожаном переплете. Тишина нарушалась лишь тиканьем часов, которые на десять минут опаздывали.
Этот колокольчик подействовал на Иви удручающе. Она должна позвонить в него? Или это стилизация? Насколько она помнила, люди звонили в колокольчики только в пьесах Агаты Кристи.
Она решилась. Результатом мелодичного позвякивания стало немедленное появление дородной женщины.
– Да? – обратилась она в знак приветствия.
– Я – Иви Крамп и, думаю, мне зарезервирован номер студией «Джем продакшн».
– Да, – служащая отеля с официальным видом заглянула в книгу и добавила: – да, да, – для большей убедительности. – Распишитесь, пожалуйста, здесь.
Иви нацарапала свое имя, и ей сообщили, что ее комната номер тридцать четыре и что если ей что-нибудь понадобится, нужно набрать номер сто один.
– Хорошо, – сказала Иви, и добавила: – Да, – стараясь завоевать ее расположение. Она нагнулась было к своей сумке, но чья-то рука ее опередила. Другой представитель обслуживающего персонала появился точно так же неожиданно, по-видимому, из какой-нибудь кладовки.
– Позвольте мне.
Носильщик был примерно ее возраста, с простым, но дружелюбным лицом, и Иви послушно последовала за ним к лифту.
В лифте всегда заговорить непросто. Иви решила придерживаться общепринятой тактики и уставилась на зажигающиеся поочередно номера этажей; можно подумать, что здесь ее ожидал какой-то сюрприз.
Носильщик провел ее по узкому, оклеенному обоями коридору к комнате тридцать четыре и отошел назад, пока она открывала дверь. Это была маленькая, простая, но довольно приятная комната в том же стиле, что и гостиная внизу, но розовая и приветливая.
«О Боже! – подумала Иви, когда носильщик поставил сумку и с улыбкой повернулся к ней. – Чаевые». С этим у нее всегда была проблема. Она никогда не знала, сколько нужно давать, и, как в кошмарном сне, пыталась с помощью каких-то подсчетов представить себе размер суммы.
Решив сохранять хладнокровие и элегантность, как и положено актрисе при съемках на натуре, она сунула руку в свой огромный замшевый рюкзак, и, сама того не ожидая, сразу попала на кошелек. Она извлекла из него монету в один фунт (достаточно ли этого? Или очень много? Не будут ли его дети голодать из-за ее невежества и жадности? А может, он расхохочется за ее спиной, когда увидит, какую сумму она ему выложила за то, что он донес ее совсем не тяжелую сумку до лифта?), протянула ему, улыбаясь, и сказала:
– Большое спасибо.
Носильщик стоял и смотрел. О Боже! Он почувствовал себя оскорбленным. Теперь он расскажет всему персоналу гостиницы, и они станут плевать в ее суп и сморкаться в ее занавески.
Но он совсем не казался обиженным. Он улыбался. Приветливой улыбкой, от которой смеялись его зеленые глаза.
– Кажется, мы не совсем друг друга поняли. Меня зовут Аден. Я помощник режиссера. – Он протянул руку и взял монету. – И все же большое спасибо.
Дверь за ним закрылась. Иви опустилась на кровать и зарылась лицом в подушку. Да, бывают глупые ситуации, но до тех, в которые попадает она, им далеко.
Бинг поинтересовался по телефону:
– Одет-то он был как носильщик?
Поскольку носильщики не ходят в джинсах с рубашкой, ее ответ был отрицателен. Она посмотрела в свою памятку. Вот он, Аден Блэк, помощник режиссера. Важная фигура во время съемок. Помощники режиссера делают все, чего не хочет делать важный главный режиссер. А сюда входят и расстановка актеров, и освещение, и беготня за ними по сцене, и проверка видеокамер, и связи с нужными людьми, и прочее, и прочее. Их работа сложна и чрезвычайно важна для актеров, если последние хотят, чтобы освещены они были выигрышно, чтобы направляли их в нужное русло и обращались с ними как с людьми, а не как со скотом.
Он кажется приятным человеком, думала про себя Иви, подкрашивая губы и готовясь к «Предварительной встрече участников» в гостиной, как было указано в ее памятке. Не похож на тех, кто обижается, когда их принимают за носильщиков. В конце концов, мне плевать, что он какой-то там помощник режиссера. Помада размазалась по подбородку.
Может, он даже и не сказал никому, успокаивала Иви себя в лифте. Когда двери открылись, то среди шума толпы, приналегшей на бесплатные напитки, первым, кого она увидела, оказался, как это было ни ужасно, Дэн.
– Донести ваши сумочки, мисс? – сказал он на исключительном кокни, и все рассмеялись.
Иви, должно быть, выглядела глуповато. Дэн устремился к ней и обнял ее так, будто они были знакомы всю жизнь.
– Извини. Не мог устоять перед соблазном. Рад тебя видеть, дорогая, – хрипловато прошептал он ей прямо в ухо. Затем запечатлел поцелуй на ее щеке. Он был исключительно теплый и на какое-то время лишил Иви дара речи. «Что бы я ни делала, – подумала она, – я не должна пить».
С извиняющейся улыбкой Аден протянул ей стакан вина, и она осушила его так, как будто последние сорок дней и ночей провела в пустыне.
* * *
У них подобралась хорошая компания, ну просто замечательная, решила Иви, когда они рассаживались в столовой за столом. Однако любая компания покажется замечательной, если рассматривать ее через призму стеклянного бокала. Слабый голос разума все-таки победил, надоумив Иви закрыть свой бокал рукой, когда официант разливал напитки.
А причина, пробудившая этот голос, сидела рядом с ней. Дэн был эталоном мужчины, сопротивляться которому Иви была не в состоянии. Это были не только завораживающие взгляды, дьявольская улыбка и заразительное веселье. В нем были и уверенность, и чуткость. Хуже всего было то, что он ее все время смешил. Он действительно был очень опасен. Мимолетный секс (если бы о нем шла речь) был в высшей степени соблазнительным. А вот серьезные отношения… Как можно представить себе серьезные отношения с человеком, при виде которого ты покрываешься испариной страстного желания и который к тому же заставляет тебя все время хохотать. Итак: «Минеральной воды, пожалуйста».
Аден сидел напротив, не очень-то весело поглядывая на тарелку с не поддающимся описанию коричневым супом. Он тоже был очень мил. Такой тихий, вероятно, счастливый супруг. Он казался очень надежным, со своими короткими коричневыми волосами и неброской одеждой. Иви была ему благодарна за то, что он превратил ее ошибку в веселую шутку: это никак не повлияет на их работу.