Текст книги "А счастье пахнет лавандой!"
Автор книги: Бернадетт Стрэхн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
– Гммм. А ты уверена, что никого никуда не втягивать это такое уж благо? – пробурчал Джон, прерывая поток обвинений. – Когда твоей матери было одиноко, она была ей верной подругой. И коль она решила сделать такой щедрый подарок нашей дочери, мы должны быть ей благодарны.
Казалось, Бриджит смирилась, но, быстро восстановив силы, все-таки придумала, к чему еще можно прицепиться.
– Конечно же, ты не собираешься жить в этой старой развалюхе? Ты продашь ее?
Джон Крамп так и светился.
– Вот тебе и решение всех материальных проблем! Тебе повезло, моя девочка!
Подмигнув своей маленькой девочке, он подумал о том, что давно уже отказался от попыток оказывать ей финансовую поддержку. Неимоверная гордость была одной из тех черт, которую Иви в полной мере унаследовала от матери.
– Не совсем так, – вздохнула Иви и извлекла письмо. Она разгладила его на коленях и продолжала: – Здесь говорится об одном условии.
Не обращая внимания на фырканье Бриджит, из-за которого повсюду разлетались крошки миндального печенья, Иви приступила к чтению письма, переданного ей мистером Снайлом-младшим, того самого письма, которое Белл написала перед смертью.
Особый, присущий только дублинцам стиль повествования чувствовался в каждой строчке.
Дорогая Иви!
Как странно писать письмо, зная, что его прочтут только после того, как ты умрешь. И вот я умерла, и пора распределить то, что после меня осталось. Самую большую и значительную часть моего достояния я целиком завещаю тебе, внучке моей любимой подруги. В тебе я нахожу многие ее черты и (возможно, это лишь плод моего воображения!) какие-то свои собственные черточки – тоже. С возрастом ко мне пришло легкое (обрати внимание – легкое!) сожаление о том, что у меня нет собственной семьи. Я так любила, когда ты приходила ко мне, любила все твои забавные истории и милое твое щебетанье. А потом, когда ты объявила о своем намерении стать актрисой, меня так и осенило: «Эта маленькая девочка – такая же, как я». Какое наслаждение мы с твоей бабушкой получали от тех импровизированные представлений, которые ты нам устраивала, играя по очереди всех героев. Особенно я запомнила твою версию «Ромео и Джульетты». Твоя Джульетта бросала Ромео и убегала на дискотеку. Но даже тогда я понимала, с какой любовью ты это делала, и видела в твоей игре признаки настоящего таланта.
Но годы отнимают у нас близких людей, и я потеряла связь с тобой после постигшей нас тяжелой утраты. Но я слышала, что ты пробуешь себя как актриса и как-то случайно увидела тебя по телевизору в рекламах и заставках. Понятно, тебе приходится преодолевать трудности; увы! – это именно то, чем актрисе приходится заниматься, пока она не стала звездой. И лишь немногим из нас везет, как Мерил Стрип или хотя бы как Клэр Свинси. Поэтому-то я и оставляю тебе свой дом как островок безопасности в той непростой, но волшебной жизни, которой ты отдала предпочтение. Отнесись к нему как к некоей субсидии, которая поможет тебе на пути к твоей мечте.
Моя дорогая, вместе с ключом от дома номер восемнадцать на Кемп-стрит я передаю тебе и некоторые обязательства. Этот дом я приобрела в пятидесятые годы на сумму, которая по сегодняшним меркам кажется ничтожно малой. Эти деньги я накопила в молодости, так как никогда не верила в сказку о прекрасном рыцаре в сияющих доспехах. У меня был план. Когда я останусь без работы – было ясно, что мой слабенький талант иссякнет раньше, чем ямочки на щеках – у меня будет доход от сдачи внаем свободной части дома.
Так и получилось, я живу теперь здесь, на теплом первом этаже, а жильцы мои обитают в квартирах наверху. Не сочти меня глупой старой сплетницей, но они все мне очень дороги. С того самого дня, как я первый раз отправила в местную газету открытку с объявлением о сдаче квартир, я поняла, что ко мне стали приходить именно те люди, которые и должны были прийти.
Поэтому, вступив в право владения домом, ты берешь на себя ответственность за его жильцов. Ни один из них не может быть выдворен из дома, а сам дом не может быть продан до тех пор, пока последний из них не покинет его по собственному желанию.
Я понимаю, что плата за квартиры низкая, поэтому ты можешь повышать ее на свое усмотрение. Постарайся только принимать в расчет особые обстоятельства каждого из проживающих.
Ну вот, я уже устала и должна отложить ручку. Надеюсь, ты примешь мой подарок. Я от всего сердца желаю, чтобы он помог тебе.
Любящая тебя вне зависимости от того, где я сейчас нахожусь,
Белл О'Брайен.
Бриджит открыла было рот, но муж одарил ее одним из тех взглядов, к которым прибегал только в случае крайней необходимости; рот пришлось закрыть, не издав ни звука.
– Ясно, она о тебе беспокоилась, Иви, – сказал Джон. – И что ты теперь собираешься делать? Как думаешь, справишься ты с домом, полным жильцов?
– Да. – Убежденность, прозвучавшая в этом ответе, удивила даже саму Иви. – Да, да, да… Не могу понять, почему… – запинаясь проговорила она, – но я справлюсь.
Она на самом деле не знала, почему. Одна подававшая надежды, но не хватавшая звезд с неба, преданная театру, немного сумасшедшая актриса взывает к другой через преграду лет, через границу, отделяющую жизнь от смерти. Это был вотум доверия.
Бриджит нельзя было заставить молчать долго.
– Все это продолжение того же самого глупого представления, – объявила она, возвращаясь к своей излюбленной теме. – Если ты продашь дом, то будешь материально независима и сможешь приобрести другую профессию. Например как Бет.
– А я даже и не знала, что у Бет ученая степень Супруги Дантиста, – пробурчала Иви, засовывая письмо в набитый битком замшевый карман своей сумки.
– Можно подумать, что ты не знаешь, что Бет – адвокат высокой квалификации, – сказала Бриджит. – Может, послушаешь меня хоть раз в жизни и продашь этот чертов сумасшедший дом?
И когда ты начнешь меня слушать?К Иви вновь вернулось мрачное воспоминание об условии Белл.
– Есть некое дополнительное распоряжение (не знаю, правильно ли я употребляю этот термин): если я не принимаю условия Белл, то дом передается в ведение местной администрации с условием защиты прав его жильцов.
– Удачи тебе! – сказал отец, поднимаясь. – Тебе и старушке Белл. Сейчас я принесу немного шерри и выпьем за вас обеих.
Бриджит вздохнула, когда ее муж наполнил три миниатюрных бокала ликером из доисторической бутылки, составлявшей гордость бара Крампов.
– Джон, – мрачно заметила она, – что-то твой аппетит очень разгулялся.
Не так-то просто было выудить из Бриджит хоть какую-то информацию, но после того как Иви все же выяснила, что полученное известие о похоронах было оставлено без внимания, она решила сходить на могилу Белл.
– Не имею ни малейшего представления, где была похоронена Белл О'Брайен, – заявила Бриджит.
Но после того, как ее бокал несколько раз искусно наполнили до краев, она выболтала не только адрес кладбища, но и рассказала, где расположена могила. (Если уж Бриджит кого-то не любила, то делала это с размахом: она не просто игнорировала человека, а игнорировала всю имеющуюся о нем информацию. Это было профессиональное презрение.)
Еще одна станция метро, еще одна спешащая толпа, но на этот раз в Эрлз Корт. Если верить Бриджит, Белл заранее позаботилась об этом местечке в католическом уголке Бромптонского кладбища. Бриджит усмотрела в этом какую-то патологию, а Иви – практичность и мудрость. Естественно, что привлекательной молодой актрисе хотелось, чтобы ее тело, в свое время заслужившее столько аплодисментов, покоилось не где-нибудь, а в самой шикарной части города. Южный Кенсингтон был районом богемным на французский манер; причем богема, нашедшая здесь свое последнее пристанище, отличалась и туго набитыми кошельками.
Почему на кладбище так тихо? Оказавшись здесь, Иви невольно подумала, что весь лихорадочно снующий за стеной транспорт вдруг встал на цыпочки. Она рассмотрела план для входящих сюда впервые и уверенно направилась по асфальтовой дорожке, поблескивающей от июльской жары. Прижимая к груди букет пыльных роз в хрустящем целлофане, Иви миновала плачущих над Библией ангелочков, каменные, скорбные фигуры. Бромптонские постояльцы не любили себя ограничивать. Личности, бесспорно, незаурядные – не простые смертные, думающие о заработке – они могли позволить себе такие надгробия.
В уголке, под тенью старых тисов, Иви обнаружила свежую могилку. Она замедлила шаги. Нельзя сказать, что кладбище – ее стихия. Иви не часто посещала могилы дедушки и бабушки. Это даже было поводом к ссорам с Бриджит. Но в этот раз все было по-другому: она шла сказать «спасибо» старому другу. Это было не так просто. Ведь старый друг сейчас разлагается вот под этим холмиком земли. Она подошла ближе. Очень уж жарко! Дорога, грохочущие машины, автобусы, все эти дома, полные нормальных живых людей… Все это так далеко… Даже если убежать отсюда…
– Боже мой, я никуда не собираюсь убегать! – взывала Иви к своему актерскому дару, чтобы он помог ей справиться с этой вполне мирной сценой.
Она встала на колено. Никакой надгробной плиты, никаких украшений, только сухие кладбищенские венки и букеты, чьи выцветшие краски оживлялись трепетными тенями широкого доброго тиса.
– Привет, Белл.
Глупое чувство неловкости. Но оно не уходило. «Ты же все дни проводишь в костюме Барсука, распевая детские песенки в ритмах рэпа, – напомнила сама себе Иви. – А тут не можешь справиться с простенькой благодарственной речью». Она откашлялась и заговорила:
– Это я, Иви. Я стала немножко старше. – Она помолчала, не зная, как продолжить. – Мне очень жаль, что ты умерла. – «Боже! Что за глупость! Насколько социально корректно, – подумала Иви, – затрагивать тему смерти в разговоре с мертвым? Все равно, что говорить с немцем о войне!» – Это такое тихое местечко, здесь так хорошо лежать… покоиться… – поспешно добавила Иви. – Я пришла сюда, чтобы поблагодарить тебя, Белл. Поблагодарить от всего сердца. Я понимаю, почему ты оставила мне дом, и постараюсь быть достойной. А о жильцах не беспокойся. Со мной они будут в полном порядке.
Иви нагнулась и положила розы. Их бледно-розовый цвет замечательно сочетался с другими чахлыми букетиками.
– О! – Там лежал еще один свеженький подарок. Маленький букетик лаванды, неловко перевязанный тоненькой ленточкой, какие вплетают в косы младшие школьницы; голубой лентой, разрисованной улыбающимися желтыми мордашками. Иви отбросила комок земли с прикрепленной к лаванде записочки. «Мне не хватает тебя», – прочитала она.
Горячие слезы потекли по щекам Иви. Кто-то тосковал по Белл. Как прекрасно, когда кто-то по тебе тоскует. Иви вздрогнула: она ведь тоже была одинокой женщиной и тоже актрисой, совсем как Белл, но разве кто-нибудь стал бы тосковать по ней?
Краешком глаза Иви заметила какое-то движение в кустах. Оглянувшись, она заметила промелькнувшую за деревом темную ткань. Кто-то пожелал остаться незамеченным, поняла Иви, и вскочила на ноги.
– Привет? – плавно произнесла она, стараясь, чтобы голос не звучал тревожно. Мелькнувшая ткань появилась снова в виде девочки с корзинкой, быстро убегавшей между деревьями и статуями.
Изумленная, Иви все смотрела ей вслед. Неприятное беспокойство отступило под шелест ветвей и освежающим ветерком, обдавшим Иви прохладной волной. Она закрыла глаза и прислушалась. Казалось, деревья зашумели громче. Их листья заиграли музыку. Иви показалось, что они рассказывают ей о том, что Белл ее услышала.
3
В северной части Лондона Иви чувствовала себя чужестранкой. Рожденная в Фулхаме, она считала Белсайз-Парк запретной территорией, рядом с которой высились уродливые дома, населенные совсем другими, северными лондонцами.
Одним из таких уродливых домов она теперь и владела.
– Дом номер восемнадцать, Кемп-стрит, – объявил Бинг без особой необходимости, разглядывая трехэтажный дом из серого кирпича, который неколебимо возвышался перед ними. – Он очарователен.
– Он разваливается, – поправила его Иви.
Каждый из них был прав. Белл избегала (или не могла себе позволить) всевозможных усовершенствований, как-то: пластиковые окна, новые входные двери, спутниковые антенны, пристройки и тому подобное. Дальше косметического ремонта дело не доходило. На высоких, простой конструкции окнах краска полопалась и облезла, кирпичи потемнели, на входной двери можно было разглядеть цвета всех трех красок, когда-либо ее покрывавших. Самая последняя была бледно-голубой, за ней проглядывала ярко-желтая, подчеркивавшая мрачность самого дома.
– И садик перед домом приличного размера, – заявил Бинг.
Застревая по колено в кустах ежевики, Иви прокладывала себе путь к крыльцу, бросая на ходу Бингу:
– Что ты агитируешь меня как агент по торговле недвижимостью? Здесь как на Борнео. Почему только три идиота, которые живут здесь практически даром, не могут приложить к этому руки?
– А вот и одна из них, – протянул Бинг. – Почему бы не спросить непосредственно у нее?
Иви повернулась и оказалась лицом к лицу с девушкой (угораздило же!), только что появившейся из-за входной двери и хмуро смотревшей на нее с прогнившей верхней ступеньки; прямо у ее ног сидела малышка. Ее хмурый вид, как со временем узнала Иви, не был вызван тем, что Иви назвала ее идиоткой; он был присущ ей постоянно, как смерть, налоги или «Коронейшн Стрит» [4]4
«Coronation Street» —популярный в Великобритании телесериал.
[Закрыть].
– Вы новая хозяйка? – спросила девушка с сильным ланкаширским акцентом. Ей удавалось быть одновременно и агрессивной, и безразличной.
– Да, меня зовут Иви Крамп.
Удивительно, но лицо девушки не изменилось. Иви почувствовала облегчение. Все от ее имени давились со смеху. Она поднялась по ступенькам и протянула руку для пожатия – совсем как настоящая хозяйка дома.
Девушка бросила на нее недоверчивый взгляд и прошла мимо как ни в чем не бывало.
– Я Кэролайн, а это Милли, – бросила она через плечо, преодолевая бурную растительность местного Борнео на пути к покосившимся воротам. – Я задолжала старухе за полторы недели. Не парься. Я заплачу.
После паузы, глядя на ее удаляющуюся по Кемп-стрит фигуру, Бинг заметил:
– Мне она понравилась.
Иви рассмеялась, но быстро вернулась в прежний образ.
– И что это Белл так за нее беспокоилась? С ней явно все в порядке.
– Может, она окажется другой, когда ты ее получше узнаешь? – философски предположил Бинг и одним прыжком оказался рядом с Иви. – Может, ей приходится очень много работать, чтобы заработать хоть на это?
Он склонился вперед и потянул до отказа скрипучую входную дверь.
– Нет, ни в какую. Для начала придется воспользоваться ключами, мисс Домовладелица.
– Идет, – согласилась Иви.
– Не-ет, отвали, – игнорируя ее новый статус, Бинг подхватил Иви на руки как какую-нибудь беспомощную старушку. – Позволь мне сделать все как следует. Ты открываешь дверь, а я заношу тебя через порог. Может, кто-то о такой минуте мечтает всю жизнь!
– Благодарю. Так что, открывать дверь?
– Хоть я и первоклассный танцор с выносливостью отлично натренированного спортсмена, мне никогда не приходилось поднимать что-либо более тяжелое… Разве что настоящий крест в школьном спектакле, где я играл Иисуса…
Иви не удосужилась посмеяться над его шуткой. Она наклонилась с ключом, но как раз в этот момент дверь неожиданно отворилась.
– О! – воскликнул появившийся из-за нее растрепанный человек.
– Ого! – отозвалась Иви. – Я хотела сказать: здравствуйте. Я – Иви Крамп, ваша новая хозяйка. О Боже, не ваша, конечно же, а хозяйка дома. Извините, так глупо получилось.
По всей видимости, ее постоялец очень смутился. Из него посыпались бессвязные слова:
– Довольно. Хорошо… Ах… А теперь…
Это был высокий, живописно неопрятный мужчина с рыжими волосами. Любой отдельно взятый предмет его одежды – будь то твидовая куртка, клетчатая рубашка, грубые башмаки, в конце концов! – казалось, должен был принадлежать человеку либо значительно превосходящему его по размеру, либо намного уступающему по габаритам. Мягкий голос делал его похожим на немного спятившего с ума ученого. Его бесцветную одежду оживлял румянец смущения.
– Я ужасно сожалею, – выдохнул он наконец без запинки, – что испортил вам начало медового месяца!
Иви быстро замигала. Бинг грубо захохотал.
– Чтобы я на ней женился! – выкрикнул он, забыв о галантности. – Слушай. Пойми ты, наконец. Сегодня Иви сюда въезжает. Она – новая хозяйка этого дома. Я ее друг, Бинг, и я – стопроцентный гей.
От последнего слова на лице человека застыло выражение ужаса. Как будто, как припоминал позднее Бинг, что-то электрическое всадили ему в задницу. Когда он все-таки пришел в себя, то сообщил, что его зовут Бернард Бригз.
– Да-да, все в порядке, вас так именно и зовут, а теперь позвольте нам войти, – сказал Бинг.
Бернард так вжался в стену, будто мимо него должно было промчаться стадо рогатого скота.
Иви оглядела мрачную коммунальную прихожую, высокий потолок с лепниной, тяжелые двери и деревянный пол в темных разводах.
Бинг закрыл дверь за Бернардом, который поспешил выскользнуть наружу, и ликующе прокричал:
– Это все твое!
– Да, вся эта рухлядь – моя. Все эти сгнившие дверные косяки – тоже мои. И даже мышиные какашки, которые я вижу вон там в углу – тоже мои!
Широкие плечи Бинга поникли.
– Развеселила, как всегда, – сказал он. – А ты хоть представить себе можешь, как я тебе завидую?
– Ты? Завидуешь? Мне? – тупо переспросила Иви.
– Да. Хоть я и наделен природной красотой, неуемным талантом, хоть я знаю толк в сексе, но у меня нет никакой собственности. О своем будущем мне известно только одно: «Джозеф» закрывается через шесть месяцев, и меня ждет новая череда прослушиваний и скитаний. Как бы ни сложилась твоя карьера, тебе принадлежат эти кирпичи с известкой. Это фантастически безопасное гнездышко. Как же тебе повезло! – Бинг хлопнул руками, как заправский оратор. – Лекция закончена. Я начинаю заносить коробки.
Иви понимала, что он прав. Она вела себя как последняя нахалка. На нее свалился с небес неожиданный дар; такое случается только с дамами Викторианской эпохи в дневных воскресных сериалах. А она еще недовольна, что в доме сыро и темно. В еедоме! Ее, видите ли, тяготит груз ответственности?!
Пока она пыталась сформулировать вразумительный ответ, Бинг уже затаскивал в холл переполненную коробку с надписью «Одежда».
– Открой эту дурацкую дверь на первом этаже! Что у тебя там такое?
Иви неуверенно осматривала мрачный коридор. И какая же из этих дверей ведет в комнаты первого этажа? В коридоре были две двери, на бронзовых табличках которых значилось: «А» и «В». Но это ни о чем не говорило. Разве что намекало на то, что на втором этаже будет квартира «С», a «D» располагается на самом верху. Она тупо уставилась на лестницу, где в античном воздухе грациозно, как в балете, кружились пылинки.
– Определенно, я не могу долго удерживать весь этот груз, – предупредил Бинг, у которого стали подгибаться ноги.
– Извини, – пробормотала Иви, теребя незнакомую связку ключей. Она с трудом открыла дверь с буквой «А» и отступила, позволяя Бингу пройти вперед и… и скатиться вниз, пересчитав при этом все восемнадцать ступенек лестницы, которая оказалась сразу же за дверью. О существовании тех замысловатых проклятий, которые он при этом изрек, Иви ранее и не подозревала.
– Я просто давно здесь не была! Я же забыла! – завопила Иви, бросаясь вниз с раскаянием и сочувствием и подавляя приступы обезьяньего смеха. Она всегда хохотала, когда кто-нибудь падал.
Бинг быстро пришел в себя и огляделся. Все двери в квартире первого этажа были открыты, так что сразу были видны две маленькие спаленки, старая ванна, облезлая кухня и темная гостиная. Насыщенный красно-коричневый цвет стен, встретивший их наверху, по-видимому, был излюбленным Беллиным цветом, так как внизу он повторялся в разнообразных оттенках. За каждой, теперь уже осторожно открываемой дверью Иви встречала то пурпурный, то розово-лиловый, то сиреневый или индиго, и все эти цвета поглощали слабый свет, проникавший сюда с улицы через аляповатые занавески. К счастью, какая-то добрая душа вынесла отсюда все Беллины пожитки, но театральные афиши, фотографии и рецензии в аккуратных рамочках все еще украшали темные стены.
Даже ванная комната была насыщенно-бордового цвета, на фоне которого очень странно смотрелся паровой котел в стиле пятидесятых. Иви не могла сдержать улыбку. Белл была актрисой до мозга костей – статья о ее Джульетте висела даже в ванной.
Кухня была отделана в таком же духе. Понятно, какого она была цвета; все та же эксцентричная смесь картин и фотографий над допотопной плитой и холодильником такого же типа.
– Иди подержи вот это. – В голосе Бинга, казалось, звучал благоговейный трепет. Он, как всегда, опередил Иви, и она направилась к нему в гостиную. Это была длинная комната, во всю длину дома, и ее бордовое пространство завершалось большим зимним садом, из которого, в свою очередь, три ступеньки вели в широкий, дико и пышно разросшийся зеленый сад с кустарником и живописными старыми деревьями. Пульсирующее в ветвях июльское солнце заливало сад.
Иви была изумлена. Она не помнила сада. И все же она нахмурилась и открыла было рот, но Бинг был уже тут как тут, он успел приложить палец к ее губам.
– Нет! Только не говори этого! Только не говори. – И он изобразил жалобный писк: – «Но это же все бордовое… И стекло треснуло… и на полу линолеум… и мне некогда ухаживать за садом…» – Он вернулся к своему нормальному баритону: – Пожалуйста, не надо. Хорошо?
– А я и не собиралась, – сказала Иви, которая на самом деле собиралась сказать именно это.
Бинг полетел по лестнице за остальными коробками.
– Несколько движений кистью, занавески из «Икеи» – и ты не узнаешь эту комнату. Честное слово, Крамп, и что бы ты без меня делала?
Ответ на это, возможно, был такой: «Не зарабатывала бы себе цирроза печени и спокойненько спала, не просыпаясь от громких выкриков наслаждающихся сексом мужских особей». Но был и другой вариант. Иви заскочила на ступеньки, удивляясь, как это подобная мысль не пришла ей в голову вчера, во время их долгой ночной оргии со слезами и клятвами хранить дружбу.
– Бинг! – пронзительно закричала она с разваливавшейся верхней ступеньки.
– Что?
Сейчас Бинг не отличался элегантностью, так как в данный момент пытался засунуть вывалившиеся женские трусики обратно в прорвавшуюся коробку. В таком виде – руки по локоть в женском белье – он не казался импозантным…
– Посмотри на меня! Я не могу разговаривать с твоим задом, – скомандовала Иви.
– Сколько угодно.
Бинг послушно распрямился; флюоресцирующая гитарная струна – в одной руке и пара видавших виды больших панталон – в другой.
– Что надо?
– ЖИВИ У МЕНЯ! – выкрикнула Иви, запрыгав от восторга. – БРОСЬ ЭТУ ДУРАЦКУЮ ЧУЖУЮ КВАРТИРУ И ЖИВИ ЗДЕСЬ, У МЕНЯ!
Несколько секунд Бинг пытался показать, что он этого не хочет. Но, несмотря на всю свою актерскую выучку, не выдержал и, подбросив в воздух панталоны, завопил:
– А Я УЖ ДУМАЛ, ЧТО НИКОГДА НЕ УСЛЫШУ ОТ ТЕБЯ ЭТОЙ ЧЕРТОВОЙ ПРОСЬБЫ!
Единственным человеком, кто, услышав Ивину новость, испытал радость, лишенную каких бы то ни было примесей, была ее подруга Саша, хотя вообще-то для Саши были характерны самые неожиданные реакции. Несмотря на то, что она вместе с Иви получила актерское образование, ей не удалось добиться успеха на этом поприще – а все из-за эмоций, которые у нее вечно выходили за рамки, предусмотренные ролью. Простой поход в «Теско» вызывал у Саши больше волнений, чем того требовала трагическая речь леди Макбет. Ее пригласили всего лишь один раз сыграть в простенькой, натуралистической пьесе о монотонной жизни подростков среднего городского сословия. Саша играла так, как играла бы Мария Каллас в угнетенном состоянии предменструального синдрома, и так напугала первый ряд добропорядочной публики, что мало кто из них отважился остаться на второе действие.
– Теперь ты будешь совсем рядом, – весело прокричала Саша. – Мы сможем каждый день видеться!
– Да. – Иви неестественно улыбнулась. Если бы ей приходилось встречаться с Сашей каждый день, то последние свои дни она провела бы в психушке. Как бы сильно она ни любила свою подругу, за эти годы Иви научилась ограждать себя от ее притязаний. Саша была из тех, кто мог убедить самого несговорчивого друга разрешить ей «просто заскочить ненадолго посмотреть телевизор – ты даже меня не заметишь». И в воскресенье, часа в три, можно было обнаружить, что они все еще здесь, все еще щелкают пультом телевизора. Заметьте: не только Саша, но и ее родичи.
Итак, Иви с облегчением узнала, что теперь Сашин внутренний метроном постукивает в медленном темпе. Позвякивающая музыка «Нью Эйдж» наполняла Сашин крохотный магазинчик на Кадмен-Маркет. «Калмер Карма», напичканная безделушками в стиле нью-эйдж, по замыслу хозяйки, должна была напоминать о безмятежности и мудрости, которыми наслаждалась сама Саша. Попавшаяся на удочку Сашиной доброты и красноречия, Иви помогла ей нарисовать яркую вывеску, улыбаясь про себя Сашиному заявлению, что ее карма – спокойствие. Сашина карма скорее походила на ящик Пандоры. Иви больше не старалась понять, почему удары судьбы так и сыпались на всех вокруг, в то время как Саша плавно скользила по поверхности, забыв о синяках и наивно упиваясь мыслью, что светом своей духовности она озаряет чужую жизнь.
– Пройди в ту комнату и сними все с себя, – сказала Саша вместо приветствия.
– Э… Это обязательно? – устало спросила Иви.
С нее станется, она еще организует Встречу Всех Обнаженных Соседей.
– Я хочу испробовать на тебе мое новое средство. Иди же, иди. – Саша в нетерпении затрясла руками. – Я просто демонстрирую завсегдатаям, как лечиться с помощью хрусталя.
Лежа под тоненькой и не очень-то чистой простыней на оклеенном обоями столе, напоминавшем ложе пыток, Иви содрогалась от страха и принюхивалась. Невозможно было догадаться, каким именно видом целительства увлекается Саша в настоящий момент, но, как правило, все они предполагали использование ароматических масел. Иви ненавидела все эти чертовы ароматические масла. Это было одной из основных причин, из-за которых она так ненавидела и Кадмен-Маркет. В этом месте всегда сновали подозрительные личности в выцветших одеждах, в головных уборах кавказских жителей и сандалиях, годных разве что для того, чтобы демонстрировать их отвратительные ноги. На своих пустых головах они носили сосуды с иланг-иланг, пачулями и другими пахучими составами. Они быстро убегали, чтобы расставить свои таблички «Продается» и разложить знаки Зодиака, сделанные из покореженных ложек или из отжившего свой век тряпья, преобразованного в буддийские символы удачи, и впаривали все это доверчивым французским студентам.
Нет, Иви не любила Кадмен-Маркет. И его близость к Кемп-стрит ее совсем не радовала.
Сашин голос выплывал откуда-то из глубины.
Голубой хрусталь – лучшее средство от боли в области паха, – объясняла Саша с уверенностью девушки, имеющей официальные права на немалую собственность.
Сашины сомнительные родственники были по-настоящему, ошеломляюще шикарны, каждый по-своему. Бриджит о таком могла только мечтать. Ивина мама настолько была уверена в их принадлежности к высшему обществу, что была ужасно разочарована, встретив Сашу в джинсах и куртке, то есть в таком же точно виде, как и ее дочь. Сашу несколько смущал такой семейный достаток, однако она тратила довольно значительную его часть во славу «Калмер Кармы», дела, хоть и подверженного постоянным нападкам, но окончательно не погибающего, пока не опустошались папины карманы и не ослабевали его руки.
– Рэйки!– сказала Саша, отдернув расшитую бисером занавеску.
– Рэйки!– выкрикнула Иви, решив, что это модное новое приветствие.
– Да нет. – Саша казалась раздосадованной. – Рэйки – это название того, что я собираюсь сейчас проделать. Горячие камни, – пояснила она.
– Ароматические масла на горячих камнях? – поинтересовалась Иви. Страшное подозрение закралось внутрь.
– Боже, ты что, с луны свалилась? – закатывая рукава рубашки, отчитывала ее Саша. – Рэйки– это древнее искусство наложения горячих камней на энергетические точки тела. Благодаря этому из человека выходит негативная энергия и преобразовывается его чакра.
– И насколько они горячие? – Иви натянула простыню повыше. – Ты уже с кем-то это проделывала?
– И да, и нет.
Даже по Сашиной спине было понятно, что она плохая актриса.
– Но сначала – массаж с ароматическими маслами.
Как ни странно, Саша была хорошей, умелой массажисткой, поэтому, лежа с закрытыми глазами на животе, Иви старалась так распределить силы, чтобы в нужный момент можно было вскочить, оттолкнуть подругу и выбить из ее цепких рук горячий камень.
Саша спустила шторы, зажгла восковые свечи и поставила CD с записью звуков, издаваемых китами. Считалось, что они помогают расслабиться, но Иви от этих звуков так стискивала зубы, что все ее внутренности начинали дрожать.
В это время Саша ворковала низким сипловато мягким голосом:
– Интересно бы узнать, что же говорят друг другу эти величественные океанские животные…
– Наверно, что-то вроде: «Представь себе, люди выбрасывают за это дерьмо такие деньги!»
За репликой Иви последовал не очень-то расслабляющий хлопок по мягкому месту, после которого Саша вернулась в свою ауру безмятежности и спросила:
– Может, расскажешь лучше про дом и его обитателей?
Зажмурив глаза, пока Сашины маленькие сильные руки растирают спину, Иви отчитывалась томным голосом:
– Я живу на первом этаже, – начала она, – с Бингом. Он взял в Палладиуме два выходных, чтобы покрасить кое-что в белый цвет. На втором этаже дома восемнадцать в квартире «В» живет Кэролайн Миллбэнк со своей годовалой дочкой Милли. Милли очаровательна. Это точно. А вот ее мама хамит при любом удобном случае. Это, видимо, оттого, что торчит в такой дыре. Хотя, по-моему, она довольно мила, такое кукольное китайское личико и длинные, как в рекламе шампуня, черные волосы, но с людьми она общаться не может. Нужно ее чакруподправить. Ой! – При открытой демонстрации недоверия Саша никого не щадила. – Чертовски больно! Далее. Этажом выше, в квартире «С», живет молодой человек, холостой, по имени Бернард. И, можешь не спрашивать, он тебе не понравится.
– А я и не собиралась ничего спрашивать.
– Нет, собиралась. Он весь такой помятый, с ученым видом, но совсем не романтичный. Без всякой задней мысли должна сознаться, что в нем есть что-то милое. Все в нем нелепо – застенчивый, неуклюжий, сутулый, в одежде, место которой на помойке. Да еще и рыжеватый.
– Твои плечи очень напряжены.
– Да это все из-за разговора о горячих камнях. И на самом верхнем этаже – в комнате «D» – живет П. Уарнз. Еще не видела ее, или его, если это он. И ничего о нем не знаю. А может, о ней. Так что тебя это может заинтересовать. Если, конечно, это он. Полагаю, ты не стала лесбиянкой?
