Текст книги "Поиграй со мной (ЛП)"

Автор книги: Бекка Мак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА 12

ПРАВИЛА? ТАК ЛИ ОНИ НАМ НУЖНЫ?

Дженни прижимает меня к стене. Ее теплые пальцы и пламенный взгляд блуждают по моему телу, оставляя за собой след желания – глубокий и горячий настолько, что моя кожа будто горит.

Она медленно проводит языком по губам, и бормочет.

– Чертовски горяч, – ее глаза резко смотрят в мои, в них читается вызов. – Продолжай ухмыляться, как осел, и я уйду отсюда к чертовой матери.

Я разворачиваю нас, прижимая ее бедрами к стене, обхватываю пальцами ее запястья и держу ее руки по обе стороны от головы. Ее губы тянутся к моим – ищущие, голодные, чертовски нетерпеливые.

– Ты никуда не уйдешь, солнышко.

– Правила, – Дженни ахает, когда я зарываюсь лицом в ее шею, ее ноги обхватывают моют талию, и я поднимаю ее. – Мы должны установить некоторые правила.

Мой язык скользит по изгибам ее шеи.

– Так ли они нам нужны?

– Картер никогда не одобрит.

– А я не хочу умирать в двадцать шесть. Это будет нашим маленьким секретом, – Я провожу языком по местечку у нее за ухом, – спойлер: маленького там ничего нет.

– Никаких ночевок.

– Превосходно. Ты похожа на постельного клопа.

Я стягиваю с нее топ и слегка умираю от вида кружевного бюстгальтера цвета мокко, розовые бутоны выглядывают из-под небольшого участка ткани. Хочу зажать их между зубами, пока она впивается ногтями в мои плечи и умоляет о большем.

Глаза Дженни прищурены, зрачки широкие. Она наблюдает за мной с изголодавшимся отчаянием, которого я никогда раньше не видел, но буду лелеять до тех пор, пока буду получать его.

Я зарываюсь пальцами в ее волосы, а языком в ее рот, заглатывая ее стоны, когда наваливаю на нее тяжесть страстного желания. Мне нужно трахнуть ее жестко и быстро, чтобы я смог начать все сначала и насладиться временем с ней. У нас впереди вся ночь.

Но затем она выдавливает свое следующее правило, и два слова искаженным месивом теряются где-то у меня во рту.

– Никакого секса.

Я хихикаю.

– Мило.

– Я серьезно, Гаррет. Я не буду заниматься с тобой сексом.

Мой рот останавливается на ее подбородке, а руки продолжают ее разминать. Я медленно опускаю ее на ноги.

– Ты девственница?

– Что? Нет!

– Тогда почему ты не хочешь заняться со мной сексом?

– Потому что я… ну, я… я просто… – ее взгляд скользит по стене позади меня, она агрессивно накручивает волосы на пальцы, они завязываются узлом и застревают. Я высвобождаю их, а она начинает покусывать кончик своего большого пальца.

Я нежно увожу ее руку ото рта.

– Дженни.

– У меня давно не было, – тихо признается она. – Несколько лет… или около того.

Или около того.

– А.

– Да. Я просто… не совсем готова попробовать снова.

– А.

Жар заливает ее щеки, чем дольше она ждет, когда я скажу что-нибудь более серьезное, чем «о», и я пытаюсь, клянусь. Ничего не выходит.

Свет в ее глазах тускнеет, и она отходит, подбирая свою рубашку. Я никогда раньше не видел ее такой уязвимой, и что-то внутри меня будто ломается при виде ее такой.

– Забудь об этом, – шепчет она. – Это было глупо. Я знала, что ты на это не пойдешь. Зачем кому-то это нужно?

Я хватаю ее за запястье.

– Подожди, – Что я делаю? – Все нормально, – нормально?! Лейтенант Джонсон кричит на меня из-за того, что он ограничен моими трусами. – Никакого секса. Я могу с этим справиться, – «думаю, что, черт возьми, нет», возражает он. Но дело в том, что я уже видел Дженни голой. Я видел ее лицо во время оргазма. Я не только хотел бы увидеть это снова, но и хотел бы стать причиной этого.

Но не только? У нее что-то произошло, что-то, что все испортило. Не всякий секс особенный, но должен быть хоть какой-то, в нужное время. Не знаю, связано ли это с тем, что у нее нет друзей, или доверием, которым она не разбрасывается, но, если она позволит дать мне все – дружбу, доверие, уважение, – я с радостью это сделаю. Я хочу все частички ее, которыми она готова поделиться.

Дженни настороженно смотрит на меня.

– Ты сможешь?

– Взять под контроль сексуальность и установить границы – это чертовски круто, и я это уважаю, – я указываю на футболку, которую она прижимает к груди. – А теперь брось эту гребаную футболку, солнышко. Сегодня вечером я буду восхищаться всей тобой.

Только когда я начинаю подкрадываться к ней со зловещей ухмылкой на лице, она полностью осознает, что происходит, и лихорадочно отбрасывает футболку. Она взвизгивает, когда я подхватываю ее на руки и перебрасываю через плечо. Ставлю ее на ноги, наклоняю ее над кроватью, придерживая между лопаток.

Эти джинсы – просто гребаный грех, они обтягивают ее порочные бедра, а этому маленькому разрезу сзади на талии как раз хватает, чтобы я мог просунуть два пальца вниз и взглянуть на скрывающуюся под ними попку в форме сердечка. Эти джинсы из тех, что имеют стратегически расположенные разрезы, например, на бедре и на колене. Но этот мой любимый…

Я провожу большим пальцем по потертому узкому разрезу, проходящему по задней поверхности левого бедра Дженни, всего на дюйм или два ниже ее ягодицы. Кто бы ни придумал эти джинсы… Я бы упал к их ногам.

Мой большой палец скользит по разгоряченной коже Дженни.

– Новые?

– Купила их на прошлой неделе.

– Коллекция этого сезона? Отлично.

Дженни хмурится. Когда я опускаю четыре пальца под разрез и улыбаюсь, ее губы в ужасе приоткрываются.

– Гаррет, – предупреждает она.

Но предупреждать уже поздно. Я уже тяну, а они рвутся и превращаются в красивое месиво.

Дженни, пытаясь увернуться, задыхается. Я сзади прижимаюсь к ее бедрам, сжимаю в кулаке ее волосы, чтобы удержать на месте, и любуюсь ею.

– Боже правый, – в моем мозгу происходит короткое замыкание. Я провожу пальцем по краю ее трусиков, и ее кожа покрывается мурашками. – Эта задница словно из рая, – я шлепаю ее по ягодице, ухмыляясь в ответ на ее убийственный взгляд. – Пришли мне ссылку на них. Куплю тебе новые.

– Ненавижу тебя, – рычит она.

– Чувствуешь? Ты полностью противоположность, красотка. Дальше некуда, – я сбрасываю свои брюки на пол, переворачиваю ее на спину, становлюсь перед ней на колени и начинаю стаскивать с нее джинсы. – Есть еще какие-нибудь правила, прежде чем я начну? Я чертовски голоден.

Я раздвигаю ее ноги, прижимаюсь губами ко внутренней стороне ее колена, выкусывая томную дорожку вверх по бедру. Она сжимает простыни в кулаках, мотает головой, шепчет мое имя. Но я хочу услышать, как она кричит его.

– Правила, Дженни.

– Я не хочу быть одной из многих, – говорит она, задыхаясь, когда я провожу пальцами по ее клитору через влажное кружево. – Я знаю, это просто секс, но я хочу хотя бы почувствовать себя… – ее глаза встречаются с моими, я нежно глажу ее.

– Особенной? – когда она кивает, я хихикаю. – Ты уже особенная, солнышко. – Я обхватываю ладонью ее шею и прижимаюсь к ее губам. – Лучшие друзья с привилегиями?

Она втягивает нижнюю губу, ее широко раскрытые глаза перемещаются между моими. Она кивает.

– Договорились. Никто, кроме тебя.

– Даже так? Без секса?

– Даже так. Мне не нужно использовать свой член, чтобы трахнуть тебя. Пальцы и язык справятся ничуть не хуже.

Дженни оживает, на ней словно электрическая, кокетливая улыбка, она обвивает руками мою шею.

– Да, так и есть, – она откидывает мою голову назад, ее рот в поисках моего. – На случай, если тебе интересно, минет все еще в силе.

Мое тело замирает, когда мой член ревет от желания.

– Серьезно? Я чист, уверяю. Ты уверена? Ничего страшного, если…

– То, что мы не занимаемся сексом, не значит, что я не собираюсь прикладывать усилия. Я все равно буду сосать твой член.

Если бы у моего члена были руки, он бы победоносно прижал одну из них к себе. Поскольку он не может, это делаю я.

– Да, черт возьми, будешь! – я поднимаю ее на ноги и сажусь сам на край кровати. – На колени, солнышко.

Она разевает рот.

– Но я…

– На колени, – повторяю я шепотом, сжимая ее шею. Дженни опускается на колени, и я запускаю пальцы в ее волосы. – Чертовски сексуальна, когда стоишь на коленях и, впервые в жизни, потеряла дар речи. – Я провожу большим пальцем по ее приоткрытым, припухшим губам. – Ты не возражаешь против небольшой грубости?

Ее глаза мечутся между моими, и ее невинность заводит меня в тупик и подстегивает ко всему сразу.

– Грубости?

– М-м-м, – моя хватка на ее волосах усиливается, и у нее перехватывает дыхание, жар поднимается по ее груди, когда она сжимает мои бедра. – Есть что-то в твоем чертовски властном поведении, что так и просит покомандовать тобой в постели.

Я цепляю ее пальцы за пояс своих боксеров, и Дженни нерешительно стаскивает их. Ее глаза расширяются, и она откидывается назад, будто испугана. Лейтенант Джонсон счастливый и гордый подпрыгивает, приветствуя ее, давая понять, что ей нечего бояться. Он будет с ней очень нежен.

– Я-я-я… – заикается Дженни, что чертовски ново и чертовски сексуально.

– В чем дело? Что случилось со всем этим поведением? – я притягиваю ее к себе, касаюсь губами ее уха. – Я здесь главный?

Ногти впиваются в мои бедра, когда я опускаю руку и провожу двумя пальцами по шву ее промокших трусиков.

– Гаррет.

– Скажи это, – требую я.

– Ты главный.

– Еще какой. Открой рот, Дженни.

Она делает это без колебаний, обхватывая меня тонкими пальцами. На кончике капельки спермы; взгляд Дженни встречается с моим. Она выглядит нервной, возможно, неуверенной. Я собираюсь сказать ей, что она не обязана делать ничего, что ей не нравится, но слова замирают у меня на языке, когда она пробует меня на вкус.

– Твою мать, – вырывается у меня, когда ее рот обхватывает головку моего члена.

Я беру ее лицо в свои руки, не отводя взгляда, пока ее розовые губы скользят по всей длине моего члена, столько, сколько она может выдержать, пока я не касаюсь задней стенки ее горла. Когда я постанываю, эти светлые глаза загораются возбуждением. Уголки ее рта приподнимаются, когда она улыбается мне, и именно в этот момент я понимаю, что ей нужно.

Поощрение. Уверенность. Похвала. Она должна знать, что мне с ней так же хорошо, как и ей со мной. Ее фирменного самолюбия Беккетов нет в этой части ее жизни, но, если у меня есть хоть какое-то право на это – оно появится.

Это будет несложно; она чертовски уверена, что сосет мой член так, словно была создана для этого. Я собираюсь подбадривать ее до тех пор, пока она не поверит в это.

– Черт возьми, да, – шиплю я. – Вот так, Дженни, – накручивая ее волосы на кулак, я заставляю ее посмотреть мне в глаза. – Смотри на меня, солнышко. Всегда смотри на меня.

Дженни хнычет, ерзает, потирая бедра друг о друга. Она отчаянно нуждается в ласке, внимании, трении, и я собираюсь дать ей это сразу, как кончу.

Я направляю ее голову, наблюдая, как она заглатывает столько меня, сколько может, как впадают ее щеки, когда она откидывается назад. Она задерживается на кончике, делая круги языком, обрабатывая рукой основание, прежде чем снова заглатывает меня.

– Черт. Не останавливайся. Черт возьми, Дженни, не смей, блять, останавливаться.

Она становится громче, двигается быстрее, чавкает, как будто это ее чертова работа. Я теряю дар речи, и Дженни расплывается в улыбке. Ее глаза светятся гордостью, когда мои яйца сжимаются, и когда я, захлебываясь словами, говорю ей, что собираюсь кончить, она продолжает, пристально глядя на меня, пока я изливаюсь в ее горло.

– Черт возьми.

Она облизывает уголок рта.

– Как это было?

Я хихикаю, хватаю ее за талию и бросаю на подушки.

– Хочешь знать, как это было? – мои колени ударяются о кровать, и я ползу к ней. – Как насчет того, чтобы я показал тебе, как это было?

Мой рот завладевает ее ртом, скрадывая ее ответ. Есть что-то особенное в том, как ощущается на ее губах вкус меня, и от этого я становлюсь диким, и когда Дженни выгибается на кровати, потираясь своей мокрой киской о мой член, я переживаю, что попытаюсь убедить ее позволить мне воспользоваться тем, что мне пока не принадлежит.

– Дженни, – предупреждаю я, рыча.

– Пожалуйста, – ее ногти впиваются в мои плечи, когда она скользит по всей моей длине, вверх и вниз, покрывая меня собой. Ее запах, ее влажность, ее жар. – Это так приятно.

И, черт, я не могу ей отказать.

Мои пальцы погружаются в ее шикарную попку, когда я прижимаю ее к себе одной рукой, другой провожу по краю ее подбородка, приближая ее изголодавшийся рот к моему. Это приглушенный стон, скользящие языки, покусывание зубами, когда бедра Дженни приподнимаются, а я скольжу по ее складочкам снова и снова.

Ее ногти царапают мой бицепс, когда она отрывает свой рот от моего, хватая ртом воздух, и я втягиваю в рот розовый сосок. Мой язык скользит по напряженному бутону, прежде чем я зажимаю его зубами, и дрожь удовольствия пробегает по моему позвоночнику, ногти Дженни впиваются в мою спину, с ее губ срывается стон моего имени. Я собираюсь кончить, и Дженни не должна отставать.

– Ты кончишь, солнышко?

Дженни закатывает глаза, и ухмыляется той самой ухмылкой Беккет.

– Доведешь меня до этого, Медвежонок Гэри?

Я краду ее улыбку своей собственной, и по всему моему телу словно распространяется лесной пожар. На следующем движении бедер я наклоняюсь и вставляю в нее два пальца, заменяя свой член большим пальцем, и безжалостно тру ее клитор. Дженни взрывается вокруг меня, рот в крике раскрывается, щеки и сиськи раскраснелись, и когда я замечаю эту набухшую, блестящую киску, мой член пульсирует.

– Господи Иисусе, – я сползаю с кровати, когда содержимое моего члена растекается по всей руке, просачиваясь сквозь пальцы на пол, что определенно не то, что я планировал, и какой гребаный беспорядок. – Такого со мной еще не было.

Запыхавшись, Дженни растягивается на матрасе, убирая каштановые волосы с влажного лба.

– Не кончал себе в руку? Или не занимался сексом без проникновения и на сухую?

– Никакой это не «сухой» процесс. У нас тут целый Ниагарский водопад..

Стоя передо мной, она проводит кончиком пальца по своей ключице, поглядывая на меня из-под темных ресниц.

– Я думала о Крисе Хемсворте.

– Пиздеж, – я шлепаю ее по заднице. – Ванная. Душ. Сейчас же.

– Знаешь, ты становишься немного властным.

– А ты чертовски любишь указывать, – схватив ее за загривок, я веду ее в ванную и включаю душ. – А теперь иди туда, чтобы я мог убедиться, что ты тщательно вымыта.

Она повинуется, и я не упускаю момента. Несколько раз подряд, потому что очень важно ничего не упустить, а я еще как умею быть дотошным.

Уже почти четыре утра, когда мы спускаемся на лифте на этаж Дженни, волосы у нас влажные, и мы оба безупречно чистые.

Дженни поворачивается ко мне с застенчивой полуулыбкой, открывает дверь и начинает пятиться.

– Спасибо, что подвез, Андерсен. Твердая шестерка из десяти.

– Шесть из десяти, черт возьми. Я потряс твой мир, солнышко.

Она теребит влажную прядь волос, которая свисает на мой лоб.

– Сегодня мне придется использовать Индиану Боунс только один раз.

Моя грудь вздымается, когда она улыбается, и сжимает в кулаке мою рубашку, притягивая меня к себе. Ее язык скользит в мой рот, мои руки ползут вверх по ее топу, обводя теплую талию.

Я начинаю отводить ее назад, потому что теперь думаю, что четвертый раунд звучит как хорошая идея, но Дженни отстраняется, шлепая меня по рукам.

– Спокойной ночи, Медвежонок Гэри, – пропевает она, а затем быстро захлопывает дверь перед моим носом.

Руки в бока, я смотрю на лейтенанта Джонсона, уютного и довольного в спортивках.

– Мы сделали это, большой приятель. Мы сделали это.

ГЛАВА 13

ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО

В одно ухо влетает, в другое вылетает. Именно это сейчас и происходит. Мама уже сорок минут рассказывает о планах Оливии устроить вечеринку в честь рождения ребенка. Она перешла все границы дозволенного, я, пытаясь спастись, стала смотреть в окно кофейни.

Медленно падающие снежинки превращают Ванкувер в зимнюю страну чудес. На это приятно смотреть, вид завораживает, несмотря на то что я отсчитываю дни до весны. Мокрый снег делает вождение опасным и усиливает тревожность, а быстротечность светового дня угнетает.

– Дженни? Ты слушаешь? Я не хочу разочаровать Оливию.

Я оставляю мысли об унылом, сером дне по другую сторону окна и перевожу взгляд на маму. Ее широко раскрытые глаза наполнены раздражением и беспокойством одновременно.

– Мам, прошу. Оливию не разочаровать сильнее – она замужем за твоим сыном.

– Дженнифер. Клянусь, ваши с братом поддразнивания друг друга нелепы.

Хэнк рядом со мной потягивает кофе.

– Поддразнивание – это язык любви братьев и сестер, Холли.

Правда, но любовь Картера иногда может быть удушающей. Например, сейчас, когда я проверяю свой телефон.

Лучший братан в мире: тренировка закончится в 5? заеду за тобой.

Лучший братан в мире: ты можешь поужинать со мной и Олли

Догадайтесь, кто придумал имя его телефонному контакту.

Я: Поеду домой на автобусе.

Лучший братан в мире: не думаю, скоро начнет темнеть.

Лучший братан в мире: или ты можешь взять одну из моих машин. их 5.

Я: Спасибо, но нет.

Лучший братан в мире: спасибо, но да. пицца? или индийскую?

Со вздохом я переворачиваю кладу телефон экраном вниз, и смотрю на маму.

– Твой сын не принимает отказов.

– Он получил это не от меня.

Мой телефон снова звонит, и я готова подсказать брату, куда он может засунуть все пять своих машин. Вместо этого щеки краснеют от эмодзи в виде медведя на экране моего телефона.

Медвежонок: Поиграем сегодня? Утром улетаем на несколько дней.

Мой отказ огорчает меня сильнее, чем кажется уместным. Долгие годы мне хватало самоудовлетворения растущей коллекцией игрушек. Несколько жалких дней, и Гаррет все это перечеркнул.

Я сваливаю все на то, что Картер настойчиво похищает меня на ужин. Иначе, я дала бы активное согласие и один из них оказался бы на коленях через тридцать секунд после закрытия дверей.

Медвежонок: Заеду за тобой. Скажи ему, что тебя подвезет друг.

Гаррет, должно быть, почувствовал надвигающийся спор, когда увидел три прыгающих точки на месте ответа. Картер знает, что мои единственные друзья – это его друзья и Саймон, и Картер бы закатил скандал, у него бы лопнула артерия от напряжения, если бы Саймон подвозил меня. Приходит еще одно сообщение, прежде чем я успеваю набрать свое.

Медвежонок: Покажи мне свое отношение, и я покажу тебе свое, выбирать тебе.

Я: Не угрожай мне хорошо проведенным совместным временем.

Медвежонок: Я буду у входа в 5, солнышко.

Я мало что знаю о Гаррете, но знаю, что во мне переключилось то, что я не хочу.

– Боже, знаешь, я надеюсь, что этот малыш не пойдет в Картера по части размеров, – говорит мама, делая пометки в своем журнале планирования, пока я потягиваю свой напиток и возвращаюсь к разговору. – Бедную Олли разорвет.

Мой капучино попадает «не в то горло» и обжигает трахею. Я прикрываю рот рукой, чтобы придержать брызжущую во все стороны жидкость.

– Я думаю именно на это и надеется Картер, – добавляет Хэнк. – Ничто не заставило бы его гордиться собой сильнее, чем создание ребенка чудовищных размеров, под стать его чудовищным размерам, – Хэнк обрывает себя, кожа вокруг его глаз морщится, когда он пытается не рассмеяться. – Прости, прости. Этот парень еще как повлиял на меня за все эти годы. Моя Ирландия вымыла бы мне рот с мылом за такие выражения.

Я хихикаю, отламывая кусочек маффина с яблочным пирогом.

– Вау, Дженни, ты обедаешь со своими бабушкой и дедушкой?

У меня мурашки по коже от голоса, который я хорошо узнала за последние четыре года. Крисси смотрит на меня сверху вниз со своей типичной самовлюбленной улыбкой, рядом с ней два ее светловолосых лакея, Эшли. Да, их обеих зовут Эшли. Ну, технически, одну – Эшлee, два – E (прим. одну зовут Ashley, другую Ashlee).

– Это так мило, – продолжает она. – Мои бабушка и дедушка тоже были моими лучшими друзьями, когда я была маленькой, но сейчас я взрослая.

Я закидываю одну ногу на другую.

– И теперь, когда они узнали тебя получше, они понимают, что ты им не так уж сильно нравишься?

Крисси одаривает меня улыбкой, почти такой же натянутой, как нелепые шишки по обе стороны ее головы.

– Ты такая забавная, Дженни. Нам стоит как-нибудь потусоваться.

Я ненавижу, когда мое лицо выглядит заинтригованным. Если это чувствую я, то и она это видит, а я не понимаю своей реакции. Ни одна часть меня не желает быть частью этой шайки. Каждый комплимент сделан наотмашь, каждый разговор ведется шепотом в углу танцевальной студии, куда они забиваются для обсуждения секретов, в которые я не посвящена. И все же, все эти годы я боролась с завистью к отношениям, что их связывают.

Потому что они есть друг у друга, а у меня никого нет.

Мне не нужен негатив, который, такие люди как они, несомненно, привнесут, но я была бы не против иметь в своей жизни хотя бы каких-то людей, что появились не через моего брата; тех, кто примет меня такой, какая я есть.

Мама провожает взглядом уходящих Крисси и Эшли х2. Она несколько раз молча моргает, прежде чем выражение ее лица сменяется на возмущение.

– Она только что назвала меня бабушкой?

– Ты скоро станешь бабушкой, – замечаю я.

– Для ребенка, Дженни, а не для двадцатичетырехлетней женщины! – Она поворачивается им вслед, и я прячу лицо в чашке с капучино. Она собирается продемонстрировать, что может быть такой же неловкой, как Картер, хотя и утверждает, что он заразился этим не от нее.

– Эй! Да, ты там, с шишками принцессы Леи! Я молодая, ясно тебе? У меня до сих пор идут месячные! – Она встает, проводя обеими руками по своему телу. – Ты еще будешь мечтать, чтобы выглядеть также хорошо в моем возрасте! – Она плюхается обратно, агрессивно взмахивая рукой в воздухе. – Пфф. Бабушка.

– Они подумали, что мы с Холли женаты? – Хэнк широко улыбается, когда отряхивает пыль со своего плеча. – Я всегда знал, что горяч.

И, понимаете, я предпочту иметь рядом тысячу мам и Хэнков, чем одну Крисси и двух Эшли.

– Скучал по тебе на прошлой неделе, Дженни. Рад, что ты вернулась.

Мои пальцы спускаются по руке Саймона к его ладони. Я отворачиваюсь прежде, чем он притягивает меня обратно.

– Давай же. – Он хватает меня за талию, поднимая в воздух. Приземление кажется неправильным, но я преодолеваю это. Я отчаянно хочу, чтобы это поскорее закончилось, чтобы я ушла домой и позволила Гаррету шлепнуть меня по попке. Я также надеюсь перекусить. – Ты действительно не собираешься со мной разговаривать?

Я действительно не собираюсь с ним разговаривать.

– Нет, нет, нет, нет. Стоп. Остановите музыку. – Михаил, наш тренер по танцам, прячет лицо за пачкой бумаг в руке, пока студия наполняется тишиной. Закрыв глаза, он поднимает одну руку, ожидая, а я стою, уперев руки в бедра, пытаясь отдышаться. С тяжелым вздохом он широко разводит руками, разбрасывая при этом бумаги. – Что происходит? Что происходит? Я не зря называю вас моими бриллиантами. Вы рождены, чтобы танцевать вместе, и когда вы делаете это правильно, вы – хлопает – оба – снова хлопает – ослепляете – хлоп. – Я не знаю, что это было, но это было не ослепительно.

Михаил ожидает совершенства; это то, чего он всегда добивался. Он родился в России пятьдесят с лишним лет назад, он танцует с тех пор, как научился ходить, и на сцене профессионального уровня сорок два года из этого. Он волшебный и пугающий одновременно, как мифическое существо, а когда он проходит по залу, все голоса замолкают. Большинство людей остаются в его благосклонности, просто держа рот на замке и делая то, что он говорят. Я одна из немногих, кому время от времени удается воздействовать на него своим обаянием, но сработает ли это – вопрос открытый, и я никогда не узнаю ответа, пока не приложу все усилия.

– Дженни, твоя лодыжка выглядит великолепно, но ты затекла. Ты как… – Он поднимает руки, неловко размахивая ими. – Как чертова марионетка. Это ужасно, совершенно ужасно. Такое ощущение, что тебе некомфортно с Саймоном.

Так и есть.

Он барабанит пальцами по поджатым губам, затем пожимает плечами.

– Нам следует увеличить количество часов на этой неделе? Может, вы двое сможете забронировать студию и поработать во внеурочное время.

– Я думаю, это отличная идея, Мик, – с готовностью предлагает Саймон.

– Э-э, нет. – Упс, я произнесла это вслух? – Просто сегодня чувствую себя не очень. – Кладу руку на живот, и корчу недовольную гримасу. – Вчера вечером зашла в одно сомнительное суши-заведение и…

Михаил поднимает руку.

– Это был «суши-рай»? В Мэйнленде? Клянусь, это худшее место. – Он дважды хлопает в ладоши. – Больше ничего не говори. Давайте закончим пораньше. Дженни, иди домой, выпей воды и пораньше ляг спать. Отдохни, хорошо? Позволь кому-нибудь другому сделать всю работу сегодня вечером.

– Могу я записать это? – Я шучу, затем отмахиваюсь от собственного смеха, увидев выражение его лица. Сегодня не тот день. Хотя Гаррет бы посмеялся. Вероятно, я все равно смогу убедить его выполнить всю работу. Ему нравится иметь полный список дел. Я собираю свои вещи, прежде чем Саймон успевает сказать что-нибудь, отчего мне захочется дать ему коленом по яйцам, и машу через плечо. – Хорошего вечера!

Мы заканчиваем на полчаса раньше, поэтому я пишу Гарретту, сообщая, что приеду на автобусе. Я получаю фотографию фасада здания через мокрое лобовое стекло и подпись «уже здесь», поэтому я направляюсь прямиком туда, игнорируя свое имя, когда Саймон выкрикивает его.

Снег тяжелый и мокрый, из тех, что тает и превращается в слякоть, как только падает на землю. Мои ноги скользят по нему, когда я направляюсь к машине Гаррета, и я закатываю глаза, когда Саймон выскакивает из дверей позади меня.

– Дженни! Ну же! Ты не можешь меня игнорировать!

– Знаешь, когда люди говорят мне, что я не могу что-то сделать, это только заставляет меня хотеть делать это усерднее. – Я поворачиваюсь и тычу его пальцем в грудь. – Я собираюсь игнорировать тебя до конца твоих дней, придурок.

– Да ладно! Твоей лодыжке уже лучше. Необратимых повреждений нет.

– Да, слава богу, я не сломала лодыжку окончательно, когда убегала от тебя. Мне удалось не только избежать серьезных повреждений, которые могли бы поставить под угрозу все, над чем я так усердно работала всю свою жизнь, но и избежать венерического заболевания!

Саймон закатывает глаза.

– Не преувеличивай. Я чист, и тебе не нужно было убегать.

– Правда? Нет, похоже, не сработало. Или этого слова просто нет в твоем словаре? – Я отворачиваюсь и продолжаю свой путь по снегу. Земля скользкая и мокрая, у моих уггов нулевое сцепление с дорогой, и я почти ничего не вижу.

– Послушай, Дженни, прости меня. Я думал, тебе это нравится. Ты всегда флиртуешь со мной. Может, перестанешь посылать мне противоречивые сигналы.

Каждый мускул в моем теле напрягается, удерживая меня на месте.

– Прошу прощения? – Смиренно спрашиваю я, делая один шаг к нему, затем другой. Еще один, когда он отступает, и на моем четвертом, предположительно угрожающем, шаге в его сторону мой ботинок скользит по серой жиже, ноги разъезжаются. Я начинаю падать назад после неудачной попытки восстановить равновесие, хватаясь за воздух. Я злюсь не из-за слякоти, в которой окажусь, а из-за того, что больше не вижу страха в глазах Саймона.

Мощная рука обхватывает меня за талию, быстро ставя на ноги, и сине-зеленые глаза Гаррета смотрят на меня сверху вниз. Растерянность и гнев, исказившие его лоб, – такого выражения я раньше не видела, от него у меня перехватывает дыхание. Положив руку мне на пояс, он решительно ведет меня к своей машине, практически запихивая на пассажирское сиденье.

– О чем, черт возьми, он говорит? – Требует Гаррет, окидывая меня пристальным взглядом. – Он причинил тебе боль?

– Я в порядке, – ворчу я.

– Он. Причинил. Тебе боль? – От его хриплого, резкого тона у меня открывается рот и порхают бабочки. Властность так идет этому человеку.

Я небрежно указываю на свою ранее поврежденную лодыжку. Взгляд Гаррета становится жестче, он уходит.

Гарретт не боец. Он беззаботный, непринужденный парень, этот говор с восточного побережья делает его слова томными и счастливыми. Надо постараться, чтобы вывести его из себя. Судя по тому, как он нависает над Саймоном, держу пари, это один из тех случаев.

Я наблюдаю, как Саймон несколько раз кивает в ответ на все, что говорит Гаррет, прикрываясь руками, словно щитом, прежде чем он, наконец, убирается обратно в здание.

Когда обычно застенчивый, неуклюжий мужчина без единого слова садится за руль, я в равной степени возбуждена и раздражена.

– Что ты сделал, Гаррет?

– Ничего.

– Чушь собачья. Зачем ты влез? Я могу справиться с Саймоном.

Гаррет оглядывается через плечо, прежде чем влиться в поток машин.

– Картер убил бы меня, если бы узнал, что ты повредила лодыжку после того, как этот придурок попытался поцеловать тебя, а я ничего не предпринял.

– Правильно. Картер. – Потому что это всегда возвращается к нему, каждый гребаный раз.

Тишина и гнев, как густой туман, пропитывают воздух между нами. У меня мурашки по коже.

– Мне не нужен парень, – огрызаюсь я, тыча пальцем ему в плечо. – И уж точно мне не нужен компаньон, который думает, что я не могу позаботиться о себе, и присматривает за мной только из-за какого-то нелепо неуместного чувства долга перед моим братом.

Гаррет крепко хватает меня за палец, в попытке проконтролировать мою злость. По большей части, я стремлюсь, чтобы мной никто не управлял. Но мне вроде как нравится, как он контролирует меня, ну, знаете, физически, и когда я голая. Слегка не в себе.

– Я не собирался становиться твоим парнем. Я предложил, прошу заметить, с уважением, воспользоваться твоим телом так, чтобы нам безмерно понравилось. И это лишь при помощи моего языка, который я не могу оторвать от тебя, а ты в это самое время будешь страстно пытаться вырвать волосы с моей головы. Но это не значит, что лишь потому, что мы не встречаемся, я собираюсь молча смотреть на то, как кто-то нарушает твои границы. Я все равно встану на твою защиту.

Окей, я ждала несколько другого ответа. Тем не менее, я отдергиваю и скрещиваю руки на груди, тихо ворча:

– Не нужно меня защищать.

– Запомню на будущее. Но если в будущем я случайно врежу Саймону Сифилису по его хитрожопому рту, не думай об этом как о защите тебя. Думай об этом как о карме.

Уголок моего рта подергивается.

– Это я называю его Саймон Сифилис.

Гаррет одаривает меня кривой улыбкой.

– Чтобы ты знала, я сделал это не только из-за твоего брата. Мне жаль, что выглядело все именно так. То, что происходит между нами, не имеет к нему никакого отношения. И я знаю, что ты можешь позаботиться о себе, Дженни, поверь мне. Я много раз испытывал на себе твой гнев. Но из того, что я понял – ведь ты не хочешь признаться мне напрямую – ты отказала Саймону. И никому, блять, нельзя тебя трогать. Кроме меня, – добавляет он, подмигивая. – С твоего разрешения, конечно, потому что умирать мне не хочется.