Текст книги "А счастье пахнет лавандой!"
Автор книги: Бернадетт Стрэхн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
– Если даже это и он, я не могу тебя заверить в том, что у меня автоматически возникает интерес, – сказала Саша, по голосу которой можно было заключить, что она с трудом себя сдерживает. – То, что мне двадцать семь, совсем не означает, что мне интересенкаждый мужчина, о котором я слышу. Хочешь сделать из меня клише?
– А каким образом, ты полагаешь, клише превращаются в клише? Они для этого становятся правдой.
– Ладно, я разогреваю камни. Лежи и расслабляйся.
Что это: намек на угрозу или ласковое предложение?
– В любом случае, – затараторила Иви, чтобы не было слышно ужасное шипение из угла, – намечается небольшой фуршет в саду, и там мы все познакомимся. Я всем отправила приглашения. Завтра в семь. Ты заглянешь?
– О-о-о, да.
От приглашений Саша никогда не отказывалась.
– А сейчас я положу первый камень на главную чакру.Тебя будет переполнять ощущение радости бытия…
Гораздо позже, когда Иви перестала плакать от боли и они вылили на нее целую бутылку ланолина, Саша призналась, что она потеряла инструкцию.
4
Ни одно застолье, будь оно маленьким или большим, не обходится без предшествующей ему традиционной паранойи. И то, ради чего Бинг в тот теплый вечер разрывал блестящие упаковки, не было исключением.
До этого он элегантно прошелся с косой через весь садик за домом, в то время как Иви в компании с Саймоном и новым Кротом, заменявшим прежнего, наводила тоску на детишек начальной школы. (Кстати, этот новый Крот, попавший к ним по случаю, если верить Саймону, внес «новую и свежую струю» в их постановку. Хотя, по наблюдениям Иви, он мало того что не знал всех слов песенки, но еще и лапал ее, когда все резвились на полянке из гофрированной бумаги.)
– Я уже принял душ, – заметил Бинг, когда Иви, держа коробки с вином, появилась в дверях зимнего сада. Она была в своем единственном хорошем платье черного цвета.
– Нет уж. Я скорее соглашусь еще на одну рэйки, чем останусь с глазу на глаз с этим котлом в ванной. Он старше моей мамочки.
– И выглядит получше. Посмотри, хватит закусок?
Кухонный стол, вытащенный на улицу и накрытый свежевыстиранной старинной скатертью, был заставлен изысканными закусками. Здесь были и традиционные колбаски на палочках, и на таких же палочках ломтики сыра с ананасом, и всевозможные копчености из магазинчика за углом, разложенные в окружении морковок, которые Бинг тоже не оставил в покое, порезав кусочками и пронзив палочками. Разнообразие деликатесов из «Твиглетс» пришлось бы по душе любому их почитателю.
– А что, если никто не придет? – изрекла Иви, стараясь разложить сырно-ананасное яство так искусно, чтобы замаскировать трещину на блюде.
– Да мы же пригласили всего четырех человек. Куда ж они денутся?
– Нет, пятерых. Еще Саша.
Лицо Бинга вытянулось, его правильные черты сложились в мрачную гримасу. Иви знала, что он и Саша просто органически друг другу не соответствовали, что все, что бы ни сделала и ни сказала Саша, вызывало у Бинга бешеное желание тут же купить винтовку. К тому же Иви понимала, что Саше это, как правило, даже в голову не приходило, и она считала Бинга своим другом.
– Вот онапридет точно. Сама Черная Смерть не удержит ее за дверью, если у кого-то откупоривают бочонок с вином.
– Но если остальные не придут, то мы будем здесь сидеть, как три алкоголика, затерявшиеся в море закусок от «Твиглетс».
– Остальные придут. Им понадобится всего лишь спуститься на несколько ступенек, и даже не надо выходить на улицу. Даже самый асоциальный ненавистник дружеских пирушек не смог бы не прийти.
– Допустим.
Иви очень хотелось, чтобы хоть частичка беззаботности Бинга передалась и ей. Всему она придает такое большое значение! Неужели так у всех? Но им же не приходит в голову, как ей, выискивать в каждом событии особый смысл. Бинг тем временем демонстрировал чудеса уверенности в себе, открывая бутылку вина и элегантно наполняя бокалы.
– Поехали! – Казалось, он прочитал ее мысли. – Уверенность на дне.
Ивино лицо вытянулось, но она приняла предложение.
– Кто-то стучит.
– Я ничего не слышу.
Но она уже летела через бордовую гостиную, ясно слыша стук.
Прямо на лестнице, под дверью, лежал конверт. «Мисс Крамп» – было выведено на нем аккуратными крошечными буквами. Нахмурившись, Иви разорвала его. Внутри был чек, а на листке бумаги, подписанном «П. Уарнз», она прочла: «Это плата за квартиру. Не смогу присутствовать на вечеринке. Тысячу извинений».
– Странно, – произнесла Иви вслух. Шаги затихали в коридоре. Можно было поймать П. Уарнз и хотя бы поздороваться. Она распахнула дверь, но именно в этот момент входная дверь захлопнулась. Она бросилась к ней, опять замешкалась с замками и в результате успела только увидеть, как захлопнулась садовая калитка. Иви помчалась по лестнице, ни капли не расплескав вино (годы тренировок!), и выглянула на улицу. Никаких следов П. Уарнз.
Когда она вернулась в сад, то застала там уже прибывших Сашу и Бернарда. Они мило болтали. Вернее, болтала Саша, а Бернард все свои усилия направлял на то, чтобы по его внешнему виду нельзя было подумать, что он только что вылез из помойки. «Бедняжка ведет себя ужасно скованно», – приближаясь к ним, подумала Иви.
– Ох! Ах! Наша хозяйка… – Бернард широко улыбнулся и протянул руку с видом обреченного.
– Привет, Бернард! – Иви пожала его руку, неуклюжую как грабли.
– Бернард – Лев, – энергично объявила Саша, – поэтому он полон страсти и огня. Настоящая большая кошка. – Она прерывала свои комментарии громким рычанием. Бернард смеялся, хотя его смех можно было принять за кашель, и даже сам попытался издать рык, который скорее походил на мяуканье котенка, и Иви решила, что он ей определенно нравится.
Но вот, как часто случается в компании, где один чувствует себя неловко, наступило молчание. Смущение Бернарда так губительно подействовало на всю группу, что они начали как-то бессмысленно улыбаться, поднимая бокалы и неловко оглядываясь, пока Иви не спасла положение, проговорив, однако, излишне громко:
– Смотрите, вот и Кэролайн!
– А есть у вас какие-нибудь безалкогольные напитки? – По всей видимости, к любого рода приветствиям Кэролайн питала недоверие. – Я же не смогу поить Милли вином.
– О Боже, конечно же, нет. – Бинг присел на корточки перед маленькой гостьей. – Извини, детка. Совсем о тебе забыл. Чего бы тебе хотелось?
Милли что-то пробормотала на сербскохорватском, потом засмеялась и ткнула пальцем Бингу в глаз. Мама перевела ее пожелания.
– Хорошо, – понял все Бинг. – Не успеете и глазом моргнуть.
– Все уладим! – воскликнула Иви в пылу хозяйской гостеприимности.
– Меня это, конечно, не касается, – произнесла Кэролайн с отвращением, – но этот твой знакомый, он что, гомик?
– Да.
– Ну и отлично.
Иви могла только гадать, что означал этот обмен мнениями. Такое проявление внимания нужно было чем-то компенсировать.
– А вы не хотели бы немного вина?
– Можно.
Она произнесла это так, как будто делала Иви одолжение.
Незаметно, прижав свой бокал к щеке, подошла Саша и уверенно сказала:
– Мне кажется, что ты Дева.
– В чем дело? – Почерневшее лицо Кэролайн стало под стать ее гетрам и футболке. – Что ты хочешь этим сказать? А кто же тогда она? Плод непорочного зачатия? – Она показала на темные кудряшки Милли. Малышка в это время с важным видом изучала муравья.
Саша невозмутимо продолжала гнуть свою линию:
– Да я всегда точно определяю. Ну сознайся?
Не дожидаясь, пока Кэролайн окончательно выйдет из себя или начнет демонстрировать им свою разорванную девственную плеву, Иви пояснила:
– Она хочет сказать, что вы – Дева по гороскопу, родились в сентябре… Это Саша. Звезды – предмет ее гордости.
– О, – только немного успокоившись (а всех остальных повергнув в отчаяние своими заявлениями), Кэролайн объяснила, что она Близнец. – К тому же я не верю во всю эту астрологическую чепуху.
– Понятно, Близнецы никогда не верят, – продолжала Саша, ожесточаясь.
Между тем, вдохновленный новой темой, Бернард собрался с духом и высказался:
– Разве не увлекательно размышлять о движении небесных тел, руководствуясь законами, со времени открытия которых прошли целые столетия, и осознавать, что они руководят нашими судьбами?
– Фигня, – отрезала Кэролайн.
До того как Саша начала защищаться, Иви сменила тему:
– П. Уарнз, – сказала она, – просил передать… Или это она?
Все тупо переглянулись. Кэролайн не удосужилась дать пояснения, поэтому Бернард помялся и неуклюже проговорил:
– Я не знаю. Может, это он. Но не исключено, что она. Или нет…
– Вы хотите сказать, что никогда не видели П. Уарнз? В платежной книге указано что… данный квартиросъемщик живет здесь уже два года.
– Никогда не видел, – сказал Бернард извиняющимся тоном.
Кэролайн помотала головой.
– Знаешь, – проговорила она с набитым закусками ртом, – мы все время слышим, как он ходит. И стучит, и чечетку отбивает. Или катает что-то без конца.
Иви не на шутку забеспокоилась. Особенно насчет чечетки. Ей никогда не приходилось встречать приятного человека, который отбивал бы чечетку.
– И что же он там делает?
– Одному Богу известно. – Кэролайн протянула свой опустевший бокал. – Ну, видимо, что-то делает со всей этой ерундой, что ему вечно приносят.
Иви оставалось только спросить:
– Что именно ему приносят?
– Просто коробки. Большие коробки. Маленькие коробочки. – Кэролайн оказалась неспособной давать вразумительные объяснения. – Коробки средней величины, – добавила она после некоторого размышления.
– Ультрафиолетовый свет сначала всех приводил в замешательство, – сказал Бернард, – но постепенно все привыкли.
– Ультра… – Иви прервал Бинг, вернувшийся с двумя большими бутылками.
– Исключительный напиток для мадемуазель Милли! – закричал он, вызвав тем самым аплодисменты и громкий визг Милли. – Пожалуйста, еще аплодисменты! Разве не ради них я живу?!
– О, вы трагический актер… Бинг?
Необычное имя не могло не вызвать трудности произношения у Бернарда, но он мужественно их преодолел.
Бинг наполнил все бокалы.
– Я танцор и певец. На данный момент я занят в «Джозефе». Я хочу сказать, что я поочередно исполняю там разные небольшие партии.
– Ты поешь и вертишься на сцене и тебе еще за это платят деньги? Вот везуха! – высказалась Кэролайн.
– Так оно и есть. – Бинг поднял бокал без улыбки. – Но ради этой «везухи» я много тренировался и напряженно работал.
За время этого маленького торжества небо успело затянуться темно-розовой краской, а от избытка вина и явного недостатка существенной закуски Ивина досада только возрастала, а голова переставала работать.
– Тост! – внезапно воскликнула она, прервав рассказ Бернарда о том, что он не бывал в театре с тех самых пор, как мама водила его на любительский спектакль «Оклахома!» в 1987 году. Четыре слегка опьяневших лица уставились на нее. Милли была поглощена засовыванием листьев в свой любимый напиток.
– Мы собрались здесь сегодня все вместе по воле одной необыкновенной женщины. Одной удивительной женщины.
– Не заплачь, – прошептал Бинг, прекрасно знакомый со всеми стадиями Ивиного опьянения.
– Не волнуйся, – в ответ ему шепнула Иви; глаза ее заблестели. – Давайте поднимем наши бокалы за друга, который ушел от нас, но не забыт. За Белл О'Брайен!
– Белл О'Брайен, – эхом отозвались остальные, торжественно поднимая свои бокалы.
Одна Кэролайн хранила молчание, разглядывая вино.
Иви сделала было движение в ее сторону, но Бинг, давно выучивший, что за слезами следует агрессивность, жестом руки остановил ее.
– А вы не хотите выпить с нами за Белл? – обратился он к Кэролайн учтиво.
Кэролайн выставила вперед подбородок. Ее лицо порозовело.
– Ее больше нет, правда ведь? Она мертва. Конец. Какие могут быть тосты за нее? Все. Проехали. Она гниет в земле.
Пока вокруг сгущалась тишина, она нагнулась и взяла Милли за руку:
– Идем, Милли, тебе уже пора быть в кроватке.
Пока Кэролайн шла, Иви оттолкнула удерживающую ее руку Бинга и проговорила голосом излишне громким и излишне эмоциональным, чем того требовала ситуация:
– Проехали – не про нее. Ее любили. На ее могиле лежит маленькая записка, и там сказано, что кто-то тоскует по ней. А вот по такой, как ты, никто тосковать не станет!
Кэролайн не остановилась и не обернулась. Никто ничего не сказал, пока Саша печально не изрекла:
– С чакройу этой девушки ничего не поделаешь.
Иви досчитала до десяти и снова обратилась к помощи друга. Пока Саша с подвыпившим Бернардом беседовала о духовном здоровье, она прислонилась к Бингу и жалобно спросила:
– И зачем я это сказала? Какая из меня после этого домохозяйка? Ну разве можно себе представить более неудачное начало?
Бинг обнял ее своими сильными загорелыми руками.
– Прекрати пищать, – успокаивал он, целуя Иви в макушку. – Утром можно извиниться. Честно говоря, она это заслужила. И вообще, вечер прошел на редкость успешно. Взгляни на Бернарда. Он надел свою самую бесформенную твидовую курточку исключительно ради тебя!
Иви улыбнулась, но вскоре опять помрачнела.
– П. Уарнз даже не пришел…
– Не расстраивайся. Мы поймаем его или ее. Мне даже кажется, что сейчас твой загадочный жилец – дома.
Бинг указал на окна верхнего этажа. Их голубоватый свет призрачно мерцал в сумерках. Слабый, какой-то цыплячий звук был едва различим за словами Саши, объясняющей Бернарду причины его депрессии.
Над входной дверью раздался звонок.
– У меня же свидание!
Бинг бросил Иви и полетел открывать.
Слишком пьяная, чтобы обижаться из-за его дезертирства, Иви раздумывала над тем, кто бы это мог быть. Ее изумляли не только крики гостей Бинга, но и их количество. Бинг придерживался того мнения, что ни один мужчина не может устоять от соблазна подобного рода, что даже самый последовательный гетеросексуал подвластен его чарам. Иви надеялась, что это не так, но свита обожателей Бинга приводила ее в ужас.
Он любил повторять: «Весь мир голубой, и ты это знаешь», – и если судить по таксистам, боксерам, полицейским, охранникам и даже одной звезде телеэкрана, которые оказались под его пуховым одеялом, то с ним трудно было не согласиться.
Человек, который сейчас, застенчиво улыбаясь, спускался по неровной лужайке, был еще одним тому доказательством. Сверхмодные, неудобные, обтягивающие бедра кожаные брюки не позволили Иви ни на минуту усомниться, что мистер Снайл-младший – гей.
После того, как Бинг поторопился увлечь своего нового друга-адвоката под яркие огни Кэмптон-стрит, Бернард заторопился домой.
Иви стало смешно. Саша разошлась вовсю, и Бернард не знал, что делать. Его участие в разговоре теперь было сведено к минимуму: от него требовалось только кивать головой и говорить «В самом деле?», а Саша продолжала просвещать его в вопросах буддизма и китайского гороскопа и доказывать, что Иисус на самом деле был космическим путешественником.
Веки Бернарда отяжелели. Даже его непокорные волосы поникли. Пора было его выручать.
– Кончай, Саша. Отпусти человека спать.
Это было не очень-то деликатно, но эффективно. Бернард вежливо промямлил: «О нет, нет. Это так увлекательно», – и заспешил, пошатываясь, к дому.
– Спокойной ночи. Большое спасибо за приятный вечер.
– О, бедняжка. – Саша с сожалением покачала головой при виде его поспешно удаляющейся спины.
– Точно, бедняжка, – рассмеялась Иви. Бернард в допотопной потертой одежде, торопливо бегущий через гостиную с развязанными шнурками, действительно выглядел весьма комично.
– Как? Ты это тоже заметила? – хватая ртом воздух, выпалила Саша. – Боже, что же мне теперь делать? Неужели опять? Это ужасно.
– Что такое? О чем это ты?
Иви, вопреки всем правилам, которым обучали ее долгие годы в семействе Крамп, подняла скатерть за четыре угла, соединив их посередине, отчего стол очистился одним махом.
– Я ему понравилась. Я ему по-настоящемупонравилась. – Саша улыбнулась с сожалением. – Мне придется как-то осторожно отказать ему.
Иви смотрела на нее во все глаза. В конце концов она проговорила:
– Да, так будет лучше.
В первую очередь Бинг закончил Ивину спальню. В ней все еще пахло краской, но с открытым окном было вполне сносно. Звуки, которые жителям Лондона кажутся привычными и успокаивающими, витали в спокойном воздухе: хлопали дверцы машин, любители вечерних прогулок пели и спорили, возвращаясь домой. Фотографии и афиши были перевешаны на посвежевшие стены, и с них везде улыбается Белл. Из коробок торчат скомканная одежда, книги, косметика, даже плюшевый медвежонок. Все раскидано по гладким доскам пола. Эта работа – на завтра, подумала Иви, опускаясь на высокую, довольно скрипучую, латунную кровать. Она дрожала. Старое стеганое одеяло, все в пионах, лежало свернутым на шкафу. Если встать на кровать, то можно дотянуться. Она так и сделала, и одеяло свалило ее на кровать своей мягкой тяжестью.
Иви зарылась в него; вдыхая слабый аромат лаванды, сирени, роз. Сладкий, поднимающий настроение, смешанный с пылью запах.
– Спокойной ночи, Белл, – прошептала она.
5
«Привет! Детки!» Фургон остановился ровно настолько, чтобы сбросить Иви, и с ревом покатил дальше.
– Ты просто дрянь, Саймон, – высказалась Иви на всю пустую улицу, хотя раньше за ней такой привычки не водилось.
Бинг спускался по лестнице дома номер восемнадцать.
– А вот и ты, мерзкий приставала, – сказала Иви; такой привычки за ней тоже раньше не водилось.
– Ты, конечно, хотела сказать: «А вот и ты! О, сексуальнейший и привлекательнейший, который всегда добивается успеха на сексуальном поприще, вместо того чтобы просто о нем мечтать!
– Как поживает мистер Снайл-младший? – поинтересовалась Иви.
– Довольно весело после восьмой «Пина Колады». До слез занудно – после десятой. Хорошо, что во время девятой я успел…
– Лучше бы я не спрашивала.
Иви пулей влетела в дверь прихожей.
– Да, между прочим, позвони своему агенту. Она сказала, что это срочно.
Иви была у телефона уже до того, как Бинг произнес последний слог. Как и все артисты, она ждала этих слов примерно так же, как ждет собака, пока ты открываешь консервы с ее обедом. Голодное желание – не маскируется, оно всепоглощающее и довольно отвратительное.
Нажимая на кнопки, Иви посмотрела на часы. Черт, шесть двадцать. После шести ни один доктор не охарактеризовал бы состояние Мередит как трезвое. «Только, пожалуйста, не читай мне снова лекцию по поводу моего имени», – молила Иви про себя, слушая гудки в трубке.
– «Дэ Винтер Ассошиэйтс». Добрый вечер.
Голос в трубке звучал прямо как на довоенной RADA [5]5
RADA (Royal Academy of Dramatic Art) – Королевская академия театрального искусства в Великобритании.
[Закрыть].
– Мередит, это Иви.
– Иви?
– Да, Иви. Не вынуждай меня произносить мою фамилию.
– Я не знаю Иви. Пожалуйста, набирайте правильно номер.
– Мередит, это Иви Крамп. Ты просила меня перезвонить. Ты для меня что-то нашла?
– А как, черт подери, могу я что-то найти для актрисы с таким именем? Пора от него избавиться. Я хочу сказать, неужели ты действительно ощущаешьсебя этой чертовой Крамп, дорогая? Вот, например, Рэдгрейв – это имя. Даже с именем Дэнч еще можно жить. Куда ни шло какое-нибудь типа Хейдз, но, дорогая моя, Крамп…
В словарь Мередит все эти острые словечки прочно вошли еще много лет назад, и она обильно снабжала ими свою речь, с кем бы ни разговаривала: будь то старушки, викарии или другие персоны с изнеженным слухом. Даже мамочка прекратила общение с Иви в тот вечер, когда Мередит за кулисами во время пробы повернулась и прокричала резким голосом: «Эта твоя маленькая сучка – просто суперактриса».
– Что ты хотела, Мередит? – спокойно спросила Иви.
– Бог его знает.
За этим последовал звон всяких женских побрякушек и шелест бумаги. Контора Мередит всегда была в таком виде, как будто грабители только что перевернули там все вверх дном, однако хозяйка объясняла, что всегда может отыскать то, что ей надо.
– Ну вот, все нашла. Прослушивание.
Иви подскочила.
– Правда? – прошептала она.
– Гмм… Да, это тебе не просто «сходи-посмотри». Для рекламы.
Иви присела.
– Хорошо.
«Сходи-посмотри» назывались приглашения на участие в массовках. Сотни актеров приглашались кастинг-директором для участия в одной, максимум двух ролях в рекламном ролике. Вам приходилось ждать довольно долго в комнате, битком набитой другими артистами, как нарочно собранными в одном месте, чтобы накалить обстановку. Если окружавшие ее девушки подбирались одна к одной красавицы, Иви сразу же осознавала, что ее шанс получить работу очень невелик, и то начинала приглаживать свои упрямые волосы как послушная девочка, то тянуть свою слишком короткую юбку на коленки, которые вдруг начинали казаться ей похожими на корявые корнеплоды. Если же соперницы оказывались слишком простенькими, она чувствовала себя униженной. За кого это принял ее этот кастинг-директор? За работницу с фабрики? Кроме всего прочего, всегда существовала опасность встретить в толпе знакомое лицо. «О, что ты тут делаешь?» – автоматически спрашивали они друг друга в таком случае, со страхом ожидая ответа. Каждый опасался, что работа другого окажется лучше твоей. Но Детский образовательный театр, насколько знала Иви, не мог оказаться лучше ни одной работы. Он был джокером в действующей колоде.
– С твоими «Привет! Детки!» я все уладила! Они дают тебе выходной! Как тебе это нравится? – вопрошала Мередит с искренностью королевы, спрашивающей размахивающих флажками девочек-скаутов, не зашла ли она слишком далеко.
– Это хороший опыт, – сказала Иви серьезно.
– Опыт хоть куда, почище аборта. Что, понаслаждаешься?
– Конечно.
– Когда театральный агент тебе что-то предлагает, не смотри ему в рот. Как бы скверно он ни выражался.
– Хорошо, хорошо.
За этим последовал оглушающий треск, как будто рухнула полка с картотекой.
– О черт! Этот идиот Барри поставил полку с картотекой прямо наверх. Убить его мало! Пока.
Иви рассмеялась. Что за неподражаемый образ! Этот Барри, ассистент театрального агентства, будучи старше Мередит, лицом походил на невинного школьника. А все это, судя по его же объяснениям, благодаря тому, что с самого 1963 года он ни разу не был трезвым. О его ошибках в конторе ходили легенды, и часто, заглянув туда на минутку, Иви обнаруживала, что Мередит, со сползшими очками и в съехавшем парике, пытается собрать с его костюма содержимое чайного подноса или старается вызволить его из запертого шкафа. Одной из причин, по которой Рождественские вечера «Дэ Винтер Ассошиэйтс» пользовались такой популярностью, было сумасшедшее желание каждого посмотреть, что Барри выкинет на этот раз. Любимый анекдот большинства клиентов был связан с эпизодом, когда Барри, в панталонах (причем не своих!) и в одном носке, рассказывал Шекспировские сонеты. Но Иви отдавала предпочтение Рождеству 1999-го, когда любимец публики пытался свести счеты с жизнью при помощи пустого стэплера.
Оглядевшись как следует, Иви решила, что их этаж выглядит помолодевшим.Гостиная теперь была наполовину белой. Она прошла в кухню. К сожалению, все еще бордовую. Мысль о тостах с сыром показалась ей неплохой, и она вступила в схватку с допотопным грилем. Он в конце концов сдался. На гриле красовался листок бумаги с надписью «ИЗВИНИСЬ ПЕРЕД КЭРОЛАЙН», выведенной Бингом небрежным почерком.
Повздыхав, Иви все-таки распрямила плечи. Это необходимо сделать. А что, если грубиянка захлопнет дверь у нее перед носом? «А я возьму с собой бутылку вина», – подумала она. Никто не захлопывает дверь перед бутылкой вина. Она вспомнила про Милли. Нужно ей тоже взять что-нибудь вкусненькое. Что же любят дети? Несмотря на существование двух племянников-близнецов, у Иви с детьми было очень мало общего. Она в отчаянии оглядела кухню. Кусочек сыра? Кусочек булочки? Ах! На столе остался любимый напиток Милли. Отлично!
– Кто там? – Голос за дверью квартиры «В» звучал ни на йоту менее агрессивно, чем вчера вечером.
– Иви. – Никакого ответа. – С мирным предложением.
Через пару стуков дверь приоткрылась на маленькую щелочку.
– Гммм… Опять это дурацкое вино. – Однако дверь открылась полностью.
Войти в квартиру «В» означало вступить в малышкино королевство. Игрушки ярких цветов разбросаны по всему полу, в ванной виднеется череда крошечных платьиц и колготок, сохнущих на веревке, и через все это со скоростью, которой никак невозможно ожидать от такого крошечного существа, на четвереньках мчится Милли.
– Правда она всегда смеется? – спросила Иви, присаживаясь возле нее на корточки и улыбаясь.
– Можно посмеяться, когда у тебя нет проблем, – парировала Кэролайн, проходя в крошечную кухню. – Кофе?
Иви была слегка разочарована оттого, что ей не предложили ее же собственного вина, но постаралась этого не показывать.
– Не может быть! – воскликнула Иви, оглядываясь вокруг. – Эта кухня как новенькая!
Аккуратненькие буфеты из светлого дерева, весь набор электроприборов и блестящая хромированная плита очень сильно отличались от примитивных кухонных принадлежностей нижнего этажа.
– Это все Белл. – Кэролайн была не из тех, кто перегружает вас информацией, однако она добавила: – Она считала, что для Милли хорошо, если у меня будет такая кухня…
А сама при этом обходилась старой. Устроившись на протертом диване посреди моря игрушечных рыб, Иви приступила к речи, которую она наспех приготовила, пока поднималась по лестнице.
– Я пришла извиниться за вчерашнюю грубость. Я немного перенервничала из-за всей этой ответственности за дом и за жильцов, которая внезапно на меня свалилась, и, наверно, из-за этого выпила лишнего. Если вам не хотелось выпить за Белл, это ваше личное дело. – Иви немного помолчала и затем добавила: – Щедрость Белл очень много для меня значит, и я знаю, как она заботилась о своих постояльцах. – В конце концов, проглотив подступавший к горлу комок, она произнесла: – Очень сожалею о происшедшем. Кэролайн, давай начнем все сначала?
Кэролайн смотрела куда-то в пространство – в излюбленной своей манере – и после громкого причмокивания произнесла:
– Что ж не начать? Давай.
Милли в это время вела серьезные деловые переговоры по игрушечному телефону. Она была просто прекрасна.
– Да. Она для меня – все.
Кэролайн тут же опустила глаза в кружку, обеспокоенная собственной чрезмерной откровенностью.
Иви, которой вся жизнь представлялась одним длинным сериалом, ужасно хотелось узнать, где же Миллин папа и почему Кэролайн воспитывала дочку без его участия, но из-за болезненной обидчивости Кэролайн приходилось довольствоваться безобидными общими вопросами. К сожалению, и они не встречали особого отклика.
– Откуда у тебя такой акцент? – спросила Иви и, почувствовав недовольство, поспешила с оправданиями: – Мне часто по работе приходится добиваться естественного акцента, поэтому я всегда проявляю интерес к подобным вещам.
– Из Бери.
Односложные ответы были коньком Кэролайн, даже при том, что «р» она произносила весьма специфически.
– Что заставило тебя приехать в Лондон? Наверно, в Бери очень хорошо.
Иви не способна была отличить Бери [6]6
Бери – небольшой город в Северной Англии.
[Закрыть]от Венеции или от любого захолустья подобного рода. Для нее вся остальная Великобритания казалась просто яркими задворками Лондона, заселенными танцорами в народных костюмах и продавцами лаванды. По ее представлениям, по улицам Бери бродили львы, а излюбленным блюдом местного населения было китовое мясо.
– Неужели тебе так нужны эти акценты для работы?
Кэролайн вела себя на самую капельку менее агрессивно, чем фашистский диктатор с местным населением. Достучаться до нее было не так-то легко.
– Нет, просто интересно. – Иви оставалась доброжелательной. – А твоя семья все еще там?
– Вся моя семья умерла.
Тупик, в который зашел их разговор, был прямо великолепен. Иви потерпела крах.
– О Боже. Я очень тебе сочувствую, Кэролайн. – Ничего удивительного в том, что бедняжка не желает об этом говорить.
Никакой попытки ослабить напряжение со стороны Кэролайн не последовало. Она просто сидела на краю дивана и дула на свой кофе.
Минутку или две Иви поерзала на месте, дожидаясь, пока малиновая краска сойдет с ее лица, затем поднялась и сказала:
– Пойду вниз, приготовлю обед. Завтра у меня прослушивание.
– Правда… – После этого слова Кэролайн забыла поставить вопросительный знак.
Иви попятилась к двери.
– Ну вот, начали все по-новому… Если что-нибудь понадобится, стучи прямо в мою дверь… ну если действительно что-то нужно… Знаешь, сантехник, например… – Иви судорожно пыталась вспомнить, что же еще может понадобиться. «Чушь собачья!» – едва не прокричала она, поняв, что никак не может показать себя человеком практичным, который знает, какие неполадки могут случиться в хозяйстве.
– Не поступай так с моей дочерью, – ровным голосом предупредила Кэролайн.
Иви обернулась и увидела рядом с собой Милли, выжидательно протягивающую ей ручку.
– Ах, ты пойдешь со мной до двери? – Иви старалась казаться обрадованной, но на самом деле она никогда не умела обращаться с детьми. Не понимала, в чем причина. Была, конечно, надежда, что в один прекрасный день ее материнские чувства заявят о себе, но пока дети казались ей обузой. С ними не выпьешь, спать они ложатся до смешного рано, их шутки примитивны. Неуклюже обняв Милли, она взяла ее на руки. Боже, какой же тяжелой оказалась Милли! Можно подумать, у нее кирпичи в подгузниках!
А вот пахла она здорово. А смешной поцелуй, с которым девочка прильнула к ее щеке, оказался на удивление приятен. Иви улыбнулась своей пассажирке, которая к динамике совместного движения сразу же приспособилась лучше, чем сама Иви, и удобно пристроилась у нее на руках, совсем как коала на эвкалиптовом дереве.
– Все, мы уходим!
О существовании голоса, которым Иви произнесла сейчас эту фразу, она сама раньше и не подозревала. Это было похоже на «Цирк приехал в детский сад» в 1973-м. Кэролайн последовала за ними, по-видимому, чтобы убедиться, что Иви не покалечит ее дочь, пока дойдет до двери.
– Ну, пока.
Иви вернула Милли маме. Впервые до нее дошло, как они похожи. Это сходство никак не распространялось на одежду. Кэролайн была в своей обычной темной униформе, состоявшей из выцветших черных джинсов и такой же выцветшей черной футболки, тогда как Милли вся была облачена в чистенькую, отглаженную льняную одежду. Ее маленькие носочки были ослепительно белы и отделаны таким же полосатым материалом, из которого был сшит весь ее наряд. Смешные темные кудряшки завязаны сзади ленточкой. Голубой ленточкой с улыбающимися желтыми мордашками…
В резюме говорилось: «Молодая, беззаботная, игривая». Осмотрев себя в зеркале, Иви осталась довольна: белые брюки и кофта небесно-голубого цвета создавали ощущение молодости, беззаботности, игривости. Но после сорокапятиминутной поездки в переполненном, то и дело застревающем поезде метро, которое предоставляло те же чувственные наслаждения, что и посещение сауны в каком-нибудь приюте девятнадцатого века, она пробиралась через Сохо, чувствуя себя убийственно уставшей и старой.
