Текст книги "Поиграй со мной (ЛП)"

Автор книги: Бекка Мак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

Но слушает ли он? Нет, конечно, нет. Картер никогда не слушает.

Оливия отворачивается, чертовски медленно, выгибается, и Картер фыркает от смеха.

– Даже не пытайся, девочка Олли. Я не куплюсь на…

Я вижу, как все происходит словно в замедленной съемке. Вода плещется у нее между ног, заливает пол, когда она задыхается, краска отливает от лица Картера, когда Оливия кричит, что у нее только что отошли воды. Его глаза от страха расширяются, мяч выскальзывает у него из пальцев, подпрыгивает один, два, три раза на деревянном столе, и с грохотом падает на землю. Несмотря на все это, я не упускаю Дженни, что хихикает, стоя в углу.

– Олли…

– Ха! – Оливия поворачивается к нам спиной, на лице написана гордость, и сжимает в руках пустую бутылку из-под воды. – Попался, сосунок! Ты промахнулся! – Она дает Дженни «пять», а потом обнимается с Эмметом.

– Я говорил, что он клюнет на это! – кричит он, и Картер с рычанием сворачивается калачиком.

Я бросаю мячик для пинг-понга со стола.

– Я знал, что в этом году мне снова следовало играть в команде с Олли. Играть с Картером – отстой.

– Я думал, что у моей жены начались роды! Это несправедливо! Это жульничество! Требую матч-реванш!

– Это был матч-реванш, – напоминает ему Дженни. – Ты продолжаешь проигрывать.

– Я не проигрываю! Я не проигрывал! Я-я-я…

– Ты проиграл, – обрывает его Кара. – Дважды. И ты проиграл три раза в прошлом году. Твоя жена постоянно обыгрывает тебя в этой игре, и все же ты продолжаешь надеяться, что следующая игра станет твоей. Это вдохновляет, Картер, но в то же время расстраивает. – Она похлопывает его по груди. – Полночь через пять минут. У нас нет времени, чтобы ты вернул свои яйца.

Вокруг хаос. Все набиваются в гостиную и кухню. Температура в доме мгновенно повышается. Слишком много людей, слишком много тел набивается на основной этаж, каждый начинает разбиваться на пары со своими партнерами. Адам и Джексон стоят за барной стойкой, подавая всем одиноким парням и девушкам шоты. В этом пространстве так много людей, трудно увидеть кого-либо, кроме стоящего рядом с тобой человека.

Мне трудно видеть кого-либо, кроме Дженни, потому что она стоит в углу гостиной, будто, черт возьми, пытается исчезнуть, тревожно оглядывая пространство. Ее яркая личность спрятана, заменена этой оболочкой ее стороны, предпочитающей прятаться, а не быть частью всеобщего веселья.

Я проскальзываю через кухню в столовую, прежде чем вернуться в темный, пустой коридор, прямо за Дженни.

Мои кончики пальцев танцуют вокруг ее талии, пока я не кладу ладонь ей на живот, и она вздрагивает, задыхаясь.

Мои губы касаются ее уха, когда идет обратный отсчет.

– Пойдем со мной.

– Что ты делаешь? – шепчет она, когда я веду ее вверх по лестнице. – Что, если Картер увидит?

– Единственное, что существует в мире твоего брата в этот момент – это его жена. – Я заглядываю в спальню, ту самую, в которой впервые попробовал Дженни. – Он не заметит, что мы ушли.

– Если ты ошибаешься, я притворюсь, что у меня амнезия.

Я тащу ее в темную комнату, прижимаю к стене.

– А я выпрыгну из окна, и ты меня больше никогда не увидишь.

Внизу люди начинают отсчет в обратном порядке, начиная с двадцати.

Моя рука обвивается вокруг шеи Дженни, и большой палец ложится на пульс, скрытый под ее теплой кожей. Он сильно бьется, и мне нравится быть причиной, по которой она прямо сейчас возвращается к жизни.

Пятнадцать.

– Ты позволишь мне стать твоим полуночным поцелуем?

Десять.

Ее безумные глаза мечутся между моими.

– Может быть.

Пять.

– Ответ неверный.

Четыре.

Три.

Два.

Один.

– Тогда, может, тебе стоит просто взять то, что ты хочешь.

Наши рты неистово соприкасаются, пальцы зарываются в волосы, бедра трутся, языки скользят повсюду, и все это в то время, как зал внизу взрывается радостными криками.

Моя рука скользит под платье Дженни сзади, и я легонько шлепаю ее по заднице.

– Укусишь меня еще раз, и я заставлю тебя кричать.

Ее пальцы в моих волосах, она глубоко целует меня, ее зубы скользят по моей нижней губе, прежде чем она оттягивает ее.

– Я бы хотела посмотреть, как ты попробуешь.

Я захлопываю дверь спальни и заталкиваю ее в ванную, включаю свет и запираю нас. Ее щеки раскраснелись, розовые губы припухли, грудь тяжело вздымается, когда я подхожу к ней.

– Сними трусики.

– Гар…

– Сейчас.

Я играю с огнем, но не могу найти в себе сил для беспокойства. Мне всю ночь приходилось наблюдать за ней издалека, и все, что я хочу сделать, это попробовать ее на вкус.

Дженни двигается недостаточно быстро, поэтому я разворачиваю ее, прижимаю к стене и одним быстрым рывком сжимаю в кулаке ее трусики.

Одна рука обхватывает основание ее горла, другая опускается между ног.

– Угадай, что происходит, когда ты кричишь?

– Люди слышат, – хнычет она.

– Люди слышат. Ты хочешь, чтобы люди услышали?

Она ахает, когда я провожу пальцами по ее влажности.

– Нет.

– Тогда тебе придется быть хорошей девочкой и вести себя тихо.

Я поднимаю ее на руки, прежде чем опустить ее задницу на раковину, задирая платье вокруг бедер и широко раздвигая ее ноги. В зеркале отражение ее киски блестит от желания, и у меня текут слюни.

– Ты будешь следить за тем, как кончаешь для меня, и постарайся не шуметь, когда будешь это делать.

Ее широко раскрытые глаза с удивлением смотрят на меня, когда мои ладони скользят по ее бедрам. Когда я приоткрываю рот на ее шее, ее губы раздвигаются с хриплым вдохом, который быстро перерастает в стон, как только я глажу ее клитор.

Я киваю, слегка встряхиваю головой.

– Не самое удачное начало, солнышко.

Ее бедра приподнимаются, глаза умоляют меня, когда я прикасаюсь к ней, почти давая ей то, что она хочет, но в последнюю секунду забирая это.

Мой рот обводит линию ее шеи, вдоль подбородка, останавливаясь на ухе.

– Ты хочешь, чтобы эти пальцы трахнули тебя?

На Дженни приятно смотреть: она полностью обнажена передо мной, уязвима, когда смотрит на меня, ее голова на моем плече. Когда она кивает, я понимаю, что впервые за все время нашего знакомства лишил ее дара речи.

Может быть, именно поэтому я избавляю ее от страданий. Я удерживаю наши взгляды, когда погружаю в нее один палец. Когда ее рот приоткрывается в стоне, я зажимаю его свободной рукой, заглушая свое имя, слетевшее с ее губ.

Я погружаю второй палец.

– Что я сказал?

Ее руки лихорадочно тянутся назад, ища, за что бы ухватиться. Одна сжимает в кулаке мою рубашку, другая – раковину, и когда я нажимаю на ее клитор сильнее, быстрее, ее глаза закатываются к потолку, она стонет в мою руку. Мой большой палец находит ее клитор, надавливая, поглаживая, сводя ее с ума.

– Я хочу, чтобы ты встала на колени, когда мы вернемся домой, – шепчу я ей на ухо. Стенки ее тела начинают сжиматься вокруг моих пальцев, она бьется в моих объятиях, прижимая ступни к зеркалу. – И я хочу посмотреть, как глубоко ты сможешь заглотить мой член.

Дженни громко стонет, заставляя меня сжимать ее сильнее, и она начинает терзать мою руку между своих ног, пытаясь убрать ее, когда на нее накатывает оргазм.

Ее тело дрожит, она отказывается от борьбы. Голова откидывается назад, она выкрикивает мое имя мне в руку, и когда, наконец, успокаивается и приходит в себя, ее голубые глаза широко раскрыты и блестят.

Я накрываю ее рот своим, приоткрывая его языком, и она вздыхает, погружаясь в мои объятия.

Две минуты спустя я пытаюсь придумать, как сказать Картеру, что ему нужно продезинфицировать ванную в его свободной спальне, пока Дженни одевается.

– Иди убедись, что там никого нет, – шепчет она, доставая из шкафчика упаковку салфеток. – Я приберусь.

Я прокрадываюсь в темную спальню и приоткрываю дверь. Снизу проникают свет и шум, но коридор пуст.

Я на цыпочках возвращаюсь в ванную, где Дженни обнимает меня за шею и притягивает для поцелуя.

– Первый оргазм в новом году. Твердая шестерка из десяти, Андерсен.

– Или отсюда, солнышко. Я потрясаю твой мир ночь за ночью. – Взяв ее за мизинец, я тащу ее в спальню. – Я проверил. Там…

– Кто-то есть, – заканчивает за меня Кара, стоя в дверях спальни. – Это ты хотел сказать, да, Гаррет?

Позади меня Дженни съеживается, прижимаясь к моей спине, ее лицо выглядывает из-под моей руки. Рядом с Карой у Адама отвисает челюсть.

– Мы-мы-мы… – О черт. – Мы, э-э… – Думай, Гаррет. Думай! – Мы проводили дезинфекцию.

Адам закрывает глаза обеими руками.

– Нет, нет, нет, нет. Я не могу знать об этом! – Он разворачивается и бросается прочь по коридору. Он не успевает далеко уйти, судя по грохоту, который мы слышим, а затем по тому, как его прерывистый голос кричит: – Карааа.

– Да, мой милый ангел, – кричит она в ответ, не сводя с нас глаз. – Я иду!

Ее улыбка не дрогнула, когда она пронзила нас взглядом, постукивая красным ногтем по дверному косяку. Вся жизнь проносится перед глазами, когда я обдумываю все способы, которыми Картер причинит мне боль, будет медленно пытать меня, даже не убивая, просто чтобы иметь возможность проделать все это снова.

– Мы еще как собираемся обсудить это, – наконец говорит она просто, будто это не последний момент, когда у меня есть все конечности, и с этими словами она разворачивается и уходит от нас.

* * *

– Итак, все кончено.

– Кончено.

Дженни берет меня за руку и тащит в лифт.

– Потому что Кара сказала, что не расскажет.

Я киваю, нажимая на двадцать первый этаж.

– Так и было.

– Потому что она думает, что это было разово.

– Так и думает.

Дженни дрыгает ногой.

– Так что нам не стоит испытывать судьбу.

Я провожаю Дженни до ее двери.

– Определенно нет.

Ее рука дрожит, когда она вставляет ключ в замок, и когда она, наконец, открывает дверь, она смотрит на меня.

– Так мы договорились? Мы – все?

– Все, – шепчу я, наклоняясь к ней.

– Совсем все, – бормочет она, вздергивая подбородок.

Я вытягиваю шею.

– Все, как доеденный ужин.

Ее дыхание касается моих губ, теплое и сладкое.

– Воткни в меня вилку, с меня хватит.

Дженни с глухим стуком ударяется спиной о стену, когда мы врезаемся в нее, дверь за мной захлопывается. Я скидываю обувь, сбрасываю пальто и, не дожидаясь, пока Дженни снимет каблуки, срываю с нее платье и поднимаю ее к себе, обвивая ее ноги вокруг своей талии.

– Не все, – рычу я ей в шею, пока мы крадемся по коридору. – Ни хрена не все.

* * *

– Я думаю, мы сломали Адама.

– Мы определенно сломали Адама.

Дженни протягивает мне тарелку с холодной пиццей.

– С ним все будет в порядке?

Я проглатываю целый кусочек, прежде чем ответить, ведь мне нужно время подумать.

– Честно говоря, я не уверен. – Я пытался поговорить с ним на улице, но он продолжал закрывать уши руками и петь: «я не слушаю, я не слушаю». Он был изрядно пьян. Я мог бы притвориться, что это был плод его воображения.

Когда я заканчиваю, я ставлю тарелку на прикроватный столик и зеваю.

– Ты уходишь? – Дженни берет мою руку в свою, играясь моими пальцами. – Ты не мог бы остаться еще ненадолго? Мы могли бы пообниматься.

На моем лице медленно расплывается улыбка.

– Пообниматься?

Она пожимает плечом.

– Если хочешь.

– Если я захочу или если ты захочешь?

– Ты. – Она хихикает, отбрасывая мою руку, когда я тянусь к ее талии.

Я подползаю к ней.

– Знаешь, ты превращаешься в огромного плюшевого мишку. Кто бы мог подумать?

– Нет.

– Признай это, Дженни. – Я опрокидываю ее на спину, оседлав ее бедра, когда нависаю над ней. – Ты любишь обниматься. Тебе нравится обниматься со мной.

– Нет.

– Давай, Дженни. – Я толкаю ее носом в подбородок. – Признай это.

– Никогда.

Во второй раз за сегодняшний день мои пальцы опускаются на ее грудную клетку, и я с удовольствием наблюдаю, как Дженни извивается подо мной, визжа и хихикая, пока у нее не перехватывает дыхание.

Смеясь, я прижимаю ее к себе.

– Не могу поверить, что я когда-то так боялся тебя.

– Да, очевидно, мне нужно снова запугать тебя. – Дженни прижимается ко мне, кончики моих пальцев обводят ее лопатки, танцуют вниз по позвоночнику, к задней части талии. – Могу я тебе кое-что сказать, Гаррет?

– Конечно.

– Я не так-то легко завожу друзей. Мне трудно доверять людям. Я научилась мириться с тем, что мой круг общения невелик, но ты… ты сделал все лучше. – Ее сонные голубые глаза смотрят на меня снизу вверх, показывая мне уязвимость, которая скрывается за ними. – Я думаю, ты мой лучший друг. – Она опускает взгляд на мою грудь, ее щеки пылают. – Мне было бы действительно больно потерять тебя.

Взяв ее за подбородок, я заставляю ее посмотреть в мои глаза. Не знаю, что случилось, что дружба стала для нее такой сложной и недостижимой, что ее доверие стало такой ценностью, но она действительно очень сильно боится, что я просто уйду, что она все это потеряет.

Не потому ли она отказывается видеть то, что прямо перед ней, то, что у нас могло бы быть? Потому что она предпочитает дружить со мной, чем вообще ничего?

Я не могу обещать ей вечность, не тогда, когда не знаю, что ждет нас завтра, не тогда, когда она не готова идти по дороге, которая приведет нас от друзей с привилегиями к чему-то большему. Но я могу пообещать ей одну вещь.

– Лучшие друзья не теряют друг друга, Дженни. Я буду рядом, всегда. Обещаю.

ГЛАВА 21

МЕНЯ ЗОВУТ ГАРРЕТ АНДЕРСЕН, И У МЕНЯ ХОККЕЙНАЯ ЗАДНИЦА

– Черт, как же хорошо я выгляжу. – Картер вертится, рассматривая себя в зеркало. Он теребит лацканы своего сшитого на заказ пиджака. – Я бы сам себя трахнул.

Он передает телефон Эммету, прежде чем прижать ладонь к зеркалу в пол, выпячивает задницу и оглядывается на нас через плечо.

– Сфоткай. Собираюсь отправить Олли. Дам ей знать, что ее ждет сегодня вечером.

Эммет подталкивает табурет к Картеру.

– Подними ногу. – Он кивает головой, делая снимки. – Да, хорошо. Олли это понравится.

Адам скрещивает руки на груди, наблюдая за мини-фотосессией.

– Черт, эти брюки действительно хороши. – Он показывает на задницу Картера в его бордовом костюме. – Не похоже, что ты сможешь их растянуть, Картер. Я впечатлен.

Картер вытягивает руки и приседает, подпрыгивая.

– Это все стреч-ткань. Они фантастические. Попробуй.

Мы пробуем, все мы. Для ясности: мы – это вся наша команда. Все двадцать пять из нас стоят, полностью в дизайнерских костюмах, сшитые специально для спортсменов с мускулистой нижней частью тела, к низу брюки сужаются. Нас приглашают на массу различных маркетинговых и коммерческих съемок, но думаю, что, возможно, это – мое любимое. Я выгляжу потрясающе.

– Черт. – Я кладу одну руку на бедро, другую на левую ягодицу и делаю выпад вперед. – Они невероятные. Такие удобные. – Я погружаюсь в растяжку, чувствуя жжение в паху, постанывая. Как танцовщица, Дженни невероятно гибкая, а я нет. У нее появляются разные идеи, и я соглашаюсь на них, но, если быть честным, угнаться за ней порой бывает трудно.

Фотограф хихикает, делая мое фото.

– Это здорово. – Ее черные волосы собраны в тугой хвост, спускающийся до середины спины. – Забудьте о постановочных фотографиях. Мы должны были просто дать вам, ребята, волю. Вы все прирожденные модели.

Когда я улыбаюсь, она улыбается в ответ. Ее зовут Сьюзи, и я на 99 процентов уверен, что она флиртовала со мной последний час, в основном потому, что мой костюм, по ее мнению, нуждается в постоянной подгонке. Она милая, но я сказал ей не больше пяти слов. Большую часть моего мозга занимает дерзкая брюнетка.

– Ты потягиваешь себя за пах? – Спрашивает Картер, когда я выпрямляюсь и потираю пульсирующее место. – Что сделал?

Кончики моих ушей горят, затылок становится влажным, особенно когда глаза Адама встречаются с моими. Он не сказал мне ни единого слова о кануне Нового года. Возможно ли, что он забыл, или я просто достаточно глуп, что надеюсь на это?

Кара пообещала никому не рассказывать, но только с оговоркой, что это было разовая акция. Она была за то, чтобы это продолжалось постоянно, но сказала, что не сможет держать рот на замке, если это будет так. Я удивлен, что она сдержала свое обещание. Эммет всю последнюю неделю крутился вокруг меня без единого понятия, были ли какие-либо части моего тела внутри Дженни.

– Я поскользнулся на льду, – наконец объясняю я или вру, как посмотреть. – Да, я поскользнулся, и мои ноги, они подкосились, как… – Я раздвигаю свои указательный и средний пальцы, потому что, видимо, я думаю, что это требует иллюстрации, – Вот так. Так что… да. Больно.

– У Дженни есть потрясающая массажная штуковина, – говорит Картер. – Я называю ее «боксер». Она выбивает дурь из твоих воспаленных мышц. Тебе стоит позаимствовать ее.

– Я определенно сделаю это, да. Я позаимствую ее «боксера». – Хотел бы я перестать трясти головой.

– Попроси ее показать тебе, как им пользоваться. Ты будешь стонать без остановки.

Ага. Определенно.

Я все еще ищу ответ, когда Адам спрашивает:

– Еще раз, что сказать? – Он поправляет манжеты, оглядывая себя в зеркале. Он одет во все черное и выглядит чертовски подтянутым.

– Меня зовут Джексон Райли, и у меня хоккейная задница, – отвечает Джексон.

Адам прочищает горло.

– Меня зовут Адам Локвуд, и у меня хоккейная задница.

Я фыркаю.

– Добавь хотя бы немного изюминки.

– Да, вот так. – Картер снова кладет ладонь на зеркало, оглядываясь через плечо. – Меня зовут Картер Беккет, и у меня хоккейная задница.

– Скорее так. – Я прочищаю горло и вожу плечами, принимая позу: одна рука на узле галстука, другая на бедре. – Меня зовут Гаррет Андерсен, – я оглядываюсь через плечо, – и у меня хоккейная задница.

Картер отталкивает меня бедром с дороги.

– Меня зовут Картер Беккет, – бормочет он хрипло и низко. Он оборачивается через плечо, прищурив глаза, выпячивает бедро и проводит рукой по правой ягодице. – И у меня хоккейная задница.

Я поднимаю пиджак и низко приседаю, бросая тяжелый, обжигающий взгляд через плечо. Я берег его для того, чтобы заманить Дженни в спальню.

– Меня зовут Гаррет Андерсен… – Я подпрыгиваю на корточках, рука поглаживает ягодицу, и поднимаю брови. – И у меня хоккейная задница.

– Черт возьми, – бормочет Картер, медленно покачивая головой. – Да. Да, вот и все.

– Это здорово, – говорит Сьюзи, делая снимок за снимком команды хоккеистов, которые приседают, покачивают бедрами, похлопывают себя по задницам. – Вы, ребята, такие веселые и откровенные. Мы должны сделать пару групповых снимков, а затем видеооператор отведет вас в сторону одного за другим.

Она подходит ко мне и тянется к моему галстуку.

– У меня опять развязался галстук? – Я убираю руки в карманы брюк, когда она начинает возиться с узлом.

Она хихикает.

– Я не знаю, как это продолжает происходить.

Я тоже, потому что единственный человек, который продолжает прикасаться к нему, – это она.

– Этот костюм тебе очень идет.

– Спасибо. Мне тоже нравится. Он супер удобный. – Это технология растягивания ткани. Костюмы узкие в талии и ногах, но достаточно широкие, чтобы вместить наши толстые бедра и – как вы уже догадались – хоккейные ягодицы.

– Ты такой высокий. Какого ты роста?

– Сто девяносто сантиметров, – отвечаю я, игнорируя смешки Картера и Джексона.

– Вау, – изумленно бормочет Сьюзи.

Я показываю на Адама, пытаясь отвлечь ее внимание. Она милая, но я не пытаюсь дать ей никаких неправильных представлений.

– А он сто девяносто шесть.

Она едва удостаивает его взглядом.

– Да, он такой большой. Твоя девушка тоже высокая?

– Эм, я… – Я чешу нос. – У меня нет девушки. – Это не ложь, но так кажется.

Ее лицо проясняется.

– О.

– У тебя есть парень? – Спрашивает Картер, подходя с раздражающей ухмылкой на раздражающем лице.

Сьюзи мотает головой, выжидающе улыбаясь мне, и Картер обнимает меня за плечи, притягивая к себе.

– Ну разве это не здорово? Вы оба одиноки, и Гаррет хочет походить на свидания. Верно, приятель?

Ну, блять. Это нехорошо.

* * *

Беременные женщины пугают.

Дженни на полфута выше Оливии, а она все еще пытается спрятаться за диван, уклоняясь от пристального взгляда Оливии.

– Может, ты перестанешь так на меня смотреть? – Дженни наконец кричит на нее. – Я понимаю, тебе не нравится рождественский подарок, который я подарила Картеру! Я не планирую умереть сегодня!

Оливия агрессивно указывает на Картера, что стоит в центре их гостиной с микрофоном, напевая слова из телевизора.

– Две недели, Дженни! Он поет каждый день в течение двух недель!

– Ну, они были на выезде пять… – Дженни закрывает рот, увидев убийственное выражение на лице Оливии. – Да, поняла. Две недели. Караоке было ужасной идеей.

Дженни и Кара смотрят друг на друга широко раскрытыми глазами, пытаясь не рассмеяться, но когда Картер поворачивается и хватает Оливию за руку, поднимает ее на ноги и кружит, пока поет «Поцелуй девушку» из «Русалочки», они взрываются смехом.

– Ладно, Дженни, – тяжело дышит он, когда песня заканчивается, вытирая пот со лба. – Ты и я. «Холодное сердце»?

– Да, черт возьми! – Она вскакивает с дивана, хватает второй микрофон, и я не знаю, что, случилось с моей жизнью, ведь я двадцатишестилетний мужчина, провожу редкий свободный вечер пятницы, наблюдая за тем, как мои друзья поют в караоке песни из мультфильмов Disney.

И все же я бы ничего не стал менять. Просто есть что-то в том, как Дженни выглядит совершенно свободной и непринужденной, будто чувствует себя в своей стихии здесь, с этими людьми, достаточно, чтобы быть самой собой.

– Иногда, – вздыхает Оливия, – кажется, что их двое.

Я похлопываю ее по руке.

– И ты собираешься добавить еще одну. Так храбро с твоей стороны, Лив.

– Мне нужна помощь. Так много помощи.

Я хихикаю.

– Могу я принести тебе что-нибудь, мамочка? – Она уютно устроилась на диване, умудряясь выглядеть одновременно и неловко, и чертовски уютно. Ее беременный животик милый, но для такого маленького человека он слишком большой и отнимает у нее много сил. Я уверен, что ей больно.

– Я бы с удовольствием выпила чаю и съела «Орео». Картер положил печенье на холодильник, куда я не смогу дотянуться, а чайные пакетики в кладовке.

Адам неторопливо подходит ко мне на кухне, пока я готовлю чайник, выглядя чертовски неловко и к тому же немного напуганным.

– Послушай, приятель, – осторожно начинает он. – Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, чувак.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – пытается он снова.

– Спасибо, приятель. Ценю это. – Я наливаю кипящую воду на чайный пакетик, наблюдая, как он меняет цвет. – Я тоже хочу, чтобы ты был счастлив.

– Э-э, верно. Но для того, чтобы быть счастливым, ты должен, э-э… – Он нервно проводит рукой по волосам, обводя взглядом комнату, прежде чем наклониться ближе и прошептать. – Оставаться в живых.

Я сдерживаю желание рассмеяться только потому, что его беспокойство искреннее, а также потому, что не планирую умирать. Честно говоря, я удивлен, что ему потребовалось так много времени, чтобы прийти в себя. Держу пари, он кипел всю неделю.

Я украдкой оглядываю комнату. Все заняты, и самое главное, Картер все еще поет.

– Послушай, это было всего один раз. Это больше не повторится. – Врать Адаму кажется странным. Мне это не нравится.

– Этого вообще не должно было произойти, – кричит он шепотом. – Ты совершил ошибку!

Я вскидываю руки.

– Я все время совершаю ошибки, чувак! – Я кладу руку на грудь, чтобы успокоить свое прерывистое дыхание, пока ситуация не накалилась еще больше. К тому же, Кара наблюдает за нами из гостиной. Мне не нужно, чтобы она снова совала сюда свой нос. Это чудо, что мы вообще выбрались. – Послушай, все, что мы делали, это целовались.

– Ты сказал, что дезинфицировали!

– Да ладно, чувак! Ты вообще был пьяный? Что ты помнишь?

– Зачем дезинфицировать, если все, что вы делали, это целовались?

– Э-э, потому что Джен– она… неряшливо целуется. Да, супер неряшливо. Я думаю, у нее такое расстройство, из-за которого у нее выделяется больше слюны. – Я вздрагиваю. – Супер странно. – Она оторвет мне яйца, если это дойдет до нее. – Все равно хорошо.

Адам закатывает глаза.

– Отлично, потому что мне определенно было интересно, как она целуется в засос. – Он наклоняется ближе, свирепо бросая обвиняющий взгляд. – Для начала, что ты вообще делал в ванной наверху с ней наедине?

– Все ванные были заняты.

– Все ванные комнаты были заняты ровно в полночь, когда все праздновали наступление Нового года?

Я поджимаю губы.

– Угу.

Адам качает головой.

– Ну, а что вы с Карой делали, когда пошли вместе в ванную наверху? – Я уклоняюсь, а не обвиняю, но он все равно стучит кулаком по моему плечу.

– Потому что все ванные комнаты были заполнены после полуночи, когда нам обоим нужен был туалет, и Кара сказала, что ничего и никого не ждала, придурок.

Я фыркаю от смеха, потому что мне вроде как нравится видеть Адама раздраженным, обзывающимся и все такое.

Он вздыхает, проводит пальцами по своим темным волосам, в голубых глазах читается усталость.

– Ты обещаешь, что это было только один раз?

Я почесываю уголок рта, бормоча.

– Обещаю – скрещивая пальцы, надеясь, что однажды Адам простит меня.

– Значит, ты позвонишь той девушке?

– Девушке? Какой девушке?

– Девушке с сегодняшнего дня! Фотограф!

– Ооо, точно, точно. Она. Да, я собираюсь позвонить ей. – Уже удалил ее номер.

Сьюзи неплохая. Она была милой и очень дружелюбной. Если бы я был свободен, возможно, я бы пригласил ее куда-нибудь. Но я недоступен. Я не думаю, что я доступен. Верно?

Ну, в любом случае, она не Дженни, и это единственное, что имеет значение. Она единственная женщина, от которой я не могу отвести глаз.

Когда Адам, наконец, достаточно удовлетворен, она заходит на кухню.

Она берет кружку, и я наполняю ее горячей водой. Она опускает в нее чайный пакетик.

– О чем говорили?

– Просто хотел убедиться, что ничего не происходит.

Дженни прислоняется к стойке, пряча улыбку за кружкой.

– Бедный Адам. Мне неловко врать такому милому мужчине.

– Я тоже, особенно когда его главное беспокойство – остаться в живых.

Дженни хмыкает, кивая.

– Верно.

Я наклоняюсь к ней, и когда наши руки соприкасаются, я переплетаю свой мизинец с ее.

– Караоке было подарком для тебя или для Картера?

Дженни хихикает.

– Ну и что, что я тоже люблю петь.

– Я думаю, ты была рождена, чтобы играть на сцене.

– Рожденная сиять, детка. – Песня заканчивается, и Дженни, вскинув обе брови, смотрит на меня, убирая руку и направляясь в гостиную со своим чаем. – Следующий Гаррет! Он хочет спеть что-нибудь из Моаны!

Я бы предпочел этого не делать, но Кара вскакивает, заявляя, что споет со мной, и, прежде чем я успеваю опомниться, я уже спел половину песни, а Дженни все это время не перестает смеяться. Мне нравится быть причиной ее смеха.

Когда я наконец сажусь, запыхавшийся и голодный, Картер лопает мой пузырь счастья.

– У Гаррета свидание.

У меня отвисает челюсть, взгляд мечется к Дженни.

– Что? Нет.

– Ну, пока нет. Он получил номер телефона фотографа с сегодняшней съемки.

– Она-она-она… она дала его мне!

– Они все время флиртовали, – продолжает Картер. – Они были так увлечены друг другом.

– Нет, я-я-я… она была, но я был… Я был… – Черт. В ту секунду, когда мои глаза встречаются с глазами Дженни, она отводит взгляд, щеки ее заливает яростный румянец. Взгляд Кары мечется между нами двумя, по ее лицу расползается хитрая ухмылка. Адам просто выглядит чертовски измученным или разочарованным, а может, и тем, и другим.

– Я не флиртовал, – бормочу я, но слова теряются, когда Картер и Эмметт включают «За окном уже сугробы» из «Холодного сердца», исполняя ее дуэтом. Весь следующий час я украдкой поглядываю на Дженни.

К тому времени, как мы возвращаемся в квартиру, я совершенно сбит с толку. Она не смотрит на меня и почти не произнесла ни слова весь оставшийся вечер. Каждый раз, когда кто-нибудь обращался к ней, она просила их повторить слова. Я попытался обхватить ее мизинец своим под кухонным островком, когда мы все выстроились в очередь, чтобы наполнить тарелки, но она вывернулась и повела себя так, словно меня там не было. Максимум, чего я от нее добился, это вручение мне ключей от машины Картера и просьба отвезти ее домой, потому что она боится водить в снегопад.

– Приятно, что вы с Картером так близки. Это видно, просто наблюдая за вами двумя.

Она не отрывает взгляда от окна.

– Да, мы всегда такими были. Он мой лучший друг.

– И я тоже, верно? – Я толкаю ее в бедро и нетерпеливо хихикаю. Я не знаю, почему я ее толкаю. Все так неловко, и все, что я хочу сделать, это прикоснуться к ней, положить руку ей на колено, переплести свои пальцы с ее. – Дженни? – Я толкаю, толкаю еще раз.

Она бросает на меня быстрый взгляд, слабо улыбаясь. Я не думаю, что это ответ. Если это так, то мне это не нравится.

– Ну, ты мой лучший друг. – Потому что я не могу перестать говорить. – Итак, крепкая печенька. – Крепкая печенька? Черт возьми, пожалуйста, заткнись.

Я веду машину еще три минуты в жуткой тишине, и когда мы останавливаемся на красный свет, я больше не могу сопротивляться желанию убрать от нее руки. Я кладу ладонь лицевой стороной вверх, растопырив пальцы, и жду.

Дженни наблюдает за мной, но не заглатывает наживку, поэтому я пожимаю ей руку.

– Давай, Дженни. Возьми меня, блять, за руку, пожалуйста. Мне нельзя было прикасаться к тебе весь день, а это единственное, о чем я думал.

Уголок ее рта кривится, и этого недостаточно, но сойдет. Она проводит своей ладонью по моей, и когда наши пальцы переплетаются, и она сжимает мою руку, мои нервные окончания горят. Интересно, тепло ли ей от меня так же, как мне от нее. Ведь она словно кружка горячего шоколада после возвращения с мороза или выход на улицу весной и ощущение солнечного света на своем лице после долгой зимы.

Возвращаясь в квартиру, мы едем на лифте в еще большей тишине, но она нежно сжимает мою руку. Когда мы подходим к ее двери, она проскальзывает внутрь. Она слишком быстро начинает закрывать ее, прежде чем я успеваю зайти вместе с ней, и от этого мое сердце бьется слишком быстро. Она расстроена, а я не хочу, чтобы она была такой.

Она одаривает меня улыбкой, но я ненавижу ее. Она маленькая, грустная и немного застенчивая, наполовину скрытая дверью, за которую она держится, и на ее щеках едва видны ямочки.

– Эй, я побуду одна. Я очень устала.

– Ох. Хорошо. Ты уверена? Мы можем просто посмотреть фильм или что-нибудь еще? Я могу пощекотать тебе спину.

– Да нет, все в порядке. Просто пойду спать.

– Хорошо. – Я потираю затылок. – Эм… спокойной ночи, я полагаю. – Я наклоняюсь вперед, и она поворачивает лицо так быстро, что я бы даже не заметил, если бы не поцеловал уголок ее рта вместо губ.

И это, блять, отстой.

Между нами повисает тишина, пока мы смотрим друг на друга, отчего я будто весь чешусь. Не знаю, что между нами происходит. Знаю, что чувствую себя уже не так, как тогда, когда все это началось, когда все, чего я хотел, – это просто попробовать ее на вкус. Может быть, это моя вина, что я нарушил правила, дал ей больше, чем она когда-либо просила: фильмы, объятия, гребаные спортивки.