Текст книги "Поиграй со мной (ЛП)"

Автор книги: Бекка Мак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

– Да ладно тебе, – усмехается Адам. – Она плакала? Нет, она играла с тобой, как на чертовой скрипкой, вот что она делала. Она чертова Беккет, Райли. Пойми правила игры.

– Черт возьми, он резок, когда злится. Но я думал, что знаю, когда девушка притворно плачет, – когда я улыбаюсь, он упирается. – Черт возьми, она хороша.

– Вы не можете сказать Картеру, – умоляю я их. – Пожалуйста.

– Сказать ему что? – Джексон бросает взгляд через плечо. Картер сидит на восемь рядов впереди нас, откинувшись на спинку сиденья, в наушниках, лицо Оливии на экране его айпада. – Что ты трахаешь его младшую сестру?

– Нет, это уже не так. Я имею в виду, это было, – я зажмуриваю глаза, мотая головой. – Нет, мы… мы не…

Брови Джексон взлетают вверх.

– Ты ее не трахал?

– Мы занимаемся… другими вещами, – что я делаю? Мне кажется, что это неправильно.

– Правильно. Ради развлечения?

У Адама отвисает челюсть.

– Друзья с привилегиями? Нет. Из всех людей только не с ней, Гаррет.

– Нет. Я имею в виду, да. Я имею в виду, я не… – я потираю затылок. – Так все и началось, простое веселье, с правилами, так что ничего серьезного…

Джексон напевает.

– А теперь ты хочешь наплевать на правила.

Я не хочу того, чего хотел раньше. Ограниченного времени, отсутствия обязательств, свободы уйти, когда этого хочет любой из нас, гребаные правила. И я ненавижу, что рассказываю кому-то другому до того, как расскажу Дженни.

– Она мне действительно нравится, – шепчу я. Слова звучат странно, не потому что это что-то новое, а потому что это совсем не так. А потому что это первый раз, когда я произношу их вслух, я становлюсь честным с кем-то, кроме самого себя. Из-за страха потерять то, что у нас есть, мне приходилось проглатывать эти слова день за днем, хоронить их вместе со своими намерениями, со всеми своими надеждами.

Но теперь все не кажется таким безнадежным.

– Я пригласил ее на настоящее свидание после ее шоу четырнадцатого числа. Она сказала «да», так что… я думаю, я ей тоже нравлюсь. К тому же, она… – мой взгляд перемещается на Адама. Твердость проходит, возвращается сострадание. – Она моя лучшая подруга.

Адам долго смотрит на меня. Я знаю, почему он испытывает страх. По той же причине, что и я. Он вздыхает, вытирая лицо.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив. Пока Картер не вышел из себя.

Последнее, чего я когда-либо хотел, это причинить боль Дженни. Я просто не уверен, что этого оправдания будет достаточно для Картера.

Джексон, должно быть, чувствует мое поражение, потому что он вмешивается.

– Ну, ты сказал, что у тебя еще не было настоящего свидания. Сначала посмотрим, что из этого выйдет. Знаешь, убедись, что вы на одной волне и все такое. Когда ты поймешь, что дело к чему-то идет, тогда сможешь поговорить с Картером. Он действительно будет обижаться на тебя, если ты сделаешь его сестру счастливой?

Я не могу сказать, что когда-либо думал, что буду получать советы от Джексона или, что еще лучше, что мне будет это нравиться, но в этом есть смысл. Я не чувствую, что мне нужно ждать и смотреть, наладятся ли отношения между нами, но мне нужно убедиться, что это шаг, к которому она готова. Кроме того, это дает мне немного больше времени, вместо того, чтобы пытаться получить разрешение Картера встречаться с его сестрой на следующей неделе.

В конце концов, я бы хотел посмотреть сольный концерт Дженни, а не наблюдать за прямой трансляцией с больничной койки.

* * *

Дверь за мной еще даже не закрылась, а Дженни уже танцует по коридору, прыгая в мои объятия.

– Ты явно скучала по мне намного больше, чем я по тебе, – бормочу я в ее волосы. Она мягкая и теплая, когда прижимается ко мне, пахнет корицей и кофе и немного моим бельем. В ней все мои любимые качества в одном флаконе.

– Пф-ф. Это невозможно. Ты одержим мной, – она скользит вниз по моему телу и поворачивается, покачивая бедром. – Кроме того, я слишком отличклассная, чтобы так сильно скучать по тебе.

– Ты этого так просто не забудешь, да, – бормочу я, наблюдая, как она плавной походкой входит в мою кухню. – Во что ты одета?

Она оглядывается через плечо.

– У тебя проблемы со зрением?

– У меня в голове не укладывается мысль о том, что ты будешь слоняться по моей квартире в одних трусиках и моей футболке, в то время как меня здесь нет, чтобы насладиться этим, – она вручает коробку с пиццей. – И ты заказала ужин?

– Ты всегда голоден, когда возвращаешься домой. Ее принесли десять минут назад, так что она все еще горячая и… – ее веки приоткрываются, когда она вдыхает, – … она так вкусно пахнет.

Я голоден. Но хочу не пиццу.

Я неторопливо подхожу к Дженни, когда она, радостно мурлыкая, отправляет кусочек в рот. Она сглатывает, улыбается, и я хватаю ее за бедра.

– Эй, – шепчу я, прикасаясь поцелуем к ее губам. – Я скучал по тебе. Намного больше, чем ты скучала по мне.

Она откладывает ломтик, обнимает меня за плечи, когда я начинаю вести нас по коридору. Ее улыбка сегодня такая счастливая, глаза такие светлые, крошечные золотые искорки плавают в голубом бассейне.

– Я скучала по тебе. Щекоталка для спины, которую ты подарил мне на Рождество, великолепна, но ничто не сравнится с твоими пальцами.

– М-м-м. Тебе действительно нравятся мои пальцы.

Я стаскиваю с нее футболку – мою футболку – и бросаю ее на пол своей спальни. На ней нет лифчика, и ее соски затвердевают под жаром моего взгляда.

Кончики ее пальцев танцуют на моем галстуке, находят узел на шее, играют с ним, пока она смотрит на меня из-под темных ресниц.

– Эта штука никогда не поглажена, Гаррет, – бормочет она, медленно освобождая красный шелк. Она наматывает оба конца на кулаки и наклоняет мое лицо к своему. – Поцелуй меня.

Прижимая ее к стене, я беру ее за подбородок пальцами, наклоняя ее лицо к своему. На ее щеках играет румянец, теплые каштановые волны обрамляют ее лицо.

Прелестно изогнутые губки приоткрываются, дыхание прерывается.

– Чего ты ждешь?

Я провожу большим пальцем по ее нижней губе.

– Просто смотрю на тебя. Иногда я не могу поверить, что ты существуешь.

Прямо перед тем, как наши губы могут встретиться, я замечаю что-то синее на своей кровати.

– Что, черт возьми, это такое? – я поворачиваю ее голову в сторону гладкого дилдо, с выступом у основания, который делает с ее клитором то, что нравится делать моему рту. – Ты мастурбировала в моей постели?

Ее ресницы трепещут, на щеках появляются ямочки в дерзкой улыбке, когда она дергает за галстук, намотанный на кулаки.

– И что ты собираешься с этим делать, здоровяк?

Я отвечаю ей тем поцелуем, о котором она умоляла минуту назад, затем осторожно отпускаю ее пальцы от галстука, позволяя шелку проскользнуть сквозь ее руку, когда я убираю его.

Взяв ее руки в свои, я наматываю шелк на ее запястья.

– Ты доверяешь мне, Дженни?

– Да, – отвечает она без колебаний.

– Хорошо, – я дергаю за концы галстука, мгновенно затягивая его вокруг ее запястий, соединяя их между собой. Она ахает.

– Что ты делаешь? – слова переполнены удивлением, желанием. Она хочет этого – она, беспомощная; я, контролирующий ситуацию – так же сильно, как и я.

– В данный момент? Ничего, – я заставляю ее лечь на кровать и широко раздвигаю ее ноги. Она прикусывает нижнюю губу зубами, пока я продеваю шелк в изголовье кровати, фиксируя ее руки над головой. – Через минуту? Трахну твою киску, как мне заблагорассудится, пока ты не выкрикнешь мое имя достаточно громко, чтобы услышали соседи.

Ее кожа покрывается гусиной кожей, когда она дрожит, мое имя едва слышно слетает с ее губ.

– М-м-м, что-то вроде этого, – я провожу подушечкой большого пальца вверх между ее раздвинутыми ногами, где темное влажное пятно украшает бледно-розовый хлопок. Жар изливается наружу, и она приподнимает бедра над кроватью, отчаянно желая большего. – Но на полную гребанную громкость.

Вздох пронзает воздух, когда я опускаю руку внутрь, проводя пальцами по ее щели. Дженни дергается вперед, борясь с завязками.

– Тебе больно? – спрашиваю я. Она качает головой, тяжело дыша, когда я стягиваю трусики с ее ног. Я сгибаю ее колено, оставляя дорожку поцелуев на внутренней стороне бедра. – Ты в порядке? С этим? Или тебе было бы спокойнее, если бы я прекратил?

– О, – восклицает она, выгибая спину, когда я прикусываю ее бедро. – Еще, пожалуйста.

Я провожу кончиком языка по ее набухшему клитору и нежно касаюсь его зубами.

– Ответь на вопрос, Дженни.

– Боже, пожалуйста, не останавливайся, Гаррет, – умоляет она, когда я отстраняюсь. – Пожалуйста.

Медленно я ввожу в нее два пальца, наслаждаясь тем, как она сжимается вокруг меня. Я засовываю пальцы в рот, и глаза Дженни закрываются, когда она извивается, ища моего прикосновения, умоляя об этом без слов.

– Чертовски вкусная, солнышко.

Я протягиваю руку через смятые простыни, обхватываю пальцами свою замену. Маленькая палочка оживает, когда я нажимаю кнопку включения. Дженни как-то сказала мне, что это один из ее любимых видов, наравне с Индианой Боунс. Двойная стимуляция, сказала она; ты не можешь превзойти это.

– Сколько раз ты пользовалась этим? – спрашиваю я, проталкивая головку игрушки в ее щель, вращая ею вокруг ее клитора, наблюдая, как она дрожит.

– Один раз.

Я убираю его.

– Три раза, – отчаянно кричит она, и когда я медленно толкаюсь в нее, она стонет, откидывая голову на подушки. – Этого было недостаточно. Никогда ничего не бывает достаточно, если это не ты.

Эти слова нравятся мне больше, чем я готов признать, и когда я проталкиваю игрушку чуть дальше, когда изогнутая головка попадает в то место, которое ей нравится, она ахает и дергает за завязку. Мой большой палец накрывает маленькое дополнение к игрушке, ощущая силу всасывания. Когда я фиксирую его на ее клиторе, глаза Дженни закатываются, слова теряются в сдавленном крике.

Она извивается и стонет, раскачиваясь на игрушке, толкаясь в меня, когда я втягиваю в рот один розовый сосок.

– О ком ты думала? Пока трахала себя?

– О тебе, – всхлипывает она, бедра дергаются, спина выгибается. Она тянет за спинку кровати, пытаясь освободиться. – О Боже, Гаррет.

– О чем именно?

Ее голова откидывается назад, глаза закрываются, а звук вырывается из ее горла, когда я медленно вытаскиваю игрушку, а затем погружаю ее обратно внутрь.

– Я думала о том, как… ты трахаешь меня.

– Моим языком? Или пальцами?

Ее зубы прикусывают нижнюю губу, когда игрушка погружается в нее.

– Будь конкретна, Дженни.

– Своим членом, – визжит она. – Я хотела, чтобы это был ты внутри меня.

Наклоняясь к ней всем телом, я обхватываю пальцами ее шею, наблюдая за выражением ее лица, когда она поднимается к этой вершине. Становится все труднее быть нежным с ней. В последнее время все, чего я хочу, это наклонить ее, трахнуть так сильно, что она забудет собственное имя. Разорвать ее на куски, а потом собрать обратно. Я хочу, чтобы она кричала, что она моя, и я хочу, чтобы она говорила серьезно.

И я тоже хочу принадлежать ей.

– Как ты думаешь, тебе это понравится? – мой рот нависает над ее ртом, когда я толкаюсь сильнее, попадая в то место, от которого у нее перехватывает дыхание. – Когда я возьму тебя, ты хочешь, чтобы я делал это медленно? Ты хочешь, чтобы я был нежным? Милым? – я прижимаюсь губами к уголку ее рта, когда она тяжело дышит. – Или ты хочешь, чтобы я трахнул тебя жестко? Грубо? Ты хочешь, чтобы я показал тебе, как сильно я тебя хочу? Как я хотел тебя, блять, вечность? Как я мечтал об этом каждую гребаную ночь?

Мой взгляд скользит по ее лицу, по всем нежным чертам, которые я люблю, и когда я провожаю линию ее рук до запястий над головой, я обнаруживаю, что ее руки тянутся ко мне.

– Гаррет, – хнычет она, дрожа, когда я отпускаю ее горло и переплетаю свои пальцы с ее, наблюдая, как она балансирует на краю.

– Не волнуйся. Мы можем не торопиться, сделаем все это. Я не собираюсь отпускать тебя за эту дверь, когда ты станешь наконец моей.

Я вытаскиваю игрушку у нее между ног, прежде чем снова ввести ее в нее, и когда ее пальцы на ногах сгибаются, а спина выгибается дугой, я овладеваю ее ртом, проглатывая свое имя, пока она выкрикивает его.

Быстрым рывком за галстук я освобождаю ее от изголовья кровати и переворачиваю на другой бок, отрывая ее бедра от кровати, поднимая ее идеальную круглую попку в воздух.

– Я чертовски далек от того, чтобы покончить с тобой, солнышко.

* * *

Это тело обнимало меня столько раз, что я уже давно сбился со счета. Я видел, как ее густые ресницы нежно касаются скул, как размеренно вздымается и опускается ее грудь, пока она спит. Я чувствовал, как ее руки крепко обвивают меня, когда я двигаюсь, и не мог не улыбнуться, наблюдая, как в ее сне чуть хмурятся уголки губ. А потом они слегка поднимаются, когда я провожу подушечкой большого пальца по мягкому изгибу ее нижней губы, нежно касаюсь пальцем ее щеки или оставляю легкий поцелуй на ее лбу.

И все же я понятия не имею, каково это – засыпать с ней в своих объятиях. Крепко спать, когда ее ноги переплетены с моими. Просыпаться утром, когда ее теплое тело все еще прижато к моему, и видеть, как сияет ее лицо в солнечных лучах, льющихся из окна.

Я устал не знать, на что это похоже. Я больше не хочу мечтать об этом; я хочу жить этим.

Я выключаю телевизор и убираю пульт. Дженни шевелится, ресницы трепещут, голубые глаза пристально смотрят на меня. Жар приливает к ее щекам, когда она замечает, что я наблюдаю за ней.

– На что ты смотришь?

Я убираю волосы с ее лба, заправляя их за ухо.

– На тебя.

– Почему?

Почему? Почему, черт возьми, нет? Она красивая, моя лучшая подруга. Она заставляет меня улыбаться, даже когда ни черта не делает, и она живет бесплатно в моей голове двадцать четыре часа в сутки. Кто имел право делать ее такой великолепной?

Когда я смотрю на нее, во мне бурлят тысячи эмоций, и трудно выбрать только одну, чтобы сосредоточиться. Я хотел бы выразить это словами, но не знаю как.

Но есть одна вещь, которую я могу сделать.

Я обхватываю ладонями ее лицо, заставляя ее посмотреть мне в глаза. Она нервничает, нервничает больше меня. Но я не хочу, чтобы она нервничала; Я хочу, чтобы она была уверена.

– Останься, – шепчу я. – Прямо здесь, со мной. Пожалуйста, Дженни. Останься со мной.

Ее широко раскрытые глаза осторожно встречаются с моими. Этот страх начинает рассеиваться, оставляя меня с опустошающей улыбкой, которая разбивает вдребезги ее лицо, разжигает огонь в моей груди и согревает меня изнутри.

– Хорошо, – говорит Дженни. – Я останусь.

ГЛАВА 29

Я ТОЛЬКО ЧТО ЗАВЕЛА ДРУГА?

– Геля для волос нет, – бормочу я, копаясь в ящике. – Серьезно? Это у него волосы сами по себе так круто выглядят? Чертовски неправдоподобно.

Для ванной холостяка здесь удивительно чисто. Я бы даже впечатлилась, если бы не тот факт, что никак не могу найти то, что ищу. В итоге раздражение одерживает убедительную победу.

Пока его тщеславие вылилось в дьявольское количество ватных палочек, зубных палочек вместо нитей – что сразу добавляет Гаррету пару очков в моих глазах, – и целый арсенал триммеров для волос. Они все разные, но я не могу понять, зачем ему столько. Хотя жаловаться мне точно не стоит: всё, что он делает со своей щетиной, определённо работает. Особенно мне нравится, как она нежно щекочет меня между бедер.

Я рассматриваю флакон одеколона, прежде чем брызнуть им на свою футболку. Технически она принадлежит Гаррету, так что уже пахнет им, но еще немного не повредит.

– О-о-о, – я прижимаю ткань к носу и глубоко вдыхаю. От него всегда пахнет раем – свежестью цитрусов после душа, – но одеколон добавляет нотки землистого аромата, настолько выразительного, что я невольно представляю его в лесу, в клетчатой фланелевой рубашке, с топором в руках. – Такой восхитительный запах.

– Подглядываешь?

Вскрикнув, я захлопываю ящик стола, оборачиваюсь и вижу Гаррета в дверях. Он голый, что отвлекает. Лейтенант Джонсон очень жесткий и массивный, машет рукой в знак приветствия, что чрезвычайно отвлекает.

– Подглядываю? Нет. Я? Нет, – моя рука машет в направлении столешницы, где разложены его вещи, и я случайно смахиваю с нее его одеколон. Он в красивой стеклянной бутылочке, и я не могу выговорить название, так что, скорее всего, не смогу позволить себе купить еще такое же, если он разобьется у наших ног.

Наверное, поэтому я бросаюсь вперед, раскинув руки.

Гаррет просто протягивает руку и ловит бутылку, прижимая ее к груди, и я врезаюсь в него.

– С тобой все в порядке? – он не спрашивает, цела ли я физически и не чувствую ли боли. Он сомневается в моем здравомыслии, и по его тону видно, что он находит это забавным.

– Я искала зубную щетку, – я прижимаюсь губами к его ключице. – Я не могу поцеловать тебя с утренним дыханием. Это отвратительно.

Его сине-зеленые глаза затуманены, отяжелевшие от сна, когда он смотрит на меня сверху вниз. Если его сон был чем-то похож на мой, он был великолепен. Давно я не спала так крепко всю ночь, когда теплое тело Гаррета обнимало меня, его рука лежала на моем животе, лицо уткнулось в мою шею. Он действительно самый большой плюшевый медведь на свете, и я думаю, что, возможно, я тоже.

Он отпускает меня и подходит к столешнице, убирает свой одеколон и достает маленькую плетеную корзинку. Внутри находится розовая зубная щетка, резинки для волос, дезодорант, бальзам для губ, салфетки для снятия макияжа и небольшая коробка тампонов.

Узел сжимается у меня в животе, как сердитый кулак. Моя попытка подавить волну ревности, захлестнувшую меня, безуспешна. Я сглатываю и натягиваю улыбку на губы.

– Ты хранишь здесь женские товары для девушек, которые остаются у тебя в гостях?

Между его бровями появляются две морщинки, когда они изогнуты. Гаррет наклоняется ко мне, вытаскивает зубную пасту и кладет ее мне в руку.

– Нет, – он зацепляет большим пальцем мой подбородок и притягивает мои губы к своим, глубоко целуя меня. – Я храню здесь женские товары для тебя, – он хлопает рукой по моей заднице, прежде чем неторопливо вернуться в спальню, невероятно покачивая хоккейной задницей взад-вперед.

– Фу, – стонет он, поднимая с пола свои спортивные штаны. Он оглядывается через плечо, на его губах играет дразнящая улыбка. – Ты отвратительно пахнешь по утрам.

* * *

Танцы были моей жизнью столько, сколько я себя знала, но когда я потеряла своего отца, они стали моим спасением. Это был единственный способ, где я могла потеряться, выйти за пределы своей жизни, своих кошмаров и возвыситься над этим, пусть даже только на то время, пока длится песня. Не имеет значения, где я и с кем я. Я закрываю глаза, и музыка переносит меня туда, где я хочу быть.

Две сильные руки обхватывают мою талию, и в следующий момент я уже в воздухе. Ветер ласково бьет в лицо, пока Саймон кружит нас обоих. Когда мои ноги снова касаются земли, я мчусь через сцену, а слова моей любимой песни будто преследуют меня, отражаясь эхом в голове. Моё тело словно парит, когда я прыгаю, подпевая Джеймсу Артуру, который поет о двух людях, влюбляющихся друг в друга так же естественно, как падают звезды с неба. И тут в моем сознании всплывает лицо Гаррета. Этот внезапный образ застает меня врасплох, и легкая дрожь пробегает по телу, когда я задумываюсь о том, что он может значить.

Я никогда не была влюблена. Я думала, что влюблена, и когда Кевин разбил мое сердце, я думала, что любовь была причиной такой боли. Но с годами я поняла, что это было не так. Я была просто девушкой, той, кто жаждала принятия, близости, и я ухватилась за то, что он дал мне. Это была не любовь; это был усвоенный урок.

То, что у меня с Гарретом, кажется… другим. Уникальным и мимолетным, чем-то, от чего невозможно избавиться. Но я всего лишь половина целого; я не могу контролировать, когда кто-то другой хочет отпустить. Честно говоря, сталкиваться с чем-то, руководствуясь такой логикой, страшно.

Я учусь держать плечи расправленными и делать уверенные шаги, даже если внутри все дрожит от сомнений.

Но дело в том, что, какими бы неустойчивыми ни были эти шаги, они кажутся гораздо тверже, если в конце пути меня ждет он.

Чья-то рука сжимает мою, и Саймон улыбается мне, когда я открываю глаза. Он притягивает меня к себе, прижимая к своей груди, и его глаза опускаются на мои губы, когда его лицо нависает над моим, медленно приближаясь, когда песня подходит к концу. Мой пульс учащается, когда нас окутывает тишина, хотя я знаю, что он не сократит разрыв. Когда аплодисменты эхом разносятся по залу, мы отрываемся друг от друга, оба запыхавшиеся и потные.

Михаил вытирает несуществующие слезы.

– Прекрасно. Абсолютно сногсшибательно, – он поднимается по ступенькам боковой сцены. – Саймон, эмоции просто зашкаливают. Ты выглядишь абсолютно очарованным мисс Беккет. Дженни, ты выглядишь слегка напуганной Саймоном, но это работает, как будто ваша любовь вызывает трепет.

– Да, трепет, – я убираю волосы с влажной шеи. – Это определенно то слово.

– Мои бриллиантовые звезды, – бормочет он, подперев подбородок кулаком и пристально глядя на нас. – И, Дженни, ты все еще не хочешь поцеловаться в конце?

– Все еще нет.

Он поднимает руки в знак поражения.

– Ну что ж, ладно. Думаю, вы двое и так справились на ура. Никогда бы не подумал, что вы не настоящая пара, – он бросает взгляд на часы. – Ладно, у меня встреча в десять, а потом обед в «Рэпскэллионе». Вам лучше отправиться домой и отдохнуть. Вы это заслужили. Давайте не будем перегружать себя.

– Спасибо, Мик, – я хватаю штаны для йоги и натягиваю их на задницу. – Не забудь взять устриц. Это, – я подношу кончики пальцев к губам, целуя их, – поцелуй шеф-повара.

Саймон обнимает меня за плечи, когда я заканчиваю одеваться.

– Хочешь перекусить? Мексиканская кухня? Итальянская? О-о-о, как насчет тайской?

У меня урчит в животе.

– Я бы точно могла съесть что-нибудь тайское, но я направляюсь к Хэнку с Картером.

– Вечером?

– Не могу, – у меня дома крупный и чрезвычайно сексуальный хоккеист, который улетает позже вечером. Я планирую использовать наше скоротечное время.

Саймон прижимает руку к сердцу.

– Ты убиваешь меня, Беккет.

В моем смехе чувствуется легкость. С Саймоном все пошло гладко после его извинений. Наше предстоящее шоу означает много совместных тренировок допоздна и завершение на полу студии с коробкой еды навынос. Отношения были совершенно платоническими, и приятно иметь друга.

– Мы можем поесть завтра, – говорю я ему.

– Договорились, – обняв, он отправляет меня через парадную дверь, где у тротуара ждет Картер.

– Дженни, – довольно громко зовет Картер, размахивая руками. – Дженни! Я прямо здесь! – его ноги сокращают расстояние между нами, когда он хмуро смотрит на Саймона. – Дженни, – ругается он, беря меня под руку. – Что я тебе говорил о тусовках с придурками?

– Не делать этого?

– Чертовски верно, – он открывает мою дверь и ослепительно улыбается Саймону. – Пока, Стив!

Чрезмерно опекающие отцовские выходки Картера – особенно те, когда он пытается поставить меня в неловкое положение, выкрикивая мои имена и размахивая одной из тех дурацких надувных машинок, которые вы видите в автосалонах, – не поддаются раздражению, но я слишком счастлива, чтобы волноваться прямо сейчас.

Его поведение особенно удушающее после драки в кинотеатре с Кевином. Он винит себя, что абсурдно, но Картер всегда был из тех, кто думает, что мог бы сделать что-то лучше. Он думает, что должен был бросить все, чтобы быть со мной, когда Гаррет упомянул, что у меня был плохой день. Единственное, что хорошего из этого вышло, это то, что Картер не стал расспрашивать меня о том, что мы с Гарретом становимся ближе как друзья.

В любом случае, Картер, как всегда, был невероятно заботлив, так что к тому моменту, как мы добираемся до Хэнка, я уже разворачиваю свой бургер из «Макдональдса» и потягиваю яблочный хрустящий макиато из «Старбакса». Всё потому, что Картер ради меня заехал в два разных места.

– Как так получилось, что она пьет «Старбакс», а я пью кофе из «Макдональдса»? – ворчит Хэнк.

– Тебе нравится кофе из «Макдональдса»! Ты сказал, что предпочитаешь его!

– Я думаю, ты все выдумываешь, – возражает Хэнк, подталкивая меня локтем, когда Картер громко вздыхает. – Выводить его из себя – это так весело.

– Я полностью согласна, – я кладу Дублину кусочек своего коричневого хэша. – Вот почему мы с тобой такие большие друзья.

– Так как же получилось, что Картер заехал за тобой сегодня? Разве он не одолжил тебе одну из своих машин?

– Сегодня снегопад. Я всегда нервничаю, когда вожу по снегу, – и иногда случайно наезжаю на стоп-знаки на «Бенце» моего брата за сто тысяч долларов; подай на меня в суд, если хочешь.

Рука Хэнка ищет мою. Он сжимает ее, и мое сердце тоже.

– Все в порядке, милая. Сядешь за руль, когда тебе будет удобно.

– Я думаю, весной.

– Ну, и как ты тогда собираешься добираться до школы? – спрашивает Картер, пыхтя.

– Так же, как я делала раньше. На автобусе, – отвечаю я, наблюдая, как он разбирает свои сэндвичи и складывает все котлеты вместе. Он ведет себя ворчливо, но на самом деле у него хорошее настроение, потому что сегодня утром они с Оливией ходили на УЗИ. Так что я попытала счастье. – Гаррет подвез меня сегодня утром.

Технически, дважды. Один раз в школу, а до этого – на его лице. Оба случая были приятными, но первый определенно понравился больше, и причины очевидны.

Картер вскидывает голову.

– А?

Я делаю очень большой глоток кофе и киваю.

– Я столкнулась с ним сегодня утром. Он предложил подвезти меня.

– О, – Картер моргает. Три раза. Затем он подносит свой трехслойный сэндвич ко рту и откусывает огромный кусок. – О-тей. Это мило с его стороны.

– Тебе почти двадцать девять лет. Тебя убьет, если ты проглотишь еду, прежде чем заговорить?

Хэнк похлопывает меня по руке.

– Ты не можешь научить старую собаку новым трюкам. Картера нельзя изменить.

Возможно, но год назад я бы никогда не ожидала, что он будет сидеть здесь и воспроизводить звук сердцебиения своего нерожденного ребенка на повторе.

– Док сказал, что его сердце бьется со скоростью сто шестьдесят два удара в минуту. Уже быстрее остальных.

– Только ты можешь соревноваться в частоте сердечных сокращений плода, – бормочу я.

Хэнк ухмыляется.

– Полагаю, ты никогда не слышал бабушкину сказку о том, что учащенное сердцебиение – признак девушки?

Картер фыркает.

– Да, ладно, Хэнк. Как скажешь.

– Ирландия и я всегда хотели маленькую девочку, – задумчиво говорит Хэнк. – Пытались годами, и это разбило ее сердце, когда ничего не получилось. Мое сердце разбилось, потому что я не мог дать ей то, чего она хотела, а я хотел подарить ей весь мир, – он касается уголка своего глаза и улыбается, пожимая наши руки. – Возможно, это заняло намного больше времени, чем я думал, но в конце концов я получил свою девочку и моего мальчика. Может быть, ты немного более самонадеян, чем я себе представлял, но я все равно люблю вас обоих, и я знаю, что Ирландия привела тебя в мою жизнь.

У меня покалывает в носу и появляются морщинки.

– Я пришла сюда не для того, чтобы плакать, Хэнк. Прекрати вызывать у меня чувства.

– Кто-то же должен. Вы, Беккеты, обычно довольно закрытые, пока кто-нибудь не постучится в ваши стены, – его взгляд становится задумчивым, и я чувствую, будто он проникает прямо в мою душу, когда наконец фиксирует его на мне, словно видя меня насквозь. – Картер уже позволил кому-то разрушить свои стены. Когда ты позволишь кому-нибудь сделать то же самое для тебя?

* * *

– Дженни!

Я оглядываюсь через плечо, пересекая вестибюль. Моя походка могла бы выглядеть куда более впечатляюще, если бы я этим утром не натянула мокасины. Честно говоря, я просто торопилась. Гаррет сначала раздел меня, потом одел. Потом я случайно раздела его догола, а потом мы случайно оказались в душе. Я готова поспорить, что отпечаток плитки до сих пор красуется у меня на коленях. Суть в том, что у меня была ровно одна минута, чтобы натянуть чистую одежду и найти хотя бы какую-то пару обуви.

Эмили бросается ко мне от стойки консьержа.

– О, ты здесь. Слава Богу.

Я нажимаю кнопку вызова лифта.

– Я здесь живу. Где еще мне быть?

– Я жду уже целый час.

– Чего ждешь? Ждешь меня? Почему?

Она следует за мной в лифт, прислонившись к стене.

– Я потеряла ключи.

– Ну, не повезло.

Она смеривает меня равнодушным взглядом, показывая мне язык. Я тут же показываю свой.

– Для меня готовят новую связку, но она будет готова только сегодня вечером, так что мне нужно куда-нибудь пойти.

– Куда ты собираешься пойти? – спрашиваю я, выходя из лифта. Оглядываюсь через плечо и вижу, что она идет позади, сцепив руки под подбородком, а ее глаза сверкают так же ярко, как и обнадеживающая улыбка. – Да ладно. Ко мне?

– Пожалуйста, – умоляет она, когда я открываю дверь. – Гаррет – единственный человек, которого я здесь знаю. Я не думаю, что тебе понравится, если мы останемся вдвоем в его квартире, хотя я бы и не стала ничего предпринимать.

– Гаррет может делать все, что захочет, – думаю, это не ложь, но мне так кажется просто потому, что мне это не нравится.

Эмили закатывает глаза.

– О, да ладно.

– Мы не встречаемся.

– Конечно, Дженни. Вы не встречаетесь, и, разумеется, тебе абсолютно всё равно, если мы с ним останемся вдвоем на пару часов в его квартире. Потому что ты совершенно не ревнуешь. Ведь вы просто трахаешься, так что ничего страшного.

Скрестив руки на груди, я выгибаю бровь.

– Это такой способ получить приглашение в мою квартиру?

Она снова складывает руки вместе, надувая губы.

– Ты же знаешь, у меня нет вина.

– Да, Дженни, я знаю, – вот опять ее глаза. Я думаю, она закатывает их так же часто, как и я. – Мне все равно. Нам не нужен алкоголь, чтобы веселиться.

Уголок моего рта кривится, когда я понимаю, что всего несколько дней назад сказала Крисси почти те же слова.

– Пожалуйста? – она хватает меня за плечи и трясет их. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я стону, и она радостно кричит, взмахивая кулаком в воздухе, когда протискивается мимо меня и чувствует себя в моей квартире как дома.

Буквально как у себя дома. Она скидывает туфли, бросает сумочку и пальто на диван и начинает рыться во всем моем барахле. Ей требуется всего пять минут, чтобы добраться до последней остановки в моей квартире, которая является моей спальней, и я не смогла помешать ей пройти через все это. Она очень самоуверенная и любопытная, и отчасти напоминает мне Картера.

Эмили медленно оглядывается, напевая что-то под нос. Ее взгляд останавливается на маленькой тумбочке рядом с моей кроватью, ящик наполовину открыт. Я стремительно бросаюсь вперед, чуть не врезаясь в стену, и едва ли не валю ее с ног, чтобы отвлечь внимание. Мое хихиканье пронзительное и чертовски тревожное.